bannerbannerbanner
полная версияПолетим… и мы – полетели…

Кирилл Борисович Килунин
Полетим… и мы – полетели…

Полная версия

Рассказ Капитан-командора Филиппова 11

– Вы служили у Колчака? – спрашиваю я.

– Да… – он на минуту замолкает, задумавшись о чем-то своем или вспоминая – упорядочивая мысли и события в своей голове. – Только я не пришел с его армией, чтобы прогнать большевиков и не бежал от них, я пришел раньше, чтобы спасти своего друга Мишу…. Но опоздал… – Капитан-командор Филиппов делает большой глоток из своей чашки и к аромату кофе из его фарфоровой чашки примешиваются пары яблочного коньяка – кальвадоса.

– Вы имеете в виду Романова?

– Да….

Дана, закрыла глаза, и, кажется, спит, а я готов выслушать историю этого человека.

– Вы, не против? – Капитан-командор Филиппов откручивает пробку возникшей в его руках армейской фляжки. Он, все также не снимает свои кожаные перчатки, и плещет пахнущую кальвадосом жидкость, сначала в мою, а затем в свою уже освобожденную от горячего кофе чашку. И снова замолкает, на минуту выпав из окружающей действительности, и продолжает, уже полуприкрыв свои пронзительно синие ледяные глаза: Миша ушел на фронт в 1914 году в те смутные времена противостояния Антанты и Тройственного союза, он в приличийствуйшем ему чине генерал-лейтенанта стал командовать непростой Кавказской туземной конной дивизией, получившей в армии название «Дикой». Она и была дикой, целиком сформирована исключительно из горцев-мусульман, в ней только офицеры были русскими, она состояла из шести полков: Черкесского, Ингушского, Кабардинского, Дагестанского, Чеченского, Татарского, Осетинской пешей бригады и 8-го Донского казачьего артиллерийского дивизиона, тоже те еще головорезы. Целью формирования такого уникального соединения стало стремление к изъятию с территории Кавказа наиболее горячих голов, в свое время Ричард Львиное сердце сделал тоже самое, уведя излишней буйных своих рыцарей в Великий крестовый поход, думая, что так избавляет свое королевство от постоянных междоусобных войн. У Миши, в Дикой дивизии воевали в основном разбойники-абреки. В боях дивизия отличалась невиданной храбростью и невыносимой жесткостью, горцы никого и никогда не брали в плен, а поступали с противником так, как еще недавно в Чечне или Дагестане: живым отрезали головы, вспарывали животы и творили тому подобные непотребства. Немцы и австрийцы тут же разбегались с поля боя, как только узнавали, что на них в наступление идет Мишина Дикая дивизия. Согласитесь, что управлять этими абреками мог только человек очень сильной воли, каким и был великий князь Михаил. Горцы очень уважали своего командира, были безгранично преданы ему и даже обращались с особым почтением на «ты»…. Им было лестно и импонировало то обстоятельство, что в бой их водит сам брат белого царя. Михаил же со своей стороны на полях сражений показал себя храбрым и мужественным командиром. Мы познакомились там, Миша лично спас мне жизнь, молоденькому офицеру, только поступившему во флот и посланному в ставку «Дикой дивизии» с особо важным поручением…. Меня взяли в плен австрийцы, готовились расстрелять, так как я не выдал цели своего секретного поручения, не назвал имени и номер части, а тут Миша со своими чеченами решился на очередной прорыв. Какое-то время я был его адъютантом, а потом снова вернулся во флот, а Миша в феврале 1916 года получил повышение – стал командиром 2-го кавалерийского корпуса, а потом уже в немилости – генерал-инспектором кавалерии. Февральские события 1917 года застали его в Гатчине. 27 февраля 1917 года председатель Госдумы М. Родзянко вызвал Мишу в Петроград. Он попросил его связаться с императором Николаем II, находившимся в Ставке, и уговорить брата сформировать «правительство народного доверия». Однако разговор его с царем не дал никакого результата. Меж тем, события развивались стремительно. 1 марта к нему явился посланец от дяди, великого князя Павла Александровича, и принес на подпись Манифест, в котором великие князья Павел Александрович и Кирилл Владимирович от имени императора поручали Думе сформировать такое правительство. Михаил долго колебался, но все же поставил свою подпись. На следующий день, 2 марта 1917 года, он узнал, что Николай II отрекся от престола за себя и своего сына в его пользу, назвав его Михаилом II. Но Миша никогда не хотел быть государем и поэтому уже 3 марта 1917 года без раздумий по требованию нового думского собрания отказался от престола и попросил граждан России довериться Временному правительству. Подписав отречение, Миша уехал в Гатчину к своей семье. Он там тихо жил с женой и двумя детьми, там мы встретились во второй раз, вместе совершали прогулки на его любимом «роллс-ройсе», ездили на пикники и рыбалку. 31 июля 1917 года ему было разрешено свидание с братом Николаем II, который содержался под арестом в Царском Селе. Встречу на 10 минут устроил Керенский, который и присутствовал при разговоре. Михаилу даже не разрешили увидеть племянников. Это была последняя встреча братьев. Больше они никогда не виделись. Я уехал на фронт там был настоящий хаос, регулярные мятежи, в том числе и у нас на флоте, меня ждал Колчак. 7 марта 1918 года Мишу арестовали пришедшие к власти большевики и выслали его в Пермь. С ним поехал и его секретарь, Жонсон. В Перми Михаила Александровича вместе с секретарем сначала посадили в местную тюрьму, а потом неожиданно выпустили и поселили в Королёвских номерах – гостинице, построенной пермским купцом Королёвым. Во дворе гостинцы был гараж, в котором стоял «роллс-ройс» Михаила. Никакого караула возле номеров не было. Миша мог свободно разъезжать по городу на своем лимузине, прогуливаться по набережным, кататься на лодке по Каме, встречаться с местными жителями и ходить к ним в гости, посещать театр (где публика устраивала ему овации) и церковь, где на него молились. Миша вел жизнь свободного человека за одним лишь исключением – с первых месяцев пребывания в Перми он должен был ежедневно отмечаться – сначала в милиции, а с мая 1918 года и в Губчека. К этому времени он заболел, и его морганическая супруга – Наталья Брасова в конце мая поехала хлопотать в Москву за него к Ульянову Ленину, речь шла о выезде на лечение за границу, на самом деле уже тогда она начала готовить его побег, обговорив детали с его секретарем и мной. В кругу друзей великий князь Михаил Александрович называл секретаря Джонни, вероятно, так и появилась история об английском происхождении и Буква Д впереди его настоящей фамилии Жонсон, его по рождению и по гражданству русского дворянина, большевики уже тогда объявили английским шпионом.

