Игорь Озеров
Игры патриотов
– Настя, – шёпотом произнёс Лёша, будто боялся спугнуть. Осторожно нажал кнопку и поднёс телефон к уху.
*****
Утром, отъехав от деревни не больше километра, Настя остановила машину на обочине и задумалась. Ей захотелось вернуться.
«Куда я еду? Зачем?»
Она понимала, что ранний звонок Николая не имеет к работе никакого отношения. Настя уже хорошо изучила его характер. Знала про его постоянные сомнения. Понимала, какой помощи он от неё ждет. Ему нужен не просто помощник на выборах, а близкий человек. А ей это зачем? Он женат. Его жена – замечательная женщина. И это её обязанность – поддерживать мужа в такие минуты.
Настя знала, что они сейчас не живут вместе. Только это не её дело. Она не маленькая девочка и понимала, что ни в коем случае нельзя лезть во взаимоотношения супругов. Если только… Если только ты не хочешь их окончательно разрушить.
«А ты же не хочешь их разрушить?» – вдруг спросила себя Настя и неожиданно не смогла ответить на этот простой, казалось бы, вопрос.
Она вспомнила давний разговор с Алексеем ещё там, в Германии, когда он уговаривал её остаться. Тогда она тоже задала вопрос самой себе: «Что я могу достигнуть здесь, в Европе, и что меня ждёт дома?»
Лёша говорил, что можно выучить язык и тогда работу будет найти легко. «Какую работу? – подумала тогда Настя. – Продавца в магазине? Помогать немецким бабкам выбирать удобные туфли? Можно ещё устроиться официанткой в паб. Носить литровые пивные кружки, свиные рульки и традиционные солёные крендели. Улыбаться, откликаясь на сальные шутки подвыпивших бюргеров, надеясь на хорошие чаевые. Всё слишком скучно и предсказуемо на годы вперёд». Разве об этом она мечтала?
А что ждёт в России? А вот дома, как ей казалось, открыты все пути. Если не сидеть в ожидании чуда, то можно изловчиться и поймать за хвост Жар-птицу.
Лёша тогда ей сказал, что подобные поиски непонятно чего обычно кончаются одиночеством и разбитым корытом. Это в лучшем случае. И сравнил её с чеховской попрыгуньей. Она обиделась и ответила, что для неё лучше журавль в небе, чем синица в руках.
Алексей терпеливо убеждал, что счастье возможно, только если уверен, что завтра будет не хуже, чем сегодня. Только на этом фундаменте можно обустраивать свой собственный мир. А возводить замки на песке – занятие бессмысленное.
«В России непредсказуемое не только будущее, но и прошлое, и настоящее, – твердил он. – Как можно планировать свою жизнь, если не знаешь, что будет завтра утром? Миллионы людей, которые жили в СССР, готовились к одному жизненному пути. Но в 1991 году им сказали, что они шли совсем не в ту сторону и надо всё начинать сначала. Сколько жизней тогда было разрушено. Прошло несколько лет и им намекают, что перестройка была не просто ошибкой, но и преступлением, и надо всё вернуть. И во всём виноваты Горбачёв и Ельцин. А нынешние власти – буквально ангелы. А что будет со страной завтра?»
Настя понимала, что Алексей прав. Но ещё она надеялась, что именно изменения правил игры даёт шанс вырваться с отведённого тебе места. Возможность для инициативных. Для тех, кто не хочет жить, зная, что его ожидает через пять лет, через десять, через двадцать лет.
Как сложится их жизнь с Алексеем, она могла предсказать заранее. Он и раньше был правильный и даже немного нудный, а сейчас стал вообще почти немцем. И поэтому час за часом, день за днём с ним она будет жить по выверенному распорядку.
А Николай другой. Даже в инвалидной коляске он энергичен, деятелен и непредсказуем. С ним точно не соскучишься.
Поэтому, когда кто-то из знакомых предложил ей поработать в его избирательном штабе, она согласилась без сомнений. Конечно, она надеялась, что если Коля победит на выборах, то у неё появятся новые, почти неограниченные перспективы. Эти приятные мечты кружили ей голову, и она не хотела от них отказываться.
