Quarta Filia
Право на скелет
Неожиданно он остановил машину посреди дороги, выбежал и, как был, в рубашке и джинсах, сиганул с небольшого обрывчика в воду. Вынырнув, стал плавать и нырять, совсем как дельфинчик. Аня невольно залюбовалась.
– Ты хорошо плаваешь! – крикнула она ему, открыв свою дверку.
– У нас все хорошо плавают… Алатырь обязывает. Иди ко мне? – позвал он.
– Нет, простите, я забыла свои парадные лифчик и семейки дома! – фыркнула Аня, вспомнив «купальные костюмы» местных.
– Ах да, простите, сударыня, и я забыл, что вы городская цаца, – раскланялся в воде Гюнтер. Аня вышла из машины и встала над обрывчиком.
– Мое платье, к счастью, стоит слишком дорого, чтобы я портила его Вашей грязной водой, Гюнтер! – парировала Аня.
Гюнтер подплыл поближе и встал напротив нее. Вода была ему по подбородок.
– Тогда позвольте мне взять эту обязанность на себя, сударыня, – и он плесканул на ее платье ледяной водой. Аня взвизгнула.
– Ну всё, я раздавлю тебя, презренный раб! – крикнула она и хотела вдавить его голову в воду босой ногой.
Он увернулся, и Аня с визгом занырнула в воду с головой. Ледяная вода обожгла ее тело тысячей иголок! Аня захлебнулась, вынырнула и с ужасом поняла, что не чувствует под собой дна! В панике начала бултыхать руками по воде и уцепилась за единственное твердое, что под них попалось, – плечо Гюнтера. Ничего не соображая от страха и холода, подтянулась поближе и залезла на него как обезьянка – с руками и ногами, трясясь от холода и страха и инстинктивно прижавшись к нему всем телом – какой он тепленький… тепленький…
– Спокойно! Я держу тебя, – тихо сказал Гюнтер. Он действительно крепко прижал ее к себе, и Аня увидела перед собой его голубые глаза. Ей стало жутковато – он глядел на нее взглядом голодного волка. Она сразу пришла в себя и замерла: «Боже, что я делаю – вишу полуголая на шее у мужика, даже имени которого я не знаю… Но какой же он притягательный…» Избыток эмоций перехватывал дыхание, оглушал. Гюнтер брал власть над ней одним своим волчьим взглядом, и хотелось ему подчиняться…
«Нет, я не могу! Это всё неправильно!» – Аня преодолела себя и отодвинулась от него подальше.
– Извини. – Тихо сказала она. – Я не хотела…
И, сама не поняв, чего же именно она «не хотела», оттолкнулась от Гюнтера и по-собачьи поплыла к берегу. Когда она выходила из воды, новая волна стыдливости и вместе с тем ощущения собственной соблазнительности охватила ее: ее дорогое платье облепило всё тело, выставляя напоказ всё, что можно и чего нельзя… Она быстро посеменила в машину. Гюнтер молча стоял в воде и смотрел ей вслед. Простояв так еще пару минут и о чем – то размышляя, он, наконец, вышел и они поехали дальше, делая вид, что ничего не случилось, и Аня только искоса бросала взгляд на его широкую грудь в облепившей ее мокрой рубашке.
– Вчера в тебе убралось столько еды, что ты напомнила мне стишок про Робина-Бобина… – говорил Гюнтер, чистя картошку огромным ножом. Они разместились на светлой кухне. Пока он хозяйничал, она достала полученную в Починках пачку грустных документов из бабушкиного комода. Пачка была дольно внушительной – письма, фотографии, записки и даже какие-то платежки. Разложив всё это на кухонном столе, Аня по очереди их просматривала.
– Это я только здесь, в деревне, столько ем… Не понимаю, зачем хранить столько старья?
– Значит, эти вещи были ей дороги…
Писем было много, а отправителей мало – в основном они повторялись: Анина бабушка; родственница из Нижнего; письма самой бабы Шуры – очевидно, их кто-то вернул; какой-то мужик со смешным именем Лукьян.
– Смешно: – заметила Аня – Лукьян из Лукоянова… Одни лУки какие-то… Будто другой еды не было, чтоб в честь нее назвать людей и населенный пункт. А у нас одни Анны. Что у людей с фантазией?
