Ислам Ибрагимович Ибрагимов
Фабио и Милена
– Не знаю Милли, раньше я был слишком завышенного мнения о себе, хотел в одиночку да против всех, а сейчас и с армией не был бы до конца уверен в собственных силах.
– Может не стоит нам ввязываться в это снова пап, просто будем жить своей жизнью, забудем наконец об этом?
– Тварей надо уничтожать, Совет не даст спокойно жить никому, они как чертово клеймо на заднице, для тех, кто имел с ними дело, либо ты, либо тебя, я считаю нужно пересчитать там всем зубы, за ту гадость что они натворили с нами, не говоря уже о других. —Высказался Сергей.
– С одной стороны мне хочется оставить это, но с другой… Ведь будут люди похожие на нас с вами и будут всегда, они-то, связавшись с Советом будут обречены на погибель, в любом случае разве можем мы позволить другим проходить через то же что, и мы? Все же риск велик, но, если мы проиграем, считай все кончено. И честно я вряд ли смог бы в здравом уме выбрать наименьшую из зол, в этом выборе я бессилен. Осознав все то, что может произойти невольно становится не по себе от того, что же черт возьми будет.
Наступила тишина. Иногда мимо пролетали пчелы, которых волновали не столько цветы сколько путь в родной улей. Сергей пинал камни, покоящиеся на земле держа руки в карманах и иногда посвистывая.
– Вот и закат наступил. – Заметила Милена. – Я так давно не была на природе и на свободе, что все кажется таким далеким и искусственным, смотришь на мир совсем другими глазами, вроде ничего и не поменялось правда? Но все совсем не так как раньше.
– Так всегда Милли. Я не могу поверить, что мы выбрались оттуда.
– В тюремной пасти довольно неприятно. – Сказал Сергей.
–Просто чудо что мы выбрались, ведь многие до нас не сумели этого, даже Иван Флейта, бедолага… Ему бы совсем немного потерпеть, и он был бы сейчас жив и играл бы всему миру на своей флейте и взрослым и детям, всем и каждому.
– Даже мне нравился этот Иван, – сказал Сергей, пиная камушки на дорогу, а затем добавил:
– Знаете, я ведь в какой-то степени как ходячий труп, мне думалось что выстрел уже прогремел, казалось, словно горячая кровь уже течет по поверхности моей кожи и впитывается в эти обноски, которые мы зовем одеждой.
–Нам всем казалось, что твоя песенка спета, это тоже чудо. – Сказал Фабио.
– И что на тебя вдруг нашло старик? Чудо не чудо, все-таки не все еще позади, нам еще ой-ой сколько предстоит вытерпеть, сделать, убить, ведь мы должны покончить с ними прежде, чем они покончат с нами, а это вгоняет в тоску, знаешь ли.
– Ты прав, возможно, нам придется идти конем прежде, чем нас вынудят на это.
– Смотрите луна полная, – указала в небо Милена, —кажется целая вечность прошла, а луне все равно, она светит, когда ей вздумается и отражает свет или прячется в тени нашей земли. Она наверно и не видит вовсе сколько же зла человек здесь творит, убивая и воруя. Ей, как и нам все равно.
Сергей засмотрелся на луну и споткнулся о камень, вросший в землю, он чуть было не упал, но все же устоял на ногах, выругался и пошел дальше. Милена и Фабио захихикали над ним прямо как дети. Сергей не выдержал и засмеялся вместе с ними.
– Я уж и забыл, что значит смеяться. – Признался Фабио, когда они перестали.
– Да уж, не ты один старичок.
– Ведь мы так глупо попались, все равно что… Глупо, ужасно глупо. – Кляла судьбу Милена.
– Наставник бы сказал, что так все и должно было быть. Мы прошли через это, а не прошли бы, так подохли бы там как на скотобойне, от голода или потери крови, а может, и вовсе кончили бы как Иван Флейта.
– От судьбы не уйдешь. – Вымолвил Фабио.
– Постойте, мне надо в кусты. – Остановился вдруг Сергей и отошел, добавив:
– Не подглядывать там, знаю я старичок, что ты задумал, небось, крыша-то поехала в тюряге, а?
Фабио лишь покачал головой.
– Иногда мне хочется вернуться в прошлое, наподдать самому себе за то, что взял его с собой.
