Игорь Озеров
Игры патриотов
Мадлен, пренебрежительно поморщившись, своей худой морщинистой рукой поправила лацкан чёрного пиджака кандидата в губернаторы, стряхнула перхоть с его плеча и тоном, не терпящим возражений, добавила:
– Этим мы, во-первых, выбьем у него почву из-под ног, а во-вторых, дискредитируем саму идею русской национальной самоидентичности.
– Я не думаю, что люди хотят именно этого… – неуверенно возразил Борис Семёнович.
– А вот думать вам не надо! – резко оборвала его Мадлен. – Всё давно придумано. О том, как побеждать на таких выборах, есть много инструкций и рекомендаций. И написаны они умными и прекрасно образованными людьми. Тем более, что у нас, – она приложила руку к своей груди, – опыт управления такими… – Мадлен замялась и несколько раз раздражёно щёлкнула сухими пальцами, – такими не полностью самостоятельными странами, как Россия, несколько веков. Поэтому просто внимательно слушайте и выполняйте!
– Вы намекаете, что Россия несамостоятельная страна, – обиделся за державу Борис Семёнович.
– Не намекаю, а прямо говорю. Уж я об этом знаю всё.
– Может, тогда мне и сказать в выступлении, что мы колония?
– Чтобы люди что-то заподозрили? Это слишком опасная игра. Лучше всего сделать из страны колонию, рассказывая жителям про их величие и величие их страны. Девяносто девять процентов даже не сообразят, что их власть – чьи-то марионетки.
За спиной у Мадлен стоял Александр из администрации Президента. Ему было совсем не жаль вспотевшего от волнения губернатора. Он хорошо помнил, как встретился с ним первый раз семь лет назад в редакции газеты. Тогда Боря был одет в нелепый вязаный свитер с оленями на груди, а серые лоснящиеся брюки, которые едва доходили до щиколотки, выставляли напоказ сильно поношенные ботинки. Узкие плечи были опущены и постоянно дёргались, будто пытаясь вернуться на место. Руки двигались совершенно независимо от происходящего, постоянно теребя в пальцах то авторучку, то телефон, то листик бумаги.
В то время Борис говорил, что готов работать ради людей бесплатно и круглыми сутками. Просил дать ему шанс показать, на что он способен.
Сейчас он был похож на обожравшегося ленивого глупого хомячка: висячие щёки, чёрные маленькие глазки. И одевался он по-другому. На нём был шикарный костюм дорогого итальянского дома моды «Бриони», на руке сверкали золотые часы «Ролекс» за сто семьдесят тысяч долларов.
Саша знал, сколько денег губернатор вывел за эти годы за рубеж.
А ведь тогда, в их первую встречу, Александр и сам поверил, что этот человек будет работать за идею. Столько огня было в его глазах. Деньги и власть быстро срывают с людей все маски.
– Вот вам текст, – Мадлен протянула Борису Семёновичу несколько листков с крупно напечатанным текстом. – Так будет проще. Я надеялась, что вы, как профессиональный журналист, сами справитесь, но видно зря. Не будем сейчас рисковать. Поэтому постарайтесь без отсебятины.
Она оглянулась и, удручённо качая головой, посмотрела на Александра. То ли она искала его поддержки, то ли спрашивала: «Нет ли более подходящего кандидата?»
Конечно, никто бы сейчас не стал снимать Бориса Семёновича с выборов или менять на другого кандидата. Скорее всего, Мадлен таким взглядом просто выразила своё презрение не только к губернатору, но и вообще ко всему: и к стране, и к народу.
Саша посмотрел на часы и бодро объявил:
– Нам пора на трибуну. Люди ждут хозяина региона.
Они вышли из здания городской администрации на площадь. Перед той же сценой, где на днях выступал Николай, опять собралась большая толпа избирателей. Только сегодня большинство из них были специально доставлены с городских предприятий для поддержки Бориса Семёновича.
Все они были в одинаковых футболках с портретом губернатора на животе и его слоганом поперёк груди: «Хороший хозяин – сытый народ!» У некоторых в руках были плакаты с лозунгами из губернаторской предвыборной программы: «Хватит кормить Москву», «Восстановим историческую справедливость», «Наши налоги на наши больницы».
