Катерина Черинова
Балетная школа
– Серафима Павловна! Позвольте пригласить вас!
Принц! А из другого конца зала к ней шел Константин. Решительно, стоило выбрать меньшее из двух зол! И Серафима протянула руку в ответном жесте коллеге по работе. Впрочем, танцевать с Принцем оказалось очень удобно.
– Значит, вы служили в Императорском театре? – завел светскую беседу со своей партнершей танцор.
– Совершенно верно, – сдержанно ответила Серафима. – Благодарю, что спасаете меня от этого странного человека.
– По его словам, вы с ним давние знакомые.
Мельком взглянув на него, молодая женщина чуть пожала плечами.
– Он прав. Я его знала. Давно. А вы? Где вы служили до работы в балетной школе?
– Там же где и сейчас, в Народном театре.
– А до… до всего?
– Вы имеете ввиду те события, которые мы сегодня столь торжественно отмечаем? – подмигнул ей Принц.
– Ну… да. До революции. Я, к сожалению, выпала из театральной жизни десять лет назад. Но до того, мне кажется, я знала всех артистов.
– Я работал в Екатеринбурге, – пояснил Принц. – Потом моя карьера пошла в гору, один импрессарио пригласил меня в Санкт-Петербург, я радостно собрался и примчался. А тут все и началось. Ни театра, ни карьеры. Так, отдельные роли в случайных спектаклях. Пять лет назад оказался в Москве. Только вот поздновато мне уже принцев танцевать, вот и работаю здесь.
– Но, похоже, вы не слишком расстроены этим.
– Конечно, нет. Я прекрасно понимаю пределы своих танцевальных возможностей. И поэтому предпочитаю передавать технику юным поколениям.
– Я еще мало знаю эту сторону балетной жизни, – сказала Серафима, – но мне кажется, что вы весьма успешны в этой сфере. Во всяком случае, ваши ученики производят хорошее впечатление.
– Благодарю, именно этого я от них и добиваюсь – производить впечатление, – фыркнул Принц.
– Я пытаюсь объяснить вам свои мысли, – упрекнула его Серафима. – Не стоит сразу их высмеивать.
– Да никогда в жизни! Ваш поклонник сверлит нас глазами. Я чувствую себя героем пьесы.
– Не слишком изысканной пьесы, согласитесь.
– Водевиль?
– Оперетта.
Они продолжили вальсировать. Серафима улыбалась своим мыслям и не торопилась продолжать беседу.
– О, вижу наш противник захвачен третьей стороной! – заметил Принц.
– Это что за сторона? – Серафима удержала свое желание обернуться и взглянуть на Константина, вместо этого она старательно смотрела в лице партнеру.
– Дочурка выклянчивает что-то.
– Аврора?
– Я не разбираюсь в именах ваших учениц, но раз вы утверждаете…
– Я предполагаю.
– И могу я угадать? Этот ваш преданный поклонник чего-то жаждет от вас? В память о былом?
– Вы угадали, но не совсем в нужной тональности, – рассмеялась Серафима. – Он настойчиво интересовался, почему я не дала центральную партию его дочери.
– Этому дереву? – фыркнул Принц.
– Надеюсь, вы не девочку так обозвали, а лишь припомнили ее роль в спектакле?
Тот усмехнулся. Но тут же стер ухмылку с лица.
– Даже в роли дерева она не попадала в такт музыке, – резко сказал он. – Надеюсь, вы это тоже видели, Серафима Павловна?
– Возможно, и не попадала. Но я думаю, что она делала это специально…
– Специально плохо танцевала? Интересная стратегия для ученицы балетной школы.
Серафима задумалась на мгновение.
– Аврора – сложный ребенок. Но у нее есть способности.
– Хотелось бы вам поверить. Но…
– Надеюсь, мы не будем сейчас обсуждать моих учеников? – прервала его Серафима. – Я все еще верю, что сумею найти к ней подход и помочь раскрыть способности.
– Нужно, чтобы и она этого хотела.
– Я работаю над этим, – коротко согласилась молодая женщина.
– Вам нравится в нашей школе? – спросил Принц.
