Иван Васильевич Шмелев
История села Мотовилово. Тетрадь 16. 1930-1932
Выходцы из колхоза и лошади
К весне 1931 года, из колхоза повышло много крестьянских хозяйств, которые испугавшись трудностей, дали попятную и решили вести своё хозяйство, снова единоличным путём. Выходу из колхоза, посодействовало то, что в народе было много разнообразных толков и споров. Немалую роль в этом сыграли высказывания Фёдора Крестьянинова, который примыкая к собравшимся группами мужиков и баб, словесно вёл свою философию, подкрепляя свою речь выдержками из Библии, в которой читая, он хорошо разбирался и по праву считался у сельчан здраво рассудительным начётником. Колхоз, это наподобие Вавилонского столпотворения. Безумному Вавилонскому народу вздумалось на небо залезть, чтобы властелином быть над всем миром, они решили столп построить до самых небес. Строили, строили и ничего не получилось. Только среди их получилась смута и непонимание. Мастера просят подносчиков, чтоб те камни подносили, а они им песок волокут, просят раствор подавайте, а им гвозди преподносят! Вот с тех пор и люди на земле на разных языках разговаривать стали. Вот до чего безумие-то доводит! Так и сейчас в колхозе все работают, стараются, суетятся, как муравьи в кочке, а толку от этой суетни мало.
– Значит ты сам-то и не думаешь в колхоз-то вступать? – спросил Фёдора как-то однажды сосед Василий Савельев.
– И не помышляю. Я и правителям прямо заявляю: «Хоть стреляйте, а в колхоз, в эту провальную яму не пойду!» А если налогами будут мучать, раскулачивать, да из моего хозяйства чего силком будут брать, то они пройдут только через мой труп, – упорно, в категорической форме заявил Фёдор, и начётнически добавил: – Я как древний знаменитый полководец Аннибал, который будучи ещё девятилетним мальчиком перед алтарём дал клятву отцу о непримиримости к Риму, так и я дал клятву себе не вступать в колхоз, потому что он есть тартарары от лукавого! Хоть правители-то, заманивая в колхоз обещают людям привольную жизнь, но ведь это всё ложь и голые слова, ведь заманчивых масляных слов в русском лексиконе непочатый край, – козырял Фёдор перед собравшимися у него в доме мужиками и бабами, соблазнившемуся приманкой, карасю и попавшему на крючок, или цыплёнку, оказавшемуся в когтях ястреба, по-моему, завидовать не стоит! – с загадочностью добавил собравшимся Фёдор.
Разнотолковые, ходившие по селу слухи возымели влияние на жителей села по-разному. Вступившие в колхоз бедняки, у которых в хозяйстве для обобществления почти ничего не оказалось, решили ещё крепче держаться за колхоз, а тех, которые в колхоз добровольно свели свою лошадь, сдали свой исправный инвентарь нажитый своим трудом и содержав его в надлежавшей исправности своими трудовыми мозолистыми руками, день и ночь грызла мысль: «Неужели я так умом рехнулся и на всё время саморучно свёл свою лошадь на колхозный двор, и теперь гляди из чужих рук, когда дадут поработать на своей лошади, а то и чужую, какую-нибудь паршивую лошадёнку всучат! Нет, выпишусь из колхоза, пойду и приведу снова на свой двор своего гнедового». И шли группками, и в одиночку на колхозный конный двор, потайно и вьявь выводили своих лошадей и вели на свои двора. Представители власти и руководство колхоза, спохватившись вовремя, и осознав, что выход из колхоза крепких середняцких хозяйств может пагубно отразиться на всём колхозном строительстве. Если не принять строгих мер, то колхоз может совсем развалиться. Было созвано экстренное заседание правления колхоза, совместно с сельским активом, на котором был поставлен вопрос о том, как уберечь колхоз от развала. На заседании правления также присутствовал и представитель от райкома партии всё тот же Васляев, который наряду общегосударственной политикой, подкрепляющейся лозунгом: «Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма», коснулся неизбежности колхозного строительства, которому мешает частная собственность и кулацкой агитации, как главной причины, разлагающей колхоз. Он призвал активистов, чтобы избежать дальнейших неполадок, надо прежде всего, размежеваться с кулаками и вообще со всеми негодными элементами, которые всячески вредят колхозу, а кулаков вообще надо ликвидировать, как класс, к этому призывает нас наша партия!