«Поэтому надо ехать. А не стоять на обочине и глотать пыль», – решила она и завела автомобиль.
В этот момент подъехала полицейская машина и остановилась рядом, перегородив дорогу. Толстый гаишник с трудом выбрался с пассажирского кресла и, тяжело передвигаясь, зашагал к Насте.
– Документики предъявите, пожалуйста, – попросил он. – Что-то давненько здесь стоите. Со здоровьем всё нормально? Не потребляли вчера?
Девушка молча достала из сумки права и протянула в открытое окно. Сотрудник взял их в руки, явно не испытывая большого интереса к документам, и внимательно посмотрел ей в глаза.
– Что-то не внушаете вы мне доверия. Пройдемте в наш автомобиль, дунете в приборчик на всякий случай, – потребовал он и, сжимая пухлыми пальцами документы Насти, направился в свою машину.
Девушке ничего не оставалось, как послушно пойти за толстяком. Полицейский сел на заднее сиденье, а её пригласил сесть рядом с водителем, который уже достал алкотестер и что-то менял у него внутри.
– Присаживайтесь, Анастасия Александровна, – сказал он хриплым голосом и откашлялся.
У Насти тут же промелькнула мысль: откуда он знает её имя, если документы у другого сотрудника. Не успела она опомниться, как на её голове оказался тряпичный мешок, который быстро накинул как раз тот, кто сидел сзади. И он же ударил её чем-то тяжёлым по затылку, и девушка потеряла сознание.
Глава 7
Мадлен фон Грей и Алик Пашаев договорились о встрече недалеко от торгового представительства финансово-холдинговой компании «London-Paris». Под вывеской этой международной конторы уже много десятилетий осуществлялся контроль за политической деятельностью различных сил на территории Российской Федерации. Конечно, это ни для кого не было секретом. Знали об этом и российские власти, но воспрепятствовать её работе не могли.
Алик был младшим ребёнком в большой семье. В шестнадцать лет он на самостоятельно заработанные деньги смог купить спортивный костюм. Это была первая одежда, которая досталась ему новой. До этого он донашивал вещи семи своих старших братьев.
Они жили в красивом доме, который их прадед –Давид Георгиевич – построил более века назад на высоком берегу. Из окон было видно, как стремительная горная река Большая Лиахви впадает в величественную Куру. Но не этим был известен их город, а тем, что здесь в семье прачки и сапожника родился Иосиф Джугашвили, которого весь мир знал как Сталина.
Мать Алика работала в музее вождя. В этом же музее работал садовником его отец. Культ Сталина в их семье был однозначным и неоспоримым. Алик не собирался низвергать авторитет Иосифа Виссарионовича, но повзрослев, стал смотреть на величие отца народов совсем не так, как это было принято в их семье.
Его не интересовали достижения Сталина в деле строительства коммунизма. Он равнодушно относился к грандиозным победам Советского Союза под его руководством. Алику не давала покоя мысль о том, что его земляк, родившийся в обычной бедной семье, смог стать одним из самых влиятельных людей мира. Со временем идея повторить путь этого человека стала для него целью жизни. Ради неё он готов был пойти на всё.
Почти каждый вечер он сидел на каменистом берегу Куры и думал с чего начать. За вершинами родных гор, на которых почти круглый год лежали снежные шапки, начиналась Россия – огромная страна с неограниченными возможностями. И Алик решил, что дорога к его цели ведёт в Москву. Только там у него появится шанс.
То, что он делал следующие двадцать лет своей жизни, Алик не смог бы рассказать даже самому близкому человеку. Но это было в прошлом. Сейчас, ожидая в своей машине Мадлен фон Грей, он верил, что прошёл уже большую часть своего пути, и теперь его фантастическая цель обретает вполне реальные очертания.
И всё потому, что без него, Алика Пашаева, эта высокомерная женщина ничего сделать не сможет. Время, когда в России можно было назначать чиновников, не выезжая из Вашингтона, прошло.
