Отказ пребывать в ловушке теории – это не отрицание всякого теоретического размышления. Как раз наоборот. Но это отрицание постулирует, что теоретической деятельности недостаточно. Теория может призывать к примирению чувств и рассудка, но она остаётся в границах этого разделения. Утверждать следует целостность жизни, всех её проявлений, всего единого бытия. Может быть, всё ещё необходимо пользоваться прозрениями Маркса, например, но становится всё большей глупостью считать себя марксистом. Более того, как и репрессивное сознание, теория может стать простым алиби для бездействия. Сначала, отказ от действия может быть абсолютно оправдан. Тем не менее, оторванность от реальности часто ведёт к неспособности воспринять новые феномены, формирующие её. На этой точке теория, вместо того, чтобы помогать устанавливать контакт с реальностью, становится агентом отчуждения, отдаления и, в конце концов, превращается в уход от мира, самоизгнание. Ожидание особенно трудно для тех, кто не хочет признать, что другие могут прийти к теории без нас, нашей группы, или нашей партии в качестве посредников. Теория, как и сознание, требует объективации до такой степени, что даже индивид, отрицающий политический рэкет может поднять теорию до статуса рэкета. В революционном субъекте, теория является деспотизмом: все должны признать это.
После доминирования ума над телом в течение более чем двух тысячелетий, ясно, что теория всё ещё является проявлением этого доминирования.
Определяющей становится целостность жизни. Разнообразные проявления прошлого – искусство, наука – являются фрагментами. Это элементы повально обворованного человека, а также попыток излечить его. Но смысл уже не в том, чтобы реализовать искусство или науку; капитал уже сделал это своими методами; смысл в том, чтобы завоевать и создать иной мир: мир, в котором весь биологический потенциал вида мог бы, наконец, получить развитие. В этом широком движении, было бы тщетным выдавать себя за хранителя истины. Во-первых, истина, как и стоимость, нуждается в измерении, стандарте, общем эквиваленте, норме, а значит в государстве. Во вторых, истина – это всегда лишь одна истина. Историческая инфляция этой концепции происходит параллельно со всё более тщательным уничтожением человека. Нельзя предполагать ничего меньшего, чем иная жизнь, при которой жесты, слова, представления и чувства человека больше не были бы скованными, при которой чувства и разум соединились бы – только этот союз может уничтожить всю одержимость безумия. Ясно, что всё это может быть завоёвано только посредством уничтожения капиталистического способа производства. Человечество всех времён враждебно капиталу. Человек должен будет глубоко революционизировать сам себя для того, чтобы быть способным противостоять капиталу; действия этого движения должны сопровождаться производством революционеров.
Появление революции во всех сферах нашей жизни приводит некоторых к приданию излишнего значения местам, где они впервые почувствовали это появление.
Революция появляется не из той или иной части нашего бытия – из тела, пространства или времени. Наша революция, как проект восстановления коммуны была необходима ещё с того момента, когда были уничтожены древние общины. Сведение коммунистической революции к восстанию, которое должно разрешить противоречия капиталистического способа производства нанесло немалый вред. Революция должна разрешить все старые противоречия, созданные классовыми обществами, поглощёнными капиталом, все противоречия между относительно примитивными общинами и движением меновой стоимости в данный момент поглощаются движением капитала (в Азии и особенно в Африке). Кроме того, революционное движение – это революция в природе, доступ к мысли и овладение бытием с возможностью использования предлобных центров мозга, связанных, как считается, с воображением. Революция обладает биологическим, а следовательно, космическим измерением, если считать космическое ограниченным (нашей солнечной системой); космической также в значении древней философии и мистики. Это означает, что революция – это не просто объект страсти нашей эпохи, но также миллионов людей, от наших древних предков, бунтовавших против движения меновой стоимости, которую они рассматривали как фатализм, через Маркса и Бордигу, которые, в своём измерении пророков, были свидетелями неутолимой страсти к созданию новой общности, человеческой общности. Желать как-то позиционировать революцию – это всё равно, что желать зарегистрировать её вершину. Сен-Жюст сказал, что революция не может остановиться до тех пор пока счастье не будет реализовано, показывая этим ложность стремления судить людей чисто в терминах историко-материальных фактов данной эпохи. Человек никогда не является чистым здесь-бытием. Он может быть, только преодолевая, и он не может быть только тем, что должно быть преодолено (Ницше). Человек является преодолением, потому что структурно и биологически он является существом преодолевающим. Иными словами, человек является исследователем возможного и не удовлетворяется немедленно реализуемым, особенно если оно ему навязано. Он утрачивает эту страсть, эту жажду к созиданию, поскольку, что такое возможное, если не изобретение? – когда его деградируют, отчуждают, отрезают от его Gemeinwesen, а значит калечат, превращают просто в индивида. Только с реальным господством капиталистического способа производства человек опустошается полностью.
