Кирилл Борисович Килунин
Полетим… и мы – полетели…
Вовка. Полог
Мы крадемся…., две тени… меж высоких деревьев, под ногами хрустят сухие сосновые иглы, разводя руками бархатную тьму, словно прибрежную речную воду… два отчаянных пловца ныряем в эту тьму – собравшись с духом, два сердца стучат в унисон, впереди старый деревянный забор, за ним то, что встречают отважные герои в страшных сказках. Мы дети, мы верим в сказки. Мы дети, мы верим, что страшное не может случиться с нами, оно всегда по ту сторону забора… за пределами сознания или осознанного мира. Мы, это я и Вовка. И это воспоминания моего детства…. Они похожи на корабли… бороздящие глубины времени, твоего или моего, они всегда внутри, но иногда выплескиваются наружу и становятся чем-то вполне материальным.
*
Я думаю, что некоторые люди похожи на корабли. Их прибытие в твой порт – важнейшее событие дарованное жизнью. Не всегда ты это осознаешь сразу. Иногда для этого нужны годы, чтобы повзрослеть, поумнеть, наконец – набраться жизненного опыта и понять – однажды…. что ты потерял когда–то… или приобрел, ведь такой человек – корабль навсегда оставляет в тебе след своего пребывания, отпечаток своего уникального мира, образ – настоящего человека, которого ты потом неосознанно ищешь остаток жизни.
Вовка был для меня таким человеком… Его образ – образ верного друга детства: веселого шалопая одиннадцати лет от роду, импульсивного, любящего всевозможные тайны, знающего и умеющего рассказывать такие истории, от которых ветер в волосах, мурашки по телу, и кажется, что черта между миром взрослых и детских фантазий безмерно тонка, стоит лишь набраться смелости, и сделать шаг…
Как сейчас помню – круглолицый и черноглазый – похожий на цыганенка, гуттаперчевый и подвижный как ртуть, улыбчивый, искренний и отважный, все это мой Вовка…
Мы вместе сосланные уставшими родителями в пионерский лагерь на все лето, осваивали эту неведанную территорию как чужую планету, или незнакомый мир, прозванный в нашей реальности – «Лесной поляной». «Лесная поляна» (типовой панельный корпус – отпечаток советского конструктивизма с палатами на четыре и десять человек, просторной светлой столовой и актовым залом, где проходили пионерские линейки под стук барабанов и пение горна) она уже порядком обветшалая и по современным меркам убогая имела огромное для детского восприятия преимущество, так как находилась посреди настоящего соснового леса – в самой его гуще, будучи гармоничной его частью, или единым целым.
Так, огороженное дырявым забором пространство, мало отличалось от того, что было за ним: все тот же лес с зарослями колючей малины, кустами черники и земляники, огромным пирамидальным муравейником, золотыми корабельными соснами поющими от касания ветра, потаенными ложбинками – заросшими слоноподобными лопухами и папоротником, и остатками старых – уже полусгнивших строений – одно из которых когда-то было открытым деревянным театром, а другое – складскими помещениями. В общем лес был, а поляны, по сути – не было, мы жили в плоском панельном двухэтажном каменном доме в лесу.
В нашем лесу, кипела настоящая жизнь. Здесь кроме нас пионеров, и приставленных для присмотра вожатых – воспитателей, водились обыденные – бесстыжие рыжие белки, достаточно упитанные – пугливые палевые зайцы, разношерстные и разнообразные в нелепом скрещении генов – безумно добрые бездомные собаки, которых мы регулярно подкармливали сквозь щели проломленного и обветшалого забора недоеденными котлетами и ворованным с кухни хлебом, смело трогая детскими розовыми ладошками их горячие носы, и свалявшийся от грязи собачячий мех.
Была здесь и своя – потаенная – скрытая от мира взрослых жизнь, вошедшая в местный детский фольклор и ночные кошмары тех, кто умудрился случайно или вполне преднамеренно встретиться с ней наяву.