– Да, я люблю учить детей, – ответила молодая женщина. – До сих пор у меня не было столь капризных учениц. В какой-то мере, для меня это вызов… А вы, вам нравиться преподавать классический танец?
– Не скажу, что всегда мечтал об этом, – проговорил тот, – однако у меня выбора не было. Вы же знаете, нам, служителям Терпсихоры, не такой уж долгий век отведен на сцене.
– Сейчас открыты все двери, – молвила Серафима. – Можно получить профессию. Я пошла на курсы учителей, вела уроки литературы в школе. И мне это нравилось.
– А почему не вернулись на сцену?
– Не могла.
– Неужели вы были замешаны в чем-то неподобающем? Так новой волной смело все прежние ошибки.
– Не все, – возразила Серафима. – Но причина не в этом. Я получила травму, а пока восстанавливалась, все вокруг переменилось. И я не стала бороться с судьбой.
– Но Маркова упоминала, что вы танцевали первые партии.
– Да, из кордебалета я вышла. Но примой мне никогда не светило стать, – пояснила молодая женщина. – Ведь помимо таланта, которого мне не так уж щедро бог отсыпал, нужны еще амбиции, кураж, если хотите. У меня не тот характер.
Они, повинуясь музыке, сделали еще один круг по залу.
– Очень жаль прерывать нашу беседу, но танец заканчивается. Я, конечно, могу пригласить вас и на следующий…
– Не стоит, – покачала головой Серафима. – Наш настырный родитель захвачен цепкими пальчиками своей дочери, так что не представляет опасности для меня. А вот нам с вами не стоит давать повода для сплетен.
– Ни в коем случае, – весело согласился Принц. – Более того, пожалуй, нам надо вернуться к своим прямым обязанностям воспитателей детских душ. Взгляд нашего дорогого директора не отличается щепетильностью.
– А мы скажем, что подавали пример молодежи, – хихикнула Серафима и кивнула на весьма большие количество пар, закончившихся вальсировать с последними тактами музыки.
Ее вдруг рассмешила вся эта ситуация. И настойчивые маневры Константина, и внезапная откровенность Принца, и ее собственная неожиданная раскрепощенность. Удивительно было вести непринужденную беседу на темы, которые она уже давно привыкла избегать. И уж совсем странно было разговаривать не с подругой, а с Принцем, тем самым отстраненным и слегка высокомерным коллегой, каким она успела определить его.
Молодая женщина вернулась к своим первоклассницам. Тех, конечно, никто не пригласил на танец, но девочек это не особенно и расстроило. Эмма и Лиля сидели на стульях и, болтая ногами, ели мороженое из бумажных стаканчиков и слушали гостя Катерины. Катька же заливалась хохотом – очевидно, ее приятель был на коне, травя анекдоты. Серафима вдруг припомнила, как часто этот мальчик появлялся около детского дома, а потом искал подругу, не постеснявшись подойти к ее педагогу. Вспомнила его настойчивость и чуть заметно улыбнулась.
Зазвучала мелодия нового танца. Серафима его не знала, на ее вкус музыка была не особенно мелодичной, однако в центр зала вышло несколько пар старших учеников. Глаз выхватил красивую пару – Серафима уже знала имена фаворитов школы: Лина Кравцова и Игорь Черинов. Их движения поражали синхронностью исполнения, словно они долго репетировали эти тройные шаги.
– Странный танец, – заметила Серафима подошедшей к ней Марковой. – Вроде бы вальс, движения явно вальсовые, но музыка абсолютно не та.
– Это фокстрот, – сказала Маркова, внимательно наблюдая за лучшими учениками своего класса. – Вальс на четыре четверти вместо трех.
– Фокстрот? – переспросила Серафима. – Разве его не запретили? Вроде, я читала в газете…
– Кто же слушается запретов, – меланхолично ответила Маркова. – А нам, балетным, надо знать и новые направления в танце.
– Так это ты им поставила танец?
– Мы с Принцем постарались в прошлом году, – хмыкнула в ответ Анна. – Хотели сами, но как бы возраст… Не в наши годы так по полу расстилаться…
***
– Тебе только страшные сказки рассказывать! – тем же вечером возмущалась Катька в своей комнате.