Все революции вида являются революциями, которые пытаются выйти за рамки настоящего момента, по ту сторону всего, что дозволено развитием производительных сил (Бордига). Этот выход за пределы возможного является связью человеческих поколений, точно так же как перспектива коммунизма, рассматриваемого как уничтожение классов, обмена и стоимости является связью между различными революционерами; вот что, вслед за Марксом, мы называем исторической партией69.
Борьба против урезывания этой амплитуды революции уже является революционной борьбой. Читателя не должно удивлять, если для поддержки этой амплитуды мы обращаемся к авторам, на которых классически навешивается ярлык религиозных, мистических писателей и т.д. Важна новая экспроприация Gemeinwesen (а прошлые жизни являются частью его), которую можно произвести только после объединения вида, а это объединение можно рассматривать только как стремление, желание, страсть и волю к общности, выраженную в веках. Человек может одновременно быть Gemeinwesen только если человечество живёт в общности. Как только проявляется фрагментация, появляется потребность в воссоздании единства. На Западе это единство обладало переходной и принудительной формой: индивида определяло государство; знание было средством для установления иерархии и оправдания установленного порядка; появился порочный круг практики-теории.
Коммунистическая революция – это совершенная революция. Биологическая, сексуальная, социальная, экономическая революции – лишь частичные атрибуты; преобладание одного из них калечит революцию, которая может сбыться только будучи всем.
Коммунистическую революцию можно понять, только если рассматривать её через историю и палеонтологию человека, а также других существ. Осознав это, мы поймём, что, если эта революция давно уже была необходимой, её можно реализовать. Раньше она была возможной, но не неизбежной. Всё ещё существовали иные «человеческие» пути, позволявшие человеческое развитие; в особенности, она делали возможным воплощение человеческих сил. Теперь почти всё уже было воплощено и разграблено, что оставляет лишь один путь кроме коммунистической революции: полное отрицание человека. Поэтому мы должны понять наш мир; мы должны понять деспотизм капитала и движение бунта против него. Этот акт понимания, происходящий не только на интеллектуальном, но и на чувственном уровне (бунт в огромной мере является бунтом тела) может быть только через отрицание блужданий человечества и репрессивного сознания.
II. Упадок капиталистического способа производства или упадок человечества?
Часто думали и писали, что коммунизм будет процветать после уничтожения капиталистического способа производства, который будет подорван такими противоречиями, что его конец будет неизбежным. Но, благодаря многочисленным событиям этого века, в нашем поле зрения, к несчастью, появились и другие возможности: возвращение к «варварству», которое анализировала Р. Люксембург и всё левое крыло немецкого рабочего движения, Адорно и франкфуртская школа; уничтожение человеческого вида, очевидное для всех сегодня; наконец, состояние застоя, при котором капиталистический способ производства выживает, адаптируясь к деградированному человечеству, у которого не хватает сил для того, чтобы уничтожить его. Для того, чтобы понять провал будущего, считавшегося неизбежным, мы должны принять во внимание приручение человека классовыми обществами, но в основном, капиталом, и мы должны подвергнуть анализу автономизацию капитала.
Мы не собираемся полностью исследовать эти исторические отклонения здесь, на нескольких страницах. Комментируя фрагмент в «Экономических рукописях» мы можем показать, что понять автономизацию капитала можно на основе работы Маркса, и мы можем также объяснить противоречия в мысли Маркса и его неспособность решить проблему. Фрагмент взят из главы об обращении. Для того чтобы понять его, мы должны помнить, что Маркс сказал незадолго до его написания:
«Итак, время обращения выступает в качестве границы для производительности труда; увеличение времени обращения равносильно увеличению необходимого рабочего времени, т. е. сокращению прибавочного рабочего времени, т. е. уменьшению прибавочной стоимости, т. е. задержке, ограничению процесса самовозрастания стоимости [Selbstverwertungsprozess] капитала». (Маркс, «Экономические рукописи 1857-59 годов», М: ПСС, т.46.2, 1969).
