Кирилл Олегович Михайлов
Черепа
V. План «Исток»
Тьма. Спереди и сзади, справа и слева высились вверх огромные чёрные деревья. За ними ещё такие же, но более тёмные и мрачные. Ветра, который ребята ощущали за границей леса, уже не было. Он не просачивался меж тысячью и тысячью высоких и громадных деревьев. Под ногами похрустывали веточки сосен, шишки елей, шелестели маленькие росточки травы. Весь этот беспросветный путь освещало только пару фонариков, стреляющих своими светящимися лучами далеко во тьму, обволакивая яркими пучками света морщинистую и смолистую кору древесин. Монотонная и беспокойная ходьба следовала за ребятами с их самого захода в лес. Тишину обрывали редкие ауканья совы, треск веток под ногами и пробегающие мимо животные поодаль от них. Поверху всех этих длинных и толстых, как бетонных столбов, деревьев, в небе, прямо над ребятами, повисли яркие белые звёзды, чуть поблеклые от туманной пелены, окутавшей тонким слоем чёрное поднебесье.
Ребята держались рядом, как бы образуя построение в виде каре. Впереди шли Паша и Женя, освещая путь впереди себя. Сзади – Оля и Мари, приобняв друг друга, шагали прямо за мальчишками, не отступая от них ни на шаг. Ребята отошли совсем недалеко от края леса, но тусклый ночной свет пронзал кроны деревьев только сверху, а в остальных сторонах царила тьма, как бы намекая, что в этих краях в это время господствует только ночь, а под его начальством царевич – мрак и ужас.
Женя в правой руке держал фонарик, помогая вместе с Пашей освещать путь, а в левой – компас, сверяясь с ним для точного обнаружения уже дожидавшейся их такой же тёмной и такой же мрачной, как лес, усадьбы. Поход на данный момент проходил в полной тишине, не считаясь со звуками, которые, как казалось ребятам, были им не рады и всеми силами старались их то ли спасти, чтобы они поскорее вернулись обратно домой, то ли испугать их до полусмерти. Ведь каждый неожиданный резкий шорох, громче предыдущего, способствовал ребятам ощутить своё собственное, такое большое и горячее сердце, будто не стучащее, а дрожащее, как они сами, сотрясая всю область груди, потряхивая каждую их косточку, переплетённых в единую сеть грудных рёбер. Чем дальше они заходили в лес, тем сильнее на мозг давило чувство незащищенности, страха и безысходности. Ребята хоть и держались вместе, но единственное, что их действительно сплачивало, так это их фонарики. Они боялись, как огня, как какого-то взрыва, вдруг неожиданно потухнувший единственный лучик надежды, помогающий им видеть все свои страхи. Ребята понимали, что если сейчас их лучшая вещь, лучший друг, от которого они только сейчас и питают надежды, вдруг исчезнет, потухнет, скроется в ночи, то все они без единой мысли в голове попытаются спастись, достать до звёзд, взлететь, как ночной зверь, всеми любыми способами выбраться из этого жуткого леса и попытаться навсегда позабыть об этом походе, как будто его никогда и не было. Но они продолжали идти, идти вперёд, несмотря на огромное желание броситься в бега подальше от этого громадного тёмного монстра по имени Мрак, который вонзается тебе в сознание и поедает тебя изнутри, поглощая твой рассудок до тех пор, пока твой лучик надежды, запрятанный глубоко внутри, не погаснет, и ты не упадёшь от бессилия, от безысходности сразиться с этой тварью, питающейся твоими страхами.
Ребята медленно шли только вперёд, иногда заворачивая меж деревьев или обходя небольшие овраги. По их ощущениям, прошло несколько часов, однако, когда Паша взглянул на свои часы, он увидел, что на самом деле прошло не более половины часа. Как же медленно течёт время, когда твой рассудок медленно и медленно покидает тебя, помечая своё существование в этих гиблых местах в виде своих детских узорных следов. Компания вроде как уже привыкла к темноте и уже не обращала внимания на страшные звуки, доносящихся из глубин леса, однако она всё же была напряжена и была готова ко всему, хотя даже и не понимала, к чему можно быть готовым.
Пройдя ещё несколько сотен метров, ребята заметили, как пучок света вдруг остановился на деревянных брусьях, лежащих друг на друге. Изначально им показалось, что это был бурелом, однако, подойдя ещё чуть ближе к неизвестному строению, они остановились. Когда ребята поняли, что перед ними стоит, у них ёкнуло сердце, глаза округлились, коленки задрожали, а во рту моментально пересохло. Перед ними предстала та самая усадьба, которая и была виновником всей этой затеи. Наяву она выглядела ещё более жуткой и мрачной, чем рассказывали им другие ребята.
