bannerbannerbanner
полная версияНа расстоянии вакуума

John Hall
На расстоянии вакуума

Полная версия

Эм… четырнадцатый

– Труп левитирует по отсеку. Это очень странно – безжизненное, частично сгнившее тело, парящее посреди зала… Он практически надо мной… И сейчас я очень сожалею о том, что выключил силу притяжения. Опарыши разлетелись повсюду, и от этого только хуже… да и о чем я думал?! Человека не может расплющить в космосе! Это бред! – начинаю корить себя за придуманную историю. – Хорошо, что хоть не блеванул… С этим было бы ещё хуже… Если бы оно плавало бы здесь, перед моим лицом, а я придумывал бы то, как все это убрать отсюда вместе с маленькими белыми, чудовищно подвижными червячками, что селятся на чем-то гниющем.

Вообще, слушатель, я должен попросить у тебя прощения. Слишком много отступлений, слишком много бреда ты узнал. До тебя дошло слишком много всего того, что не является истиной. Да и мой рассказ о прошлой жизни в несуществующем мире превратился в повествование моего космического выживания.

Кажется, мне необходимо сделать здесь уборку… Даже не представляю, каким образом мне удастся это… Но другого варианта у меня нет. Иначе, а в этом я уверен, станцию «Галактика» заполонят паразиты, и, честное слово, это ничем хорошим не закончится.

«А почему я так уверен в том, что паразитов еще нет? – появляется мысль. – Факт того, что я еще ничего не встретил, ничего не значит».

– Здравствуйте, вас приветствует система жизнеобеспечения и поддержания жизнедеятельности станции «Галактика». Мы терпим крушение на протяжении девятисот пятидесяти восьми дней, но, несмотря на это, продолжаем обеспечивать жизнеспособность и вести дневник исследований, проводимых на нашем корабле.

– Девятьсот пятьдесят восемь дней?! Подожди… Я уже слышал это сообщение, но тогда не обратил внимания на это число. Интересно, это с момента, когда человечество сожгло себя ядерными снарядами, или же с какого-то определенного события, произошедшего на станции? – мелькают мысли вслух. Я думаю, что они звучат только в моей голове, но на самом деле я проговариваю их.

«А-А-А! Я обратил внимание на время! Это что, уже почти как три года минуло с того времени?! Да как такое может быть-то?! Я ведь не так много времени веду свой дневник! Ведь так?!» – вот какие вопросы тревожат мои мысли сейчас.

Выравниваюсь в пространстве. Подплываю к компьютеру, и мои пальцы начинают барабанить по клавиатуре. Я перемещаюсь по дереву каталогов, ищу самое начало, самую первую запись, что хранится здесь. Через минуту нахожу необходимый мне файл и запускаю его. Это видео с нескольких камер. Одна из них снимает Землю, и, черт возьми, я вижу себя! То, как моя ракета пробивает атмосферу и уносит меня все дальше от поверхности Земли. Другая камера снимает другую сторону, которую можно увидеть в иллюминаторы станции «Галактика». Несколько камер из лабораторий, отсеков для персонала, медицинского крыла и мостик управления. Звук идёт с последней камеры. Четверо человек радостно кричат и переживают за мой полет!.. Так мило…

– Стой! Что там?! – вдруг произносит тот, кто, по всей видимости, сейчас является частью питательной цепи опарышей. Потом парень направляется к компьютеру и начинает жать пальцами на клавиши, подобно тому, как это только что делал я.

– Это ракета… Подождите!.. Ещё одна, две, три…

– С другой стороны тоже есть! – кричит ещё один парень, который незаметно для меня встал около другого компьютера и повторил действия первого.

– Что происходит?! – произносит одна из девушек.

– Ракеты! Какие-то непонят… – застывает на полуслове капитан станции «Галактика», а я перевожу взгляд на картинку, транслируемую первой камерой.

Она показывает, как я окончательно покидаю родную планету Земля и как подо мной поднимаются грибы пыли и дыма после взрывов.

