Кирилл Олегович Михайлов
Черепа
Прокручивая все эти жуткие эпизоды в голове, Мари вспомнила, как после потери сознания ей привиделось странное видение, где она сидела на пикнике в осеннюю пору. Рядом с ней были мама, папа и… брат? Точно. Брат… Хотя постойте, какой брат? У неё же никогда не было никакого брата…
Мари, не в силах больше слушать эту затянувшуюся тишину, спросила вдруг назревший у неё вопрос:
– Мама, а у меня был брат?
Мама продолжала смотреть себе под нос, поэтому её взгляд был немного прикрыт от глаз Мари. Однако после произнесённого вопроса её брови вдруг потянулись ко лбу, а глаза чуть округлились. Мама подняла голову и посмотрела на неё. Мари увидела, как глаза её всё также оставались мокрыми, но в них уже не наблюдалась та печаль, которую они разделяли вместе буквально пару минут назад. Скорее всего, в них была какая-то озадаченность, удивление. Ещё немного посмотрев друг другу в глаза, мама произнесла:
– Нет, Мари. У тебя никогда не было брата, – твёрдо сказала она. В её голосе уже перестала слышаться дрожь и горечь. Она ответила ей так, будто бы Мари спросила какую-то глупость или, скорее всего, совсем неуместный вопрос.
– Мари, ты покушала? – неожиданно перевела разговор мама.
– Да, мама, – Мари почувствовала что-то неладное. Как-то резко мама изменилась в лице.
– Ты таблетку выпила?
– Нет ещё.
– Выпей, пожалуйста. Не забывай про неё, там ведь витамины, – решительно ответила она. – А я пойду полежу, что-то голова разболелась. Наверное, сильно распереживалась за вас…
Мари ещё раз взглянула на свою маму перед тем, как она встала и ушла в гостиную. Она увидела, как её глаза резко потускнели, а её лицо неожиданно побледнело. Кухня потеряла то яркое свечение солнца, исходившее сквозь незакрытые небесно-голубыми занавесками окна. В ушах появился какой-то неприятный звук, походивший то ли на тихий работающий телевизор, то ли на чьё-то шептание. Стены, пол и потолок потеряли свои привычные очертания, и их внешняя оболочка, как старая штукатурка, мгновенно осыпалась, оголив вековую могильную породу пещеры. Мари, не понимая, что происходит, уставилась на маму. Она была повёрнута к ней спиной, однако голова, как ни странно, смотрела прямо на неё. Страшные очертания черепа внезапно проявились на её иссохшем окаменевшем лице. Мамины зеницы, походившие на бездонные чёрные орбиты, впились в Мари, в её вдруг обмокшие от страха глаза. Нижняя челюсть отвисла, оголив своё бездонное хайло. Оно медленно начало засасывать весь свет, озарявший всю кухню, со страшным мерзким свистом. Наравне с многочисленными шепчущими голосами и этим отвратительным громким свистом в голове Мари все эти звуки перемешались, наложились друг на друга, образовав невыносимую какофонию, походившую на метод пыток для изведения человека до психического срыва. Вся радость, когда-то окружавшая её, мгновенно исчезла. Мерзкий чудовищный череп стал медленно отдаляться от своего привычного места, приближаясь к лицу Мари. Будто черепа из её недавнего кошмара переместились в реальный мир и стали явью. Она также, как и во сне, оцепенела и ничего не могла поделать. Кухня стала похожа на тёмное заброшенное подземелье, со всех сторон которого проросло прогнившей угольно-пепельной почвой. У её мамы, неподвижно стоявшей перед ней меж прохода в беспросветное чистилище, почернело платье, а руки стали похожи на тоненькие изломанные тросточки с выпирающими фалангами. Череп, отделившийся от единого тела и ставший собственной мёртвой структурой погибели, тем временем уже успел подлететь к лицу Мари. Бесконечно тёмная глубокая пасть находилась буквально в сантиметре от её носа. Он сделал страшный пронзительный вдох со свистом, будто пытаясь засосать голову Мари в себя, в бездну, где она будет просто сознанием, витающим в необъятной пустоте. Где она будет заточена в беспросветном вакууме, бесконечно мучаясь от беспомощности и никчёмности своего существования. Мари под давлением безысходности перестала что-либо чувствовать. Ни своего тела, ни своих эмоций она уже не ощущала. Она просто ожидала своей участи. Теперь её уже никто не сможет спасти, как тогда в усадьбе. Никого, кроме этого мерзкого, оскалившего свои острые заточенные, как нож, зубы черепа, рядом с ней не было. В глазах потемнело, кухня расплылась во мраке, а в его глубоких очах Мари увидела себя.