Потом посмотрела фотографии. В основном, это были черно-белые, советские старые «карточки» с неизвестными Ане людьми. Смотреть их было не интересно – она даже не знала, кто из этих людей баба Шура, кто баба Нюся, а кто пятиюродная тетушка. На одной фотографии вообще были изображены чьи-то похороны.
– Ну капец фотография…– удивилась Аня. – Никогда не понимала, зачем такие фотографии делать… Кому в радость? Ладно хоть трупак крупным планом не сфоткали… – она убрала фотографии подальше и вернулась к разбору писем. – Надо разобраться с иерархией старушек. Моя прабабка – Анна Матвеевна. У нее две дочери – покойная Шура и моя бабушка. У Шуры детей нет, у моей бабушки единственная внучка – это я. – В руки ей попал пожелтевший конвертик, которые особенно просила передать баба Шура. «Моей внучке Анне на день ее 20-летия. От Анны Матвеевны». И дата. – И вот, значит, моя прабабка пишет письмо какой-то «левой» внучке, которой никогда не существовало, по имени Анна. Интересно, а если бы меня звали Ефросинья, то письмо бы мне отдали? Или его бы никто никогда не получил?
– Я сварил тебе настоящий деревенский борщ, чтобы ты, наконец, наелась, – не обращая внимания на ее размышления, Гюнтер торжествующе поставил на стол огромную кастрюлю. – Моя бабушка всегда говорила: кушай супчик – и будешь толстый и красивый.
– На мясном бульоне?
– Конечно. Куча мяса. Давай ешь!
– Прости, но я не ем трупную вытяжку даже в порядке исключения, – в задумчивости сказала Аня, не заметив, что Гюнтер немного расстроился.
– Ну и чем мне тебя тогда кормить?
– Ну… я бы, конечно, съела вареной фасоли и спаржи.
– Боюсь, вареной фасоли и спаржи в местном магазине не водится. Могу предложить картошку с салатом из помидоры и огурцов.
– Давай… Моя прабабка Анна умерла, наверное, лет 50 назад, я не знаю. И письмо, судя по дате, написано примерно тогда же.
Конверт был распечатан. Видимо, кто-то прочитал его раньше Ани. Может быть, сама баба Шура? Но почему она не передала его по назначению? Тоже не знала никакой внучки Анны и решила разобраться? Возможно, ее мать дала это письмо ей перед смертью? Или она сама его нашла, разбирая архивы. В любом случае, при чем здесь сама Аня и зачем этот конверт особенным образом просили передать ей?
Аня достала из конверта листочек, выдернутый из советской ученической тетрадки. В письме было всего несколько строк, написанных старческим почерком. Аня зачитала их вслух: «Дорогая моя внучка Анна! В своем доме я оставила тебе немного безделушек, которые принадлежали нашей семье. Пожалуйста, найди их, для меня это важно. Мне хотелось бы, чтобы часть из них ты оставила себе на память, а остальными правильно распорядилась. Анна Матвеевна.»
– Какие еще безделушки? И где именно в доме? – ничего не поняла Аня.
– Похоже, прабабка для тебя сокровища несметные зарыла, – пошутил Гюнтер.
Но Аня задумалась серьёзно.
– У нас в семье, вроде бы, не было зажиточных. Откуда взяться сокровищам? У крестьян, насколько я знаю, и на хлеб-то насущный не всегда хватало. Да и зачем их зарывать? Отдала бы дочери – да и всё.
Аня стала читать все старые письма подряд, но они ничего не проясняли. Какие-то нелепые предположения стали приходить ей в голову.
– Вообще, похоже на простую записку, которую на столе оставляли, когда на работу уходили – сотовых-то еще не изобрели. Но, вроде бы, не было никакой внучки Анны… да и зачем запечатывать записку в конверт? Да ну, бред какой-то… – Она ещё подумала. – А может, всё же были зажиточные? Может, вообще дворяне были, а я не в курсе? – неуверенно, но с надеждой предположила она. – Надо маме позвонить.
Ее размышления прервали какие-то голоса с улицы. Аня бросила письма и подошла к окну. По дороге ехала газелька-фургончик, которая часто останавливалась, и водитель громко выкрикивал что-то невнятное.