Здесь Маркс делает крайне важное отступление:
«Здесь проявляется универсальная тенденция капитала, отличающая его от всех прежних ступеней производства. Несмотря на то что капитал ограничен по самой своей природе, он стремится к универсальному развитию производительных сил и таким образом становится предпосылкой нового способа производства, основанного на развитии производительных сил не для воспроизводства определенного состояния или в лучшем случае – для его расширения, но такого способа производства, при котором свободное, ничем не стесненное, прогрессивное и универсальное развитие производительных сил само составляет предпосылку общества, а потому и его воспроизводства; такого способа производства, единственной предпосылкой которого является выход за пределы исходного пункта». (Маркс, «Экономические рукописи 1857-59 годов», М: ПСС, т.46.2, 1969).
Здесь не говорится о том, что превращает капитал в барьер, в то время как акцентируется его революционный, позитивный аспект (этот аспект акцентируется на многих других страницах «Экономических рукописей» и «Капитала»): тенденция к универсальному развитию производительных сил. Однако, что для нас существеннее, капитал не может реализовать это; это является задачей иного, высшего способа производства. Будущее общества принимает форму неопределённого, кумулятивного движения.
«Эта тенденция, которую имеет капитал, но которая вместе с тем противоречит ему как ограниченной форме производства и поэтому толкает его к гибели, – отличает капитал от всех прежних способов производства и вместе с тем содержит в себе то, что капитал является всего лишь переходным пунктом». (там же)
Соответственно, капитал движется к разложению через это противоречие. Жаль, что Маркс не упомянул здесь, что именно он понимает под «ограниченной формой производства», поскольку это не позволяет нам ясно «увидеть», что он имеет в виду под противоречием в данном, конкретном случае. Это влияет на понимание заявления о том, что капиталистический способ производства является переходной формой производства. Даже без объяснения этого противоречия, мы можем понять его следующим образом: капиталистический способ производства не вечен – полемический аргумент Маркса против буржуазных идеологий. Таково содержание его основных утверждений. Но ещё один аргумент содержится в предыдущем: капиталистический способ производства является революционным и позволяет переход к ещё одной, высшей социальной форме, при которой над человеком больше не будет господствовать сфера необходимости (сфера производства материальной жизни), и отчуждение прекратится.
Сегодня, после апогея марксизма, как теории процветания, ещё одна часть этого предложения представляется основополагающей: между двумя периодами есть непрерывная связь. Что такое переход если не противоположность разрыва? Эта связь заключается в развитии производительных сил. Отсюда следует позорная, но реальная взаимосвязь: Маркс-Ленин-Сталин! Но это не наша тема. Наша цель определить, из чего состоят производительные силы и для кого они существуют, согласно Марксу в «Экономических рукописях».
«Все прежние формы общества [V—28] погибали с развитием богатства, или, что одно и то же, – с развитием общественных производительных сил». (там же)
Богатство обретается в производительных силах и результатах их действия. Здесь заключается противоречие, которое, согласно Марксу, характеризует тотальность человеческой истории: богатство необходимо и поэтому его ищут, но оно уничтожает общество. Поэтому общество должно противостоять его развитию. Не таков случай капиталистического способа производства (он уничтожает все остальные социальные формации), который повышает производительные силы, но для кого?
«Поэтому у древних, сознававших это, богатство прямо обличалось как разложение общества [Gemeinwesen]. Феодальный строй, в свою оче¬редь, погубили городская промышленность, торговля, совре-менное земледелие (и даже отдельные изобретения, такие, как порох и печатный станок). Вместе с развитием богатства, а потому также с развитием новых сил и расширявшегося общения индивидов разлагались те экономические условия, на которых покоилось общество [Gemeinwesen], те политические отношения различных составных частей общества, которые этому соответствовали, религия, в форме которой общество воспринималось в идеализированном виде (как общество, так и религия, в свою очередь, покоились на некотором данном отношении к природе, к которой сводится всякая производительная сила), характер, взгляды и т. д. индивидов. Уже одного развития науки – т. е. наиболее основательной формы богатства, являющейся как продуктом, так и производителем богатства – было достаточно для разложения этих обществ. Но развитие науки, этого идеального и вместе с тем практического богатства, является лишь одной из сторон, одной из форм, в которых выступает развитие производительных сил человека, т. е. развитие богатства. Если рассматривать вопрос идеально, то разложения определенной формы сознания было бы достаточно, чтобы убить целую эпоху. Реально же этот предел сознания соответствует определенной ступени развития материальных производительных сил, а потому – богатства. Разумеется, развитие имело место не только на старом базисе, но являлось развитием самого этого базиса». (там же)
Для Маркса производительные силы являются человеческими (исходящими от человека) и предназначаются для человека, для индивида. Наука как производительная сила (а значит и богатство, как это уже указано в «Рукописях 1844» и в «Немецкой идеологии») определяется развитием этих сил и соответствует появлению огромного числа внешних проявлений, большей возможности господства над природой. Даже принимая двойственную форму, процветание человека возможно; это тот момент, когда в развитии господствующего класса люди могут видеть модель для более полной жизни. Для Маркса, капиталистический способ производства, подталкивая развитие производительных сил, создает возможность для освободительной автономизации индивида. Это его самый важный революционный аспект.