Претензия прилетела к Лиле, которая, переполненная впечатлений от прошедшего дня, никак не могла успокоиться и снова и снова перебирала подробности и демонстрации, и спектакля, и праздничного ужина в стенах школы.
– Почему страшные? – поперхнулась Лиля на полуслове. – Я же про Серафиму Палну и Принца…
– Вот именно! – фыркала Катька на манер не слишком довольной лошади. – Начинаешь предложение и замолкаешь. Не договорив. Как будто какая страшная ведьма сейчас из шкафа должна вылезти. В одной черной-черной комнате стояло черное-черное пианино… – зловещим голосом начала она и замолчала. Все тут же затаили дыхание, а Катька отпустила паузу напряженного рассказчика и повернулась к подружке: – Вот тут пауза понятна. Чтобы слушатели навоображали себе всяких кошмаров, пока ты продолжишь рассказ. А тут? Ну потанцевали они, ну и что?
Девочка скинула туфли, поймала укоризненный взгляд Эммы, тут же аккуратно выровняла обувь на прикроватном коврике и прыгнула под одеяло, не преминув скорчить рожицу в ответ на немое замечание подруги. Эммы также без слов изобразило раздраженное утомление.
А Лиля, протопав к выключателю, повернула крылышко, погасив лампочку на потолке, и вернулась обратно на цыпочках.
– Брр! Холодно! – она поскорее закуталась в одеяло. Пусть колючее, но оно грело.
– А вообще хороший был день, да, девочки? – проговорила Эмма, глядя в потолок.
– Да, хороший, – откликнулась Катька.
– И Дымов твой пришел.
– А чего бы ему не прийти? Я же пригласила.
– Ну он же такой взрослый, – попыталась объяснить свою мысль Эмма. – Не думаю, что ему интересны все наши танцы. Он такой… ну, простой, что ли.
– Ничего, я ему все хорошенько объяснила, так что все танцы наши он вполне себе с удовольствием смотрел, – радостно ответила Катька.
– Было бы на что смотреть, – впервые за вечер подала голос Аврора.
Эмма с Катькой удивленно приподнялись на своих подушках.
– Я думала, ты спишь уже, – протянула Лиля.
– Уснешь тут! Тарахтите, как сороки!
– Ну и чего мы так злимся? – тут же налетела на нее Катька. – Все обижаемся, да?
– Да было бы на что! – голос Авроры прозвучал чуть громко для того равнодушия, которое она пыталась изобразить.
– Ну, я думаю, что… – начала тут же Катька, но Эмма ее одернула:
– Перестань. Пора спать.
Она сделала страшные глаза, но подруга предпочла их не заметить.
– Ну а что она тут из себя спящую красавицу строит? Мы же все знаем, что она – дерево!
Катька выпростала руки из-под одеяла и покачала ими над головой, передразнивая жесты Авроры на сцене. Мгновением позже она уже визжала и вслепую била этими же руками, пытаясь оттолкнуть от себя метнувшуюся к ней Аврору и вцепившуюся в волосы. Эмма и Лиля, оторопев в первую секунду этого молниеносного нападения, бросились разнимать подруг.
– Катка! Аврора! Девочки! – кричала Лиля, подпрыгивая на холодном полу босыми ногами, а Эмма влезла в гущу драки, пытаясь развести соперниц.
– Лилька, оттаскивай Аврорку! – вскрикнула она, когда один из беспорядочных ударов пришелся ей по лицу.
– Стой, Катька, стой! – вопила уже во всю мощь Лиля. – Не связывайся с дурой! Стой!
– Не с дурой, а с дубом! – выкрикивала Катька.
Что и говорить, у нее было побольше опыта в искусстве уличных боев, чем у рафинированной Авроры, которую поддерживала только слепая злость. Катька же вошла в раж, вырываясь из рук Эммы.
– Погоди! Она мне надоела! Я покажу ей! Тоже мне, принцесса!
