Ах, Отец мой Отец – да, Ты зиждительный Творец – да, Приведи меня в конец – да, Что в конец всех сердец – да, Где игра колоколец – да, Где таинственный ларец – да, Где венчальный свет колец – да, Ты в злату трубишь трубу – да, Пробуждаешь во гробу – да, Вольным быть велишь рабу – да, Возвещаешь всем судьбу – да, Завлекаешь в ворожбу – да, В золотую ворожбу – да, Ах ты Батюшка святой – да, Птица сокол золотой – да, Над глубокою водой – да, Пролетаешь молодой – да, Сердце вдруг пронзишь мечтой – да, Окрыляешь Красотой – да, С птицей мчишься, с той, и с той – да.
Радение
Дети Солнца, в час полночный, Собрались в игре урочной, Слитно-дружное вращенье, Перекрестности круженья, Плотно слажены ряды, Мы во имя возрожденья Ждем в душе живой воды.
Жернов крутится упорный, Белый праздник ночью черной, Быстро, посолонь стремленье, Звезды, в жажде обновленья, Прорезают так туман, В круге, знаменье раденья, Со святой водою чан.
Ног босых все глуше топот, Уст сухих не слышен ропот, За одной живой стеною Две и три идут волною, Близ рубахи – сарафан, И напевной тишиною Зачарован водный чан.
В глубине явился Кто-то, В лике светлая дремота, Пробуждается в купели, Мы недаром здесь радели, И пропели заговор, В вихре слышен зов свирели, В чане темном яркий взор.
Хоровод наш содрогнулся С неземным соприкоснулся, Мы истомным взяты раем, В пляске мы изнемогаем, Мы бледней, чем полотно, Дух сошел, мы знаем, знаем, Это было суждено.
В тайной горнице
В тайной горнице, где взяты души вольных в нежный плен, Свечи длинные сияют ровным пламенем вдоль стен.
Взор ко взору устремлялся, сердце в сердце, разум в ум, От певучих дум рождался, в пляске тел, размерный шум.
Вскрики, дикие как буря, как в пустыне крик орла, Душу выявили в звуках, и опять душа светла.
В белом вихре взмахи чувства сладкий ведали предел, И венчальные наряды были саванами тел.
В этой пляске исступленной каждый думал про себя, Но, другими окруженный, вился сразу всех любя.
В этом множественном лике, повторив стократ изгиб, Души плыли, как весною стройный шабаш светлых рыб.
Так повторно, так узорно, с хороводом хоровод, Извиваясь, любит слитно, и, безумствуя, плывет.
И, проплыв, осуществили весь молитвенный напев, И в сердцах мужских блаженсгво, как блаженство в сердце дев.
И в телах мужских дрожанье, многострунность в теле жен, Это было, жизнь светила, воплотился яркий сон.
И в телах сияют души, каждый дышит, светел взгляд, В тайной горнице полночной свечи жаркие горят.
Ты свети, свети
Ты свети, свети, светел Месяц свет, Ты свети, свети, Солнце красное, Ты цвети, свети, наш садовый цвет, Ты мечи лучи, сердце страстное.
Ты звони все дни, колокольный звон, Ты пророчь всю ночь, разум царственный, Обведем вокруг четырех сторон Наш веселый круг светодарственный.
Волны белых снов закрутим в метель, И в глазах гроза будет рдяная, Ты играй нам Рай, ты воркуй, свирель, От вина с Небес будь как пьяная.
Что есть светлее?
Что есть светлее пенья, Светлей чудотворенья, Светлее, чем алмаз, И чем Пасхальный час? Что есть светлей моленья, И солнечного зренья, Светлей, чем мед и кровь? Любовь, любовь.
В любви есть звоны пенья, И свет чудотворенья, И жемчуг, и алмаз, И в часе новый час. В любви есть свет моленья, И солнечное зренье, Луна, и мед, и кровь. Люби – любовь.
Божий плотники
Мы плотнички, Мы работнички, Все работаем мы тут, Над Судьбою судим суд, Мы ведь Божий, Непрохожие.
Мы плотнички, Мы работнички, Мы не ходим в мире зря, За работу – чуть заря, До вечерних рос Тешем белый тес.
