Игорь Михайлович Поликарпов
Я не хочу умирать
Глава 2. Жених
Лениво открыв глаза, я небрежно нащупал телефон рядом с собой. Было полпервого дня. Я выспался. Мне было абсолютно комфортно жить без будильника, особенно когда не надо было ни на работу, ни на учебу. Потянувшись в свое удовольствие, я оторвался от постели и огляделся. Все было, как и положено, на своих местах. Собственно, не было причин для того, чтобы что-либо могло измениться. От вида этой однообразности ко мне сразу же начало возвращаться чувство уныния, преследовавшее меня весь вчерашний вечер. Я не знал, что мне делать. Нет, вовсе не в каком-то глобальном философском смысле, а реально не знал, что делать. Не знал, как коротать свое время. Ну, единственное, что мне пришло в голову, так это пойти и запустить компьютер, и пока он будет запускаться, подняться и совершить путешествие на кухню. Не теряя времени на валяние, я встал и, нажав на кнопку включения на системном блоке, который был недалеко от места моего спального места, пошел на кухню в чем был. Я не имел привычки переодеваться после пробуждения. Я спал в том же, в чем ходил днем. Ну, разве что для выхода на улицу я мог надеть верхнюю одежду и даже одежду, которая была выше верхней. Да уж. В любом случае инстинктивные потребности современного человека несколько видоизменились, по сравнению с предыдущим поколением, но желание поесть осталось прежним, а все остальное заменил Интернет. Паутина, в которую намертво влипли миллионы людей. Но если есть паутина, то должен быть и некий паук? В принципе, это было бы довольно логично. Так, давайте вспомним, кто же плетет эту паутину? А, так это же сами люди ее и плетут, удовлетворяя свою потребность в коммуникации. Тем самым заменяя живое общение. Ну, так ведь намного проще. В этом ведь нет ничего плохого. Или… есть? О! Еще онлайн-игры. Я лично с ними завязал. Хотя вот помню, как не далее чем год назад, во время сессии (мне оставалось сдать один экзамен), друг мне написал что-то вроде: «Во! Классная игра, давай поиграем немного». Это «немного» затянулось по меньшей мере на месяц. Не очень долго, по сравнению с теми, кто гробит на это дело годы. Какая разница, добьешься ты высот в покорении бинарных миров или в создании семьи и выстраивании карьеры, а может быть даже, человеку удастся совместить одно с другим. Итог, так и эдак, для человека будет один. Так или иначе, в моем случае месяца было достаточно, чтобы забить на экзамены. Ну, в самом деле, это затягивает. В играх ведь все проблемы условней и с каждым годом процессы игр становятся все более и более прямолинейно банальными. Точно так же как мы до предела упрощаем общение, мы все жаждем упрощенного имитатора жизни, в котором мы смогли бы общаться. Мы все одиноки и жаждем хоть как-то заполнить эту пустоту в нашей душе, ну или в нашем сердце, какая метафора кому будет более угодна. Вот она, истинная и единственная потребность человека, а все остальное – это всего лишь топливо для функционирования организма. А может быть, я просто пытаюсь спроецировать на все человечество собственные комплексы? Да, я не буду отвечать за всех, но я одинок! Мне плохо! Пусть кто-нибудь пообщается со мной! Пусть кто-нибудь похвалит меня! Пусть кто-нибудь просто побудет рядом со мной! Хотя бы пару минут.
– Остановись уже.
Я обернулся на голос и тут же получил от Странника мощный удар в солнечное сплетение. Его удар сбил мне дыхание, и я непроизвольно согнулся. Странник всегда появлялся неожиданно, с разного рода сюрпризами, но внезапного удара из ниоткуда я ну никак не мог ожидать. Однако это, похоже, было не все. Он подошел ко мне и, схватив меня за волосы, с нетипичными для него эмоциями негодования сказал:
– Что за порнографию ты тут сам с собой разводишь?
– Что ты творишь? Я просто… пытался разобраться в себе.
Я пробормотал это не очень внятно, так что мои слова не прозвучали достаточно убедительно.
Подойдя ко мне чуть ближе, Странник свысока довольно спокойно взглянул на меня и так же спокойно спросил:
– Что это за нытье про одиночество?
– Но мне и вправду одиноко! – насколько мог громко сказал я.