– Вновь наблюдаю Смерть… Я вновь смотрю на младшую сестрёнку жизни, только сейчас я вижу её спину и то, как она жадно забирает надоевшие старшей игрушки, – шепчу я, просматривая этот страшный документальный фильм.

Перевожу взгляд на монитор, который показывает членов команды. На их лицах шок, они не верят тому, что видят своими глазами. Одна из девушек начинает плакать, и капли слез поднимаются вверх.

– Мои дети, – выдавливает она шёпотом, но динамики точно воспроизводят записанный звук. – Их… больше… нет… – по слову выцеживает она из себя. – НЕ-Е-ЕТ! – микрофон не смог воспринять такое количество звука такой громкости, но безжалостные динамики не могут знать об этом и поэтому выплёвывают хрип и треск вперемешку с единственным словом, которое девушка теперь повторяет вполголоса и делает это очень часто. Остальные члены экипажа просто висят в невесомости недвижимо.

Я помню, как сам увидел произошедшее. Да, я почувствовал опустошение, ощутил дыхание другой особы, которую по обычаю своему мы, люди, называем одиночеством. Она подошла ко мне робкими шагами по холодной поверхности пола ракеты и положила чуть тёплые свои ладони на мои плечи, заполнив образовавшуюся во мне пустоту. Я слышал, как она подкрадывалась ко мне, мягко ступая своими изящными ступнями по металлопластиковым панелям, из которых состоит внутреннее покрытие кабины моего шаттла. Она вся такая маленькая и хрупкая, но руки содержали в себе тяжесть, которую можно сравнить лишь со смертью больного редкой и страшной болезнью ребёнка. Я это почувствовал, но недолго девушка была со мной… Всего несколько мгновений, по истечении которых она покинула мои мысли и сердце, а я почувствовал полное безразличие к произошедшему.

Вот как это было… Я это точно помню! Я просто стоял и наблюдал за происходящим! А потом начал вести этот звуковой дневник, который вы сейчас слушаете… Если, конечно, слушаете.

В любом случае, я не верю тому, что прошло так много времени. Как по мне, максимум месяц, но никак не три года или около того! Три года – это слишком, несмотря ни на что! И как они могли пройти так незаметно? Неужели я просто спал все это время? Или же… Чем же я мог заниматься все это время?!

«Точно! На моем шаттле тоже ведь установлены камеры слежения, – понимаю я и сразу же срываюсь с места. – А может, сначала прибраться? – звучит голос здравого смысла. – А может, ты заткнешься?» – грубо отвечаю сам себе, продолжая прыжками бежать в ту сторону, где, как мне кажется, я состыковался со станцией «Галактика».

И я вновь в лабиринте узких коридоров, которые переплетены между собой крепкими узлами.

«Надо было ставить пометки, чтобы выучить это место, чтобы не бродить здесь… Или же призраки бывшего экипажа недовольны мной и именно они водят меня кругами», – думаю я, преодолевая очередной коридор.

Единственное, что радует меня сейчас, это отсутствие гравитации. Так я могу двигаться гораздо быстрее, при этом не так сильно уставая. В любом случае покину я это место куда быстрее, и мысль об этом мне нравится хотя бы потому, что я покину комнату с трупом.

В итоге я нахожу место стыковки и попадаю внутрь своей маленькой спасательной капсулы, своей ракеты, на которой я покинул родной дом и спасся от смерти. Здесь, на своём рабочем месте, сидя в кресле перед панелью управления, я открываю старые протоколы, вскрываю хранилища данных и ищу там видеозаписи своего существования в этой капсуле из металла, пластика, композитных материалов и стекла. Каждый файл поименован по порядку, и никаких упоминаний дат. Открываю первый и погружаюсь в атмосферу первого дня… Опять.

Меня усаживают в кресло и пристегивают ремнями. Я смотрю на себя, свои действия и наблюдаю за работой персонала. Все время идёт диалог с управлением. Я помню каждое слово!

