Игорь Юрьевич Додонов
Советская микробиология: на страже здоровья народа. История советской микробиологической науки в биографиях некоторых её представителей
Ещё три года Копровский работал, добиваясь стойкой аттенуации всех трёх типов вируса. Проверял и перепроверял результаты. В 1954 году вакцину ввели ещё одной небольшой группе детей. И опять всё было хорошо.
Однако к тому времени в США уже проводилась широкая экспериментальная вакцинация препаратом Солка. Результаты были великолепны. И на их фоне связываться с живой вакциной Копровского – Кокса никто не хотел. Зачем? Инактивированная вакцина надёжней, ведь вирусы в ней убиты. А в живой вакцине они лишь ослаблены. Кто поручится, что они не восстановят свою вирулентность и не станут заражать детей вместо того, чтобы их защищать? Словом, от добра добра не ищут. Проводить широкие испытания живой вакцины, подобные широким испытаниям инактивированной вакцины Солка, в США никто не хотел. Выявившиеся позже проблемы с убитой вакциной отношения к живой вакцине, как это ни странно, не поменяли. А тут ещё события в Ирландии…
Ирландский профессор-микробиолог Дик, энтузиаст живой противополиомиелитной вакцины, добился разрешения ирландских властей на испытание вакцины Копровского – Кокса у себя в стране.
Как и положено, Дик сначала провёл испытания на себе, затем были подключены добровольцы-сотрудники, затем – члены семьи Дика, затем – несколько сот добровольцев из числа студентов-медиков. Всё шло великолепно: антитела в крови испытуемых вырабатывались, их кишечник приобретал устойчивость к полиовирусу, осложнений не было. Но в ходе работы с одной из групп студентов вдруг обнаружилось, что вирус, который выделялся из кишечника испытуемых стал сильно отличаться от вакцинного вируса. Что могли значить эти изменения? Выделенный штамм был испытан на обезьянах, и оказалось, что он разрушает нервную ткань животных и вызывает параличи.
Аттенуация вакцинных штаммов, несмотря на многолетнюю работу и множественные испытания, оказалась непрочной! Вирусы полиомиелита, используемые для создания живой вакцины, единомоментно, в данном конкретном случае, восстановили свою вирулентность. А следовательно, они могли это проделать и снова.
Испытания в Ирландии тут же свернули. Естественно, это стало известно в США. На живой вакцине Копровского – Кокса «поставили большой жирный крест». Копровский вынужден был покинуть фирму «Ледерле». Кокс остался, но официальные работы по живой вакцине фирма свернула, так что учёный продолжал работу над аттенуацией вакцинных штаммов в инициативном порядке (т.е. за свои деньги, в свободное от работы время).
Ни Копровский на новом месте работы (в Вистаровском институте), ни Кокс удовлетворительных результатов, в итоге, так и не получили – их вакцинные штаммы периодически «взбрыкивали» и восстанавливали свою вирулентность. Однако обязательно нужно отметить, что ни у кого из взрослых и детей, получивших вакцину Копровского – Кокса, случаев развития паралича от её применения не случилось. Все они были иммунизированны и естественным путём полиомиелитом также не заразились. Во всех случаях её применения вакцина сработала, дала ожидаемый эффект. Но при этом она была потенциально опасной: никто не мог поручиться, что в случае дальнейшего её применения вакцина не вызовет паралича у прививаемого человека.
Неудача Копровского и Кокса рикошетом ударила по другому энтузиасту живой противополиомиелитной вакцины – Альберту Сэбину, профессору микробиологии университета в городе Цинциннати.
Сэбин начал свою работу над живой вакциной много позже Кокса и Копровского. Если последние «по старинке» использовали для получения колоний полиовирусов куриный эмбрион (от этой методики они так и не отошли в своих разработках), то первый с самого начала (подобно Солку) применил более прогрессивную методику тканевых культур. К 1955 году ему удалось добиться стойкой аттенуации всех трёх типов вируса полиомиелита и изготовить вакцину, которую он испытал сначала на себе, а затем на двух своих маленьких дочерях.