Губернатор не стал читать речь по бумажке, подсунутой ему Мадлен. Он считал себя хорошим оратором, и поэтому решил, что справится без чужих подсказок.
Как обычно, Борис Семенович начал с того, что во всех проблемах обвинил Центр:
– Москва должна вернуть наши деньги! – крикнул он в микрофон сразу после приветствия.
Потом рассказал, сколько всего вырастил и произвёл их регион и сколько из этих денег отдал Москве.
– На эти деньги мы могли бы построить две новых школы, пять детских садов, несколько фельдшерских пунктов… – выкрикивал он, выдумывая на ходу.
Саша, слушая выступление губернатора, с усмешкой подумал, что всё это можно было построить на те деньги, что лежат на счетах Бориса Семёновича только на Каймановых островах. А ведь есть ещё Лондон и Берлин. «Видели бы люди твой домик на Лазурном берегу. Из окон которого вся Ницца и море как на ладони. А с балкона можно полюбоваться на пришвартованную яхту у городского причала, которую ты на мажора-сынка оформил», – думал он.
Тем временем Борис Семёнович распалялся всё больше и больше:
– С Москвой давно уже пора прекращать все отношения! Что мы от неё имеем? Лишь одёргивания и нелепые указания. А что она имеет от нас? Деньги! Наши с вами деньги!
Люди восторженно хлопали, и Саша подумал, что вот так, и правда, легко потерять страну. Этот идиот, скорее всего, даже не понимая этого, призывает к развалу страны, а они радуются. Им же эта страна нужна больше, чем губернатору. Он-то завтра может прыгнуть в самолет и улететь в Европу. А что будут делать в разорённой стране эти люди, которые веселятся, слушая эту чушь? По-хорошему, им бы стянуть губернатора с трибуны и повесить за ноги над сценой между прожекторами. Пусть светит.
Но Саша знал, что если начнутся поиски виноватых, рядом с губернатором эти люди могут повесить и его. Поэтому такой поворот событий его не устраивал.
«Мне тоже есть куда уехать, если что… Только вот скучно это – сидеть овощем в чужой, пусть даже очень цивилизованной, стране. Поэтому нам Россия ещё пригодится. И развалить я её вам с Мадлен не дам!» – определился он, глядя на этот цирк.
– Москвичи продались гомосексуалистам из Европы и глобалистам из Америки. Очистим наши ряды от этой нечисти! – неожиданно выкрикнул Борис Семёнович. Такие слова в его программе раньше не звучали. Скорее всего, это был экспромт, спровоцированный психологическим напряжением.
«Зря он, конечно, без бумажки», – с сожалением подумал Саша.
Но народ на призыв губернатора отреагировал с энтузиазмом, весело озираясь по сторонам, будто уже разыскивая тех, от кого надо начать очищаться.
В это время к Александру подошла Мадлен.
– Что он несёт? Этот регион для нас очень важен. Организовать протесты в Москве не получилось, теперь попробуем здесь что-нибудь придумать. А этот идиот может всё испортить.
– А если и здесь не получится?
– Тогда попробуем что-нибудь организовать на дальних окраинах, – невозмутимо ответила Мадлен. – А может, вообще начнём наш поход на Москву из ближнего зарубежья. Там для нынешней власти самое слабое звено. Враги по всему периметру.
– От Москвы до окраин далеко. Оттуда Кремль не напугаешь, – не согласился Александр.
– Это зависит от масштаба. Если будет много крови и красивая телевизионная картинка для медиа-ресурсов, то это очень болезненно. А одновременно можно показать людям, что правительство не способно разрешить ситуацию. Да и вообще неспособно управлять государством.
– Так просто переубедить народ не получится. В Кремле тоже время не теряют и тоже умеют выправлять мозги, – сдержанно возразил молодой человек.