Ничего зазорного в сотрудничестве с Мадлен Алик не видел. Он знал, что и его кумир – великий вождь товарищ Сталин – тоже пришёл к власти с помощью тех же сил, которые сейчас представляет эта пожилая дама. Ничто не ново под луною. Поэтому изобретать ничего не надо. Тем более, что на этом этапе ему тоже без неё не обойтись. Без её влияния, без её связей и денег, без международной поддержки ничего не получится. Но через пару лет можно будет пересмотреть все договора.
«Как только власть окажется в моих руках, я обойдусь без советчиков со стороны. Ресурсы есть, послушное стадо есть. А как им управлять, я буду решать сам. Сейчас важно то, что она обещала отдать мне Россию под полный контроль. А имея под собой такую страну, я ещё посмотрю, кто из нас будет отдавать приказы, а кто послушно выполнять. Когда вы продвигали на вершину российской власти Иосифа Виссарионовича, то тоже не догадывались, чем для вас это кончится».
Мадлен вышла из хорошо охраняемого здания компании и направилась к машине, в которой её ждал Алик. Как бы тщательно ни проверялся персонал, как бы ни обследовалось помещение на предмет прослушивания, она знала, что утечки информации бывают всегда, и поэтому считала, что лишняя осторожность не помешает.
– У меня очень мало времени, поэтому я постараюсь коротко, – сказала Мадлен вышедшему из машины навстречу ей Алику. Она взяла его под руку, показав тем самым, что хочет немного пройти. Она не любила, когда их видели вместе, но сегодня приходилось рисковать. – Через три дня выборы, – напомнила она. – Без особой необходимости мы больше встречаться не будем. Я очень надеюсь на тебя, Алик, – Мадлен знала, как сильно он любит лесть. Даже самую простую, примитивную. Поэтому, решив на этом сыграть, добавила: – С этим делом можешь справиться только ты. Если не получится у тебя, значит не получится ни у кого другого. Я полностью тебе доверяю.
– Что нужно сделать, я всё сделаю! – воодушевленно воскликнул Алик.
– Я знаю, мой друг. Знаю. Но всё равно волнуюсь. Ты даже не представляешь, какое значение для всего мира имеют эти выборы. Если всё получится, как мы хотим, то человечество вступит в новую эру. Если проиграем – всех нас ждут годы напряженной борьбы за существование. Понимаешь, как много сейчас зависит от тебя?
– Я жизни своей не пожалею ради этого дела! – напыщенно воскликнул собеседник.
– Я верю, – кивнула головой Мадлен и погладила Алика по плечу, с печалью посмотрев на свои опухшие от артрита суставы на пальцах. – Начинаем сразу после того, как станут известны первые итоги голосования. Неважно, кого назовут победителем. Нам не нужен ни тот, ни другой. При любом варианте наша задача заявить, что результаты выборов подделаны, и поэтому они недействительны. Действующий губернатор наверняка выведет на площадь бюджетников. Надо сделать так, чтобы среди них оказались люди с ультранационалистическими лозунгами: «Россия для русских» и «Хватит кормить Кавказ». И тогда у твоих людей, которые тоже в это время должны быть на площади, будет возможность обвинить власти в национализме и организовать столкновения. Потом нужно будет быстро разбить на площади палаточный городок и устроить что-нибудь шумное и зрелищное. И главное, вы должны быть похожими на обычных граждан. Всё это мы не раз обсуждали. И даже проводили пробные мероприятия.
Мадлен посмотрела на Алика и подумала, что надо было выбрать на его место кого-нибудь другого. Этот нравился ей как мужчина, но он слишком горяч – может проявить ненужную инициативу, а это очень плохо. Она уже не раз организовывала беспорядки, приводящие к смене власти, и прекрасно знала, что всё получатся там, где люди чётко следуют её инструкциям и утверждённому плану. Но сейчас что-то менять было поздно.