Поскольку результаты оказались отличными, Сэбин в 1956 году даже провёл иммунизацию группы из 133 детей и взрослых, разумеется, получив на это разрешение властей. В этой группе вакцина также сработала без сучка без задоринки.
Т.е. в 1956 году Сэбин, начавший работать над вакциной спустя несколько лет после того, как эту работу начали Кокс и Копровский, выровнялся с ними по результатам. Но здесь случилось «ирландское фиаско» вакцины Кокса – Копровского, и это разом закрыло все перспективы для Сэбина: более широкие испытательные вакцинации его живой вакцины стали невозможны, денег на дальнейшие разработки не давали. Как ни бился учёный, как ни доказывал свою правоту, демонстрируя великолепные результаты прививки живой вакциной (в том числе и у своих детей), всё было тщетно. И власти США, и общественное мнение были настроены против применения живой вакцины, считая её потенциально опасной.
Эти страхи искусно подогревались фармацевтическими компаниями, занимавшимися выпуском инактивированной вакцины. Фирмы делали на препарате Солка хорошую прибыль, конкурирующий препарат им был попросту не нужен. Они позаботились о том, чтобы пресса, радио, зарождающееся телевидение, киножурналы вовсю рекламировали достоинства убитой вакцины (хотя её минусы были на тот момент уже прекрасно известны) и стращали людей недостатками вакцины живой. Американцы, как известно, чрезвычайно восприимчивы к рекламе. Поэтому даже в среде учёных и врачей предубеждение против живой полиомиелитной вакцины было сильнейшее. Чего уж говорить об остальных обывателях далёких от медицины и микробиологической науки?
Итогом сложившейся ситуации стало решение Сэбина передать свои штаммы для дальнейшей работы советским учёным.
Но обо всём по порядку.
* * *
Итак, в начале 50-х годов вирус полиомиелита «подобрался» к границам СССР и «пересёк» их.
Точнее сказать, отдельные, спорадические случаи заболевания отмечались в нашей стране ещё с конца 40-х годов. И количество спорадических случаев год от года нарастало. В 1950 году суммарно в различных концах страны было зарегистрировано 2 500 случаев заболевания [20; 4]. Это уже очень много.
В 1952 году случилась первая эпидемическая вспышка. Затем они стали повторяться ежегодно – 1953, 1954, 1955 годы.
Наиболее неблагополучная эпидемиологическая ситуация по полиомиелиту сложилась в западных районах СССР: Прибалтийские республики, Украина, Белоруссия, Псковская и Новгородская области РСФСР, Москва и Ленинград.
Советское правительство было чрезвычайно обеспокоено складывавшимся положением. Было принято решение с целью борьбы с заболеванием создать Институт полиомиелита.
И вот в 1955 году про М.П. Чумакова, признанного в нашей стране специалиста по нейровирусам, «вспомнили» на «самом верху»: Михаил Петрович был вызван в ЦК КПСС. Здесь ему сообщили, что ему поручается создать профильный институт для изучения полиомиелита и борьбы с эти страшным заболеванием. Также М.П. Чумакова поставили в известность, что он восстанавливается в партии, и вручили ему «чистый» партбилет, т.е. без выговора 1952 года. Однако учёный настоял, чтобы выговор туда вписали, и всю последующую жизнь гордился им, как наградой.
Михаил Петрович приступил к созданию Института полиомиелита. Причём, по сути, он имел карт-бланш со стороны руководства страны. Партийные и советские органы оказывали ему всяческое содействие. Работы курировал сам А. Микоян, в сфере деятельности которого находилась медицина и связанная с ней наука.
В 1955 году Институт полиомиелита начал свою работу. М.П. Чумаков стал его директором.
