bannerbannerbanner
Белый Пилигрим

Антон Краснов
Белый Пилигрим

Полная версия

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ, ДУШЕЩИПАТЕЛЬНАЯ
Сердце Белого Пилигрима

1

Мне совершенно расхотелось сопротивляться, и тогда старик Волох вытянул перед собой руку, обращенную ладонью к врагу, и произнес:

– Так! Он растет. Он уже использует боевую магию, которую не применяли вот уже много лет. Не подлежит сомнению, что ее секреты давно позабыты, преданы справедливому забвению, а тот, кто их откроет, тут же погибнет. Слишком уж много сил требуется на то, чтобы ее поддерживать. Значит, наш приятель Гаппонк нашел источник, из которого он черпает силу. – И, понизив голос, добавил (я все равно расслышал и разобрал, хотя он пробубнил совсем уж невнятно): – Надеюсь только, что это не ТОТ источник силы, о котором я сейчас думаю, и думаю вот уже неотвязно в течение всех последних лет… А ведь совсем недавно это было невозможно, совершенно невозможно!

Он оглянулся на меня. Наверно, хотел убедиться, что я его не слышал. Глаза сощурены, лицо настороженное и покрасневшее то ли от злости, то ли от молодецкого задора, который распирает этих Волохов так некстати. После этого он сжал мое запястье еще крепче, хотя я уже и не думал вырываться. Его морщинистое лицо приняло то выражение, какое я видел однажды у моего покойного дедушки, когда бабушка врезала ему по голове эмалированным тазом и он упал с дивана: раздумчивое и одухотворенное. Честное слово, мне вдруг показалось, что контуры его лица изменились, оно начало как бы разрастаться, как лицо актера на крупном плане при медленном приближении!.. Нет, это мне кажется. Но откуда эта дурнота? Она подкатила внезапно, ноги и руки спеленало. Как будто мы с Макаркой выпили с утра не по полтора литра нашей хрестоматийной гадости, а, по меньшей мере, пять или шесть! Ох! Я хотел схватиться рукой за горло, но обе руки меня не слушались, а та, чье запястье сжимал проклятый старик…. Та горела, словно на нее надели накаленный докрасна браслет кандалов. Старик! Чертов колдун!.. Не пустил меня перелезть на горящую гондолу, от которой вот-вот воспламенится водород и нас разнесет на клочки, усеет ими всю Мифополосу… или как она там у них!.. Проклятый Волох, сволочь, варикозник! Перед глазами плавно, как свиток, развертывался перечень тех ругательств, которыми Волох и два его ненаглядных братца осыпали друг друга в тот вечер нашей первой встречи: «Издохни, подагрический козел!» – «Да чтоб навечно согнуло в дугу твою дряхлую… вр-р-р… трясущуюся спину! Да поразит тебя маразм! Издохни, грешный варикозник!» – «Гангррррена ты гнойная! Диспепсия дохлая!.. » Кажется, все эти проклятия обрели свою силу только сейчас и начали проявляться непосредственно на мне. У меня последовательно отказывали конечности, нижние и верхние, язык, в позвонки втыкали иглы, поясница разламывалась, а в желудке кто-то словно ворочал кочергой так, как шуровал бы уголь в печке. Волох!.. Гаппонк!.. Неужели они заодно?..

Нет той полудохлой глупости, которая не пришла бы мне в голову в мгновения, века этой жуткой слабости. Но зрение пока не полностью изменило мне, и потому я еще мог видеть, как гадкий старик оборачивается лицом к летящему Гаппонку, разящему молниями и вот-вот готовому угодить ими в корпус дирижабля, продырявить его и взорвать наполняющий его легковоспламеняющийся газ. Старик оборачивается, его ладонь раскрывается, пальцы дрожат, словно от перепоя, и вдруг начинают светиться!.. Старик становится выше ростом, он разрастается, с кончиков всех пяти пальцев стекает пламя, оно сливается в самом центре ладони, и вдруг оттуда бьет молния!.. Ослепительно-яркая, с радужными переливами в задрожавшем и поплывшем воздухе – а не синеватая, с нездоровым трупным оттенком, как у Гаппонка! Молния!.. Угораздило же нас попасть в компанию громовержцев и молниеметателей!

