Ксения Игоревна Руднева
Семейный бизнес
Остановив свой выбор на бежевых босоножках с приемлемой высоты каблуком, я решила уже не переодеваться. Милые девушки упаковали мою старую одежду в фирменные пакеты, Егор расплатился за обновки, и мы наконец смогли отправиться в гости.
– Выпендрежник. – сказала я, когда Соболев убрал кошелек в карман штанов, и мы отошли от кассы.
– Всегда пожалуйста, птичка. – улыбнулся мне мужчина. – Ты просто шик.
– Спасибо. – смутилась я из-за того, что даже не поблагодарила мужчину. – Мама должна быть довольна.
– Думаю, что заслужил благодарность за спасение твоей и так подмоченной репутации.
– И как ты предлагаешь мне ее выразить? – заподозрив неладное, спросила я.
– Например, поцелуем. – посмотрел он прямо мне в глаза.
– Ладно, подставляй щеку.
– Собираешься легко отделаться? – улыбнулся Соболев и наклонился, чуть повернув голову набок.
Я осторожно приблизилась и прикоснулась к нему губами, задержавшись возле его щеки чуть дольше, чем планировала. Мужчина замер и не шевелился, мой нос уткнулся чуть выше его уха. На ощупь кожа оказалась слишком гладкой, слишком мягкой и слишком вкусно пахла чем-то таким мужским, с нотками можжевельника.
Лучше бы никогда мне этого не делать – теперь я просто обречена искать этот запах в каждом из мужчин.
Я позволила себе замереть на несколько мгновений, а потом не без сожаления отстранилась.
– Вау! – потирая щеку, выдал Егор, за что тут же получил в плечо.
– Нахал!
– Не понимаю, почему я должен молчать, если мне понравилось? – обнял меня за плечи Соболев, и мы пошли на выход.
О том, что опять обжимаюсь с женихом сестры, я предпочла не думать.
Там же на первом этаже напарник купил в подарок маме дизайнерский букет под названием «Небо», из всего обилия цветов в котором я узнала лишь гиацинт и пион.
– А попроще не было? – поморщилась я.
– Боюсь, попроще не для твоей мамы. – не согласился Егор.
– И то правда.
Дорога к родителям заняла чуть больше часа, поэтому прибыли мы с этичным, как я его называю, опозданием в пятнадцать минут.
Алексей и Регина были уже на месте, причем каждый приехал на своей машине. Я тоскливо оглядела наше одно на двоих с Егором транспортное средство и понадеялась, что у мамы с папой не возникнет по этому поводу справедливых, к моему огорчению, сомнений.
Ворота я открыла собственным ключом, так что во дворе нас никто не встречал, а я порадовалась пусть маленькой, но отсрочке.
По едва различимому шуму, доносившемуся со стороны беседки, мы поняли, что мама и в этот раз накрыла на свежем воздухе. Солнце уже успело спрятаться за верхушки деревьев, чтобы дать людям короткую передышку до следующего утра, а теплый ветерок приятно и ненавязчиво охлаждал изнуренное дневной жарой тело.
Соболев бодренько шагал вперед с букетом в руках, как красноармеец с шашкой наголо, я же, не разделяя его оптимизма, плелась позади, понимая, что приличное платье от расспросов не спасет.
Маму с Региной мы увидели издалека, они стояли зеркальным отражением друг друга возле беседки с бокалами в руках и о чем-то беседовали. По их виду каждому становилось ясно, что перед ним мать и дочь – обе хрупкие, высокие, с густыми светлыми волосами, о которых мечтает любая девушка, серьезные и уверенные в себе.
Мама блистала в жемчужно-голубом платье-футляре и золотых лодочках без каблука, волосы тяжелой светлой волной спускались на спину. Подойдя поближе, я смогла рассмотреть на ее шее новое ожерелье из крупных белоснежных жемчужин – подарок отца, скорее всего.
Сестра тоже успела переодеться после работы и стояла рядом с мамой в легком светло-синем платье, больше смахивающем на сарафан, по всей длине которого был нанесен рисунок в виде веточек. Как-то непривычно было видеть свою всегда собранную деловую сестру в столь легкомысленном наряде, хотя, надо отдать ей должное, смотрелась она в этом платье молоденькой задорной девчонкой, а не большим боссом, образу которого старалась соответствовать большую часть времени.