Но не стоит думать, что советские учёные приступили к изучению полиомиелита и поиску путей борьбы с ним только в 1955 году. Нет. За десять лет до этого – полиовирус попал в поле зрения наших исследователей в 1945 году. В то время уже вполне обозначилась мировая тенденция значительного роста этого заболевания, обретения им эпидемического характера.
Изучение вируса полиомиелита в 1945 году началось в отделе вирусных нейроинфекций института неврологии АМН СССР. Возглавлял этот отдел Михаил Петрович Чумаков, а непосредственную работу по полиовирусу вела группа учёных под руководством Марины Константиновны Ворошиловой, супруги Михаила Петровича. Уже в этом же году М.К. Ворошиловой был выделен штамм полиовируса. Однако исследовательница в ходе этих работ заразилась паралитической формой заболевания. Полиомиелит «ударил» по ногам. На удачу (если можно употребить подобное выражение в данном случае), паралич ног оказался не полным, но всю оставшуюся жизнь Марина Константиновна ходила с трудом, даже использовала для ходьбы трость.
В начале 50-х годов отдел вирусных нейроинфекций Института вирусологии им. Д.И. Ивановского, директором которого тогда был М.П. Чумаков, преобразуют в лабораторию полиомиелита и эндемических лихорадок. Т.е. исследования полиовируса в СССР шли по нарастающей, ибо росла, принимая всё больший масштаб, угроза этого заболевания для страны.
Безусловно, советские учёные значительно отставали в данном вопросе от своих американских коллег. Объясняется это вовсе не недостатками советского строя (социалистической системы), как утверждают ряд «демократически» настроенных авторов. Европейские учёные отставали от американцев не меньше. Просто приступили к «плотному» изучению полиомиелита в СССР практически на четверть века позже, чем в Америке, т.к. до конца 40-х годов ХХ века это заболевание проблемы для страны не представляло. У молодого Советского государства стояла задача справиться с реальными эпидемическими угрозами, доставшимися ему в наследство ещё от царской России и чрезвычайно обострившимися в результате гражданской войны. Тиф всех видов, холера, оспа, чума, дифтерия – вот с чем приходилось бороться советским учёным и медикам в первое десятилетие существования Советской власти. И к началу 30-х годов выстроенная в СССР система здравоохранения, система научных учреждений соответствующего профиля, самоотверженный труд учёных и врачей, опиравшихся на эти системы, позволили ликвидировать в стране эпидемии как постоянное явление, присущее царской России. Возникавшие отдельные эпидемические вспышки (как, например, чума в Гадруте (Нагорный Карабах, Азербайджан) в 1930 году) быстро и эффективно гасились. Успешно отражали советские микробиологи и новые возникающие угрозы. Достаточно вспомнить борьбу с клещевым энцефалитом, Крымской и Омской геморрагическими лихорадками.
Всё это говорим, с одной стороны, для того, чтобы показать высочайший уровень профессионализма советских учёных-микробиологов (для опровержения тезиса записных «демократов» о недостаточности подготовки советских специалистов из-за пороков социалистической государственной системы и отсталости отечественной науки как таковой), с другой, – чтобы показать подлинную заботу Советского государства о здоровье народа (опять же к «демократическому» тезису о пороках социализма), и, наконец, с третьей стороны, – чтобы продемонстрировать огромную занятость советских учёных-микробиологов насущными проблемами, решением актуальнейших задач. Последнее попросту не давало возможности заниматься некими в какой-то степени теоретическими вопросами, каковым являлся редчайший в нашей стране до конца 40-х годов полиомиелит.
Но как только проблема полиомиелита обозначилась, стала реальностью и угрозой для населения страны, знания и навыки наших учёных, весь потенциал системы здравоохранения были брошены на борьбу с этим заболеванием, и естественно возникшее отставание в его изучении было быстро ликвидировано.