Странник наклонил голову набок и внимательно посмотрел на меня. По его взгляду трудно было понять, он собирается меня выслушать или же снова ударить. Наконец он сказал:
– Продолжай. Только не уходи от ключевой темы. На всякий случай уточню, что ключевая тема – одиночество.
Я, как всегда, понимал, что Странник был прав. Он всегда был прав. Я действительно ныл сам себе. Я умудрялся быть неискренним даже в своих собственных мыслях. И самое отвратительное, что, даже осознавая это, мне трудно было мыслить как-то иначе.
Не желая больше получать ударов, пусть даже и заслуженных, я решил хорошо взвесить следующую фразу. Но делать это нужно было не слишком долго, иначе ее взвешенность плавно перетекла бы в наигранность. Это очень тонкая грань между мимолетным бредом из подсознания и красивой и аккуратной, но совершенно бесполезной фразой, измусоленной сознанием. Определив для себя эту грань в четыре секунды, я, заикнувшись на первом слоге, начал отвечать Страннику:
– Д-да, я действительно одинок и понимаю, что сам в этом виноват, но…
– В чем именно ты виноват? Давай попытаемся обойтись без наигранного комплекса вины, – перебил меня он.
Чуть помедлив, Странник добавил:
– Четыре секунды все же многовато. Начинай говорить чуть быстрее.
– Ну, да… наверное. И все же в этом есть доля моей вины.
– Конечно же, есть! Но только ты не с того конца начал к этому подходить. Почему ты сразу заговорил про вину? Давай начнем с того, как давно и почему ты решил, что ты одинок?
Вопрос был непростым. Но, за пару секунд прокрутив в голове последние полгода своей жизни, я ответил:
– Я думаю, что последние несколько месяцев. Вернее, одиноким я был намного дольше, просто ощущать это стал только после того, как окончательно убедился, что потерял ее.
– Пару часов назад ты наорал на парня за то, что он сходит с ума из-за девчонки.
– Ну, ты сравнил, конечно… Привет! Я все еще здесь! И мои мозги не растеклись по асфальту, – немного выпрямляясь, с неподдельным возмущением довольно громко сказал я.
– Но ты ведь думал о подобном и не раз, хотя и отметал такие мысли, как только они появлялись, – с живой усмешкой проговорил Странник и едко добавил: – Кстати, мозги не растеклись. При подобном падении в основном внутренние повреждения и всякие ссадины. Голову он разбил, и крови из нее немного вытекло, но мозгов на асфальте не было.
Я сделал вид, что не заметил последнюю ремарку Странника, и довольно решительно продолжил развивать свою мысль:
– С ней я не ощущал одиночества. Мне всегда было достаточно одного человека, который был бы рядом со мной. И если такой человек рядом был… человек, на которого я мог бы полностью опереться, то я мог забить на всех остальных.
– Разве это выход? – явно с наигранной озадаченностью уточнил Странник.
Немного подумав, я ответил:
– А разве нет? Ведь если пытаться общаться со всеми, то настоящей близости не будет ни с кем.
– Не будет. Собственно, выхода нет. Ты всегда будешь испытывать чувство одиночества. Просто иногда у тебя будет получаться на время прикрыть его близостью с кем-то. Но это всегда будет лишь миг. Сколько бы он ни длился. Одну ночь или целую жизнь, прожитую вместе, – холодно проговорил он.
– Но разве… если мы сможем укрыться от одиночества на всю нашу жизнь, разве тогда мы все еще будем одиноки? Ты знаешь, я бы хотел прожить с ней всю свою жизнь. И мне кажется, что если бы она была со мной, я не был бы одиноким, ни где-то там, в глубине, ни снаружи.
– Она тебя многим раздражала.
– Ну и что? Это не меняло того, что я не был одинок, пока был с ней. Похоже, что ты сам забываешь про тему разговора.
– Ты конченый эгоист.
– Ты мне об этом часто напоминаешь, и, наверное, это действительно так. И все же мне непонятно, почему ты нарушаешь собственные правила. О-ди-но-чест-во.
Странник отвернулся от меня. Я уже начал жалеть о своей резкой фразе в его адрес, как вдруг повторились недавние необычные ощущения.