Простой народ и дворянство, часто приходили к местам, где вояжировал столь известный ссыльный, чтобы хоть одним глазком взглянуть на брата самого русского императора. Ходили слухи, что лучшие люди города готовят средства и условия для побега Миши, это не прошло мимо большевиков, местные большевистские власти опасались, что Михаил II может стать знаменем для всех т.н. контрреволюционных сил. Сильнее всех высказывал свои опасения некий Ганька – один из лидеров еще старых коммунаров – Гавриил Мясников. Не знаю что это…, знак от провидения, Бога или дьявольское проклятие – последних из царствующей фамилии Романовых, мистическое совпадение, до сели никем не замеченное. Только это прозвище главного палача подстрекателя на малоросском языке значит – «осуждение» в самой из пренебрежительных форм. В проклятой Ганиной яме, имеющей по сути те же исходные корни и смысл пренебрежительного осуждения нашли свой последний приют Николай 2, его жена и дети. Но этого я тогда даже предвидеть не мог.

А Миша отпустил бороду и решил, что побреется только тогда, когда выберется из Перми. Между тем над ним сгущались тучи. В управлении пермской милиции уже сидели и обсуждали детали предстоящего похищения и казни «злодея» Михаила Романова истинные злодеи: Ганька и товарищ Иванченко, который был комиссаром по охране города Перми, в подельники решили пригласить товарища Жужгова Николая, товарища Колпащикова Ивана. Все эти «герои» грезили о славе у потомков, как убийцы одного из последних русских тиранов – кровопийц, гонителей простого народа, жажду славы и благородного мщения подогревали потуги алчности, ходили слухи, что Мише именитые горожане собрали деньги и золото, необходимые для побега и ведения контрреволюционной деятельности… в дело посвятили и местного председателя губчека товарища Малкова. Поздним вечером 12 июня 1918 года к гостинице "Королевские номера" на пошарпанных фаэтонах подъехали палачи. Мише и его секретарю не дали толком одеться, я думаю, он предполагал – куда его везут, но не желал доставить удовольствие своим мучителям, показав свое знание. Умирал Миша страшно, знаете ли большевики совсем не умеют казнить, все у них получается через одно место, которым они обычно думают…две осечки, заклинило барабан нагана, промах, поверхностное ранение… В этом аду, раненый Миша молил только об одном, чтобы проститься с другом Жонсоном, но ему лишь повторно выстрелили из нагана в висок. А я ничего не знал, ждал его здесь под землей, готовил к отбытию найденный случайно хорошими людьми паровоз, тут раньше до того как стать частью нижнего мира была железнодорожная ветка идущая от центра города до пристани, принадлежащая одному местному купцу масону и ведущая под землей на другой берег р. Камы.