Вглядевшись в, казалось, бесконечно тёмные глазницы, она увидела, как стояла одна посреди кухни с выпученными глазами и смотрела куда-то в пустоту. Мари поняла, что всё это – кошмар, видение, продолжающееся не во сне, а наяву, но будто под гипнозом. Мари всмотрелась в орбиты черепа. Картина, на которой она видела себя, стала увеличиваться, плавно приближаясь к ней. Пытаясь побороть свой страх неизвестности, она бросилась в пучину почерневшей мглы, где уверенно стала преодолевать невидимые преграды, неспешно заплывая всё глубже и глубже в бездну, в окутанные мраком глазницы. Внезапно для себя Мари осознала, что на самом деле она проплывала не в сумрачном просторе омертвевшего создания, а в собственном потерянном сознании. Тьма расплывалась в округе, исчезая вдали, тогда как очертания кухни становились всё чётче. Свист и шёпот понемногу утихал, а череп растворился в её поблеклых мыслях от нависших в её разуме ужасов и страхов. К ней вернулось ощущение своего тела. Мари моргнула.
Она по-прежнему стояла одна на кухне, зачем-то всматриваясь в пустой, ничем не примечательный угол. Всё, что она сейчас ощущала – это сильный жар в области головы. Будто вместо мозга в черепной коробке у неё был налит кипяток. Мама уже давно ушла к себе в гостиную, откуда доносилось еле слышное звучание телесериала. Что это было? Предсказание, галлюцинации или просто психологический удар, нанесённый тогда в усадьбе? Мари не имела никакого представления. Она, потрясённая таким странным полусном, просто продолжала стоять, пытаясь обдумать всё произошедшее с ней. Однако через время, так и не сумев объяснить увиденное, она продолжила то, что хотела сделать изначально – выпить таблетку с витаминами и уйти к себе в комнату. Мари подошла к шкафчику над плитой, открыла его и взяла ту самую белую баночку с таблетками. Открутив крышку и достав оттуда одну пилюлю, Мари решила повнимательней её рассмотреть. Повертев её со всех сторон между пальцев, она встала в замешательство. Мари заметила, как на самой баночке была нарисованная белая гладкая таблетка чуть сплюснутой, но не плоской формы. Однако та таблетка, которую она достала из этой же банки, выглядела иначе. Она была чуть сероватой, плоской с шероховатой поверхностью и с разрезом посередине. На двух полукругах, отделявшихся друг от друга насечкой, маленькими буквами была высечена надпись «α-блокиратор». Мари ещё раз сверила наклейку на баночке и таблетку, державшую в руках. Они максимально различались друг от друга. Казалось, будто их подсыпали сюда из совсем другой банки, вследствие чего они и вовсе могут выполнять совсем иную функцию в организме.
«Почему я раньше не замечала этих отличий?» – подумала Мари. Ещё немного повертев таблетку на пальцах, она решила на сей раз её не принимать, опасаясь за своё здоровье. Маловероятно, что она предназначена для пополнения витаминов в теле человека. Конечно, можно предположить, что мама закупает их поштучно без упаковки и, чтобы было их легче хранить, она взяла первую попавшуюся баночку из-под таблеток и засыпала всё в неё. Однако всё же стоило проверить, для чего действительно предназначено данное лекарство. Мари положила эту таблетку к себе в карман, закрыла шкафчик и вышла из кухни. Она уже собиралась подняться на второй этаж к себе в комнату, как вдруг, успев наступить только на первую ступеньку, рядом с ней зазвонил стационарный телефон, висящий на стене. Она подошла к нему, взяла трубку и, приложив к уху, услышала чей-то знакомый голос:
– Здравствуйте, это Паша звонит. Можно поговорить с Мари?