Ты можешь в это не верить…. Я верил когда-то, а потом забыл, когда стал взрослым, или просто перестал верить, но так и никому не рассказал….
Не знаю почему, мы никогда не рассказывали взрослым: ни вожатым-воспитателям, не своим родителям, о «черном волке» и «человеке в сером плаще».
О черном волке знали немногие из нас, и никто и никогда его не видел, хватало простого ощущения присутствия этой темной сущности в пределах данной Эйкумены. «Черный волк», возможно по определению – рожденный детскими страхами темноты и неизвестности, он был сгустком прожорливой и опасной тьмы, первобытным кошмаром или просто – глупой страшной сказкой, придуманной кем-то – когда-то, если бы не те же прикормленные нами бездомные собаки… Иногда, когда, мы с Вовкой или другие ребята тайком гуляли вдоль забора перед отбоем или уже после отбоя – потихонечку выбравшись из окон своей палаты, пока взрослые спали, …. Иногда, мы неожиданно, чувствовали порыв холодного ветра в лицо, как удар мокрым полотенцем. И дружелюбные собаки, при встрече нас всегда искренне виляющие своими нелепыми хвостами, вдруг начинали жалобно поскуливать и лаять на темноту, мы тут же брали ноги в руки, и, давя в себе панический постыдный девчачий визг, бежали – крепко взявшись за руки, туда, где мир взрослых обещал защиту, туда где был свет фонарей, помогая друг – дружке карабкались в окно своей палаты, щелкали задвижкой, а на полу у самого окна рисовали кусочком специально припасенного белого мела прямую черту, за которую как мы искренне верили не должно и не может проникнуть никакое зло, в том числе «черный волк». Почему «черный волк», не знал ни кто из нас, это имя передавалось из уст в уста, из смены в смену, от отбывающих, к новичкам, по большому секрету. Нам передал этот секрет Егор, рыжий такой, вихрастый – серьезный пацаненок, примерно нашего возраста. Не знаю, почему из всех вновь прибывших он выбрал именно нас двоих, но эта тайна сплотила нас с Вовкой, заставив держаться вместе, прикрывая спину друг – друга, после того как назвавшийся Егором убежал и заскочил в отбывающий домой автобус под ругань вожатых-воспитателей и веселое улюлюканье других ребят.
Егор говорил, что «черного волка» можно было только ощутить…., но не увидеть. От этого он не менее, а может быть, еще более, казался по настоящему – опасным и страшным…, этот «черный волк», а вот «человека в сером плаще» видели с десяток наших ребят, его видел и Вовка, но больше всего «человек в сером плаще» любил показываться девочкам. Обычный на первый взгляд, среднего возраста и невысокого роста мужчина, с большой проплешиной на голове, с блеклыми какими – то – бесцветными волосами и белесыми рыбьими глазами. Он говорил низким ласковым голосом, и казалось, словно паук заманивает тебя в свою паутину, шевеля узкими бледно-розовыми губами. А в самый неожиданный момент, он распахивал свой плащ… Девчонки, говорили, что там у него лошадиные ноги, с копытами и хвост (они верили, что он черт, тот которого они сами вызывали на ночь, чтобы задать эти «важные женские вопросы» или загадать желание). Вовка уверял, что, под плащом «серого..» – просто тщедушное голое тело, как у обычного мужика в бане и ничего интересного или ужасного. Но все равно «человек в сером плаще» был злом, мы конечно не понимали этого, но чувствовали как «черного волка», он был существом той же природы, опасностью, что таится там за забором, то о чем не принято говорить со взрослыми… Почему? Потому что они все равно не поверят, будут смеяться над твоими «пустыми» страхами, а если вдруг на секунду поверят, то, наверное, испортят всю сказку… ведь жизнь в лагере была похожа на сказку, ту что иногда нам читали на ночь родители. А нам, так хотелось прикоснуться к этому самому сказочному инобытию, именно для этого мы строили тайные убежища в развалинах открытого театра из старых досок, фанеры и кусков полиэтилена, устраивали опасные экспедиции за забор до отбоя и после…, а еще… искали настоящий клад.
