John Hall
На расстоянии вакуума
Нахожу препараты. Они в подписанных контейнерах. Беру горстями и так же, горстями, закидываю в рот. Пережевываю. Горько. Ещё чуть-чуть, и чувствую, меня вырвет! Но я не прекращаю пережёвывать таблетки и капсулы. Вещества вступают в контакт со слюной и превращаются в нечто, похожее на горькую жвачку. Язык немеет. Такое чувство, будто бы в эту самую секунду вкусовые рецепторы языка, подобно предохранителям телевизора, начинают сгорать один за другим, и по истечении ещё нескольких секунд я прекращаю чувствовать ужасную горечь.
Весь этот хруст и мое чавканье навсегда останутся на записи, предназначенной для прослушивания, но которая, возможно, никогда не будет использована по назначению… Как и множество всех тех бумажек, которые выдавались и за которые бились жители планеты Земля.
– Мы гордо звали себя землянами… но разве могут быть великими те, кто уничтожили сами себя из-за неспособности договориться, из-за низменных взглядов на жизнь… В итоге даже религиозные машины управления массами не смогли ничего сделать со своими уставами, заповедями и великим таинством. Все потому, что они тоже вели постоянную борьбу за души… обменивали искупление на деньги, положение, власть, территории на души… религия брала что нужно, в зависимости от способностей просящего.
И вот сейчас последний землянин находится в зоне поражения огромного раскалённого камня, пережёвывает горсть медикаментов; от горечи слюна сочится с уголков рта, он чавкает и сдерживает рвотный позыв; человек, использующий микрофон в своём космическом костюме, пытается проглотить часть получившейся мерзкой жвачки, чтобы расслабиться, успокоиться и попытаться избежать участи.
– Скоро станет легче… скоро все мои переживания превратятся в пыль, и я смогу спокойно отчалить отсюда и проволочь по просторам вселенной своё жалкое, увядающее существование ещё чуть-чуть. После стать обломком, остатком цивилизации, который уродливым куском разложений остался в космосе.
А ведь никто не хотел умирать, никто даже не мог помыслить о вымирании! Даже я, будучи уносимым огромным куском металла, пластика и стекла, не хотел и даже не думал о конце! Я захлебывался от восторга, получал кайф от каждой секунды, стоящей тысячи, десятки тысяч условных единиц! Чувствовал себя особенным!.. Стал единственным, и, поверьте, это не так круто, как кажется на первый взгляд, как может казаться кому-нибудь. Быть последним, единственным – слишком большая ответственность, которую можно взвалить на одного… или же я просто слишком серьезно и ответственно подхожу к данному вопросу? Не знаю.
Продолжая пережевывать адскую смесь медикаментов, я покидаю кабинет первой медицинской помощи и направляюсь обратно на развилку, где оставил ящик с припасами.
Добравшись до места пересечения коридоров, хватаю ящик и направляюсь на свой небольшой космический корабль. Иногда прохожу мимо иллюминаторов, но не смотрю в них. В какой-то момент мне стал безразличен космос. Я прохожу мимо и не смотрю в них, чтобы увидеть Землю. В какой-то момент она стала безразлична мне. Обычно так смотрят друг на друга остывшие любовники. Обычно они скользят по фигурам друг друга, стараясь вновь найти те причины, из-за которых кровь становилась жидким пламенем или азотом, что погружал в вечность мгновений наедине. А сейчас этим мимолетным скольжением зрачков они считывают информацию, тратят меньше секунды на поиск причины былого безумия и по истечению этой самой секунды, так и не найдя той самой зацепки, опечаленные, отпускают из плена своего взора бывшую милой фигуру и безмолвно расходятся по своим делам.
Так и мы с родной планетой больше не скучаем и только иногда погружаемся в сопливую ностальгию о былом, но потом все равно приходим к тому самому мимолетному взгляду разочарования.
Так и сейчас, я прохожу мимо иллюминатора, но не заглядываю в него, но даже несмотря на это, боковым зрением замечаю родной для себя шарик, вращающийся в вязкости космоса и… мертвый.
«Думаю, эти удары выжгли совершенно все как над, так и под поверхностью земли. Думаю, что мощь ударов была чудовищной и волны, прошедшие вглубь планеты, своим давлением убили все то, до чего не добралась температура. Что же касается воды, думаю, что она была отравлена токсичными отходами, которые за этот срок спустились даже на самое дно Марианской впадины, прекратив жизнь даже там. Единственное живое, что осталось на Земле, – редкие дожди.