Обратный отсчёт начинается. Мое напряженное лицо больше смешит меня сейчас, нежели наполняет одухотворением и даёт какую-то нотку ностальгии. Я смотрю на свою серьезную физиономию и смеюсь в голос, а диктор подбирается к единице.

– Один, – наконец-таки произносит он, и ракета начинает дрожать. Вместе с этим меня сильно прижимает к спинке кресла, к которому я привязан большим количеством ремней.

– ВРУБА-АЙ! – ору я, и сейчас на моем лице написано счастье. В своих глазах я вижу огонь. Он яркий и настолько сильный, что только на нем можно было бы вознестись на орбиту. А меж тем я все выше и выше. Голос диктора называет отметки высоты, на которую меня поднял столб огня, полученный вследствие химической реакции горючего, кислорода и пламени.

– Никакого рая, – произношу я вслух в какой-то момент, и лицо становится ещё светлее, потому что я уже так высоко, что тут даже ангелы не летают… Если существуют вообще… А одна из камер, прикреплённых к самой ракете, фиксирует своим объективом, как медленно плывут по небу ракеты, вышедшие из мертвой и вошедшие в зону видимости линзы.

Проходит ещё немного времени. На мониторе мое совершенно счастливое и ни о чем не следующее лицо. Я сижу за лобовым стеклом своего шаттла и вижу, как смакую каждый этот момент, а потом вновь обращаю внимание на отсутствие связи.

– Меня кто-нибудь слышит? Алло! Ответьте! Земля, ответьте! – я наблюдаю за тем, как произношу слова в микрофон, что вмонтирован в шлем скафандра.

– Спасибо за службу! – появляется голос диктора и пропадает в следующий миг. Теперь лишь белый шум поёт мне свою тягучую песню, и я проживаю это ещё раз… День сурка…

В этом документальном фильме я подхожу к иллюминатору, а в суровом настоящем перевожу глаза на трансляцию камеры, что снимает Землю. Там лишь планета, заполненная пылью… На этом всё.

Вновь возвращаюсь к записи происходящего внутри ракеты. Я по-прежнему и все так же неподвижно стою перед иллюминатором. Колонки воспроизводят лёгкое, еле уловимое шипение и потрескивание. Больше ничего на мониторе не происходит. Я просто стою, уставившись на Землю. В стекле передо мной отражается мое лицо. Сейчас, просматривая эту запись, я вижу внутри себя лишь пустоту, поглотившую меня целиком.

– И вот сейчас я должен начать двигаться, – произношу я и даже делаю жест в виде щелчка пальцами, но ничего не меняется. – Ну, ладно, хорошо… Значит, во-о-о-о-от сейчас! – произношу, уставившись в монитор и повторяя действие с щелчком.

 

«Нет… Не сейчас… Хорошо, подожду», – вот о чем я думаю в этот момент.

Проходит несколько минут, но ничего не меняется. Начинаю проматывать видеозапись вперёд. Вверху монитора появляется обозначение скорости перемотки. Первая скорость и долгая перемотка вперёд. Вторая и опять же – долго вперёд. Третья, она же последняя, и долгое путешествие вперёд по хронике моего бездействия.

«Что происходит?! Может быть, это ошибка программы?» – появляется мысль, и я цепко хватаюсь за неё обеими руками.

– Ну, хорошо. Перейду, пожалуй, к следующему видеофайлу, – произношу вслух и выхожу в меню выбора. – Итак, здесь всего несколько сотен файлов… какой? – спрашиваю я, а потом нахожу простое решение.

Выбираю самую первую. Закрываю глаза и нажимаю клавишу «вниз» на клавиатуре. Я знаю, что курсор неустанно скачет по файлам в направлении зажатой мной кнопки. Осталось дождаться желанного мной момента, отпустить уже задействованную и нажать кнопку ввода, чтобы запустить воспроизведение. Собственно, именно так я и делаю.