– На моего помощника вышли какие-то два парня, – вспомнила Мадлен. – Кажется, они братья-близнецы. Предлагали купить у них фильм с компроматом на всю местную власть. Прислали фрагмент их фильма. Очень интересно. Вот их адрес, – достав бумажку из своего «офис-кабинета, она передала ее Алику и продолжила инструктаж: – Неплохо бы в ночь накануне выборов запустить в интернет всё то, что они там сделали. Деньги для них возьми из фонда. Не скупись. Это очень важно. Хорошо было бы, чтобы кроме вас и бюджетников на площадь вышли обычные граждане. Те, которым не всё равно. А дальше… Дальше организуем провокацию со стрельбой и жертвами… Всё по плану.
– Мы можем организовать это во многих городах. А так же захватить основные развязки дорог и парализовать движение по всей стране, – живо предложил Алик.
– Нет, Алик, – остановила его пыл Мадлен. – По крайней мере, сейчас такие серьёзные меры преждевременны. Пока. Но через неделю всё может измениться. И этот план вполне может стать основным. Так что будь готов.
После встречи она вернулась на территорию компании. За высоким чугунным забором и под охраной хорошо подготовленных сотрудников можно было вздохнуть с облегчением.
«Стара я уже для такой работы, – подумала Мадлен и присела на скамейку в сквере перед двухэтажным зданием. – Более тридцати лет я над этим работаю. И всё время, когда кажется, что цель уже как никогда близка, она всегда ускользает как мираж. СССР был Верхней Вольтой с баллистическими ракетами. Тот колосс на глиняных ногах казался безобидным пугалом. Как все радовались и смеялись, когда он развалился. Победа! Но потом всё стало напоминать фильм ужасов. Когда с огородного пугала содрали старое рваное пальто и шляпу, то под ним на шесте оказался очень реальный и невероятно злобный монстр. И он не захотел, чтобы его опять обрядили в старое тряпьё. Россия стала как никогда опасной. Если её сейчас срочно не наказать, это будет плохим примером для всего мира. Поэтому Карфаген должен быть разрушен!»
Мадлен устало откинулась на спинку скамейки и посмотрела на небо. Под лампочкой фонаря, кружась, летали насекомые. Ночью, как всегда в этих местах, было прохладно, но идти спать ей не хотелось. Если всё получится, то значит, она не зря прожила свою жизнь.
«Пряников в мире ограниченное количество. И новых уже не будет. Поэтому на всех не хватит. И никто свои пряники просто так не отдаст. Кто был ничем, тот таким останется навсегда. Деньги рождают деньги, нищета порождает нищету. Это правило распространяется как на людей, так и на страны. Дикари всегда считают, что они сами могут чем-то управлять. Этот Алик вот тоже в тайне надеется, что я его здесь главным сделаю. Чтобы он через несколько лет начал мне же условия ставить? Не выйдет. Проходили уже. Все их иллюзии пройдут, когда мы сделаем то, ради чего всё это начали. Введём всемирные цифровые деньги. И запретим все наличные. Кто контролирует деньги – тот контролирует мир. Всем миром легко будет управлять со смартфона, попивая сок где-нибудь на острове в Карибском море. Можно будет отменять, вычёркивать из списков живущих любых людей, любые страны, просто блокируя им доступ к финансам. Местные царьки со своими оловянными солдатиками станут абсолютно бесполезными. Всех их заменят несколько бухгалтеров и аудиторов. А если кто-то решит выпустить свои деньги-фантики, то отправится рассказывать о своих успехах к Каддафи и Хусейну».
Мадлен от приятных мыслей улыбалась сама себе и потирала сухие ладошки.
«Сейчас русский народ думает, что плохо живёт. С завистью смотрит на европейцев и американцев. Скоро русские будут завидовать неграм в Кении или Руанде. Россия станет такой же нищей и дикой, как какая-нибудь Эфиопия с Сомали… только с морозами и снегами. Простой поход за хлебом в магазин для них станет опасной операцией. А хорошие земли на юге страны мы найдём кем заселить… Непрерывные гражданские войны, бестолковая финансовая и экономическая политика, коррупция и ленивые чиновники сделают жизнь на этой территории невыносимой. А главное, мы не оставим людям надежды на её улучшение. Толковые и инициативные уедут. Алкоголизм и паршивое образование сделают из оставшихся безропотное стадо, которое мы загоним на север. На их любимый Русский Север!»