Мы плотнички, Мы работнички, Нам топор проворный люб, Мы здесь строим белый сруб, Топором стучим, Да в свой дух глядим.
Мы глядим на Лес, В Море день воскрес, Послужили нам леса, Вот натянем паруса На корабль мы свой, На корабль живой.
Коли плыть, так плыть, Новый мир открыть, Мы постукиваем тут, Стружки словно цвет цветут, Мы плотнички, Мы работнички.
Судить судьбу
Судьба тебя судит, — Ты сам ее суди. Судьба тебя нудит, — Ты гляди, что впереди. Судьба тебя толкает, — Упреди ее толчок Судьба набегает, — А ты в бок прыжок.
Судьба гонять нас любит, — На полет легка Судьба совсем погубит, — Коль придет изподтишка А ежели увидит, Что ум ее ждет, — Судьба нас не обидит, Возьмет в свой полет.
Творцам сих садов
О, страдатели, насаждатели, о, садовники сих садов, С разнородными вам породами бой готовится, бои готов.
Чуть посеете семя светлое, семя темное тут как тут, Чуть посадите стебель крепкий вы, травы цепкие здесь растут.
Чуть посадите цвет небесный вы, голубой цветок, и как снег, Чуть посадите нежно-алый цвет, слышен тихий шаг, слышен бег.
Над цветком часы и толпы минут, вот подкралися, вот бегут, Стерегите их, а не то они всех не бережных стерегут.
И когда впадут во внимание, в них воздушный звон, нежный цвет, И когда впадут в невнимание, это – вороны, свита бед.
Созидатели, насаждатели, вы, садовники сих садов, Цепки травы – прочь, и глядите в Ночь, тьмы минут – дадут вам цветов.
Как трава
Человек на Земле Как трава растет. Зачинаясь во мгле, Утра ясного ждет. За селом возрастет, И цветком расцветет, А в селе — Воск и мед.
Почему же светла Божья служба в ночи? Потому что жила Здесь трава, и пила Божий дождь и лучи.
Почему же была Свадьба душ весела, Обошел мед кругом? Потому что пчела Над травою была, В брак вошла Со цветком.
Корабль
Чтоб Корабль построить наш, Из златых мы пили чаш, Все испили мы, до дна, От столетнего вина.
И пошли во старый бор, Острый выбрали топор, Твердый выбрали мы дуб, Чтоб построить верный сруб.
Снасти вили мы рукой, И не то что час-другой, И не то что целый год, Сколько только Бог сочтет.
И для паруса – в закон Был введен небесный лен, И зазыбилась, чиста, Вздутость белого холста.
Вздулся ветер и подул, И пошел по Морю гул, Вздулся парус, задрожал, Терем в Море побежал.
И чтоб шел корабль легко, Был посажен глубоко, Чтоб легко он в Море шел, Груз богатый был тяжел.
Опрокинуться нельзя, В Море – верная стезя. Чтоб корабль построить наш, Из златых мы пили чаш.
Волшебный корабль
По синему Морю Корабль наш плывет, От края до края – сияние вод.
Корабль – драгоценный, товары на нем — Услада для взора, играют огнем.
И хочется многим товары купить, Но Рок им велел прихотливыми быть.
Коль скуп ты, давай немудреную медь, Но, раз дешевишься, не будут гореть.
Коль беден, давай нам последнюю медь, И будут рубином играть и алеть.
А если обманом иль силой возьмешь, Ты вместо сокровищ – чудовищ найдешь.
Так едем мы Морем, причалим, и ждем, Товары волшебным сияют огнем.
И многие думают – мы колдуны, И многие думают – просто лгуны.
Ни тем, ни другим не сказав ничего, Мы дива даем с Корабля своего.
Одних осчастливим, других же смутим, И снова мы в Море, и снова мы с ним.
В безбрежном и нежном кораллы найдем, И мною рубинов с кровавым огнем.
Вещанье
Мы плыли по светлой вечерней воде, Все были свои, и чужого нигде, А волны дробились в своей череде.
Живые они, голубые
Играли мы веслами, чуть шевеля, Далеко, далеко осталась земля. Бел Сокол – названье того Корабля.
Родные на нем, все родные.
