Ирма Гринёва
Сегодня, а ещё лучше – вчера! Свадебный хоровод Созвездий
11
– Мама, он убьёт его!
С такими словами Палома ворвалась в библиотеку.
– Кто кого убьёт? – поинтересовалась Мэрисела, не отрываясь от чтения.
– Папа Кайонэ… Папа может убить принца Кайонэ, – уточнила Палома.
Мэрисела оторвала взгляд от книги и прислушалась к рёву Дракона, который просачивался даже через толстые каменные стены замка.
– Вполне возможно, – бесстрастно констатировала она и опять вернулась к чтению.
– Мама! – вскричала Палома, – Как ты можешь так равнодушно говорить?! Что такого сделал Кайонэ?! Он позвал меня замуж, я ему отказала – за это не убивают!!!
– Прекрати, пожалуйста, истерику! – холодно сказала Мэрисела, с досадой закрывая и откладывая в сторону книгу, – Дело не в том, что он посмел свататься к тебе, а в том, что он сделал до того, из-за чего ты ему отказала.
– До этого, мамочка, мы с ним обеспечили победу над нашим злейшим врагом! И вот благодарность?!?
– И чем же вы обеспечили эту самую победу, Палома? – вкрадчиво спросила Мэрисела.
Палома смутилась и замолчала – разговор вступал на скользкую почву.
– Мы организовали хоровод Созвездий, – начала она, – встали напротив друг друга и лишили Биаджино магической силы.
– Чтобы так жёстко выпотрошить мага, не достаточно просто «встать напротив друг друга». И ты это прекрасно знаешь. А, если это знаешь ты – в свои четырнадцать лет, то, значит, не являешься той наивной дурочкой, которую сейчас пытаешься изобразить. Или ты нас с отцом считаешь дураками?
Палома побледнела. Пришло время отвечать за свои поступки, – поняла она и решилась:
– Да, мы прошли часть древнего свадебного ритуала, чтобы стать парой. И, если я считаюсь достаточно взрослой, чтобы выйти замуж в четырнадцать лет, разве этого не достаточно для принятия взрослого решения, от которого зависит судьба всего нашего мира?
«И что у нас за судьба с дочкой такая, – подумала Мэрисела, – принимать на себя груз решения мировых проблем?»
– Ты, конечно, уже взрослая, но принц Кайонэ старше, опытнее, мудрее. Он должен был объяснить тебе избыточность такого шага, предупредить о последствиях. А он подло воспользовался ситуацией. И, значит, должен понести наказание!
– Да ничего такого! – темпераментно воскликнула Палома, – Свадебный ритуал мы до конца не прошли и, следовательно, никаких обязательств друг перед другом у нас нет. И вообще, в наше время необязательно блюсти девственность до свадьбы. Это пережиток прошлого! – попыталась Палома повторить аргументы, которые использовала для Кайонэ.
– Ах, вот как вы, значит, рассуждали? Для тебя, возможно, это и аргумент. Но принц Кайонэ принадлежит другому поколению. Моему, папину. И тогда его вина ещё страшнее, чем мы думали. И я с места не сдвинусь, чтобы остановить отца, – гневно закончила Мэрисела и потянулась к книге, демонстрируя, что разговор закончен.
– Нет, мама, нет! Он отказывался! Предупреждал! Это я настояла!
– С тобой всё понятно – ты всегда была упрямицей! Вбила себе в голову ответственность за судьбу мира, решила поиграть в героиню, но он то? Зачем пошёл на такой шаг, если между вами нет любви? Ведь, если бы ты его любила, то не отвергла бы его руку и сердце! Я с ужасом думаю о том, как он вёл себя с тобой во время близости, если ты так холодна была с ним потом.
– Нет! Ничего такого не было! Он был нежен со мной!
– А за что же он тогда чувствует свою вину? Уходя с Дрэго, он не пытался сопротивляться. Даже сказал, что ты будешь рада стать вдовой, не побывав женой.