Клад… наши вожатые-воспитатели – две девчонки девятнадцати лет – казавшиеся тогда нам ужасно взрослыми – Лена: медлительная, молчаливая и временами угрюмая, белобрысая, худая с голубыми глазами, и множеством веснушек, безумно начитанная, и наверное от этого умная, и Настя: толстушка брюнетка, веселая стремительная в движениях и выдаваемой ей информации, крикливая, но чрезвычайно добрая с нами «вождями краснокожих» рассказывали как то перед отбоем, что когда-то, когда, наш лагерь был закрыт (точнее законсервирован) на зиму, здесь прятался ограбивший кассу местного завода преступник. А когда его задержала милиция, денег, по тем временам огромную сумму, в полмиллиона рублей при нем не нашли. Говорят, что он их спрятал, где – то здесь, правда деньги безуспешно искала милиция с собакой (настоящей немецкой овчаркой) и местный сторож – пьяница Семеныч, но безуспешно…, это самое безуспешно только добавило нам пылу.
Конечно эти полмиллиона мы тоже не нашли, но сколько было веселья, сколько азарта и трепетания детской души от возможности чуда во время специально организованных нами поисков. В одной из лесных ложбинок мы с Вовкой с помощью двух совков для мусора откопали древний чугунный сейф с имперскими орлами на дверце – совершенно пустой – непонятно каким образом оказавшийся здесь и ни кем, не обнаруженный до нас, а в другой лесной ложбине мы наткнулись на залежи настоящей белой глины, из которой потом лепили различные забавные фигурки (гномов, с неприличными частями тела, птиц, драконов, самоходки и танки) и даже пытались обжигать их для крепости на костре. Пока не были пойманы тем же сторожем Семенычем, и справедливо получили по ушам…, и свою долю отборного мата, от этого седого горбуна, вечно шлявшегося по территории лагеря в грязном бежевом дождевике, кирзовых сапогах и под шафе.
Семеныч – одна из живых легенд «Лесной поляны» – притча во языцех…, говорят, что когда то он был директором нашего пионерского лагеря, но начал спиваться и с директорской должности докатился до сторожа. Причин сей человеческой трагедии, по словам словоохотливой работницы кухни – тети Дуси, носившей забавное прозвище Дульсинея за любовь к трагическим и романтическим историям было две. Однажды, Семеныч вернулся к себе в частный дом, где жил вместе с женой и увидел, что то горит. Он бросился внутрь, чтобы спасти жену. Но у него ничего не вышло. Более того, с потолка сорвалась горящая балка и серьезно повредила ему спину. После чего Семеныч и стал горбуном. Доблестная пожарная команда вытащила Семеныча из горящего дома. А он, этого вовсе не хотел. Поэтому и запил…. По второй версии Дульсинеи, более экзистенциональной, конечно тогда я еще не знал смысл этого слова, Семеныч запил от простого человеческого страха, страха – все потерять: дом, жену, здоровье, или еще что – то важное… потерять вдруг все по воле случая без каких либо явных причин…
Мы никогда не злились на Семеныча, как бы он не кричал и не раздавал оплеухи, мы не считали его злым, это просто был человек пустоты, он всегда носил с собой свою пустоту, был частью ее, всегда появлялся как будто из пустоты и затем, сделав свое дело, исчезал в ней. Конечно, мы не знали и не понимали всей сути происходящего, просто чувствовали, что все происходит именно так, изредка глядя в его глаза……в которых погас солнечный свет…
*
Мой солнечный Вовка, регулярно искрился светом и всевозможными забавными идеями. О чем? Конечно о том, какую авантюру затеять в этот день, и как учудить. Но иногда он темнел и уходил глубоко в себя, словно проваливаясь в серое безмолвие осеннего неба, не позвав меня с собой и потом, забившись в какой-нибудь пыльный угол, плакал без слез, как это умеют делать взрослые битые жизнью мужики. Дело в том, что его родители собирались развестись. Хотя мне было одиннадцать лет, я рос довольно беззаботным, как сейчас понимаю – задержавшимся в раннем детстве ребенком, поэтому для меня слово – развод было чем – то непонятным, достаточно эфемерным. Это было не со мной, и с присущим многим детям эгоизмом, я не понимал всей Вовкиной трагедии, уверяя его, что они взрослые, поэтому – мудрые люди, и обязательно помирятся. Вовка мне в этом вопросе не доверял, видимо понимал и знал больше… чем я, был чуточку взрослее.