Открыв рты, смотрели на это импровизированное огненное шоу все его свидетели. Макарка выронил бутылку, у Нинки порозовели от восторга щечки. У находившегося на земле царя Урана Изотоповича с головы упал дурацкий старомодный шлем, свалился на землю и убил местного суслика.

Старик Волох оказался куда более удачливым и квалифицированным метателем молний, чем его оппонент, злобный маг Гаппонк. Первым огненным ударом он испепелил зубастую тварь, летевшую прямо на нас с плотоядной разинутой пастью. Вторая молния угодила в более крупную цель и не уничтожила ее полностью, а просто рассекла Боевого змееящера надвое, словно ударом огромной секиры. Третья молния даром нагрела воздух, а вот четвертая…

Да!!!

Четвертая молния попала во флагманского змееящера, на котором восседал плюющийся собственными молниями Гаппонк. Наверно, если бы чудище успело над этим поразмыслить, по зрелом размышлении это ему не понравилось бы. Но не было такой возможности – потому что метко направленный огненный клинок старика Волоха просто выжег ему мозги! Или иной наполнитель, входящий в содержимое этой мерзкой башки… Огромное тело змееящера перетряхнуло, и он стал заналиваться, а потом просто начал падать. В штопор он не вошел, потому что слишком широки были бессильно повисшие крылья. Так или иначе, но Гаппонк вынужден был переключиться с нанесения боевых ударов на проблему спасения собственной задницы и прочих атрибутов его магического достоинства…

Торжествующий рев разорвал установившуюся на время огненной дуэли тишину. Вопили солдаты, бесновался объединенный командный состав, висли на тросах черти, главный черт Тарас Бурда корчил вдогонку Гаппонку оскорбительные рожи, ведьма Комарилья визжала невесть откуда проклюнувшимся фальцетом, а ей вторила детективная парочка Чертова – Дюжина. Макарка немедленно выпил за упокой Гаппонка (не рано ли?) и протянул мне, но не было сил принять злополучную тару.

– Круто ты его, дед! – верещал Макарка Телятников, а племяшка Нина даже чмокнула Волоха в его морщинистую щеку. Не надо его целовать…

– Не надо его целовать, – повторил я вслух. Волох глянул на меня и, перехватив у Телятникова бутылку, сунул горлышко мне в рот:

– Выпей, это тебя подкрепит. Пей, пей!..

А я уж было считал деда убежденным сторонником антиалкогольной кампании…

Очнулся я не сразу. Мне кажется, что после нескольких глотков портвейна на душе у меня стало тихо и спокойно, и я то ли заснул, то ли провалился в безымянную пропасть без дна и покрышки… А пришел в себя от воплей Макарки и общего нездорового оживления. Опять, опять что-то случилось?

Оказалось, да. Случилось. Во-первых, уже был виден стольный город. Выглянув из гондолы, я сумел в этом убедиться. А во-вторых… Во-вторых, я взглянул на своего приятеля. Макарка по-обезьяньи тряс своими пухлыми руками над головой и пел, немного фальшивя, но в целом довольно сносно и, главное, впечатляюще так пел, почти ревел – на манер сами знаете кого:

– «И п-пытались постичь… мы, не знавшие войн!.. за воинственный клич принимавшие вой – тайну слова „пррррриказ“, назначенье гррраниц, смысл атаки и лязг боевых…. каллллеснитц!..»

Да, случилось. Что-то не припомню я за Телятниковым таких впечатляющих вольных партий без повода, и весомого повода, для оных. Неужели кончился наконец-то портвейн?.. Да нет, едва ли.

– Прохудилась покрышка этого долбаного пузыря, мать его! – сообщил он мне в коротком антракте между куплетами. – Теперь мы падаем, падаем!.. Гаппонк поджарил последнюю гондолу, а пламя от нее все-таки повредило корпус! Если бы гондолу отцепили минутой позже!.. Черт побери, что это было бы такое! Скорее всего, для нас все уже закончилось бы, и рвали бы мы цветочки уже на том свете вместе с лесником дядей Леней Ильичом!

– Падаем? – выдохнул я.

– «И зла-адея следам не давали а-астыть, и прррррекраснейших дам обещали любить!.. И друзей успокоив, и ближних любя, мы на роли героев… вводили– себя!»…

– Так, – сказал я. – Значит, падаем?