– Паша, привет! Я уже у телефона, – ответила Мари, обрадовавшись такому неожиданному и приятному звонку.
– Мари, ты как, всё с тобой хорошо? Что тебе говорила твоя мама по поводу леса и маньяка? Тебе разрешили дальше гулять или теперь мы уже больше не сможем видеться? – Паша резко начал задавать уйму вопросов, что Мари даже и не знала, с какого можно начать.
– Вовсе нет, – Мари постаралась утешить Пашу. – Мы с мамой поговорили во время завтрака, и она просто попросила меня больше не ходить в лес ради неё и тебя. Так что после того, как тебя выпишут из больницы, мы снова сможем гулять!
– О, ну это меня обнадёживает, – с облегчением произнёс он.
– Паша, так что с твоей ногой? Что сказали врачи? – беспокоясь, спросила Мари.
– А, всё на самом деле сложилось гораздо лучше, чем ожидалось. Это был обычный вывих, а не перелом. Мне вправили ногу и сказали отлежаться пару дней в больнице. Так что всего через пару дней меня уже выпишут, и мы снова сможем пойти гулять.
Мари по голосу заметила, что Паша как-то безрадостно ответил на свою такую хорошую новость. Однако никак не заострив на этом особого внимания, она сказала:
– Ох, как же я рада, что это всего лишь вывих. Я так боялась, что мы целый месяц не сможем видеться… – поделилась своими переживаниями Мари.
– А почему не смогли бы? Ты вполне могла навещать меня в больнице.
– Правда… Я что-то об этом не подумала. А где ты сейчас находишься?
– Я лежу в стационаре в детской городской поликлинике номер 6. Ты можешь успеть до обеда, если сейчас захочешь прийти, потому что после обеда будет сонный час, и посетителей на время, пока впускать не будут.
– Тогда отлично! Жди меня с гостинцами, – радостно ответила Мари, предвкушая сегодняшнюю встречу.
– Кстати, забыл спросить, что насчёт того полицейского, который вызвался нам помочь? Есть новости?
Мари вдруг замерла. Она вовсе позабыла о тех безотрадных новостях, о которых сегодня рассказала ей мама. Мари по телефону услышала, что Паша сегодня был в хорошем расположении духа, поэтому с одной стороны ему вовсе и не стоит знать такие не очень приятные новости, дабы не портить его настроение. Однако этот человек не только был инициатором данной затеи, но и сумел спасти ей жизнь. Поэтому Мари, несмотря на внутренний дискомфорт, была обязана доложить ему обо всём, что касается их вылазки.
– Паша… Да, нам звонил полицейский насчёт той усадьбы. Но, к большому сожалению, маньяк успел сбежать до прихода полиции…
На другой линии провода повисла тишина. Паша, скорее всего, пытался поверить словам Мари, ведь она прекрасно понимала, что он никак не хотел воспринимать её слова всерьёз. Однако после небольшой паузы она всё же смогла услышать его ответ после такой, мягко сказать, досадной и тягостной новости:
– То есть… он сейчас на свободе?
– Да… – ответила Мари уже потускневшим голосом.
Снова тишина. Затем в трубке послышался громкий и тоскливый выдох. Далее всё то же унылое молчание.
– Паша, полицейский сказал, что всё вокруг усадьбы сейчас обыскивается и маньяка ищут в тех местах, где он мог бы притаиться во время поиска. К тому же он оставил много следов после себя, а значит, ему недолго осталось скрываться на свободе, – Мари поспешила успокоить его, как только поняла, что данная тишина не предвещает ничего хорошего, ведь она почти всё детство общалась с Пашей и прекрасно знала, что он мог запросто придумать новый план по поимке маньяка.
