Игорь Сотников
Псих
Глава 20
Дальнозоркость +близорукость = 100%наблюдательность
– Давай, тяни сильнее эту падаль. – Используя свой глазной механизм и ведя через него свое наблюдение за действиями котика, покатываются со смеху Астарота и Аббадона, которые расположившись в замке Астароты, таким образом, после долгого путешествия переводят свой дух.
–Раскатал губу. – Добавляет от себя Аббадона, чем заставляет Астароту над чем-то задуматься. После чего он, захлопнув крышку шкатулки и, посмотрев на внимающего ему Аббадону, произносит:
– А всё-таки мы, так и не выяснили, на что он там раскатал губу и какого чёрта, он там делает. – И не ожидая ответа от Аббадоны, Астарота заходит тому за спину, где в раздумье, принимается вышагивать вдоль кабинета. Аббадона же, предпочитавший чтобы его собеседник всё же находился у него не за спиной, разворачивается в сторону неугомонного Астароты и принимается наблюдать, как тот путём размеренного шага, пытается прийти к какому-то результату. Но видимо с этой стороны, так и ничего не надумалось, и Астарота вновь обойдя Аббадону, возвращается на своё прежнее место, откуда, наверное, всё-таки, по крайней мере, видней.
– Ты, наверное, поторопился, уничтожая второй глазной экземпляр. – Заявил, глядя на Аббадону Астарота. На что тот, уже было хотел заявить своё возмущённое слово, но Астарота сделал знак, что тому не нужно ничего говорить, когда у него самого полно слов, которые и были озвучены. – Я думаю, что нам не трудно будет найти заинтересованных лиц, пожелающих получить в свои руки этот глазной механизм. Здесь, как мне видится, задействовано нимало сил, и каждая из них, будет не прочь получить в свои руки лишний информационный инструмент. Так вот, значит нам срочно нужно запустить процесс регенерации Бенсозии. Пусть у неё глазки вырастут. – Ухмыльнулся Астарота.
– Так, а от меня то, что требуется? – Не слишком далёк Аббадона.
– Ну, ты же знаешь, здесь в моих стенах, это невозможно сделать. Так что, достань сыворотки и под местной анестезией, в её глазном парнике и вырасти для нас новую пару глаз. – С расстановкой слов, проговорил Астарота. На что со стороны Аббадоны последовало незамедлительное подъёмное действие. Но Астарота попросил того не спешить, а прежде всего, ввести его в курс дел, как там и что делается за стенами его замка, из которого он уже давно своего носа не выказывал.
–У меня такое чувство, что как будто что-то случилось или по крайней мере, все ждут чего-то такого важного, что непременно должно случиться. – Начал чтокать Аббадона. – И я скажу, что это напряжение чувствуется на каждом шагу. Я поначалу думал, что это связано с последними пропажами падших ангелов, но Дума, хоть и ведёт себя не в слишком свойственной ему нервной манере, но, тем не менее, на совещании ничем не обмолвился о чём-либо таком. Правда, я заметил появившуюся между ним и Сатаной натянутость в отношениях. И теперь он старается больше общаться с Дьяволом, чем с ним. Ну, а так, кажется, всё по-прежнему.
– Что ж, такая невнимательность к потерям своего персонала, наводит на определенные мысли. – Сформулировал свою мысль Астарота, после чего поднялся со своего места и, посчитав, что тому пора, дал это понять Аббадоне. И только после того, как Аббадона покинул стены замка, он, наконец-то, решил приступить к тому, чего он волнительно ждал весь день.
Конечно, он мог всегда и был вправе в согласии с собой, распоряжаться своим временем, но считая, что подобное положение временных дел, не способствует самодисциплине и приводит к расхлябанности, Астарота, можно сказать, сам себе ставил временные заслоны, приступая к делу строго по отмеченному им плану. Так, прибыв в замок из леса самоубийц, он хоть и рвался, незамедлительно вскрыть всю заложенную в цветок информацию, он, тем не менее, этого не сделал, а спокойно или по крайней мере с внешним стоическим спокойствием, поместил этот знаковый цветок в приготовленный для него мешочек и уж затем его подвесил на шею Бенсозии, помещённую в один из подвалов этого замка.