Палома вздрогнула, услышав свои собственные слова, произнесённые из-за уязвлённой гордости, разрыдалась и бухнулась перед матерью на колени:
– Мамочка! Молю тебя! Спаси Кайонэ! Я люблю его!… Это всё моё самолюбие!.. Я думала, что он тоже меня любит… А он не любит… Поэтому отказала…
Мэрисела подняла вверх заплаканное лицо дочери (ах, как ей хотелось обнять её, прижать к себе, успокоить дурочку! Но надо было довести урок до конца. Иначе она, со своим характером, ещё может кучу дров наломать) и строго сказала:
– А ты подумала о том, что в тебе уже, возможно, зародилась новая жизнь? И она ждать не будет, пока её родители будут ходить вокруг да около, разбираясь в своих отношениях!
– Ой! – только и смогла сказать Палома.
Конечно, она об этом не думала. Мэрисела, убедившись, что до дочери, наконец, что называется, дошло, решительно поднялась и сказала:
– Надеюсь, что я не опоздаю!
И с этими словами покинула Палому, которой оставалось только метаться душой от отчаяния к надежде и обратно.
12
– Наконец-то, – проворчал вернувшийся в облик человека Дрэго, когда Мэрисела-Фламинго плавно опустилась на каменный пол пещеры, – я уже охрип!
Принц Кайонэ никак не отреагировал на появление королевы. Как застыл в позе божка, после того, как Дракон сбросил его в пещере, так и продолжал сидеть. Ему вообще не нравилось то представление, которое устроили родители Паломы. Он бы предпочёл сам разобраться со своей любовью. Но Кайонэ был в гостях, Паломе он ещё был никто, и ему пришлось смиренно ждать, чем всё это закончится…
…Когда Палома вышла, с нарочитой холодностью отказавшись от предложения руки и сердца принца Кайонэ, в зале повисло гнетущее молчание. Первым его нарушила Мэрисела:
– Вы любите нашу дочь, принц Кайонэ?
– Да!
– Свадебный ритуал был пройден до конца?
– Нет!
– Кто был его инициатором?
Молчание.
Три коротких вопроса. Три, ещё более коротких, ответа. Молчание ведь тоже ответ. Взять вину на себя, Кайонэ не позволяла честь мужчины из рода Кенджи, никогда не запятнавших своё имя ложью. Возложить ответственность на девочку – покрыть себя ещё большим позором.
Родителям Паломы, конечно, хотелось бы получить более развёрнутые ответы. Хотелось бы услышать, что Кайонэ никогда бы не посмел дотронуться до их дочери, если бы не любил. Что готов сделать всё, чтобы она была счастлива. Что будет добиваться от неё согласия на брак, сколько бы на это ни потребовалось времени. Хоть всю жизнь! Но последнее не устаивало королевскую чету, а с остальным и так всё было ясно.
Дрэго ударил кулаком по столу, и принц Кайонэ опять оказался в когтях Дракона. Третий раз! И уже второй из-за Паломы. Только на этот раз Дракон перенёс Кайонэ в пещеру не столь бережно. Его когти нанесли телу принца глубокие раны. Но что человеку физическая боль по сравнению с муками душевными? Ничто! Так считал и Дрэго, который, увидев кровь, проступившую сквозь одежду Кайонэ, сказал:
– Шрамы украшают мужчину! А женщин делают сговорчивее! – и обернулся Драконом.
Драконом, который тут же оставил в покое усевшегося на пол принца, зарычал и затопал лапами. И продолжал буйствовать, пока в пещеру не впорхнула Мэрисела в облике Фламинго…
Спускаться с горы на шее Дракона принц Кайонэ отказался, предпочтя долгий спуск вниз по тропинке. Мэрисела и Дрэго не стали его останавливать, понимая, что принцу необходимо было остаться наедине с собой. А ему, действительно, было над чем подумать – над последними словами Мэриселы. О том, что счастье не возможно без доверия. Чтобы завоевать доверие Паломы, надо не только убедить её в своей любви поступками, но и чтобы она услышала о любви, воочию увидела её.
Для Кайонэ, как и для любого мужчины, проще было что-то сделать, чем сказать. Сказать о любви своими словами было трудно, но возможно. Хотя, как для мужчины с Востока, и не понятно – зачем? Зачем, если можно сказать словами поэта? Вот так:
Схоже сердце мое
с глубокою зимней рекою -
сверху корочка льда,
а под нею, не замерзая,
бесконечно любовь струится.