– Мари, ты понимаешь, что он намного умнее полиции? – голос Паши стал более грубым и твёрдым. – Он несколько лет продолжал бродить на свободе, каким-то образом умудряясь скрываться ото всех и продолжая убивать всё новых и новых жертв. Полиция никак не могла найти зацепок и сбрасывала все эти дела на безответственность детей и родителей. Если бы не мы, они до сих пор бы не знали о существовании маньяка и считали бы, что все пропажи происходят только потому, что дети по своей неопытности не могут выбраться из леса, продолжая заходить всё глубже и глубже. Полиция вовсе не знает, куда бы мог пойти маньяк. Не знает его внешности, характера, цели его бесчеловечных преступлений. Он мог уже за эту ночь кардинально изменить свой облик и переехать в другую часть города, если вообще не уехать из него. Поэтому так или иначе мы обязаны помочь следствию. Не хочу такого говорить, но Оля и Женя отдали свою жизнь не просто так, а ради других детей. Благодаря им полиция стала на шаг ближе к прекращению этого страшного беззакония. Оля и Женя поспособствовали спасению десятка, а кто знает, может, и сотен детей. И если мы до конца не додавим и не сумеем схватить этого гада за шкирку, то, получается, наши друзья впустую пожертвовали собой, дабы дать нам время на раскачку? Сколько ещё должно погибнуть детей от рук этого мерзавца, пока полиция наконец-то не сумеет его словить? А полиция работает только в будние дни, в выходные она отдыхает, пока маньяк не дремлет и выбирает всё новых и новых жертв! Можно сказать, что одна неделя поисков впустую, равносильна одному пропавшему ребёнку. А ведь мы бы могли, пока наши слуги народа отдыхают, накопать ещё больше улик и всех их разом использовать, дабы настигнуть маньяка по горячим следам и отправить его за решётку, где ему и место.
Мари внимательно слушала Пашу. На секунду ей показалось, будто ей всё объяснял не Паша, а Женя, потому что он всегда всё так же досконально разжёвывал, не давая и шанса на возражения. Выслушав его, она ответила:
– Хорошо, я тебя поняла. Но скажи, пожалуйста, как ты хочешь его поймать, если ты сам говорил, что он мог изменить внешность и уехать из города?
– Как только выпадет возможность его поймать, как только появятся первые следы его местонахождения, мы непременно воспользуемся этим шансом. Эта бездушная скотина играла с бедными детьми в "кошки-мышки". Сначала приманивала их «сырком», заманивая в лес, а затем, как тараканов, истребляла каждого, буквально выжигая с лица земли, оставляя от них только эти… черепа… – Паша на мгновение потерял командирский говор ввиду таких неприятных воспоминаний, однако после секундной паузы продолжил. – Но с этого момента всё будет по-другому. Только на этот раз мы будем играть не в кошки мышки, а в «рыбалочку», где он будет рыбкой, а мы – рыбаками. Когда мы узнаем, где он отшивается, мы незаметно забросим удочку с приманкой и постараемся аккуратно его выловить. А когда он поведётся и зацепится за крючок, пытаясь заглотить приманку, мы его поймаем, забросим обездвиженного в ведро и отправим на решётку коптиться. Только на этот раз один из рыбаков останется следить за рыбкой, дабы она не выпрыгнула из ведра, как в прошлый раз…
Паша звучал на сей раз немного жутковато. По всей видимости, он уже действительно стал помешанным по поиску маньяка, раз уж стал сравнивать убийства детей с игрой в «кошки-мышки». Мари боялась, что Паша мог пойти на всё, казалось, уже не ради детей, а ради поимки убийцы. Тем более эта «приманка», которую он упомянул, могла быть чем угодно или ещё страшнее – кем угодно. Поняв, что данная тема становится уже не для телефонного разговора, Мари ответила:
– Паша, давай об этом поговорим в следующий раз, когда тебя уже выпишут. Мне уже как-то некомфортно стало обсуждать эту тему, – немного скованно объяснила она.
– Ладно, потом так потом. Приходи тогда ко мне, и мы с тобой просто поболтаем о чем-нибудь другом, а то мне скучновато в четырёх стенах лежать и тупо смотреть в потолок.
– Хорошо, скоро буду. До встречи.
– До встречи.