«Наивысшее развитие самого этого базиса (тот цветок, в который он превращается; однако это все тот же данный базис, данное растение в виде цветка, поэтому после расцвета и как следствие расцвета наступает увядание) есть тот пункт, где сам базис приобретает такую форму, в которой он совместим с наивысшим развитием производительных сил, а потому также – с наиболее богатым развитием индивидов [в условиях данного базиса]. Как только этот пункт достигнут, дальнейшее развитие выступает как упадок, а новое развитие начинается на новом базисе». (там же)
Упадок происходит оттого, что блокируется развитие индивидов. Это предложение нельзя использовать в поддержку теории об упадке капиталистического способа производства70, поскольку следовало бы констатировать, что этот упадок уже начался, не в начале этого века, а по крайней мере в середине прошлого; иначе следовало бы показать, что упадок индивидов в то же время является упадком капитала, что противоречит возможным наблюдениям; Маркс сам постоянно объяснял, что за развитием капитала следовало уничтожение человека и природы.
Когда развитие производительных сил сопровождало развитие индивидов в различных обществах? Когда капиталистический способ производства был революционным сам для себя и для индивидов? Происходит ли постоянное движение производительных сил вперёд, несмотря на моменты упадка индивидов? Маркс говорит: «… дальнейшее развитие выступает как упадок…» Находятся ли теперь производительные силы в застое; приходит ли капиталистический способ производства в упадок?71
Остальная часть отступления Маркса подтверждает, что слова об упадке относятся к человеку. Индивиды процветают, когда производительные силы позволяют им развиваться, когда эволюция одного происходит параллельно эволюции другого. Посредством сравнения с докапиталистическим периодом, Маркс показывает, что капитал не враждебен богатству, напротив, поднимает его производство. Так, он повышает развитие производительных сил. Сначала развитие человека, его общности, противостояло развитию богатства; теперь между ними осуществляется симбиоз. Для того чтобы это произошло, была необходима определённая мутация: капиталу надо было уничтожить ограниченный характер индивида; это ещё один аспект его революционного характера.
«Мы видели выше, что собственность [работников] на условия производства выступала как тождественная с ограниченной, определенной формой общества [Gemeinwesen], и, следовательно, – для того чтобы образовалось подобное общество, [Gemeinwesen] – как тождественная с ограниченной, определенной формой индивида, обладающего соответствующими качествами: ограниченностью и ограниченным развитием своих производительных сил. Сама эта предпосылка опять-таки, в свою очередь, являлась результатом ограниченной исторической ступени развития производительных сил: как богатства, так и способа создавать богатство. Целью общества [Gemeinwesen], целью индивида – так же как и условием производства – было воспроизводство этих определенных условий производства и воспроизводство индивидов: как порознь, так и в их общественных расчленениях и связях, воспроизводство их в качестве живых носителей этих условий. В качестве предпосылки своего воспроизводства капитал полагает производство самого богатства, а потому и универсальное развитие производительных сил, беспрестанные перевороты в своих существующих предпосылках Стоимость не исключает никакой потребительной стоимости; следовательно, никакой особый вид потребления и т. д., общения и т. д. она не включает в качестве абсолютного условия; и точно так же всякая ступень развития общественных производительных сил, общения, знания и т. д. является для капитала лишь таким пределом, который он стремится преодолеть». (там же)
У этого отрывка знаменательные последствия. Здесь нет ссылок на пролетариат; в преобладающих условиях должна произвести переворот революционная роль капитала. Маркс уже говорил это, в ещё более открытой манере:
«Капитал разрушителен по отношению ко всему этому, он постоянно все это революционизирует, сокрушает все преграды, которые тормозят развитие производительных сил, расширение потребностей, многообразие производства, эксплуатацию природных и духовных сил и обмен ими». («Экономические рукописи 1857-59 годов», М: ПСС, т.46.1, 1969)