Официально пермскими властями было объявлено, что в ночь с 12 на 13 июня 1918 г. Михаил Александрович Романов был похищен из гостиницы "Королевские номера"; власти преподнесли это как побег. За участие в "побеге" были расстреляны, по сообщению газеты "Известия Пермского губисполкома", 79 заложников из дворян и духовенства.

Через месяц в Екатеринбурге была расстреляна царская семья: Николай 2 с супругой, детьми и ближайшим окружением, в Алапаевске – великие князья.

Уже позже я нашел тела Миши и Жонсона и похоронил их здесь на конечной станции до коей следует ставший теперь моей цитаделью, моим проклятием и моим последним прибежищем паровоз….

Скоро конечная станция….

– Что…? – я все никак не могу вынырнуть из мрачного повествования капитан-командора Филиппова, перед моими глазами стоят лица и события, я как будто прожил очень важный кусочек жизни этих людей, и вместе с ними подошел очень близко к смерти … я протягиваю капитан-командору Филиппову свою руку для прощального рукопожатия, он все так же не снимает перчаток, а я думаю как это быть – отверженным верхним миром отважным и верным своему слову, своей дружбе человеком, не выполнившим свой долг….

 

– Не грустите мой друг, ваш путь полный потерь и приобретений, предательства и любви еще впереди, – улыбается, глядя в мои глаза, капитан-командор Филиппов, – Вам следует приготовиться, будет уместно разбудить столь мило сопящую, прелестную леди Дану, моя история практически закончена, а ваша еще впереди. Мы прибываем в Долину забвения, конечная станция, стоянка пятнадцать минут….

*

Я бужу рыжеволосую воительницу похожую на ангела с одним крылом. Спросонья она долго не может понять, где она, и что происходит, а я любуюсь: какие же у нее прекрасные глаза – изумрудно зеленые – чистые как глубины моря, в которых отразился, пройдя сквозь толщу воды, живой солнечный луч.

Пока я слушал историю капитан-командора, трижды останавливался наш паровоз и трижды с него сходили пассажиры, на конечной станции выходим только мы с Даной. Перед тем как нам сойти капитан-командор что-то кладет в правый карман моей куртки, а на мой вопросительный взгляд лишь подносит палец ко своему рту, я решаю что посмотрю что там когда паровоз уйдет, но тут же забываю о своем намерении, впереди нас бескрайнее поле колышущихся словно волны – алых маков, над ними бескрайнее черное небо нижнего мира, за полем маков, в котором заблудился неизвестно откуда взявшийся здесь ветер высятся горы, так бывает, по крайней мере, в этом месте – Долине забвения.

– Если ты здесь уснешь, а ты очень сильно будешь этого желать, то уже никогда не проснешься, – снова отвечает на еще не заданный мной вопрос Дана – рыжеволосая дева воительница, похожая на ангела с одним крылом.

– Мы будем говорить, и идти, взявшись за руки…

– Да, – Дана кивает своей милой головкой увенчанный огненно рыжими локонами и берет мою правую ладонь в свою и держит так крепко, что если бы у ней было два крыла, а не одно, мы бы могли лететь вместе и я бы не страшился упасть….. вниз и разбиться…

Долина забвения 12

Я закрываю свои глаза…Ветер с Камы надрывно, дышит прямо в лицо, наклонившись грудью на чугунный парапет смотрю на воды реки, глотая искрящееся в утренних солнечных лучах течение темно синих вод вместе с вскриками чаек и проходящими мимо пароходами.

Я открываю глаза… Мы идем по бесконечному полю алых маков, над нами черное-черное небо, впереди горы, ветер развивает наши волосы. – Расскажи мне про себя и свое королевство, – прошу я деву, похожую на ангела с одним крылом.

Дана – кивает.