Мужчины, судя по тому, что их видно не было, находились внутри.
– Евгения, примите самые искренние поздравления. – обнял маму Егор и вручил непонятные цветы. – Такая дата дорогого стоит.
– Ох, спасибо, дорогой. – поцеловала его в щеку мама.
– Привет, мам, поздравляю. – обняла я родительницу.
– Спасибо, дочка, прекрасно выглядишь. – оглядела она меня (уверена, что производитель наряда и его стоимость не остались для нее загадкой) и аккуратно приложилась к моей щеке, обдавая невидимым облаком чего-то сладкого и одновременно легкого, как сочные фрукты.
– Привет. – обняла я сестру.
– Привет еще раз. – улыбнулась она.
– Привет, пап. – поцеловала я вышедшего к нам мужчину.
В белоснежной рубашке и темно-синих брюках он выглядел просто здорово, как всегда мне не верилось, что этот моложавый мужчина – мой отец.
Егор, приветствуя, пожал ему руку, и мы прошли внутрь беседки.
– Что же ты на мамин поцелуй «Вау» не сказал? – прошипела я Соболеву так, чтобы никто не услышал.
В ответ он хрюкнул, за что мы заслужили подозрительный взгляд от вездесущей маман.
Поскольку повод сегодня был серьезный, от бдения у мангала папа был освобожден, но и без этого стол ломился от всевозможных деликатесов.
– Первый тост предлагаю выпить за мою супругу, – взял слово папа, когда мы дружно расселись за столом, и вечер официально начался. – Женя, без тебя, твоей любви и стараний ничего этого бы не было. – обвел рукой нас и все вокруг себя папа. – Спасибо тебе за эти годы, за счастье, за прекрасных детей и уютный дом. Спасибо за твои капризы, когда ты была беременна девчонками, спасибо за те вечера, что ты верила в меня, когда сам я уже был на грани отчаяния. Спасибо за ту высокую планку, которую ты для нас установила, и тем самым не позволяешь расслабляться. Спасибо за ту любовь и тепло, что ты даришь нам год за годом. Ты – наше сердце, наш магнит, на котором держится семья. Без тебя нет нас, нет и меня. Еще раз спасибо. За тебя!
– За тебя, мама! За вас! – прозвучало хором под звон бокалов.
– Спасибо, мои дорогие. – Заморгала мама часто-часто, чтобы прогнать непрошенные слезы.
А внутри меня разлилось что-то настолько теплое, почти обжигающее, что стало трудно дышать. Чтобы скрыть внутренний раздрай, пришлось с особым усердием уткнуться в бокал с шампанским, но от внимательного взгляда Егора мое состояние все равно не укрылось.
Плавно беседа перетекла на забавные по мнению родителей случаи из нашего с Региной детства. Мы с сестрой нацепили вежливые улыбки, а остальные действительно получали удовольствие от воспоминаний.
– Но был у Марьи коронный случай. – к моему ужасу папа собрался поведать о самом позорном происшествии моего детства, который оставил в моей маленькой душе нестираемый временем след. – Можно сказать жемчужина нашей коллекции.
Конечно же, поняв о каком случает идет речь, мама с Региной грохнули таким смехом, что меня так и подмывало сказать им о том, что леди так громко не хохочут. Да, это их любимая история.
– Пожалуйста, папа, не надо.
Так как от стыда мое лицо было закрыто руками, просьба прозвучала глухо.
– Да ладно, тут все свои. – решил все-таки добить мою и без того хромающую самооценку папа.
– Значит, случилась с Марьей первая великая любовь, когда ей было лет пять и она, соответственно, посещала детский садик. – периодически прерываясь, чтобы прохохотаться, рассказывал папа. – В одной группе с ней был гроза всех девичьих сердец, в том числе и Машиного, Илья, кажется?
– Сотников Артем. – буркнула я.
Уж я-то это имя никогда не забуду. Оно красными кровоточащими рубцами выведено в моей памяти.