А другого варианта для её сокрытия с глаз не было, ведь только здесь, в стенах этого замка, за которые никогда не прольётся свет истины и можно сокрыть все самые сокровенные тайны, для которых нет места на просторах АДа. Чем и пользовался Астарота и иже Люцифер с ним. Так что, все те, чья участь незримо привела их под своды этого замка, можно сказать, что вошли в чертоги забвения, где не действуют иные законы кроме безвременья. И трудно сказать, что было хуже, вечные муки в пределах АДа или же мучение забвением в границах этого замка.
–Ну, как у нас тут дела продвигаются? – Зайдя в одну из подвальных камер, мысленно потирая руки, спросил Астарота темноту камеры. На что получил шипящий, с запахом горелого мяса ответ, исходящий от тлеющей груди Бенсозии, на которой висит мешочек, источающий жар плода её души, помещённой внутри него. И физическая основа Бенсозии, нутром чувствуя, то, что находится за стенками этой непроницаемости, представляющий из себя этот контейнер, выполненный в виде простого мешочка, начинает внутренне выгорать, принося ведьме бесконечные мучения. Её душа, вот что горит на её груди, а дотянуться до неё, чтобы взять и стать единым целым, она не может.
– Хотя я, наверное, мог бы и не спрашивать, раз всё и так, в отличие от тебя видно. – Рассмеялся Астарота, наблюдая за тем, как Бенсозия с черными провалами вместо глаз, сосредоточив все свои зрительные рецепторы на носу, пытается с помощью него нащупать местоположение Астароты.
–Чего закрутила носом. Неужели, хочешь меня занюхать до смерти. – Всё не унимается Астрота, который между тем, не только работал языком, а подойдя к прикованной к стене Бенсозии, оттянул стягивающую мешочек бечёвку, где удостоверившись в том, что результат соответствует его ожиданию, вновь крепко затягивает его. После чего, заняв напротив неё наблюдательную позицию, ещё раз проявляет к ней свою внимательность и уже после этого, решает начать своё собеседование.
– Видишь. Ай, я постоянно забываю о твоём, только от тебя зависящем неудобстве. – Хлопнув себя по коленке, ухмыльнулся Астарота. – Так вот, судя по тому пеплу, который стучится тебе в грудь, у тебя в памяти есть то, что интересует меня. И я не понимаю, зачем столько мучится от этого сжигающего твои внутренности огня, когда рассказав всё начистоту, можно тотчас сбросить с себя этот тягостный груз. – Астарота замолчал, ещё раз посмотрел, на казалось бы ничего не слышащую Бенсозию и, не устояв на месте, начал свою размеренную прогулку вдоль камеры – туда и обратно. При этом он не мог не заметить, что каждый его шаг отдаётся в голове ведьмы, которая, судя по всему, решила вести счёт его шагам.
–Ну так, что скажешь? – устав ходить, вновь спросил Бенсозию Астарота.
– Ещё тринадцать шагов и будет шестьдесят шесть. – Как будто очнувшись от дрёмы, заявила Бенсозия.
–И что? – недоумённо спросил Астарота.
– А то, что хоть без глаз я, но между тем, слеп ты, раз не можешь увидеть то, что у тебя под носом делается. – Истошно рассмеялась ведьма.
– Толком говори, а не рассыпай бисер. – Зарычал Астарота.
– А хватит ли сил, поверить в услышанное. – Тихо и так мрачно-тревожно проговорила Бенсозия, отчего Астарота даже похолодел.
– Я что тут, на теологический диспут пришёл. – Собравшись, уже в ярости прогремел голос Астароты.
