Игорь Евгеньевич Боковой
Страж
При этих словах друзья радостно переглянулись, на миг забыв о разногласиях и недомолвках последних дней, но, спохватившись, тут же поспешно отвели глаза в стороны.
Уточнив у братьев наиболее короткий путь до Иерусалима и, пожелав им доброго пути и удачных переговоров, наши странники с удвоенным рвением направили своих лошадей (верблюдов удалось выгодно обменять на базаре в Эдессе) в сторону Вечного Города. Мысли о том, что совсем скоро они встретятся с Жаком де Онье, которого не видели уже больше года (и, даже более того: увидеть его в живых уже и не надеялись) прибавляла им сил.
***
До Иерусалима оставалось совсем ничего, но путешествовать ночью, да ещё и всего лишь вдвоём – мероприятие не самое безопасное. Поэтому, наши странники, достигнув небольшой арабской деревушки на окраине Вечного Города, не сговариваясь, решили в ней же и заночевать, чтобы с первыми лучами солнца возобновить свой путь.
Один из местных – старик, сухой как саксаул, с такими же колючими, как и его ветки глазами, после недолгих уговоров, выраженных в пяти медных монетах, согласился предоставить им место для ночлега.
Позаботившись о лошадях и наскоро поужинав, путники, наконец-то, расположившись на отдых на плоской крыше дома.
– Что это за место? – спросил Дамас.
– Лифта42, – буркнул Перье, сооружая себе походную кровать из покрывала и дорожной сумки.
– Я тебя чем-то обидел, Тибо? – спросил Дамас, пристально рассматривая Перье, – от самой Эдессы ты со мной не разговариваешь и даже не смотришь в мою сторону.
– Нет, – хмуро ответил тот, не удостаивая Дамаса взглядом.
– Тогда, позволь полюбопытствовать, – съехидничал Дамас, – в чём дело?
– В колдовстве, – ответил Перье, резко выпрямляясь и сверкая газами, – вот в чём дело!
– В чём, в чём? – неподдельно удивился Дамас.
– Ты думаешь я совсем дурак? – неожиданно взвился Перье (понятное дело: накипело), – когда мы пробирались через пустыню и все разбойники убегали от нас, как от прокажённых – это ещё полбеды! Хотя и тогда я уже начал подозревать, что дело нечисто. Но когда в Эдессе у всех дозорных одновременно лопнули подпруги и неизвестно куда пропало всё оружие я всё понял!
– И что же ты понял? – прищурившись спросил Дамас.
– Ты – колдун! – взорвался Перье. – Ты колдун, Дамас! И не мне тебе говорить, какой это грех! За такие дела по голове не погладят! За это полагается совсем иное! Костёр на центральной площади!
– Ах вот оно в чём дело! – издевательски протянул Дамас. – А я-то и думаю: что это мой брат Перье хмурый такой! Уже придумал, когда расскажешь о моём грехопадении в Церкви?
– Нет, – хмуро обронил Перье, – я лучше сам тебя убью! Возможно, я ещё успею спасти твою душу…
С этими словами он вынул меч из ножен и сделал решительный шаг в сторону Дамаса.
– Стой! – Дамас вскочил и быстро подошёл к другу вплотную, – сначала выслушай, а уж потом…, – он взялся за лезвие клинка и приставил его остриё себе к горлу, – делай, что должно!
***
В отличие от Перье, сваленного с ног переживаниями минувшего вечера, Дамас не спал. Не именно сегодня ночью, а теперь вообще никогда. Не спал он с того самого дня, как они с Жаком бежали из Монсегюр. Поначалу Дамас относил свою бессонницу на счёт излишних волнений и решил, что скоро всё образуется, но уже через неделю стало понятно, что это не так. Сна больше не было, как, впрочем, и усталости от его отсутствия. Дамас понимал, что это очень странно и поэтому продолжал ежедневно делать вид, что ему, как и всем остальным людям, необходим ночной отдых. Запираясь у себя в келье или, как сейчас, повернувшись к своему спутнику спиной, он думал. Много. Тишина благоприятствует неспешному течению мыслей.