– Что-то случилось? Может, ему помощь нужна? – забеспокоилась Аня. – По-моему, он кричит что-то про пузо и башку…
Гюнтер засмеялся и вышел. Аня следила за ним в окно. Он подошел к водителю, тот открыл фургончик и они оба там довольно долго копались. Потом Гюнтер выбрался оттуда с большим арбузом и вернулся в комнату.
– Он кричал не «пузо» и «башка», а «арбузы» и «картошка». Люди из Астрахани привезли арбузы, чтобы поменять их на картошку.
– Какую картошку?
– Обычную. Раньше местные много картошки сажали – на тех самых задах, о которых я тебе рассказывал – чтобы потом сдать за деньги. А теперь никто не принимает, или слишком дешево- много работы за копейки выходит. Вот зада у всех и зарастают. Скоро уж лес будет, пойдем за грибами. А в других регионах такая же ерунда с другими продуктами. Вот они и придумали обмениваться.
– Ты дал ему картошки? – неуверенно предположила Аня.
– Нет, – засмеялся Гюнтер, – я дал ему денег. Да и рано они за картошкой приехали, не копают еще.
Он вырезал сверху маленькую дырочку и разломил весь арбуз руками пополам. Сочные, бордовые клетки его засверкали в луче солнца.
– Это тебе, – он поставил половину арбуза перед Аней, – а это мне.
Ане было не до арбуза. Она набрала номер. Мама не брала трубку.
– Ты что, серьёзно? Да ладно тебе … – удивился ее надеждам Гюнтер. – Какие ещё сокровища? Сейчас напридумываешь еще. Мало ли что имела в виду Анна Матвеевна. Да даже если и так, то их за столько лет наверняка уже кто-то нашел. Выброси из головы.
Но Аня уже не могла выбросить. Мысль о том, что она может найти настоящий клад, не давала ей покоя. А вдруг там сокровища? «Я стану богатой… Может, я вообще дворянка?» – размечталась Аня и глаза ее засверкали.
– Многие мечтают найти клад, а у меня, быть может, есть такая возможность!
– Дались тебе эти дворяне! – пытался образумить ее Гюнтер. – У меня в роду точно одни крестьяне были, и ничего плохого в этом я не вижу. В наших местах, конечно, иногда находят сокровища. Говорят, что здесь проходил Степан Разин со своей дружиной и припрятывал награбленное. В Лукоянове даже камень Степана Разина есть. Всё вокруг перекопали… Но не думаю, что твоя прабабка как-то связана с Разиным…
Мама, наконец, взяла трубку.
– Мам, привет, как дела?.. Да, всё в порядке, собираю справки… Где ночевала? – она посмотрела на Гюнтера и, не моргнув глазом, соврала – у бабы Маруси. Ну это бабушкина троюродная сестра, ты не помнишь…– Гюнтер хмыкнул. – Случайно встретила на улице… Да… Ну, потом расскажу! Ты мне лучше скажи, зажиточные у нас в роду были? Ну просто интересно стало… – она включила громкую связь, чтобы он тоже слышал, показав ему жестами, чтобы он молчал.
– С чего это ты вдруг заинтересовалась семейной историей? – забубнил смартфон. – Столько уж раз тебе рассказывала, но ты же не слушаешь, глаза закатываешь, некогда тебе сразу… – мама разошлась.
– Мам! – она уже пожалела, что включила громкую связь.
– «…Мне не интересно знать про людей, которых я никогда не видела!» – передразнивала Аню мама. – «Я уже сто раз слышала рассказ про то, как ты яблоки в детстве воровала…»
– Мама! – закричала разнервничавшаяся Аня. – Просто скажи, были или нет у нас богатые в роду! – Гюнтер сдерживал улыбку.
– Вообще, у нас все крестьяне были, – наконец, отвела душу мама. – Была, конечно, байка про то, что через нашу деревню проезжал один князь и после него трое ребятишек в деревне родилось, но вряд ли он вообще про их существование узнал. Да почему ты спрашиваешь-то?
– Думаю, почему дом такой драный мне достался! – выпалила Аня. – Значит, одна нищета у нас была? – Аня разочаровалась и почти вернулась на землю.
– Никогда нищих у нас не было! – взвизгнула мама – Всегда колбасу на хлеб клали! Говорят, даже какой-то купец был! Или торгаш какой-то, уж не знаю… брат бабы Нюси, вроде.
Аня заинтересовалась:
– Какой купец?
– Да не знаю я.