– Да неважно. – отмахнулся от столь несущественной информации отец. – Так вот, прибегает как-то Марья домой вся такая счастливая и хвастается, что Артем ей в садике в любви признался и они в туалете обнимались и даже три раза поцеловались.
– Куда только воспитатели смотрели! – опять пробурчала я.
– Идиллия их продержалась ровно три дня, потому как вечером третьего дня Женя обнаружила, что маленький сердцеед наградил нашу доверчивую Машку за любовь вшами.
– Представляете мой ужас. – прохохотала мама.
А я почувствовала, как при кошмарных воспоминаниях под волосами начала зудеть кожа, и мне пришлось призвать на помощь все самообладание, чтобы тут же не начать чесаться всем на потеху.
– Решение было принято кардинальное – Машу побрили налысо.
– Не хватало еще чтобы все заразились, Регина тогда уже в школу ходила, да и коса у нее была длиннющая. – пояснила свой выбор присутствующим мама.
– У Машкиного Ромео все пылкие чувства ожидаемо растаяли при первом же взгляде на голую макушку возлюбленной, и осталась наша юная доверчивая девочка с лысой головой и разбитым маленьким сердечком.
– В общем, испытаний детская любовь не выдержала. – подытожила мама и над столом раздался новый приступ смеха.
Им всем смешно, а мне каждый раз, как ножом по сердцу. Хотя, мне бы после того случая смекнуть, что продолжать с мужчинами не стоит, но я каждый раз наступаю на те же грабли.
– У нас даже где-то остались новогодние фотографии, где Марья везде лысая и хмурая.
– А вы бы довольны жизнью были, если бы на утреннике оказались единственной лысой снежинкой? – чувствуя, что сижу красная как рак, и вовсе не от жары, огрызнулась я.
– А я специально на лысо брился, чтобы отца позлить. – попытался разрядить обстановку Егор.
Я послала ему полный благодарности и облегчения взгляд.
– А я, наоборот, с хвостом ходил на зло родителям. – подхватил Алексей.
Плавно беседа ушла в сторону от позорящих меня воспоминаний, и я смогла и дальше наслаждаться ужином в кругу семьи. Причем, к мужчинам я за последнее время так привыкла, что тоже начала считать их за своих, не взирая на некоторые сложности с Егором.
Наслаждалась вечером я ровно до того момента, как маме не пришло в голову спросить про Димку, о котором я успела успешно позабыть, во многом благодаря истории с пропавшим кошельком и ее последствиям.
– Маша, а что же Дима не пришел?
– Дима? Ээм, ну, он не смог? – из-за растерянности мой ответ больше смахивал на вопрос.
– Странно. – протянула мама. – Раньше он всегда мог найти для нас время. Вы что, поссорились?
– Нет. – у меня было ощущение, что подо мной не стул, а раскаленные угли.
Смотреть маме в глаза было тяжело. Я почувствовала, как пылают мои уши, и пожалела, что не распустила волосы – теперь все могут видеть, что я вру. Но мы ведь и правда не поссорились, мы расстались!
– Что-то ты темнишь, дорогая. – прищурилась маман, давая понять, что эта тема не закрыта.
Егор, видимо, устав наблюдать, как я в течение вот уже почти недели пытаюсь устоять на краю обрыва, выдал:
– Насколько мне известно они расстались.
Новость произвела эффект разорвавшейся бомбы: Бах! и за столом повисла оглушающая тишина, все в неверии уставились на меня, а я – на Соболева. Как он мог так со мной поступить!
– Это правда? – мамины ледяной тон и взлетевшая бровь пугали до колик в животе.
– Да. – глухо ответила я, уставившись в раскрытые ладони.
– Прекрасный подарок к празднику, вы так не считаете? – обвела она всех присутствующих взглядом и остановила его на мне. Ни один мускул не дрогнул на ее прекрасном лице.
Точно так же мама смотрела, когда выяснилось, что я уже несколько месяцев как учусь в другом универе и на другой специальности.
– Хотя, чего еще можно ожидать! Как только у Маши в жизни все налаживается, она решает, что так не интересно, и рушит все подчистую, с азартом принимаясь строить, как те самые коммунисты, новую, лучшую жизнь. Да, Маша?
Отвечать маме, когда она находится в таком настроении, опасно, поэтому я промолчала.
