Коллектив авторов
Проблемы русского космизма. Материалы Международной научно-общественной конференции. 2013
Ю.А.Шабанова,
доктор философских наук, профессор, заведующая кафедрой философии Государственного ВУЗа «Национальный горный университет», Днепропетровск, Украина
Русский космизм и учение Е.П.Блаватской
Учение космизма как философско-мировоззренческая позиция в осмыслении мироздания в виде структурно-организованного целого является значимым направлением в европейской истории мысли. Русский космизм, с одной стороны, продолжает традиции европейского комизма, с другой – представляет содержательное расширение, в соответствии с которым человек наделяется высокой миссией эволюционного миротворчества.
Философско-религиозное направление русского космизма конца XIX – первой трети XX века и теософское наследие нашей соотечественницы Е.П.Блаватской являются концептуально родственными и представляют ценностную основу для осмысления эволюционных перспектив человека.
Однозначно поставить в один ряд учения представителей русской религиозной философии и Елены Петровны Блаватской нельзя, хотя в некоторых источниках эти имена стоят в одном ряду, в единой линии перечисления. Елена Петровна является вестником эволюционно нового универсального знания, основанного на фундаментальных законах мироздания. Теософское учение, открытое миру через Блаватскую, является синкретическим представлением единого универсума. Методологическую основу ее учения составляют принципы метанаучности и мета-историчности, расширяющие сферу познания до бесконечного пространства Вселенной, до глубины реальности духа.
Так, целью данного исследования является определение мировоззренческой основы современного космизма путем выявления общности идей философско-религиозного учения русского космизма и теософского наследия Е.П.Блаватской.
Учение Е.П.Блаватской и концепции представителей русской религиозной философии формируются и развиваются в сфере одних временных координат.
Конец XIX века – сложное, ввиду мировоззренческой неопределенности, время для Европы, что связано с технократическими тенденциями развития и кризисом рационализма, проявившегося во всех сферах духовной жизни общества. Каждая предшествующая культурная эпоха несла в себе ясность мировоззренческой установки: античность – космологизм, Средневековье – теоцентризм, Ренессанс – антропоцентризм и гуманизм, Новое время – сциентизм.
Неверие в конструктивно-созидательные силы человека, исторический и социальный пессимизм, скептицизм – таковы основные черты умонастроения рубежа ХIХ – ХХ веков. Пришло время переосмысления действительности, расширения границ познаваемого, изменения представлений о смысле, цели и предназначении человека.
Для русского космизма этого периода характерно тяготение к идее единства. Речь идет не об абстрактном единстве, а, скорее, о живой внутренней целостности, схватывающейся, в терминологии И.А.Ильина, «изначальной интуицией», из которой разворачивается целостное видение. Суть этой целостности дорациональ-на. Ибо выражает она нераздельное единое бытие. В теософии как Божественной мудрости основой являются не рациональные знания человека, фрагментарные и отрывочные, а Божественная целостность, вечное и бесконечное Божественное начало, «Вечность Вселенной в целом, как беспредельный план» [1, с. 51], который человеку дано постичь дорационально, то есть схватить целостно. В теософии источником знаний является не человек, а Абсолют, а человек лишь стремится приблизить свою несовершенную природу к Божественному, открыть в себе и познать одухотворенный космос. Воззрения русских религиозных философов основываются на богооткровенной возможности человека. Главная идея русского космизма – идея всеединства, концептуально созвучная фундаментальному теософскому закону мироздания, который Е.П.Блаватская сформулировала в «Тайной Доктрине», где целостность «ВСЕЕДИНОЕ и Единое» понимается как «всё во всём» [1, с. 55]. Понимание единства представителями русской религиозной философии, опиравшихся на православие, и теософия Блаватской идейно близки. Идея единства в качестве дорациональной интуиции является общей для этих учений.
Идея единства нашла свое лучшее выражение во взглядах философов золотого века русской философии П.А.Флоренского, С.Н.Булгакова, Н.А.Бердяева, С.Л.Франка и др. В основу их понимания идеи единства положена концепция консубстанциональности (как принцип картины мира, где все существа онтологически друг с другом связаны). Следует отметить, что этот принцип положен в основу философских учений Платона, Плотина, средневековых патристиков и мистиков, отчасти Шеллинга и Гегеля. Русские религиозные философы, начиная с Вл. Соловьева, переосмысливают эту идею в соответствии с современными трансформациями в мировоззрении, обращаются к идее консубстанциональности через православный контекст.