Мадлен громко и радостно рассмеялась.
«Будут как индейцы в резервациях: бегать с песнями вокруг костра, пить огненную воду и почитать древних идолов. А чтобы они не сдохли с голоду, мы разрешим им открывать казино. А для несогласных мы опять организуем Гулаг. Пусть сюда, как в зоопарк, приезжают китайцы и индусы. Те, кто тоже надеется избавиться от нашей опеки. Пусть любуются, что их ждёт в случае непослушания. Вот тогда этот Алик и пригодится. Как главный по русским резервациям: он же мечтает стать Сталиным. Вот только Великой Империи здесь больше не будет никогда… Люди, которые живут от зарплаты до зарплаты, люди, которые завязли в ипотеках и кредитах, в мечтах о ненужных вещах, люди, которые не знают, как спланировать свою жизнь на полгода вперёд, не смогут даже понять, что произошло с их страной. Мы делали это в 1917 и в 1991 – сделаем ещё раз. Всего за десять лет исчезнет даже память о России. Отменим её историю, её культуру, её науку. Если кто и вспомнит о ней, то только как об ужасном кошмарном государстве и ленивом жадном глупом народе. И тогда мои предки будут отомщены…»
*****
В это же время, когда Мадлен мечтала об уничтожении России, произошла ещё одна встреча. Саша Бланк заехал в гости к Мухтару Казбековичу Гаджиеву – местному начальнику полиции.
Он любил бывать у него дома. Такого вкусного седла барашка, запечённого с овощами в специально сделанной для этого печи, он не пробовал больше нигде.
– Надеюсь, вы помните, кто помог вам занять это место? – напомнил Саша, когда великолепный ужин подошёл к концу.
Александр Аркадьевич действительно лично ходил в Министерство внутренних дел, согласовывая кандидатуру Гаджиева. Но тогда это нужно было ему самому. Саша хотел, чтобы губернатор всегда чувствовал, что за каждым его шагом внимательно наблюдают. И ещё он должен был контролировать руководство диаспор, влияние которых увеличивалось с каждым днём. Но Сашин план не сработал. Губернатор, даже зная о постоянном контроле, воровал, будто собрался жить ещё триста лет. И тот, кто должен был за ним смотреть, тоже не стеснялся.
Не только сам Мухтар Казбекович, но и несколько его родственников, которых он пристроил на хлебные места, стали долларовыми миллионерами. И разбогатели они именно на связях с диаспорами, помогая в выделении выгодных заказов из бюджета и собирая дань с каждого прибывшего гастарбайтера.
Но сейчас это было уже неважно. Теперь начальник полиции и Александр в одной связке. Оба понимали, что нужны друг другу. Их объединил общий враг – новый кандидат в губернаторы.
– Я хорошо помню, Александр Аркадьевич, что вы для меня сделали. Но если власть поменяется, мне не удержаться. И думаю, что и вам с новым губернатором сойтись не получится.
– Не буду спорить – вы правы. Ни вам, ни мне не нужен этот выскочка. Его надо убрать. Не напрямую, конечно. Нужно что-то придумать, чтобы он сам снялся.
– Есть у меня кое-какие мысли. Давно за ним присматриваю. И нашёл слабые места.
– Вы мне не рассказывайте. Мне об этом знать не нужно. Мне нужен результат.
«Не хочет на себя ничего вешать, – подумал Мухтар Казбекович. – Мало ли что, а он чистенький. Мол, глупый Мухтар сам всё придумал. Но мы не в обиде. Знаем, с кем дело имеем. К тому же у нас и свои планы имеются».
– А насчет этой злобной старушки – Мадлен фон Грей, – которая везде свой нос сует, у вас никаких мыслей нет? – спросил Саша. – Она, кажется, вообще не хочет, чтобы выборы состоялись. У неё какая-то своя игра.
– Нет, Александр Аркадьевич. О таких людях нам думать не по чину. Каждый сверчок, знай свой шесток.