Сидел у руля златоокий Пророк, И был он как будто совсем одинок, И страшный внезапно пропел он намек.
Морские в нем страсти, морские.
Год скрепился, день сосчитан, миг бежит и не вернется, Час назначен, в диком плаче словно пыль взметнутся все, Кто тебе казался Богом, волколаком обернется, Сорок громов, водоемов, сорок молний в их красе. Бойтесь, бойтесь! Безвозвратно! Ничего уж не исправишь!
Все убитые – восстали. Все задавленные – тут. Горше всех лукавств убогих – что теперь еще лукавишь, А глаза твои как щели, сам себе назначил суд.
Сядешь – пламень, ляжешь – камень, в пропасть кинешься – замкнется, В ночь склубишься – сорок молний миру выявят уклон, Вся Вселенная смутится, и в седой клубок свернется. Слышишь громы? Сорок громов! Падай, падай осужден!
Был бледен и страшен Пророк у руля, И все мы дрожали, вещаньям внемля, И волны качали оплот Корабля.
Живые они, голубые.
Мы поняли, что он хотел нам сказать, О бездне скорбел он, скользя через гладь, Мы в Свете, но Бездна должна отстрадать.
Родные грехи нам, родные.
Мы плыли по тихой и светлой воде, Все было свое, и чужого нигде, Молитву мы пели Вечерней Звезде.
Мария! Мария! Мария!
Корабельщики
Будьте тверды в буре дикой, корабельщики мои, Он придет, кто нам обещан в быстротечном бытии. Он поставит мачты крепки, паруса несокрушимы, Он направит руль глядящий, он пронзит пожаром дымы. Вспыхнет с нами он огнями, как комета в бурной мгле, Он уж с нами, между нами, на плывущем корабле. Бросит якорь в добром месте, как дойдем к заветным далям. Корабельщики, он с нами. Мы причалим. Мы причалим.
Плавание
Как по синему по Морю все мы плыли без печали, Легки ветры нам шумели, тихи ветры восставали. Говорили нам, шептали, что богатый брег вдали, И по синему потоку нас к Востоку понесли.
В синем Море с каждым часом ярки птицы нам мелькали, И невиданные рыбы островами возникали, Мы проплыли три недели, счетом ровно двадцать дней, Мы не пили и не ели, в изумленности своей.
Души были в нас певучи от крылатостей летящих, В ароматах были тучи, как в цветущих вешних чащах, И от радости иные низвергались к грудам рыб, Но никто меж них, плавучих, из певучих не погиб.
Так мы плыли в синем Море, и проплыли три недели, Мы от рыб засеребрились, вместе с птицами мы пели, И когда приплыл Корабль наш на сияющий Восток, Каждый был певуч, и светел, и угадчив, и высок.
Дух святой
Дух Святой по синю Морю над водою ходит, Невод шелковый по Морю Дух Святой заводит.
Белу рыбицу он ловит для садков садовых, Золотых Он манит рыбок, сам в златых покровах.
Ходит утром, ходит ночью, ходит на рассвете, Вы доверьтесь полномочью. Духу верьте, дети.
В тонкой сети миг побывши, выйдите из Моря, В сад предивный вы войдете, светом свету вторя.
В голубых прудах садовых, в хрусталях-озерах, Поплывете, пробуждая по осоке шорох.
В хороводы ваши глянут яблони в расцвете, Вы не бойтесь, не оковны шелковые сети.
Дух Святой во грозном Море дал побыть вам вволю, Раз берет вас, золотую вновь Он даст вам долю.
Трубачи
По горам, по горам, Трубачи. Чу! поют и кличут нам. Солнце встало, шлет лучи. По лугам и по лесам, По широким небесам, Словно рдяные мечи, Словно вытянулись в бои, По стремнине голубой, Исполинские мечи. Над отшедшей тьмой слепой, С золотой своей трубой Встали, кличут, трубачи, Обещают гулко нам Золотые дать ключи К тем жемчужным воротам, За которыми прильнем, Над рубиновым путем, Мы к невянущим цветам. Так вещают трубачи, По горам, по горам.