– Зато он смешной. —Заметила Милена.
– Ох, хорошо-то как! Тебе тоже не помешает Фаби, а то вон стоишь, кажется, словно еще немного и… Ну ты понимаешь.
– Да понимаю. Еще немного и я тебя пристрелю.
– Ха-ха!
– И долго интересно нам еще идти? – Спросила Милена, но ответа не последовало. Они двинулись дальше, проходя мимо дорожных знаков и вскоре поняли, смотря на один из них что прошли уже половину пути.
– Представляешь Фабс, напротив меня, ну не совсем, конечно, в камере была такая красивая девушка, строила мне глазки, а стоило мне выбраться как она вдруг исчезла, ее и след простыл! Вот я негодовал, когда вышел, такая была красотка.
– Может она тебе привиделась?
– Да ну как же! Была, конечно, еще как была, что ты думаешь я совсем из ума выжил?
– Знаешь, я так не думаю, но допускаю что такое вполне возможно.
– Вот ты значит, как, да? Потешаться вздумал? Ладно старик, смейся надо мной! Может я остепениться хотел вот и все! – Наигранно выпалил Сергей.
– Чего уж тебе, не бери в голову, найдешь еще, ты ей хоть слово-то сказал? Ты не думал, что она из-за тебя может и побежала со всех ног?
– Зря я тебе рассказал, взял и все испортил, я-то думал ты мне скажешь: «Да не переживай, найдем мы ее, отыщем» а ты, тьфу! Никакой поддержки.
– Да будет тебе, я же сказал найдешь еще!
– Да ты вовсе не так сказал, как надо было, да ну тебя, сам наверно и забыл, как женщина выглядит. – С ноткой обиды пробурчал Сергей.
– Может я и правда стар для любовных дел.
– И все, вот так легко сдался? Ну и Бог с тобой, скучный ты Фабс, вот будешь ты плакать я тебя не поддержу, вот так-то.
– Но ты же не плачешь.
– Душа моя плачет Фабс, душа! – Никак не успокаивался Сергей, а Милена тихо посмеивалась над ними, давно она не чувствовала себя такой веселой, смех приходил к ней с легкостью, а во всем виделась красота, даже в обыденном и повседневном она отыскивала нечто прекрасное.
– Плачет душа. – Подумал Фабио сменяясь в лице, и вдруг он всерьез задумался над этим. – А у кого не болит душа? Наверное, у мертвых ничего не болит. Мы все идем и сами не знаем куда приведет нас этот дивный путь. Конечно, в город, но что же там нас ждет? Быть может, у Сергея и впрямь плачет душа, быть может, потому он такой веселый, что тяжесть эта не дает ему быть самим собой? Это напоминает мне пьянство Надзирателя, бремя, которое носишь с собой, оно-то и отягощает твое существование сгущая краски и размазывая тебя по мольберту тонами горести и страданий. Всех нас посещает горе и потери и все же мы по-разному встречаем этих гостей. В те минуты, когда природа настилает на тебя другое видение, когда после тяжелого и пакостного удара судьбы, не сворачивая с пути ты все же оборачиваешься назад дабы взглянуть туда, где боль, отчаяние, где все муки человечества, где смерть и покаяние, ты понимаешь, что тебе стоило пройти через все это. Честно признаться я и не надеялся, что мы выберемся, я желал этого всем телом, всей сущностью, но по правде, в глубине собственной души, наедине с самим собой, там где солгать просто невозможно я знал что мы обречены, все втроем, и только чудо не иначе могло вызволить нас оттуда, даровать нам новый шанс, новую жизнь, дабы мы претворили то, что должны, дабы замысел который снизошел на нас в этом ужасном месте осуществился – покончить с Советом, спасти души других людей. Но в то же время мне неизвестно, получится ли, ведь выбор есть единственное за что мы несем немыслимую ответственность, и мы вольны расплачиваться за совершенное по счетам, и в конце концов, когда действие будет исполнено, когда картина будет дорисована только тогда мы сможем понять, верен ли был наш собственный выбор и стоил ли он тех страданий, которыми мы расплатились за него. Этот нескончаемый путь, хоть и не такой далекий, дает возможность обдумать все как следует, но чем дольше думаешь, тем страшнее становится. Откуда мне знать, как все будет? Я не