Открыв глаза, я вновь упираюсь взглядом в монитор. Он показывает мне прежнее место около иллюминатора, но меня там нет. Экран не разбит на множество объективов камер с разных частей шаттла. Самостоятельно начинаю переключаться между локациями, картинки на которых непрерывно фиксируются на жестких дисках и хранятся там до востребования. Нахожу свою проекцию на велотренажере. Мирно кручу педали. Мой взгляд совершенно обезличен, не заинтересован… Мои глаза похожи на стеклянные муляжи… Я сам похож на робота, который двигается как-то угловато и не совсем осознанно, но очень упрямо. Шевелится, будучи ведомым безжалостным алгоритмом. В какой-то момент это действие надоедает мне, и я вновь начинаю использовать кнопки скоростного перемещения по массиву видеопотока.

Первая скорость. Вторая. Третья. Пялюсь в экран монитора. Жду изменений, и через несколько минут, это по ощущениям, монитор показывает, как я заканчиваю крутить педали. Вытираю полотенцем пот со лба, а затем очень долго сижу без единого движения. Такое ощущение, будто бы я сплю… или же как будто картинка опять зависла, и я не в силах ничего сделать.

Продолжаю наблюдать за сидячим собой. Не знаю, сколько проходит времени с момента начала перемотки. В какой-то момент тот я, который запечатлён в видеофайле, начинает активно двигаться. Останавливаю перемотку, возвращая трансляцию на обычную скорость воспроизведения. Теперь я слушаю отрывок своего рассуждения. При этом всё, что я делаю, происходит так, как будто бы мой мозг пропустил очень много времени. То есть я начал совершать действия с пустого места и начал это делать так, будто бы на самом деле уже что-то делал… Какое-то крайне странное чувство поселяется сейчас во мне. Будто бы я начинаю о чем-то вспоминать, но… Это воспоминание пробивается в сознание через железобетонную стену при помощи пластиковой вилки.

Продолжаю смотреть видео и наблюдать за собой. Даже не подумал бы о том, что все мои изречения, все мои мысли со стороны больше похожи на бред сумасшедшего. Ведь я так старался не утратить рассудок и в итоге попал на проигравшую сторону. Хотя… Тут, конечно, все относительно, ведь теперь я точно уверен в том, что я последний представитель своего рода, и теперь я могу рассказать что угодно, и если все это будет найдено, то именно это и будет единственной существующей правдой. То есть, в принципе, если я придумаю какой-нибудь катаклизм, который уничтожил нас, то смогу смыть позор самоуничтожения.

– И ведь забавно получается, – произношу я вслух. – Меня можно назвать творцом прошлого, потому что будущего больше нет, – говорю и вновь упираюсь носом в экран монитора, где тот я, который был когда-то, тоже втирает какую-то чушь обо всем и ни о чем.

Пятнадцатая запись в моем космическом аудио-дневнике

Я очень много времени провожу за изучением видеофайлов и замечаю одну странную особенность. Именно она напрягает меня крайне сильно, а заключается в том, что там я веду себя так, будто бы иногда в моих мозгах что-то ломается и я зависаю. Натурально, просто отключаюсь от реальности и долгое время пребываю в состоянии растения. Сейчас я пытаюсь разгадать загадку об утерянном времени в мире, которого больше не существует для галактической частички… то есть для меня.

В данный момент я прыгаю по коридорам обратно на станцию «Галактика». Точнее сказать, я уже там и сейчас просто ищу мостик капитана. Теперь я отмечаю места. Подписываю комнаты лабораторий и исследовательских центров. Сейчас я веду себя куда более разумно, потому что хочу во всем разобраться… хочу понять, что произошло на самом деле со мной. Помимо всего прочего, мне интересна судьба экипажа. Именно поэтому я возвращаюсь к тому трупу, от которого воняет и опарыши из которого заполнили кабину.

«Надеюсь, они не растут, – появляется мысль. – Надеюсь, что отсутствие гравитации не сказалось на этих организмах и они не увеличились в размерах, – думаю я и начинаю понимать, какую ошибку допустил в тот момент, когда не избавился от тела. – Хотя, стоп, не так много времени прошло с того момента, как я покинул «Галактику»… то есть с того момента, как я выключил систему гравитационного притяжения внутри космической крепости. Если бы она была выключена с момента смерти того человека, тогда можно было бы опасаться этих организмов, а так… главное – не запускать процесс его разложения».