Конечно, есть основания говорить, что «опала», обрушившаяся на М.П. Чумакова в 1953 – 1955 годах, затормозила работы по теме полиомиелита. Должность директора института, в котором имеется специализирующаяся на проблеме крупная лаборатория, давала куда как большие возможности в разработке темы, чем скромная должность завлаба в Институте неврологии, которую Михаил Петрович занимал около трёх лет.
Но надо иметь в виду, что ни он, ни М.К. Ворошилова своих работ по изучению полиомиелита в этот период не прекращали.
Сверх того, в начале 50-х годов другой научный коллектив занялся исследованиями полиовируса и добился в данных исследованиях значительных успехов. Речь идёт о группе вирусологов отдела вирусологии Ленинградского института экспериментальной медицины АМН СССР под руководством Анатолия Александровича Смородинцева. К 1956 году вирусологи Ленинградского ИЭМ уже разрабатывали живую противополиомиелитную вакцину. Правда, не удавалось пока добиться стойкой аттенуации штаммов полиовируса.
Словом, к моменту поездки М.П. Чумакова совместно с А.А. Смородинцевым и М.К. Ворошиловой в США и Канаду в 1956 году для ознакомления с работами, ведущимися в этих странах в области изучения и борьбы с полиомиелитом, научный «задел» в этом вопросе у них был немалый. И напрасно некоторые «демоправдюки» пытаются утверждать обратное, заявляя чуть ли о «нулевом уровне» наших специалистов.
Надо заметить, что поездка М.П. Чумакова, А.А Смородинцева и М.К. Ворошиловой в 1956 году в Америку была поистине уникальным и выдающимся событием. Несмотря на острейшие противоречия между СССР и США в данный период, политики двух стран, осознавая угрозу, которую несёт всему миру полиомиелит, смогли прийти к соглашению о сотрудничестве своих учёных в области борьбы с заболеванием. Учёные же, и советские, и американские, проявили лучшие свои качества, на деле показав, что наука должна служить благу всего человечества.
Советская научная делегация была допущена к самому широкому ознакомлению с работой вирусологических научных центров, институтов и производственных фирм, занимавшихся изучением полиомиелита и выпуском или разработкой различных противополиомиелитных вакцин.
Состоялись плодотворные встречи с виднейшими американскими учёными-вирусологами: Д. Солком, Р. Мюрреем, А. Сэбином, Т. Фрэнсисом и некоторыми другими. Американцы охотно демонстрировали результаты своих исследований советским коллегам, показывали работу лабораторий, знакомили с методическими рекомендациями, технологическими инструкциями, описаниями методов контроля вакцин.
Солк в Питтсбурге передал нашим вирусологам подробное описание технологии изготовления своей инактивированной вакцины.
Особенно заинтересовали М.П. Чумакова и А.А. Смородинцева работы А. Сэбина в университете Цинциннати. Михаил Петрович и Анатолий Александрович были вполне согласны с Сэбином, что живая вакцина представляет более эффективное средство борьбы с полиомиелитом, которое, к тому же, позволит окончательно победить эту болезнь. Они проинформировали американского учёного о своих работах над живой вакциной. Выяснилось, что Сэбин достиг больших результатов в аттенуации вирусных штаммов. В то же время Сэбин пожаловался советским коллегам, что, несмотря на достигнутые им результаты, в США его исследования практически зашли в тупик, не могут быть продолжены из-за отрицательного отношения, существующего в стране к живой противополиомиелитной вакцине. Вне всякого сомнения, что идея о передаче своих штаммов советским специалистам родилась у Сэбина уже тогда (если не раньше).
У Михаила Петровича сложились не только хорошие профессиональные, но и дружеские отношения с Альберотом Сэбином. Позже Сэбин вспоминал:
«Сотрудничество между советскими учёными и мной началось в 1956 году, и самым важным коллегой был пофессор Чумаков. Он пытался сделать из меня коммуниста после часов, когда мы пили водку и поглощали большое количество икры. Ему это не удалось, как не удалось и мне изменить его. Но это не помешало нам работать вместе с взаимным уважением и дружбой в победе над общим врагом, называемым полиомиелитом» [51; 2].