Невесомость. Темнота. Опора. Свет. На этот раз я не был в такой растерянности, как ночью. Сквозь ясное стекло барьера сразу же открывался вид на происходящее. Я попытался сообразить, какое же действие открывалось моему взору. Это было несложно. За стеклом было много людей в аккуратных костюмах. Лица у всех были радостные. Когда я осмотрел всех, меня несколько удивил тот факт, что не было каких-либо признаков чьей-либо близкой смерти. Странник не заставил себя ждать и, показав на одного парня, сказал:
– Вон тот, в черном пиджаке. Остановка сердца. У него сегодня свадьба.
Я был сильно удивлен и уточнил:
– Да он же молодой совсем, с чего вдруг у него на ровном месте остановка сердца?
– Кто тебе сказал, что место пустое? Ему двадцать шесть лет, он футболист, и у него синдром WPW.
– Что это?
– Врожденная аномалия строения сердца. В его случае это привело к фатальной аритмии, а именно фибрилляции предсердий, ну и как следствие фибрилляции желудочков, – немного дотошно и слишком развернуто ответил на мой вопрос Странник. Говоря откровенно, меня не сильно интересовали медицинские подробности, да и не понимал я в них. Тем не менее я уточнил момент, который мне казался немаловажным:
– Он профессиональный футболист?
Странник внимательно посмотрел на меня и коротко ответил:
– Да.
– Ну, так он же должен был медкомиссии всякие проходить. Как врачи могли такое пропустить?
– WPW редко диагностируется заранее, это не так просто.
Чуть помедлив, издевательски улыбнувшись, Странник добавил:
– Ты действительно хочешь услышать продолжение медицинских подробностей?
– Нет, мне они не интересны, говоря откровенно. А за сколько секунд до смерти ты его остановил?
– За две. Хотя еще вопрос, что именно считать смертью. Остановку сердца или прекращение импульсов головного мозга. На самом деле я просто хотел, чтобы ты посмотрел на него, пока он смеется. Голова у него уже кружится, просто он слишком возбужден сейчас, чтобы уловить, что с его организмом что-то не совсем повседневное начинает происходить. Буквально через мгновение он начнет терять сознание. Сказать он, разумеется, уже ничего не сможет.
– Ты ведь сейчас вызовешь его на разговор?
– Да. На шестьдесят секунд. И даже не надейся на большее.
– Хорошо. Но одна просьба у меня к тебе будет. Дай мне лист бумаги и что-нибудь, чем можно было бы писать.
– Зачем? – спросил Странник, заинтересованно посмотрев на меня.
– Я хочу, чтобы он что-нибудь мне написал.
Странник, прищурившись, посмотрел на меня и уточнил:
– Ты хочешь, чтобы последние шестьдесят секунд своего существования он потратил на то, чтобы потешить твое бессмысленное любопытство?
– Ой, перестань, ты же сам говорил, что нет разницы между мгновением и целой жизнью. А уж какие-то шестьдесят секунд.
Странник улыбнулся и пояснил:
– Все верно. Просто это еще одно доказательство твоего эгоизма.
– Так и есть! Хорошо! Я эгоист! Давай уже не будем к этому возвращаться?! Ты дашь мне то, о чем я тебя прошу?
В моей левой руке появился планшет с листом белой бумаги, а в правой руке появился маркер серого цвета.
– Подходит?
– Да.
– Начнем?
– Подожди. Ты мне еще не все о нем рассказал.
– Что еще тебя интересует?
– Ну, сейчас он что делает? И сколько осталось до свадьбы?
– Три часа. Во всяком случае, так запланировано. Они сейчас еще продолжают веселиться с друзьями. После мальчишника. Занятная традиция, – улыбнувшись, заметил Странник и продолжил: – Он не спал всю ночь, выпил и сейчас в очень возбужденном состоянии. То, что случилось с его сердцем, это результат. Что-нибудь еще интересует?
– Нет. Давай начнем.