Пусть мое сердце
От тоски разорвётся на части,
На сотни частей —
Ни в одной, даже самой ничтожной,
Любовь к тебе не угаснет.23
Или вот так:
Так было трудно мне, и так душой устал,
Что в тягость был мне мир пустой и бренный.
Но появилась ты –
И он желанным стал.
И жалко мне расстаться со вселенной.
О, пожалей! Хочу участья твоего!
Хочу, чтобы любовью сердце билось!
Пойми
Тоску и горести того,
Кто может лишь рассчитывать на милость!24
А вот раскрыться, обнажить душу, отдать в руки любимой сердце, для мага, привыкшего к глухой обороне, сросшегося со своей непроницаемостью, было равносильно мученической смерти, когда с живого сдирают кожу. Ведь даже с отцом, которого Кайонэ безгранично любил, они не переступали некий круг личностного пространства, уважая право друг друга на внутреннюю, скрытую ото всех, жизнь.
Когда Кайонэ вышел из пещеры, Дрэго подошёл вплотную к Мэриселе и, заглядывая в её изумрудные глаза, спросил:
– Для женщины, действительно, так важно услышать о любви?
– Конечно! – удивилась вопросу Мэрисела.
– Значит, если бы тогда, здесь, я бы не сказал тебе о любви, у нас бы ничего не было?
– Конечно! – повторилась Мэрисела, – Или случилось бы, но гораздо позже. Но тогда бы не родилась Палома, зачатая в нашу чудесную первую ночь любви. Здесь, в пещере.
– Тогда я буду говорить тебе о любви каждый день, моя обожаемая жена. И начну прямо сейчас! Я люблю тебя! Люблю! Всем сердцем! Всей душой! Всем телом!..
В замок Кайонэ вернулся первым. А своих родителей Паломе пришлось ждать до утра.
23 – Идзуми Сикибу в переводе Соколовой-Делюсиной
24 – Сайге-хоси
13
В карете, увозящей Палому всё дальше от родного замка, она так погрузилась в свои переживания, что не обращала никакого внимания на своего новоиспечённого мужа. Паломе было так страшно, так страшно! Старшее, чем когда она испугалась, что реально может оказаться женой Биаджино. Ключевым здесь было слово «может», в отличие от того, каким описывалось её положение сейчас – «стала».
Палома никогда до этого не покидала стены дома (а домом она считала не только замок в Серпентии, но и в Фейэрии тоже). А теперь ей предстояло проехать полмира, чтобы очутиться в чужой стране. С другим климатом, с чуждыми традициями, с огромным количеством незнакомых людей, с новыми обязанностями и обязательствами. И единственной щепочкой, за которую она могла ухватиться, чтобы спастись в безбрежности бушующего океана, был её муж – Кайонэ. Её любимый, в любви к которому она уже сомневалась. Но не сомневалась в отсутствии его любви к ней.
Палома понимала родителей, заставивших их с Кайонэ завершить древний свадебный обряд. Она и сама вскоре станет матерью. После слов мамы о ребёнке, Палома так остро почувствовала в себе горящую горошинку новой жизни, что уже наверняка знала – у неё будет сын. И здесь ключевым словом было «у неё», а не «у нас».
Палома прислушалась к сыну в себе и озадачилась вопросом – под каким Созвездием ему суждено родиться? Отсчитать 9 месяцев было не сложно, тем более, когда знаешь не только месяц, но и точную дату зачатия (многим ли так везёт в жизни?). А вот вспомнить какие там Созвездия будут главенствовать в феврале, кроме зодиакального Водолея, у Паломы не получалось. И она, по устоявшейся привычке, рванулась задать вопрос Кайонэ. Но слова так и не успели слететь с её губ, поскольку взгляд её остановился на облике Саламандры, пылающем в его сердце.
Палома знала в кого трансформируется Кайонэ, родившийся под созвездием Ящерицы. Она видела его воочию Саламандрой, пожирающей огонь. Но он ни разу не раскрывался перед ней, чтобы она могла разглядеть его суть.