В литературе можно встретить разные версии, каким образом А. Сэбин передал свои аттенуированные штаммы советским учёным. В одних публикациях утверждается, что штаммы были подарены Сэбином М.П. Чумакову уже прямо в Америке, и наша делегация при возвращении привезла их с собой в чемоданах.
Другие авторы пишут, что посылка от Сэбина, в которой в специальных термосах находились ослабленные штаммы полиовируса, прибыла в СССР вскоре после возвращения нашей делегации из Штатов. Причём прибыла она в Ленинград, в ИЭМ, профессору А.А. Смородинцеву.
Как бы там ни было, но работу над живой противополиомиелитной вакциной действительно первоначально вёл коллектив под руководством А.А. Смородинцева.
М.П. Чумаков и руководимый им Институт полиомиелита сосредоточились на освоении технологии и внедрении инактивированной вакцины Солка. Уже в 1957 году Институт полиомиелита наладил выпуск ИПВ, началось её использование в эндемических районах. В 1958 году выпуск этой вакцины достиг 8 миллионов доз. «Пожарные» меры против полиомиелита были приняты.
После этого институт М.П. Чумакова присоединился к работе над живой вакциной.
За 1956 – 1957 гг. отдел вирусологии Ленинградского института экспериментальной медицины под руководством А.А. Смородинцева провёл огромную работу по созданию живой вакцины и доказательству её безвредности. Не всё шло гладко. Так, было установлено, что штаммы Сэбина ещё недостаточно ослаблены и могут восстанавливать свою вирулентность. Пришлось их «доводить» до нужной степени аттенуации. После этого были изготовлены экспериментальные партии живой вакцины.
«Доведённые» А.А. Смородинцевым штаммы Сэбина были подвергнуты тщательным лабораторным исследованиям в Институте полиомиелита в Москве.
Первоначальные испытания вакцины А.А. Смородинцев и М.П. Чумаков проводили на себе. К ним присоединились добровольцы из состава научных коллективов Ленинградского ИЭМ и Института полиомиелита.
Живая вакцина (ОПВ) демонстрировала эффективность и безопасность.
Но требовалось провести вакцинацию детей, ибо детский организм всё же имеет особенности по сравнению со взрослым. Первым ребёнком, привитым разработанной А.А. Смородинцевым вакциной, была его любимая внучка Леночка. В следующей главе мы подробно расскажем о жизни и работе Анатолия Александровича Смородинцева. Сейчас же лишь отметим: это был научный подвиг во имя жизни и здоровья миллионов детей, ведь учёный лучше, чем кто-либо, представлял последствия неудачи вакцинации, понимал, какому риску подвергается маленький человек, в котором он души не чаял.
Однако всё закончилось благополучно.
И если создание ОПВ – заслуга, в основном, научного коллектива под руководством А.А. Смородинцева, то «путёвка в жизнь» для этой вакцины – результат усилий именно Михаила Петровича Чумакова. Надаром Альберт Сэбин в своём письме к М.П. Чумакову в 1960 году отмечал: «СССР, вероятно, станет первой страной, где будет ликвидирован полиомиелит. С сожалением должен сказать, что в моей стране дела двигаются гораздо медленнее. По моему мнению, это из-за того, что у нас нет Генерала Чумакова, который взял бы всю ответственность на себя. Я очень сомневаюсь, что такой быстрый прогресс мог быть достигнут в СССР без вашей великолепной инициативы и руководства» [15; 4]. Конечно, американский учёный продемонстрировал полное непонимание сути советского общественного строя, который и сделал возможным осуществление успешной деятельности на благо народа такими людьми как М.П. Чумаков. Ведь сам-то Сэбин был отнюдь не «рядовым». Хватало ему и знаний, и жизненного опыта, и напора, и характера. Только вот «Генерал Сэбин» сдвинуть в США с мёртвой точки ничего не смог. Там дело сдвинулось, потому что сдвинулось и пошло у нас, в СССР. Но Сэбин абсолютно прав: труд Чумакова по внедрению ОПВ был поистине титаническим. Помимо объективных сложностей, огромного объёма работы, советскому учёному пришлось преодолевать и проявления негативных общественных тенденций, которые имели у нас в стране место и, к сожалению, год от года усиливались. Бюрократизм, забота не о пользе дела и интересах страны и народа, а о своих «шкурных» интересах, которые выказывала часть партийного и ведомственного руководства, инертность, косность, недальновидность отдельных представителей руководящих сфер – вот с чем пришлось столкнуться Михаилу Петровичу.