Владимир Соловьев – приверженец идеи целостности, синтеза, преодоления кричащих противоречий. Отсюда и его философия всеединства с принципом цельного знания. Как известно, Соловьев называл свое учение «свободной теософией», понимая под теософией цельное знание: «Свободная теософия, или цельное знание не есть одно из направлений или типов философии, а должна представлять высшее состояние всей философии как во внутреннем синтезе трех ее главных направлений – мистицизма, рационализма и эмпиризма, так равно в более общей и широкой связи с теологией и положительной наукой. Если единство в сфере знания, определяемое теологическим или мистическим началом, мы называем вообще теософией (то есть, говоря точнее, знание в своем единстве есть теософия), то высшее синтетическое единство <…> характеризуется принятым мною названием свободной теософией или цельным знанием» [2, с. 194–195]. При этом Соловьев поясняет, что «свободная теософия», прежде всего, свободна от «предвзятых идей и произвольных отрицаний» [2, с. 202].
Идеи всеединства и Софии-Мудрости Вл. Соловьева идейно близки основной идее теософии в понимании Е.П.Блаватской. Соловьев выражает идею единства в концепте «всё есть во всём» [3, с. 336–337]. Точно так же формулирует одно из фундаментальных положений теософии Е.П.Блаватская, представляя его во введении к «Тайной Доктрине». Трактовка бытия Блаватской в виде того, что природа есть «не случайное сочетание атомов», и стремление Вл. Соловьева представить бытие как «всеобщий и целостный организм» указывает на близость взглядов мыслителей.
Безусловно, имеются существенные различия между взглядами Е.П.Блаватской и Вл. Соловьева. Но определение сути теософии Соловьевым в виде гармоничного соединения теологии, философии и науки содержательно мало отлично от определения содержания «Тайной Доктрины» Блаватской как синтеза науки, религии и философии.
Если Вл. Соловьев положил начало идеи соборности в русской религиозной философии, творчески обращаясь к понятию теософии, то Н.А.Бердяев проблему единства решает через «великий синтез традиционализма и творчества, церковности и свободы» [цит. по: 4]. Культура – это всегда преодоление существующего эволюционной энергией будущего; следовательно, культура всегда творчество духа. У Бердяева творчество включено в иерархию богосозданного мира, в котором миссия человека – приблизить мир к лучшему его образцу.
Понимание единства в многообразии и многообразия в единстве в западно-европейской философии зачастую выступает абстрактными представлениями. Русские философы пытаются объяснить эти внутренние связи, выяснить способы сочетания единства и многообразия. С одной стороны, это происходит на основе глубинных сакральных смыслов православия, с другой – привлекается широкий круг культурологических, естественнонаучных, эстетических знаний. Так, понятие единства у русских космистов наполняется внутренним системным содержанием, что роднит их идеи с учением Блаватской, которая обобщила достижения современной ей науки и философии.
Особый интерес представляет наследие П.А.Флоренского, демонстрируя многоаспектность подтверждения единства. Его учение восходит к вершинам православного богословия и бесстрашно нисходит оттуда в глубины материи позитивных наук. Мыслитель ставит перед собой задачу объединить лучами всеединства все вещи мира. «Всеединство» Флоренский определяет творчески через идею конкретной метафизики.
Павел Флоренский видел мир не как абстрактное всеединство, а как то, в чем есть некие островки смыслов, через которые мы и можем проникнуть к Абсолютному и понять конкретность Бога, то есть Бога как Личность. Представляя единство не абстрактно, а конкретно, через слои смыслов, которые открываются через символ, что есть по Флоренскому «бытие, которое больше самого себя», философ открывает многослойность одухотворенного космоса – через символизм иконописи, тайну имени, возвышенность музыки и универсальность законов естественных наук. Так, иерархическое состояние космоса Флоренский выражает в восходящем символизме, удерживающем абсолютное во всеединстве конкретного, что обнаруживает идейное родство с теософской системой Блаватской, в которой от минералов и стихий до человеческих рас, высших Учителей и дыхания Вселенной, – все представляет собой абсолютное единство в конкретной иерархии космоса.
Софиология как учение о Софии, нетварной Премудрости, – осевая линия всей русской религиозной философии, которая вся есть развернутое размышление о Духе. Представляется, что близость русской религиозной философии и теософии раскрывается прежде всего через понимание Софии.