Кайонэ уже три часа пути сидел напротив Паломы, распахнув настежь свою душу и сердце. Это было больно. Очень больно. Но он держался. И только, когда любимая подняла на него свой ошеломлённый взгляд, заговорил.
Сначала слова давались Кайонэ с трудом. Но по мере того как он говорил, доставая слова из самой глубины своего сердца, речь его становилась всё пламеннее, как у человека, охваченного истинной страстью. Кайонэ признался Паломе, что не может назвать определённый час или место, когда в нём зародилась любовь. Это росло в нём так постепенно. Может быть, это случилось на её балу, когда он радовался, что она отказывает принцам одному за другим. Может быть, когда она налетела на него хищным голубем, сверкая черными зрачками глаз с красным ободком и требуя объясниться. Может быть ещё раньше, год назад, во время их конной прогулки. Одно он знает точно – никакие проблемы мира не подвигли бы его прикоснуться к ней, если бы в нём уже не пылала любовь к ней. И ещё – он верил тогда, что и она испытывает к нему такое же чувство. Но… если он ошибся, и её отношение к нему изменилось, ей достаточно сказать лишь одно слово, и он больше не заговорит о своей любви никогда. Он обязательно найдёт способ избавить её от участи жить с нелюбимым мужем, не затронув при этом её честь и не уронив свою.
По мере рассказа Кайонэ о том, как много она для него значит, как растёт день ото дня его привязанность к ней, как она становится для него всё дороже и дороже, с души и сердца Паломы слетала защитная корка, образованная обидой, недопониманием, недоразумениями. Она возвращалась к себе прежней – влюблённой, любящей, беззаботной, счастливой. Любимой, а потому уверенной в себе и в своём будущем.
Задать вопрос о Созвездии их сына удалось не сразу…
Кайонэ не только распахнул настежь перед Паломой свою душу и сердце, но и обнажил тело, развязав одним движением руки пояс, а вторым распахнув полы своего халата. Палома невольно отметила про себя преимущество в этом смысле восточной одежды перед западной – первый плюс своей новой родины.
Сначала взгляд Паломы упёрся в глубокие красные борозды, пересекающие прекрасное глянцевое без единого волоска тело мужа. Она ужаснулась – ведь эти шрамы он получил из-за неё! И Палома бросилась ласкать и целовать их, пытаясь одновременно и унять боль, которую ранения доставляют Кайонэ, и вымолить за них прощение. И только спустившись от его губ вниз, став перед ним на колени, она увидела, сколь страстно он желает её.
Кайонэ познал свою жену от сладостного провала, скрывающегося за сахарными губами, до холмиков груди. От груди до полыхающей огнём пещерки в районе бёдер. От бедер до кончиков пальцев ног.
Палома открыла для себя, что заниматься с мужем любовью сладостно не только на кровати, будь то супружеская спальня или тюремные застенки, но и в карете тоже. Возможно, найдётся ещё не одно такое же место? Определённо, замужество уже начинало ей нравиться. Страх перед будущим исчез окончательно и бесповоротно!
…Только после удовлетворения их обоюдной страсти, супруги смогли обсудить Созвездия, под которыми может родиться их малыш.
Цефей Паломе категорически не понравился. Ну, в самом деле, что это? Это о чём? Какие магические способности он мог дать сыну? Или Южная рыба? Потомок Дракона и огненной Саламандры – и, вдруг, хладнокровная рыба? Ну, нет!
Выбор между Малым конём и Пегасом, безусловно, пал на Пегаса. И, таким образом, в сухом остатке остались Водолей и Пегас. Водолей нравился Паломе своей водной стихией, способной усмирить огонь дедушки и отца. А Пегас привлекал возможностью полёта, как бы доставшейся в наследство от бабушки и неё, матери.
Уверенность Паломы в возможности самой выбрать Созвездие для сына была так наивна, так трогательна. И в то же время… Пока всё, что ни задумывала эта девочка, она смело брала осуществление в свои руки и у неё получалось! Касалось ли это её личных планов – выйти замуж за любимого наставника, или проблем мирового масштаба – справиться со злом в лице Биаджино с помощью хоровода Созвездий. Разве что, её мечта стать Драконом не осуществилась. Да и то – только потому, что она сама от неё отказалась.
июль 2020