Единственный
Лес забыт. Лишь сад пред нами, Он с высокими стенами. Год придет, и год уйдет, За железными вратами Здесь мы тешимся цветами, Мы мудреными замками Возбранили чуждым вход, Братья наши – вечно с нами, Сестры наши – здесь, пред нами, Пенны чаши за пирами, Но чего-то сердце ждет. Он за дальними морями, Он, Единственный, не с нами, Он над бездной вечных вод. Мы здесь нежимся струнами, Мы здесь ходим под стенами, Он над вечными волнами, Он над пропастью идет. Спорит с ветром и с громами, Вихрь уводит в вышний свод, Гром пред ним над кораблями С свитой молний не падет. Мраку светит он глазами, Ум овеет голосами И взовьет в живой полет. Тот, кто стонет, здесь он, в храме. Буря спит за облаками, Но чего-то сердце ждет. Он, Единственный, не с нами, Он ушел за жемчугами, Ходит Морем, островами, Опускает в бездну лот, Шлет поклон нам с журавлями, Ищет днями и ночами, Он найдет, Он придет.
Тоска далеких
Я был далеко от своих, И сильно они тосковали, И слезы горячие их Мне ноги мои обжигали.
Те слезы, что пали из глаз Земля приняла в подземелья, И вот, через время и час, Возникли их тайные зелья
Один, проходя под Луной, Я слышал Земля говорила, Со мной, вкруг меня, подо мной Дышала горячая сила.
Как будто по каплям смолы Ступал я – и шел изумленный, И травы качались из мглы, Все стебли – с росой посребренной.
И чуть я ко стеблю прильну, Я ведаю, чьи это очи Восприняли слез пелену, И путь между нами короче.
И чуть я ступлю по Земле, Кого-то люблю я сильнее, Цветы расцветают во мгле, Цветы раскрываются рдея.
И каждый душистый цветок, Луной предо мной осиянный, Мне с именем шепчет намек, И дышит, и дышит желанный.
Пророк
Наш Пророк неложно свят, Райски трубы нам трубят. Прежде чем явить свой лик, К Райским водам он приник. Прежде чем нас в сад он ввел, Всю Вселенную прошел. Прежде чем нам дал цветов, Вник он в книгу Родослов. Прежде чем сошел к нам с круч, Слышал голос вышних туч. Был Илья он, был Энох, С ним беседовал сам Бог Был пресветльгй Иисус, Больше молвить не решусь Все ли надо возвещать? На отрадах есть печать. Все ли нужно возвещать? Есть жемчужная печать. Только молвлю, наш Пророк, Как колодезь, он глубок На Седьмом он Небе был, Там испил Небесных сил. Грозной тучей возгремел, К нам сошел как голубь бел. Он при свете ярых свеч Зерна дал, держал к нам речь. Он под звон земных кадил Сущий хлеб для нас взрастил. Дал нам мед, и ввел нас в сад, В изумрудный Вертоград. В сад довел нас из пустынь. Всем цветам поклон Аминь.
Ловцы
Сотворил Господь пресветлый Ангелов Себе, Дал им мощь, да будут звезды в сказанной борьбе.
Он низвел с Небес высоких светоч золотой, Повелел, чтобы вселился в тело дух Святой.
Выбирал для рыб глубинных – мудрых Он ловцов, Между рыбарей безбедных – бледных берегов.
Между бедных, но победных – и безбедных тем, Ибо кто собой владеет, тот владеет всем.
И недаром частый невод шел во все концы, Тех, кто любит, уловляли вещие ловцы.
Уловивши рыб глубинных, не сгубили их, Но спасли от паутинных ков и козней злых.
И с улыбкой каждый рыбарь веял над водой, С высоты Небес ниспавшей, вербой золотой.
Слава
Слава святой, Золотой, И серебряной, Медно-железной, Скрепе, блюдущей над зыбкою бездной, — Твердой – над шаткой водой, — Твердо-алмазной, Единосущной – над разной, Многообразною смутой, — Вечной – над быстрой минутой, — Зрящей, Тысячеокой — Над ночью глубокой, Спящей, — Животворящей, И нераздельной, Цельной как лик корабельный, Который вовеки веков, Ныне и присно, всегда, Над пропастью темных валов, В пустыне, где ропщет вода, В кипящей реке беспредельной, Плывет, а над ним – Звезда Слава – нас крепко хранящей, Троице животворящей, Быстро как птица, нас мчащей В жемчужность садов из пустынь, Во веки веков. Аминь.