Так что сегодня я обязан избавиться от тела и навести порядок, иначе здесь может стать слишком опасно. Да и вообще, думаю, мне придётся активировать здесь гравитацию. Это необходимо для исследовательских центров и лабораторий. Мне неизвестно, какие опыты здесь проходили, и глупым будет позволять расти всему тому, что на самом деле здесь хранится.

Вообще, я не сильно рад тому факту, что мне придётся включить гравитацию. Кажется, это будет последним, что я смогу сделать. Мое тело слишком слабо теперь. Правда, я до сих пор не могу понять, как все это произошло. Но сейчас я должен сначала очистить «Галактику», а потом уже разбираться со своими проблемами.

В любом случае, на этот раз я быстрее ориентируюсь в этом лабиринте. Намного быстрее нахожу эту самую дверь, которая открывает передо мной мостик капитана. Перед тем, как сделать шаг вперёд, перед тем, как датчики распахивают передо мной комнату-тупик, я некоторое время стою перед ней и стараюсь собраться. Меня ждёт уборка, из-за которой меня может вырвать в отсутствии гравитации. Конечно, я могу активировать модуль, но тогда мне придётся волоком тащить мертвое разлагающееся тело, а мне этого не хочется. Это выше, больше меня. Поэтому проще толкать труп, придерживаясь стен, нежели надрывать своё высушенное, лишенное сил и практически потерявшее жизнь тело. Вот моя позиция и мой взгляд на эту ситуацию.

Вхожу на мостик капитана. По-прежнему здесь парит тело, от которого теперь пахнет еще хуже. Вокруг плавают в отсутствии гравитации маленькие мерзкие белые личинки, которые вылезают через рот и оказываются снаружи того тела, в котором они зародились.

Как же мое тело хочет освободить желудок, который пуст по причине того, что я забыл поесть, и из-за этого лишь спазм скручивает меня несколько раз.

«Хорошо, что я в очередной раз забыл поесть… Плохо, что моя смерть придет от голода… но от голода не потому, что я буду голодать из-за закончившихся продуктов, а от того, что забываю поесть в свете событий».

– С другой стороны, и я это понимаю, иногда так даже лучше, – озвучиваю я вслух и в этот момент толкаю вперёд труп капитана станции «Галактика». – Ну, ничего, сейчас этот квест подойдёт к концу, и тогда я смогу изучить историю этого места, и, может быть, так ко мне придёт осознание произошедшего со мной… Так я смогу понять, или принять, или вспомнить то, что происходило на самом деле… А те создатели программного обеспечения, которое было загружено в мой компактный космический корабль, им бы руки оторвать бы за их навыки.

Почему мне кажется, что весь мой шаттл работает на заглушках в программном обеспечении… такое ощущение, что все были уверены в том, что полет не состоится… точнее, состоится, но не до конца… Словно программистам изначально сказали, что от них требуется определённая часть программного кода, которая будет выполнять свои функции на все сто процентов до отметки, к примеру, в пять тысяч метров, а после все будет отлетать по мере моего подъема. Да и вообще та космическая капсула, на которой я добрался сюда, больше похожа на муляж настоящего корабля… и если это так, то моя удача безгранична! Ведь я и в живых остался, и до сих пор могу бороздить открытый космос!..

Я и шаттл, мы похожи как две бракованных детали, которые пока что не вышли из строя.

«Самое смешное… самое обидное… самое страшное заключается в том, что теперь-то я точно обречён на смерть, – вот о чем я думаю, и в этот момент приходит окончательное осознание – с рождения каждый обречён на знакомство с младшей сестренкой Жизни. – Вот, видимо, ей окончательно надоела эта игра, в которой та коротала время… а есть ли у Жизни время?.. И если есть, то над ней стоит кто-то свыше, а мы – всего лишь колония муравьев в многослойном пироге существования», – вот о чем я думаю до момента крайней ясности.