«В 1957 – 1958 гг. М.П. Чумаков провёл огромную научную, производственную и организационную работу, в результате которой… была осуществлена масштабная программа полевых испытаний и массового применения живой вакцины из штаммов Сэбина», – такую абсолютно верную характеристику деятельности М.П. Чумакова по внедрению ОПВ можно прочесть в публикациях по соответствующей тематике [19; 2].
Но сколько поистине драматических событий, трудов, усилий, нервов кроется за этой правильной, но краткой констатацией!
Для М.П. Чумакова безопасность живой вакцины была очевидной, доказанной. Понимал он и то, что именно применение ОПВ (оральной полиовирусной вакцины; такое название живая вакцина имеет, поскольку принимается через рот (орально); инъекции для проведения прививки этой вакциной не требуются) позволит радикально и быстро пресечь распространение полиомиелита и даже окончательно покончить с ним.
Но вполне естественно, что и среди учёных, и среди врачей, и среди руководителей советского здравоохранения нашлись те, кто весьма скептически относился к живой противополиомиелитной вакцине. Скептики утверждали, что ослабленные полиовирусы, размножаясь в кишечном канале здоровых детей, могут приобрести свойства диких и болезнетворных возбудителей. В общем-то, некоторые основания так утверждать у них были: всего около двух лет прошло с момента фиаско живой вакцины Кокса – Копровского. А причиной этого фиаско было как раз то обстоятельство, на которое «напирали» скептики.
В конечном счёте, добросовестные представители «скептического полка» были переубеждены результатами научных работ А.А. Смородинцева и М.П. Чумакова и итогами первых экспериментальных вакцинаций.
Однако переубедить скептиков из, как сейчас говорят, чиновной среды было куда как сложнее. Эти рассуждали примерно так: «Почему американцы сами не стали применять эту вакцину, а нам подсунули? Не уверены? Хотят на нас испытать? А то итого хуже: хотят нам навредить. Нет-нет. От добра добра не ищут. Ограничимся тем, что они успешно применяют сами, т.е. убитой вакциной Солка».
Из публикации в публикацию кочует анекдот40 , запущенный «в обиход», очевидно, сыном М.П. Чумакова Константином. Он в 1989 году эмигрировал в США и, получив рекомендации А. Сэбина, неплохо там устроился, дослужившись до высоких постов в системе американского здравоохранения. Так вот, Константин Михайлович, будучи убеждённым антисоветчиком, излагал «историю противоборства» своего отца с «проклятой советской системой» по вопросу внедрения противополиомиелитной вакцины следующим образом:
«Отец получил от Сэбина отобранные безопасные штаммы вируса полиомиелита и быстро наладил производство живой вакцины. Осталось получить разрешение в Минздраве, но тут тоже возникли сложности. У советских чиновников был свой аргумент: “Почему американцы отказались от этой вакцины, а мы будем её испытывать?” Отец долго ходил по начальственным кабинетам без особого результата. Но однажды выход нашёлся. Какой-то высокий чиновник на минуту вышел из комнаты, оставив его одного в своём кабинете. И отец решился: по оставленному без присмотра аппарату кремлёвской связи он набрал номер заместителя председателя Совета министров Анастаса Микояна, курировавшего тогда здравоохранение. Отец в двух словах рассказал о новой вакцине и пожаловался на бюрократов. Последовавший диалог был коротким: “Михаил Петрович, это хорошая вакцина?” – “Хорошая”. – “Прививайте!”