– Ну что ж ты ничего не знаешь, мама?!
– Да потому что когда мне бабушка рассказывала, я так же, как ты, слушала. А сейчас уже спросить не у кого. Вот говорила же твоя тетка…
– Имя, мама! – умоляюще перебила Аня.
– Чье имя?
– Имя купца того хотя бы скажи! Знаешь?
– Имя знаю. Дмитрием его звали. А ты смотри там, веди себя хорошо… Местные пацаны знаешь какие прыткие…
Аня быстро отключила громкую связь и молча, с кислой миной дослушала мамин монолог.
– Ну, вот видишь, – бодренько сказала она, когда, наконец, телефон был отложен. – Был у нас купец какой-то. Дмитрий.
– «Баба Маруся», которую ты случайно на улице встретила, ни про каких купцов в Ильинске слыхом не слыхивала и знать не знает. Как говорят бабы Маруси, «слышала звон, да не знаешь, где он».
Аня посверлила его взглядом, а Гюнтер продолжил:
– Баба Нюся жила в 20-м веке, соответственно, ее брат тоже, никаких купцов уже в помине не было. У тебя даже мама про него ничего не знает. А был ли мальчик?..
Аня задумалась.
– У кого бы узнать?.. Я же никого здесь не знаю! А ты мог бы и помочь, вообще-то. Вы же тут все если не дальние родственники, то по крайней мере знакомые, – она надулась и надолго погрузилась в чтение писем. Гюнтер давно пообедал, помыл посуду, а она всё копалась в письмах, сиротливо поджав ноги. Наконец, Гюнтер бросил полотенце и сжалился.
– Ну что мне с тобой делать? Ладно, поможет «баба Маруся» твоему горю еще раз… Ты права, в деревне все и всё друг про друга знают, может, кто обмолвится. Только сначала мне нужно по своим делам съездить.
– А мне пока чем заняться?
Гюнтер подумал.
– На велосипеде ездить умеешь?
– Нет.
– Ну вот, учись.
Провожая взглядом удаляющуюся машину Гюнтера, Аня в задумчивости держала за руль сунутый ей в руки желто-белый велосипед. По каким таким делам отправился бы «выписанный» уголовник?.. Убивать каких- то троих людей, о которых говорили в магазине?
Да вообще… Что за глупости? Зачем ей этот велосипед? В последний раз она каталась на велике в детстве. Тогда ещё тормоз ножной был. Поставить его на место. Или попробовать разок?.. Аня закинула ногу и осторожно оттолкнулась от земли. Велосипед покатился. Ну, вроде бы, и ничего. Осталось только понять, как тут тормозить. Разбираясь в цифрах на руле, Аня не заметила, как подол ее платья попал в колесо велосипеда и запутался в спицах. Неожиданно что-то дернуло её назад, Аня чуть не упала и запрыгала на одной ноге по дороге. Поняв, что всему виной ее платье, она попыталась освободиться, но одной рукой у нее не получалось, а второй нужно было держать велосипед. Какой-то мужик бомжеватого вида, заметивший ее беду, поспешил ей на помощь. Аня уже начала привыкать, что без помощи местных не обходится ни один ее самостоятельный поход на улицу.
– Обожди, дочка, я подсоблю! – Ловко провернув колесо, он отцепил платье.
– Спасибо! – поблагодарила Аня и узнала его по «ухоженному виду» – этот тип рассматривал ее, когда она красилась в первый день на колонке. «Не суди человека по его платью, – подумала Аня. – Похоже, я уже запоминаю местных. Здесь в велосипедах даже бомжи разбираются.»
– К чему был этот цирк с велосипедом? – спрашивала Аня Гюнтера, когда они отправились наводить справки у местных.
– Маленькие радости. Ты боишься получать удовольствие от них.
– Так я и сейчас не получила.
– Этому нужно учиться.
– Зачем?
– Неужели ты во всем ищешь смысл? Если все свои действия совершать с конкретной земной целью, то зачем тогда вообще жить?
– Зачем совершать действия, если они не ведут к какой- то цели? Это глупо!
Гюнтер внимательно посмотрел на нее.
– Ты хоть попробуй. Просто скажи себе: я разрешаю смыслу отсутствовать! И тогда ты заметишь, что вся жизнь состоит из приятных мелочей. Птицы поют, облака плывут, колесо велосипеда подскакивает на мелких камушках… Приехали. Пункт номер один – дед Василий.