– Ну, тогда смотри, не требуй, чтобы я заткнулась. – Смехом ревёт ответ Бенсозии. Затем она на мгновение замолкает, носом нащупывает место нахождения Астароты и вперившись в того своими тёмными глазницами говорит. – Ты мне только одно скажи, неужели ты был настолько слеп, что там, на мосту, не видел меня. – Чем приводит в замешательство, в оторопи прижавшегося к стене потрясённого Астароту, совершенно не ожидавшего такого услышать от Бенсозии. – И не надо глаз, чтобы видеть твоего замешательства. – Мерзко ухмыльнулась Бенсозия. – Все вы, ослеплённые любовью, ничего и никого кроме неё не видите. Только была ли она?
– Была. – Неожиданно сорвался, завопивший Астарота. На что уже взорвалась, беснующая Бенсозия. – Блаженны верующие! – Что в Астароте вызывает приступ ярости, с которой он обрушивается на ведьму, принявшись в исступлении наносить ей удары. Но всё это, только придало сил ведьме и она, выплевывая кровь из гортани, продолжала разрезать воздух своими истеричными выкриками. – Наведённые чары, вот и вся любовь!
– Не верю! – Продолжая наносить удары, весь уже в чёрных сгустках крови, бесновался Астарота.
–Это твоё право, иметь на это силы или нет, но знай – чувства Астарты, это всего лишь работа дьявольских сил. – Продолжает верещать ведьма.
– Ты не заговоришь мой ум, ведьма. – Обессилев, время от времени нанося ей удары, процедил Астарота.
–А его уже давно заговорил тот, кто во власти это сделать. – Веселится в ответ хрипящая ведьма.
–Ты не заставишь меня поверить в это. – Следует ответ Астароты.
–Что, сил не хватит или же о теологии ни слова. – Покатывается со смеху ведьма.
–Кто? – зарычал Астарота.
–А разве не знаешь. – Покачивая головой, как-то даже участливо заявила Бенсозия.
– Не выводи меня, говори имя. – Запоздало заявляет, выведенный в бешенство Астарота.
–Заказчика я не скажу, но исполнитель тебе хорошо знаком. – Сделала паузу Бенсозия и, учуяв подъём ярости в Астароте, вставила имя: «Фур-фур». – После чего, уже сами стенки камеры ощутили на себе удары отчаянного бессилия Астароты, раскрасившего не только стены, но и свой внешний вид в багряные цвета крови. Далее последовала тишина, из которой до Бенсозии донеслись лишь неясные для её понимания звуки, похожие на поскуливание забитой собаки. После чего, её ухо обдаёт жаркое дыхание Астароты, который тихо, но очень проникновенно проговорил ей:
–Я хочу услышать от тебя правду. Где она?
–А я, не знаю. – Простецки ответила Бенсозия, своим ответом вызвав замешательство у Астароты, который на мгновение задумался и затем уже спросил:
– Так ты же сказала, что была в тот день вместе с ней на мосту. Так вот и расскажи, что знаешь.
–А. Это. – Сплёвывая кровь, ответила ведьма. – Ну а там, для тебя не было ничего интересного. Кому-то она, как и я приглянулась, ну а не получив своё, они нас и записали в ведьмы. После чего, мы и были приговорены к испытанию в проруби. Ну, ты же знаешь, все эти проверки. Утонешь, значит не ведьма, а не утонешь, то значит, прошу пожаловать на костёр.
–И что? – не выдержав паузы, спросил Астарота.
–А что. Я вот, благополучно сгорела, а Астарта…– Задумалась Бенсозия. – А она, наверное, что-то там про тебя поняла …– Опять задумалась Бенсозия.
–Говори, не тяни душу. – Вновь пришёл в неистовство, закричавший Астарота.
–А то, что твоя душа и так проклята. Вот и она, зная, где обитают все проклятые души, решив спасти тебя, пошла на самоубийство, чтобы уже после смерти отыскать тебя. – Уже заорала ведьма в ответ, бросившись на Астароту. И лишь цепи, удержав её, не дали ей вцепиться когтями в Астароту
–Не верю. – Содрогнулся, отброшенный к противоположной стенки камеры, частично броском ведьмы и частично собой Астарота. – Нет, такого быть не может, да и тебе откуда это знать. – Взвыл Астарота.