– Есть методы воздействия на любое правительство. От обычного прямого подкупа важных чиновников, – Мадлен, то ли оценивающее, то ли намекая, посмотрела на Александра, – до обещания высоких мест в новой властной вертикали. Но это для понятливых. А для идиотов есть кое-что попроще. К примеру, техногенные катастрофы. От предупредительных на железных дорогах и важных производствах, до катастроф на атомных объектах.... – она презрительно усмехнулась. – В наше время нет ничего проще, чем с помощью серии больших катастроф вызвать у народа панику и уничтожить веру в то, что правительство способно управлять страной.
– И сейчас такие варианты рассматриваются?
– Они рассматриваются всегда. Атомные электростанции никогда не взрываются случайно. Так что в любой момент прямо здесь или где-нибудь в другом месте может что-нибудь произойти. Могут столкнуться пассажирские поезда или самолёты, может загореться химический завод, – она говорила и в её провалившихся от старости, но ещё очень колючих глазах начинала проявляться скрытая ненависть.
– Но из-за этого пострадают люди, а вы же вроде социалистка с полувековым стажем…
Мадлен удивленно посмотрела на собеседника.
– Вы мне последнее время, Александр, что-то не нравитесь. Чтобы люди не страдали, мы и должны сделать эти реформы, поменять власть во всей стране. Во всём мире должен быть один хозяин. Тогда и людям будет лучше, и нам проще. А сопутствующая боль неизбежна. Слишком далеко зашла ваша элита в своём желании быть самостоятельной. Это плохой пример для других. Придётся показать, что бывает, когда пытаешься ослушаться. В назидание другим, – она взяла Сашу за пуговицу пиджака и, как бы извиняясь, добавила: – Большинство народов не способны к самостоятельному существованию. Поэтому мы должны за них отвечать. Как там у Экзюпери? «Мы в ответе за тех, кого приручили». За братьев наших меньших. Всё это сложилось веками. А попытки местных шахов и князьков сменить этот порядок всегда наказывались жестко, – она посмотрела на толпу перед сценой и, высоко подняв подбородок и прищурив глаза, добавила: – Такое вот оно, бремя белого человека.
«Да уж… Вроде ты и бабка старая, а с твоего хера не соскочишь, – подумал Саша. – Если только его под корень не отрезать. Ведь можно и с тобой – хитрой ведьмой – поиграть по твоим же правилам. И не только здесь, но и на твоём поле. Думаешь, мы здесь дикие и не знаем, как до твоего дома добраться? У нас дорожка натоптана. Можем сделать так, что вы там от каждого шороха трястись будете. И серия катастроф может случиться не под Арзамасом, а под Парижем, Берлином или Вашингтоном. Да и протесты мы организовать тоже сможем. У всех есть слабые места. «Ножичков у нас на всех хватит», – вспомнил он глупую фразу из какого-то фильма, и чуть было не рассмеялся.
Губернатор заканчивал выступление. Он вытащил микрофон из стойки и вышел из-за трибуны к краю сцены.
– Если в это воскресенье вы выберете меня ещё раз, я непременно доведу до конца то, что начал с первого дня своей работы на этом посту. Я сделаю из нашего региона процветающий край. Нам будут завидовать не только москвичи, но и жители Европы. У нас всё для этого есть: природные ресурсы и вы – умные, работящие, свободолюбивые граждане. И есть я – губернатор, который хочет вместе с вами, с моими земляками, с родными мне людьми, сделать здесь филиал рая на Земле.
Толпа буйствовала, как на концерте. Даже бюджетники, которых собрали здесь против их воли, верили словам губернатора. Александр Бланк смотрел на восторженные лица и еле сдерживал смех.
«Да они же, как Буратино на Поле чудес в стране Дураков. Им просто лень подумать хотя бы на день вперёд. Готовы поверить в любые обещания. Потому что весь смысл их жизни – меньше работать и больше получать. Вот и верят в бесплатный сыр… А когда их мечты в очередной раз не сбываются, начинают винить чиновников, которые много воруют. Так ведь чиновники – это тот же народ. Только чуть шустрее и удачливее».