Мы вынуждены принять новый подход к той манере, в которой Маркс располагает пролетарский класс в контексте постоянного переворота, осуществляемого капиталистическим способом производства. Что непосредственно очевидно – это революционность капиталистического способа производства по отношению к уничтожению прежних социальных отношений и революционность пролетариата по отношению к капиталу. Но именно на этой точке начинается проблема: капитализм является революционным, потому что развивает производительные силы; пролетариат не может быть революционным, если, после революции, он развивается или делает возможным иное развитие производительных сил. Как мы можем ощутимо отличить революционную роль одного от другого? Как мы можем оправдать уничтожение капиталистического способа производства пролетариатом? Этого нельзя сделать в узко экономическом контексте. Маркс никогда не обращался к этой проблеме, потому что он был абсолютно уверен, что пролетариат восстанет против капитала. Но нам следует обратиться к этой проблеме, если мы хотим выйти из тупика, созданного нашим приятием теории, согласно которой производственные отношения вступают в конфликт с развитием производительных сил (силы, существующие по определению для человека, поскольку, если бы это было не так, зачем человеку бунтовать?) Если производительные силы существуют не для человека, а для капитала и если они конфликтуют с производственными отношениями, это значит, что эти отношения не предоставляют надлежащей структуры для капиталистического способа производства, а, следовательно, не может быть революции, которая совершалась бы не для человека (например, общий феномен, который называют фашизмом). Следовательно, капитал ускользает. В отрывке, который мы рассматриваем, Маркс делает замечательное утверждение о господстве капитала:
«Сама его предпосылка – стоимость – положена как продукт, а не как витающая над производством более высокая предпосылка». («Экономические рукописи 1857-59 годов», М: ПСС, т.46.2, 1969)
Капитал доминирует над стоимостью. Поскольку труд является субстанцией стоимости, из этого следует, что капитал господствует над людьми. Маркс делает лишь косвенную ссылку на условие, которое также является продуктом: наёмный труд, а именно существование рабочей силы, делающее возможным процесс самовозрастания капитала:
«Пределом для капитала служит то обстоятельство, что все это развитие протекает антагонистично и что созидание производительных сил, всеобщего богатства и т. д., знания и т. д. происходит таким образом, что трудящийся индивид отчуждает себя самого [sich entaussert]; к тому, что выработано им самим, индивид относится не как к условиям своего собственного, а как к условиям чужого богатства и своей собственной бедности». (там же)
Как это может быть ограничением для капитала? Можно предположить, что недопотребление рабочих вызывает кризисы и окончательный кризис. Это одна из возможностей; по крайней мере так она иногда проявляется. Маркс всегда отказывался основывать теорию кризисов на этой точке, но это не мешало ему упоминать о недопотреблении. Для Маркса перед капиталом стоит предел, потому что он грабит работающего индивида. Нам следует помнить, что он спорит против апологетов капитала и хочет показать, что капиталистический способ производства не является вечным и не ведёт к человеческому освобождению. И всё же в ходе его анализа он указывает на возможность, что капитал ускользнёт от человеческих условий. Мы видим, что автономными становятся не производственные силы, а капитал, поскольку в данный момент производительные силы становятся «пределом», который он стремится преодолеть. Это происходит следующим образом: производительные силы не являются производительными силами уже не человека, а капитала; они существуют для капитала72.
Разграбление (отчуждение) работающего индивида не может быть барьером для капитала, пока Маркс имеет в виду барьер в смысле слабости; из-за подобной слабости капитализм стал бы низшей формой по отношению к другим способам производства, в частности, если мы противопоставим эту слабость невероятному развитию производительных сил, которое он влечёт за собой. В работе Маркса присутствует двусмысленность по отношению к субъекту производительных сил: предназначены ли они для человека или для капитала? В этой двусмысленности заключается основа двух толкований Маркса. Этическое толкование (см. особенно у Рюбеля) подчёркивает размах, с которым Маркс обличает разрушение человека капиталом и энергично настаивает на том, что капиталистический способ производства является лишь переходной стадией. Толкование Альтюссера и его школы утверждает, что Марксу не удалось избавиться от человека в своём экономическом анализе, что отражает его неспособность оставить идеологический дискурс, откуда следует проблема Альтюссера в правильном определении эпистемологического разрыва.