На протяжении всех своих философских исканий Владимир Соловьев пытался объяснить сущность софийности. Тема Софии у Соловьева не устраняла единосущности Бога и мира. Он полагал Софию последующим звеном между Богом и миром и соединял в ней качества небесные и земные, божественные и человеческие. Душа мира, определяемая как божественным началом, так и тварным бытием, является посредницей между «множественностью живых существ, составляющих реальное содержание ее жизни, и безусловным единством Божества, представляющим идеальное начало и норму этой жизни» [цит. по: 5, с. 131].
По Вл. С.Соловьеву, именно София и является ключевым моментом в осуществлении всех божественных замыслов, и прежде всего – через человека. Благодаря Софии религия из сферы догматической переходит в мир живой религии, открытой человеку духовному. Теософия в учении Е.П.Блаватской выражает идейно родственный смысл, где мудрость Божественная открывается через эволюционный план становления мира (космогенезис), в котором человек обретает определяющее значение через открытие в себе богоданной мудрости – Софии.
Иерархическая структура Вселенной обусловлена высшим единым глубинным и сущностным началом. И в теософии Блаватской, и в «свободной теософии» Вл. Соловьева – человек – тот, кто открывает эту Божественную мудрость, тот, кто способен превзойти себя низшего, поднявшись на более высокие планы бытия. Софиология Вл. Соловьева об этом пути, об этой конкретной возможности двувекторности путей человека и Бога, встреча которых и есть Единство – фундаментальный закон мироздания, сформулированный в теософии.
«Итак, истина есть все, – пишет Вл. Соловьев. – Но если истина есть все, тогда то, что не есть все, т. е. каждый частный предмет, каждое частное существо и явление в своей отдельности ото всего: оно есть со всем и во всём. Итак, всё есть истина в своем единстве или как единое» [6, с. 130]. Слова философа близки к фундаментальному закону теософии «всё есть во всём», который Вл. С.Соловьев трактует через ипостась Софии, очеловеченной премудрости Бога.
У Павла Флоренского София – Матерь божья, абсолютное совершенное вселенское существо, исполняющее божественную волю через мировую душу. Через конкретную метафизику православие у Флоренского обретает живой действенный жизненный характер. Христианский космос П.А.Флоренского вбирает в себя и сакральные сверхметафизические высоты, и сугубо научные рациональные системные объяснения боготворимого мира. Такой подход представляется методологически близким к учению Е.П.Блаватской, в котором Божественное происхождение мира укладывается в закономерности эмпирической действительности и находит продолжение в тонких планах бытия.
Учение о Софии получает наибольшее развитие во взглядах С.Н.Булгакова, наследие которого является осевым для понимания этой традиции. Антиномичность божественного и человеческого, земного и небесного в образе Софии приходит к творческому расширению через безусловное подчинение человеческих духовных импульсов софийному началу. У Булгакова София – нечто отличное от Христа и Богоматери. Она (София) – четвертая ипостась, онтологически находящаяся ниже трех божественных ипостасей. Но она не участвует во внутренней триединой жизни. София, по С.Н.Булгакову, – актуальное единство мира в Логосе, связь всего со всем, мир божественных идей, умный космос. Мыслитель разрушает границы между недосягаемостью догматов и личным духовным опытом человека. Человек обретает шанс не только на возрождение, но и на преодоление себя, шанс на эволюционное самотворчество в содружестве с Божественным. «Итак, вера имеет две стороны, – пишет С.Н.Булгаков, – субъективное устремление, искание Бога, религиозная жажда, вопрос человека, и объективное откровение, ощущение Божественного мира, ответ Бога. В вере Бог нисходит к человеку, установляется лестница между небом и землей, совершается двусторонний, богочеловеческий акт. И это объективное содержание веры имеет для верующего полную достоверность, есть его религиозное знание, полученное, однако, путем откровения» [7, с. 28].
Близким к иерархически описанному космосу у Блаватской является учение ангелологии Булгакова, представленное в его богословской работе «Лествица Иаковлева», в которой сложная система ангелов и ангелов-хранителей не только отдельных людей, но и церквей, народов, элементов дана как суть членов сотворенной Софии. Ангелология С.Н.Булгакова идейно близка к фундаментальному закону теософии о Единстве, сформулированном в выражении «всё во всём». Закону Единства подчинен весь Космогенезис и Антропогенезис в учении Е.П.Блаватской. В булгаковском православном измерении это «всё» есть иерархическая наполненность Софии Божественной. Не есть ли это теософия – Божественная мудрость, данная нам конкретно?