Мари повесила трубку. Она почувствовала какую-то пустоту у себя в животе. Но не от того, что она хотела кушать, а потому что все радостные эмоции, нахлынувшие её после того, как ей позвонил Паша, куда-то делись. Вдруг появилась из ниоткуда какая-то тревожность, захотелось пойти к себе в комнату и пролежать там до следующего утра. Но Мари уже пообещала Паше посетить его сегодня, поэтому прийти было нужно, иначе это было бы не по-дружески. Она зашла на кухню, открыла шкафчик под раковиной и взяла оттуда небольшой белый пакет. Затем оглядела помещение и взяла все лакомства, которые попались ей на глаза: мандарины, яблоки, шоколадные конфеты. После положила их в пакет и пошла к маме, дабы с ней попрощаться. Зайдя в гостиную, Мари увидела, как она сидела на всё том же мягком диване цвета сирени и смотрела какую-то телепередачу.
– Мама, я пошла к Паше, навестить его в больнице, – произнесла Мари.
– Хорошо, милая. Но только в больницу, никуда более, – с серьёзным тоном произнесла она.
– Хорошо, мама.
Мари перед уходом ещё раз взглянула в глаза своей мамы. Они были всё теми же красивыми, материнскими очами, как и всегда. Ничего иного в них не наблюдалось. Что же было за видение, которое перевоплотило её маму в тощего мёртвого скелета с порхающим черепом над ней, Мари всё так и не могла объяснить. Поэтому она молча вышла из гостиной и направилась в прихожую. Обувшись и не забыв прихватить с собой пакет с гостинцами, она отперла ключом дверь, вышла за порог и неспешно пошагала в сторону городской больницы.
X. Таблетка с «витаминами»
Больница находилась чуть дальше от парка. От того самого парка, где и было заложено начало полностью провалившегося плана «Исток», где Мари буквально вчера гуляла с ещё не покалеченным Пашей и с такими задорными, живыми и здоровыми Женей и Олей. Шагая по обыденному красно-белому тротуару, Мари на этот раз не стала перепрыгивать через красные брусчатки, как в прошлый раз, а просто спокойно шагала прямо. Тот странный рисунок на тротуаре с изображёнными на нём деревьями, чёрным домом и тремя «улыбающимися» детьми Мари сегодня никак не могла заприметить. Скорее всего, его уже успели стереть другие ребятишки. Однако это мог быть и вовсе не рисунок, а плод воображения, который показался ей на вид совсем как настоящий. Ни то, ни другое Мари никак не могла ни подтвердить, ни опровергнуть. Всё, что ей оставалось – это просто дожидаться истины, которая когда-нибудь обязательно должна будет заявить о себе.
Остаток дороги хоть и был нудным и монотонным, но всё же Мари смогла преодолеть его спокойно и без приключений. Завернув за угол продуктового магазина и выйдя на перекрёсток, спереди стало виднеться огромное пятиэтажное здание с длинной красной крышей и большим бело-чёрным символом Асклепии. Перейдя дорогу, Мари подошла к этому зданию. Им являлась детская городская поликлиника посёлка Гренвильд. Она обошла его с торца в поисках стационара номер 6, где и должен был лежать Паша. Обойдя поликлинику, перед ней предстало множество одинаковых небольших трёхэтажных зданий. Самый ближний из них и был стационаром номер 6, тогда как остальные представляли собой сбор и исследование анализов, диагностику кожно-покровных заболеваний и тому подобные лечебные корпуса. Мари, зайдя в стационар, сразу стала осматривать вокруг себя небольшое скромное фойе. Стены, покрытые синей штукатуркой со времён СССР, давно уже облупились и создавали новую, не совсем приятную глазу человека бело-синее полотно. Внешний вид линолеума также оставлял желать лучшего: полностью обшарпанная ткань с отверстиями по всей площади и изорванными краями вдоль стен. Словом – данная больница срочно нуждалась в капитальном ремонте.