– С кулаками нечего валандаться, в Соловки их и баста! – выкрикнул с места Мишка Грепа, физически не перенося сельских кулаков, торговцев и мельников.
– Нет, не в Соловки, а к стенке их и расшлёпать! – своим выкриком поддержал Грепу Мишка Ковшов, тоже ярый противник сельских богатых мужиков.
– А особенно тех, кто самовольно скотину режет! – поддакнул обоим Мишкам и Степан.
– А разве, к примеру, я своей скотине не хозяин? Кто её выращивал ты или я? – не выдержав, и набравшись отважной смелости возразил Степану Николай Ершов, числившийся в сельском активе и присутствующий здесь на заседании, но рассуждениями своими не всегда угождающий властям.
– Ты Николай Сергеич, не со своего ума это сказал, а с чужого языка брякнул. Ведь всем известно, что не ты скотину-то режешь, у тебя её нет и не заветалось, так что не защищай тех, кто хищнически скотину режет, и тем самым нам палки в колёса втыкает, и льёт воду на мельницу классового врага. – злобно обрушился на Николая Степан.
– Как это у меня скотины не заветалось!!! А разве ты не знаешь, у меня во дворе коза имеется и кур полон двор, – пробовал с обидой возразить Степану Николай, но, его никто не слушал, так, как чтоб особенно не затягиваться с решением злободневного вопроса снова начал говорить Васляев:
– Как диктует партия, и как у нас в райкоме было намечено, так мы, пожалуй, и приступим к делу конкретно. Давайте так и порешим. Уводу лошадей с колхозного двора положить конец. У тех, которые сознательно, или бессознательно увели лошадей отобрать и снова поставить в колхозные стойла. И давайте-ка здесь, сейчас же составим список кулаков, торговцев и мельников, которых надо раскулачивать и выселять из села в Соловки, такова политика нашей партии на сегодняшний день! Если же для этой трудной работы вам спонадобится помощь, то мы из района вам пришлём пару милиционеров! – так в категоричной форме закончил свою речь Васляев.
Тут же, наспех был составлен список кулаков подлежащих выселению с их семьями в необжитые места нашей необъятной страны. Чтобы этот список заимел обоснованную силу, чтоб утвердить его, активисты проголосовали.
– Кто за то, чтобы список выселенцев утвердить, прошу поднять руки! – провозгласил председатель сельсовета Иван Дыбков. – Кто против? Нет! Значит единогласно! Решение берётся за основу, а подробности мы подработаем особо, – провозгласил он. – Больше вопросов на повестке дня нет, заседание правления считаю законченным, можно по домам! – заключил заседание председатель колхоза Федосеев.
Отбирание лошадей
Как и было обещано, из Арзамаса в Мотовилово прислали милиционера Никитина, который для острастки должен присутствовать при отбирании лошадей, у тех вышедших из колхоза которые устрашившись колхозной жизни, сами из колхоза ушли и лошадей своих увели. Перед тем, как пойти по дворам с целью отбирания лошадей, комиссия, созданная для этого дела, собралась в здании сельсовета на инструктивное совещание. Председатель колхоза Федосеев сам не вошёл в эту комиссию, а инструктаж её членам он давал лично сам. Остерегаясь особы, нежелательных конфликтов, которые могли возникнуть в возможных спорах и сопротивления со стороны разлобленых бывших колхозников, Федосеев особенно предостерегал милиционера!
– Ты, Никитин, в случае сопротивления не стреляй, а только попугай для виду, почаще похватывай за кобуру, а стрелять не надо, а то на выстрел могут сбежаться много народа и всё дело загубится!
– Ладно, – пообещал Никитин, – не буду!