Падали. Чтобы замедлить падение, мы вынуждены были (вот он, парадокс воздухоплавания) увеличить скорость. При большем ходе дирижабль снижался не так стремительно. Под образовавшейся пробоиной уже хлопотали умельцы, но видимых улучшений не было. В связи с увеличением скорости мы довольно значительно оторвались от наземных частей: царь Иоанн Федорович с близкими и союзниками оставались где-то там, километрах в двух за нами.

А мы проплывали над окраиной столицы и, рассматривая ее достопримечательности и особенности архитектуры, предполагали, что падение не обещает стать очень уж мягким и комфортным…

– Илюшка, а зачем они тут так набезобразничали? – спросила Нинка, разглядывая несколько разрушенных домов. – Там же люди жили, а они сломали.

– Хм… – фыркнула в руку принцесса Анастасия, а Макарка, завершив пение, высказался:

– Варвары-с! Хотя нет. Варвары, разрушившие Рим, были образованными и культурными людьми в сравнении с подручными милейшего Гаппонка… не знаю, как его по батюшке.

– А ты его по матушке лучше, – буркнул я, а старик Волох сказал:

– Слишком много слов. Достаточно сказать, что, в отличие от тварей Гаппонка, варвары были людьми.

И тут он осекся.

Я перекинул свой взгляд на него.

…Что такое?

Взгляд старика Волоха был уставлен прямо перед собой, и я ясно увидел в его чуть выпуклых, водянистых голубых глазах страх. Страх, замешанный на тревожном недоумении, на чем-то таком, что упорно не укладывается в голове, хотя происходит прямо на твоих глазах. А я уже начал было подумывать, что старик Волох совершенно лишен способности чего-либо бояться, да и незачем, дескать, ему бояться – если он, скажем, явится одним из Хранителей этого мира. Или – даже чем-то большим… А сейчас я ясно увидел, как дрогнуло его морщинистое лицо, и никак не мог оторвать собственного взгляда от этих сразу набрякших темных полукружий под глазами, от развевающихся под ветром седых волос на этой лохмато-бесшабашной голове…

Я повернул голову и глянул туда, куда был уставлен наполненный изумлением и ужасом взгляд старика.

Там был город. Уже знакомая мне столица, освещенная закатными лучами солнца. Я видел холм, господствующий над городом, тот холм, где находились полуразрушенные стены, башни-донжоны и внутренние строения крепости, которая еще недавно была взята чудовищами Гаппонка. Прямо над ней стоял огненный столб. Почти красный, с разлохмаченными дымными завитками, которые липли к нему, словно грибы-паразиты к стволу дерева. Основание столба входило прямо в разрушенный Храм Белого Пилигрима, а вершина уходила куда-то в небо, в оплывающие багрово-красным серые полосы туч.

 

Туда и смотрел старик Волох.

– А это еще что за атмосферные явления? – спросил Макарка. После отраженной воздушной атаки, одной и затем второй (особо эффектной, как помните!), Телятников явно повеселел.

Старик Волох моргал. Он даже протер уголок левого глаза грязноватым пальцем. Нет необходимости говорить, что огненный столб, поименованный Телятниковым как «атмосферное явление», никуда не исчез. Мне тут же пришла на ум ветхозаветная аналогия с тем огненным столбом, в виде которого Бог Яхве вел по пустыне иудеев, сбежавших из-под плотной опеки египтян. Собственно, не мне одному. За кормой дирижабля голос Спинозы Горыныча вопил о том же. Спиноза Горыныч у нас известный библеист.

– Да что это такое?

Старик Волох мял в руках нашу книгу «Словник демиургических погрешностей». Потом он сунулся в нее, несколько раз перелистнул туда и сюда, едва ли что успев прочитать. Собственно, он и без книги знал ответ на наши почти одновременные вопросы. Конечно знал. Иначе не сделалось бы у него такого лица, на фоне которого отчаянная мина приговоренного к смерти показалась бы маской воплощенного оптимизма и любви к жизни. Знал, знал!..

– Ну!

