Quarta Filia
Право на скелет
Гюнтер смотрел на нее как на сумасшедшую:
–М-да… Бурная у тебя фантазия, конечно… Хотя – кто знает – всё может быть…
Она подошла к окну и стала смотреть на занимающуюся зарю. На горизонте уже светлело. Коротка июльская ночь.
– Мне бы хоть посмотреть, что там за дом в Лукоянове… Есть ли смысл там искать…
– Ну так поехали посмотрим, что там за дом.
– Прямо сейчас, в другой город?
– Ну а чего тянуть-то? До него ехать всего ничего.
– А поехали, – согласилась Аня – Прогуляемся в три ночи.
Они сели в его машину и выехали на междугороднюю трассу. Аня разулась и уютно устроилась на переднем сиденье, поджав под себя ноги.
– Мне нравится, что ты ездишь босая, – заметил Иван. – Надо тоже снять сандалики.
– Сандалики? Какая прелесть…
Он на ходу сбросил обувь и стал давить на педали босыми ногами.
– Да, в этом определенно что-то есть!
Занимался рассвет, и вокруг уже угадывались очертания деревьев и домов, а навстречу им, в конце шоссе, уходящего за горизонт, поднимались первые лучи Солнца. Шоссе было пустым – нормальные люди еще спали. Аня улеглась, положив босые ноги на переднюю панель перед лицом Ивана, и стала дразнить его. Включила радио. «Радио Этало-он» – запело оно.
– Что? Эталон?? – прыснула со смеху Аня.
– Лукояновское радио, – кивнул Иван, глядя на Анины ноги. – Другое здесь всё равно не ловит.
– Что за нелепое название? Хотя, ты знаешь, музыка вполне себе… и вообще… Удивлена. Пожалуй, это радио действительно может быть эталоном для некоторых других, городских радиостанций. – Она открыла окно и высунула в него ладонь, ловя сильные порывы врывающегося в машину предутреннего ветра и отбивая такт музыки ногами. – Эх,хорошо!..
– Твои ноги… Они отвлекают водителя… Я начинаю думать о… ну, в общем не о дороге…
– Ну вспомни про свой актиний! Радий, что там еще есть…
– Да я теперь из-за тебя вообще не могу адекватно таблицу Менделеева воспринимать! Ты перепрограммировала меня тогда своим актинием и у меня теперь обратная реакция начинается, когда я просто слышу словосочетание «таблица Менделеева»! – сказал Иван и прибавил скорость.
– Куда ты так несешься? Я боюсь!
Он посмотрел на нее:
– Ну ты и трусиха… всего боишься! – он остановил машину и вышел:
– Садись за руль!
– Я??
– Давай веселее.
Она перелезла на его сиденье. Он сел рядом.
– Поехали.
Аня не торопясь тронулась.
– Быстрее.
Аня осторожно ускорилась.
– Еще быстрее.
– Нет, я быстрее ста никогда не езжу.
– Ну тебе же хочется скорости – так возьми ее! Перестань ограничивать себя страхами! – сказал Иван и просунул свою босую ногу к педалям. Поставил свою ногу на Анину, и напрочь прижав ее к газу, «вдавил тапку до пола». Машина взвилась до 160.
– Что ты делаешь? – закричала Аня, вцепляясь в руль. – Мы же разобьемся!
– Значит, про нас напишут: они жили недолго, но счастливо, – ответил Иван, обнимая Аню. – Надо это один раз пережить, и страх больше не вернется. Не бойся. Я же доверяю тебе – значит, тебе можно доверять. И ты доверяй себе.
Дорога шла через высокие холмы, и машина то спускалась в низину, то взлетала до небес, но Аня не успевала замечать, как в низинах еще слоится туман, а по верхушкам холмов уже разливается багряное солнце. Руки ее занемели от напряжения. Но, постепенно привыкая, она «доверилась» Ивану и себе самой, и почувствовала, что от скорости можно получать удовольствие:
– Йе-ху! – кричала она, когда машина подскакивала на вершине холма. – Давай еще! Эге-гей!
Иван давно убрал свою ногу, а Аня вместо того чтобы сбавить скорость, добавила еще. 40 километров до Лукоянова пролетели на одном дыхании, и она с сожалением сбавляла скорость до 60.