Конечно же, мы поклялись однажды, что будем как братья и даже разрезав кусочком бритвенного лезвия друг-дружке правые указательные пальцы, смешали свою кровь. Подтвердив сию клятву. Было больно. Но по настоящему больно было потом… Мы оба, уже без стеснения, ревели навзрыд, когда за Вовкой неожиданно – за три дня до окончания лагерной смены приехал на мотоцикле «Ява» отец – весь одетый в кожу черный человек в алом мотоциклетном шлеме, лицом очень похожий на Вовку только постаревшего на двадцать лет. Мы долго не могли разжать руки, протянутые для прощального рукопожатия. Потом мы обнялись крепко, на клочке разлинованного листа из блокнота я написал Вовке свой адрес (в г. Перми, это город в котором мы оба живем), он не мог дать мне свой адрес, потому, что должен был жить теперь только с отцом по новому неизвестному еще адресату. Только теперь, я понимаю, всю ненормальность этой ситуации. По суду Вовку бы никогда не оставили с отцом, скорее всего, отец его просто выкрал, без ведома матери. Но, это я понимаю только теперь. Тогда для меня вся эта история была непонятна. Я просто грустил, и ждал с нетерпением первого Вовкиного письма….. Но он так мне и не написал…, по крайней мере, я тогда так подумал, и даже долго обижался. Но быстро забыл о нашей дружбе, уже через год….
И только десять лет спустя, занимаясь ремонтом, за купленным еще моей бабушкой шкафом в прихожей я нашел обещанное Вовкой письмо…. Как оно оказалось там было непонятно, мама и сестра уверяли, что никогда его не видели, а мой отец и дед к тому времени умерли и не у кого было узнать правду. Мне стукнул двадцать один год, здоровый парень, но прочитав это письмо я по настоящему заплакал, не понимаю, возможно, от обиды, может быть от того, что вспомнил Вовку и понял, что за прошедшие десять лет у меня никогда не было такого настоящего друга и возможно уже не будет…..
Он написал немного:
«Здравствуй дорогой друг Кирюша. Живу хорошо, встречаюсь с Юшковым Серегой, он живет близко со мной. Напиши как дела, как живешь. Пиши письма я буду их ждать…
Твой друг Вова…»
Всего несколько строчек неровным детским почерком, но от этого письма веяло настоящим теплом, оно как будто искрило истинным солнцем. Читая его, я думал, что больше никогда не увижу своего настоящего друга…. Но все же, встретился с ним в одном из своих снов.
Сон 1
Во сне Вовка не был таким как в детстве, это был уже взрослый крепкий парень одного со мной возраста, то есть лет двадцати с небольшим, и мы были вместе, вместе шли по какому-то дурно пахнущему старому подземелью, в его правой руке был самодельный факел. Мне хотелось так много у него спросить, узнать как он жил все эти десять лет, и задать, как показалось тогда, важнейший вопрос: не обиделся ли он на меня за то, что я не ответил на его письмо. Я хотел объяснить ситуацию или прояснить ее. Но Вовка серьезно посмотрев в мои глаза, только обнял меня крепко по-мужски и шепнул на правое ухо: после Кирюша, сейчас любые разговоры могут быть опасны.