Таким образом, можно заключить, что контекст русского космизма, представленный в учении русских религиозных философов, является идейно близким и созвучным теософским идеям Е.П.Блаватской. Их общность выражается следующими концептуальными характеристиками:
1) единый мировоззренческий контекст, в котором закономерно формируются в одном временном измерении учение Е.П.Блаватской и представителей философско-религиозного направления русского космизма – времени ожиданий обновленных смыслополаганий и предназначений человека духовного;
2) консубстанциональность, выразившаяся в символической иерархичности, многоуровневом разворачивании единого космоса с внутренними закономерностями цикличности развития. В представленных учениях новые, высшие формы не проистекают из низших. Происшедшее из одного источника бытие сохраняет свое единство, внутреннюю целостность и иерархическую соподчиненность;
3) универсализм, основанный на согласовании и взаимодополняемости всеобщего и индивидуального, что обусловливает процесс вечного становления бытия;
4) идея всеединства через софиологию, учение о Софии как вечной премудрости, в обобщенном виде представленное через теософию как Божественную Мудрость, выражается фундаментальным законом теософии – «всё во всём». Закон единства как самозапускающий принцип Вселенной. Е.П.Блаватская и русские религиозные философы выступают против косной религиозности и мертвых догм, стремятся проложить путь к истинной духовности;
5) конкретность как условие практической духовности, проявленной через неповторимость личного, единичного, в виде ценностной доминанты учения – в отличие от метафизической абстрактности теоретической философии;
6) антропокосмизм как принцип гармонического единства человека и Вселенной в их взаимопроникновении, как принцип сотворчества человека и Бога.
Если русские религиозные философы приблизились к фундаментальным идеям теософии, то Е.П.Блаватская достигла метаисторического уровня, представленного как нелинейное знание в виде расширенной информации, переданной через нее человечеству Высшими Учителями. Ее миссия заключалась не в формальной трансляции высших знаний, а в резонирующей трансформации этого знания, в адаптации его для восприятия открытого к истине сознания. Высокодуховные качества ее личности, возможно, впервые в истории человечества позволили не просто транслировать знания, а передавать их в том синкретическом единстве и небывалом симбиозе прошлого и будущего, к которому приближались русские религиозные философы через личный творческий опыт.
Если учение русских религиозных философов открывается пытливому сознанию через синтез понимания и чувствования, то для постижения глубины смыслов, данных в «Тайной Доктрине», этого не достаточно. Необходимо обновить методологию, дополнив философское знание устремленностью к изменению сознания ученого, то есть утончению сознания познающего, способного воспринимать знания целостно. Для этого необходима деятельная жизненная позиция, гармонирующая с законами духа, и формирование сознания исследователя в соответствии с его альтруистическими целями. Именно такой была Елена Петровна Блаватская, основной контекст учения которой составляет пространство внутренней чистоты и альтруистичного служения Истине.
Труды Блаватской до настоящего времени не получили должного признания, и число ученых, их изучающих, остается минимальным, так как наука пока не сформировала основы новой методологии, позволяющей исследовать ее учение не как текст, а как ориентацию внутреннего вектора человека на духовное совершенствование. Отсутствие такого подхода выразилось в непонимании глубинной сути учения Е.П.Блаватской и, как следствие, – в заполнении современного научного пространства не изучением ее наследия, а необъективной критикой жизни и деятельности нашей соотечественницы. Задача современной науки – разработка методологии исследования русского космизма, к которому относятся идейно созвучные взгляды русских религиозных философов конца XIX – первой трети XX века, Елены Блаватской и Елены и Николая Рерихов. Ожидаемая сегодня новая методология, основанная на ценностных критериях субъекта исследования (в противоположность позитивистской науке, в которой личность исследователя не учитывается), на возможностях внутренних трансформаций ученого, открывающего в себе духовный источник знания; методология исследования источника знания – Божественной мудрости, – той Софии, о которой так одухотворенно говорят русские философы и которая является не теоретической, а практической возможностью приблизиться к всеединству, ощутив себя самоценной частью одухотворенного космоса.
Литература
1. Блаватская Е.П. Тайная доктрина. В 2 т. Т. 1. М.: Прогресс-Культура, 1992.