– Это… – медленно, с усилием, заговорил он, – это означает, что подтвердились мои худшие подозрения. Это озна… означает, что в мир Оврага и Мифополосы ПРИЗВАН Темный Пилигрим. Тот, что когда-то был магом Гилкристом. Это может означать то, что… Что многие из наших нынешних союзников, которые выступили против Гаппонка, не осмелятся выступить против Отца тьмы. Ведь и веселые черти Тараса Бурды, и ведьмы Елпидофории Чертовой и тучной Комарильи, и Трилогий Горыныч, и великаны косноязычного Фельд…бубар… не припомню, как его… все они – изначально темные. — Старик бормотал все быстрее и быстрее. – Значит, Гаппонк все-таки призвал Гилкриста… точнее, того, кто сейчас вмещает в себя сущность Темного Пилигрима, которым когда-то был Гилкрист.

– Так, – сказал Макарка, – опять поперли проповеди в духе Горыныча. Но сейчас… бррр… я почему-то верю им куда больше.

Честно говоря, я тоже. Я смотрел на магический столб ярко-красного света: величественное зрелище словно сплошной поток крови хлещет из разорванного неба, бьет, вдавливаясь в землю. Рядом со мной, едва касаясь моего бока локтем, стоял старик Волох, и я чувствовал докатывающуюся до меня крупную дрожь, сотрясавшую старого мага и разрастающуюся в какое-то подобие судорог.

– Ну что же, – с трудом сказал старик Волох, – понятно. Ну что же… Он сам первый нарушил закон. Призвал Темного Пилигрима. Теперь и у нас развязаны руки, и я могу открыть вам то МНОГОЕ, что я скрывал, потому что на устах моих была печать молчания.

Звучало увлекательно. Особенно в отсветах кровавого зарева над крепостью. Так увлекательно, что я почти взмолился, чувствуя, как по коже бегут мурашки:

– Ну, ну, не тяни, дед!..

– У нас есть то небольшое время, которое наш летучий корабль еще может продержаться на воздусях, – коряво и высокопарно начал старик Волох, и его лицо зажглось вдохновением, совершенно изгнав страх. – Итак… Я – один из Трех Хранителей Равновесия этого мира. Мы вручили вам священные реликвии Белого Пилигрима, чтобы призвать вас в мир Мифополосы, где мы сейчас находимся, и Оврага, куда мы, уже, наверно, не попадем. С помощью книги ты, Илья, открыл портал перемещения из Истинного мира в Мифополосу…

– Я открыл? – изумился я. – Я и книгу-то саму открывал всего несколько раз, а уж ту чушь, которая там понаписана, и вовсе не разбирал, чтобы с помощью всяких там заклинаний открыть портал перемещения.

– Не надо никаких заклинаний. Ты просто швырнул ее в угол в тот же вечер, когда мы вручили ее тебе. Этого оказалось достаточно. Твоя бойкая племянница тут же нашла портал, и наутро у нее выросли рожки и копытца: мир Мифополосы дохнул на нее своим нездоровым дыханием. А потом произошли все те недобрые события, из-за которых ты и попал к нам в Мифополосу. Помнишь, ты удивлялся, почему ты можешь дышать под водой, и Нинка может, а вот Макар не может? То же насчет зеркала Истинного Зрения: Нину оно не отражало, с Макаром все нормально, а от тебя оно и вовсе треснуло надвое. Все это возможно только в отношении того, чья копия есть в Овраге или Мифополосе, к примеру, как у твоей племянницы Нины, или же того, кто обладает особым даром. К примеру, как Гаппонк или ты, Илья.

Про «особый дар» я понял. Даже не стал переспрашивать, чего уж там. Я почти пропустил эту фразу мимо ушей. Другие, другие слова наполняли голову: «… того, чья копия есть в Овраге или Мифополосе, к примеру, как у твоей племянницы Нины… » Я воскликнул:

– Копия Нины в Мифополосе?!

– Нуда, – спокойно ответил старик Волох. – Точнее, не копия, а продолжение. Разве ты не заметил?

Он положил руку на плечо царевны Анастасии.

– ОНА?.. – выговорил я. – Нина?

– Только восемнадцати лет от роду. И ты что, не отметил, как царь Уран Изотопович рассматривает Нину? У него, правда, плохая память на лица, но когда он видит девчонку, которая как две капли воды похожа на его собственную дочь в раннем детстве…

Нина и царевна уставились друг на друга. Непривычно видеть свое собственное отражение в возрастной модификации… Впрочем, такие сложные слова едва ли приходили моим дамам на ум.