Саша вспомнил свою школу в Барнауле. Чуть ли не каждый день ему тогда доставалось от местной шпаны. Почти ежедневно на него кричал пьяный отчим и почти каждый день он видел слёзы матери.
«Я же смог. Без знакомых, без нужных связей, даже не получив хорошего образования, выбраться с самого дна. Потому что очень этого хотел, и потому что не верил в чудеса. А здесь, на площади, будто бы и не народ, а какое-то стадо. Сегодня они голосуют за эту власть, а завтра ругают её на своих кухнях. Им бы не визжать от восторга надо, а спросить губернатора, почему он не выполнил свои прошлые обещаний. Ну, спросят, и что дальше? – Саша вздохнул, сообразив, что слишком увлекся. – Очередная революция? Мадлен только этого и ждёт. Так что получается, что правда не нужна никому. А им меньше всего. Как там говорят: «Правда глаза колёт». Кому тогда эта правда понравится? Какая в ней может быть сила? Скажи сейчас губернатор людям правду, что они плохо живут, потому что бездельники и ленивые рукожопы – не поверят, обидятся, будут возмущаться… Им не нужна правда, им нужна надежда. Что кто-то придёт и даст что-то хорошее. Пусть даже не в этой жизни. А где-нибудь на небесах… Так что про правду надо забыть. Мы будем пользоваться методами Мадлен: зомбировать и ещё раз зомбировать. Переводить стрелки ненависти на кого-то ещё. И уж точно не на Москву. Мы найдём им врагов подальше. Врагов, которые будут виноваты во всех бедах. Так делали в СССР. А они любят его до сих пор. Жили впроголодь, а любят. Вот чей опыт управления людьми надо перенимать…»
Александр так сильно обрадовался найденному решению, будто вытащил занозу из пятки, которая мешала ему ходить.
«А Мадлен дура. Ей бы давно пора цветочки выращивать у себя дома и кошечек разводить, но нет, лезет старая карга, куда её не зовут. Совсем из ума выжила. Хочет уничтожить Россию. Для неё это личная месть. С мужиками по жизни не сложилось, вот она и ненавидит всё живое. В своей злобе эта идиотка готова на всё. Её мечта, перед тем, как самой сдохнуть, стравить весь мир друг с другом. Чтобы с ней на тот свет отправилось как можно больше молодых и здоровых. А начать она решила с России. Для неё это просто испытательный полигон. Я не гуманист. И не патриот. Но если не будет России, то кому буду нужен я? Любая власть, которая придёт после этой, поставит меня к стенке. Просто так. Чтобы показать людям, что они нашли виновника всех бед: меня – Александра Бланка. А что выиграют люди от этого? Ничего. Проходили уже. «Отнять и поделить»… А потом чуть не сгинули всей страной после такого дележа. Поэтому устроить здесь очередной шабаш я ей не дам. Есть у нас методы… Да и место смотрящего за Россией от Европы меня не очень-то и греет. Такая же кукла на верёвочках. Только рангом чуть выше. Так что мы здесь сами разберёмся…»
«Везде всегда одно и тоже, – с присуще ей чувством превосходства над другими, думала Мадлен, стоя у углу сцены. – Восторженная толпа идиотов и мерзавец на трибуне, который ведёт их к пропасти».
На ней был строгий тёмно-зелёный костюм, больше подходящий учительнице старших классов, и классические туфли на невысоком каблучке. Руки она держала перед собой, сцепив пальцы. На сгибе руки висела большая красная сумка «Гермес», которую ей подобрала помощница. Эта сумка – её переносной «Овальный офис-кабинет». В ней были казалось никому не нужные бумажки, но с их помощью можно было легко скинуть многие европейские правительства вместе с президентами и премьерами. И они об этом знали. Поэтому боялись этой полусумасшедшей женщины.
Несмотря на свои мысли, Мадлен делала вид, что с умилением смотрит на выступающего губернатора. Она демонстрировала, что этот кандидат не только надежда собравшихся на площади людей, он надежда всего прогрессивного человечества, которое она здесь представляла. И с этой ролью она справлялась хорошо.