–Так мы вместе ведь выныривали из воды. А мой глаз, сам, наверное, знаешь, что алмаз, всю изнанку души видит. И её последний брошенный взгляд наверх, о многом говорил и в частности об этом. – Разразилась истеричным смехом Бенсозия.
–Но её душа не поступала к нам? – Растерянный Астарота, всё же пытается найти для себя объяснения.
–Ну, тут два ответа, либо ты плохо ищешь, либо же…– Вновь издевательски замолчала ведьма.
–Что, либо же? – схватив ведьму за плечи, Астарота принялся вытрясать из неё ответ.
–Эх, ещё доктор самоубийственного права называешься, а простые вещи понять так и не можешь. Кто-то решил, что самопожертвование искупает вину и значит ей здесь не место, и выходит, что она теперь для тебя навсегда потеряна. – Сделала паузу ведьма. И когда терпение Астароты накалилось, громко, как приговор проговорила. – Слышишь, что я говорю. Навсегда, потеряна. – Но в ответ она услышала лишь скрежет закрывающейся двери, поставившей точку в этом разговоре.
–Навсегда, навсегда. – Бесцельно двигаясь вперёд по коридорам замка, с видом запавших в душу глаз, словно мантру шептал эти слова Астарота. Когда же его взгляд упёрся в дверь его кабинета, то из него вырвался рычащий крик, в котором ясно слышалось имя: Фурс.
Глава 21
Жданные и негаданные последствия
Щёлк! Пошла, налитая свинцом, туманная раскадровка.
–Тебе только и нужно, что залезть в дом и навести там шороху. – Из тумана доносятся слова Кота. – А какой смысл? – слышатся ответные слова Ильи. – Это будет предупредительный акт, своего рода заявка на будущее. Ну, а насчёт самого объекта, то можешь не переживать, там никого не будет. – Канули в неизвестность убеждения Кота.
Щёлк! Вечерняя мгла.
– Фемида, знаешь, тоже носит повязку на глазах. И для неё не имеет никакого значения – одел ты или нет балаклаву. – Настойчиво суёт Илье Модест, этот головной убор. – Ну, а нам человекам, стоящим на переднем фланге борьбы за справедливость, лучше иметь открытые глаза при закрытом лице.
Щёлк! Третий контрстрайковский кадр.
Падение с высокого забора. Извилистые перемещения по освещенной луной тропинке между деревьев. Вот, наконец, сам дом. Крайнее окно, как и было обещано, оно чуть приоткрыто. Тихое поскрипывание створки окна, эхом отдается в пятках ног. Далее трудность перехода с улицы вовнутрь дома. Половицы под слоем ковролина, ужасно громко скрипят до тех пор, пока не начинает шуметь паркетное покрытие зала, к чему присоединяется гул и гам отодвигаемых ящиков стола, дверей шкафов и всего того, что может открываться и выдвигаться. Но вот кажется всё и заявленный шорох, до сих пор гремящий в ушах и в сердце, вроде бы, в полной мере организован и теперь можно уходить. Но раздавшийся откуда-то из глубины дома тихий девичий голос: «Кто там?», – оглушает и сразу же подкашивает ноги контрстрайкера. Дальше по нарастающей, раздаётся уже её, внешне твёрдо звучащее,: «Я уже вызвала милицию!», – и вслед за этим заявлением, сверху вниз по лестнице, летит запущенный этой храбрячкой костыль, который, по её мнению, должен был повергнуть ниц всех врагов, которым в скором времени, это техническое приспособление будет просто необходимо. И которое, не желая на себя примеривать, приводит контрстрайкера в панику, заставив того покинуть это поле действия тем же путем.
Щёлк!
– Ну, что? – спрашивает Модест. – Кряк, кряк. – Отвечает ему, летящая на вызов служебная машина. – Ну, теперь ты уже готов к одиночному плаванию и я тебе больше не понадоблюсь. – В упор бросает фразу Модест. – Но я всё же, на финальный аккорд я загляну. – Улыбается Модест, после чего быстро скрывается в кустах.
