Было около двух дня. Я сидел за обеденным столом. Хотя кроме пустого названия в нем не было ничего сугубо обеденного. Он был завален разного рода барахлом. Сидя за ним или даже просто возле него, я неторопливо пил свой чай с молоком, правды ради, я пил его здесь, а не возле компьютера просто потому, что мне не хотелось перемещаться по квартире, таща с собой наполненную кружку.
Безумные видения, невольным свидетелем которых я оказался, оставили мне много вопросов. В целом подобные сюжеты, несмотря на свою бескомпромиссность, не вызывали во мне ничего, кроме убеждения в том, что все так высоко воспеваемые идеалы на самом деле бессмысленны. Но что меня более всего интересовало в данный момент, так это тот самый маркер, который становился в моих руках серым. Конечно же, я помнил, что по этому поводу сказал Странник, но у меня отчетливым ярким прострелом в голове засел вопрос, какой же цвет мой. Не сказать, что ответ был для меня очень уж важен, скорее, это было праздное любопытство. Но любопытство было сильное. Истории как первого неудавшегося Ромео, так и второго, судя по всему, довольно успешного молодого человека ничего сугубо нового в мое мироощущение не принесли.
– Продолжаешь быть эгоистом? – усмехнувшись, обратился ко мне Странник.
– Спасибо, что без удара на этот раз. Я пытаюсь назвать вещи своими именами. Меня действительно не столько заботят их судьбы, сколько тот маркер.
– Наверное, это правильно, – неожиданно одобрил мои мысли Странник. Это было странно. Тем не менее я решил сразу же перейти к темам, интересовавшим меня, и спросил его:
– У меня вопрос. Про то, что случилось у барьера.
Странник молчал. Я продолжил:
– Ну да, учитывая твой буквализм, мне стоит просто задать вопрос.
– А тебя удивляет, что я «читаю мысли». Я не их читаю. Я читаю твою неподдельную предсказуемость, – пояснил он.
– Таким, как ты, я уж точно не хочу быть.
– Не придуривайся, быть может, я просто твоя субличность, рвущаяся наружу, или просто проекция твоего отца. – Странник снова засмеялся. Закончив смеяться, он с ухмылкой посмотрел на меня и спросил:
– Какой вопрос?
Проигнорировав измышления Странника, не относящиеся к теме данного момента, я спросил:
– Почему ребята такие спокойные за барьером? И довольно легко верят в то, что я им говорю?
– Ты про то, когда обещал передать тот лист его невесте? – немного наклонив голову набок, спросил Странник.
– Хватит уже возвращаться к теме моего эгоизма! – раздраженно крикнул я на Странника и продолжил: – Я про то, когда я сообщаю им про шестьдесят секунд и смерть.
Пристально посмотрев на меня, Странник ответил:
– На самом деле похоже на маркер. Мы видим лишь отражения их… – Он сделал небольшую паузу задумчивости и закончил мысль: – …души. Наверное, более точной метафоры для столь неоднозначного явления и не подобрать.
Почти сразу Странник риторически спросил:
– Тебя ведь мало интересуют их эмоции. Или я не прав?
– Прав! Прав! Ты всегда прав. Я даже не знаю, что мне интересно.
Странник взмахнул руками, видимо, желая напустить драматизма.
Невесомость. Барьер.
Стоит отметить, что я уже готов был вручать нашему следующему гостю маркер, который, как и планшет, уже был у меня в руках. Я находился примерно в полутора метрах от барьера и сразу же окинул взглядом действие, которое открывалось моему взору. Передо мной за уже прозрачным стеклом был вид на проезжую часть, и, как ни трудно это предположить, все застыло в моменте на грани аварии.
– Пьяный? – небрежно спросил я Странника, указывая на водителя, который находился за рулем машины, которая была прямо перед нами.
– Отнюдь. Трезвый. Вполне трудолюбивый человек.
– Интересно поговорить с тем, кто стремился к чему-то, но внезапно поймет, что все его стремления тлен, – холодно прокомментировал я.
– Почему ты так уверен, что они тлен?
– Ой, перестань! От тебя такие уточнения слышать смешно!
– Но ты не смеешься, – изобразив задумчивость, ответил Странник.
– Ладно. Довольно. Расскажи мне, чем он именно занимался.
– Если коротко, то сейчас он возвращается с одной деловой встречи. Не по бизнесу, а со встречи на тему столь модных сейчас «социальных проектов». Он почти не спал из-за подготовок к свершениям. Вот и заснул за рулем. Во встречной машине семья: отец, мать и братик с сестренкой. Иронично, что социальные проекты связаны именно с семьей, – усмехнувшись, ответил Странник.