– Беловодье, Заповеданная Страна Справедливости, так и еще тысячью и одним именем называли наши земли… а нас назвали чудью, не знал раздоров и болезней, наш народ, а смерть приходила к нашим мудрым старикам только от пресыщения жизнью. Мы летали по воздуху, ступали по воде, и если на то была насущная надобность – шагом проходил сквозь огонь. Огню поклонялись наши великие предки, еще тогда, когда рожден был Заратуштра, там, где сливаются две уральские реки, называемые вами Камой – мы называли ее – Рангха и Чусовой – Рекой теснин. Здесь недалеко от места, где стоит город Пермь, этого места уже нет, там теперь плещутся волны Камского моря, прошли его детство и юность, здесь он получил Божественное откровение.

Заратуштра вернул нам учение о Добре и зле, он завещал нам быть противостоящей духу разрушения силой. Без нас Бессмертный воитель – одна из ипостасей Чернобога давно бы завоевал верхний мир, сея зло.

– Знаешь, Дана в нашем мире уже много зла и твой Чернобог, как мне видится, правит половиной мира, что-то не так делают ваши мудрецы, – говоря эти слова я крепче сжимаю ее ладонь.

– Ты не понимаешь, возмущается рыжеволосая дева воительница, похожая на ангела с одним крылом, и пытается вырвать свою руку из моей. – вы сами –сами, вы повернулись ко злу, мы теперь лишь хранители вашего последнего шанса остаться светом и не сойти во тьму! Нам пришлось уйти. У вас есть легенда.

– Я знаю …, вспоминаю я почитанное, когда-то, толи у Н. Рериха, толи у П. Бажова: «….жил некогда в здешних лесах народ с темным цветом кожи, высокий, статный, справедливый, знающий тайную науку земли, искусный в самых загадочных ремеслах, он звался чудью. Но вот стала в тех местах расти белая береза, что означало по древнему предсказанию скорый приход сюда белого народа и их царя, который установит свой порядок. И тогда люди чуди выкопали ямы, поставили стойки, навалили сверху камни-валуны. Зашли в те укрывища, вырвали стойки и камнями-валунами засыпались….».

– Так все и было… шепчет Дана, только мало кто знает, что чудь не закопалась, а ушла тайными каменными подземельями в неведомую подземную страну Шу, только не навсегда ушла чудь, когда вернется счастливое время, придут люди чуди из Шу и дадут всему народу великую науку, немеримую со всеми земными сокровищами современности.

– Какое оно ваше королевство, – снова задаю я свой вопрос.

Но Дана не отвечает, может, не хочет рассказывать, или ей просто нельзя этого делать.

– Расскажи мне про себя, – прошу я. Как это быть дочерью владетеля тридевятого королевства?…

– Балы, слуги, охота в нижних ярусах, богатства и власть, безмерная любовь подданных и родных…., – ты, наверное, думаешь так…, – Дана вздергивает своим курносым носиком, усыпанным трогательными веснушками, поджимает губы и смотрит на меня обиженно и возмущенно, совсем как обычный подросток.

А я думаю, сколько ей лет – двадцать, семнадцать, а может быть меньше…

Мы молчим, я физически ощущаю, как между нами растет ледяная стена обиды и непонимания, и не знаю, как ее преодолеть, а между тем мои глаза начинают слипаться: Спи – вечный сон – чист – мы научим тебя быть ничем, летать как тень – под черным небом и не нужно будет идти к далеким горам – ты будешь с нами вечно, – шепчут алые маки под ногами…мы свет и мы на закате сгоревшее солнце… Мои ноги заплетаются, я вижу, что с Данной творится то же самое, из последних сил, я притягиваю ее к себе и целую в такие горячие и нежные губы, и не отпускаю только сжимаю крепче правую руку моего однокрылого ангела, первую секунду Дана вместе со мной плывет погружаясь в сладкое ничто – над нами и яркие звезды и синее синее небо, а затем с разворота она резко бьет меня своей горячей ладошкой по щеке, хлопок одной ладони как взрыв сверхновой, вспышка света, ослепившая мои глаза и мы оба оказываемся на земле, только что упав с небес. – Извини, – говорит Дана, стараясь не смотреть в мои глаза. – Извини, – отвечаю я, любуясь прелестью ее зеленых глаз, она не отпускает мою правую руку, а я ее.