Щёлк!
Ба-бац! И перед глазами, грохнувшегося с кровати на пол Ильи, возникают смутные очертания, судя по запахам исходящих оттуда, всего вероятнее кухни, со стороны которой, не сводя своего взгляда с него, размеренно ступая на мягкие подушечки лап, прямо на Илью движется мяукающее, хоть и маленькое, но чудище.
–Ну и чего тебе надо. – Еле шевелит языком, тем единственным, чем может шевелить, Илья. Но котенок не многословен, а уткнувшись ему в лоб, пободался немного, ещё раз оценивающе взглянул и, решив, что эта недвижимость на сегодня, больше не представляет интереса, отправился обратно туда, куда запахи зовут и что будет куда полезнее для него.
Илья же посчитав, что для покоя, который ему сейчас был позарез нужен, даже всякая мелочь будет в тягость, решил, что, пожалуй, не стоит себя тревожить обратным подъёмом наверх, на кровать, который мог грозить головокружением при подъёме на высоту и не важно, что она не столь значительна. Ведь значимость, есть вещь сугубо относительная, так что, какая разница на какой высоте ты находишься, ведь даже занимаемый тобой первый этаж дома, в зависимости от географического расположения и то уже находится на несколько тысяч метров над уровнем моря. Так что, каждый подъём на ступеньку вверх, уже есть само по себе, не только лишь движение, но и определенная работа на высоте.
Ну, а как все знают, что для работы на высоте, просто необходимы страховочные пояса и предохранительные канаты, которых на всех не напасешься. Вот и приходиться, особенно чувствительному к высоте населению, выкручиваться, кто как может, в том числе и применять алкоголь, который, как говорят мастера этих совсем не злоупотреблений, очень даже смягчает удар при вашем падении.
Что же касается Ильи, то он, используя все предосторожности, так необходимые при нахождении на высоте, сконцентрировавшись на своих действиях, медленно приподнял голову и, подложив под неё руку, попробовал в таком удобстве, достичь состояния покоя, которое всё же было трудно достижимо, так как его нарушало учащенное биение сердца. Да тут ещё сестра Ильи, как будто бы почувствовала (родственный инстинкт), что он уже не столь бесчувственен и решила внести свою утреннюю лепту, в его не очень доброе утро.
– Подъём, лежебока. – Как гром среди ясного неба, раскатом пронеслось над ухом, уже вновь прикимаревшего Ильи. Отчего он, как всякий застигнутый врасплох, дёрнулся и уже второй раз за это утро, упал, правда, только со своей подложенной под голову руки.
–Вера, прошу тебя. – Присев на пол, протирая глаза, взмолился о чём-то только ему известном, Илья. А разве его сестра экстрасенс, чтобы понять чего тот хочет, хотя всего вероятней, она всё же догадывалась о неведомом желании Ильи, но она, как особа женского пола, находящая удовольствие в духе противоречивости, естественно не стала прислушиваться к его желаниям и поступила ровно наоборот.
–Давай, нечего разлеживаться. К тому же тебя сегодня, наверняка, очень сильно ждут на твоей работе. – Взъерошив волосы на голове Ильи, Вера своими словами, также взъерошила его мысли и, не оставив тому шансов на покой, удалилась, оставив Илью домысливать, что же она такого этим хотела сказать.
–Что случилось-то? – уже умытый и тщательно трясущимися руками выбритый (И спрашивается, зачем покупать бритвенные станки и зубные щетки на батарейках, когда можно совместить приятное вечером и полезное утром.) Илья, забредя на кухню, расспросил Веру о своём вчерашнем поведении. Ну а Вера, как на духу, не жалея его чувств, взяла и всё рассказала о его вчерашнем удручающем виде и многоходовом путешествии от входных дверей до спальни, где вынужденная остановка по требованию, только путем её невероятных усилий, не привела к безвыходной ситуации. А ведь она хоть и его сестра, но всё же особа женского и молодого пола, так что, ещё одна такая выходка, то он уже точно не успеет дойти до одного места.