«Нельзя допускать, чтобы президенты, шахи, генсеки и прочие современные махараджи сидели на троне больше четырёх лет. Первый срок они осматриваются, обустраиваются на новом месте. Потом эти осмелевшие горе-Атланты расправляют плечи. Второй срок – начинают воровать. И в этом ещё нет ничего страшного. Но вот если их вовремя не убрать, то они становятся действительно опасны. В них что-то просыпается. Начинают сами себе задавать ненужные вопросы про смысл жизни. Как там у Достоевского? «Тварь ли я дрожащая или право имею?» Свои детские мечты – с яхтами и дорогими проститутками – они уже удовлетворили, и теперь им очень хочется остаться в истории где-нибудь рядом с Иваном Грозным, Петром Первым, Александром Македонским или Наполеоном. Так, чтобы памятники на площадях и хвалебные страницы в школьном учебнике. Одно радует: все эти новоиспеченные диктаторы легко сдаются. Был Саддам Хусейн, Каддафи… С виду такие грозные, а в случае опасности они подняли лапки вверх почти без боя, – Мадлен вспомнила кадры гибели этих людей, которые она неоднократно пересматривала и злорадно прошипела: – Собакам – собачья смерть…»
Губернатору, закончившему свою речь, несли цветы. Мадлен, конечно, знала, что эти букеты были куплены на бюджетные деньги, и симпатичные девушки, которые их вручали, отобраны заранее, но всё равно она завидовала губернатору. Её работу никто не видит, и поэтому никто никогда не подарит ей ни одного цветка.
«Да что цветка… И спасибо никто не скажет, – подумала она. – Но без диктаторов и фальшивых нацистов нельзя. На такую приманку, как национал-социализм, можно поймать любой народ. Вон как люди радуются. Глаза горят. Как же, сейчас выгонят иноверцев, отнимут деньги у богатых и заживут. Национализм во все времена, во всех странах – лучшая ширма для наших дел».
Она вспомнила разговор с Александром и её настроение мгновенно изменилось.
«Этот мальчик вырос и у него появились свои интересы. Значит, пора готовить план «Б». На случай, если у этого улыбчивого карьериста или ещё у кого-нибудь появится желание поиграть по своим правилам».
Мадлен зашла за сцену, достала из сумочки телефон и набрала номер.
– Алик, у тебя всё готово? – властным голосом спросила она у невидимого собеседника.
– Да, конечно. Два года назад мы провели хорошую репетицию. Отработали разные варианты. И теперь всё сделаем четко.
– Хорошо, дорогой мой. Я дам знать. Скоро начнём.
Глава 6
Не выпуская из рук телефон, Лёша снова и снова пытался дозвониться до Насти. Но каждый раз неприятный женский голос монотонно отвечал: «Абонент вне зоны доступа». Когда он уже хотел разбить аппарат о стену дома, к нему подошёл сосед, у которого два года назад они с Настей случайно увели воздушный шар.
– Сколько лет, сколько зим! – поздоровался Юрий Алексеевич. – Долго тебя не было. Настя говорила, ты теперь в Германии живёшь?
– Здравствуйте. На днях вернулся, – сухо ответил Лёша. Ему сейчас было не до деда и он, продолжая набирать номер, даже не взглянул на него.
А старику хотелось поболтать.
– И как там у буржуев? Жизнь лучше, чем у нас?
– Лучше, – погружённый в свои мысли, машинально ответил Алексей, не зная, что ему делать и где искать Настю.
– Я вчера из больницы убежал, а сегодня в аварию попал. Больше чем полвека за рулем и ничего. А тут… – Юрий Алексеевич показал на свой автомобиль, стоящий у забора. На старенькой машине было помято крыло и разбита фара. – Спрашиваю его… ну того, который в меня врезался: «Ты почему поворотник не включил? Не показал, что поворачивать собрался?» Знаешь, что он мне ответил?.. «Да кто ты такой, старый осёл, чтобы я тебе чего-то показывал?» Вот такие у нас здесь дела, – грустно сказал он и, задумавшись, присел рядом. – Видимо, задержался я на этой земле. Перестал людей понимать. Да и всё, что вокруг происходит, для меня как кошмарный сон. Хочется взлететь на своем шаре и плыть куда глаза глядят, только бы не приземляться. Наверное, поэтому попы и приспособили рай на облаках… А ты к нам надолго?