Возможно – не могу утверждать, ибо это глупо- мы повторили участь планеты Марс. Там тоже все было уничтожено. И методы уничтожения, возможно, были примерно такими же и даже более чудовищными… Теперь там вообще ничего нет, даже дождей.
Возможно, чуть позже на моей планете тоже произойдёт какой-нибудь катаклизм, из-за которого все окончится. К примеру, вулканы всего мира одновременно извергнут магму на поверхность, и её будет так много, что она покроет поверхность чёрной коркой, под которой скроется жидкость. Из-за того, что из самого ядра выплеснется большое количество жидкого огня, планета начнёт остывать. Вследствие этого сокрытая под коркой вода превратится в лёд… Так может появиться ещё один гигант без атмосферы… Он будет черно-серого цвета из-за пепла, осыпавшегося на поверхность после извержений».
Вместе с этими мыслями я проплываю мимо ещё одного иллюминатора и теперь уже смотрю туда, на ту сторону, которую кусок стеклопластика отделяет от меня. Там я вижу покинутую мной планету, и сейчас она похожа на Марс со страниц учебников. Внутри у меня все съеживается до дикой боли, но длится это не больше одной секунды…
– …Препараты хорошо справляются со своей задачей снять головную и любую другую боль, – произношу спокойно в микрофон.
Вот он, мой небольшой шаттл, который преодолел барьер атмосферы одной мертвой планеты. Он сделан руками великих людей… так же, как и станция «Галактика», которой не станет в ближайшем будущем. Части разлетятся в разные стороны и будут отдаляться друг от друга. Кто знает, может быть, в космосе тоже есть течение… какие-нибудь скоростные потоки, которые способны подхватить и унести так далеко, как сложно помыслить. Куда-нибудь к границе нашей Вселенной. Туда, где можно преодолеть плоскость нашего мира и, перевалив за край, оказаться в другом, отличном от этого месте. Но там окажется лишь обломок нашей «Галактики».
Сейчас же я вплываю на борт своего небольшого космического судна, волоча за собой ящик с припасами. Сначала посещаю помещение, в котором расположено подобие склада с припасами и лабораторным оборудованием, которое ни разу не было использовано… и никогда не будет. По этой причине собираю все эти небольшие коробки, в которых сокрыты приборы, склянки и прочее, и отношу на границу стыковки шаттла и станции.
– Как оказалось, я слишком глуп для того, чтобы быть исследователем. Как оказалось, в этом даже нет смысла. Так что уменьшаем количество мусора… – вот что я говорю, отталкивая от себя собранные исследовательские приспособления. – Интересно, может ли это сойти за выкуп… ну, то есть я как бы откупился от своей участи, отдав горстку предметов, да? – задаюсь вопросом в то время, как потихоньку продвигаюсь в сторону кресла капитана. – Ну что, пора покидать это место. Сниматься с якоря и направляться туда, где я буду по-прежнему жив. Пускай не так много, не так долго и вообще не так, как того хотелось бы, но я буду говорить о себе: «по-прежнему живой», – говорю я, сидя за штурвалом – главным компьютером своего космического убежища. – Сначала надо отстыковаться, – произношу я и понимаю, что это останется на жёстком диске.
Пальцы танцуют по клавишам, переключают рубильники, но эффекта нет. Все эти звуки вместе с моей руганью тоже сохраняются, так же отпечатывается, как я пытаюсь выяснить причину, по которой мой небольшой корабль не хочет покидать это место. Он будто бы прирос, стал частью «Галактики». Такое ощущение, будто бы с этого могло бы начаться существование какой-нибудь внеземной человеческой колонии, и составлена она была бы из стыковавшихся шаттлов и ракет. Они переплетались бы в огромный комплекс и по истечении многих лет образовали бы из себя настоящую планету из металла, стекла и пластика. Появились бы целые города, образованные работой отдельных государств, но ядром, центром этого места была бы внепланетная интернациональная исследовательская лабораторная станция «Галактика»… Это могло бы быть.
– Да, проклятье! Почему?! Почему ты не отпускаешь меня?! – кричу я на монитор главного компьютера, расположенный над штурвалом, и продолжаю танец пальцев по клавиатуре. Ещё через минуту получаю сообщение: «Перед началом операции необходимо подтверждение оператора «станции «Галактика».