– Это ты мне надоела! Вы все мне надоели! Ненавижу всех вас! – кричала в ответ Аврора. Ее обычно уложенная волосок к волоску прическа – даже на ночь она заплетала аккуратную косичку – сейчас лохмами взвивалась с каждым яростным нападением. И Катька не преминула обратить это в оружие против Авроры, намотав на кулак всю копну разом.
Внезапно все четверо ослепли от вспыхнувшего света и замерли от последовавшего окрика:
– Прекратить!
Все четверо обернулись. В дверях стоял Принц с самым недовольным выражением лица.
– Все по местам! – велел он.
Лиля тут же послушно выпустила локти Авроры, за которые она пыталась удержать драчунью, и посеменила в свою кровать. Аврора, тяжело дыша, смотрела на преподавателя. За его спиной показался Сергей Степаныч.
– Что тут за крики на все здание? – гневно поинтересовался он. – Люди устали, уже спать легли. Завтра на работу ни свет, ни заря. А они тут непорядок развели!
– Катька, отпусти ее, – прошипела Эмма и села на свою кровать.
Катька медленно размотала Аврорины волосы.
– Все четверо завтра к директору, – спокойно проговорил Принц.
– Да, Всеслав Григорьевич, – пискнула Лиля.
– А сейчас всем спать. Немедленно.
Катька тут же легла обратно под одеяло и натянула его до подбородка, всем видом демонстрируя готовность отойти ко сну.
Аврора не сдвинулась с места.
– Я ни секунды больше не останусь с этими…
– Кем-кем? – преувеличенно воспитанным тоном отозвалась с подушки Катька, и Эмма немедленно пнула ее через проход.
– Что значит «не останусь»? – поинтересовался Принц холодным тоном.
– Вы не знаете значения слова «оставаться»? – Аврора закусила удила. – Я хочу уйти. Покинуть это помещение.
– Надеюсь, вы понимаете, что «покинуть это помещение» означает «уйти на улицу в ночь на мороз»? – тут же откликнулся педагог.
– Ничего, я простуды не боюсь! – Аврора яростно прошагала к своему месту, с силой вытащила свой красивый чемодан из-под кровати и швырнула на одеяло, скидывая туда без разбора одежду из шкафа и мелочь с тумбочки.
Эмма, Лиля и Катька оторопело проследили за демаршем Авроры. Выражение лица Принца определить было сложно, а вот на лбу Сергея Степаныча четко читалась мысль полного изумления. Взрослые переглянулись и вышли вслед за ученицей, а оставшиеся девочки переглянулись.
– Дела, – протянула Лиля.
– Думаешь, и вправду уйдет? – спросила у нее Эмма.
– Если уйдет, то скатертью дорога, – Катька не намерена была обсуждать происшествие. – А если просто выпендривается… Что ж, ее дело. Я спать. Лилька, гаси свет.
***
– Ее задержали уже у входных дверей. И то лишь потому, что та была заперта нашим Сергей Степанычем, – докладывала утром Катька, торопливо переодеваясь перед занятием классическим танцем.
– И что, и что? – поторопила ее Лиля.
– Серафима с ней полночи беседы беседовала. Принц тоже не спал. А еще Фурию подняли, и сам Щепетильников приехал под утро. А все потому, что эта фифа позвонила домой отцу, и тот примчался, полный гнева и недовольства.
– Ого! – сказала Эмма.
– Всех уволю, кричит. Мой цветочек обидели, кричит. Ну и все такое.
– Да откуда ты знаешь это?
– Да оттуда! – Катька показала язык. – Там спросила, тут услышала…
– Ты опять подслушивала у учительской? – поняла Эмма.
– Зато вы получили достоверную информацию из первых рук.
– Из вторых, – машинально исправила въедливая подруга.
– Это казуистика, – гордо парировала Катька.
– Так ее отчислили? – спросила Лиля.
– Или, наоборот, на середину поставили? – не менее трезво подошла к вопросу Эмма.
– А вот этого не знаю, – призналась Катька. – Ровно?
Она повернулась к подругам спиной, чтобы те выверили, точно ли сидит юбочка.
– Все в порядке. А почему не знаешь?
– Потому что опасалась получить дверью по лбу, – спокойно ответила Катька.
– Ну да, подслушивать – опаснейшее дело!