ясновидец, всего лишь человек, который не принес в этот мир и доли добра. Я слепо скитался по земле, и у меня есть возможность помочь таким же, как и я. Совет не приносит в этот мир ничего кроме смерти и у меня есть возможность рассчитаться с судьбою за счет того, что я низвергну Совет. Но, с другой стороны, я могу лишиться всего, могу потерять Милли, потерять себя, да и Сергея, и все будет зря, я боюсь умирать, зная, что мог и не лезть во все это. Я боюсь умирать зная, что я не выполнил своей главной задачи и не смог защитить Милли. Мне также нельзя оставлять ее, дабы в одиночку бороться с Советом, ведь ее могут похитить или убить, ровно, как и меня. Я не знаю, что делать и, кажется, сам я осознанно никогда не пойду на такую сделку, скорее предоставлю судьбе решать все за меня, дабы в конце всей этой беготни, войны Совета и киллеров не оказаться виновным в собственном несчастии. Я буду знать, что все случилось так как и должно было, чему быть того не миновать, но бездействовать и стоять на одном месте я не собираюсь. Если бы не было этого выбора, то разве была бы наша жизнь такой интересной, такой нестерпимо сложной и легкой? Легко лишить жизни, но подарить жизнь намного труднее. Все понимают, что жизнь чрезмерно сложна, и к нашему глубочайшему сожалению и счастью, она, в то же время легка, настолько насколько это возможно. У нас всегда есть выбор, но что же мы черт возьми выберем? Что выберем, когда ни то ни другое, не кажется твоим спасательным кругом в неистовом море?
Глава 11.
Огни, идущие вдоль дороги от фонарей, освещающие ее и соединяющиеся в одну длинную полоску света, шли своей нескончаемой линией и в то же время стояли на месте. Машины пролетали на скорости оставляя за собой порыв ветра и красные огни задних фар пытались догнать машину размытым светом словно отделившимся от нее. Ночь растиралась по небу. Деревья, которые дышат вместе с нами, которые дают нам жизнь, воздух, эти живые благодетели мрачно стояли как тень среди лунного света и смотря в глубь этих деревьев можно подумать, что ночью лес обретает иной вид неведомый дню. Темная пучина веток с листьями, зелень, которая приобрела ужасный оттенок, крик совы посреди ночи являли миру другие атрибуты леса, и там, где днем мы находим пристанище, ночью оно обретает черты зловещей пасти силящийся поглотить дремлющих своих обитателей.
Сергей, Милена и Фабио шли вдоль дороги. Близился рассвет. Шли они молча, смотря кто куда и думая каждый о своем. Впереди уже выглядывал город, который с каждым шагом словно отдалялся от путников.
Ночью всегда наступает такое мгновение, когда ноги не держат, а глаза слипаются, сознание уподобляется капризному ребенку, а инстинкты подозревают каждого в чем-то плохом и предумышленном. Невольно мысли начинают крутиться по кругу, стремятся в самую глубь, в такой же темный лес как этот только в собственной голове, и лес этот мысленно накрывает мыслителя темнотой и мраком, настилает один мрак на другой. Он точно падает в темный колодец, даже не понимая того, что происходит и разворачивается моментально.
– Город уже виднеется. – Заметил Фабио, а про себя он отметил, что тишину нарушил не только он, но и птицы, которые начали петь свои песни.
Сергей глядел по сторонам и шептался с самим собой. Фабио заметил, каким напряженным было его лицо и догадался что мысли того целиком направлены на Наставника. Возможно, он снова общался с ним или витал в облаках царства грез оставляя свое тело на попечение товарищей. Путь был долгим, но оставалось немного до города, чувствовалось что надвигается сильный ветер и, возможно, дождь, но присутствовало так же то напряжение кое бывает, когда судьба вскоре сделает очередной ход.
– Ты не устала Милли?
Милена ничего не ответила лишь украдкой взглянула на отца и покачала головой.
У кого-то громко замычал живот. Сергей начал пощелкивать пальцами продолжая шептаться с самим собой.