Меня резко развернуло от барьера лицом к Страннику, и буквально через мгновение между нами появился тот самый парень. Как и подросток, он был необъяснимо спокоен, несмотря на то, что за стеклом он был полон эмоций. Он посмотрел сперва на меня, затем на Странника. Он завороженно глядел на него несколько секунд с немного приоткрытым ртом. Странник «приветливо» помахал ему рукой. Наверно, это было таким специфическим проявлением его чувства юмора. Молодой человек, ничего не сказав, вновь перевел взгляд на меня. За моей спиной был радостный вид замерших гуляний. Парень повернулся ко мне. Ну, или к виду веселящихся людей. Я решил, что мне стоит нарушить тишину и внести немного ясности.
– Привет. Наверное, это прозвучит очень глупо, но уже примерно через пятьдесят секунд ты умрешь.
– Через пятьдесят две, – поправил меня Странник.
Выражение лица парня почти не изменилось, а лишь немного приоткрылись глаза. Все так же, не выражая никаких эмоций на своем лице, он спокойно проговорил:
– Как? У меня же сегодня свадьба.
– Придется внести изменения в планы. У тебя сердце вскоре остановится, – холодно подметил Странник.
– Этого не может быть. Кто вы вообще такие? – все с тем же неестественным спокойствием спросил парень.
– Послушай, постарайся просто поверить нам, времени у тебя осталось совсем немного, – обратился я к нему.
Я понимал, что мои слова звучали не очень убедительно, но, как ни странно, молодой человек их воспринял и, давая понять, что принимает нашу «игру», переспросил у Странника:
– Так сколько мне там секунд осталось?
– Тридцать семь.
– Господи, ну что за бред?
С этими словами юноша сел на корточки и, взглянув за барьер, ничего не говоря, взялся за голову. Странник внезапно оказался передо мной и предельно лаконично напомнил мне:
– Планшет.
Я тут же, не теряя ни секунды, подошел к сидящему на корточках юноше и, протянув ему планшет с маркером, сказал:
– У тебя сейчас есть возможность что-нибудь написать.
– Ты шутишь?! – посмотрев на меня, с легким звоном отчаяния в голосе, почти крича, спросил у меня парень.
В ответ я покачал головой и пояснил:
– Просто я думал, что, может быть, есть что-то, что ты хотел бы передать кому-нибудь, ну там, своей невесте, например.
– Вы ей передадите это?
– Я постараюсь.
Услышав этот обман, Странник, искоса улыбнувшись, посмотрел на меня, однако продолжил молча наблюдать за нашим диалогом. Юноша тем временем взял из моих рук планшет с маркером. В его руках маркер сразу же окрасился в насыщенно-синий цвет. Парень не обратил на это внимания и, замерев на несколько секунд, принялся быстро и сосредоточенно прописью выводить надпись на листе бумаги. Парень еще не закончил писать, как Странник громко скомандовал:
– Время!
Парень исчез, а планшет и маркер появились у меня в руках. Маркер снова был серым. За стеклом все еще находилось без движения. Я посмотрел на синюю надпись и вслух прочел ее:
– «Будь счастлива и помни, что я думал о тебе до последней секунды своей жиз…». Видимо, он хотел написать «жизни».
С ухмылкой, не придав значения моей догадке, Странник спросил у меня:
– Зачем ты ему соврал?
– Я… слушай. Я не мог сказать ему, как ты: «Нет. Мы не можем ничего передать. Мы вообще ничего не можем», – проговорил я, гиперболизируя манеру речи Странника.
– А теперь честно. Ты соврал ему, потому что… – интонацией Странник предложил мне закончить предложение.
Сохраняя спокойное выражение лица, я честно продолжил начатую им мысль:
– Потому что иначе я боялся, что он не станет ничего писать. Да, я эгоист! Мы это уже обсуждали ранее.
– Он написал тебе. Ты доволен?
– Ну… да. Судя по тому, что он написал, он любил свою невесту.
– Да неужели? Ты даже сейчас сам себя обманываешь. Ты так не считаешь? Что он еще мог написать? «Переспишь с кем-нибудь, я с небес тебя достану!» Что-то в таком духе?
– Я не о том! Просто он мог бы написать вообще о чем-нибудь совсем стороннем.
– Ты лукавишь. Ты же сам ему сказал, что он может написать послание «ну там, своей невесте». Разве ты не навязал ему это?
Спорить со Странником мне не хотелось. Но почему-то всякий раз соглашаться с ним было очень тяжело. Прямо признавать в очередной раз, что он прав, мне совершенно не хотелось, и поэтому я, вздохнув, перевел тему:
– Ладно. Давай ты мне лучше кое-что объяснишь в происходящем, потому что я не совсем понимаю некоторые вещи.