2. Соловьев В.С. Философские начала цельного знания // Соловьев В.С. Сочинения. В 2 т. Т. 2. М.: Мысль, 1990.
3. Соловьев В.С. Собрание сочинений. В10 т. Т. 1. М.: Мысль, 1994.
4. Зеньковский В. Русские мыслители и Европа [Электронный ресурс] / Библиотека Гумер – гуманитарные науки: сайт. Режим доступа: http:// www.gumer.info/bogoslov_Buks/Philos/Zenk/zakl.php (дата обращения: 07.08.14).
5. Лосский Н.О. История русской философии. М.: Высшая школа, 1991.
6. Соловьев В.С. Критика отвлеченных начал // Соловьев В.С. Сочинения. В 2 т. Т. 2.
7. Булгаков С.Н. Свет невечерний: созерцания и умозрения. Сергиев Посад: Типография И.Иванова, 1914.
Б.Ю.Соколова,
кандидат культурологии, Харьков, Украина
Космизм поэзии Ф.И.Тютчева и философия Живой Этики: созвучные мотивы
Посвящается 210-летию со дня рождения поэта
Блажен, кто посетил сей мир
В его минуты роковые!
Его призвали всеблагие
Как собеседника на пир.
Ф.И.Тютчев
XIX век. «Собеседниками всеблагих» стали многие деятели той эпохи наступающих перемен. Приближение Духовной революции в России дало толчок стремлению разобраться в смысле бытия человека, в его связях с Мирозданием, помыслить о роли Космоса в своей судьбе и судьбах всего человечества. То было время, когда многие русские поэты и музыканты, художники и писатели начали нести новые знания, приходящие на Землю из Высших миров, миров с более высоким состоянием материи. Но заря Духовной революции тогда только занималась на горизонте истории, и им, подвижникам XIX века, утонченным и остро чувствующим, было необыкновенно трудно в несправедливом, жестоком мире. Вся неприглядность мира того времени предстает перед нами в романах Ф.М.Достоевского, где корыстолюбие, тщеславие, алчность и ненависть к ближнему становились чуть ли не нормой жизни, когда все происходило «как бы с целью искоренить в человеке всякую человечность» [1, с. 131]. Но творцы того времени как истинно героические личности находили в себе мужество через поэзию, прозу, живопись передавать людям важнейшие знания, прокладывая дорогу явлению, которое позже назовут русским космизмом. Мысли и основные идеи космизма можно обнаружить в творческом наследии многих деятелей XIX века. Одним из них был Федор Иванович Тютчев (1803–1873).
Что мы знаем о Тютчеве? Русский поэт, публицист, дипломат и ученый, член-корреспондент Петербургской Академии наук. Но не все знают, что его поэзия глубоко пронизана космическими мотивами, ощущением ритмов и дыхания Вселенной; осознанием трагических противоречий, когда дух, чувствующий отголоски Высших миров, страдает в земном мире плотной материи. Как истинный поэт Тютчев воспринимал идеи, которые несла на Землю космическая эволюция. В то далекое время, опираясь лишь на сердечное, духовное постижение бытия, или, как мы сейчас говорим, метанаучное познание, он отразил в своих стихах идеи русского космизма. Известный исследователь философии искусства Л.В.Шапошникова пишет о том, что русская культура XIX века подготовила расцвет искусства конца XIX – начала ХХ столетия, и Тютчев, чья поэзия вылилась в философию, был одним из тех, кто проложил «тот духовный мост, по которому прошли в ХХ век народившиеся после них поэты, пророки, философы, художники» [2, с. 30].
Одним из первых обратил внимание на космичность творчества поэта С.Л.Франк, его работа на эту тему – «Космическое чувство в поэзии Тютчева». «Первая и самая общая черта, – писал Франк, – определяющая содержание поэзии Тютчева, состоит в том, что его предметное чувство носит космический характер» [3, с. 222]. Может быть, поэтому в его стихотворениях мы находим много созвучий с положениями Живой Этики. Эта философская система, принесенная миру Еленой Ивановной Рерих, сыграла ключевую роль в формировании космизма и в наше время получила название философии космической реальности.