Фабио задумался и отошел глубоко в свои мысли. Ему казалось немыслимым все случившееся. Мысли то и дело уносили его в те края, которые ранее не были ему доступны, они пугали его своей широтой и размахом, так ученный пугается тому, что в итоге открыл для себя и остального мира. Происходящее же тревожило Фабио не меньше, казалось, эта надломленная колонна, которая ранее поддерживала его и не давала ему повода для отчаяния в один прекрасный момент треснула и дала слабину и куда бы он ни повернул свой взор, куда бы ни глянул всюду ему мерещилась засада и от этого он сходил с ума. Легче было сидеть в темнице нежели решать что-либо с неясным умом и в эту пору будучи усталым, голодным и странствующим Фабио в конец загнала в угол неизвестность.
– Я хотел бы обернуть все вспять и повернуть обратно. Кинуться бежать без оглядки, смотря лишь вперед перед собой, не останавливаясь ни перед обрывом, ни перед врагами. Двигаться до тех пор, пока не почувствую жжения в груди, бежать совершенно не предполагая, что же ждет меня в конце пути, ведь недаром бегуны, в конце длинной дистанции, вступая на финальную тропу, когда казалось весь путь уже позади и все уже кончено, спрашивают себя: «а что будет дальше? Что теперь?», бежать не оглядываясь чувствуя, как сознание расширяется вместе со всей вселенной, а тело устает и перестает подчиняться подобно возгордившемуся быку в поле. Передвигать ногами, сменяя виды, погоду, температуру тела, сквозь туман, дожди и грозы, сквозь безмерные поля пшеницы и кукурузы, бежать высунув язык, который просил бы о пощаде, через боль и агонию. Я бы бежал пока в один момент не перешел бы на шаг, а потом все бы закончилось, солнце медленно упало бы за горизонт и растворилось бы в нем оставляя лишь краски на небе, тогда-то я и упал бы на землю подчиняясь непреодолимой силе притяжения. Я посмотрел бы на закат и подобно тому, как солнце закрывается и прячется, пряталось бы и мое солнце в собственных глазах, закрываясь веками. Мое тело завершило бы свой последний путь, и мне не пришлось бы больше задавать себе вопросов: что же дальше, что же после, нет, все бы уже закончилось. Понимаете?
Фабио был удивлен не меньше остальных своими речами. Сергей смотрел на него и рот у него невольно открылся, он был поражен сказанным.
– Быть может тогда все закончилось бы хорошо, быть может, тогда я стал бы счастлив?
– Пап что на тебя нашло? – Милена тревожилась за отца.
– Я и сам не знаю Милли, я и сам не пойму, что же черт возьми происходит. Такое чувство, словно бы душа примкнула к языку и начала говорить, взяла контроль над мыслями и надо всем остальным. Какая-то слащавая горечь подступает к сердцу, голод бьет тревогу, а мы идем нацеленные и устремленные убивать и вершить свое правосудие ради блага будущего и других людей. В то время как сами мы прошли сквозь ад, страдание и нескончаемую боль, которая порой бьет, вынуждая язык говорить без умолку, лишь бы не слышать более этих ужасных мыслей, что как яд пропитывают душу. Чего же ради мы идем туда на верную погибель? Чего ради сражаемся за свободу, которая уже дарована нам? Мы все мечемся, нам нужна власть, нужна месть! Разве там не поджидает нас наша гибель? А даже если и ожидает, мне она не страшна, идите с Сергеем, спасайте свои жизни, я пойду один, пойду и буду сражаться за вас, за людей мне не безразличных. Я устал переживать, пусть лучше меня убьют, быть может, тогда я наконец преодолею свой чертов путь! Тогда-то наконец все закончится! Боль не проходит, еще какие-то минуты назад все было нормально, а теперь я уже не выношу ее криков. Разве не мы сами ей внимаем и прислушиваемся к ней? Я не хочу, не хочу больше слышать ее, я поглотил сполна, и больше нет сил моих глотать эту боль. Я и сам не знаю Милли, не знаю, что же нашло на меня? Когда ты сидишь в клетке изнуренный и избитый, видишь слезы своей дочери, ты не находишь что жизнь коварна, что она несправедлива, что время так долго тянется, что время губит тебя и давит на шею, нет, стоит тебе выйти, стоит обрести свободу как ты поймешь, что добежал, что выбрался из этой пучины страданий, но страдания все равно никуда не делись даже за пределами этого противного места. Я должен радоваться, почему же я не рад?! Черт! Почему я не рад!