– Маркер меняет цвет в зависимости от внутреннего состояния человека, который его держит, – ответил Странник на вопрос, который я еще даже не успел ему задать.
– А о чем может говорить синий цвет? – я задал свой вопрос достаточно быстро, чтобы мой собеседник не успел начать отвечать, прочтя мои мысли. Почему-то мне было легче, когда удавалось проговаривать свои вопросы.
Странник внимательно посмотрел на меня и, для чего-то выдерживая паузу, как бы рассуждая, ответил мне:
– Это может указывать на его размеренность и непринужденную верность своим идеалам. Быть может, поэтому он и решил жениться на понравившейся ему девушке, с которой у него были довольно стабильные отношения в течение двух лет. Во всяком случае, он проблем в женитьбе на ней не видел. Уточню, что этот цвет показывал его состояние не в данный конкретный момент, а общую картину его состояний.
Я посмотрел на маркер в своих руках. Серый. Я и не думал, что его цвет может измениться. Казалось, что он именно таким и должен был оставаться. Но почему серый? Этот цвет мне всегда казался пустым, хотя… в то же время я всегда мог укрыться в этой пустоте. Невольно я грустно улыбнулся и посмотрел на Странника в надежде, что он скажет мне что-нибудь по поводу серого маркера в моих руках, однако он продолжал молча смотреть на меня.
– Почему ты не рассказываешь, что значит серый? – наконец спросил я.
– Ты не спрашивал, – спокойно ответил Странник, все так же пристально глядя на меня.
– О! Я честно думал, что это необязательно.
– Необязательно. Так же, как и необязательно отвечать на глупые вопросы, которые ты даже не озвучиваешь.
– Почему же этот вопрос глупый? Про синий цвет ведь ты ответил?
– Про синий цвет ты спросил.
– Хорошо. Что значит серый цвет?
– То, что ты нерешительный эгоист.
– Почему это я нерешительный?
Странник посмотрел на меня таким взглядом, что я почувствовал себя полным ничтожеством и начал жалеть, что спросил его об этом.
– Потому что маркер серый, – спокойно пояснил он.
– Не смешно. Я думал, что маркер серый, потому что я «нерешительный эгоист».
– В данном случае одно другому не мешает, – сказал Странник задумавшись и через пару секунд добавил: – На самом-то деле серый не твой цвет.
– Как так?
– Серым маркер стал потому, что ты запер свой цвет. Ты намного более закрытый, чем сам себе кажешься. Весь этот бред про «серый как граница между черным и белым» лучше забудь, а то ты превратишь свою закрытость в романтическое самооправдание.
Я задумался. Я ведь и вправду полюбил серый, когда устал от всего. Но как мне найти свой цвет? А нужно ли мне это? Может быть, мне и будет достаточно «романтического самооправдания». Я не знал. Я посмотрел на Странника, ожидая от него дальнейших разъяснений, но он молча продолжал несколько оживленно смотреть на меня. Я перевел взгляд на барьер, за которым все еще было без движения. Застывшая радость на лицах людей меня угнетала. Я понимал, что Странник ждет, когда я попрошу все запустить. Смысла тянуть не было, поэтому я просто кивнул Страннику и тихо сказал:
– Запускай.
Барьер стал багровым. Главный герой действия схватился за сердце, его глаза широко раскрылись, и он рухнул на землю лицом вниз. Смеющиеся лица тех, кто находился рядом, застыли в весьма забавном выражении: верхняя часть лица еще выражала радость, а губы опустились в недоумении. Окружающие парня люди начали судорожно двигаться вокруг него, и один, присев возле парня, перевернул его на спину и похлопал по щекам, скорее не чтобы привести его в себя, а в надежде, что тот просто притворяется. Однако главный герой сего действия лежал без движения. Барьер постепенно принимал свой изначальный цвет. По крайне мере тот цвет, который был при моем появлении в этом непонятном пространстве. Странник не поскупился на пояснение:
– Наглядно отметил для тебя время, когда сердце уже остановлено, но головной мозг и многие другие органы еще функционируют.