– Мне все же придётся вернуться туда, – злобно шепчу я в микрофон, отталкиваюсь от пола ногами и поднимаюсь вверх.
Сейчас я двигаюсь так быстро, как только могу. Я не хочу умирать… не так быстро… и не хочу сдаваться… так просто.
Вновь тот самый перекрёсток внутри «Галактики». Я возвращаюсь сюда вновь и вновь, вновь и вновь, как будто заперт в петле, и мне это не нравится. При попадании сюда складывается впечатление множественности, многослойности мироздания, которое включает в себя очень много повторяющихся, но разных меня. Как будто бы, попадая сюда, все эти слои, миры, жизненные линии сливаются воедино, и мое персональное сознание перескакивает к другому Мне в другом, на девяносто девять целых и девять десятых процента идентичном, временном пространстве.
– Этот день… он такой длинный, и эта запись длится целую вечность, если сравнивать с теми, которые были сделаны раньше. Я сам, несмотря на действие обезболивающих и антидепрессантов, продолжаю адекватно взвешивать события, поток которых несёт меня вперёд и которому я не в силах сопротивляться… НО Я НЕ БРОШУ ПОПЫТКИ!
Прокричав последнюю фразу, я слышу, как дико трещит микрофон.
– Ничего… скоро я покину тебя, станция «Галактика». Мое второе разочарование в списке из двух позиций. Я отсоединю своё маленькое судно и свалю отсюда так далеко, насколько хватит топлива в моем турбинами оснащенном убежище.
– Вас приветствует система жизнеобеспечения и поддержки жизни на станции «Галактика». Мы терпим крушение на протяжении девятисот шестидесяти семи дней. Состояние технических средств: хорошее. Состояние топливных баков: требуется дозаправка. Состояние лабораторий: микроклимат поддерживается на установленном уровне.
– Отлично! Ещё один день миновал. Я отодвигаюсь от точки, с которой начал, все дальше, и мне это нравится. Все же, и я в этом теперь уверен, Бога нет. Есть случай. Все, что происходит, – случай. Нет ни предначертанных путей, по которым мы идём. Никакого плана развития не существует. Нет ни рая, ни ада, которыми промывают мозги. Есть лишь теории о том, как все то, что есть, «есть», и они основываются на возвращении по запертым тропинкам назад к каким-то событиям. Само существование – случай.
На самом деле, это лишь очередная глупая догадка. На самом деле, и, сейчас я честен, мне нет до этого дела. Я просто начал получать удовольствие от болтовни. Не важно, что и о чем, но я буду гнать пургу, чтобы слышать свой голос. Конечно, я могу выдвинуть одну, две, три, десяток теорий о личностном расстройстве и о том, что мне необходимо слышать хоть какие-нибудь звуки, чтобы быть уверенным в способностях слышать и говорить, но… на самом деле, я просто буду получать удовольствие от разговора ни о чем. Тем более, я ощущаю наличие диалога с вами, слушатели. Как будто бы мы общаемся по телефону. Я что-то постоянно увлечённо рассказываю, а вы, как добрый друг, слушаете… Хотя втайне, возможно, уже мечтаете, что я наконец-таки положу трубку и окончу этот диалог, затянувшийся в монолог.
Так… открыть консоль. Ага… запросить разрешение на отсоединение корабля от станции. Да. Да, я хочу разрешить это действие… Что?.. То есть как? – говорю я, сидя за пультом. – То есть шлюз закрыт, и все, я могу покидать «Галактику», так? – мой голос полон недоумения, непонимания, даже не смотря на то, что я уже все понял. – Да ну! Не, это бред! – произношу я, после отталкиваюсь руками от кресла и поднимаюсь вверх.
Добравшись до двери, ведущей в коридор, я разворачиваюсь и направляюсь обратно к компьютеру.
«Сколько ещё времени? – думаю я в тот момент, пока открываю интерфейс управления камерами. – Ещё есть немного…» – сейчас я отчетливо могу увидеть, насколько быстро движется эта космическая глыба, и понимаю, что времени действительно не так много.