– Как получится. Я что-то тоже растерялся. Не знаю, что делать, – Лёша без сил опустился на скамейку.
– Для тех, кто не знает куда плыть, никогда не бывает попутного ветра.
– Вы правы, – согласился Алексей и быстро встал. – Мне ехать надо. Срочно. В город. Там парень на берегу у реки… Горе у него. Вы присмотрите за ним, если что. И не отпускайте никуда.
Лёша забежал в дом, схватил сумку и, не закрывая дверей, быстрым шагом направился к автобусной остановке.
Всего час назад он думал, что всё вокруг не так уж и плохо. И здесь, дома, можно жить не хуже, чем в Германии, но теперь он всё вспомнил. И всё вернулось, будто было лишь вчера. Вспомнил, как прикованный к батарее обливался липким холодным потом, ожидая пыток и смерти. Вспомнил жуткий животный страх, который долго не проходил, даже когда он оказался в Европе. Алексей будто опять погрузился в то безнадёжное, засасывающее состояние, когда каждый стук в дверь отзывался в сердце парализующим ужасом.
Он понял: надо хватать Настю и, не слушая её возражений, немедленно уезжать. «Вот только сначала надо её найти».
Алексей ехал в автобусе и перелистывал контакты в телефоне, пытаясь найти тех, кто мог знать, где живёт этот Николай, к которому поехала Настя. Город маленький и у них наверняка были общие знакомые. Он позвонил в его избирательный штаб. Ответила девушка и сказала, что ни Настя, ни Николай сегодня не приходили.
Прошлые воспоминания, рассказ Гриши и пропавшая Настя – всё смешалось в голове в один воспалённый нервный сгусток.
«Я её сейчас найду. У неё просто разрядился телефон, потому что вчера она забыла поставить его на зарядку», – повторял он, пытаясь успокоиться.
Набрав несколько номеров старых знакомых и ответив на бестолковые вопросы, Алексей наконец нашёл то, что искал: домашний адрес Николая.
– Адрес Кольки Корчагина? Знаю, конечно. Он у стадиона живёт. Сейчас вышлю тебе точные координаты, – наконец ответил ему бывший одноклассник.
Через несколько минут автобус въехал в город. Нужный дом хотя и был недалеко от остановки, но Алексей с трудом нашёл его среди таких же однотипных панелек, в окружении сильно разросшихся лип и клёнов. У самого подъезда его остановил длинноволосый, высокий, очень худой парень. По его виду было ясно, что пьёт он давно.
– Друг, выручай. Немного не хватает… Помру, если не опохмелюсь.
Алексей не хотел тратить время и останавливаться. Поэтому на ходу хлопнул себя по карманам, покачал головой и, не глядя попрошайке в глаза, быстро ответил:
– Бумажник дома забыл. Теперь даже не знаю, где на автобус денег взять.
– Да ты не переживай. Тебе сколько на билет надо? Далеко ехать? – парень засунул руку в карман давно не стираных джинсов и вытащил несколько монет. – Бери сколько надо.
Лёше стало стыдно. Он поблагодарил и сказал, что возьмёт у приятеля, показывая рукой на подъездную дверь.
– Так ты, наверное, к Кольке? Колька добрый – он даст. Только замороченный. Он и в детстве из-за любой ерунды в драку лез, а сейчас… Передай ему, что людям нужна любовь, а не война.
Лифт будто ждал его на первом этаже. Лёше вдруг пришло в голову – вдруг у Насти просто разрядился или сломался телефон. Тогда его нежданный визит будет выглядеть не очень красиво. Стать в её глазах ревнивым идиотом ему совсем не хотелось. Он прикинул, что нужная квартира должна быть на третьем этаже, вздохнул и нажал оплавленную кнопку.
– Это ты? – удивился хозяин, открыв дверь. – А где Настя?