– Первый раз в жизни я так быстро ездила на машине за рулем! – сказала Аня, перебираясь на другое сиденье. – Спасибо, что помогаешь мне бороться со своими страхами…
– Лучше сожалеть о том, что сделал, чем о том, о чем всю жизнь бесплодно промечтал, но так и не решился попробовать.
Они стали искать адрес, указанный на конверте письма от Лукьяна, и вскоре нашли: вместо ветхой избушки, которую они ожидали увидеть, на этом месте стоял чей-то коттедж. Понятно, что искать сокровища здесь не имело никакого смысла.
– Похоже, здесь без вариантов, – сказал Иван и развернул машину.
Днем на огонек заглянул дядя Паша. Он опять пришел, когда Гюнтера не было, будто специально выжидая момент.
– Дядя Паша! – Аня обрадовалась ему, как старому доброму знакомому. – Чаю хотите?
– Нет, спасибо, тороплюсь.
– И Ваню не дождетесь?
– Нет, я к Вам.
– Отлично, расскажите мне… что-нибудь интересное, – ей нравилось болтать с дядей Пашей обо всем подряд. Хотелось послушать его философские рассуждения. Но дядя Паша сегодня не отличался словоохотливостью и хорошим настроением. Он внимательно посмотрел на нее и вдруг выдал:
– Вот Вы девушка вроде бы не глупая. Я хочу вам честно сказать: Вам здесь ловить нечего. Ну, поживете Вы здесь две недели, три… А дальше что? Вы уедете, Ваня останется. Для Вас это не более чем легкомысленное увлечение, о котором Вы забудете через месяц, а для него отношения – это серьезно. Ничего личного, но я убежден, что Ваня на Вас никогда не женится. Тем более, что вы с ним слишком разные. Для счастливого брака нужно искать своего поля ягоду.
– Спасибо, что поделились, Ваше мнение очень важно для нас, – Аню зацепили его слова. – Но мы уж сами как-нибудь решим, будет у нас счастливый брак или нет. – Ей не хотелось больше находиться рядом с этим разочаровавшим ее человеком. А она к нему, как к родному… Еще какой-то деревенский мужик не решал за нее, как жить…
О визите дяди Паше она не стала рассказывать Гюнтеру. Слишком обидно было. Тем более, у него свой повод для огорчения представился.
У дома остановился полицейский УАЗик. Из него вышел человек в форме. Иван подошел к забору.
– Иван Николаич, вы ведь знали Антона Калинова?
Иван посерел лицом.
– Знал… Это мой одноклассник.
– Нам нужен человек на опознание… Вы готовы?
Иван кивнул и сел к ним в машину.
Аня еле дождалась, пока он вернется. Опять этот уголовник…
– Что случилось…с Антоном? – кинулась она к нему с расспросами, когда он вошел в дом.
– Плавал ночью. Не знал, что в этом месте браконьер поставил сети. Запутался и… – он замолчал.
– По крайней мере, это сделал не тот уголовник, – у Ани немного отлегло от сердца.
Иван скептически улыбнулся.
– Разумеется, не он… Только ты можешь объяснить, как лучший среди местных ныряльщиков мог утонуть в «неизвестной» браконьерской сети, если этим самым браконьером был он сам…
Аня помолчала.
– То есть сначала он «убрал» тракториста, а теперь еще и Антона?
– Не совсем… Сначала Антона. Он пропал почти сразу после «выписки» этого. Столько времени искали…
Какая жуть…
– Как же местные живут в таком соседстве? Встаешь утром и не знаешь, кто следующий?..
– Нет, «мирным жителям» можно не бояться уголовника. Ты никогда бы и не поняла, что он – убийца, если бы встретила его трезвым на улице. Он никогда не трогал «случайных» людей – только тех, с кем сводил личные счеты. Ну или по пьяни, конечно… Все знают, что тракторист и Антон перешли ему дорогу… В любом случае, вряд ли он когда-нибудь скажет, сколько человек убил на самом деле…
– Ты все время называешь его «этот» или «уголовник»… Как его зовут?
Гюнтер усмехнулся.
– Ты постоянно ищешь какую-то информацию, что-то раскапываешь во всех смыслах этого слова… А зачем тебе это? Ты уверена, что эта информация не будет для тебя лишней?
Аня насторожилась:
– Его фамилия?..
– Слушай, выкини его из головы и живи спокойно…
– Фамилия?!
– Нахимов.
– В смысле? Это тот самый, мой родственник из писем?..