Иногда он просто подолгу смотрел в звёздное небо и полностью отрешался от окружения, приближаясь ощущениями к безвременью. Тогда он мысленно заводил разговор со Временем, задавая ему различные вопросы, которые всегда оставались без ответа. Но Дамас точно знал: старик слышал и слушал. А что до его молчания, то это не беда: иной разговор от этого становится даже интересней.
Прерывая его размышления, из-за горизонта показались первые отблески зарождающегося дня. Дамас встал, сладко потягиваясь (мышцы за ночь ужасно затекли) и посмотрел на небо.
«Опять ни облачка, – подумал он, – Господи, как же я жутко соскучился по дождю».
Сзади кто-то кашлянул.
Дамас оглянулся: хозяин дома поднялся на крышу, чтобы разбудить своих гостей, как и было условлено вчера вечером. В руках он держал небольшую деревянную дощечку, выполнявшую, видимо, роль подноса, покрытую грубым холщовым полотенцем. Хозяин, не говоря ни слова, прошаркал к низкому столику, стоявшему неподалёку от того места, где устроились на ночлег путники и, поставив на него свою ношу, поплёлся обратно, по-стариковски прихрамывая и беспрестанно бормоча себе что-то под нос.
Дамас лёгким кивком поблагодарил его за труды, но тот, никак не отреагировав, растворился в полумраке лестницы, ведущей вниз.
– Господин Перье! – противным голосом возвестил Дамас. – Просыпайтесь! Или вы до обеда почивать изволите?
Перье недовольно наморщил лицо, но глаз не открыл.
– Господин Инквизитор! – Дамас попинал носком сапога голую пятку Перье. – Вставайте! Иначе, все колдуны разбегутся!
Перье отмахнулся от его слов, словно от назойливой мухи и, повернувшись на другой бок, продолжил изображать спящего.
– Ну как знаешь, – пожал плечами Дамас, – тогда я съем все лепёшки сам.
Это подействовало. Перье зашевелился и спустя мгновение он уже сидел на своей импровизированной постели.
– Змей-искуситель, – сказал он заспанным голосом, – тебе повезло, что я голоден. Иначе…
– А чего это ты? – «удивился» Дамас, – спал бы себе дальше.
– Поспишь с тобой, как же! – пробурчал Перье одновременно вставая и зевая во весь рот. – Сам не спит и другим не даёт. Ну и чего, где там твои лепёшки?
– Да вот, – Дамас указал рукой на стол, – наколдовал, пока ты спал…
– Не смешно, – буркнул Перье, направляясь к столу.
– А кто смеётся-то, – продолжал дурачиться Дамас, – и в мыслях не было.
Перье, подойдя к столу, сдёрнул полотенце.
– А вот это уже и взаправду не смешно, – мрачно обронил он.
– Что? – сзади подошёл Дамас.
– Вот, – Перье указал на стол, – похоже наш старый знакомый напоминает о себе.
На деревянной доске высилась стопка из, ещё тёплых, лепёшек. В центре, пригвоздив нехитрый завтрак к основанию, торчал короткий кинжал, c украшенной искусной резьбой рукояткой. Драгоценным навершием на её конце сверкал, переливаясь гранатовыми искрами, небольшой, мастерски огранённый, рубин.
Богатое оформление оружия не оставляло сомнений в справедливости слов Перье: клинок стоил едва ли меньше чем вся деревня, вместе взятая, а потому он не мог принадлежать не то что хозяину дома, а вообще никому, из близлежащей округи. Кинжал мог принадлежать только очень богатому человеку, а если учесть обстоятельства его появления здесь, то ещё и чрезвычайно влиятельному. Имена таких людей были наперечёт и в числе первых, без сомнения, в этом списке был Шейх аль-Джабаль.
Дамас, придерживая рукой стопку лепёшек, медленно вытащил из неё клинок и принялся рассматривать его в лучах восходящего солнца.