– Покажи семью.
Изображение тут же приблизилось к машине, где находилась «счастливая» семья. До столкновения оставались доли секунды. Столкновение уже произошло. Мужчина за рулем, видимо, отец семейства, в диком напряжении еще пытался что-то предпринять для предотвращения катастрофы. Его зубы были плотно сомкнуты, глаза широко раскрыты и мышцы лица конвульсивно напряжены, как будто бы что-то сейчас зависело от их усилия. На лице женщины, которая сидела на соседнем с ним переднем кресле, был написан неподдельный ужас. В этот момент я подумал, что страх смерти и ужас смерти – это разные вещи. Сейчас это определенно был ужас. Дети спали в автокреслах на задних сиденьях. Было заметно, что импульс от удара уже начинал нарушать их размеренный сон. До детей, неизбежность еще не дошла. Брату и сестре, по моим ощущениям, было меньше семи. Меня эта картина угнетала.
– На каких скоростях столкновение? – пытаясь предположить вероятность выживания в подобной аварии, спросил я.
– Сто двадцать четыре у этой машины и сто тридцать девять у встречной. Лобовое столкновение. Думаю, шансов нет ни у кого, – спокойно пояснил Странник и спросил меня: – Ты ведь не собираешься складывать скорости для расчета силы удара?
Я пристально посмотрел на моего компаньона, давая ему понять, что я прекрасно понимаю подобные вещи, и через пару секунд, возвращая тему в нужное русло (хотя я и не был уверен, что подобное русло было нужным вообще), попросил его:
– Верни изображение к машине этого трудоголика.
Вид плавно переместился к первому автомобилю, в котором кроме одного аккуратно одетого юноши не было никого. Юноша уткнулся головой в руль.
– Мне интересно будет с ним поговорить и показать ему перед его смертью цену его свершений, – сказал я, немного озлобленный на этого парня, уносящего с собой четыре жизни.
– Может быть, это просто стечение обстоятельств. Ну, не повезло.
– Кому?! Ему?! – крикнул я.
– Остынь. Если не повезло, то им всем, – улыбнувшись, добавил Странник. – Может, он действительно делал нечто полезное? Это не оправдывает его в твоих глазах?
– Я не осуждаю, просто констатирую бессмысленность. Вызови его на разговор, – немного успокоившись, проговорил я.
Странник взмахнул руками и звучно скомандовал:
– Шестьдесят секунд!
Прямо передо мной, спиной к стеклянному барьеру, почти вплотную к нему, появился ребенок лет четырех, который был абсолютно спокоен и который, как мне показалось, доверчиво смотрел на меня.
– Ты шутишь?! – прокричал я Страннику, не отводя взгляд от ребенка. – Где тот парень?!
Простодушный взгляд мальчика поменялся на несколько растерянный.
– Не пугай ребенка. Кто тебе сказал, что здесь будет тот парень? – абсолютно спокойно ответил Странник.
– О чем я с ребенком буду говорить? – недоуменно спросил я.
– Он тебе что-нибудь нарисует на память. У тебя уже всего сорок семь секунд на это. Да и у него тоже, – с абсолютным равнодушием в голосе проговорил Странник.
После недолгой паузы я аккуратно, пытаясь не напугать ребенка еще больше, обратился к нему:
– Как тебя зовут, мальчик?
Мальчик сделал маленький шаг мне навстречу. Мне показалось, что он доверяет мне, хотя при этом и совершенно не понимает ни где он находится, ни что происходит в данный момент (надо было признать, что я и сам этого не понимал). Спустя несколько секунд довольно быстро и с картавостью, заметной даже по одному слову, мальчик произнес:
– Здравствуйте. Меня зовут Дима. Мне четыре года.
– Не бойся, Дима, – присаживаясь на корточки, чтобы оказаться на одном уровне с ним, как мог успокаивающе проговорил я. Не выпуская планшет и серый маркер из своих рук, я обнял Диму. Он не сопротивлялся. Видимо, почувствовав мою тревогу, обняв своими маленькими руками меня в ответ, он начал всхлипывать.
– Напоминаю, что цвет маркера показывает общее состояние, а не в данный момент, – цинично подчеркивая мой собственный цинизм, проговорил Странник.
Дима заплакал в голос. Мне не хотелось видеть его слезы, поэтому я сильнее прижал его к себе. На самом деле было ощущение, что это как бы я прижался к нему.
Преодолев чувство отвращения к самому себе, я разорвал объятия и, как бы желая погладить Диму по голове, протянул ему маркер, пусть даже и без планшета, просто как игрушку. Я хотел увидеть, в какой цвет он окрасится. Смотреть в растерянные, плачущие глаза ребенка было правда невыносимо. В какой-то момент, вытирая глаза от слез, Дима все-таки протянул руку к маркеру, но не успел дотянуться до него, как Странник прокричал:
– Время!