– А моей копии или там… продолжения нет в этом мире? – дрожащим голосом спросил Макарка.

– Нет. По законам Белого Пилигрима из Истинного мира в этот может переместиться продолжение или вариант человека, представляющего собой… как бы это сказать помягче… представляющего собой ценность. У человека должен быть редкий дар, либо он оставил след в истории и культуре. Обычных людей, этаких муравьев, туда не берут. Таковы законы.

– Законы, конечно, дурацкие, – поспешно объявил Макарка, – но я… знаете… Я даже рад, так сказать, что я – ничтожество, муравей, мелочь пузатая…. Очень, очень рад. Пузатая… Уф, вот.

– Вот именно, пузатая! – некстати съязвила Нинка, на мгновение отрываясь от разглядывания своей восемнадцатилетней царской ипостаси.

Телятников надулся и замолчал. Наверно, в глубине души он обиделся, что в здешнем мире не существует его копии. Не прошла местный фэйс-контроль, так сказать. Старик Волох быстро взглянул на громадный световой столб над бывшей царской резиденцией и, отвернувшись, продолжал:

– У каждого своя цель, свое предназначение. Конечно, оно есть и у вас. Гаппонк… нужно поговорить и о нем. Гаппонк в некотором роде тоже жертва, тоже зависимое существо, им управляют. Его можно даже пожалеть…

– Пожалеть? – крикнула царевна, отрывая взгляд от личика Нинки. – Пожалеть после того, что он сделал с папой… со столицей, с нашими подданными? Если он еще жив, я сама выпотрошу его.

– Гаппонк призвал Темного Пилигрима. Темный из Истинного мира. Все беды Мифополосы и Оврага начались с того, как Темный и Светлый Пилигримы столкнулись – там, у вас, в Истинном мире. Много тысячелетий они не могли встретиться. Хотя были близки к тому. Так, Темный Пилигрим, будучи инквизитором Торквемадой, едва не встретил Светлого, который был тогда испанским дворянином. Кажется, они могли встретиться и раньше, примерно в эпоху упадка Древнего Рима. Последний раз они едва не столкнулись в Берлине в двадцать каком-то году XX века, когда Светлый – его звали тогда Сергеем – хорошенько повздорил со своей супругой, пошел в ресторан и знатно там набрался, не хуже, чем вот вы с Телятниковым. Темный проживал в бельэтаже дома, где выпивал тогдашний носитель духа Белого. А если Белый и Темный сталкиваются или приближаются друг к другу в Истинном мире, открываются порталы между нашими мирами. Начинается взаимная утечка… ну, вы понимаете. Хорошо, что Белый вовремя умер. С его норовом он мог наделать та-а-аких дел!.. Ух!

– С его норовом?

– Да, да! Тоже был не приведи!..

– Что значит – тоже?

– У жены его было такое смешное имя, – забормотал старик, в данный момент сильно напоминая того маразматика, каким я встретил его в темнице у царя Урана Изотоповича, – такое глупое… я бы даже своей корове такого не дал… Полидора… Помидора… Альмедора… Айседора! Да, да, именно Айседора! Она еще, помнится, недурно танцевала – не хуже кикиморы Дюжиной, а та ловка в танце, ох ловка!

Макарка глупо моргал ресницами. «Айседора… » Я молчал, а старик продолжал одно за другим излагать свои удивительные, убийственные откровения:

– А вот последние пятнадцать лет утечки между мирами превратились в привычные… ну, как если бы прохудилась крыша и постоянно натекало из-за дождей. Такого не было никогда!.. Значит, Белый и Темный наконец-то сосуществуют где-то рядом… А если они встретятся, то границы между мирами могут стать прозрачными – и бог весть, к какому сумасшествию это приведет!.. Да, да! И мы с братьями, и Гаппонк, который как раз и появился в наших краях с тех самых пор, как начались эти УТЕЧКИ, – конечно, знали это…

У меня все окончательно спуталось. Темный, Белый… протечки между мирами, портал, Гаппонк со товарищи… Я глянул вниз, туда, где в сгущающихся сумерках уже приближались, надвигались стены полуразрушенной крепости на холме в центре царской столицы. Я заговорил быстро, лихорадочно, жадно давясь словами и заглатывая их окончания:

– Так, все!.. Я понял! Понял!.. Белый Пилигрим – это ТЫ! Ты и есть этот несносный Пилигрим, заклепавший этот дурацкий мир!.. И вот только не говори, что я ошибаюсь!.. Не хочу слышать, что я ошибаюсь, вот так и знай! Потому что в любом другом случае… в том случае, если я ошибаюсь… ну конечно!..