После Василия была баба Люся, потом баба Валя… Гюнтер спрашивал у старожил села, не знал ли кто Дмитрия, брата Анны Матвеевны с Иики. Но никто о таком не знал. Вариантов имен братьев Анны Матвеевны у всех интервьюируемых было столько, что хватило бы, казалось, на роту солдат, но Дмитрия среди них не было. Дела давно минувших дней про какого-то неизвестного брата никого не интересовали. Деревню взволновало иное событие, которого все так ждали: сработала ставка тех, кто утверждал, что после «выписки» уголовника первым помрет тракторист. Все разговоры сводились к одному:
– …нашли Кольку под собственным трактором на ремзоне. Полез ремонтировать, а трактор поехал.
– Алкаш твой Колька был, надо было трактор хоть на ручник поставить…
– Колька-то? Ты что, он уж три года, как в завязке! Не мог его трактор придавить! – громко спорили старушки.
– А чё он вообще ремонтировать-то полез? У него ж трактор новый!
– Ну конечно, вчера уголовник вышел, а сегодня Колька «случайно» под трактор угодил… Да никогда я не поверю!
В Аниной голове снова зашевелились подозрения: Гюнтер съездил «по делам», и вот теперь все обсуждают тракториста… Да ну, глупость какая-то. Она стряхнула с себя нелепые предположения. Что за дурацкие тайны она выдумывает!
Опрос населения не принес результатов, вернулись они ни с чем. Гюнтер, казалось, расстроился больше, чем Аня. Может, конечно, этот тракторист еще… В отличие от Ани, Гюнтер знал его лично. Ане не хотелось отвлекаться от поисков на нелепые сплетни и случайные совпадения. Глаза ее горели.
– Ничего страшного, надо просто систематизировать имеющуюся информацию и сузить круг поиска. – Она отобрала несколько писем, показавшиеся наиболее информативными. Все они сводились к двум потенциальным источникам информации. Потенциальным – потому что было не понятно, кто из людей, упоминавшихся в письмах, был жив в наше время, а кто канул в лету. Ане не терпелось проработать обе версии.
– Вот смотри, – она увлеченно разложила письма в две стопочки. – Вот этот путь ведет к некому Лукьяну из Лукоянова. Это неизвестный мужик, степень родства которого установить мне не удается. А вот этот, – она торжествующе хлопнула рукой по конвертам, – ведет к моим родственникам. Родственников же много? Наверняка кто-нибудь сохранился, кто окажется хоть немного в курсе событий.
– Что за родственники? – удивился Гюнтер. – Ты же говорила, у тебя здесь никого не из родственников не осталось.
– Какие-то уже сильно дальние, я путаюсь в поколениях и скольки-то-юродности. Насколько я поняла, в письмах говорится, что какой-то Шурин двоюродный брат Петька ездил к Лукьяну и, более того, возил туда на лошади саму Шуру! Может, ты знаешь их? Ты же всех здесь знаешь.
– Фамилия какая у твоих родственников? Надеюсь, хотя бы она реально существующая? – усмехнулся Гюнтер.
– Петька, Петька…– Аня поискала глазами нужные строчки письма, – вот, Петька Нахимов.
Усмешка слетела с лица Гюнтера.
– Нахимов – твой родственник?
– Ну ты же не думаешь теперь, что я – родственник великого адмирала? Что ты так напрягся? – хихикнула Аня.
– Да нет, конечно, – Гюнтер явно что- то обдумывал. – Просто у Нахимовых почти никого не осталось. Жена этого Петьки только. Но к ней ходить не стоит.
– Почему?
– Она… как бы так покорректней… бабулька-алкоголичка. Это очень плохая идея идти к ней.
– Не беспокойся, к беседам с алкоголичками я тебя привлекать не стану, справляюсь сама! – Аня была так рада, что нашла хоть какие-то зацепки!
– Вместе пойдем, – буркнул Гюнтер.
Уже на подходе к дому Нахимовых Аня поняла, что узнать что-либо удастся вряд ли. По прогнившему забору, по заросшему травой двору, по валяющимся в грязном тазу дырявым сапогам посреди тропинки было ясно, что хозяева пили давно. Возможно, с рождения.