– Он самый. Сын той старухи.
Аня судорожно переваривала информацию. Её родственник – убийца? Он виноват в гибели родителей Гюнтера? Прав был Ваня: иногда о родственниках лучше ничего не знать, чем знать такое.
– А ты ведь говорил, что у Нахимовых только ведьма живая осталась… А он сам, выходит, – мой троюродный дядя, что ли? – Аня не понимала, почему Гюнтер скрыл, что жив еще один Нахимов. Только ли потому, что само упоминание о нем было ему неприятно? Или он не хотел, чтобы Аня пошла к Нахимову со своими вопросами? Надо проверить…
– Интересно, а Нахимов знает что-нибудь про сокровища?
Гюнтер будто ждал этого вопроса.
– Ну сходи, спроси у него.
– Ну блин. Не обижайся. Ты же знаешь, что я чисто гипотетически спросила.
– Я уже ни в чем не уверен, уже не уверен…
– Сегодня Казанская – сказал Иван, открывая шторы на ослепляющих светом окнах. – Престольный праздник Ильинска.
Аня зажмурилась. Новый день пришел, есть шанс забыть все вчерашние неприятные разговоры, будто их и не было.
– Что значит «престольный»?
– Значит, главный религиозный праздник деревни. В каждой деревне он свой. Сегодня в Центре будут массовые гуляния. Все местные жители и гости «столицы» придут послушать поздравительные речи официальных лиц и выступления коллективов народного творчества!
– О как! Пойдем и мы? – предложила Аня. – Поздравительные речи – это тебе не закатывание катком дыр на дороге: пропускать нельзя!
– Пойдем, если хочешь.
– Ну, раз сегодня праздник – будем веселиться! Я хочу веселиться! – и она включила громкую музыку: «Навернопотомучто… Всё это моё чу-чувство…» Она стала скакать, танцевать и вертеть попой перед Гюнтером, который уютненько устроился в кресле и глядел на нее.
– Ты хотела недавно померить одежду из «новой коллекции»… Померь?
Аня остановилась.
– Может, не стоит?
– Я тут подумал: ты права, если всю жизнь хранить скелеты в шкафу, то к середине жизни их накопится столько , что вещи будет некуда складывать…
Аня внимательно посмотрела на него и не увидела хандры на его лице. Она осторожно открыла шкаф и достала с полки прямое желтое платье с белыми кармашками.
– О, 70-е! «В моде эпатаж с вызовом обществу: – вспомнилась ей статья о моде тех времен – яркие цвета, нестандартные принты, чудовищний клеш, бородатые мальчики…» Мода циклична, многое вернулось. – Она раскладывала на диване всю сокровищницу.
– Вот это надену. – Это было голубое платье в красный цветочек с юбкой-солнцем и широким поясом. Она быстро влезла в него и стала кружиться, так что юбка взлетала до ушей. – Почти как раз, только у меня для этого размера платья не хватает в некоторых местах…
Гюнтер подошел сзади и обхватил руками эти «некоторые места»:
– Кому не хватает? Мне хватает вполне…
– А теперь ты что- нибудь примерь.
– Да ну, не буду я…
– Давай, это весело! Померь!
– Не хочу… да и что, например?
– Ну, хотя бы вот эти штаны, – Аня достала из кучи смешные оранжевые клешеные брюки с высокой талией. – Тебе сильно пойдет. – Она села к его ногам и сама стала надевать их на него.
– Я сам. – Гюнтер взял цветастую тряпку из Аниных рук и стал впихиваться в штаны, которые оказались на пару размеров меньше нужного. Аня покатилась со смеху и стала помогать ему. Он вдохнул и штаны застегнулись.
– А у тебя, я смотрю, в некоторых местах, наоборот, перебор… Ничего, сейчас так модно! – и добавила подчеркнуто-гламурным тоном: – Это же fasion ! Будешь теперь так ходить на воскресную ярмарку!
Гюнтер выдохнул и пуговка от штанов покатилась по полу.
– А-а-а! – Аня хохотала, вытирая слезы. Гюнтер решительно стряхнул с себя штаны и сказал:
– Нет, на воскресную ярмарку я буду ходить в…– Он посмотрел на кучу шмоток и схватил первые попавшиеся зеленые клешеные брюки – вот в этих!