Фабио остановился, грудь его начала трястись. Милена и Сергей были потрясены до глубины души, они остановились и не знали, чего ожидать. Фабио сел прямо на траву и начал колотить землю и проклинать то, на чем она стоит. Его трясло от тех чувств что скопились и разом хлынули из него. Милена присела рядом и приобняла отца чувствуя на себе его дрожь. Сергей присел с другой стороны и сделал тоже самое. Фабио закрыл лицо руками.
– Что же черт возьми происходит? Что черт возьми происходит со мной?
Автомобилисты проезжали мимо, пытаясь разглядеть людей, которые сидели на траве в обнимку, иногда даже снижали скорость, но после проезжали дальше, не находя в увиденном ничего предосудительного или выходящего за рамки.
– Тише Фабс, тише, у нас ведь есть время старик, есть время все обдумать. Пойдем, осталось меньше километра до города, вот мы почти дошли, чего уж сдаваться-то? Ну сам посуди. Ну тише ты Фабс. Мы все устали не расстраивай ты нас такими речами, пожалей хоть дочку свою. Ну вставай же идем, мы здесь с тобой, расположимся в отеле и придем в себя, а там гляди и ответ на все придет сам собою, не стоит убиваться, ну ты же знаешь, итак, что нельзя в таком состоянии принимать решений! Перешагни ты сквозь эту хандру, а кто сейчас счастлив-то, мать его? Все наладится вот увидишь, зря что ли мы с тобой? Все люди иногда ломаются, но ведь для этого люди и нужны друг другу чтобы поддержать и помочь… Тьфу! Как заговорил мне и самому тошно… Видишь, что ты делаешь с людьми Фабс? Вот, вот так, вставай, все в порядке.
Они вместе встали и пошли дальше.
–Мы вместе добежим до конца и ничего не говори Фабс, ни единого слова, слушай, слушай эту песнь тишины и внимай ей, поддайся легкомыслию. Не стоит в серьез рассуждать о жизни Фабс. Думаешь мудрецы прожили бы свой век так долго рассуждая и размышляя о жизни? Наставник да пребудет мир над его головой говорил, что сила в простоте, в спокойствии, простота мышления не исключение Фабс. Какая разница, что там будет, хорошо или плохо? Сейчас-то все иначе. Ты не боишься пуль, но иногда стоит побояться собственных мыслей и навязчивый идей, они-то губят гораздо сильнее, медленно и мучительно. Мы рядом, мы есть друг у друга, а остальное пускай идет лесом.
Фабио убрал руку с плеча Сергея, он незаметно вытер лицо рукавом и вернул руку обратно. Так они дошли до самого города.
Фабио чувствовал усталость отчего ему хотелось улечься прямо посреди улицы, где люди беззаботно сновали, то и дело посматривая на них. Наступил момент, когда бегун почти добежал до финиша, но споткнулся и упал. Он встал, но что-то в нем так и осталось в прежней неподвижности, и бегун этот более не был самим собой, что-то щелкнуло в момент после падения и произошел необратимый переворот его мыслей, он возненавидел себя за тот промах, который заставил его потерять равновесие хотя до финиша можно было рукой подать, но стоит ли оно теперь того? Да и ради чего, собственно, бежать далее?
Милена переживала за отца как никто другой, и даже не так как он сам мог бы за себя переживать, она не подавала виду, но в глубоко в душе она беспокоилась и никак не могла избавиться от нависшей взволнованности. Она понимала, что все изменилось, что тех людей, которыми они раньше были, больше нет. Нет того Фабио, и той Милены, она не знала насчет Сергея, так как он всегда отличался безумным нравом, но Милене было горько сознавать, что она изменилась, что стала такой дряхлой и слабой. Так же, как и ее отец она пыталась принять в себе эти перемены, но у нее с трудом это получалось.