Сразу напротив входа в общий стационар стояла небольшая регистратура, за которой сидела женщина, читающая какой-то жёлто-оранжевый журнал. Слева от Мари находилось несколько пар железных скамеек, а с правой стороны – проход в палаты, где в одной из них и лежал Паша. Мари было уже хотела направиться к проходу, как вдруг вспомнила, что Паша хоть и сказал ей про номер стационара, однако не сообщил ей, в какой палате он находится. Поэтому она подошла в регистратуру и спросила об этом женщину:
– Здравствуйте… – поздоровалась Мари. Женщина молча подняла глаза. – К вам вчера ночью привозили мальчика одиннадцати лет с вывихом. Его зовут Паша. Не могли бы вы подсказать, в какой палате он сейчас находится?
– А вы кем ему приходитесь? – спросила её администраторша.
– Подругой… – с некоторой скромностью ответила Мари.
– Сейчас посмотрю, – сказала она низким голосом, лениво потянувшись за списком пациентов, лежавших в общем стационаре. Пробежав глазами по реестру больных, её взгляд остановился на чьём-то имени. После небольшой паузы она отрезала. – Палата номер 14, второй этаж, налево.
– Спасибо большое, – поблагодарив её, Мари развернулась и пошагала прямиком по коридору.
С правой стороны от неё мелькали палаты с пациентами. Напротив каждой палаты с левой стороны от Мари находились небольшие приоткрытые окна, на каждом подоконнике которых стояли разные комнатные цветы. Напротив третьей палаты стояли два пышных нефролеписа. Напротив пятой палаты, раскинув свои большие листья по подоконнику – традесканция. А напротив девятой во все стороны тянулись тоненькие листики хлорофитума. Десятая палата обрывалась лестницей на последующие этажи. Поднявшись на второй, Мари повернула налево. Из всех оставшихся растений, которые она успела разглядеть перед тем, как зайти в нужную ей палату, Мари увидела висевший над подоконником плющ хедера, листья которого, походившие на зелёный тропический фрукт карамбола, почти касались пола.
Зайдя в эту палату, Мари заметила десять коек, на равном расстоянии стоявших вдоль всех четырёх стен. Пять коек пустовали, а на остальных пяти лежали люди – двое из которых спали, другие двое читали книжки, а один, положив руки под голову, просто лежал на спине, глядя в окно. Человеком, безмятежно рассматривавшим мир снаружи, оказался Паша.
Мари, пройдя в середину палаты, подошла к Паше и дружелюбно поздоровалась с ним:
– Паша, привет!
У Паши дёрнулись веки. Со стороны это казалось так, будто он спал с открытыми глазами и только что проснулся. Он повернул голову в сторону звука и, узнав в гостье свою подругу, привстал с кровати и сказал:
– Привет, Мари, – Паша чуть пододвинулся, а затем кротко ответил. – Присаживайся.
Присев на кровать, она вытащила из-за спины пакет с гостинцами.
– Я тебе тут фруктов принесла с конфетами, как и обещала, чтобы ты поправлялся, – она показала ему белый маленький пакет, наполненный разным содержимым, и поставила его на тумбочку рядом с его койкой.
– Спасибо, Мари. А я думал, что все эти два дня на кашах просижу, – с чуть-еле заметной грустью улыбнулся Паша.
Начался обычный светский разговор. Однако, не пройдя и двух минут после их встречи, Паша вновь взялся за старое, затронув тему с маньяком:
– Ну так что насчёт нашего плана? Есть предложения, как его ловить будем?
Мари вытаращила глаза и с шёпотом упрекнула его:
– Паша! Мы же здесь не одни. Я же тебе по телефону ответила, как только тебя выпишут, так сразу мы нормально об этом и поговорим.
Паша, сжав губы, сначала отвёл взгляд, недовольно посмотрев перед собой, а после ответил:
– Я не могу просто лежать, зная о том, что он сейчас разгуливает на свободе. Вдруг он сейчас по чужим домам шарится в поисках еды или крыши над головой?
– Паша, ну сколько раз тебе повторять! Этим делом занимается полиция! К тому же, ты мне сам говорил: будут следы, будет и план. Сейчас никаких зацепок, конкретно тех, за которые мы уцепиться можем, нет, поэтому и делать нам на данный момент нечего.