Затем последовали уверения Ильи, что он всё осознал и готов отплатить за все её труды, что было записано и отмечено в памятливом отсеке Веры. Следующая же часть вечерней истории с участием Гели и Кота, поначалу заставила Илью понервничать, но когда дело дошло до момента, когда Кот с проклятиями, отбросив от себя этого четырехлапого, теперь для Ильи спасителя и домашнего любимца, унесся прочь, то Илья почувствовал лёгкое потепление внутри себя, которое, впрочем, могло наступить и в результате выпитого горячего чая.
–Ну, а Геля? – так и подрывался спросить Илья, нисколько не волнующийся за этого Кота, который быть может, скончался от потери крови, где-нибудь по дороге в бар.
–На такси я её отправила домой. – На этом закончила свой отчёт Вера и удалилась по своим делам. Что же касается Ильи, то он, в общем-то, остался доволен этим вечерним раскладом дел, только вот он, так и не понял, что имела в виду Вера, когда говорила, что его ждут на работе, которая и не работа в общем, а так …
–А что действительно значит, это так? Хобби? Да, в общем-то, нет. Веление души или как там называют, жажда справедливости, которая тебя заставляет в своё свободное, да что там свободное, в единственный отпуск, заниматься непонятно чем. И ведь Илья даже не понимает целей и задач своих поступков, которые уже стали отчасти проступками. И если поначалу, ему просто хотелось, поддержав Гелю, побольше побыть рядом с нею, то со временем, они всё меньше стали общаться, что, в конечном счете, и привело к этой размолвке. И всё же он, несмотря на всё это, продолжает разбавлять собой общество Кота и иже с ним креативных людей, с которыми его по большому счёту, ничего не связывает, но между тем, он всё продолжает ходить туда и вариться в местном соке.
Правда, уже недолго осталось и на следующей неделе он возвращается к себе на настоящую работу, которая всё-таки по сравнению с предлагаемым апологетами справедливости – самоудовлетворением, как-то, но оплачивается. Но что же будет делать дальше Геля? Ведь судя по всему, никого из кандидатов, по не странному, а закономерному стечению обстоятельств, так и не оставили для работы в телекомпании. – Размышлял, следуя по дороге в телекомпанию, не жалея себя и подставляя своё лицо ветру Илья. Ну а ветру, уже ничего не оставалось делать, как выветривать из Ильи остатки его вчерашних возлияний, которые он сам, по своей личной инициативе, употреблял, а не как любят оправдываться, зашедшие в винный погребок – оказался не в том месте, не в то время.
– Даже не знаю, каким-то меня ветром сюда занесло, – подкрепляя свои слова не только штрафной порцией алкоголя, но и ненастьем бушующей погоды, которая в случае пасмурности, тяготит их, заставляя прибегнуть к подобному способу раздумья над осенью жизни, либо же, в яркий солнечный день, осветит всю серость их жизни, в которой нет места радости, а значит давай, ещё наливай. Ну, и как итог всему – во всём ветер виноват, который и надул ему в голову такие душе трепещущие мысли.
И после всего этого, они эти наветчики, ничего не стесняясь и опять используя своё положение, подставляют свою голову ветру, который на этот раз, должен не надуть, а выдуть из них остатки вчерашних поветрий. А что толку им говорить, если им в одно ухо влетает, а из другого вылетает, правда, в случае с Ильей, не всё так безнадежно. Всё же вчерашний удар ему в ухо, не прошёл для него бесследно и сегодня с утра, Илья без удовольствия мог наблюдать в зеркало небольшую асимметрию своего лица, в котором выдающееся в размерах правое ухо, вполне можно было приписать какому-нибудь мифическому существу, типа эльфа.