– Да где эта тварь! – вслед за хриплым, прокуренным криком что-то глухо ударилось в стену внутри дома. Аня подпрыгнула.
– Ты все еще хочешь туда зайти? – в голосе Гюнтера слышался укор. Аня с опаской посмотрела на него, набрала побольше воздуха и шагнула в темный заброшенный дом, провонявший перегаром, копотью и плесенью. Здесь, посреди сеней, среди махров, которые некогда были диваном, восседала ведьма. Иначе эту старуху назвать было трудно – грязная, беззубая, с взлохмаченными паклями вместо волос, она нечеловеческим голосом орала, призывая какого-то Витьку. Спутав с этим Витькой Аню, она сразу же стала требовать от нее «налить». Аня попыталась объяснить цель своего визита, спросила про бабу Шуру и даже, отчаявшись найти хотя бы какое-то отражение здравого смысла, задала вопрос, который никогда бы не задала трезвому: «Где зарыты сокровища?», но все было напрасно. Ведьма не соображала, а все слова ее были бессмысленны. Разочаровавшись, Аня захотела поскорее уйти из этого места и взялась за дверную ручку, как вдруг услышала хриплый голос ведьмы:
– А уж про Шурку твою я-то знаю… Я такое знаю…
Аня резко обернулась.
– Что? Что знаете? Муж Ваш рассказывал?
Старуха захохотала.
– В подоле принесла… И дядькины деньги не помогли. Деньги… Дай денег! У тебя их много! Налей! – она привстала, чтобы дотянуться до Ани. Та отшатнулась и выскочила на улицу. Глотнув свежего воздуха, схватила Гюнтера за руку и в каком-то оцепенении понеслась поскорее за пределы этой территории. В себя она пришла, только увидев за забором уже знакомого мужика, который недавно помог ей справиться с велосипедом. После ведьмы она была даже рада видеть этого мужчину, и внешность его больше не отталкивала и не походила на бомжовскую. Теперь Ане было с чем сравнивать… Мужик увлеченно копался в двигателе «Москвича». Аня поздоровалась с ним, как со старым знакомым. Мужик поднял голову из-под крышки капота и увидел, как Аня держит за руку Гюнтера. Добрая улыбка его, заигравшая было на лице, сменилась злобным сожалением, будто он обознался.
– Ремонтируете? – Аня кивнула в сторону «Москвича».
– Угу, – мужик снова нырнул под капот. Поняв, что отвлекает мужика от работы, Аня дернула Гюнтера за руку:
– Помоги ему! Ты же шаришь.
– Сам справится, – Гюнтер достал ключ и пошел к своей машине.
– Что она сказала про Шуру? «В подоле принесла»? При чем тут это? Это она что-то напутала, у бабы Шуры детей не было. Но мы ведь не зря съездили: про деньги дядьки сказала ведьма! А Дмитрий ведь был дядей Шуры… Значит, были деньги! – Рассуждала Аня по дороге домой. – А вообще, мне уже все равно, были у нас зажиточные или не были. Я хочу клад! – упрямо твердила она. Гюнтер отговаривал ее, но она не слушала. В конце концов, заходя в дом, Аня неожиданно выдала:
– Надо попробовать раскопать там пол!
– Это плохая идея! Утопия! – уже начал заводиться Гюнтер. – Даже если эти сокровища и существуют, зачем они тебе? Они тебе нужны?
– Конечно, да! А тебе бы они были не нужны?
– Конечно, нет! Зачем они мне? Мне хватает того, что я зарабатываю, лишнего мне не надо. Я за экологический подход к деньгам и к материи в целом.
– А я хочу денег!
– Это алчность, дорогая! Один из грехов! – цитаты посыпались из него – «Жадность фраера сгубила», «Но не к семи обычно губит, а к одиннадцати туз», «Мал золотник, да дорог», «Не в деньгах счастье», «Лучше синица в руке…»
– Ну всё, хватит, я поняла твою позицию. А если там фамильные ценности? Что-то, имеющее историческое значение?
Гюнтер фыркнул:
– Ага, корона королевы Англии…
– Ну вот у тебя есть фамильные реликвии?
– Есть.
– Какие?
– Часы отца.
– Это не серьезно!
– Еще как серьезно.