Старик Волох мягко улыбнулся, и не было ни следа старческой беспомощности и брюзгливости в этой светлой улыбке.

– Ты так подумал? Ты это понял?..

– Да.

– Нет, мой мальчик, – отозвался он. – Не то ты говоришь. Ведь ты хотел сказать совсем другое, верно? Правильно? Потому что Белый Пилигрим – ЭТО ТЫ.

Тяжелый обух гулко опустился в основание моего черепа. Я ожидал этих слов, но не так же!.. Меня предательски шатнуло к шершавому борту гондолы, и Нинка поспешно схватила меня за руку. Я смотрел на улыбающегося старика. На его белую бороду и запутавшуюся в ней лукавую ухмылку.

– Белый Пилигрим – это ты, Илюша, – повторил он. – Ты ведь сам уже это понял, иначе я тебе и не сказал бы. Разве ты не заметил, что, поражая врагов боевой магией, я все время держался за тебя? За твою руку?.. Я использовал ТВОЮ силу, которую ты пока что не умеешь черпать. Отсюда и твоя слабость, еще бы, я вытянул из тебя столько жизненной силы, сколько нет и у всего войска нашего бедного царя-батюшки. Я помню, ты все время сетовал на бестолковое устройство нашего мира? Теперь ты знаешь, КОГО ИМЕННО следует упрекать в этом. Спроси себя самого, Илья. Потому что именно ты создал этот мир. И, как написано в твоем же «Словнике демиургических погрешностей», на седьмой день тебе, как всякому Творцу, неплохо было бы отдохнуть.

– А я что делал? – пробормотал я.

– А ты… – Он выразительно покосился на ненавистный портвейн, который мы с Макаркой, кажется, уже три раза выкидывали и три раза же снова, кряхтя и шаря по кустам, находили. Ну что ж… Седьмой день… Старик Волох может не договаривать.

…Пьянствовал!

2

Ну вот. Дожили. Я – Бог. Демиург, Создатель, Творец на отдельно взятой территории!! Мне только что об этом сказали довольно-таки вменяемым языком, и совершенно незаплетаюшимся, что в последнее время – редкость. Приходилось ли вам узнавать такую стыдливую подробность из собственной биографии о том, что вы – Бог? Полагаю, что нет. Если вы считаете, что с вами может случиться нечто худшее, чем внезапно узнать, что вы… вот вы – это самое… то вы ошибаетесь. Ничего хуже! Хотя, впрочем, не так трудно быть Богом, как то следует, скажем, из одноименного произведения братьев Стругацких…. Будете спорить? Даже с тем, кто оказался Творцом нового мира, хоть и довольно дурацкого и слепленного в чем-то откровенно халтурно? Ну-ну. Да я докажу, что почувствовать себя Богом может практически каждый, и все тут! Скажу больше: любой дегенерат может почувствовать себя Зевсом-громовержцем, когда одним мазком губки, пропитанной каким-нибудь «Фэйри», смахивает с лица земли (унитаза, мойки) целую цивилизацию микробов, имеющих развитую инфраструктуру и обзаведшихся таким институтом, как государство. А вдруг среди них найдется свой Геродот или Фукидид и красочно, подробно, велеречиво, томах этак в двадцати изложит историю ваших злодейств?

 

Не убедил? Ну что же, дело ваше. А я продолжаю развивать пикантные подробности моей личной биографии.

– И что же теперь делать? – спросил я.

– Очень просто. С нынешнего момента начинается настоящая война. И, чтобы остановить ее или вообще исключить возможность самого ее возникновения… нужно…

– Нужно?..

– Нужно найти Сердце Белого Пилигрима, великий Талисман. Кажется, тебе уже рассказывали о нем очень подробно. И даже обещали испепелить, если ты его не найдешь. Тут Трилогий Горыныч, конечно, погорячился… так как ты и есть Светлый, то… гм… Только ты и можешь найти Сердце. И – непременно сделать это ДО того, как Сердцем завладеет Темный!..