Красное крыльцо
Поставь меня, Отец, на красное крыльцо. Сияньем озари подъятое лицо, Отец, я сохранил, мне данное, кольцо.
Поставь меня, Отец, на красный свой крылец, Отец, благослови смарагдовый венец, Я сам его надел, – мне можно, так, Отец?
Я больше не уйду от красного крыльца, Тебе начала нет, и нет тебе конца, Отец, твой сын пришел, твой сын нашел Отца.
Ирмос
Прошли мы сквозь Черное море, Над Красным взошли на утес, И с синим сияньем во взоре Поем благодарный ирмос.
В расплавленных безднах червонца, Что наших врагов потопил, Возникло багряное Солнце Над влагой несчетных могил.
Узором лесным осененный, Алеет великий утес, Цветы над пучиной бездонной Господь благосклонно вознес.
Мольбой, ликованием звона Восхвалим всесильную Длань, Затем что наш дух, как Иона, Не отдан чудовищам в дань.
Затем что мы все не сгорели, Хоть были в палящей печи, Затем что играют свирели, И красные рдеют лучи.
Три окна
В Великом Доме три окна, Трисветна каждая стена, Но та хоромина – одна.
Коль ты восхочешь слов живых, В себе, в сестре, и в Мире – их Найди, и пой жемчужный стих.
Одно окно есть вышина, Окно другое – глубина, А третье – жизнь, а жизнь – Весна.
Четыре стены
Четыре стены, и на каждой стене, Здесь по три округлости видится мне, По три окна в вышине.
На Север, Закат, на Восток, и на Юг, Все тот же, очерченный правильно, круг, Троичность выгнутых дуг.
Вот белые льдяности, дремлющий снег, Утихнувших вод прекратившийся бег, Радость бестрепетных нег.
Вот маки кровавые, трижды жерло, Желанье к желанью, узывно-светло, Страстно так, красно, тепло.
Вот нежность, три круглых жемчужных щита, В мерцаниях дружных вражда, красота, Жаждут и страждут уста.
Вот три изумруда, сияющий луг, Три луг а и белые птицы вокруг, Юг восклицают, на Юг.
Пять свеч
Дикирий и трикирий, Пять свеч – до смерти с нами. Пока мы бродим в мире, Наш путь – с пятью свечами.
Конец, начало, Вечность, О, троичность святая, Начальная есть млечность, И млечность – снежность Рая.
С одра встает калека, Ведет его дорога От Богочеловека До Человекобога.
Рипиды, опахала Из перия павлина, Хранят его начало, Отец наш добр для Сына.
И таинство пречистых Несчетных Евхаристий От радуг тех перистых Стократно золотистей.
Когда же Серафимы Провеют над дарами, В молитвенные дымы Восходим мы свечами.
И служит слух и зренье, Конец и Вечность с нами, В скончаньи – возрожденье, Все звезды за свечами.
Жертвенник
Жертвенник Чаша на нем и звездица Свет, острие копья Духом я вижу пресветлые лица, — Край, и бескрайность моя.
В этом златом и узорном потире Кровь превратилась в вино. Свет копия не напрасен был в мире, Таинство дней свершено.
Был Вифлеем. Золотая страница. Кончилась – там, на Кресте. В мире же светит и светит звездица, Манит, дрожит в высоте.
Вот, копье просфору пронизало, Жертвенник ждет в алтаре. К Солнцу – что было здесь бело и ало, В вечной восходит заре.
Хлебы, пшеница, вино, и елей
Хлебы, пшеница, вино, и елей, Вот они, тут Силы живые Небесных зыбей Голубя свеют, – толпы голубей К дару земному Лелейно прильнут, Внемля, в безгласности, тайному грому, Молниям радуясь, и дождевому Току, дающему нам изумруд, Зная и слыша, что Дальний – вот тут.
Литургия в литургии
Светильники, кадильницы, моления, и звон. Цветы, и птичье пение, трава, и небосклон.
Деревья с ароматами их тайностей, их снов, Все чувства с их возвратами в разымчивость пиров.