– Может не надо так строго. Уверен, у ребят были на то причины. – Алексей пытался деликатно, как мог, спасти ужин, но тот, как тонущий Титаник, уже был безнадежен.
– Причина тут только одна, – не дала ему шанса мама. – Ветер в чьей-то голове и полное отсутствие какой бы то ни было ответственности.
– Женя. – покачал папа головой.
– Да что, Женя! – наконец взорвалась мама. – Мне просто интересно, она бы себя так же вела, не будь у ее родителей столько денег, а у нее столько возможностей заниматься чем попало! Если хочешь знать мое мнение, то некоторым присутствующим здесь слишком легко и привольно живется!
От несправедливости маминых слов из глаз прыснули слезы.
– Это тебе, мама, слишком легко говорить! Ведь это не ты, зайдя в комнату, обнаружила голозадого жениха, задорно скачущего поверх какой-то девицы. – давясь слезами, оправдывалась я. – Конечно, мне надо было понять его и простить, лишь бы всех вас не расстроить! Только вот жаль, что вам все это не интересно.
Я выскочила из-за стола, размазывая слезы по лицу, и материла Егора, расточающего откровения к месту и не к месту, на чем свет стоит. Если бы кто меня услышал, ни в жизнь бы не поверил, что перед ним искусствовед.
Выскочив за ворота, я направилась в сторону трассы. Куда податься я решила, не задумываясь, и вызвала такси. Хорошо хоть сумочка с телефоном оказалась у меня в руках.
Пока я шла к остановке, где через двадцать минут по уверениям диспетчера меня должна забрать машина, успела словить от прохожих не один удивленный взгляд. И я их ни капельки не осуждаю – не часто встретишь ревущую девушку в нарядном платье, пинающую вечерними босоножками камушки по пыльной проселочной дороге.
Пару раз звонили папа и Егор, но я причислила их к вражескому лагерю и трубку не взяла.
Через какое-то время возле меня притормозила машина и из открытого окна донеслось:
– Садись, довезу.
– Да пошел ты на х@й, Егор. – не поворачивая головы, ответила я и вытерла текущий нос.
Машина проехала чуть вперед и остановилась, мужчина вылез и приблизился ко мне.
– Маш, прости, я как лучше хотел. – протянул он руку.
– Отвали. – со всей силы я откинула его ладонь.
– Маш, ну кто же знал, что она так прореагирует. Я и правда помочь тебе хотел.
– Я знала! И тебе рассказывала! – не смогла я больше сдерживать себя, и мой голос звучал все громче и громче. – Спасибо большое за помощь.
Я попыталась продолжить идти, но мужчина преградил мне дорогу.
– Ну куда ты в таком состоянии. Скажи куда надо, и я отвезу, а потом уеду.
– Без твоей помощи как-нибудь справлюсь. Пусти, мне нужно идти.
– Да куда ты пойдешь-то одна вечером в долбаном селе? – взорвался мужчина.
– За мной такси приедет через десять минут. – тихо проговорила я, поняв, что он все равно не отстанет.
– Я провожу.
По его тону становилось ясно, что спорить бесполезно, поэтому я не стала тратить силы и, обогнув мужчину, продолжила свой путь.
Егор шел рядом, сунув руки в карманы и не проронив за всю дорогу ни слова. Жалеть себя и хлюпать носом при нем было совершенно не удобно, поэтому я, громко высморкавшись в одноразовую салфетку, – а чего теперь его стесняться? – до самой остановки боролась с самовольно текущими слезами.
– Маш… – выдохнул Егор, пытаясь снова объясниться, когда за мной подъехала машина, но я, не дав продолжить, перебила:
– Я ненавижу тебя, Соболев.
И быстро села в машину, чтобы он не увидел по вновь начавшейся истерике, какую боль мне самой доставили эти слова.
Всю дорогу до Викиного дома я прорыдала, скрючившись на заднем сидении. Таксист попался понимающий и с разговорами не приставал, лишь тихонько включил музыку, чтобы приглушить чужие всхлипы.
Подруга в наш город приехала учиться из соседнего областного городка, поэтому уже давно и счастливо жила в одиночестве в съемной однушке. На мое счастье Вика этим пятничным вечером оказалась дома.