– Да что вы говорите какими-то ребусами и шарадами? – разозлился я. И какой же бессильной и нелепой выглядела эта злость. – Что это такое, ваше Сердце? С чем его едят? Н-ну?

– А ты сам написал об этом в своей книге тысячи лет назад. «Сосуд, наполненный нечестивостью и верой, любовью и ненавистью, безумием и светлым разумом; сосуд, полный горечи и яда, отравляющий жизнь, но разве можно жить без этой отравы?.. Напиток в нем – нежность и страх, горькая настойка белых лилий. И, чтобы враг не испил того напитка, разбей Сердце Пилигрима, ибо он создан для Тебя, и только Ты можешь обрести и утратить его… »

– М-да, – сказал Макарка Телятников, который, кажется, еще не допер, КАКОГО масштаба сцена разворачивается перед его осовелыми гляделками. – Напиток… Настойка белых лилий… на спирту… Кгрррм… Тут есть о чем подумать. Когито эрго сум [17]… Уффф!..

…Я смотрел на старика Волоха и натруженно моргал ресницами. Ни на какое большее усилие я не был способен. Именно в этот момент дирижабль резко дернуло порывом ветра, он накренился и стал заваливаться набок. Падение «Духа Белого Пилигрима» было недолгим. Он пошел вниз, перед глазами замелькали крыши домов, а потом из темноты вдруг резко выпрыгнуло что-то огромное, серое, зубчатое… Страшный толчок вырвал меня из гондолы, как редиску выдирают из сырой, хорошо разрыхленной земли. Я пролетел по воздуху, в ушах повисла блаженно долгая тишина, а потом я грянулся всем телом о землю, больно ушиб колено и, кажется, вывихнул плечо. Потом выяснилось, что нет, ничего страшного. Не вывихнул.

Я долго отплевывался, боясь даже поднять голову. Тишина. Такое впечатление, что я совершенно оглох. Где я?.. Где все мои? Я в грязи около какой-то каменной стены, в двух шагах от меня труп Тараса Бурды с расколотой головой и совершенно обезображенным лицом. Он и при жизни не был красавцем, но теперь выглядел просто страшно.

Нина! Макарка! Анастасия и другие, остальные!.. На дирижабле нас было больше двух десятков, где они?.. И опять – некстати – вдруг возникла перед глазами Лена. Она где-то там, в Истинном мире, отделенная от меня тайной смерти и непроходимыми границами страшных и чуждых миров, а я здесь, на грязной земле, с разбитым лицом и трусливыми подозрениями, что выжил только ОДИН Я!..

Я упал лицом в темную траву, чувствуя, как что-то острое втыкается в уголок глаза и становится больно. Я пополз сначала по земле, потом по залитой жидкой грязью брусчатке, пачкая колени и руки. Боль в виске, цепочка неуместных мыслей… Женщины любят сильных и удачливых. Быть может, мне повезет хотя бы в том, что я смогу доползти до речных вод и умыть перепачканное кровью, грязью и копотью лицо? Женщины любят сильных и удачливых, а за что же тогда Маргарита любила своего Мастера, ведь он даже не умел летать, лишь что-то бормотал тускло и невнятно, как глухой ручей в темном заболоченном овраге. Женщины любят сильных, таких… как Вадим Светлов, ведь так?..

– Так, – выговорил я, – как прибуду в Истинный мир, немедленно отправлюсь к психиатру лечиться от инфантилизма, обострившегося на почве имбецильности. А то – «мене-е-е никто не лю-ю-юбит, меня никто не жде-о-от!.. » Уроды, уроды!

Тихий голос надо мной сказал:

– Илья! Ну-ка, вставай. Негоже Белому быть перемазанным в такой темной грязи. Ты же как свинья!

– Нет, свинья рядом со мной джентльмен, – пробулькал я. – Где все?..

– Идем, – повторил тот же голос, и только сейчас я понял, что говорит старик Волох. – Идем, тебе сейчас не до них. У тебя другое дело.

– У меня нет н-никаких дел. Сегодня вечером я совершенно свободен. Не желаете ли м-мадеры?