– Да, некоторые минусы в получении информации есть.
В танцевальный класс троица вбежала последней, но все-таки не позже педагога. Серафима опаздывала, и девочки начали шушукаться, сбиваясь в стайки у станка. Элиза Карловна меланхолично наигрывала неизвестные мелодии. Класс ждал.
– А Аврорки-то нет, – прошептала Катька.
– Это еще ни о чем не говорит, – пожала плечами Эмма. – Сейчас вдвоем явятся, и будет она у нас теперь звездой номер один.
Однако Серафима пришла одна. Ничто в ее лице не выдавало усталости после бессонной ночи. Она поприветствовала концертмейстера, благосклонно приняла реверанс учениц, но к станку не сразу их отправила.
– Девочки, вчера вы прекрасно показали себя. Директор школы Олег Васильевич попросил меня передать вам свою благодарность. Также вас очень хвалили наш дирижер, Юрий Федорович. Сказал, что все работали очень профессионально. Для нас, первоклассниц, это особенно серьезная похвала. Мы все заслужили аплодисментов!
И Серафима подала пример, захлопав в ладоши. Девочки радостно загалдели и подхватили овации.
– Но это была всего лишь первая высота в нашем восхождении. Впереди новые вершины. И идти к ним мы начнем прямо сегодня. Художественный совет театра известил нас, педагогов балетной школы, что учащиеся будут принимать участие в предстоящих театральных постановках.
– Настоящих?! – не удержалась Эмма, за что получила строгий взгляд от учительницы.
– Нет, хороводы будем водить в своей комнате вокруг стола! – фыркнула Катька ей в ответ, за что тоже получила бессловесное замечание. – Извините.
– Разумеется, настоящих. Традиционно, все ученики выходят на сцену, но в этот раз допущены и вы. И уже совсем скоро.
Кто-то хлопнул в ладоши, не в силах сдержать эмоций.
– В декабре и январе в театральной афише стоят спектакли балета «Щелкунчик», – продолжила Серафима, и вновь в классе воцарилась тишина. – И нашему классу доверено исполнить «Детский танец» в первом акте. Вы понимаете, что это большая честь для нас. И мы не должны подвести наших старших коллег. Поэтому прошу уделить все ваше внимание урокам классического танца, чтобы никто и никогда не смог сделать нам замечание по поводу техники исполнения. А в конце занятия мы с вами перейдем непосредственно к танцу. Прошу всех занять свои места.
Девочки разбежались, но Катька осталась на месте и подняла руку.
– Что, Катя? – спросила у нее Серафима.
– А что с Авророй?
Все подняли глаза на учительницу. Та спокойно ответила:
– Мы поговорили сегодня и с ней, и с ее отцом, и пришли к решению, что Аврора не будет более продолжать занятия в нашей школе. Прошу, займи свое место, Катя.
***
Серафима вела урок как обычно, спокойно, сдержанно, увлеченно, и старалась никак не показать то волнение, что царило в ее душе. Ночная эскапада ученицы не прошла незамеченной ни у начальства, ни у более высоких кругов. Девочка много чего наговорила учительнице, еще больше высказал разгневанный Константин, которого вытащил из дому ночной истеричный звонок дочери. И несмотря на все увещевания и Щепетильникова, и Марковой, ушел он из кабинета директора громко хлопнув дверью.
– Серафима, голубушка, – обратился к молодой женщине директор, когда отзвенели стекла в шкафу, – не расстраивайтесь так! Знаете, сколько таких родителей проходят через этот кабинет с такими же претензиями каждый год?
Маркова молча протянула подруге платок, а Принц налил ей воды из графина, стоявшего на столе директора. Губы Серафимы дрожали.
– Неужели каждый год? – прошептала она.
– Уверяю вас! Каждый хочет видеть своего ребенка на сцене в свете софитов. Но не каждый готов принят факт, что у ребенка недостаточно для этого способностей. А у вашей этой Павловой Авроры как раз и не хватает способностей. Хоть она и Павлова, да не та.
– Я верила, что смогу развить, – пробормотала Серафима. – Она же не совсем… дерево…
Анна фыркнула.