– Я надеялся, что она у тебя, – обречённо произнёс Алексей, понимая, что с Настей случилось что-то плохое.
Пока он стоял обессиленный и разбитый, опираясь рукой о стену в узкой прихожей, Николай сделал несколько звонков. Никаких серьёзных аварий не было, в больницы и морги девушек, похожих на Настю, не поступало. В другой ситуации эта информация могла бы немного успокоить Алексея. Но не сейчас.
– Надо подождать, – сказал Николай. – Сейчас мы не можем ничего сделать. Она объявится… Сломалась машина, телефон сел… Пойдем пока чаю выпьем…
– Зачем ты втянул её в эту хрень? – не сдерживая гнев, в отчаянии крикнул Алексей. – Если тебе что-то захотелось доказать самому себе, ну и лез бы ты в это дерьмо один! Зачем ты людей в свои игры тащишь?
Этими словами он попал в самое больное место. Именно об этом думал Николай всю эту ночь. И ранним утром, окончательно запутавшись, сам не зная зачем, позвонил Насте – единственному человеку, которому он ещё верил. Может он надеялся, что она поможет ему найти ответы на эти болезненные вопросы.
«Для чего он вообще пошёл на эти выборы? Ради того, чтобы сделать лучше жизнь людей? Или для того, чтобы доказать самому себе, что он не бесполезный и никому не нужный инвалид, а тот же самый парень, который с детства привык только побеждать? Может, Алексей прав? Не стоило вмешивать в эту борьбу посторонних людей. Ведь было очевидно, что его победа для многих очень важных людей будет означать не только потерю огромных денег, но и потерю свободы. А может быть и жизни. Поэтому его конкуренты будут биться, на жалея никого.
– Чего ты вообще хочешь? – продолжал Лёша. – Ведь жизнь людей ты не улучшишь, счастливее их не сделаешь. А вот проблем им подкинуть можешь. Любые перемены всегда к худшему.
– По-твоему, надо сидеть и смотреть на то, как кто-то грабит людей, грабит страну? Ведь ты и сам когда-то пытался… – попробовал оправдаться Николай и покатил на кухню.
– Дурак я был, вот и пытался! – раздраженно выкрикнул Леша ему в спину. – Зимой идет снег. Летом дождь, пыль, жара. Ничего не изменишь. Люди не живут по заповедям и не хотят по ним жить. Они против воровства только пока деньги текут мимо них. Пока ты говоришь, что во всех их бедах виноваты глупые ленивые вороватые чиновники, они будут тебя любить и поддерживать, – продолжая стоять в коридоре, кричал Алексей, – но когда-нибудь тебе придётся сказать правду. О том, что мы плохо живём не только из-за чиновников. Что и они – люди – не самые трудолюбивые, не самые бескорыстные. И неплохо бы всем вместе затянуть пояса и постараться сделать что-то для страны. Для её будущего. И в этот момент их любовь к тебе мгновенно закончится. Потому что они люди, а не герои. Ненавидят советы и не любят затягивать пояса. Терпеть не могут, когда государство их о чём-нибудь просит, – Алексей зашёл на кухню и уже тихим голосом подытожил: – Так что всё, что ты делаешь, бесполезно и никому не нужно. Ты ничего не изменишь.
Николай часто и сам об этом думал. Но слышать это от другого человека ему было неприятно. Он сидел в своей каталке, повернув голову к окну, и тяжёлым взглядом смотрел сквозь стекло. В его душе копилось раздражение. «Как может этот слюнтяй, который в своей жизни ничего толкового не сделал, учить его, боевого офицера, как надо жить?» С каждым словом неприязнь росла, и Николаю уже хотелось заткнуть его, кинуть в него чашкой, которую держал в руке.
– Вот ты станешь губернатором – что изменится? – не останавливался Алексей, не замечая, как играют желваки на лице собеседника. – Ты что, всех чиновников на площади повесишь?
– Есть полиция, прокуратура. Если суд решит…
– Ты о чём? Какие суды? Какая полиция? Быть честным и работать в этих структурах невозможно. С них и надо начинать. Только где ты найдёшь других людей? Поэтому тупик. Да и законов таких, чтобы за взятки вешать, нет.