Они оказались размером побольше, и Ваня с успехом в них влез, закрепив этот самый успех желтой попугаичьей рубашкой с острым воротничком. Аня угорала.
– Ну, теперь, так и быть, можешь играть в моей песочнице! – разрешила Аня тем же гламурным тоном. Они встали перед зеркалом в позы суперагентов, прислонившись друг к другу спинами.
– Сделайте серьезные лица, господа! – сказала Аня, доставая телефон для селфи. Они оба нахмурили брови, как на паспорт.
–Раз, два…три! – и оба скорчили глупые рожи. Гюнтер взял телефон и стал сосредоточенно рассматривать фото:
– И почему я всегда так божественно получаюсь? Это же гениально… Fasion! – повторил он Анину присказку. Аня опять захохотала: – Ты и гламур несовместимы… Когда я слышу подобные слова в твоем исполнении, мне представляется картина Васнецова, на которой лысый Илья Муромец сидит на коне в зауженных джинсах, с дредами в бороде и с тоннелем в ухе. Гламурный богатырь!..
– Ну всё, мы готовы к выходу в свет! Пошли!
– Куда?
– В центр, на сельскую ярмарку!
– Что, прямо так?
– Ну конечно. Это мой лучший наряд.
Аня помедлила, но озорство взяло верх.
– А, пойдем! – для завершения образа она заделала себе на голове высокую прическу с «мочалкой», а Ивану нацепили «модную» кепку. Они вышли на улицу, хохоча, как ненормальные, но остановиться уже не могли.
–А-а-а… – Аня уже не могла смеяться, – ну мы придурки-и-и… – Хотелось хулиганить, хулиганство рвалось наружу, как у разбаловавших детей.
– Тебе-то еще что, а меня здесь всё село знает…Подчиненные будут… А я как клоун такой из машины выхожу… Точно, поедем на велосипедах! Эх, жаль самокатов нет…
Он пригнал из дома свой желто-белый велосипед, потом сгонял через пару домов и вывез с чужого двора еще один.
– Да у друга я взял, у друга! – ответил он на Анин вопросительный взгляд. – Поехали!
– Да не умею я, говорила же! Ничего, что я в последний раз на велосипеде в глубоком детстве каталась?
– Эх, плавать она не умеет, на велосипеде ездить не умеет… Да ты не жила, девочка моя! Поехали, по дороге научишься!
Аня села на велосипед.
– В детстве я каталась на велосипеде с ножным тормозом, а тут тормоз на руле.
– Ничего, привыкнешь!
Аня оттолкнулась и тут же, вихляя рулем, свалилась попой в крапиву на обочине.
– Ничего, еще разок, – поднял её Иван и подтолкнул велосипед… Третья попытка увенчалась успехом. Аня неуверенно крутила педали, петляя рулем.
– Я еду! Еду! Эге-гей! – и дух захватило от непривычной высоты и скорости. – Эх, понеслась душа в Рай! – вспомнилось ей очередное бабушкино выражение.
На повороте улицы прямо на дороге стояли несколько человек: немолодой мужчина играл на гармошке что-то веселое, а женщина пела, остальные были зрителями.
«Оказывается, не одни мы такие – народ развлекаем» – подумала Аня. Она остановилась, бросила велосипед и под аккомпанемент гармошки неожиданно громко спела матерную частушку. Веселые зрители засмеялись и захлопали. Только Иван удивленно вскинул брови. Один из мужчин-зрителей подарил ей букет душистого горошка. Аня довольно поклонилась и поехала дальше.
– Здрасьте, здравствуйте…– с ними здоровались все подряд: и дети, и бабушки. Гюнтер отвечал им и Аня тоже.
– Неужели ты всех их знаешь? – спросила она.
– Мало кого. У местных жителей на лето приехало много городских родственников, плюс из других деревень – на праздник.
– А они тебя?
– Вряд ли.
– А зачем тогда все со всеми здороваются?
– А что плохого в том, чтобы просто пожелать человеку здоровья?
Ане понравилась эта мысль и она стала первой кричать всем подряд: «Здравствуйте!». «Забавно – подумала она – в деревне никто не знает друг друга – и все здороваются, а в городе те же самые люди даже если и знакомы – проходят молча.»
В центре, на крошечной площади у мемориала воинам ВОВ, царило всеобщее оживление, было много зрителей. Общаясь, люди стояли посреди дороги, и машины медленно объезжали их.