…Начал, в обход министра здравоохранения, без всякого приказа! Точнее, приказ был такой: не прививать. Однако отца это не смутило. В Прибалтику отправили сразу 300 тысяч доз вакцины. И заболеваемость полиомиелитом резко пошла вниз. После этого никто не решился предъявить Чумакову счёт за незаконные действия. Слишком очевидной и значительной была победа» [12; 5 – 6].
В некоторых «перепевках» этой побасенки ненадолго из кабинета выходит не «какой-то высокий чиновник», а уже сам министр здравоохранения, в других – «оплошала» секретарша министра, выйдя из приёмной, а М.П. Чумаков «метнулся» в кабинет министра, отсутствовавшего на своём рабочем месте, и позвонил по аппарату кремлёвской связи Микояну. Ни дать ни взять – Штирлиц, проникающий в брошенный без присмотра во время бомбёжки кабинет правительственной связи и говорящий с партайгеноссе Борманом.
Дело не только в анекдотичности описываемой Чумаковым-младшим и его «литературными последователями» ситуации. Хотя, согласитесь, иначе как анекдотом её и не назовёшь (причём уже с изрядной долей современного смысла этого слова). Полагать, что Микоян, изначально курировавший «антиполиомиелитный проект», договаривавшийся с американцами о визите делегации советских учёных, вне всяких сомнений бывший в курсе завоза в СССР штаммов Сэбина для производства живой вакцины и знавший, что она создана и прошла ряд испытаний, чтобы Микоян вот так, будто спросонья, будто первый раз услышав о препарате («Что? Хорошая вакцина? Ну если хорошая, тогда прививайте!»), разрешил широкую вакцинацию да ещё и не позаботился о юридическом оформлении своего распоряжения (т.е. издания соответствующего приказа Минздравом, соответствующего распоряжения Совмином) – это не просто смешно, это, как говорится, обхохочешься!
Современные авторы, излагающие такие вот версии, исходят, очевидно, из современного понимания функции руководства, согласно которому последнее сводится к отдаче руководящих указаний. Но А. Микоян был не просто советским руководителем, он был руководителем сталинской школы, и он прекрасно знал, что эффективное руководство состоит из: а) уяснения сути проблемы; б) отдачи руководящих указаний; в) контроля (с необходимой корректировкой процесса) за их исполнением; г) наказания виновных в их неисполнении или некачественном исполнении (под наказанием подразумеваем широкий спектр мер воздействия, находящихся в рамках как трудового законодательства (выговор, лишение премии, понижение в должности, увольнение), так и законодательств уголовного и административного (вплоть до заключения и расстрела)); д) поощрения наиболее отличившихся при исполнении руководящих указаний (в ряде случаев). Поэтому подобное «пробуждение» Микояна и отданное «спросонья» распоряжение «прививать!» – просто немыслимы. Напомним читателям, что «на дворе стоял» 1958, а не 2020 год.
Итак, повторяем, дело не только в анекдотичности такой ситуации. Дело ещё и в том, что Чумаков-младший старается представить дело так, что живая вакцина появилась у нас в стране вопреки советскому строю, всей государственной системе СССР. Мол, только старания Чумакова-старшего сделали её появление и проведение широкой вакцинации посредством её возможными.
Уверены, что сам Михаил Петрович Чумаков не согласился бы с подобными утверждениями своего сына, коротко сказав ему: «Врёшь ты, Костя!»