Дима исчез.
Я замер, невольно глядя в пустоту, в которой только что передо мной был вроде бы даже живой Дима. Спустя пару секунд я перевел взгляд на картину, застывшую по ту сторону барьера.
Спустя некоторое время созерцания этой бездны я все же спросил у Странника:
– В какой цвет окрасился бы маркер?
– Понятия не имею. Может быть, в оранжевый, может быть, в желтый. Мальчик был жизнерадостный. Мы уже никогда этого не узнаем. А для чего тебе эти игры с маркером?
– Неважно, – спокойно ответил я, продолжая смотреть на лицо еще спящего Димы.
– Интересно. Для тебя это было важно. Ты ведь не забывал про маркер ни на секунду. Не забыл даже во время ваших неразрывных объятий.
– Я обнял его инстинктивно. А, неважно это для тебя, – все так же спокойно, не раздумывая, ответил я.
– Ты его обнимал, как будто бы своего внутреннего ребенка обнимаешь, – прокомментировал Странник, ехидно ухмыльнувшись.
– Возможно. Но мне и правда было его жалко. И было жалко, когда обнимал, и жалко сейчас.
– А трудоголика не жалко? Он полезное дело, может быть, делал. Кстати, довольно искренне. Ну да! Он не вполне корректно поступил, когда сел за руль после бессонной ночи. Но разве он не имеет права на ошибку? – злобно улыбнувшись, явно не ожидая ответа, спросил мой собеседник.
– Мы ведь все умрем однажды. Разве нет? – хладнокровно, продолжая неотрывно смотреть на парня в машине, риторически спросил я.
– Вопрос «как?».
– Ты думаешь, это имеет значение? – неожиданно заинтересовавшись нашей беседой и этой мыслью Странника, спросил я.
– Думаю, что да. Что-то ведь должно иметь значение. Вы все умрете. И в конечном счете, то, как вы это сделаете, и отличит вас друг от друга.
– Но ведь и при жизни люди делают вещи, которые совершенно уникальны.
– Я сказал «в конечном счете», – Странник произнес фразу, которой он цитировал сам себя, немного растянуто.
– Ты ведь тоже однажды умрешь. Какой счет будет у твоей жизни? – дерзновенно спросил я Странника.
– Я не умру, – с ледяным спокойствием проговорил мой собеседник. – Я исчезну.
– Разве это не одно и то же? – неподдельно удивившись, спросил я.
– В этом-то и фокус. Для того чтобы умереть, надо жить, а чтобы исчезнуть, достаточно существовать.
Я задумался над этой мыслью и совершенно забыл как про время, так и про маркер и даже про Диму, чей счет довольно короткой жизни вот-вот будет столь занятным образом подсчитан.
Я вполне осознанно начал рассматривать пейзаж, открывавшийся моему взору. За стеклом все было по-прежнему без движения. Происходило это действие на каком-то обычном загородном двухполосном шоссе, разумеется, без отбойников. Я окинул взором панораму. Вблизи от места происшествия было еще два автомобиля. Один ехал метрах в пятидесяти следом за машиной семейства, а один по встречной им полосе, примерно на таком же расстоянии от места, в котором предположительно и вылетел на встречку трудолюбивый молодой человек. Хотя кто знает, может быть, и отец семейства был подобного рода персонаж. По одну сторону от дороги был виден довольно густой лес, отделенный от дороги белой разметочной полосой. С другой стороны, именно с той, где происходила авария, полоса граничила с широким полем, простирающимся до горизонта, на котором виднелись двух-трехэтажные дачные домики.
Вероятно, люди в других машинах думали о том, как бы самим избежать столкновения и его последствий. Их эмоции, конечно же, не могли идти ни в какое сравнение с тем ужасом, который был запечатлен на лице жены водителя.
– А с чего ты взял, что это семья? Может быть, это парочка злоумышленников, которые похитили двух детей и чем-то их накачали, чтобы те крепко спали, – ни с того ни с сего перебил мое задумчивое созерцание Странник.
– Они – похожи, – медленно, но очень четко на автомате проговорил я.
Тем не менее я задумался. Несмотря на иронию, которая проистекала от Странника, его слова могли претендовать на то, чтобы быть правдой. Это действительно было мое довольно поспешное суждение, что они родственники, да и то, что они похожи вообще. И тут я вспомнил, что говорил Странник:
– Ты же сам говорил, что мать, отец и братик с сестренкой.