– Ну если тебе этого достаточно – сиди со своими часами на здоровье. А я хочу корону королевы Англии! – подвела итог разговора Аня. Потом, подумав, добавила:
– Слушай, мне неудобно просить, но… ты не против, если я поживу у тебя еще несколько дней?
– Это пожалуйста.
– Эээ… А можно я еще попрошу у тебя в аренду лопату?
– Сама копать пойдешь?
– Ну а кто мне копать будет? Гюнтер отказывается, а больше я здесь никого не знаю…
– Это точно, Гюнтер пас. Дядюшка Гюнтер останется дома пить горячий чай и смотреть увлекательные фильмы под теплым пледом. – Он, видимо, всё надеялся, что она передумает. Помолчали. – Еще топор прихвати.
– Зачем?
– А пол как вскрывать будешь? – он явно прикалывался над ней. – Чемодан для денег ещё возьми.
– Обязательно.
– Фонарик.
– Зачем фонарик-то? Я днем пойду!
– Да? Сокровищами с соседями поделиться хочешь?
– Да кому какая разница, что я в доме делаю.
– Запомни, дорогая, что в деревне уши и глаза есть у всего! Тем более, тебе и делиться нечем будет, когда ты государству свои сокровища сдашь. Сколько там полагается за находку сокровищ? 25 или 20%?.. Или у тебя есть выход на черный рынок, чтобы обналичить свои находки?
Аня задумалась.
– А вот это уже аргумент. Пойду ночью!
– Да ты сумасшедшая!
– Нет, я просто хочу много денег. Это нормальное человеческое желание.
– Нет, это желание недовольных своей жизнью.
Он вышел и вскоре вернулся с лопатой, топором и клетчатым чемоданом.
– Пожа-а-луйте, сударыня! – поклонился он. – Или изволите чемодан на колесиках?
– Да, пожалуйста, сударь! Мои сокровища в Ваш мелкий чемодан не поместятся.
Аня едва дождалась прихода ночи. Демонстративно положив в багажник чемодан, она в одиночестве выдвинулась к старому дому. Машину оставила на соседней улице, как научил Гюнтер.
Но выходя из нее в кромешный мрак прохладной ночи, она быстро стала терять первоначальный «запал». «Тута так темно и стра-ашно» – вспомнился ей мультик про Масяню. Достала тяжелую лопату из багажника и, зябко пожимая плечами, побрела по пустынной улице. С далекой трассы Нижний – Саранск доносился гул проезжающих фур. Трещали цикады, где-то гулко лаяли собаки. Небо было усыпано звездами, как дети конфетами в новогоднюю ночь. Звезды, звезды… «Боже, какое здесь небо… – подумала Аня. – Оно будто гораздо ниже, чем в городе, и кажется, что оно лежит прямо на крышах домов. Небо здесь повсюду – и ночью, и днем, – а в городе его совсем не видно… Сейчас бы лечь прямо на землю и любоваться спутниками, пролетающими через Млечный путь… Если бы не было так страшно и не надо было бы идти в этот жуткий дом…»
Подойдя к нему, она в нерешительности постояла у калитки. Уйти бы подальше отсюда… Она уже начала жалеть, что пришла, как вдруг представила «дядюшку Гюнтера», сидящего сейчас под пледом с чаем и наверняка посмеивающегося над ней… Чемодан денег… А вдруг? «Волков бояться – в лес не ходить» – говорила бабушка», – подумала Аня и решительно открыла калитку. Включила фонарик и шагнула вперед, в мокрую от росы траву.
С каждым шагом ей становилось все страшнее… Казалось, что дом с ненавистью смотрит на нее всеми своими черными окнами. Аня всмотрелась в них, и вдруг увидела, что внутри пустого туловища дома снова что-то шевелится… Серая человеческая тень мелькнула где-то в утробе заброшки, замерла и исчезла. В эту секунду Аня прочувствовала на себе буквально, что значит выражение «волосы встали дыбом»… Это ощущение ужаса – ужаса, пронизывающего до костей… Она могла поклясться, что видела на тени платье и старушечий платок… Шевелиться и снова дышать Аня смогла только через минуту.
«Нет, я не уйду – уговаривала она себя – у страха глаза велики… Буйная у меня фантазия…». Стараясь не смотреть на дом, заставляя себя делать каждый шаг, она упрямо подошла к крыльцу и начала нащупывать в кармане ключ.