В этом подземелье мы были не одни, впереди также с факелом и автономным военным фонарем шли еще двое ребят, вернее парень и девчонка, все сосредоточенные, и серьезные как Вовка. Кажется, у всех у них была одна цель, о которой пока я ничего не знал….
Парень весь заросший черной бородой, одетый в типовую камуфлу и берцы, девчонка рыжая в нелепом для этого грязного подземелья ярко желтом резиновом плаще и зеленой вязанной шапочке. Не смотря на их внешние различия, я почему-то решил, что они брат с сестрой…. Было в них что-то позволяющее сделать такое заключение… возможно то как они двигались или изредка смотрели на друг друга.
Мы шли достаточно долго, возможно час или два, под землей сложно определить время, тем более, если по воле неведомого режиссера у вас нет ни телефона не часов привычных в обыденном мире.
Периодически бездушно благоухало канализацией, один раз мы вышли к небольшому озеру в каменную стену здесь была вмурована ржавая цепь, к концу которой была привязана заплесневевшая очень старая лодка с одним веслом. Парень с черной бородой отвязал цепь и помог взобраться в лодку предположительно сестре, а Вовка помог мне, рыжая девчонка подняла со дна лодки алюминиевый котелок и начала вычерпывать из нее медленно поднимающуюся снизу ледяную воду, ее предполагаемый брат греб единственным веслом, я и Вовка держали два факела, их нельзя было выключить так просто как автономный фонарь. Плыли мы около пулучаса, а затем, тем же манером как погрузились, сошли с чудом не затонувшей древней посудины: предполагаемый брат помог выбраться из лодки предполагаемой сестре, а Вовка мне, как неопытному путешественнику и никакому диггеру оказавшемуся впервые в подобной ситуации.
Мы шли еще какое-то время, пока внезапно, подчиняясь порыву невидимого ветра, с начало потухли оба факела, а секунду спустя и автономный фонарь. Зажечь их по новой так и не вышло, как мы не старались, единственная зажигалка тоже не давала искры, а фонарь просто отказывался работать.
– Что будем делать, – я не видел, но почувствовал как Вовка темноте пожимает плечами… Я уже собирался задать еще какой-нибудь вопрос, не смотря на предупреждения Вовки, но он сам наклонился к моему правому уху и шепнул: пошли… и мы пошли все четверо в полной темноте…. внезапно подземный ход закончился сводчатым туннелем, облицованным красным кирпичом. Я смог определить это благодаря чахлому лучу света, пробивающемуся откуда-то с высоты – возможно там за идущим вверху параллельным ходом был канализационный люк или другое техническое конструктивно необходимое функционально необходимо отверстие.
Между тем, видимый теперь туннель упирался в стену, выложенную заплесневелым бутовым камнем. В ней обнаружился небольшой пролом, а за ним открылась длинная галерея, похожая на еще более старый туннель. Камни там были покрыты каким-то белым налетом похожим на отложения соли или подземный мох, от этого белого налета исходило призрачное свечение, благодаря которому и можно было видеть все вокруг, не пользуясь внешними источниками света. Внутри этого туннеля царил странноватый, слегка кисловатый запах, что-то похожее я ощущал, когда мне в очередной раз в драке разбили нос. Галерея уходила вниз, превращаясь в просторный зал. В его центре мы заметили каменное возвышение, которое по форме напоминало алтарь. Стены подземного зала были покрыты вырезанными на камнях символами и рисунками. На одном из них был старец, держащий кривую палку в руках, его окружали вороны и муравьи, а также множество костей и черепов. Из подземного зала выходило еще несколько ходов. Из одного чувствовался сквозняк, по-видимому, рядом был еще один выход на поверхность.
Мы встали, подавленные звенящей тишиной, а потом внезапно раздался шорох тысячи крыл и странные скребущие звуки, похожие на цокот острейших когтей. Луч вдруг заработавшего фонаря идущего впереди предполагаемого брата рыжеволосой сестры осветил приближающийся к нам темный силуэт и два огромных широко расставленных желтых глаза.