Порой перемены нагревают так же неожиданно как враг, затаившийся в лесу, но благодаря переменам человек способен обрести новую жизнь и понять к чему-таки привел тот или иной избранный путь. До чего же болезненны перемены, что скручивают человека в узел и принуждают его меняться! И какого же изумление того, кто замечает в себе внезапную перемену, что приходит, не бросаясь в глаза в одно мгновение или тянется до самого последнего вздоха, куда же подевался человек, которым ранее он являлся? И где же теперь прежний характер и нрав, решимость и мужество? Но перемены не происходят за даром и не являются той болезнью, которая мало к кому приглянется, иные люди готовы на отчаянные действа лишь бы достичь новой жизни и выкроить ее себе собственноручно и самовольно не брезгая своей силой, безнадежно сражаясь до последнего вздоха дабы однажды добиться желаемого, возносясь выше прежнего в невиданный мир, называемый настоящей жизнью.
Город окутывал утренний туман, предвещавшие дождь тучи темнели над ним зловещим оскалом, вороны в подтверждение тому устремились в сторону леса, который некогда миновали трое ныне прибывших в город путника.
Когда Сергею довелось издалека разглядеть дом Наставника лицо его приняло печальное выражение. Он дошел до входных дверей и облокотившись об них спиной он начал медленно опускаться на корточки, словно от навалившегося громоздкого отчаяния ему сталось вдвойне тягостнее.
Фабио тихо подошел к Сергею и положил ему руку на плечо проявляя насколько это было возможно сочувственный жест.
Обтерши глаза, Сергей поднял голову и улыбнулся Фабио, и столько искренности обличал тоскующий Сергей, что казалось, будто впервые за то долгое время, которое им довелось провести плечом к плечу, Сергей выглядел как человек вполне благоразумный и чувствительный и от этого Фабио затосковал лишь сильнее, уж лучше бы Сергей выругался, бился головой об эти двери, уж лучше бы он вел себя как последний идиот, но нет! И оттого горесть проникала в сердце Фабио подбиваемая сочувствием.
После небольшой заминки они начали оглядывать каждый автомобиль походящий или едва отличавшийся от необходимого, но поиски их увы не обвенчались успехом.
– Может все-таки эвакуировали или Совет приметил подозрительное авто? – Спросил Фабио.
– Черта с два! Наша тачка совсем не выделялась, они не могли забрать ее даже будь у них чертова ищейка. – Восклицал Сергей.
– Вот там смотрите! – Сказала Милена и все взглянули в другую сторону, а затем направились к автомобилю, который отдаленно напоминал необходимый.
– Вероятно это именно то, что мы ищем, но у нас нет ключей. – Заметил Фабио.
– Ха-ха, когда же это было проблемой? Ладно черт с ним, прокатит не прокатит, если она не наша съездим к моему знакомому, он торгует всяким барахлом и выручит нас. – Заключил Сергей и ударил автомобиль в стекло локтем правой руки тем самым разбив его вдребезги.
Осколки полетели в салон и посыпались на асфальт. Сергей засунул руку вовнутрь и потянул за ручку открывающую дверь. Автомобиль не издавал ни звука, что свидетельствовало об отсутствии сигнализации, он нажал на кнопку, открывающую багажник, и тот со скрипом приоткрылся.
Фабио и Милена подошли к багажнику, Сергей подоспел позже и радостно хохотнул, и присвистнул, потирая одну ладонь о другую.
– Везет же нам а? – Подпрыгнул Сергей.
Это оказался тот самый автомобиль, с деньгами и оружием.
Всего в пару мгновений они очистили салон от осколков стекла и сели в машину ощущая должное и приятное облегчение ведь вскоре им наконец удастся вдоволь выспаться, наесться и отдохнуть. Перед тем как поехать в отель они решили заехать в бутик за новой одеждой и, хотя Фабио в некотором роде любил те обноски что он носил на себе и не желал расставаться со старой одеждой все же он и был инициатором этой идеи. Ему хотелось увидеть, как Милена порадуется новым нарядам, и он готов был потратить все до последнего гроша ради этого. В конце концов нужно было порядочно приодеться, не забывая о тех правилах приличия, которыми не пренебрегают даже убийцы.
После того как все выбрали себе подходящую одежду они двинулись дальше пока наконец не остановились у одного непримечательного отеля, название которого приходилось на Турецком языке. Маленькие формальности не заняли многого времени, услужливые швейцары были готовы взять на себя транспортировку багажа до номеров, но в этом как ответил им Фабио не было никакой необходимости.
И вот настал тот момент, которого они так долго с нетерпением ждали. Сергей вторгся в свой номер, который был ровно напротив номера Фабио и Милены.