В каком-то рассказе Агаты Кристи – вспомнилось ей – злодей закопал труп жертвы под крыльцом… Ухватившись за новую мысль, она слабовольно решила: «Буду копать здесь! Какая разница где начинать? Всё равно пол сломать у меня не получится… А там как пойдет!» – Аня вынула руку из кармана, обрадовавшись, что нашла отговорку от необходимости заходить внутрь дома. Успокоив себя всем этим, она выбрала местечко поудобнее, встав спиной к окнам, убрала отвлекавшие волосы под платье и положила фонарь на ступеньки, чтобы он не мешал в руках. Он почти ничем не мог помочь ей, тускло освещая лишь узкий кусок ночи. Девушка наощупь вырвала мешающую траву, приготовилась копать и уже замахнулась лопатой, как вдруг ей показалось, что она отчетливо слышит шаги в доме. Аня спиной ощутила щемящий ужас и замерла с поднятой лопатой, прислушиваясь. Шаги медленно отчеканили по сеням и стихли на дворном крыльце, ведущем туда, где раньше обитала скотина. Аня не шевелилась. Прошло ещё несколько минут. Было тихо. Даже шумные цикады притихли, и эта леденящая тишина звенела в ушах. И вдруг, разрывая воплями эту полнейшую тишину, с заднего крыльца прямо Ане под ноги бросилась кошка. Разумеется, черная. Будто кто-то испугал и ее. У Ани от страха чуть сердце не разорвалось! «Это кошка… Это всего лишь обычная кошка… – занималась самоуговорами Аня, удерживая себя на месте лишь силой разума. – Нет, ничто тебя сегодня не остановит… Да ты вообще начнешь сегодня копать или нет? Приперлась сюда, чтобы кошек послушать?» – мысленно отругав себя, Аня, наконец, начала копать. Раз лопата, два лопата… Аня, как человек абсолютно городской, впервые держала в руках лопату, и ей было трудно приспособиться. Но постепенно она втянулась и немного ускорилась. Сначала мешали трава и корни, потом копать стало полегче. «Ну всё не так и плохо, – подумала она. – Вот только с такой скоростью я до утра даже небольшой ямы не вырою…» Она покопала еще какое-то время и с досадой заметила, что уже начала уставать. Уставать физически и, главное, эмоционально, от долгого напряжения нервов. Голос разума звучал все слабее и начал сдаваться. На непривычных к лопате руках наметились первые мозоли. «Надо будет завтра у Гюнтера еще перчатки специальные попросить, чтоб мозолей меньше было… Завтра!? – она усмехнулась. – Да кого я обманываю! Я не приду сюда больше! Силы заканчиваются, а я проковыряла какую-то жалкую дырку по сравнению с площадью всего дома! Это пустая затея! – вцепившись одной рукой в лопату, другой она схватила фонарь, чтобы уйти, но он выскользнул из трясущейся руки, упал и выключился. А вместе с ним, кажется, выключились и все оставшиеся Анины собранные в кулак силы. Она даже не попыталась поднять фонарь. – Я хочу домой! Мне страшно! – разум капитулировал, и больше ничто ее здесь не держало. Она развернулась и почти побежала во тьме, волоча за собой лопату, не видя куда, но зная, что точно к выходу. И вдруг резко остановилась: впереди кто-то стоял. Черная тень мужчины прислонилась спиной к дереву… Аня оцепенела от ужаса. Не в силах шевельнуться, она просто стояла и смотрела на черную тень. Черная тень начала приближаться к ней. Ане стало не хватать воздуха, ей показалось, что у нее вот-вот остановится сердце…
– Сорок три минуты пятьдесят две секунды! – сказала тень довольным голосом Гюнтера.
«Слава Богу, это Гюнтер! Он здесь!» – дошло до Ани и напряжение резко спало. Ноги стали как вата и перестали слушаться, а руки будто приросли к дурацкой лопате. Она хотела и не могла расцепить пальцы, и вдруг непроизвольно стала опускаться в траву на колени. Не ожидая такой реакции, Гюнтер сам перепугался и подхватил ее.
– Ты чего, подруга… Ты меня не узнала, что ли? Я Гюнтер! Тебе плохо? Сердце? – он схватил ее на руки и побежал к своему кроссоверу, который стоял за ее машиной. Она всё не выпускала лопату, которая волочилась за ними по всем кочкам.