Быстро покидаю мостик капитана и изо всех сил начинаю двигаться туда, в сторону стыковки. Единственное, что фиксирует микрофон, – мое тяжелое дыхание. Иногда я ругаюсь, иногда начинаю нести несовместимый, связный бред обо всем. Это тоже останется цифрами и волнами на носителе. Это то, что останется после меня, но никогда не будет использовано, чтобы приоткрыть часть истории третьей планеты, пропущенную сквозь призму одного пристрастного и далеко не самого грамотного представителя.
В любом случае, сейчас я двигаюсь так быстро, как не двигался очень давно. Чувствую, как зашкаливает пульс. Капельки пота собираются у меня на лбу каскадом сверкающих упругих пузырьков, которые отсоединяются от меня с каждым резким движением. Кажется, уровень сахара в крови сильно упал. Голова начинает болеть и кружиться, но я не могу остановиться. От этого зависит слишком многое.
Я цепляюсь руками, подтягиваюсь и отталкиваюсь в следующий миг. Так, преодолевая космическое пространство, я продвигался вперёд к месту стыковки. Внутри меня бушует много чувств одновременно. Я слишком сосредоточен на преодолении своего пути. Одышка мешает мне прибавить скорости… я задыхаюсь и понимаю, что если прибавлю оборотов, то мое вконец ослабевшее тело сломается.
«Я настолько слаб, что передвижение вне гравитации приносит мне проблемы и дискомфорт! Я ужасен! – думаю я, слушая, как свистят мои лёгкие. – Наверное, примерно то же самое чувствовали курящие алкоголики в попытках быстренько сгонять за чекушкой и утолить жажду, – мелькает в моих мыслях. – Я спустился на самое дно… за эти, сколько там было?! Девятисот шестьдесят семь дней вроде. Вот за это время я перестал быть тем, кто покинул родной дом, и, если бы вдруг выяснилось, что я могу вернуться домой, я бы не выдержал бы обратную дорогу… нет, я бы дотянул до атмосферы! При условии, что на это хватило бы топлива, но, начав погружение в воздушное пространство, почувствовав на себе весь вес гравитации, я бы сломался бы… уверен в этом!»
Я думаю обо всем об этом по пути к месту стыковки, которое сейчас кажется невероятно далеким, практически недостижимым местом во всей галактике. А ведь я двигаюсь всего секунд двадцать, может, тридцать, от силы сорок! В обычном темпе я добираюсь до этого места минуты за три… в гравитации минут за десять, пятнадцать, но только потому, что мое тело совершенно ослабло.
Капельки пота отстают от моего лба и остаются в пространстве. Так можно отследить мое передвижение, но этого некому сделать. Я тяжело дышу в микрофон, и это навсегда останется на винчестере.
– Навсегда… «Навсегда» не существует, – срывается фраза с моих губ и тоже пропадает там, где нет этого самого «Навсегда». – Ну что, пора валить отсюда.
Я подхожу к той самой двери, что соединяет два космических объекта. Я нажимаю на кнопку, которая должна открыть дверь и выпустить меня, но ничего не происходит. Жму ещё раз, и ещё раз, и ещё… и понимаю, что мое предположение подтвердилось.
– Нет! Серьёзно?! СЕРЬЁЗНО?! – раздаётся мой голос по пустым коридорам «Галактики». – Вы издеваетесь?! Да как так?! – я рву глотку в возмущениях и понимаю, что ничего не могу сделать. – Вот почему? Точнее, я понимаю для чего, но ПОЧЕМУ сделали именно так?! И это риторический вопрос! Почему алгоритм системы безопасности блокирует эту дверь при начале стыковки или же во время отсоединения от станции?
И тут я вспоминаю проблемы, связанные с тем, когда я нашёл эту космическую крепость и не мог на неё попасть. Я вспоминаю тот момент, когда струя остаточного воздуха пихнула меня в грудь и чуть не выкинула в открытое пространство. Тогда оставшийся в живых капитан открыл мне дверь, но я не успел с ним встретиться.
– И? Что мне теперь делать? Я могу гулять по двум космическим станциям: маленькой и просто чертовски огромной! Могу сойти с ума, к примеру, или вытворить какую-нибудь лютую дичь… могу самостоятельно уничтожить все, что здесь есть от злобы, которая в данный момент переполняет меня. Могу пойти и выпить какую-нибудь дрянь в лабораториях или съесть все таблетки без разбора и прекратить своё существование от передозировки… Мне подвластно все, кроме времени, которого у меня все меньше и меньше.