На то, что поэзия Ф.И.Тютчева перекликается с Живой Этикой, впервые с научной точки зрения обратила внимание Л.В.Шапошникова. В своей монографии «Тернистый путь Красоты» она приводит один из параграфов этой философской системы [см.: 4, 10], в котором раскрывается явление сна как прикасания к иным мирам. Людмила Васильевна отмечает, что одно из стихотворений Тютчева созвучно этому параграфу:
Как океан объемлет шар земной,
Земная жизнь кругом объята снами;
Настанет ночь – и звучными волнами
Стихия бьет о берег свой.
То глас ее; он нудит нас и просит…
Уж в пристани волшебный ожил челн;
Прилив растет и быстро нас уносит
В неизмеримость темных волн.
Небесный свод, горящий славой звездной,
Таинственно глядит из глубины, —
И мы плывем, пылающею бездной
Со всех сторон окружены.
«Философский текст Живой Этики, – пишет Л.В.Шапошни-кова, – сквозь который проглядывает собственный опыт ее создателей, и стихотворение русского поэта, ярко и образно передавшего свое переживание мира иного, не только не противоречат друг другу, но подтверждают и как бы перекликаются друг с другом. В “безвременье” творческого сна происходят чудесные превращения и проявления Непостижимого, которое несет и посылает в нашу земную действительность свои образы и свои слова…» [2, с. 64].
Действительно, стихотворение Тютчева разворачивает перед нами переживание поэтом иного мира, в который погружается человек во время сна. Этот мир с более утонченным состоянием материи, один из миров нашей многомерной Вселенной, Живая Этика называет Тонким. В этой философской системе отмечается, что «сон есть приобщение к тонкой сфере» [4, 213]. Но не просто приобщение, а и общение человека со сферами Тонкого мира, материя которых обладает высокой энергетикой [5, 396]. Эта энергетика, которую человек получает при соприкосновении с Высшими сферами, необходима для эволюции человеческого духа. Без общения с Высшим человек существовать не может. Характер сна зависит от внутреннего состояния человека; во время сна, который Л.В.Шапошникова назвала «творческим» [2, с. 64], из Высших миров приходят знания, образы, человек обогащается новым опытом. «Сновидение есть результат сотворчества внутренних духовных процессов человека с тонкой энергетикой иных миров», – отмечает Л.В.Шапошникова [2, с. 63]. Именно стихию Тонкого мира со всей реальностью ощутил Тютчев, и это ощущение гениально передал в своем стихотворении.
Обратимся к другим стихотворениям Тютчева, созвучным с философией Живой Этики. В одном из них описываются тонкие ощущения угасающего дня, вечерних сумерек:
Тени сизые смесились,
Цвет поблекнул, звук уснул —
Жизнь, движенье разрешились
В сумрак зыбкий, в дальний гул.
Мотылька полет незримый
Слышен в воздухе ночном…
Час тоски невыразимой!..
Все во мне, и я во всем…
Это тютчевское «все во мне, и я во всем» в поэтической форме отражает идею о единстве человека и Мироздания. Тезис о тождестве микро- и Макрокосмоса является одним из центральных в философии русского космизма, и, конечно, этот тезис точно отражен в Живой Этике: «Взаимоотношение между всеми космическими силами и человеком признавалось самыми древними явлениями. Человек – часть космической энергии, часть стихий, часть Разума, часть сознания высшей материи [6, 155]. Одно из главных методологических положений Живой Этики, выделенных Л.В.Шапошниковой, гласит: «Человек как энергетическая структура не только является частью Космоса, но и несет этот Космос в своем внутреннем мире. Последнее обстоятельство позволяет человеку влиять на эволюционное творчество Космоса посредством энергетики своего духа» [7, с. 54].
В стихотворении «Волна и дума» прекрасно описан единый ритм, охватывающий все Мироздание и человека как его неотъемлемую частицу:
Дума за думой, волна за волной —
Два проявленья стихии одной:
В сердце ли тесном, в безбрежном ли море,
Здесь – в заключении, там – на просторе, —
Тот же все вечный прибой и отбой,
Тот же все призрак тревожно-пустой.
О важнейшем значении ритма в жизни человека много говорится в Живой Этике. Например, в книге «Беспредельность» читаем: «В Космосе живет та разумная сила, которая называется космическим ритмом, и вся жизнь человеческая зависит от круга ритма» [6, 73].
Одно из основных положений космизма – идея об одухотворенности Мироздания – нашло свое яркое воплощение в стихотворении Тютчева «Одиночество»:
…Как светло сонмы звезд пылают надо мною,
Живые мысли Божества!
Стихотворение Тютчева «О вещая душа моя!» является одним из самых известных произведений поэта:
О вещая душа моя!