– Да уж, ты тут подсобила, поставив ее в такую роль! – хохотнула она. – Но, как педагог педагогу: она и дерево не смогла станцевать.
– Она не хотела, – возразила Серафима. – И моя недоработка в том, что я не смогла разбудить в ней это желание танцевать.
– Ну, продолжай казнить себя, никто не против, – пожала плечами Маркова.
– Но он, этот Константин, отец Авроры, – продолжила Серафима. – Он ведь действительно может что-нибудь устроить…
– Вот у него желания этого хоть ложкой ешь, – подтвердил Щепетильников. – Но повторюсь: не он первый. И даже больше скажу: не он последний. Любая маломальская шишка начинает тут стучать кулаком по столу, – директор любовно провел ладонью по полированной поверхности, – однако пока дальше угроз и стука дела не шло.
– А если…
– А если – тогда и будем думать. Пока что я подготовлю приказ об отчислении этой девицы. А вам всем, товарищи, рекомендую идти в свои классы и приступать к работе. Кажется, я слышал звонок?
***
Аврора не вернулась в школу. Константин также не появлялся. И постепенно воспоминания о них стирались и из памяти девочек, и у самой Серафимы. После ажиотажа подготовки к первому настоящему спектаклю начались трудовые будни. Поначалу растерянные и смущенные, боящиеся всего на свете, девочки обретали свое место в иерархии балетной школы. Пока они стояли на самой нижней ступеньке, но они и не претендовали на высокий уровень. Ежедневные занятия в балетной, никуда не девшаяся образовательная, да еще музыкальная – размышлять или сожалеть о прошлом ни у кого не хватало времени и сил. Добираясь вечерами до кровати, все испытывали дружное желание упасть и уснуть.
Смещение приоритетов было довольно резким. И сильнее всего перемены сказались на Катьке. Обилие свободного времени, которое подбивало ее на сомнительные авантюры в детском доме, резко закончилось. И девочка неожиданно легко приняла этот факт. Она старательно осваивала движения, позиции, прыжки, повторяя их и вне занятий. Впрочем, это делали все балетные учащиеся. Никого не удивлял внезапный пируэт юной танцовщицы на перемене под дверью класса, где в ожидании урока толпились дети.
Однако с наступлением первых каникул, когда и в балетной, и в обычной, и в музыкальной школах вдруг наступил недельный перерыв, девочки ощущали себя так, словно остановились на полном скаку. И вдруг осознали, что не знают, как распорядиться неожиданно появившимся свободным временем, которого совсем недавно у них было в избытке. Катька с Эммой сходили в детский дом со светским визитом – и поняли, что уже не являются частью той жизни. Им были рады, на них обрушили накопившиеся новости, но все же ни Эмма, ни Катька не принадлежали больше этому клану. Два месяца плие и батманов провели четкую грань между девочками и их прошлыми друзьями… Эмма не испытывала по этому поводу особой грусти, а вот Катька казалось разочарованной. И растерянной. Вернувшись домой – теперь балетное общежитие они называли своим домом, – они больше не заговаривали о визите в детский дом.
***
Дневник Эммы. 1928, декабрь, 25
Мне так нравится идея нашего участия непосредственно в театральной жизни! Я выпросила у Анны Павловны Марковой список спектаклей, в которых принимают участие ученики балетной школы. Она рассказала мне обо всех, где есть такие номера, только в нашем Народном театре идут только несколько. А я хочу записать сюда все-все спектакли и принять в них участие. Буду ставить галочки рядом с теми, где я танцевала!
1. «Раймонда», детский венгерский танец;
2. «Пахита», полонез и мазурка;
3. «Ледяная дева», танец гномов;
4. «Щелкунчик», детский танец;
5. «Тщетная предосторожность», детский танец
6. «Конёк-Горбунок», танец зверюшек
И очень скоро я смогу поставить галочку радом с пунктом номер четыре! Завтра – наш первый спектакль! Вчера днем провели генеральную репетицию, и это было… совсем по-взрослому. И такое ощущение праздника. А самое главное – этот праздник мы создаем сами! Невероятное чувство!