Рыжая девчонка заверещала: «Волкодлак!». Ребята побросали свое снаряжение и бросились назад. Мы с Вовкой тоже побежали. Не смотря на то, что я уже давно не спортсмен, я мчался наравне с другими диггерами и в какой-то момент даже всех обогнал, именно в этот момент сзади послышался человеческий вскрик, так кричат от внезапной боли, а затем раздалось торжествующее рычание и замогильный вой. Я встал, рядом остановились рыжая девчонка и заросший черной бородой парень, тогда я понял, что от боли кричал Вовка и тоже заорал, так что сорвал голос. А мгновение спустя проснулся в холодном поту в своей постели и никак не мог заставить поверить себя, что это был обычный сон или необычный кошмар.
*
На настенных часах было три ночи, заснуть не получалось, я раскрыл ноутбук и решил сначала по адресу в Вовкином письме и пиратской базе определить его телефон, а затем разыскать все, что есть про пермские подземелья во всемирной сети Интернет, в этой общественной помойке и скопище истинно ложных знаний. За этими безумными занятиями я просидел остаток ночи до девяти утра, а в девять позвонил на Вовкин телефон, его определить с учетом возможностей интернет и некоторых моих навыков оказалось не так сложно. Минут пять были только длинные гудки, потом короткие, а затем кто – то нажал прием.
– Здравствуй Вова, – сказал я, глядя в свое окно, за ним шумели под шквалами осеннего ветра кроны тополей и дородная в красной шляпе тетка вела за собой стайку первоклашек куда-то на восток, возможно туда, куда уходили за знаниями и в поисках истины мудрецы прошлого.
В трубке мобильника молчали, а затем раздался мертвый женский голос:
– Кто это…? Что вам нужно… Вовы нет…. Он пропал год назад…. – А затем в мертвом женском голосе словно проснулась надежда, и он перестал быть похожим на лед: «Вы что-то знаете, не смейте молчать, Вы знаете, где находится Вова….!?» – теперь растаяв женский голос перешел на крик, который захлебнулся водопадом соленной воды именуемой материнскими слезами.
– Нет, ответил я проглотив снежный ком, и нажал кнопку отбоя…. Не глядя давя и давя пока телефон не отключился совсем.
Итак, Вовка пропал год назад, а теперь этот дурацкий сон…. Возможно случайность или мистическое совпадение, в любом случае меня не касается эта давняя история, – я думал так, вернее мой разум держался этого объяснения, а я сам сидел у своего ноутбука, и не отрываясь взахлеб читал и пытался усвоить все, что удалось накопать во всемирной сети про пермские подземелья.
*
Глаза болели, но я все читал:
«Звезда» за 2009 год:
Город Пермь частью своей расположен на бывших шахтах. По этой причине в районе Мотовилихи проваливались дома, а недавно просел трамвайный путь на ул. 1905 года. По разным оценкам, у нас в городе за время его существования и за столетие до этого накопано от полутора до двух тысяч шахт.
Под нынешней улицей Сибирской до берега Камы в районе речного вокзала в XIX веке был проложен подземный гужевой путь. Сделали это местные купцы для доставки товара в свои магазины. По этой удивительной подземной дороге товары возили не на лошадях, а менее низкорослых и не боящихся подземелий лошаках – метисов рожденных от ослов и кобылиц. Дорога эта имела ответвления в подвалы магазинов и могла использоваться, как свидетельствуют историки, хитроумными торговцами для доставки также контрабандного товара с реки Кама и волжских судоходных путей. А надежней секретного подземного хранилища иного просто не придумаешь. Вот откуда обилие глубоких подвалов в домах, прилегающих к Сибирской… Подземная дорога была построена еще потому, что ее устроители не хотели портить архитектурный вид города. Раньше мостовые были деревянные, и чтобы не разбивать их подводами, на которых возили товары с набережной, крупные пермские купцы строили вот такие подземные сооружения.