Фабио безмерно утомился и разложив все вещи на полу он улегся в кровать что пугала его своим ярким белоснежным цветом и силилась унести его подальше от мира сего в страну тех самых грез, отдалившихся от него, казалось на многие годы. Наконец даже он в какой-то степени нашел отдохновение для своего изувеченного тела и поддавшись грузу воспоминаний и принимая их за отрывочные сны он глубоко погрузился в эту глубокую яму коварно его настигнувшую.
Фабио вспоминал боль и припоминал те несчастья, которые отошли от него и казались полузабытым сном, но какими бы далекими ни были те обноски что зовутся памятью, они все же имели свое существенное влияние, воздымающее древние, давно угасшие чувства что из пепла вновь обращались в огонь. Порой даже сама реальность не в силах расшатать колонну благоразумия так запросто как это делают воспоминания.
После ванных процедур Сергей, не дожидаясь пока высохнут его волосы решительно спустился на первый этаж отеля в поисках бара и выпивки. Несколько позже Сергей очутился в неприметной темной комнатке, в которой курили, играли в бильярд и выпивали. Он тут же сел за барную стойку минуя угрюмые лица и интересующиеся взгляды и сказал:
– Водки, старина бармен.
– Ты здесь впервой, не так ли? – Спросил Бармен, это был короткостриженый седой мужчина средних лет, который выглядел молодо несмотря на седину.
– Так точно! – Ответил Сергей, запрокидывая рюмку прямо в рот. – Не повторишь старина? – Спросил он после паузы.
– Вид у тебя измученный дружок.
– Пришлось пройти через кучу дерьма, чтобы в итоге оказаться здесь и опрокинуть пару рюмок, понимаешь мой друг?
– Для кого ж я работаю, как не ради таких бедолаг?
Сергей выпил вторую и сказал:
– Нет, нет, я вовсе не бедолага, знал бы ты откуда я, вовсе не считал бы меня таковым, но история слишком длинная вышла, да и вовсе не для таких мест, поминаешь, о чем я? После такого и непьющий запьет, и тот, кто завязал и тот, кто вовсе глотка не пробовал. Водка вот она наша спасительница, а? Ха-ха, смешно правда? Ни черта подобного, все это ни капли не смешно, все это пропахло керосином, чертова жизнь с ее подвохами, ха-ха, вот что я мать его нахожу смешным, да, прямо в яблочко, как считаешь? Ты небось таких как я видывал не мало, этих рассказчиков лихих лишь в своих россказнях, да, так оно и есть, вижу ведь, глаза не лгут, чего нам эта водка раз мы такие умные нашлись, надо ведь и рот чем-то занять, иначе нас попросту пристрелят за длинный язык. Я смотрю ты в этом разбираешься не так ли приятель? А бармен? Я уверен, куда же еще податься бедолагам как ни к тебе, врач такое не пропишет, он нас мигом отправит куда подальше, я думаю ты догадываешься куда, а тебе, возможно, и рассказывать ничего не придется ты и так все поймешь. Бармен, ты наш психолог, мы тебе рассказываем то дерьмо, которое с нами случается, ты здесь наш лекарь, лекарь наших душ и сердец, но нет уж, сегодня я не собираюсь тебе поведывать свою историю, тебе и не нужно ничего рассказывать, я думаю ты лучше меня сознаешь, что там черт возьми со мной произошло. Да приятель, я не сомневаюсь в этом.
После шестой рюмки Сергей, пошатываясь направился прямиком к своему номеру. Сергею никак не удавалось засунуть ключ в отверстие замка, но после того, как он побранился ключ все-таки вошел. Стоило ему взяться за дверную ручку и открыть дверь как он зацепился за нее и повалился наземь.
– Знаю, знаю, не надо, остынь, прости меня Наставник мой, прости, да знаю, знаю, черт!
Он закрыл дверь пнув ее ногой и совсем забыл про ключ, который торчал с другой стороны. Дверь закрылась, и он медленно пополз к кровати неизменно шатаясь и объясняясь с Наставником пока в одно мгновение он не снял ботинки и не улегся в постель, но и здесь ему пришлось нелегко, поворачиваясь и извиваясь из одной стороны в другую он никак не мог найти удобного положения, так он и уснул, совсем внезапно повернувшись к стене.