Саша понял, что зря спросил. И разозлился сам на себя: «Расслабился. А начальник полиции не дурак. Он же тебя этой ведьме первый и сдаст. Счетов в западных банках и другого имущества у Мухтара полно. Не будет он этим рисковать. Одно дело – прижать какого-то местного никому не известного кандидата-голодранца, а совсем другое – задеть того, кто может за пару секунд сделать тебя самого нищим и невыездным».
Александр взболтнул лишнего потому, что мысли о Мадлен не выходили у него из головы. Кроме личного карьерного интереса в этом деле, у Саши появились новые и необычные для него причины разрушить её планы.
Три месяца назад он оказался в местном монастыре. В период богоборчества его не смогли закрыть даже большевики, и поэтому уже несколько веков он действовал без перерыва, став одним из центров православия всей страны.
Настоятелем монастыря был могучий старик почти двухметрового роста. Когда-то он работал хирургом в ЦКБ. В Москве о нём ходили легенды. Попасть к нему на лечение мечтала вся элита. Но двадцать лет назад он неожиданно уволился и уехал из столицы. Свою работу он не бросил и иногда проводил операции в местной городской больнице. Александр и приехал в монастырь, рассчитывая на его профессиональную медицинскую консультацию по одному деликатному вопросу.
При встрече Саша не удержался и полюбопытствовал, что же послужило причиной разрыва профессора с мирской жизнью. Почему образованный интеллигентный человек так резко изменил свою жизнь.
Настоятель внимательно посмотрел на Александра, и на удивление очень просто и доходчиво объяснил, как видит устройство современного мира и почему не хочет жить по его правилам. Профессор вполне серьёзно говорил о дьяволе и его главном оружии – искушении лёгкой жизнью. О том, что не важно, где проходят границы стран, а важно то, в кого верят и кому служат люди в этих странах.
Они поговорили не больше часа, но после этого Саша на многое стал смотреть по-новому. Некоторые цели, которые раньше казались ему очень важными, вдруг стали пустыми и глупыми. Тогда у него первый раз и появились сомнения в правильности своего пути.
Вернувшись в Москву, он поделился этими мыслями со старым евреем, который всю жизнь проработал в архиве на Старой площади.
– Не слушай ты этих попов, – замахал на него руками Яков Моисеевич. – До добра это не доведет. Религии придуманы, чтобы человек возгордиться не смог. Чтобы грешником себя чувствовал. Чтобы лишнего не думал. И рабом оставался.
– А кому это нужно? Мировому правительству? – с усмешкой спросил Саша.
Старичок грустно посмотрел на молодого чиновника, прекрасно понимая, что ничего объяснить ему не сможет.
– Зря вы, Александр Аркадьевич, иронизируете, – Яков Моисеевич картавил и шепелявил одновременно. – Вы бы Библию хотя бы почитали. Там всё есть. Я понимаю, что работая здесь, в администрации на Старой площади, трудно представить, но поверьте мне на слово: есть люди, которые живут не только одним днём. Люди, которые могут спланировать кое-что на много лет вперёд. На столетия вперёд. И им не безразлично, как будет выглядеть этот мир лет через триста или пятьсот. Потому что у них тоже есть дети и внуки, и им хочется сохранить эту планету пригодной для жизни.
– Наверняка это такие же, как вы, мудрые евреи.
– Бросьте вы эти глупости. Нас, евреев, развели, как глупых детей, ещё три тысячи лет назад. И теперь за свою гордыню и за свою жадность мы и расплачиваемся.
– Это как?
– Повторяю, Александр Аркадьевич, читайте Библию, – проворчал старик.
– А вы бы не могли мне в сжатом виде?