Мы снова молчим, но в этом молчании нет льда, разрушилась внезапно возникшая стена…

– Мой отец ненавидит меня…., – заявляет мой ангел с одним крылом. До моего рождения он был счастливейшим из жителей нижнего мира: красавица королева – его жена, наследник – опора будущности – мой старший брат, … но мама захотела родить девочку, чтобы наряжать свою дочь словно куклу, научить всему что умеет сама, и чтобы не боятся, что ее единственное дитя убьют в очередной великой битвой со злом,…..только вот когда она рожала меня, она умерла от родов, и ни отец, ни брат после этого не смогли простить… они, словно старались не замечать меня, отдав на попечение семерых нянек, все детство со мной общались лишь ближние слуги и учителя, я проклятие своей семьи, тем более родилась уродом, всего лишь одно крыло, и значит, мне не подняться в небо, мне не летать… подобно птицам….

Я слушаю, не отпуская ее руки, физически ощущая то, как вскипает и затем леденеет кровь, катящаяся по ее малахитовым венам, как бьется отчаянно ее сердце, подобно угодившей в силки – большой белой птицы.

С семи лет в своих снах она любила выходить на балкон несуществующей замковой башни, и ждать…. ее лицо ласкал ветер вечности, плечи гладили солнечные лучи звезды по имени солнце, большие синие птицы кричали бесшумно в ее розовые ушки, о том, что скоро на линии алого горизонта, тогда, когда солнце будет в цикле рассвета появится на белом-белом скакуне самый настоящий принц… шли годы в Дворце справедливости играли бал в честь ее совершеннолетия, ко двору прибыли первые женихи – девочка всем отказала, а в мире сна прошли века, мимо ее замковой башни пролетали только серые драконы, она подкармливала их, бросая им кусочки своего сердца, словно хлебные корки чайкам, большие синие птицы питались теплом ее души, отдавая в замену крики надежды, серые драконы хотели только ее плоти, а в ответ не пытались разрушить замок ее ожидания, верно их совсем не волновало то, чего она так ждет…

А потом, когда в очередном набеге Падших уже в житии нижнего мира пропал ее старший брат, Дана попыталась занять его место, стала искусной воительницей, но отец не был рад подобной замене и каждый раз старался отослать нелюбимую дочь с очередным важным заданием куда-нибудь далеко.

Конечно, она не сказала ничего из того, что я увидел в ее глазах.

Молча, беру в свою ладонь ее левую руку, пытаясь отогреть ее своим теплом. Дана отворачивается, жалея о внезапно вырвавшейся на белый свет исповеди, но уже не может остановиться, ей нужно закончить эту историю, выплеснув из себя все эти годы хранимую боль.

Я стараюсь забрать этой боли сколько могу….

– Когда мама умерла, – продолжает дева с одним крылом, – Мне часто снился один страшный сон – в нем я падала в бездну, которая не имела дна. Я летела в полной тишине и меня окружала абсолютно непроницаемая тьма. Знаешь чтобы упасть бывает достаточно и одного крыла… И страшно… И страшно мне было не от того, что я разобьюсь, – я знала, что дна нет, и я никогда его не достигну. Я буду падать вечно… У меня никогда не будет любящей матери, не будет той, что одна может объяснить девочке про то, что такое быть красивой, рассказать про первую любовь, про женственность, про предательство и как его пережить, про то как любить своих детей и все… все, что является истинно важным в этом и наверное в твоем верхнем мире.

Как….?

– Как сделать так, чтобы не было больно и прекратить вечное падение? – я пытаюсь ответить на ее недосказанный вопрос… – Если мы видим, что кому-то помогли, уменьшили чью-то боль, скорбь, то мы видим преодоление страдания в мире. Когда тебе плохо, помоги другому, кому может быть еще больнее и тебе будет легче…..

– Знаю…, много вас таких советчиков, Дана освобождает свою левую руку от моей. – Смотри! – указывает она на что-то возникшее за моей спиной.

Я поворачиваюсь… Впереди закрывая черное небо, высятся призрачные как будто бы сотканные из серого тумана горы нижнего мира, между тем они кажутся неприступными и опасными и есть для нас только один путь – узкий проход между призрачными серыми горами – пропасть, на дне которой клокочет огненная лавовая река, через нее перекинут мост красного как будто раскаленного камня, это единственный шанс пересечь линию гор и уйти туда за горизонт, где, по словам рыжеволосой воительницы, похожей на ангела с одним крылом находится город Потерянных душ….

Рейтинг@Mail.ru