Смешно было вчера, когда Серафима Павловна отрабатывала с нами все действия, какие мы должны будем совершить в спектакле. Ведь представление – это не только то, что происходит на сцене. Оказывается, репетируется абсолютно всё: когда и куда нужно идти за кулисами, сколько по времени мы должны переодеваться и гримироваться. Смешное чувство, когда она пудрила нам носы и румянила щеки. И тут тоже должна соблюдаться очередность – друг за дружкой, не толпой, а организованно.
…За шесть лет учебы в балетной школе Эмма добавила галочки ко всем записанным в тот день пунктам…
***
К репетициям зимних спектаклей приступили сразу после ноябрьского выступления.
– Очень жаль, что нет у нас единой методики обучения, – задумчиво посетовала Серафима за ужином.
В столовой было непривычно тихо: большинство обитателей школы уже торопливо закинули в себя порцию гречневой каши и умчались по своим делам: у кого ожидались занятия в музыкалке, кому-то была назначена репетиция, ответственные ученики спешили сесть за уроки. Преподавательский стол был самым заполненным.
– Чего нет? – переспросила Анна, щедро посыпая свою порцию гречневой каши сахаром.
– В общеобразовательной школе уже пришли к мысли о создании единой программы обучения, – пояснила Серафима. – Куда бы не попал ученик, в первом классе и в Москве, и в Туле, и в Петербурге…
– Ленинграде, – машинально поправила подругу Анна.
– Да, никак не привыкну…
– Уж три года прошло – пора бы, – меланхолично заметила Маркова. – Так о чем ты?
Серафима собралась с мыслями.
– Так вот, везде его будут учить одинаково, – продолжила она. – А у нас, в балете, даже в рамках одного нашего училища разные педагоги предъявляют разные требования.
– Ну и что? – не поняла Маркова.
– Вот вчера у моих было первое занятие парного танца, мои девочки занимались вместе с мальчиками Прин… Вячеслава Григорьевича.
Серафима вовремя успела прикусить язык, но, похоже, все за столом заметили ее оговорку – улыбки были весьма многозначительными.
– И что? – подал голос тот, отреагировав мгновенно, хотя казалось, что он вовсе не слушал, о чем говорили коллеги.
– Так у них движения разные. Вы, Вячеслав Григорьевич, явный последователь петербуржской балетной школы, с ее нацеленностью на технику, но совершенное отсутствие души в движении. У ваших мальчиков жестко закреплены корпусы и руки.
– И это плохо?
– Этого мало! – ответила Серафима. – Я учу девочек, что любой жест должен выражать мысль, руки, ноги, корпус должны «разговаривать». А что мы увидели в наших парах?
– Что же?
– Болтливую партнершу и истукана партнера, – выпалила Серафима.
Маркова захохотала в голос. Принц нахмурился.
– Да ладно тебе, Славик, – произнесла, отсмеявшись, Анна. – Я тебе то же самое говорила.
– Но постойте, я считаю, что в мужском танце главное – техничность.
– В соло – да, – не уступила Серафима. – Однако и там голая техника, без души, будет интересна лишь профессионалам. А сколько их в зрительном зале сейчас? Да и в прежние времена, что уж скрывать, публика была не слишком знающая тонкости нашего ремесла.
– То есть, Серафима Павловна, предлагаете перекроить все устоявшиеся традиции и превратить строгость и каноничность классического балета в анархию современного танца, если его можно так назвать? – поинтересовался Щепетильников с другого конца стола.
Принц вежливо улыбнулся молодой женщине. Но та не дала сбить себя с толку, пояснив:
– Я предлагаю внести единство преподавания, хотя бы в рамках одной параллели. Ваши мальчики умеют делать достаточно сложные упражнения, но азы до сих пор не доведены до автоматизма. Их шатает на soutenu, а вы уже даете им developé.
– И? – не поняла идею подруги Маркова. – Маленькие же, еще выработают апломб.
– А Большаков прекрасно умеет выполнять soutenu, – заметил Принц. – Один раз качнулся вчера, и то случайно. Вы придираетесь, уважаемая Серафима Павловна.