– Не ври, – тихо возразил Николай. – Есть честные и порядочные люди. Да и законы можно поменять Просто ты не любишь свою страну.
– Да что за чушь! Не любят её те, кто не хочет признавать, что всё здесь уже насквозь прогнило, – возразил Лёша и подошёл к окну.
Они оба не хотели смотреть друг на друга, словно боялись, что глаза расскажут больше, чем слова. Во дворе дома беззаботно играли дети. Мамочки болтали между собой и не очень внимательно смотрели за своими чадами.
– Да и дело не только в нас. Это же не только в России происходит, – продолжил Алексей. – Весь этот мир основан на принципе – «сожри ближнего своего, пока он не сожрал тебя». Эта цивилизация не может измениться. В ней не заложено доброго начала. Поэтому ничего не получается. Человек не способен измениться. Все красивые идеи так и останутся невыполнимыми утопиями. Не потому что идеи плохие, а потому что человек – это прежде всего зверь. Поэтому и мир его звериный. Он таким создан. Бороться с этим бесполезно. Ни кнутом, ни заповедями, ни законами. Для красивых идей нужен другой человек. Но пока его не существует.
– Поэтому ты и забился в щель, как таракан, и Настю туда тащишь.
– Зачем ты всё переворачиваешь? – Алексей подумал, что, наверное, этот человек ненавидит тех, кто по-настоящему свободен в своем выборе. Может быть, потому что привязан к инвалидному креслу, а может потому, что не хочет избавиться от заложенных в голову ложных принципов. В его мире «чужой» – это всегда враг, а «свой» обязан жить по тем правилам, по которым живёт большинство. – Да, я хочу создать свой собственный маленький мир. Я хочу жить с Настей в нормальной стране.
– Вот из-за таких, как ты, все наши беды, – сорвался Николай. – Государство для тебя враг, люди – толпа врагов. Вот только в Антарктиду к пингвинам ты почему-то ехать не хочешь, а хочешь туда, где лучше кормят и где климат потеплее. На всё готовенькое. Такие, как ты, хуже врагов. Сами ничего не делаете, только критикуете и заражаете своим неверием в нашей стране нормальных молодых ребят. Пользуетесь тем, что создаёт государство, которое вы ненавидите. Тем, что создали люди, которых вы презираете. Ненавидите, презираете, но не отказываетесь от того, что может дать вам этот мир, – Николай развернул коляску так, чтобы смотреть прямо на стоявшего перед ним Алексея. – Ничего… Придёт время, мы и с вами разберёмся. Было в России хорошее время, когда и с ворами разобрались, и с такими как ты. И поэтому тогда была великая страна.
– И где она сейчас? – усмехнулся Алексей, не отворачивая взгляда от чёрных горящих глаз Николая. – Оказалось, что людям мало одних трескучих лозунгов. Что нужна и хорошая еда, и красивая одежда. Всё это пустая демагогия. Да, я хочу свою жизнь прожить с Настей там, где тепло и сытно, а не там, где холодно и голодно. И главное – прожить без вранья. Я не хочу врать. Ни людям, ни самому себе. Что в этом плохого?
– Собрать бы всех таких, как ты… Да выслать в специальные лагеря. Чтобы вы там хотя бы годик на страну поработали и подумали хорошенько. Глядишь, и сами людьми бы стали.
Алексей отчетливо понял, что они разные и этот спор абсолютно бесполезен. Он вспомнил про братьев.
– Я, собственно… К нам утром приехал один знакомый, у него несчастье. Брата убили. Он хотел… Они, как я понял, собрали много компромата на местную власть и хотели через Настю передать это тебе.
– Мне это не нужно, – не раздумывая, раздражённо ответил Николай. – Не хочу копаться в чужом грязном белье. Уезжал бы ты обратно в Германию. Мы здесь как-нибудь без тебя разберёмся. И Насте бы голову не морочил. Не поедет она с тобой…
В этот момент в кармане у Алексея зазвонил телефон. Он достал его и взглянул на экран.