К первому в дом пришли к Борисову Владимиру. Председатель комиссии Иван Дыбов, начал словесно уговаривать хозяина, чтобы тот без всякого сопротивления по доброй воле возвратил в колхоз уведённую им с колхозного двора лошадь. Члены комиссии Грепа, Мишка Ковшов и Никитин стояли у порога и ждали исхода мирного уговора хозяина о возвращении лошади. Володина мать, престарелая сгорбившаяся старушка, притаённо выглядывая из чулана бессловесно, мимикой лица, сморщенного как печённое яблоко, показывала сыну, чтобы тот не поддавался никаким уговорам, и твёрдо держался своей линии, не под каким нажимом не отдавал со двора своей лошади. Мирные уговоры не поимели силы, дело приняло затяжной характер. Члены комиссии забеспокоились, и невыдержанно хлынули во двор. Разгорячённый хозяин последовал за ними, следом из избы заголосив выползла и старуха. Грепа, широко расхлебащив ворота стоял у воротного столба, Мишка Ковшов, судорожно схватив с кола уздечку, мигом обротал «Чалого» и поспешно повёл его к раскрытым воротам. Бабушка, слезливо плача и причитая изловчившись цепко вцепилась за хвост лошади и стараясь воспрепятствовать уводу в упорстве своём, хотела задержать ход лошади, но влекомая за повод лошадь, шла и шла, не ощущая задержки со стороны старушки-хозяйки. Не выпуская из рук лошадиного хвоста, старушка хряснулась на землю и болезненно взвыла. Растревоженный материным криком Володя бросился к Мишке Ковшову и в приливе бешеного сопротивления, выхватив повод из рук Мишки гневно заорал:
– Не отдам! Не позволю увести «Чалого»!
На помощь Ковшову бросился Грепа. Завязалась кутерьма, из рук хозяина Ковшов и Грепа старались вырвать повод упорно сопротивляясь и бессвязно ругаясь рыча, хозяин не выпускал повод из своих рук. Не выдержав нудности, этой склочной переминки и борьбы милиционер Никитин, стоявший на улице, трепетной рукой выхватив наган из кобуры и устрашающе два раза пальнул в воздух. Эти, тупо полыхнувшие, в по-весеннему нагретом воздухе, выстрелы, разом отрезвили хозяев лошади, и порешили исход дела в сторону комиссии. Хозяин лошади, заслыша угрожающие выстрелы, сразу как-то смяк, вяло стал сопротивляться изъятию, его пальцы медленно и беспомощно расслаблялись, выпуская из разжимавшихся ладоней повод уздечки в которой обротан его «Чалый», жалобно всхрапывая с покорностью ждавший исхода скандального дела. На звуки выстрела, сбежались взволнованные мужики и бабы, кто со слезами на глазах, кто с затаённой злобой за вероломство и произвол комиссии стояли и молчаливо наблюдали за происходившей на их глазах драматической сценой, а некоторые осмелев, со злобой упрекали отборщиков. Видя, что народ не сочувствует комиссии, а накаляет обстановку, Никитин раздражённо закричал на толпу:
– А вы чего тут собрались и глазами лупите? А ну-ка марш по домам!
Раскулачивание и выселение
О дне выселения из села кулаков, было созвано тайное совещание в узком кругу сельского актива, было конкретно обусловлено о том, кто и что обеспечивает во время выселения. Кто обеспечивает транспортом-подводами для размещения на повозках семей и скарба выселенцев, а кто обеспечивает непосредственно вывод самих этих выселенцев из их собственных домов. Непосредственное выдворение кулаков и их семей из домов было поручено, как особо способных на это – Мишке Ковшову, Пайке, Грепе и Саньке Лунькину. Подводами обеспечить поручено Степану. Было наказано соблюдать тайну. Но тайна является тайной только тогда, когда о ней знает только один человек, узнай об ней двое, и тайна уже не тайна! Глубокой майской ночью в окошко кулака Павлова Алексея, кто-то судорожно и предупредительно побарабанил и ушёл.