– Все это бред! Жизнь и Смерть в образе сестёр – слишком явная чушь для романтиков, – произношу я вслух и уже за ногу тащу оставшийся здесь труп. – Как же человеческое существо быстро адаптируется к тем условиям, в которых оно оказывается!.. несколько минут назад рвотный спазм сводил меня с ума! А сейчас, ну, ничего так, попривык, что ли, – продолжаю я этот монолог. – Наверное, тот священник, последователь в большинстве своём слепого культа религии, что работает на кладбище и в день видит несколько мертвых людей, наверное, очень быстро сможет адаптироваться на войне… Остальное уже будет заключено в силе убеждений. Но, в любом случае, думаю, такой человек опасен, просто потому, что он не боится смерти; он видел её сотни раз, он знает, как она выглядит, и, в принципе, при достаточной мотивации, и это я так думаю, он сможет отобрать это хрупкое понятие жизни из рук кого бы то ни было. А мотивации ему должно хватать на многое, главное – подобрать этот тысячегранный словесный ключ к его сознанию… даже патологоанатом не настолько опасен. Да, он слишком хорошо знает тела живых и мертвых, да, он лишён какого бы то ни было восприятия или же страха перед холодным телом, но есть одно «но»… Патологоанатом работает в спокойной обстановке, в закрытом помещении, куда может зайти далеко не каждый, он лишён дополнительных раздражителей. Хотя, опять же, в голове у каждого прячутся персональные демоны, и это говорит только о индивидуальности. А мой тупой треп уже уходит слишком далеко в дебри рассуждений.

«Так… куда дальше?» – остановившись на перекрёстке, я задумался, поняв, что не так уж хорошо знаю станцию «Галактика»… не так хорошо, как знал этот человек в моей фантазии.

– Не то чтобы мне не везёт… скорее, я потратил всю свою фортуну на то, чтобы добраться сюда, – уже открыто разговариваю вслух. – Причём, по определенному набору причин, сейчас ощущение того, что моя одиссея практически была обречена на провал, вот это чувство очень велико. Опять же, то, как пропала связь с землёй во время подъема… это ведь тоже неспроста! – говорю я. – В любом случае, куда сейчас?!

Я все так же стою на перекрёстке. Сейчас я как какой-нибудь герой из какой-нибудь сказки и обречён сделать выбор точно так же, как был обречён стать особенным, единственным. У меня всего три пути, потому что дорога назад бессмысленна, непрактична. Вот только передо мной нет ни камня, ни указателя, чтобы я мог выбрать свою судьбу. Только сила всевышнего рандома, она же судьба, подвластна мне… будто бы я произношу незнакомое мне заклинание на знакомом мне мертвом языке. Оно сработает! Я в этом совершенно уверен, но я не знаю, каким оно будет.

– А это, кстати, уже интересная настройка на будущее, – произношу я. – Не факт, что это сработает так, как я задумал… Я не спешу, потому что у меня нет времени… От этого не зависит моя жизнь… поэтому это хороший вариант для того, чтобы скоротать время, – продолжаю вещать, стоя на перекрёстке. – Ну, что ж! Начнём! – прокричав это, я продолжаю свой монолог: – Итак, если я пойду направо, я упрусь в исследовательские лаборатории, где смогу найти какое-нибудь яблочко и набить живот клетчаткой и глюкозой! – сказав это, я делаю паузу. – Если я пойду налево, то найду отсек, в котором смогу избавиться от мусора, и на этом моя сегодняшняя миссия закончится замечательной победой… Нет, конечно, останутся личинки, которые надо будет собрать… сегодня же! Но дорога будет известна, и сами по себе они не особо активные. Мерзко? Да… Много? Да! Альтернатива? Нет… – делаю ещё одну паузу, делаю глубокий вдох, а на выдохе начинаю говорить: – С дорогой прямо все очень просто! Пойду туда, вернусь на свой маленький шаттл, на спасательную капсулу… точнее, на удачный прототип таковой. Удачный, первый и последний прототип. – Не хочу принимать решение… но и монетку подкинуть не могу, к сожалению, – озвучиваю свои мысли вслух.