– Он уже мертв, значит. Забавно, они надеются, что он притворяется… – задумчиво проговорил я.
– Он еще дышит, – улыбнувшись, пояснил Странник.
– Так значит, не мертв?
Странник пристально посмотрел на меня, наверное, пытаясь уловить ход моих спутанных мыслей, и пояснил еще раз:
– Дыхание будет продолжаться еще чуть дольше минуты. В себя он уже не придет. Решай, мертв он или нет.
Я ничего не отвечал на это, а просто вернулся к просмотру происходящего.
Один из парней, стоящих рядом, вынул телефон и торопливо набрал какой-то короткий номер, видимо, желая вызвать скорую. Второй просто смотрел на происходящее, взявшись за голову. Третий пытался нащупать пульс у лежащего футболиста на запястье. Остальные просто стояли замерев. Глядя на это, я сложил руки на груди и спокойно обратился к Страннику:
– Уберешь барьер совсем?
Барьер исчез. Я не мог сказать, что здесь происходило что-то необычное. Атмосфера была какая-то неопределенная. Во всяком случае, для меня она была более неопределенная, чем в случае с несчастным подростком.
– Так все-таки, что у него с его несостоявшейся женой? – спросил я, наблюдая эту не без малого напряженную ситуацию.
– Все столь же прозаично, как и сама ситуация в целом. Невеста скоро должна прибыть сюда. – Ехидно улыбнувшись мне, Странник добавил: – Передать ты ей, естественно, уже ничего не сможешь.
– Скажи, а для чего ты показываешь мне эти сцены? – спросил я моего неуместно довольного собеседника.
– Тебе ведь интересно наблюдать за подобными сюжетами. Смотри и любуйся жизнью, как она есть.
– Это не жизнь, – холодно ответил я, понимая, что в то же время Странник был точен как никогда. В такие моменты люди откладывают свои мелочные программы и хотя бы на несколько минут или даже часов становятся живыми.
Немного помолчав, я добавил:
– Мне интересно разве что посмотреть на ее реакцию.
– В этом я не сомневаюсь. Скоро увидишь. Ты ведь хочешь посмотреть на искренние слезы?
– На самом деле, да. Я их, и правда, не понимаю. Я хочу верить, что они могут быть искренними, но не знаю, как они могут быть таковыми, – озадаченно сказал я.
– Вот и она бежит уже, – сказал Странник, указывая на девушку в белом платье, которая быстро приближалась, фактически бежала, видимо, сбросив туфли, к месту, где как бы находились мы. Лицо девушки было серьезным, волосы уложены, подол белого платья был немного разорван, видимо, от поспешного движения. Слез пока не было видно. Меня немного передернуло от самого себя, когда я поймал себя на отслеживании ее слез. Скорее это была не моя прерогатива. Поймав мою мысль, Странник пояснил:
– Я не столько наблюдаю за слезами, сколько просто отмечаю моменты, которые такому эгоисту, как ты, были бы интересны. – Немного помедлив, он добавил:
– Наблюдаешь за ними сейчас больше ты.
– Девушка до сих пор не плачет, – как будто не замечая мысль Странника, продолжил я.
– Разумеется, не плачет. Она надеется, она надеется, что ее люби-и-имый еще жив, – он протянул слово «любимый», как бы показывая инфантильную наигранность этого понятия.
– Может быть, настоящая жизнь и проявляется в такой надежде? Иногда ведь действительно она оправдывается? – задумавшись, спросил я, скорее адресуя этот вопрос самому себе.
– Я об этом и говорил. Где-то за надеждой до нее доходит. Смотри, потекли слезы, – сказал Странник, указывая на молодую обаятельную девушку, у которой начинали проступать слезы, когда она обнимала еще теплое, но уже фактически бездыханное тело своего возлюбленного.
– Я бы назвал данную картину «Манифестом Надежды». Девушку, и правда, зовут Надя, – сказав это, Странник засмеялся.
Я продолжал молча наблюдать за происходящим, понимая, что нечто забавное в словах моего проводника все же было.
Спустя пару минут, поняв, что находиться здесь далее мне слишком тягостно, я обратился к нему:
– Ну, все, довольно.
Понимая, что я имею в виду, Странник поднял правую руку и звонко щелкнул пальцами.
Невесомость. Темнота. Моя комната.