Достав из закромов бутылку вина, подруга усадила меня на диван и обняла. Мы взяли в руки по пузатому бокалу и я, хлюпая носом и тыкаясь в худое плечо, жаловалась единственной на тот момент родной душе.
– Вот устроюсь, например, официанткой и буду квартиру снимать, фиг они меня еще увидят. Можно подумать, я без их денег пропаду. – плакалась я.
– Почему официанткой?
– А на зарплату экскурсовода не проживе-е-ешь. – по-новой завыла я. – А куда еще меня возьмут без опыта работы-ы-ы.
– Ну хочешь, поживи у меня пока что.
– Не надо. – всхлипнула я. – Эти сегодня ночью на месяц улетают, так что я пока дома поживу.
– Ну и козел этот твой Соболев!
– Он не мой, он Регинки-и-ин.
– Вот с ней бы пусть и болтался целыми днями, а не тебя со свету сживал.
– Он сказал, что не хотел и не знал, что мама так отреагирует. – видимо в конец опьянела я, так как принялась оправдывать этого подонка.
– Ты его еще защищать начни. Нет, так дело не пойдет. Он должен заплатить за тебя и твою погубленную молодость. – Вику понесло.
– А как? – встрепенулась я и с надеждой уставилась на подругу.
– Мы ему отомстим. Нет, мы им всем отомстим!
– Точно! Нам нужен План. С чего начнем?
– Нужно понять, чего они боятся больше всего?
– Что я их опозорю и замуж не выйду. И буду болтаться по жизни, – я икнула. – как говно в проруби.
– Вот и выйди замуж. За бомжа. Или за вонючего жирного байкера.
– Фууу. – поморщилась я. – И кому от этого будет хуже?
– М-да. Не вариант, согласна. – покивала подруга. – Может машину Соболеву изрисуем?
– Она арендованная. – хлюпнула я носом.
– Ну да. Прислать к нему в офис стриптизершу? Пусть Регинка заценит.
– Да! – Подхватила я. – А еще лучше стриптизера, пусть все думают, что он гей. И заказ из аптеки с Виагрой.
– Или коробочку сильнодействующего слабительного!
– Да, и что-нибудь из секс-шопа. Метровый член, например, и кожаные стринги, пускай офис похохочет!
– И обязательно заснять и выложить в интернет!
До каких еще гнусностей мы успели дойти, я уже и не вспомню, но оно, наверное, и к лучшему. Хорошо хоть не догадались с угрозами виновнику всех бед в ночи звонить.
Угомонились мы только часам к двум и, не застилая диван, вырубились, укрывшись одним пледом на двоих.
Глава 12
Последовавшее за вечерней пьянкой пробуждение к разряду приятных я бы точно не отнесла. Еле-еле разлепив опухшие от нескончаемых рыданий глаза, я попыталась встать. Диван подо мной резко зашатался, и я поняла, что шевелиться сегодня следует с особой аккуратностью, во избежание нежелательных последствий.
Из зеркала в ванной на меня смотрело смутно знакомое лицо с бледной кожей – хорошо хоть косметику вчера достало ума смыть, припухшим носом и красными глазами, как будто в них всю ночь кто-то старательно сыпал песок, и даже немножечко втирал. Готова поспорить, бывает, что люди после ринопластики получше выглядят.
«Да, такую красавицу замуж даже бомж не возьмет».
Я постаралась сделать все возможное, чтобы привести внешность в порядок. Получилось, честно говоря, на троечку. Оставалось лишь успокаивать себя тем, что это не навсегда, и уже завтра я буду снова в строю.
Пока я ковырялась в ванной, подруга успела встать и сварить кофе. Я обнаружила ее на кухне, сидящей на высоком табурете. Один тапок у нее сполз на пальцы, и Вика методично шлепала им по пятке.
– С добрым утром! – бодрый голос подруги резанул по ушам, усиливая головную боль от монотонно шлепающей тапочки.
– С добрым. – поморщилась я. – Ты не могла бы перестать. – кивнула я на ее ногу.
– Извини. – понимающе улыбнулась подруга. – Кофе?