Кажется, я все-таки сильно стукнулся головой. Старик Волох с неожиданной для его возраста стремительностью и силой подхватил меня под мышки, хорошенько встряхнул и поставил на ноги. Легкость, с которой он сделал это, поражает: все-таки, повторяю, я за пять недель, проведенных в Синеморске, страшно разъелся и весил уже под стольник. Старик тряхнул меня еще раз, но по-настоящему я очнулся уже в какой-то светлой комнате, в которую мы попали удивительно быстро… Собственно, после всего увиденного и услышанного совершенно этому не удивился. По всей видимости, мы находились во дворце царя Урана Изотоповича, который начал обживать Гаппонк. Моя догадка тотчас же подтвердилась. Старик Волох сказал:

– Ты грязен и неопрятно выглядишь. Мы в апартаментах Гаппонка. Самого хозяина нет, потому что он еще не прибыл по известным тебе причинам. В городе сейчас идет кровопролитный бой, но его исход совершенно неважен, если ты определишь и найдешь Сердце Пилигрима. И – уничтожишь его. А это очень просто сделать, после того…

– После чего?

– После того как ты помоешься, переоденешься и выйдешь ко мне, – быстро ответил старик. – Не теряйся, он устроил все по образцу твоего времени и мира. Душевые, одежда – все тебе очень привычное.

…Уверен, что сначала он собирался сказать совсем другое.

– Я буду принимать душ, а мои друзья дерутся насмерть? – возмутился я.

– Знаешь что, – весомо выговорил Волох, – делай, что говорят. В конце концов, все в твоей воле, и если хочешь играть в солдатики, вместо того чтобы делать большие дела…

– Это бой-то на улицах столицы ты называешь игрой в солдатики?

– А разве не так?

Я вздохнул и отправился на водные процедуры.

Наверно, что-то сдвинулось и окаменело в моей душе. Я не торопясь принял душ. Я спокойно причесался, побрился, потом не спеша выбрал себе одежду – свежую рубашку, костюм, обувь. Все словно для меня делалось и сидело на фигуре как влитое. Наверно, у нас с Гаппонком похожие фигуры. Интересно, как я могу так спокойно пользоваться туалетными принадлежностями, полотенцами, бельем и одеждой моего страшного врага, который убил… который?.. Как, как?

В полном порядке я вышел к Волоху. Он ждал меня и, оглядев с головы до ног, остался доволен.

– Ну вот, – сказал он, – теперь ты совершенно готов.

– К чему?

– Сейчас скажу. Тебе прекрасно известно, что такое Сердце Пилигрима. Ты сам назовешь, ЧТО это. Точнее, КТО это. Потому что это человек. И этот человек – из Истинного мира. А теперь свяжи все это с тем, что сказано в «Словнике демиургических погрешностей», в твоей путаной и пророческой, великой книге.

«Сосуд, наполненный нечестивостью и верой, любовью и ненавистью, безумием и светлым разумом… » Ну? Без которого… без которой не можешь жить? Сердце Белого Пилигрима? Ну?!

Последнее слово он выкрикнул – требовательно, почти с яростью, глаза его сверкали, а борода развевалась, хотя, конечно, в комнате не было и намека на ветер. И это: «… без которой»! Неужели? Неужели я угадал?..

И тотчас же все встало на свои места. Гаппонк?.. При чем здесь Гаппонк? Я, только я! Вспоминаю лестницу, Лену и того человека в шикарном сером костюме, в таком же, который сейчас на мне. Я выглядывал… Она стоит вполоборота ко мне и смотрит на него, чуть приоткрыв рот… Его негромкий, чуть присвистывающий, злой шепот, которым он что-то горячо ей втолковывает. У нее бледное лицо, она чуть приподнимает брови, когда он делает паузы… Я не могу расслышать, что же он ей говорит – хотя стою всего в нескольких метрах от них, пролетом ниже, прислонившись к стене так, чтобы они не могли меня видеть… Они целуются, и пол норовит выскользнуть у меня из-под ног, стены сокращаются, пульсируют – это грохочет большое каменное сердце. Конечно, я не услышал того, кто стоял с Леной. Ведь так сложно услышать САМОГО СЕБЯ.

17Cogitoergosum (лат.) – я мыслю, следовательно, существую. Известное изречение Декарта, который, быть может, тоже живет в Овраге… Почему, собственно, и нет?
1  2  3  4  5  6  7  8  9  10  11  12  13  14  15  16  17  18  19  20 
Рейтинг@Mail.ru