 

В следующий момент мой взор падает на труп, который левитирует посреди коридора.

– А что, как вариант! Моя монетка… или указательная стрелка… эм-м-м… компас. Не знаю, как обозвать мертвое тело, которое не касается пола из-за отсутствия гравитации и которое сейчас само выберет наш маршрут.

– Слушатель, если ты есть, пойми, я не сошёл с ума. Нет, может, конечно, и сошёл, но я этого не замечаю, поэтому все мои действия вписываются в рамки нормальности происходящего. С другой стороны, ты не имеешь никакого права осуждать меня, потому что неизвестно, как бы ты вёл себя в данной ситуации и на чьём месте ты бы оказался… хотя это не так уж и важно.

Короче, куда укажут его ноги, туда я и буду его толкать или волочь…

Только перед тем, как начать раскручивать, я закрываю рот, чтобы паразиты не начали вылезать при вращении. Ну, или если он как-нибудь ударится о стену или об угол.

– Проклятье! Он сопротивляется! Он не хочет закрывать рот… бред! Но что делать? – все так же продолжаю терроризировать микрофон. – О! На нем же майка!

Поднимаю руки и начинаю стягивать майку. Оставляю её надетой воротником на шее и завязываю мешком сверху. Теперь я не вижу его лица, которое меня раздражает с момента нашего знакомства… если так вообще можно сказать.

Начинаю раскручивать левитирующее тело. Сам держусь за угол, чтобы не начать вращаться вместе с трупом. Разгоняю его как детскую карусель где-нибудь на площадке. В какой-то момент понимаю – хватит. И после просто наблюдаю за тем, как оно крутится передо мной. Достаточно бредовое зрелище, которое можно вписать только в рамки плохого сна. А труп продолжает вращаться, и я вижу в этом нечто кармическое. Что-то вроде: «Даже после смерти ты продолжаешь крутиться, проходя по сансаре и надеясь на лучшую жизнь».

В этот момент перед глазами возникает картинка из юношества.

Мне около четырнадцати. Я стою посреди леса. В руках у меня компас. Я вращаюсь то вправо, то влево и смотрю за тем, как стрелка бегает между буквами. Я смотрю на карту и пытаюсь сориентироваться на местности. Трачу несколько минут, но у меня все получается, а это значит, что небольшой экзамен по ориентированию на местности сдан. Я бегу в указанную точку общего сбора – палаточный городок, и не чувствую, как метры тают под ногами. Бегу достаточно долго и в итоге добираюсь туда, где меня уже ждут. Туда, где встречаю друзей и подруг, которые так же, как и я, только что справились со своим заданием. Туда, где вместе со всеми буду ждать тех, кто еще бродит по лесу и ищет точку сбора.

И вот наступает вечер. Некоторые вернулись сами. Те, кто сдались, уже давно зажгли фаеры или выпустили что-то вроде фейерверков в небо и были найдены группами сопровождающих взрослых. И теперь все мы одной очень большой компанией собрались вокруг костра, от которого исходит жар и искры поднимаются в небо, чтобы вспыхнуть там наподобие того, как это делают звезды.

Вся наша немалая компания жарит сосиски, мясо, овощи, наслаждается запахами и тем, как дымок смешивается с вкусным ароматом кулинарии.

Перед глазами проплывают воспоминания, как потом, спустя несколько часов, когда самые маленькие и взрослые легли спать, подростки выбираются из палаток, чтобы потравить страшные истории. Как мы сидим у медленно тлеющих углей в вырытой канавке, чтобы огонь не смог никуда сбежать. В ушах, как будто на записи, те разговоры и юные, смешные, пробирающие до костей голоса, а затем один, который предлагает поиграть в "бутылочку".

И вот очередь доходит до меня. Ладошка потная от волнения. Украдкой смотрю на девочку, которая мне нравится, и весь мир для меня умещается в одном желании: "Пусть горлышко укажет на нее!"