– Давай. И поесть что-нибудь. – не знаю почему, каждый раз наутро после пьянки во мне просыпается просто зверский аппетит – не каждый штангист-тяжелоатлет может похвастать подобным.
Я села на соседний стул и одернула футболку, которую одолжила в шкафу – не в платье же было спать, а Вика отправилась делать яичницу.
– Приятного аппетита. – поставила она передо мной шкворчащую тарелку, сама же подруга ограничилась чашкой кофе.
Я съела все до последнего кусочка, искренне не понимая, как люди могут вообще обходиться без завтрака. Отодвинув от себя тарелку и ощутив приятную тяжесть в животе, я почувствовала себя гораздо лучше.
– Ну и мужики мне последнее время попадаются, – пожаловалась я. – Что ни субъект – то повод напиться, такими темпами я скоро и вовсе покину ряды добропорядочных граждан.
– По мнению твоих родных, ты там уже давно не состоишь.
– Спасибо. Умеешь поддержать в трудную минуту.
– Что собираешься делать? – уже серьезно спросила подруга.
– Ничего особенного. – пожала я плечами. – Поеду домой, родители как раз должны были улететь, сяду за компьютер искать работу. Да и что там с магистратурой проверить нужно. Вот этим и займусь.
– Значит ты точно решила съехать?
– Да. – вздохнула я. – Пора уже действительно начать жить собственной жизнью, без оглядки на чужое мнение. Буду работать, учиться. Просто жить. Со временем родители смирятся.
– И правильно. – одобрила подруга. – Жить в угоду чужим ожиданиям, становясь несчастнее день ото дня, – не то, что бы я пожелала лучшей подруге.
Вика обняла меня, и я поняла, что сделаю это не назло родителям, а ради себя. Пора действительно повзрослеть и взять ответственность за собственную жизнь и поступки на себя. А родители поймут, в конце концов не могут не понять. Остынут и примут мой выбор.
– К тому же, может я такого жениха найду, что мама три раза перекрестится, что я когда-то Димку отшила.
– Пфф. Конечно, найдешь, я всегда говорила, что этот придурок тебя не достоин. – похлопала она меня по плечу.
Я улыбнулась и отправилась в комнату одеваться.
– Но видимо не сегодня. – крикнула я из коридора, когда еще раз увидела в зеркале свое отражение.
Ответом мне стало хихиканье, донесшееся с кухни.
Желания напяливать подаренные Соболевым платье и пыльные босоножки не было, поэтому я по-дружески одолжила у Вики джинсовые шорты, футболку и тряпочные кеды. Она, конечно, выше, чуть шире, да и обувь оказалась на размер велика, но в целом не смертельно. Шорты я зафиксировала на поясе ремнем, а в закрытых тапочках ноги не видно. Платье и туфли я решила оставить у подруги, чтобы лишний раз не вспоминать о вчерашнем скандале и личности дарителя. Может когда-нибудь заберу.
«И одену на их с Региной свадьбу, надеюсь, со стыда у Соболева изжога разыграется».
Я чмокнула подругу на прощание и сбежала по лестнице с шестого этажа, проигнорировав лифт. Такси уже ждало у подъезда – пугать народ своим разбитым видом в общественном транспорте я не решилась, да и настроения трястись в маршрутке, ведомой по обыкновению лихим горцем, честно говоря, не было.
Субботнее утро, приветствующее редких прохожих еще не вошедшим в полную силу солнцем, обещало погожий денек. Торчать в такую погоду в городе казалось кощунством, тем более в выходные. Но делать нечего, настроения, равно как и подходящей компании для загородного пикника или поездки на озеро, не было.
Во двор родительского дома въезд оказался закрыт, видимо власти решили, что самое время раскопать трубы, и как следствие я могла наблюдать кучку иностранных работяг в заляпанных комбинезонах на голое тело, с энтузиазмом снимающих асфальт. А отсутствовала дома я всего-то чуть больше суток.
Я уже предвкушала как поднимусь в квартиру, включу жизнеутверждающую музыку и поваляюсь в ванной, смывая все неприятности вчерашнего дня, как возле подъезда меня окликнули.
– Мария Аркадьевна. – запыхавшись на шпильках, семенила ко мне смутно знакомая брюнетка.