По улице, направляясь к дому Павловых, шла бригада сельских активистов во главе с председателем сельсовета Иваном Дыбковым, с целью выселения семьи из дома. Маскируясь ночной теменью, на встречу бригаде рысью шёл верховой. Слышно было, как громко ёкает лошадиная селезёнка. Дыбкову, верховой показался подозрительным, он громко гавкнул: «Стой!» В ответ, верховой ядовито матерно выругался и пришпорил коня. Конь перешёл на галоп. Разозлённый Дыбков выхватив из кармана «браунинг» – выстрелил верховому вслед. Пуля, взвизгнув, с пчелиным жужжанием пролетела в пространстве, чмокнулась об ствол ветлы, отцепила коры лоскут.
– Ну черт с ним! – со злобой выругался Дыбков. – Гнаться за ним нет смыслу, мы ведь идём по делу!
Кто предупредительно постучал в окно Павловых, и кто такой был верховой, осталось загадочным, как для Павловых, а также и для активистов. Когда бригада вошла в дом Павловых, вся семья была на ногах, впросонках в одном нательном белье как ошалелые все бродили по обеим избам не понимая, в чём дело. Шумной толпой в избу вломились нежданные и непрошенные «гости», заставили хозяина зажечь огонь. Видя, что вся семья полуголые, преисполненный злости Дыбков приказал всем раздеться до гола, и построиться в ряд. Как солдат на парадном смотру – молодой снохе, как новому человеку в кулацкой семье, Дыбков из милости и гуманности разрешил остаться в нательной рубашке. Вся семья во главе с хозяином Алексеем Алексеевичем выполняя приказ, совсем голые выстроились в один ряд. Каково же было моральное состояние в этот момент, девке-невесте Дуняшке, смотреть на оголённых отца с матерью и двоих братьев?!
– Мы, тебя Алексей Алексеич, решили пока не ссылать в Соловки, а только по-честному признайся, где у тебя спрятано золото, и нет ли около тебя бумаг-документов, порочащих нас, и вообще, чего недозволенного? А золото, которое, по нашим сведениям, у тебя всё же имеется, без утайки, и скандалу добровольно сдай! – кратко произнёс Дыбков.
– Нет у меня никакого золота и особых бумаг нету! – дрожа всем телом ответил Алексей.
– Ну этим вопросом дополнительно займётся ГПУ, а из дома тебе, и всей твоей семье придётся выдвориться сейчас же! – со строгостью высказался Дыбков. – «Мир хижинам, война дворцам!» – добавил он.
– Я покину свой дом только тогда, когда меня вперёд ногами вынесут! – пробовал сопротивляться произволу хозяин.
– Ну, собственно говоря, за этим дело не встанет, ведь партия решила ликвидировать вас кулаков, как негодный класс, – отчеканил Дыбков.
– А кто нами правит? – задал неуместный вопрос Павлов.
– Кто «нами» правит, это не твоего ума дело, а вот вами, кулаками, уже никто не намерен править, и мы вас к ногтю! – срезюмировал Дыбков.
– «Бог не заступится, лукавый одолеет!» – с дрожью на губах высказался напоследок Алексей и обращаясь к своей семье добавил, – пошли мои родимые, раз приказывают покинуть свой родной дом, видно нам тут не дадут житья!
Одевшись, кто во что попало, все члены семьи вышли из дома. А по всему взбудораженному селу, во всех улицах и по всем концам его и проулкам уже шла полная кутерьма и суматоха, всюду слышен рёв детей, взвизгивание и оханье подлежащих выселению, слезливые вздохи посторонних наблюдателей и тревожное ржание лошадей, тоже взбудораженных неурочным подъёмом из в запряжку, в телеги под подводы для отправки выселенцев, их ребятишек и домашнего скарба для отвозки на станцию «Серёжу». Особенно тревожным было выселение семьи кулака Михаила Ермолаевича Лабина, в семье которого было четверо малолетних детей, которые внезапно поднятые ото сна, жалобно ревели, когда их посажали на повозки с их скарбом.
Так происходило выселение кулаков!
«Мир хижинам, война дворцам!»
На обложке использована фотоматериал Шмелевой Александры Александровны