Странник тут же ответил в своей невозмутимой манере:
– Ну, может быть, мне так показалось.
Я решил не погружаться в бесконечные демагогии, выслушивая размышления о том, что, дескать, внешняя схожесть вовсе не показатель родства и похитители могли бы специально выбрать детей, похожих на себя, и так далее. Отойдя от подобных мыслей и от погруженного разглядывания мгновения до катастрофы, я хмуро сказал Страннику:
– Запускай уже.
– Не терпится? – не скрывая улыбки, спросил Странник.
– Не терпится уже убраться отсюда, – все так же хмуро глядя на него, заключил я.
– Вижу, общение с ребенком на тебя заметно повлияло.
Я ничего не ответил на эту провокацию, и мой соглядатай добавил:
– В таком случае посмотрим в рапиде.
На этих словах Странник махнул правой рукой в моем направлении, и меня тут же перебросило близко к барьеру, так, что я мог отчетливо видеть лицо Димы, как бы на расстоянии вытянутой руки. Словно подчиняясь воле Странника, все пришло в медленное движение. Было четко видно, как еще не проснувшегося Диму медленно бросало вперед, до тех пор, пока тело не уперлось в ремень безопасности. По его еще живому лицу было видно, что ремень если и не сломал ему ребра, то доставил весьма неприятные ощущения. Следом за резкой остановкой тела энергия импульса передалась голове и рукам. Ноги так же вытянулись вперед. Казалось, что Дима все еще не до конца проснулся. Удар был не на сто процентов фронтальный, поэтому машину тут же начало закручивать, в результате чего она и вовсе опрокинулась на правый бок. Во время переворота было ясно видно, как верхняя часть ремня, которая оказалась у Димы на уровне шеи, почти незаметно придавила ее. Машину начало переворачивать второй раз, и значительная часть энергии от переворота перешла в тело ребенка, что уже явно не оставляло ему шанса.
Я одновременно мог видеть Диму крупным планом и аварию в целом, как бы восприятие с этих двух ракурсов сходилось у меня в голове, но при этом они оба были четко различимы. Несмотря на широту восприятия, я едва ли мог разобрать, что происходило с остальными участниками аварии. Катастрофа заняла около двадцати секунд, по моим субъективным оценкам. В реальном времени, наверное, это заняло всего несколько секунд. Я даже не попробовал отшатнуться. Хотя мне и было тяжко, я не хотел ничего пропустить.
Время вернулось к привычной скорости течения.
Странник убрал барьер.
– Все участники аварии потенциально мертвы, – спокойно констатировал Странник.
Я посмотрел на него вычурно серьезным взглядом и с непониманием спросил:
– Что значит потенциально?
– Ты хочешь снова вернуться к теме, что называть смертью?
Я ничего не отвечал, понимая, к чему клонит Странник. Спустя несколько секунд я задал ему другой закономерно возникший вопрос:
– Почему ремни безопасности никого не спасли?
– Ремни это не спасение от любых аварий. Они лишь повышают вероятность выживания. Но не гарантируют.
Я вновь ничего не отвечал, а просто молча глядел на тело Димы, которое было смешано с металлоломом, образовавшимся в ходе данного столкновения. Я все понимал, и от этого понимания становилось лишь тяжелее.
– Ты недоволен? – на этот раз оживленно уточнил мой собеседник.
– Зачем ты мне все это показываешь? – спросил я с оттенком негодования в голосе.
– Может быть, это все рисунки твоего не совсем здорового воображения. И прыгун, и футболист, и Дима, – сказал Странник и громко рассмеялся. Порой он пугал меня именно неуместностью некоторых своих реакций. Тем не менее на этот раз я задумался. Проверить это было невозможно. Разве что по хроникам происшествий можно было убедиться, что это не просто мои фантазии. Хотя само по себе это бы не отменяло того, что Странник мог быть просто моей проекцией.
– В таком случае, зачем я себе все это показываю? – задал я риторический вопрос куда-то в пустоту, глядя на еще теплое тело Димы. И тут же добавил: – Ни слова. Вопрос не тебе.
Мы стояли некоторое время неподвижно и наблюдали, как люди из остановившихся рядом машин вызывали различные службы и, убедившись, что первую помощь в столь покореженных машинах они оказать не смогут, просто стояли рядом. Я будто бы пытался вновь упиться кровавым зрелищем. Наконец я сказал Страннику чуть ли не командным тоном:
– Довольно. Возвращай меня.
Странник пожал плечами и, как бы покорствуя моему пожеланию, с почтительностью сказал:
– As you wish.
Он согнул обе руки и, держа кисти на уровне плеч, звонко щелкнул пальцами обеих рук.
Невесомость. Темнота. Лифт.