Зайдя в здание телекомпании, Илья для которого хоть и мучительно было здесь появляться, но ещё больше ему не хотелось оставаться дома и он, придя сюда, решил, наконец, поставить точку своим играм в важное, имеющее к журналистике лицо. Добравшись с помощью лестницы (на лифт, пока что нет сил), до нужного этажа, Илья уже хотел было с решимостью проследовать в кабинет Кота, но судьба, зная сегодняшнюю, не слишком большую расторопность Ильи, уже позаботилась обо всём. И, расставив всех по своим местам, дала встретить Илье Кота не в кабинете, что было чуть дальше, а уже стоящего и беседующего в коридоре с тем, с кем бы ему не очень-то хотелось встречаться. Ну а что поделать, раз на всех не угодишь, да и разве всё предусмотришь, да и вообще, кто-то постоянно заявляет, что он сам хозяин своей судьбы.
Илья же, как только заметил этого собеседника, хотел было развернуться назад, для того чтобы незаметно исчезнуть, но эти случаи неожиданных встреч, никогда не проходят незамеченными для всех участников столкновений. И Илья, замеченный Котом, уже не имея право на отступление, проследовал навстречу ему и к его собеседнику, стоящему в чёрных, с надвинутыми на глаза очках, за которыми скрывался вчерашний близкий знакомец Ильи, тот самый рафинированный актёр. Для которого надо сказать, второе пришествие на его глаза Ильи, показалось не слишком смешной игрой судьбы и он, заметив Илью, даже несколько одёрнулся при виде того, что, наверное, как раз и заставило Кота повернуться в сторону лестницы, где и стоял Илья.
– Очки-то, сука, не зря надел. – Старательно, не спеша, двигаясь навстречу им, рассуждал Илья, чьё распухшее ухо, чётко улавливало все движения души своего носителя.
–Ну, как там, сильно личико подпорчено. – Вглядываясь в напрягшегося актера, следовали мысли в голове у Ильи.
–А чего переживать то, с экономит на гриме и сыграет какого-нибудь бандита. Хотя, они нынче, все характерные актеры и предпочитают сниматься только по своей имиджевой специализации, в основном в игре подонков. – Подойдя вплотную к Коту, Илья воззрился на того, чей вид позволил Илье слегка расслабиться.
А ведь Илья совсем забыл про вчерашнее происшествие, в котором, так пострадал Кот, который сейчас стоял с раздувшейся губой, которая хоть и была тщательно прикрыта пластырем, но всё же выдавала всю свою раскатость и из-за которой, можно уже было предположить появление новых ноток в выговоре слов Кота. Правда Кот, не торопился дефективно выговариваться и раскрывать свой новый талант словесности, а с нескрываемым любопытством уставился на выдающееся ухо Ильи. Илья же в свою очередь попытался расширить свой кругозор и одновременно объять стоящих перед ним Кота и актера, который в свою очередь, сквозь тёмные стекла своих очков, пытался выказать свою предельную выразительность по отношению к Илье.
А ведь Илья, подойдя к ним, можно сказать, добавил последний недостающий кирпичик в эту, возникшую благодаря ему структурную композицию, символизирующую буддистскую идею не деяния зла, отрешённости от неистинного. «Если я не вижу зла, не слышу о зле и ничего не говорю о нём, то я защищён от него» – несло в мир изображение трёх обезьян. Что, наверное, можно было в полной ассоциативной степени и соотнести к этим трём представителям рода мужского, кои, вчерашним вечером, с полным соответствием с поведением обезьян, вели себя подобным образом на людях, а может и не только на них, а также на глазах кого-нибудь из рода быков и свиней. Но то, что имеет своё определенное значение в одних восточных местностях, необязательно должны таким же образом читаться в других, умеренно столичных, где имеется своя специфика понимания и взаимопонимания.
– Я не вижу зла в том, чтобы тебе обезьяна безродная, ещё разочек, хорошенько заехать. – Явно читалось в очках вместо глаз у рафинированного актёра.
– Не слышу. А? Может, повторишь свои слова, обезьяна лощёная. – Дерзость взгляда актера, не прошла незамеченной мимо Ильи.
–Не могу говорить, но я бы сказал, что я обо всём и в том числе о ваших обезьяньих мордах думаю. – Скривившись в усмешке, поглядывая на этих строптивцев, размышлял про себя Кот.