При ярком свете солнечном светильник восковой, При сладком духе яблони – кадильниц дух живой.
При светлом дыме яблочном – кадильниц синий дым, Глядят на нас. Небесные – и мы на них глядим.
Поют в ветвях крылатые – и тут толпы поют, Уютно там в вершинностях, в долинах здесь — уют.
И свадьба ли свершается, молебен ли мечты, Хвалебен глас молитвенный, хвалебны все цветы.
Первый спас
Яблоки, орехи, мед, Это – первый Спас. Сколько сладости течет, Сколько свежих нежных вод, Сколько ядер лег даст, — Все для нас.
Яблонь белая, в цвету, Усладила пчел Сколько пении налету, Сколько блесков, не сочту, Мир весною в Красоту Весь вошел.
Если ж Осень подошла, Кончен путь Весны, Радость первая светла. Лето – жарче Страсть пришла. Виден весь узор узла. Дышат сны.
Зреет все Осенний час. Яблок – плод живой. Прежде всех пленил он нас, Ядра с ним – в числе прикрас, Мед. Как сладок первый Спас, И второй.
Во саду
Во саду – саду зеленом Исстари – богато. Там ключи журчат со звоном, Встанет все, что смято. Яблонь белая дышала, Сердцу было больно. В сердце было «Мало! Мало!» Бог сказал: «Довольно».
Во саду – саду зеленом Сердце мы сдержали. Проходили мы по склонам, И несли скрижали, Сладки яблочки сбирали, Рдянилося чудо Красны яблочки мы клали На златое блюдо.
Во саду – саду зеленом Блеск мы громоздили.
Пред сияющим амвоном Цвет был в новой силе. Наше Солнце было ало, К Богу пело вольно «Вот возьми! Прости, что мало!» Бог шепнул: «Довольно».
В тереме высоком
– Что там в тереме высоком непонятно говорят? – Потаенно говорят там, волю Божию творят. – Что там в тереме высоком, белы звезды иль цветы? – Если любишь белы звезды, так входи туда и ты. – А коль я люблю не звезды, а цветочек голубой? – Все есть в тереме высоком, там и сон вчерашний твой. – Что же в тереме высоком, что я буду говорить? – Все узнаешь, знай лишь сердце волю Божию творит.
От неба к небу
В сонмах Восточных Дальних Небес, В мигах урочных, В звеньях чудес, Был я, ходил я, Меда вкусил я, Света испил я, Снова исчез.
Но не на Землю Вновь я ушел, Высшему внемлю, Был мне глагол. Есть бестелесны, Выси чудесны, Круги Небесны, В них я вошел.
Там, без скончанья, Светы для всех, Нет, там венчанья, Лишний там смех Смех – наше зелье, В нем есть похмелье, Там же веселье Вечных утех.
В тихой и связной Сказке побыв, Вняв, что алмазный Путь есть красив, Стал я звездою, Пал над водою, Мысль с молодою Кровию слив. В темные ночи, В тайность вступил, Вызвездил очи Веяньем сил. Вновь на Земле я, Радуюсь, млея, На Корабле я Буду, как был.
Заклятие
Ни отцу, ни матери, ни племени, ни роду Тайное души своей ты не предавай. Кто не сопричислился духом к Хороводу, Пусть в своем скитается Вольных не замай.
Разному нет слития. Да будет. Обещаюсь. Если же поведаю, что внутренне, во вне, Всей Землей отринутый, нигде да не вмешаюсь, Солнцем опрокинутый, да таю на огне.
В чертоге
Долго, днями и ночами, По таинственной дороге, Многосложными путями Я в святом блуждал Чертоге. В зиму, днями и ночами, Проходя законы строги, Я с духовными свечами Был во внутреннем Чертоге. В лето, днями и ночами, Возлюбив расцветы многи, Я закрытыми очами Все богатства зрел в Чертоге.
И теперь я не в гаданьи Зрю, но в самом откровеньи, Я в негаснущем сияньи, В бесконечном восхожденьи. И теперь я не в гаданьи О мирском предназначеньи, Я в великом ожиданьи, В вечно-новом восхожденья. И гадая – не в гаданьи — Я угадываю в пеньи, Во вселенском я сияньи, Во всемирном восхожденьи.