– Вот уж не думала, что в деревне столько людей есть! – сказала Аня.
– Лето… Приезжих много, – отвечал Гюнтер. – А ты попробуй зимой хоть одного человека на улице встреть.
Здесь было шумно. Все нарядные, праздничные. Но самыми нарядными были, конечно, Аня с Ваней. Аня думала, что будет стесняться, но нет – она чувствовала себя в этом платье так гармонично, будто оно было сшито специально для нее. И ей так хотелось быть самой собой – пусть даже назло всем. «Если нам хорошо в этой одежде, то почему мы должны оглядываться на мнение других? – уговаривала она свой иногда включающийся мозг. – Мы не нарушаем приличий. И если душа моя хочет радости и праздника, то почему я должна сдерживать себя глупыми стереотипами поведения?»
Ещё Аня ожидала, что на них будут косо смотреть и показывать пальцами. Ей хотелось «эпатировать и бросать вызов» привычным устоям жизни общества и, главное, жизни своей собственной. Но большая половина людей, которые им встречались, не обращали на их наряды ни малейшего внимания, а некоторые по-доброму улыбалась, глядя на них. Все были в хорошем настроении. Три машины остановились прямо посреди дороги и водители, открыв окна, о чем-то болтали. Остальные объезжали их в пыли по обочине, не предъявляя претензий. «Попробовали бы они так в городе встать…» – снова сравнила Аня.
В Центре к ним начали подходить и подавать руку знакомые Ивана. Сначала пацаны и молодые мужики: «О, Вано!». «Это друзья» – думала Аня. Потом люди в возрасте: «Иван Николаич» – «Это с работы». «Ванюшечка…» – кокетливо улыбались какие-то девицы, беззастенчиво разглядывая Аню. «А это еще кто?!»
Пока Ваню отвлекли, Аня отошла, чтобы посмотреть, что происходит на «сцене». Сцена была организована на широком крыльце-веранде клуба, и на ней под громкую музыку танцевал какой-то детский ансамбль.
– Девушка, угощайтесь пирожками! – прервали ее размышления какие-то женщины. На расставленных прямо на улице столах с белыми скатертями гостеприимно стояли пироги в больших тазиках и ряженка в стаканчиках.
– Это пироги с черной смородиной, – приглашали её женщины. – А это с рыбой и рисом.
– Вы угощаете? Бесплатно? – удивилась Аня.
– Конечно! – засмеялись женщины.
– А что, так бывает?..
– Сегодня Казанская! Нужно есть пироги, особенно со смородиной! Их в каждом доме сегодня пекут…
– А два можно взять?
– Ну конечно!
– А три?
– Да кушайте на здоровье!
Аня так любила домашние пирожки. В городе пирожки маленькие и какие-то постные. А здесь огромные и сдобные. Аня наелась до отвала. Со смородиной пирожки были особенно душевны.
Когда она жевала, к ней подошел мужчина, которого она тоже где-то видела.
– Здравствуйте, с праздником! – улыбался он. – Ну что же Вы не приходите писать отказ от дома? Не все документы еще собрали?
«А, это мужик из сельсовета! – вспомнила Аня, – как же давно это было…» И, жуя, сказала:
– Да, Вы знаете, не все пока… Я ещё подумаю, отказываться ли… Все-таки 40 соток – это вам не шутка! Сколько картошки посадить можно…
– А я слышал, что Вы с Иваном Николаевичем в этом доме ищете сокровища Степана Разина.
«Офигеть! – подумала Аня. – Не успеешь на одном конце деревни кашлянуть – на другом все уже на твои похороны соберутся».
– Да что Вы, упаси Бог!.. Это моя покойная бабушка завещала мне корону королевы Англии.
Мужик опять заулыбался:
– А Вам на пользу пребывание в деревне! Вы так загорели, и настроение гораздо лучше стало!
– Конечно! Это всё местная сметана… Я ее каждый вечер на лицо наношу, и Вам рекомендую!
Гюнтер нашел ее и незаметно оттащил за рукав к мемориалу.
– Ну ты, мать, совсем распоясалась! Надо проверить, сколько спирта содержится в смородине… Поехали-ка дальше.
– Погоди, я цветы положу.
«Никто не забыт, ничто не забыто, – гласила надпись на мемориале, – Они погибли, защищая родно село» – и огромный список имен был напечатан ниже. «Как много имен…» – подумала Аня. Одних только Голиковых насчитала 8 человек. Положив к подножью свой букет душистого горошка, она отчалила с праздника.