– Зацепок нет, потому что мы ничего не делаем. Если бы мы не сидели сложа руки, а искали бы примерное местоположение маньяка, то мы бы уже с большой долей вероятности сидели бы в засаде и придумывали, как и когда можно будет поймать убийцу.
– Погоди, то есть ты мне сейчас предлагаешь самой сейчас пойти его искать? – с лёгким раздражением спросила Мари, перейдя уже на полушёпот. – Хватит совершать необдуманных решений, в результате которых происходят очень плачевные ситуации. Твоя вот эта глупая настойчивость ни к чему хорошему никогда не приводила!
Паша недоуменно посмотрел на неё:
– Неправда, не всегда. А когда я настоял в заброшенное место пойти год назад? Вы же столько положительных эмоций получили!
– Это ты впереди всех шёл и любовался всему, а мы с Женей и Олей держались вместе, мечтая поскорее выбраться из этого жуткого здания, – из-за нарастающего недовольства в голосе перестала слышаться и капля шёпота.
– А когда мы в очень жаркую погоду увидели, как на лавочке лежит совсем не тронутая тройка мороженого. Если бы не я, вы бы так и продолжали умирать от жары, а в тот раз мы бесплатно его поели и охладились.
– Да, только оно было просроченным. Поэтому оно и лежало не тронутым! Благодаря тому, что мы охладились, я целый день из дома не могла выбраться, потому что мне с утра до вечера плохо было!
Паша порозовел от злости. Открыв рот в попытке высказать ещё один аргумент, дабы спасти себя в столь неловкий момент, он помолчал пару секунд и, не вспомнив других доводов, где он действительно настаивал на чём-то хорошем и полезном, он ответил:
– А знаешь что?! – грозно кинул он. – Не хочешь, не надо! Я сам поймаю этого маньяка и без твоей помощи. А когда поймаю, я посмотрю, как ты по-другому со мной заговоришь!
Обычная беседа вдруг переросла в перепалку. Разговор в итоге стал настолько громким, что люди, читавшие книгу, начали озадаченно коситься на них, а те, кто пытался уснуть, стали вертеться в постели в безуспешных попытках снова увидеть сон. Мари также покраснела от злости и в итоге постепенно шёпот перешёл в достаточно громкий разговор. За всё их совместное времяпрепровождение в палате каждое последующее произнесённое ими предложение отдавалось с новой каплей раздражения. Сейчас же их диалог приобрёл новую окраску. Мари перестала скрывать свое негодование и уже в открытую перешла со своего обычного тембра голоса на повышенный тон:
– Ты один его поймаешь? – удивилась Мари. – То есть тебе мало того, что Оли с Женей больше нет из-за тебя, так ты ещё и с ними захотел уйти на тот свет?!
После этих слов лицо Паши вдруг переменилось. Его брови, наклонившиеся друг к другу от злости, медленно приподнялись, губы разжались, а во взгляде, где только недавно виднелась озлобленность, Мари заметила горечь. Паша молча отвернулся от неё и уткнулся в пол. Мари вдруг поняла, что она сделала. Она не хотела этого говорить ему прямо в лицо, но из-за накопившейся злости эти слова просто вырвались у неё из груди. Ей внезапно стало стыдно за себя и очень жалко Пашу. Как она такое вообще могла произнести? Паша же не виноват в том, что маньяк их убил. Он и вовсе не намеревался на него наткнуться посреди вылазки. Он просто хотел разгадать тайну пропажи детей, но не жертвовать своими друзьями ради находки маньяка и впоследствии его очередной пропажи. Мари пыталась подобрать слова, чтобы поскорее извиниться, но не успела. Паша её опередил:
– Я, конечно, очень извиняюсь за то, что всё так вышло… Я прекрасно понимаю, что это была только моей инициативой сводить всех вас туда, в лес… Но… я… правда, не хочу, чтобы все знали о том, что во всём этом виноват именно я… Меня очень сильно мучает совесть, я не спал эти сутки… совсем не ел… Я очень хочу всё изменить… по крайней мере, довести дело до конца, снова попытаться поймать этого маньяка… попытаться вразумить в себя, что наши друзья погибли не зря… не отдали свою жизнь впустую… но… скорее всего, придётся с этим смириться… жить дальше с осознанием того, что убийцей является не тот человек в усадьбе, а я… – с очень печальным голосом, почти про себя пробормотал Паша. Мари сильно сконфузилась. Она не хотела, чтобы её посещение сделало настроение Паши и без того ещё более горестным.