– Не думаю, что вы… – Яков Моисеевич вздохнул, ругая себя за старческую болтливость. – Всех деталей я, конечно, не могу знать, но в общих чертах дело было так… Египетские жрецы, умыкнув золото фараонов, рванули в бега. Деньги большие – преследователей много. Поэтому смешались они с бедными скотоводами, живущими на бесплодных землях за Красным морем. Придумали им религию и, польстив, назвали богоизбранным народом. Да-да, мой друг. Так появились мы, евреи. Те жрецы побежали дальше. В Рим. Там тогда вся сила была. А с золотом им все пути открыты. Потом Венеция, Мадрид, Лондон, Вашингтон… А мы, как были для них прикрытием, так и остались. Им деньги и власть, а нам все шишки и всеобщая ненависть. А всё потому, что гонора много. Мы же избранные. Эх, не то мы себе обрезаем. Не то…
Яков Моисеевич достал из ящика затёртого конторского стола пачку сигарет и с огромным удовольствием затянулся, проигнорировав строгие запреты на курение в архиве. Он, выпуская тонкую струйку дыма, мечтательно посмотрел на потолок и добавил:
– Многие хотят попасть в тот круг, но… Там все как одна семья, и попасть туда кому-то со стороны невозможно. Только если прислугой на кухне…
После этих двух разговоров Саша изменился. У него не было хорошего образования. Поэтому он сделал те выводы, на которые был способен: миром правит шайка воров, которая, чтобы удержать свою власть, не гнушается никакими методами. Именно тогда он решил, что нет смысла стараться занять место Мадлен. Не для того он прошёл такой путь, чтобы стать марионеткой в руках невидимых кукловодов.
«Мы и сами с усами, – решил тогда Саша. – Лучше быть первым человеком в своей деревне, чем прислугой в большом городе… Неплохо бы найти союзников. В таком деле они необходимы. Но где их взять?..»
Глава 8
Алексей медленно поднес телефон к уху.
– Ну что, любимую потерял? – прохрипел в трубке неприятный мужской голос.
В эту секунду Лёше показалось, что пол под ногами исчез и он полетел вниз в какую-то бездонную тёмную пропасть.
– Да ты не волнуйся: с ней все нормально, – будто почувствовав его состояние, усмехнувшись, успокоил его собеседник. – Пока нормально. Ну, ты понимаешь, всегда есть одно условие…
– Какое? – машинально спросил Лёша и обессиленно прислонился спиной к стене.
– Корчагин сейчас рядом с тобой?
Алексей посмотрел на Николая, который сжимал пальцами резиновые покрышки на колесах своего кресла и не сводил с него глаз.
– Да. Рядом. Хотите ему что-то сказать?
– Сам передай, – лениво процедил незнакомец. – Если он хочет, чтобы ваша Настя осталась живой и здоровой, пусть сегодня же снимается с выборов.
Алексей услышал в трубке короткие гудки и тяжело опустил руку.
– Я всё слышал, – тихо произнёс Николай.
– Как ты думаешь, они не обманут? – растерянно спросил Лёша.
– В каком смысле? Ты что, считаешь, что мне, и правда, надо сняться с выборов?
– Ну он же сказал…
– Кто он? – раздражённо перебил его Коля. – Кто это вообще? И с чего ты взял, что Настя у них? Почему они ставят условия мне?
– Он же звонил с её телефона… – недоумевая, ответил Алексей. – Я не знаю. Но какое это имеет значение? Настю надо спасать любым способом.
– А как же я?
Николай, наверное, первый раз в жизни по-настоящему испугался. Он привык побеждать. И в последние дни почти не сомневался в том, что избиратели проголосуют за него: слишком надоела людям действующая власть. Бесконечный обман и невыполненные обещания, чудовищная коррупция и явное воровство почти не оставляли шансов старому губернатору.
Коля уже строил грандиозные планы. Обсуждал программу реформ со своим штабом. Он был деятелен и счастлив, потому что понимал, что всё это позволит ему вернуться в полноценную жизнь. И не просто вернуться, а вернуться лидером, победителем. Он убедил себя, что это единственный шанс найти новый смысл в жизни. А сейчас всё рушилось. Мысль о том, что ему придётся остаться до конца дней беспомощным, потерявшим веру в себя инвалидом, была невыносимой.
– Если я сейчас снимусь, то уже никогда не смогу попробовать ещё раз. Те, кто в меня поверил, отвернутся навсегда. Да и сам я не смогу. Такой шанс бывает только раз.