Дальше была улица-гора – крутой подъем, незаметный на машине и такой ощутимый на велосипеде.
– Она так и называется – Попова гора, – комментировал Иван. – А по-официальному – улица Ленина.
– Как неожиданно, – заметила Аня. – Ни в одном другом населенном пункте нет такого названия…– она проехала всего несколько шагов вверх по горе и пошла пешком. Мышцы ног гудели. – Я не въеду.
–Давай-давай! – подзадоривал Иван. – Это всё твои пирожки виноваты, утяжеляют… Зато съезжать хорошо будет.
Аня еле вползла в гору.
– А теперь вниз! – и Иван лихо укатил вперед. Аня села на велосипед. Он поехал сам, постепенно набрав страшную скорость. Ветер хлестал в лицо. Было страшно и весело, будто летишь над землей! Аня отпустила педали, как повод лошади, и велосипед полетел птицей по середине дороги. Руль стал угрожающе юлить в разные стороны. «Сейчас я размажусь об асфальт», – ужаснулась Аня и рефлекторно стала притормаживать ногой. Но велосипед почему-то не тормозил! А вот уже и конец горы! Впереди перекресток!
– А-а-а! – завопила Аня. Иван уже ждал ее внизу:
– Тормоз на руле! – крикнул он. – Нажми!
Аня резко нажала на тормоз. Велосипед встал, как вкопанный, и Аня по инерции перелетела через руль. Иван вовремя подбежал и поймал ее.
– Далеко собрались, сударыня?
– Да я тут мимо пролетала… Решила заскочить к Вам на огонек…– Аня, смеясь, обхватила его руками за шею – и что бы я без Вас делала… – она поцеловала его.
– Заглядывайте ко мне почаще, сударыня… Потому что огонек в мою одинокую жизнь приносите именно Вы… – он поцеловал ее в ответ.
– А ты мне никогда так не говорил… и не ловил никогда, кстати, – вдруг раздалось за их спинами.
Они обернулись. На перекрестке, который Аня с Ваней перегородили собой и упавшими велосипедами, стояли две машины и ждали, когда дорога освободится. В открытые окна и двери одной высовывались дети и их мама. Папа стоял рядом и курил. Во второй сидела интеллигентная пожилая пара. Все смотрели на Аню с Ваней.
– Я себе тогда такую шишку здоровую набила – продолжала мать семейства, – а ты только подорожник прилепил и сказал: «До свадьбы заживет!»
– Ну зажило же… – отозвался курящий мужчина.
– Не расстраивайтесь так, дорогая! – донесся голос интеллигентной женщины постарше, из второй машины. – Я бы сейчас была счастлива, если бы мой муж прилепил мне подорожник… Просто не все умеют выражать свои эмоции должным образом… Бывают такие неловкие… такие неумелые… – она подбирала нужное слово, – такие… Козлы! – неожиданно закончила она и с выражением посмотрела на своего мужа. Пожилой мужчина вышел и молча пожал руку Гюнтеру.
Тот поставил Аню на землю и быстро растащил велосипеды по краям дороги. Машины проехали дальше.
– Никогда бы не подумала, что простой велосипед может принести столько адреналина… – сказала Аня.
Домой они добрались только поздно вечером. Все знакомые, которых они встречали на улице, буквально тащили их в гости и никак не отпускали. Кто как праздновал Казанскую – кто жарил шашлыки во дворе, сидя на орущих музыкальных колонках вместо табурета; кто нырял в гигантскую бочку на огороде, кто звал ловить рыбу на Алатыре – каждый сходил с ума по-своему. У всех играла громкая музыка, стоял радостный галдеж, под ногами шныряли дети, тайно хватая со стола конфеты, и у всех были пироги со смородиной.
В конце концов, когда к очередным хозяевам, у которых гостили Аня и Ваня, во двор зашел не знакомый никому пьяный мужик и попросился лечь поспать, Аня решила, что пора домой. Воспользовавшись паузой, пока хозяева укладывали на веранде неизвестного гостя, они распрощались и уехали домой.
Она устало разоблачалась в своей комнате, в тишине после шумного праздника.
– У тебя вся деревня – родственники?