Когда она мелкими шажочками, стараясь не оступиться на щебенке, подошла поближе, я с удивлением узнала в ней главу отдела чего-то там – почитательницу ярких шмоток, с которой вот уже несколько дней подряд имела честь здороваться. Лихих Анна Юрьевна – услужливо подсказала память.
Сегодня она радовала мужской глаз абсолютно белым платьем в облипку с расшитым камнями воротничком. Рабочие, судя по восторженным взглядам, то и дело кидаемым в нашу сторону, были такому зрелищу только рады.
– Здравствуйте. – выдохнула она, наконец приблизившись на расстояние вытянутой руки.
– Доброе утро. – я непонимающе уставилась на женщину, незапланированная задержка вовсе не обрадовала.
– Мария Аркадьевна, прошу прощения, – пыхтела любительница принарядиться. – Но ваш отец улетел и оставил важные документы. Он велел привезти их вам, чтобы вы передали их сестре.
Я с недоумением оглядела пустые руки женщины и крохотную сумочку, висевшую на плече. Они у нее что, формата поздравительной открытки?
– Бумаги в машине. – правильно расценила мой взгляд брюнетка. – Я вас давно жду, не хотелось их мять в руках. Тут недалеко. – махнула рукой женщина.
Пришлось последовать за ней в указанном направлении – не торчать же на солнцепеке у подъезда в ожидании, пока она сгоняет до машины и обратно, часто-часто перебирая шпильками, как такса короткими лапками.
– Консьерж сказал, что вы не дома, до Регины Аркадьевны не дозвониться, вот и пришлось дежурить во дворе. – вещала дамочка по пути к автомобилю.
Я поморщилась: хотелось пить, опять есть и приятной тишины. Тащиться по вскопанному двору вслед за болтливой женщиной не хотелось вовсе. Пришлось успокаивать себя тем, что уже через несколько минут я буду наслаждаться уютной тишиной и прохладой родительской квартиры.
Уж чего я точно не ожидала, так это, завернув за угол, увидеть пакостно улыбавшегося брюнета возле красной иномарки.
– Добрый день, Мария Аркадьевна. Мы уж вас заждались. Проходите, присаживайтесь. – распахнул он заднюю дверь седана, а мне показалось, что этот голос, слегка коверкающий букву Р, я уже где-то слышала.
Мужчина выглядел лет на сорок, обычное лицо, классическая стрижка, среднего телосложения. Даже если мы с ним где-то и встречались, его непримечательная внешность, как будто дядька сошел со старой выцветшей фотографии, не оставляла моей памяти и шанса. Таких по городу ходит тысячи. Один лишь равнодушный, какой-то пустой взгляд, мужчины вызывал желание поежиться и поскорее прошмыгнуть мимо.
Дамочка без слов юркнула за руль. «Ох и не нравится мне эта парочка» – подумала я, оглядывая окрестности. Вокруг, как назло, было тихо и безлюдно. Лишь несколько припаркованных автомобилей стояли в стороне.
– Спасибо. Я, пожалуй, пойду. – начала я отступать. – Документы Регине Аркадьевне передайте сами.
– Я все-таки вынужден настаивать.
Мужчина за одно неуловимое движение оказался возле меня, и я почувствовала, как что-то холодное уперлось в живот. Опустив глаза, я смогла различить черное дуло. Точнее, собрав воедино все немногочисленные познания в этом деле, я предположила, что черная продолговатая металлическая штуковина, торчащая из белесой руки, скорее всего пистолет.
– Это что, пистолет? – все так же глядя вниз, все-таки уточнила я вслух.
– В машину, девочка. – тихо произнес опасный, как выяснилось, тип и еще сильнее ткнул меня.
– Сейчас ведь так уже не делают. – пожаловалась я, глядя ему в глаза.
Я никак не могла поверить в происходящее. И осознать. Или уложить в голове.
– Это тебе папочка сказал? – его гаденькая ухмылка сулила большие неприятности. – Или Соболев? Шевелись давай. – подтолкнул он меня к раскрытой двери.