Я застываю посреди коридора, перед стыковочной дверью, и не двигаюсь. Пытаюсь понять – что же дальше? А никакого «дальше» больше нет. Если бы была бы включена гравитация, я бы просто сел бы на пол, наверное, на этом все. Наверное, на этом все закончилось бы. Я просто покорно начал бы ждать конца. Но я думаю, что все же ещё раз в своей жизни я хочу почувствовать своим тело то давление, которое было дома!
Так я отправляюсь обратно на мостик капитана. Я понимаю, что когда будет включена система притяжения, придёт смирение, а за ним и легкость. Я самостоятельно отпущу непонятно откуда взявшийся и неизвестно зачем нужный груз ответственности, что давит на плечи и вжимает меня в жизнь наподобие того, как палец вжимает муравьишку в землю.
И вот я сижу в кресле уже мертвого капитана станции «Галактика». Здесь тихо. Здесь тише, чем в гробу, я уверен в этом. Я сижу и смотрю в лобовое стекло, и каким-то образом, согласно какому-то стечению обстоятельств, сейчас я смотрю на тот самый приближающийся ко мне огромный космический камень. Эта глыба появилась неизвестно где и как, но она нужна здесь, чтобы стереть меня из существования. Будто бы мать или отец тех самых девочек сказали младшей устроить полномасштабную уборку, потому что увидели огромную коллекцию мусора. Недолго думая, он решил, что от «этого» надо срочно избавиться, и начал зачистку… а «завтра» у старших дочек появится новый, а главное, целый набор игрушек. И все будут жить долго и счастливо! До момента, когда все «новые» станут старыми и до той самой секунды, пока старший не посчитает, что пора со всем завязывать. В ту самую минуту произойдёт подобное тому, что произошло с нами. А я и экипаж «Галактики» оказались под диваном, и играют с нами на самом деле в ожидании новых игрушек.
Я сижу в кресле капитана и чувствую, как глаза закрываются. Все съеденные обезболивающее и антидепрессанты наконец вступают в полную силу, и меня начинает клонить в сон. Веки становятся весом с бетонные плиты. Я могу сидеть в этом кресле из-за ремня, которым я приковал себя. Наконец, момент последнего взгляда на булыжник уходит в историю так же, как в скором времени должен буду кануть и я. Пальцы вновь начинают танец по клавишам клавиатуры. Так я начинаю воплощать в жизнь своё, пускай глупое, но все же последнее желание.
И вот тот самый последний момент. Я должен нажать всего одну клавишу, чтобы подтвердить включение системы гравитационного притяжения, но я сижу и намеренно этого не делаю. Я жду какого-то особого момента для того, чтобы сделать. Мои нервы напряжены как у музыканта, который ждёт начало нового такта, чтобы начать играть очень важную партию песни. Вот так я просто сижу и жду, и надеюсь, что все сомнения, все беды и прочее исчезнут. Я полагаю, что моя жизнь закончится вместе с легким нажатием на одну маленькую клавишу на клавиатуре. Что вместе с этим до меня наконец-таки дотянется маленькая девочка по имени Смерть и вырвет из рук Вечности и Жизни. Но я просто сижу и жду чего-то, причём мое ожидание осознанно, но вот чем оно вызвано, вот это загадка.
И так я сижу около минуты. Все это время мой взгляд прыгает с клавиатуры на приближающуюся глыбу и обратно. Такое ощущение, будто бы я о чем-то забыл или что есть что-то такое, что я ещё могу сделать в этой ситуации. Я сижу в кромешной тишине. И это давит на меня. Ещё через мгновение все становится кристально чисто, становится ясно, почему я все ещё не включил силы притяжения на станции «Галактика».
Я вновь смотрю на огромный камень, надвигающийся на меня, вновь смотрю на клавиатуру, на монитор главного компьютера, а потом убираю руку в сторону. Теперь я точно знаю, что должен сделать. Пускай это не принесёт никакого толка, в этом не будет особого смысла, но я обязан сделать это и закончить свою жизнь вместе с существованием человечества.
Для начала я делаю отмену вызванной функции, потом вношу кое-какие изменения, расстёгиваю ремень безопасности, отталкиваюсь двумя руками от подлокотников кресла и поднимаюсь вверх. У меня есть ещё одно, последнее дело, которое необходимо выполнить.