– Может в эту композицию добавить четвёртую обезьяну – Сидзару, – склонялся к мысленному решению Илья, представляя ту выразительность композиции, с какой предстанет актёр, прикрывающим после его удара ногой, свою промежность.
– Э… – начал разговор Кот с этой очень выразительной фразы, которую в своём лексиконе должен иметь каждый телеведущий, вставляя её каждый раз при возникновении незапланированной паузы, либо же когда требуется работа памяти, которая слишком увлеклась запоминанием освещаемого этим журналистом события, а что сказать в данный момент, так и не находит. Так что Кот, пока не решив с чего начать разговор, и ввёл в бой этот универсальный журналистский приём, который надо признать честно, в очередной раз доказал свою эффективность и, оттянув на себя время, позволил произойти новому событию, которое и отвлекло всех находящихся в этом круге неприятия зла.
Так открывшаяся дверь кабинета Коко, вместе с шумом, которые несли с собой выходящие из её кабинета люди, также открыла для отвлекшихся друг от друга и переведших свой взгляд на эту новою событийность обезьян, много того, чего они по отдельности, может быть и видели, но в совокупности, вместе, ещё не имели для себя представление об этих взаимосвязях людей в человеческой природе.
Возглавляла всю эту процессию, как того и требовала табличка на кабинете, Коко, которая на правах хозяйки, имела право, как впускать, так и выпускать желающих, как попасть, так и выйти из её кабинета. Следом посыпались уже виденные Ильей на том памятном собрании, вершители политики, которые, впрочем, не сильно заинтересовали его, но вот завершающая собою этот людской поток тройка людей, вызвала как у них, так и у Ильи взаимное особое внимание.
В первую очередь, в глаза Ильи, бросилась инвалидная коляска, которую к его удивлению катил, хотя, почему собственно, он должен этому удивляться и что такого особенного в том, что человек катит коляску и всё. Но тогда откуда берутся эти ассоциативные чувства несовместимости видимости людей, либо с определенными вещами, либо же с поступками. Вот и в Илье заложился свой определенный стереотип, в котором он не мог себе представить, хотя опять же, чего он себе мог представить, также остаётся загадкой в виду того, что увиденный им тот знакомец из машины (как его представил его ему Кот – Максимилиан), был для него полной загадкой, но между тем, по тому, что Илья от него слышал, он и сделал для себя эти удивительные, не совместимые с коляской его действия.
Но не этот Максимилиан заинтересовал Илью, а тот, кого он катил на коляске. И как только Илья увидел того или ту, кого он катил, то у Ильи в тот же момент ёкнуло сердце. Ну а когда сердце ёкает, то это сказывается на всех частях организма, по которым незамедлительно пробегает холодная волнительная изморозь, доходящая до самых дальних окраин, которые, получив это стремительный импульс, уже стоят, как вкопанные на месте.
Глаза той самой «Симпатюли», устремлённые прямо на Илью, вот что заставило его похолодеть на месте и теперь уже ясно осознать, чей голос он слышал там, в том доме, в который он…Илья бросил мгновенный взгляд на Кота, на лице которого сквозила какая-то неясная волнительность.
–Ладно, потом разберёмся. – Оставив Кота, Илья повернулся обратно в сторону процессии, которую вместе с Максимилианом завершал тот «рыжик». Когда же все вышедшие с Коко, кто, воспользовавшись лифтом, а кто для поддержания своей спортивной формы – лестницей, оставили для этой обезьяньей троицы свои воспоминания о них и Кот вполне мог бы дополнить свою «Э…» недосказанность, то случившееся событие, уже изменило ход мыслей всех стоящих, заставив всех задуматься о своём, кроме разве что актёра, которому захотелось срочно прогуляться.
–Ну, что ты хотел сказать? – Уставившись на Илью, дефективно перевёл стрелки Кот, который между прочим, первым что-то хотел сказать, а не спросить. Илью же сейчас интересовало только эта «Симпатюля» на коляске, и он уже не мог, вот так озвучить то, с чем он шёл сюда, что, уже с его стороны требовало применить это самое «Э…».