С одной стороны, она хоть и была впечатляющей для своих размеров – двухэтажное поместье с чердаком и цокольным этажом, однако язык никак не поворачивался назвать её величественно красивой. Её уродовала гнилостная древесина, поросшая огромным количеством мха. Крыша была наклонена в сторону, и казалось, что она вот-вот соскользнёт и упадёт на землю. Окна усадьбы были разбиты или они и вовсе отсутствовали, оставив после себя пустые чёрные проёмы, за которыми ребята ощущали чьё-то недоброе присутствие, будто их уже кто-то поджидает.
Меж брусьев проглядывались огромные щели, через которые можно было просунуть несколько пальцев. Окно чердака было целое, но его перегородки до ужаса перегнили, а на стеклах в раме были видны какие-то непонятные бесформенные кляксы. Без фонаря они были тёмные, еле заметные, а под светом они придавали красноватый оттенок. Над землёй, в основании дома, были выпилены маленькие прямоугольные отверстия, в половине которых были вставлены окна. Скорее всего, это помещение служило цокольным этажом. Входная дверь была массивной и деревянной, которая так же, как и весь дом, прогнила, поэтому, чтобы войти незваным гостям в закрытое от посторонних глаз поместье, нужно было приложить немало усилий. Снаружи в дверь были вбиты большие стальные уголки под большой деревянный засов, однако самого засова на месте не обнаружилось. В общем, сама усадьба была в аварийном состоянии и в случае, если на лес вдруг обрушится чудовищный шторм, превращающий всё величественное детище, когда-то вырожденное самим лесом, в бурелом, то от этого строения не останется ничего, кроме как большой гнилостной кучи древесины.
Ребята долго разглядывали усадьбу снаружи, но как бы они не хотели встречаться с глазу на глаз со своим страхом – темнотой и неизведанностью, которые таились в этой таинственной усадьбе, замурованной временем и молвой пропавших детей, им всё же пришлось подойти к этой массивной прогнившей двери, отделяющих их фантазии от реальности.
– Жень, отойди подальше и посвети на дверь. Я попытаюсь её открыть, – командирским голосом сказал Паша, попытавшись скрыть своё переживание.
Он подошёл к двери, взялся за толстую стальную ручку, опустил вниз и стал её тянуть на себя. Дверь очень туго поддавалась, шоркая по земле и издавая мерзкие и истошные звуки скрипа и хруста гнилого дерева. Понадобилось ещё пара подходов, чтобы полностью открыть дверь. Женя зафиксировал фонарик в сторону прохода, и пучок света устремился вовнутрь, освещая большое тёмное помещение. Ребята, стоя снаружи, увидели, как свет обволок какую-то закрытую дверь, перила над ней с облупленной чёрной краской, прогнившие, застеленные зелёным мхом доски, на которых неровно лежал тёмно-красный ковёр, поросший тонким слоем пыли. Мальчишки шагнули вперёд. Сразу же по всему дому волной пролетел неприятный скрип досок, эхом отбивающийся о стены. По коже молниеносно пробежали мурашки. Парни сделали паузу, ожидая любого шороха, дабы убедиться, что в усадьбе, кроме них, никого нет. Немного выждав, посторонних звуков так и не послышалось, не считая тяжелое дыхание ребят. Девочки, стараясь не отставать, тихонько вошли внутрь.
В нос сразу же ударил неприятный запах сырости. Пройдя к середине гостиной, ребята наступили на ковёр. Пыль на нём ринулась вверх, почти что дойдя до носа и глаз ребят. Женя с Пашей стали обводить фонариками всё помещение, осматривая всю мебель, которая там находилась. Спереди они увидели большую лестницу на второй этаж. Она начиналась с правой стороны гостиной, затем заворачивала налево и уходила наверх вдоль передней стенки. Под лестницей стояла дверь. С первого взгляда трудно понять, то ли эта дверь вела в чулан, то ли в цокольный этаж. В правой половине комнаты не было ничего, кроме небольшой тумбочки рядом с лестницей и рейла рядом с входной дверью. По левую сторону была ещё одна дверь, рядом с которой стоял большой шкаф.
– Значит, какой план действий, – Паша взял на себя роль руководителя и начал командовать. – Оля и Мари, прочешите всю эту гостиную, комнаты пока не трогайте.