Преодолевать сопротивление скептиков М.П. Чумакову пришлось. Особенно трудно было это делать, когда скептики занимали руководящие должности в Минздраве СССР. Борьба с ними вполне могла послужить причиной апелляции к Микояну, тогда заместителю председателя Совета министров СССР, в ведении которого находились и вопросы здравоохранения вообще, и работа по поиску путей борьбы с полиомиелитом, в частности. Вряд ли, конечно, эта апелляция происходила в такой, почти детективной, форме.
Хождение по «начальственным» кабинетам всегда забирает много сил, нервов и времени, особенно когда «начальство» требуется переубеждать. И можно представить объём усилий, затраченный Чумаковым на доказательство своей правоты.
Но в том-то и дело, что Михаил Петрович боролся не с системой, а лишь с имевшимися в ней отдельными негативными проявлениями. Сама же система не мешала, а, наоборот, всячески содействовала учёному в его работе. Недаром он в разговорах с Сэбином частенько подчёркивал, что успех внедрения в Советском Союзе ОПВ напрямую связан с нашей общественной системой, нашим государственным строем.
Судите сами. Уже зимой 1957 – 1958 годов ленинградские учёные получили разрешение на проведение ограниченной вакцинации посредством ОПВ в Ленинграде. Тогда совместно с врачами-педиатрами ими было привито 2 500 детей. Все прививаемые дети брались под наблюдение. Вакцина вновь продемонстрировала свои эффективность и безвредность.
В том же, 1958, году Президиум АМН СССР по докладу М.П. Чумакова принимает решение рекомендовать Министерству здравоохранения СССР проведение расширенных испытаний живой вакцины.
М.П. Чумаков предлагал проведение срочной вакцинации в Прибалтийских республиках, где ситуация с заболеваемостью полиомиелитом складывалась наиболее остро (20 – 30 человек на 100 000 населения).
Министерства здравоохранения Прибалтийских республик (прежде всего, Минздрав Эстонской ССР) высказались за проведение срочной прививочной кампании посредством ОПВ.
Министерство здравоохранения СССР в том же, 1958, году, по представлению Президиума АМН СССР, разрешило проведение вакцинации в Прибалтике с включением в неё 40 000 детей.
В ноябре 1958 года Комитет вакцин и сывороток Минздрава СССР утвердил инструкцию по изготовлению и контролю живой полиовирусной вакцины из штаммов Сэбина.
Таким образом, к концу 1958 года ОПВ получила в Советском Союзе «вполне официальную прописку», и ни о каких массовых вакцинациях, проводившихся при наличии приказа Минздрава СССР «не прививать!» (о чём так бурно фантазирует Чумаков-младший), и речи не шло!
В январе – апреле 1959 года в Эстонии и Литве под руководством М.П. Чумакова было привито и тщательно после этого обследовано свыше 27 000 детей, а в Латвии под руководством А.А. Смородинцева – свыше 12 000 детей. И вновь полученные результаты показали полную безопасность и высокую иммунологическую эффективность вакцины.
С мая началась вакцинация всего населения Прибалтийских республик в возрасте от 3 до 45 лет. Наблюдения показали, что ОПВ имеет также высокую эпидемиологическую эффективность: в этом году в Прибалтике не было ставшего уже обычным сезонного подъёма заболеваемости полиомиелитом. В последующие два года было отмечено всего несколько случаев заболевания, а в дальнейшем и их не стало. Дикий полиовирус перестал циркулировать на территории Прибалтийских республик. Мнение учёных-энтузиастов живой вакцины, утверждавших, что её применение приведёт к вытеснению дикого вируса полиомиелита из окружающей среды, а следовательно, поведёт к полному исчезновению заболевания, блестяще подтвердилось.
После проведения вакцинации населения в Прибалтийских республиках последовала массовая вакцинация детей по всей территории страны (опять же – в условиях строжайшего наблюдения за привитыми детьми).