От этой двусмысленности можно избавиться. Если капиталу удастся преодолеть этот барьер, он достигнет полной автономии. Вот почему Маркс постулирует, что капитал должен самоупраздниться; это упразднение является следствием того факта, что он не может развивать производительные силы для человека, в то время как он позволяет универсальное, разнообразное развитие, которое может быть реализовано только высшим способом производства. Здесь заключается противоречие: капитал уходит из человеческого поля досягаемости, но он должен погибнуть, потому что не может развивать человеческие производительные силы. Это также противоречит Марксову анализу разрушения человека капиталом. Как может бунтовать разрушенный человек? Можно рассматривать Маркса, как пророка упадка капитала, если игнорировать эти противоречия, но тогда мы не сможем понять ни его работу, ни нынешнюю ситуацию. Конец отрывка из Маркса проясняет эти противоречия.
«Но сама эта антагонистичная форма преходяща и создает реальные условия своего собственного уничтожения. Результатом является всеобщее – по своей тенденции и по своим возможностям – развитие производительных сил и вообще богатства в качестве базиса, а также универсальность обще¬ния и поэтому мировой рынок в качестве базиса. Базис как возможность универсального развития индивида и действительное развитие индивидов на этом базисе как беспрестанное устранение предела для этого развития, предела, который и осознается как предел, а не как некая священная грань. Универсальность индивида не в качестве мыслимой или воображаемой, а как универсальность его реальных и идеальных отношений. Отсюда проистекает также понимание его собственной истории как процесса и познание природы (выступающее также в качестве практической власти над ней) как своего реального тела. Сам процесс развития положен и осознан как предпосылка индивида. Но для этого прежде всего необходимо, чтобы полное развитие производительных сил стало условием производства, чтобы определенные условия производства не являлись пределом для развития производительных сил». (там же)
Если это процесс касается индивидов, капитал должен быть уничтожен, а производительные силы должны предназначаться для человека. В статье «La KAPD et le mouvement proletarien»73 мы упоминали этот отрывок, чтобы показать, что человек является возможностью, что стало основанием для следующего утверждения: революция должна быть человеческой. Это ни в коем случае не означает, что человека следует понимать как инвариант в каждом атрибуте, что стало бы лишь повторением утверждения о неизменности человеческой натуры. Но этого недостаточно, поскольку развитие производительных сил, которое, по Марксу, будет происходить при высшем способе производства, является всё тем же развитием, которое осуществляется в настоящее время капиталом. Ограниченность Маркса заключается в том, что он рассматривал коммунизм как новый способ производства, при котором процветают производительные силы. Эти силы, несомненно, важны, но их существование на определённом уровне не является адекватным определением коммунизма.
Для Маркса, капитал преодолевает свои противоречия, поглощая их и мистифицируя реальность. Он может лишь внешне преодолеть свою узкую основу, свою ограниченную природу, заключающуюся в обмене денежного капитала на рабочую силу. Капитал неизбежно вступает в конфликт с этой предпосылкой; таким образом, Маркс говорит о противостоянии между частным овладением и обобществлением производства. Частное овладение чем? Прибавочной стоимостью, предполагающей пролетариат, а, следовательно, наёмный труд. Но благодаря всему развитию капитала (и собственные объяснения Маркса являются драгоценной помощью для его понимания) мистификация вступает в силу, капитал становится независимым от человека, что позволяет ему избежать конфликта с собственной предпосылкой. Можно сказать, что конфликт, тем не менее, остаётся, как результат общего процесса: обобществления. Это правда. Но обобществление производства и человеческой деятельности, универсальное развитие производительных сил, за которым следует уничтожение ограниченного характера человека – всё это является лишь возможной основой для коммунизма; оно не устанавливает коммунизм автоматически. Более того, действие капитала постоянно стремится уничтожить коммунизм, или, по крайней мере, помешать его возникновению и реализации. Для того чтобы преобразовать эту возможную основу в реальность, необходимо человеческое вмешательство. Но сам Маркс показывает, что капиталистическое производство интегрирует пролетариат. Как может разрушение человека и природы повлиять на способность человека сопротивляться капиталу и, a fortiori, бунтовать?
Кто-то подумает, что мы наделяем Маркса удобной для нас позицией. Мы процитируем экстраординарный пассаж из него:
«От [докапиталистических] отношений господства капитал отличается именно тем, что рабочий противостоит ему как потребитель, полагающий меновую стоимость, противостоит в форме владельца денег, в качестве денег, в виде простого центра обращения, – он становится одним из бесконечно многих центров обращения, в результате чего стирается его определенность как рабочего». («Экономические рукописи 1857-59 годов», М: ПСС, т.46.1, 1969)