О сердце, полное тревоги, —
О, как ты бьешься на пороге
Как бы двойного бытия!..
Оно удивительно точно повествует о великом космическом законе двойственности. «Двойное бытие» – это дух и материя, небесное и земное, невидимое и видимое. Только учитывая эту двойственность, можно понять явления и события нашего мира, потому что все без исключения имеет эти две стороны. На пороге, или границе этого двойного бытия действительно находится сердце человека. В Живой Этике содержится целая концепция сердца, которое осмысливается как мост между плотным, видимым миром и невидимым миром тонкой материи. «…Сердце не есть отвлеченность, но мост к Высшим Мирам» [8, 398]. Сердце является посредником при общении человека с мирами более высокого состояния материи. Именно сердце способно чувствовать импульсы, исходящие из этих миров. Так, более полутора веков назад через творчество русского поэта шло знание о метанаучном познании, которое осуществляется не через интеллект, а через духовный мир самого человека.
Стихотворение «Проблеск» удивительно. Оно с потрясающей глубиной описывает как бы прикасание души поэта к миру иного, более утонченного состояния материи:
Слыхал ли в сумраке глубоком
Воздушной арфы легкий звон,
Когда полуночь, ненароком,
Дремавших струн встревожит сон?..
То потрясающие звуки,
То замирающие вдруг…
Как бы последний ропот муки,
В них отозвавшийся, потух!
<…>
Как верим верою живою,
Как сердцу радостно, светло!
Как бы эфирною струею
По жилам небо протекло! …
В последних строфах речь идет о радости, которая в Живой Этике определена как «особая мудрость» [9, 522] и «крылья Беспредельности» [9, 385]. Порыв светлой радости привносит в сердце человека энергетику Высших миров, как это блистательно и емко выразил Тютчев – «По жилам небо протекло».
В стихотворении Тютчева «Поэзия» очень точно говорится о поэтическом вдохновении:
Среди громов, среди огней,
Среди клокочущих страстей,
В стихийном, пламенном раздоре,
Она с небес слетает к нам —
Небесная к земным сынам,
С лазурной ясностью во взоре —
И на бунтующее море
Льет примирительный елей.
Согласно Живой Этике, вдохновение есть явление Тонкого Мира [8, 192]. Источником вдохновения, в том числе и поэтического, являются миры с более высоким состоянием материи. Поэтому Тютчев и называет поэзию небесной. В состоянии вдохновения человек получает высокую энергетику, которую он претворяет в прекрасные образы. В Живой Этике сказано: «Излишне говорить о смысле устремления к высшему миру поэтам, музыкантам, художникам, ваятелям, певцам, ибо их выражение красоты основано на вдохновении. <…> Сам участник красоты может почуять, когда поверх земных выражений нисходит Начало Ведущее» [5, 300]. Живая Этика утверждает, что вдохновение не должно быть редким явлением в жизни человека, обладающего возвышенным мышлением, но должно стать основой его жизни [см.: 5, 451].
Необыкновенно стихотворение Тютчева «Silentium!»[4]:
Молчи, скрывайся и таи
И чувства и мечты свои —
Пускай в душевной глубине
Встают и заходят оне
Безмолвно, как звезды в ночи, —
Любуйся ими – и молчи.
Как сердцу высказать себя?
Другому как понять тебя?
Поймет ли он, чем ты живешь?
Мысль изреченная есть ложь.
Взрывая, возмутишь ключи, —
Питайся ими – и молчи.
Лишь жить в себе самом умей —
Есть целый мир в душе твоей
Таинственно-волшебных дум;
Их оглушит наружный шум,
Дневные разгонят лучи, —
Внимай их пенью – и молчи!..
Здесь Тютчев как утонченный лирик очень точно понял ценность и важность молчания. Причем речь идет не просто о не-произнесении слов, а о некоем внутреннем таинстве, которое наполнено глубочайшим смыслом. О силе, даже о мощи молчания много говорится на страницах Живой Этики. Молчание – это не бездействие и не пустота. Напряженное молчание может быть наполнено многими мыслями и благими желаниями. В молчании человек может соприкасаться и общаться с Высшими мирами. «Мудрое молчание издавна оценено разными народами. Самые важные действия совершались в молчании…», – говорится в Живой Этике [10, 594]. Молчанием накапливается психическая энергия, которая является огромной созидательной силой человека.