– У нас фонариков нет, – слабым голоском сказала Оля.
– Ах да, сейчас вам дам, – Паша снял рюкзак со своего плеча и поставил его на пол.
Расстегнул молнию на первом замке и засунул туда руку. Немного пошерудив в нём, он достал два фонарика и передал их девочкам.
– А почему вы нам раньше не давали фонарики? – поинтересовалась Мари.
Двух фонариков достаточно хватало для того, чтобы просто следовать компасу. Нам нельзя так безрассудно использовать заряд фонарей, поэтому мы вам хотели их дать только по приходу в усадьбу, – ответил Женя.
– Да, – согласился Паша. – Так, на чём я остановился… Ах да. В общем, вы, девчонки, здесь каждый уголок обследуете, а мы с Женей пойдём в ту комнату слева. Спереди дверь под лестницей может быть подвалом или чем-то ещё, поэтому для безопасности туда пойдем потом все вместе.
Ребята все одобрительно кивнули и разошлись по своим местам. Женя с Пашей подошли к двери, опустили ручку вниз и потянули на себя. Дверь поддалась намного легче, чем входная. Парни расположили фонарики перед собой и вошли в комнату.
В гостиной, где были девочки, стояла одна тумбочка – возле лестницы, и один шкаф – возле двери, куда только что вошли мальчишки. Мари занялась шкафом, тогда как Оля взялась за тумбочку. Мари сперва открыла все ящики шкафа, а затем начала их осматривать, подсвечивая фонариком. В них лежала разная порванная ткань, какие-то пропечатанные бумажки, папиросы, сломанные пластиковые и деревянные запчасти, какие-то маленькие картонные коробочки, разные камушки, гвоздики, бусины. Одним словом – мусор. Мари, первым делом, взяла картонные коробочки и открыла их. Они оказались пустыми. Затем взяла отрывки бумаг в надежде прочитать в них какую-нибудь ценную информацию, однако, к сожалению, ничего интересного в них не нашлось. На одном клочке бумаги было что-то написано на иностранном языке, на другом шрифт расплылся от влаги, а на третьем слова были написаны от руки, правда, шрифт был совершенно замудрённым, и прочитать что-то на нём было невозможно. Еще немного пошуршав в ящиках и ничего не найдя, Мари начала изучать пространство за шкафом и под ним. Но, проведя фонариком в этих местах, она, кроме толстой столетней пыли, ничего стоящего найти не смогла.
Вдруг в комнате справа от Мари послышался громкий оклик:
– Девочки, подойдите кто-нибудь одна, помощь нужна!
Мари направила фонарик на Олю и посмотрела на неё. Она, тем временем, тоже уже успела отодвинуть тумбочку и сейчас осматривала её с внешней стороны. Вдруг они встретились глазами. Красивые коричневые глаза Оли поблёскивали от луча фонаря. В этих крошечных глубоких зрачках виднелось переживание. Переживание остаться одной в этом тёмном огромном помещении, которое ещё не полностью обследовано и в котором может укрываться настоящая тайна пропажи детей. Тайна, которая была воссоздана благодаря чему-то или кому-то. Однако, несмотря на это, перевес всё же был за Мари, так как она была менее хрупкой, чем Оля, и в случае чего могла бы помочь что-нибудь подержать или поднять, к тому же она была ближе к комнате, откуда их звали, тогда как Оля была совершенно в противоположном углу от неё. Поэтому Мари самостоятельно приняла решение и сказала:
– Оль, занимайся тумбочкой, я сейчас приду.
Лицо Оли после её слов моментально сделалось беспокойным. Как бы она ни хотела оставаться наедине с этим жутким местом, ей, так или иначе, приходилось смириться с такой неприятной участью. Мари, заприметив это, сказала:
– Оля, не переживай, я быстро, – Мари лаконично попыталась её немного утешить.
Перед тем, как уйти в комнату к ребятам, она ещё раз взглянула на Олю. Однако вместо тех красивых, блестящих, коричневых глаз, смахивающих на драгоценный камень – циркон, Мари в них увидела пустоту. Буквально – пустоту. Глаз не было, вместо них была тёмная пропасть. Само лицо стало бледным, как мел. Всех анатомических черт головы: нос, губы, глаза, волосы – у Оли просто не было. Голова стала похожа на череп. На белый угрюмый череп с пустыми чёрными отверстиями вместо глаз. Они впились ими в Мари, заставляя её окоченеть от страха. Глубокие чёрные отверстия стали гипнотизировать её, впитывая всё её сознание. Питаться всеми чувствами, оставляя только одну грёзу и страх.