Одним резким движением привожу обычную зеленую бутылку из-под пива в состояние вращения. Внимательно наблюдаю за тем, как она наподобие стрелки компаса вращается, указывая на знакомых и друзей, на неё, на знакомых и друзей. Наблюдаю и думаю: "Пожалуйста! Остановись!" Картинка резко обрывается, возвращая меня в реальность.

– Ну, давай! Останавливайся уже! – не выдерживают нервы. – Давай-давай-давай! – сжав кулаки, наблюдаю, как мертвое тело замедляется. – Ну, все, СТОП!!! – выкрикиваю я вместе с тем, как человеческая оболочка останавливается, указывая мне…

– Не, ну, ты издеваешься? – обращаюсь к телу. – Так нельзя! Так что давай, второй заход! – говорю я и начинаю раскручивать заново. Он показал мне на путь назад. Его ноги остановились по направлению ко мне, к мостику капитана, но это не вариант, потому что там нет никакой системы утилизации отходов. Это должно быть где-нибудь в грузовом отсеке, но никак не там… и вот кусок гнилого мяса вновь вращается передо мной, исполняя роль компаса. А я вновь испытываю странное чувство. Как будто бы это все – странный сон, который слишком сильно похож на реальность.

А стрелка из бездушного тела вращается все медленнее. Бросаю взор в иллюминатор. Вижу планету. По идее, это Земля. Там должна быть Земля, но в этот миг я вижу нечто другое. Какой-то шар на месте Земли. Он непонятного серого или коричневого цвета, который смешал в себе два предыдущих. И этот шар проткнут насквозь. Как канапе. И все это такое большое, и оно возникло из ниоткуда. А этот шпиль или шампур, или черт пойми что, напоминает мне огромную спиральную лестницу, которая взяла своё начало где-то на какой-то планете и начала расти в две стороны одновременно. Именно поэтому мне кажется, что это нечто пронзает эту странную планету. Этот серо-коричневый шар, что возник на месте той планеты, которую я мог бы называть домом.

Закрываю глаза, протираю их ладонями. Так я должен избавиться от возникшего в моей голове бреда, и это помогает. Открыв глаза и вернувшись из мира под веками в мир, стремящийся к своему концу, я посмотрел в иллюминатор ещё раз и увидел там тот шарик, на который не смотрел очень давно.

Меня слегка касается мертвая рука. Это переносит центр моего внимания с безжизненной планеты на лишенное жизни тело. Оно указывает ногами вправо. Его руки раскинуты в разные стороны, ноги тоже немного разбросаны, но указывают в одну сторону, а майка, натянутая и завязанная узлом на голове, прячет лицо и, возможно, не даёт паразитам возможности выбраться из своего хранилища, из своего пристанища.

«Так, стоп! А откуда они тут могли появиться? Или как?!.. Что за? – появляется мысль, которая, на самом деле, должна была начать волновать меня намного раньше. – Так, надо быстро разбираться с хранилищем этих мелких гадов, потом необходимо разобраться со всеми попавшими на мостик и там уже разведать о том, каким образом?! Ведь это личинки мух… они сами по себе не появляются…» – вот о чем я думаю и тащу за собой труп капитана станции «Галактика».

– Вообще, здесь явно происходила всякая дичь. Особенно в исследовательских лабораториях… А я как раз иду направо… То есть упрусь в исследовательские лаборатории, где смогу найти какое-нибудь яблочко и набить живот клетчаткой и глюкозой или найди что-нибудь, связанное с паразитами, – продолжаю наговаривать в микрофон. – Второе меня радует куда меньше… Мне не очень нравятся эти мелкие и крайне мерзкие организмы, которые питаются гнилыми продуктами. А что, если, – начинаю я вновь говорить через несколько минут тишины. – Что, если на самом деле здесь много мух, они необходимы здесь для исследований чего-нибудь, и сейчас вся эта масса лишь ждёт удобного случая увеличить свою популяцию… не…

Рейтинг@Mail.ru