– Ну и что? – разозлился Алексей, наконец сообразив, о чём говорит Николай. – Что значат эти выборы по сравнению с жизнью Насти? Ты вообще понимаешь, что говоришь? – выкрикнул он.
В этот момент Коля сорвался.
– Ты не смог устроиться в Европе. Приехал к нам за хорошей бабой. Там же тебе никто не дает. Для них ты нищий эмигрант. И тут тоже облом. Вот ты и бесишься. А у нас своя жизнь.
– То есть сниматься с выборов ты не собираешься, – сухо констатировал Алексей.
– Я не меньше тебя хочу спасти Настю, но мы же ничего не знаем. Где она. Кто это звонил… Не надо пороть горячку. Дай мне полдня.
Коля успокаивал сам себя и свою собственную совесть.
– У меня перед домом машина стоит – черный пикап, – он засуетился. – Я, сам понимаешь, не ездок… Раньше ещё жена ездила… Короче, вот ключи висят. Бери… Съезди домой. Проветрись. К обеду возвращайся – решим. Ничего за это время с Настей не случится. Он же сказал: до конца дня.
Лёша сник. Ничего толкового ему в голову не приходило. Если даже этот парень, которому Настя верила, не хочет ей помочь. У двери он повернулся к Николаю и, глядя на свои заношенные кроссовки, тихо произнес:
– А стоит ли тебе участвовать в этих выбора? Если ты можешь предать одного человека, значит можешь предать всех.
Огромный «Форд» стоял в углу стоянки напротив подъезда. Рядом с ним рабочие в оранжевых спецовках пытались спилить старый тополь. Несколько толстых веток уже лежали на земле. Но трогать ствол они боялись. Дерево могло упасть на машины.
Алексей вспомнил про Гришу. «Скорее всего, смерть его брата и пропажа Насти как-то связаны между собой», – рассудил он, направляясь к машине и обходя лежащие на асфальте ветки.
Лёша забрался в автомобиль, нашёл под рулем замок зажигания и вставил в него ключ. Висевшая в салоне на зеркале заднего вида смешная плюшевая обезьянка смотрела на него с застывшей, оскалившейся гримасой. Он закрыл глаза, сильно сжал веки и вообразил, что всё это кошмарный сон и надо просто проснуться. Но проснуться не получилось: один из рабочих постучал по капоту и показал рукой, что лучше отъехать. Лёша завёл автомобиль и медленно выехал со стоянки.
В деревне было тихо и безмятежно, будто это другой мир и другая реальность. У церкви местный настоятель – совсем молодой парень – сажал цветы на клумбе рядом с высоким крыльцом.
Гриша с Юрием Алексеевичем сидели в доме на кухне и пили водку.
– Настя у каких-то бандитов, – взволнованно произнёс Алексей и опустился на табуретку. – Говорят, освободят её, если Корчагин снимется с выборов.
– А он что? – Гриша поставил обратно на стол бутылку, из которой хотел налить Алексею.
Лёша молча отрицательно покачал головой.
– А если в полицию заявить? – предложил старик.
– Какая полиция? – Григорий поморщился. – Если они требуют, чтобы Николай с выборов снялся, то значит те, кто её захватил, и есть власть. Кому, как не действующему губернатору, это ещё могло понадобиться?
– Как же так, – после короткого раздумья, произнес Юрий Алексеевич. – С детства тебя учат Родину любить. Пушкин, Суворов, Ломоносов, Снегурочка, Берендей, река и лес с соловьями за деревней. А потом добавляют: Родина – это ещё и власть, которая тебя любит, и днём и ночью о тебе заботится. И поэтому власть эту ты должен защищать, не жалея живота своего, от всяких врагов: внутренних и внешних, – он говорил и от сильного волнения переставлял с места на место тарелки на столе. – Но если вдруг тебе от этой власти что-то понадобилось, то сразу облом – «денег нет, войдите в наше положение». А сами на лыжи и в Лондон к украденному золотишку, – старик с грохотом опустил на стол тарелку с нарезанным хлебом. – А если завтра война? Они же нас за копейку продадут.