– Да нет, не вся… Есть счастливые исключения, – улыбнулся он и помог ей стянуть яркое платье. – Просто здесь люди проще. В жизни так мало поводов для праздника в душе, что нужно придумывать их самим почаще. К тому же обычай такой, сама знаешь, – путников накормить и спать уложить. Русское гостеприимство, если хочешь. Сохранилось, видимо, с тех пор, когда путешествия были долгими и тяжелыми, и не впустить путника в дом на ночь – значило оставить его погибать на морозе… Ты слушаешь?
– Да, я просто задумалась: вроде ничего такого особенного в сегодняшнем дне и не было, а столько душевных впечатлений осталось. Как там ты говоришь? Маленькие радости?
– Да, – он прижал ее ладонь к своим губам. – Простые человеческие радости. И обрати внимание, этот день прекрасно прошел без поиска сокровищ.
– Расплети меня? – Аня ушла от больной темы. Ей было приятно, как он копается в ее волосах, пытаясь распутать заколку. – Тебе понравилась моя прическа сегодня? Такая высокая «шишка» нравилась мужчинам в 70-е.
– Запомни, бесценная моя, – он, наконец, распустил «мочалку» и с наслаждением окунул свое лицо в ее длинные волосы, потом намотал их себе на руку и притянул ее за волосы к себе. Обнял сзади. – Всем мужчинам во все времена нравятся длинные распущенные волосы… Всё остальное – ханжество, – он поцеловал ее в шею. – Кто-то сегодня, помнится, попой в крапиву сел… Давай натру кремочком…
Среди ночи она неожиданно нащупала рукой под подушкой что-то холодное. Это была ее вилка! Аня вспомнила, как хотела в первую ночь воткнуть ее в спину Гюнтера, если он надумает приставать к ней, и ей стало смешно.
– Ты чего? – поднял голову Иван.
– Да так, глупости… Просто подумала: а что такое, интересно, снилось самому Менделееву, если, просыпаясь, он целую таблицу придумал…
– Вставай, красавица моя! – Гюнтер стоял над ней в спортивных шортах.
Аня мгновенно вскочила и схватив из-под кровати тапок, замахнулась им на Гюнтера:
– Опять на зарядку?! Я тебя предупреждаю: когда меня рано будят, я не только неадекватная, я еще ругаюсь, как сапожник, и могу залепить по уху всем, что попадется под руку!
– Спокойно, спокойно. Я передумал. Спи.
Аня с облегчением вздохнула и бабахнулась назад в нагретое «гнездо» под одеялом. Он присел рядышком.
– Слушай, а ты можешь спать так же замечательно, как сейчас, но только на улице? Мне так хочется, чтобы ты была рядом, что бы ты ни делала…
Аня заулыбалась с закрытыми глазами. Как-то само по себе начало «вставаться». Он достал из-под одеяла ее ногу и стал целовать пальцы и щиколотки.
– Ну побудь со мной… Ну не хочешь двигаться – хоть поработай моим «утяжелителем».
Аня окончательно «растаяла» и села в кровати.
– Да фиг с тобой… Пойдем. И как ты это делаешь…
Она болталась на нем, пока он подтягивался, сидела на нем, пока он бегал и стояла с тапком в руке, пока он обливался.
– Ладно уж, – зевнула она, убедившись, что попыток облить ее больше нет. – Пожалуй, разбуди меня и завтра тоже…
Потом Гюнтер отжимался, а она по новой традиции работала «утяжелителем». Лежа на его спине, она со скуки листала книгу про галогениды.
– Неужели тебе интересно это читать?
– Ну физика мне, конечно, больше душу греет, но для разнообразия и это подходит. Уж лучше книги, чем телевизор. Его я смотрю только тогда, когда хочу отключить голову, отвлечься от мыслей, чем-то не обязательным и глупым забить мозг.
Аня поглядела на игру его мышц, потрогала и задумчиво спросила:
– Знаешь, что в тебе самое сексапильное?
– Что?
– Ум.