По одной из версий, эти ходы соединялись с более древними шахтами, где могли скрываться запасы того же контрабандного товара. К тому же это место, где можно было укрывать продовольствие, например, во время пожара. Гужевые ходы-ответвления от главного хода располагались на глубине 4-8 метров под землей и представляли собой коридор со сводчатым потолком длиной 3-4 метра и высотой 2,5 метра. Проезжая часть выкладывалась бутовым камнем. По краям были предусмотрены сточные канавы. Дорога имела минусовый уклон 2-3 градуса в сторону Камы.
По сохранившимся в архивах Горьковской библиотеки документам, основных гужевых ходов было 5-6. Главный шел под улицей Сибирской от бывшего пивзавода и пролегал под нынешним речным вокзалом.
Начинали строиться гужевые "подземки" в Перми с 1860 года и прекратили свое существование в советские, послереволюционные годы».
Нет то место, где мы были во сне выглядело гораздо старее 19 века, от того подземелья пахло настоящей древностью.
Потерев виски и налив стакан горячего чая с медом я продолжил свои изыскания…
«АиФ»
«В начале марта 2011 г. при прокладке теплотрассы во дворе старинного особняка купца Мешкова, в котором в настоящее время расположился Пермский краевой краеведческий музей, строители натолкнулись на необычное подземное сооружение. Куполообразный свод старинного подземелья был настолько прочным, что несколько десятилетий выдерживал тяжелую технику».
Вот это как мне показалось, может пригодиться…
Однажды родная тетка, которую все почему-то все величали Кока, а не по имени, что было записано в паспорте, показала мне такой фокус. Подвела меня в полутемном коридоре нашей коммуналки к огромной дыре, пробитой в стене под умывальником. Вел этот ход в недра подвала, где складывались фрукты и овощи от соседнего магазина. Тетка соорудила какой-то факел, подожгла его и высветила мрачный провал в стене, прибавив: "Смотри сейчас, что будет". Через какое-то время в глубине дыры показались очертания рыжеватого чудища. По всей вероятности, это был хомяк, только исполинских для хомяка размеров, величиной с собаку. Чудище медленно двигалось в сторону огня, как зачарованное. Тетка загасила огонь, и видение исчезло.
Я бы не стал вспоминать о подвалах моего детства в центре старой Перми, если бы не найденная сейчас информация.
Между тем, я все читаю, погружаясь в тайны пермских подземелий все дальше и дальше, вернее – глубже и вот достигнув нужной степени глубины, натыкаюсь на следующую информацию:
«АиФ» за 2008 г.
«Городские архивы содержат записи о том, что во время основания города в 1723 году, там, где сейчас находится речной вокзал, был монашеский скит, а неподалеку от него древний деревянный идол, двух метров высотой. Вероятно, это был символ Чернобога, культ которого на протяжении многих столетий существовал на территориях будущей Перми. Был там и подземный храм этого божества».
«АиФ» за 2010 г.
«Местный диггер и уфолог Суботин, говорит, что он и его друзья обнаружили древнее языческое капище на высоком камском берегу – как раз в том месте, где стоит здание художественной галереи, бывший кафедральный собор. Капище расположено глубоко под землей, ему около четырехсот, а возможно и тысяча лет. По мнению Н. Субботина, посвящено сооружение культу Чернобога. По одной из версий, кафедральный собор специально поставили на том месте, чтобы святым храмом перекрыть подземную энергию, исходящую от проклятого капища.
По официальной версии пермских властей и научного сообщества, нет ни капища, ни ходов. Представители кафедры археологии Пермского университета не отрицают только, что жизнь на Урале зародилась задолго до вторжения Ермака (впрочем, этого никто не отрицает, а краеведческий музей заполнен экспонатами и артефактами, которым 1-2 тысячи лет и больше)».
Похоже, это то, что я искал…
Между тем, глаза слипаются от бессонной ночи, я хлопаю крышкой ноутбука и, сделав четыре шага до своего дивана, отправляюсь в царство морфея, или просто снова проваливаясь в очередной сон.