Смысла геройствовать и погибать молодой я не видела, поэтому безропотно полезла в машину. Мужчина спокойно оглядел окрестности и уселся рядом со мной на заднее сиденье, пистолет опять уткнулся в меня, только на этот раз сбоку. Его сообщница-брюнетка тронула машину и заблокировала дверцы.
«Надеюсь она нас не угробит – на таких-то шпильках сесть за руль».
– Что известно Соболеву? – он еще сильнее вдавился пистолетом в мой бок, от чего глаза у меня буквально вылезли из орбит, так ведь и печени лишить можно.
«Так-так, похоже я в лапах у сумасшедших. Вот этот с ледяным взглядом точно из психушки сбежал».
– Не знаю. Он вроде экономический окончил, значит теория вероятности известна, высшая математика, бухгалтерия, думаю, тоже… – растерявшись и совсем не понимая, что этим двум от меня нужно, тараторила я.
– Ты что дура? – склонив голову набок, словно изучая лягушку, все тем же ровным голосом спросил неадекватный. – Мне насрать на его образование. Про Шуйского ему что известно?
– Так бы сразу и спрашивали! Сейчас вспомню, он мне досье читал. Шуйский… – пыталась я сосредоточиться и быть сколько-нибудь полезной, но обстоятельства ясности мышления отнюдь не способствовали. – Был женат, не платил алименты, начальник какого-то там цеха, умер от передоза, что-то еще там было. Я не помню!!! Я же не машина какая, там досье этих было… И про каждого он читал.
– Заткнись, дура! – отвесил он мне оплеуху свободной рукой. – Что за досье?
– На всех, кто был в кабинете, когда его кошелек украли. Что вам от меня нужно, а? – заплакала я.
– Про нас ты ему что сказала? – продолжил допрос свихнувшийся тип.
«Похоже он и правда псих, они всегда не бросаются сразу в глаза, так сказать, сюрприз-нежданчик. Ох и плохи мои дела».
– А что я могла ему сказать, я вас первый раз вижу. – осторожно проговорила я, опасаясь еще одной оплеухи.
– Про нее? – кивнул он на сообщницу.
– Спросила, что за дамочка со мной постоянно здоровается.
– Все?
– Ну да. – Перестала я что-либо понимать. Ясно, что у этих двоих что-то нечисто, и уж очень им не хочется, чтобы глазастому Соболеву об этом стало известно, но при чем тут я?
– Ха-ха-ха! Похоже нам везет, а! – обратился псих к своей сообщнице. После разговора со мной он заметно расслабился. – Девчонка-то совсем дура оказалась.
«Это он про меня что ли? Сам не лучше, псих ненормальный».
Машина, тем временем, удалялась все дальше и дальше от моего дома, а соответственно и от центра города, и что им от меня было нужно понятнее не становилось.
– Зачем я вам теперь, вы же узнали все, что хотели? – решилась я прояснить ситуацию.
Мужчина в ответ расхохотался, а брюнетка пропела:
– Она даже не понимает из-за чего умрет, это так мило.
Приторность в ее голосе была сродни сладковатому запаху стухшего мяса. Да и сама она напоминала мне вяленый окорок. Или бастурму. Но, как бы я про себя не хохмила про похитителей, новость о собственной смерти застала врасплох. Я повернулась к мужчине, ожидая, что тот опровергнет ее слова.
– Ну что я могу сказать, деточка, – пожал он плечами. – Очень нехорошо подслушивать в туалетах.
– В туалетах?
– Да. – подтвердил он. – Иногда можно услышать совсем не то, что нужно. А иногда, – поднял он палец. – Если очень не повезет, об этом могут и узнать.
– Так вы та парочка влюбленных! – воскликнула я, вспомнив где уже слышала этот голос с неправильным произношением, и тут же сникла.
За служебные романы свидетелей не убивают. Тогда кто они на самом деле? Я попыталась воспроизвести по памяти, что они тогда друг другу говорили, но получалось плохо.
– Только такая неиспорченная душа могла подумать, что у нас интрижка. – добродушно, словно по-отечески, рассмеялся Картавый. – Даже как-то жаль от столь редкого экземпляра избавляться.
– Может тогда и не надо? – попыталась я договориться с похитителями. Только вот я не Соболев, и переговоры со сложными личностями вести не умею.