Она встала, убрала галогениды, взяла пачку оставшихся писем и, вернувшись в исходную позицию, стала их дочитывать. Всё чаще и чаще посещали ее мысли о том, что есть еще одна ниточка информации о ее бабке, которая осталась непроработанной. Нахимов. Возможно, он мог бы рассказать что-то про бабу Шуру. Но связаться с ним – значило бы плюнуть в душу Гюнтеру… Да и как найти его, если его и полиция найти не может. Но если бы представилась возможность… Озвучивать эти мысли при Гюнтере она не стала. Он и так думает, что она ради сокровищ на всё готова…
– Кто эта женщина, писавшая с адреса Лукьяна? «Пусть Анна Матвеевна не беспокоится, в нашем доме места хватит на всех. Это наш дом, и мы сами решим, кто здесь будет жить, а кто нет. Не пишите нам больше. Дайте обо всем спокойно забыть», – она замолчала, напряженно соображая. – Слушай, я поняла! – вдруг вскочила она со спины Гюнтера. – По ходу, он отнял у нее ребенка! Аню! Настоящую! – она сказала это таким тоном, будто раскрыла величайшую тайну Вселенной. Гюнтер спокойно отжимался дальше.
– Три вопроса, – сказал он. – Номер один: кто? Номер два: у кого – у нее? И номер три: какого еще ребёнка?
– Да как же ты не понимаешь! – разгорячилась Аня. – Помнишь, у бабы Шуры был незаконнорожденный ребенок! У той, которая старая дева! А этот Лукьян пришел и забрал его!
– Зачем? Нет, это не логично. Судя по переписке, баба Шура хорошо знала адрес этого Лукьяна. Почему тогда она, вместо того чтобы пойти и забрать своего ребенка обратно, на протяжении нескольких лет переписывается с ним? А он адекватно отвечает?
– Не знаю я! Может, она боялась его! Или еще почему-то…
– Ну тогда ложись обратно и думай.
Аня легла обратно ему на спину и продолжила читать.
– Много у тебя еще осталось непрочитанных писем?
– Нет, уже немного. Вот эти «старые» – она бросила прочитанное письмо в большую кучу бумаг. – А вот эти «новые» – и она взяла из маленькой кучки очередное письмо.
– Слава Богу… Твои родственники уже замучались в гробах вертеться….
Аня, стоя за занавеской с чашкой кофе, незаметно смотрела в окно.
– Какие-то странные у тебя соседи…Что они делают? Варят еду в кастрюльке на костре посреди огорода? Целая компания со стопками? У них День рождения, что ли?
– Обычная картина: готовят завтрак.
– А на плите им чего не готовится? Скучно?
– У них газ уже несколько лет как отключен за неуплату. Они зимой печку топили досками, которые отрывали от собственных сеней. Холод тоже не тетка… Они не работают нигде, пьют.
– Кошмар! И хочется им жить как скотина!
– Да тут полдеревни так инициативно живут, они не одиноки… Работать негде, молодежь уезжает в город, а кто не уехал – в основном, обречен жить так же. Деревня вымирает…Мне жаль нашу деревню.
– Ужасно! Напиться и забыться – и никаких проблем!
– Да чем же они тебе так не угодили? Отстаньте вы все от них, они ничем не хуже других – никого не трогают, не воруют и не убивают. Это их право. Их жизнь и их выбор. Пусть живут как хотят. Посмотри, они всем довольны – счастливые люди, между прочим! Мало кто может похвастаться, что счастлив. Не осуждай их…
– Я бы так жить не смогла…
– Ну и слава Богу! Радуйся, что у тебя моральные запросы выше.
– Просто в городе в принципе алкашей меньше.
– Да не факт. К тому же, в городе свои заморочки. Это крест нашего века: мы не умеем радоваться. И вроде всё есть, живи-не хочу, но ничто не радует и ничего не хочется. Нет ни больших, ни маленьких радостей. Еды полон холодильник – а хочется чего-нибудь «такого», особенного. Есть удобная одежда, но в ней не выйду в люди, если она не брендовая. Есть любимая работа – но ее придется сменить, если она не престижна и приносит мало дохода. Со «странными» людьми не общаются, нищих стыдятся, инвалидов обходят стороной… Люди в деревне спиваются, а в городе сидят с гаджетами сутками напролет, уходят от реальности. Молодежь слоняется, не знает, чем заняться, ничего не хочет, будто все разом заболели. Сейчас столько возможностей для творчества, для образования и саморазвития, для отдыха на природе – но большинство из нас добровольно выбирает зомбирование мозга интернетом и телевидением. У наших бабушек не было и нет ничего! Война, послевоенные годы, тяжелая работа «за палочки» – но послушай, с какими теплотой и позитивом они вспоминают свою жизнь! Они были счастливы!