– Вовсе нет! – воскликнула та в ответ. – Я пытаюсь донести мысль, что в обучении классическому танцу необходима строгая последовательность. И пока простое движение не усвоено, переходить к более сложному нельзя.
– Ну а как быть со звездами? – спросила до сих пор молчавшая Элиза Карловна.
– Звездами? – не поняла Серафима.
– В каждом классе есть такие, в вашем это Филиппова. У нее талант схватывать на лету, у нее все получается чуть ли не с первого раза. И им становится скучно, когда вы разбираете с остальными то, что она уже поняла. А скучающая Катерина Филиппова – это катастрофа.
Засмеялась не только концертмейстер – характер свой Катька успела продемонстрировать и на уроках мимики, и на занятиях характерного танца.
– Кстати, да, – подхватила Маркова. – Всех под одну гребенку?
– Товарищи педагоги, – снова встрял Щепетильников. – Вы подняли очень важную тем, спасибо Серафиме Павловне. И я предлагаю всесторонне обсудить ее на педагогическом совете в понедельник. Все-таки столовая – не самое удобное место.
Так случайные рассуждения за ужином вылились в полноценную педагогическую работу. Щепетильников поощрял свой коллектив искать новые формы работы с учениками. Пусть он и не был профессионалом в танцевальном искусстве, но идея Серафимы упорядочить его преподавание понравилась директору. После довольно бурного педагогического совета, на котором молодая женщина изложила свои мысли по этому поводу, Щепетильников поручил всем педагогам не только составить записки с собственным видением этой задачи, но и призвал активно посещать уроки друг друга. И с зимы 1928 года в танцевальных залах часто можно было увидеть педагога «со стороны», который неслышно сидел около концертмейстера, задумчиво кивая головой или недовольно хмурясь, а порой и что-то записывая.
Серафима делала заметки в тоненькой тетрадке. Это были наблюдения за собой и за другими педагогами, за профессионалами театра:
«Принц. Репетирует спокойно, терпеливо, тщательно… Движения показывает сам в точной музыкальной последовательности, красиво и ясно… Учит движения сразу с головой и корпусом. Сцену из первого акта «Щелкунчика» ставит сам, и она выстроена точно, актерски и танцевально интересно, дети разыгрывают ее с большим интересом. На своих репетициях он увлекательно рассказывал сказку про Щелкунчика. Забавно смотреть, как огромный суровый Принц изображал маленькую изящную капризную куколку (ее танцует Эмма). А потом выразительно и точно он изображал Короля мышей, что вызывало страх у детей».
«Чайнц. На оркестровой репетиции – детям: «Взгляд не только украшает движение, он оживляет его, и в итоге дает движению жизнь».
«Маркова. Быть уверенными. На сцене нельзя теряться, нужно танцевать смело. Если путаетесь, то продолжайте путаться, но только в музыку, непременно в музыку, тогда зритель не заметит ошибок».
На занятиях и репетициях Серафима неукоснительно обращала внимание на строгость классических форм балета. И порой это мешало – когда начались работа над характерными танцами. Здесь бразды правления в свои руки взяла Маркова, усиленно работая с учениками и ученицам над основами элегантности, характера, живости и легкости исполнения. А из-под пера Серафимы выходили конспекты:
«Характер танца подсказывает музыка… Пойми и запомни, кого и как ты изображаешь…Учи сразу, тогда танец и игра будут смотреться естественно, потом труднее соединять».
***
Пришел и ушел новогодний праздник. Новый театр выпустил на сцену первоклассников в их первом взрослом спектакле. Незаметно отметили наступление нового 1929 года – в морозные каникулы мало кто из учеников соглашался гулять по заснеженным московским улицам. А в январе ученики и педагоги узнали о том, что в театре планируется большая премьера: балет «Красный цветок». И учащиеся школы также будут принимать в нем участие, исполняя роли кузнечиков, бабочек и цветов в сцене сна главной героини. Работа закипела.
Как-то в класс, где работала Серафима, заглянул Принц.
– Прошу прощения, Серафима Павловна, позвольте вас утащить на десять минут, – проговорил он, и было непонятно, чего больше в его тоне – любезности или непререкаемости.