– Ну вы где там? Одна кто-нибудь, подойдите! – послышался чей-то недовольный голос.
Голос помог Мари прийти в себя. Она вспомнила, где находится и на кого смотрит. Мари потрясла головой и снова уставилась на Олю. Однако вместо пустых, как пропасть, орбит на месте оказались те привычные глазные яблоки с той же красивой коричневой радужкой. Лицо обрело свои привычные очертания, а Оля стала снова похожа на привычную Олю. Мари почувствовала странное ощущение теплоты в области головного мозга. Будто бы туда залили горячую воду, однако никаких болезненных ощущений она не испытывала. Мари плавно, не спуская глаз с Оли, развернулась и пошагала в комнату. Перед порогом она ещё пару секунд вглядывалась в свою подругу, пытаясь отыскать какие-либо отличия в её лице. В это время Оля также как-то настороженно смотрела на неё. Мари, не найдя ничего необычного, скрылась за углом.
Комната, где находились мальчишки, хоть и была в два раза меньше гостиной, но всё же не уступала ей по количеству мебели. С правой стороны от входа стояла зелёная двуспальная кровать. Подушки и одеяло лежали на месте, однако они срочно нуждались в химчистке. Чуть левее от кровати стояла небольшая тумба под книги. Стоя в проходе, трудно было понять, какие книжки читал прошлый владелец этой усадьбы, так как все книги были разбросаны, а сама тумба стояла боком к дверному проёму. Над ней находилось разбитое грязное и всё в разводах окно. Напротив кровати, рядом с противоположной стеной, стоял красивый серый комод. Однако красивым его можно было назвать только перед покупкой, ведь после его приобретения время сделало своё дело: вся краска облезла, и серо-коричневый тон никак не хотел коррелировать друг с другом. Из четырёх выдвижных ящиков присутствовало только два, и то они были без ручки. По левую сторону от входа, у смежной стены, между комнатой и гостиной стоял большой деревянный шкаф, в дверцах которого стояли полуразбитые стёкла, а внутри – большое количество стеклянных полок, половина из которых отсутствовала. Вероятно, когда-то этот шифоньер служил сервантом. Однако сейчас, без посуды и без половины полок, этот изуродованный шкаф походил на странную дизайнерскую задумку.
Перед этим сервантом стояли мальчишки. Женя светил на Пашу, тогда как тот пытался отодвинуть этот самый сервант. Паша, заметив Мари, сказал:
– О, наконец-то. Мари, возьми фонарик у Жени и посвети на шкаф, а мы с ним попытаемся его отодвинуть. Я увидел там то ли какие-то символы, то ли какой-то рисунок. Не могу точно разглядеть. Может быть, это и есть ключ к разгадке. Жень, дай ей фонарик.
Женя передал фонарик Мари и подошёл к Паше. Они встали перед пустым сервантом, а затем взялись за его боковые стороны. Мари направила фонарик прямо на ребят.
– Насчёт три тащим шкаф вперёд, – сказал Паша. – Раз… два… три!
Паша с Женей со всей силы потянули громадный шкаф в сторону от стены. Он был настолько массивным, что они сумели, с большим трудом, перетащить его только на четверть метра. Мальчишки аккуратно отпустили шкаф после того, как он перестал со страшным скрипом шататься, будто вот-вот развалится, выпрямились и заглянули в полость за шкафом. Там, на всю стену, которая была закрыта от лишних глаз, был изображён большой белый череп. Его пустые глазницы были чем-то выжжены, а на его лбу была нарисована большая буква «П». Ребята оторопели. Они ожидали увидеть что угодно: символы, цифры, может быть, какие-нибудь разные каракули вандалов, которые умудрились дойти до этого жуткого места, но никак не ожидали увидеть череп, вместо глаз которого красовались обугленные угольки.
– Женя… – протянул Паша, – Это может быть каким-нибудь ключом к разгадке?
Женя немного помолчал, а после ответил:
– Может быть, это обычная карикатура вандалов?
– Ага, может. Только вот зачем им жечь глазницы? Если они хотели нарисовать страшную картинку, то почему бы им просто не взять чёрный баллончик или чёрный мел, а не водить зажжённой спичкой по орбитам?
На этот вопрос у Жени уже не было ответа. Нормальный человек никогда в жизни не стал бы рисовать огнём на досках в деревянном доме.