– Я не хочу больше об этом говорить…
Паша лёг на кровать, подтянул одеяло ближе к себе, отвернулся спиной к Мари и замолчал. Она пыталась что-то придумать в своё оправдание, как-то подбодрить Пашу, однако по его настрою было ясно, что он сейчас совсем ни с кем не желал разговаривать. Его нужно было оставить наедине с собой. Она, с тяжёлым грузом на сердце, встала с кровати и, шоркая по полу и глядя себе под ноги, вышла из палаты.
Мари совсем не ожидала такой неприятной встречи и горестного конца разговора. Спускаясь по ступенькам обратно на первый этаж, она виновато продолжала смотреть себе под ноги. Засунув руки в карманы, Мари вдруг ощутила, как кончиками пальцев дотронулась до какого-то маленького шероховатого предмета. Достав его оттуда, она увидела у себя в руке ту самую серую таблетку с надписью «α-блокиратор», которую она сегодня взяла с собой и благополучно о ней позабыла. Мари остановилась. Она сразу поняла, что сейчас, в больнице, она может показать её человеку с медицинским образованием, и тот наверняка сможет ей подсказать, что же эта за таблетка и за что она действительно отвечает. В её глазах, несмотря на неприятную вот-вот произошедшую ситуацию с ней, загорелся огонь. Пройдя по коридору в фойе, Мари подошла к женщине за стойкой регистратуры, которая так и продолжала читать тот самый жёлто-оранжевый журнал, и обратилась к ней:
– Здравствуйте ещё раз, можно у вас спросить? – робко начала она.
Женщина подняла глаза поверх журнала, выжидающе посмотрев на неё.
– Не могли бы вы подсказать, что эта за таблетка? – сказала Мари, положив перед ней загадочную пилюлю с клеймом.
Администраторша чуть растерянно взглянула на Мари, затем взяла таблетку и стала её рассматривать. Повертев её в разные стороны, она ответила:
– Я не могу сказать, для чего она нужна. Я не аптекарша.
Мари разочарованно посмотрела на неё, ведь она надеялась услышать совсем другой ответ. Женщина, поймав её огорчённый взгляд, решила её подбодрить, добавив:
– У нас рядом с больницей аптека есть. Можешь туда сходить, спросить насчёт этой таблетки. Там-то тебе точно подскажут, для чего она или от чего.
Глаза Мари снова загорелись надеждой. А ведь действительно, кто знает предназначение таблеток больше, чем сам фармацевт, как раз-таки и занимающийся всеми лекарствами? Спешно проложив маршрут до аптеки у себя в голове, Мари поблагодарила администраторшу, мигом выбежала из стационара и сразу же направилась прямиком туда получать ответ на свой столь давно интересующий её вопрос. Ключ к разгадке находился напротив городской больницы через дорогу. Мари перебежала перекрёсток, немного пробежала по тротуару, взобралась на крыльцо и зашла в аптеку.
Вступив на порог, Мари внезапно сделалось дурно. Какое-то неприятное раздражение в животе вдруг разом разрослось по всему телу. «А точно ли я хочу знать, что скрывается внутри этой таинственной таблетки?» – спросила она себя. А что, если эта пилюля действительно предназначена для чего-то другого? Как она потом будет переживать такую длительную ложь со стороны своей матери? А может, всё же: «Меньше знаешь – крепче спишь»? Однако как бы то ни было, она должна знать правду, почему с виду эта таблетка выглядит не как препарат для восполнения дефицита витаминов в теле, а как средство от какой-то болезни. К тому же вследствие чего они находились в баночке совсем из-под других лекарств, а не лежали на своём исконном месте?