Вдруг в гостиной, где находилась Оля, послышался глухой звук, будто что-то упало. Ребята сначала вздрогнули от неожиданности, а после Женя громко спросил:
– Оля, это у тебя что-то упало?
Ответа не последовало, что было странно. Ещё страннее был тот факт, что стали слышны тяжёлые шаги и скрипы ступенек. Неужели Оля уже успела вдоль и поперёк обследовать тумбочку и решила продолжить расследование уже на втором этаже?
– Оля, не ходи на второй этаж без нас, там может быть опасно! – ещё громче сказал Женя, продолжая таращиться на череп.
Ответа опять же не последовало. Шаги всё удалялись и удалялись, скрываясь на втором этаже. Ребятам это дело показалось, мягко говоря, необычным, ведь Оля была самой тихоней в их компании, и она никак не могла самоуправствовать без чего-либо ведома. Им пришлось отвести взгляд со страшной карикатуры и пойти проверить, всё ли с ней в порядке. Паша и Женя взяли фонарики, подошли ко входу и посветили в проём. Картина, которую они увидели в гостиной, была не без вопросов. Возле тумбочки, на полу, лежал рабочий фонарь, тогда как самой Оли нигде не было.
Ребята заметно заволновались, вошли в гостиную и, обводя фонариками по всему помещению, стали кричать:
– Оля, ты куда подевалась, это не смешно!
Мальчишки смолкли, в надежде услышать отклик, но им по-прежнему никто не отвечал.
– Так, это уже совсем не смешно, – с лёгким волнением сказал Паша, развернувшись к ребятам. – Женя, идёшь со мной проверять второй этаж, оттуда были слышны звуки. Мари, возьми Олин фонарик и постой пока здесь для безопасности, никуда не уходи. В крайнем случае кричи!
Вокруг ребят нарастало напряжение. Мари с заметной обеспокоенностью кивнула, а после взглянула на парней. Паша пытался выглядеть спокойным, будто всё под контролем, но сам он прекрасно понимал, что сейчас происходит. Женя, напротив, очень переживал, и, казалось, его немного потряхивало. Его лицо побледнело, а глаза ввалились вовнутрь, образуя пустые углубления. Волосы во мгновение опали, нос врос внутрь, губы сузились. Точно такое же лицо Мари видела у Оли. Такое же белое, мёртвое лицо в виде черепа… Что это такое? Разве одни и те же галлюцинации могут повторяться? Мари ощутила чувство дежавю. Голова снова закипела. Она ощущала, будто волосы, как дрова, начали полыхать. Её черепная коробка сжалась, а мозг стал плавиться от невыносимой жары. Женя уставился на Мари и не хотел отпускать её взор. Он продолжал её гипнотизировать, дабы она постоянно была прикована к его взгляду, к его пустым чёрным, как смерть, орбитам.
Паша хотел уже было бежать, однако даже не успел сделать и первого шага, как тут же поскользнулся на ковре и упал на голые сырые доски. Целый вихрь пыли поднялся над ребятами.
– Долбанный ковёр, чтоб он сгорел! – с нескрываемым раздражением крикнул он, пытаясь встать на ноги.
Этот небольшой конфуз помог Мари очнуться. Когда она пришла в себя, мальчишки уже бежали по ступенькам, которые очень неприятно заскрипели и захрустели, да так громко, что казалось, будто они вот-вот сломаются, и мальчишки провалятся под лестницу. Однако, сумев без травм добраться до второго этажа, Мари услышала их дрожащие громкие голоса:
– Женя, иди налево, я направо.
– Нам нельзя разделяться! – с возмущением воскликнул Женя. – Если с Олей что-то случилось, то это потому, что она осталась одна! Если мы разделимся, с нами тоже может что-нибудь произойти!
Мари почувствовала неприятный груз вины на себе после слов Жени.
– Женя, едрить колотить! Если с Олей что-то случилось, то нам нужно её побыстрее найти и в случае чего оказать ей помощь. Если мы будем шарахаться вместе, с ней всё что угодно за это время может произойти!
– Да что вы там стоите на одном месте! Ищите скорее Олю! – не выдержав, прокричала Мари мальчикам.
Она не видела, что происходило на втором этаже, но услышала, как парни резко смолкли после её слов, а после секундной паузы Паша отрезал:
– Ты меня услышал… – после чего кто-то побежал в одну сторону, а после небольшого интервала и в другую.