– На нём что-то написано, – проговорил он, протягивая кинжал Перье. – Вот, посмотри.
– Там написано, – не глядя сказал тот, – Masir. Что означает – Судьба.
***
В кругах хоть и достаточно узких, но всё же весть о том, что наши странники живы и здоровы, наделала много шуму, что благоприятствовало их скорейшему возвращению домой. Этому немало способствовал Жак де Онье, занимающий теперь в Иерусалиме важный пост. Как только Дамас и Перье прибыли к воротам Темпла и заявили о себе, события замелькали с такой бешеной скоростью, что невольно возникало ощущение что кто-то начал слишком быстро пролистывать книгу жизни.
Перво-наперво к воротам выбежал сам Жак и со слезами на глазах принялся обнимать своих друзей, увидеть которых живыми он уже и думать забыл.
После радостных объятий Жак сразу же отправил во Францию гонца с доброй вестью, строго наказав ему не прерывать свой путь ни на миг.
Проведя ночь в рассказах о своих последних приключениях, даже не отдохнув как следует с дороги, уже к полудню следующего дня наши друзья ступили на палубу корабля, зафрахтованного специально для их скорейшей доставки домой.
Погода им благоволила и без всяких происшествий Дамас и Перье в скором времени оказались в Марселе, а оттуда во весь опор помчались в Париж (именно там их дожидались Великий Магистр и аббат Бернар из Клерво). Прибыв в Париж, друзья были встречены с почестями, достойными если и не королевских особ, то по меньшей мере состоящих с ними в кровном родстве. Великий Магистр, не скрывая радости от встречи, не отпускал друзей от себя ни на шаг и то и дело обнимал их или похлопывал по спине. Аббат со слезами на глазах, смиренно бормотал молитвы, благодаря Господа за счастливое возвращение Дамаса и Перье в родные земли. Искренняя радость, с которой были встречены наши странники, конечно, немного смущала, но всё же радовала их безмерно и в сердце, зачерствевшем за долгое путешествие, разливалось приятное тепло.
Бернар, заполучив заветный свёрток с драгоценными картами, поспешил немедленно уединиться у себя в келье, от волнения позабыв даже поблагодарить его за труды.
Тем не менее всё хорошее, как известно, заканчивается быстро и дальнейшие события не явились исключением.
Дамас, получив разрешение от Великого Магистра, в тот же день умчался в Фуэнан навестить матушку, где с прискорбием и узнал, что вот уже как год она отдала Богу душу. Справившись у соседей о последних днях её жизни, Дамас выяснил, что она долго болела перед кончиной, но всегда о нём помнила. Даже на смертном одре не забывала она про своего единственного сына и единственным её последним желанием было увидеть его ещё хотя бы раз.
Дамас наведался на могилку, поправил покосившийся крест и, договорившись с соседями за умеренную плату, что они будут следить за последним земным пристанищем матери, с тяжёлым сердцем отбыл обратно в Париж – здесь его более ничего не держало.
***
Больше полугода прошло с момента прибытия Дамаса в родные земли, а тоска всё не оставляла его. День и ночь для него не различались совершенно. Ничего не могло его обрадовать, ничего не могло его вывести из этого серого, безликого состояния. Поэтому, получив приказ явиться к Великому Магистру был воспринят им без всяких эмоций и переживаний. Дамас просто встал с лежака и неспешно поплёлся в зал для аудиенций при храме, где по словам рассыльного его ожидал Великий Магистр. При этом он несколько раз свернул не туда, но в конце концов с большим опозданием всё же прибыл к нужному помещению. Постучав в дверь он, не дожидаясь ответа, толкнул её и вошёл.
В зале, как и ожидалось он увидел Гуго де Пейна, Великого Магистра Ордена Храма, аббата Бернара Клервоского и… Перье! Вот уж кого он был рад видеть так это его! Дамас, сдержанно поприветствовав Магистра и священника, с улыбкой подошёл к старому другу и от души обнял его.
– Где ты пропадал, Тибо! – продолжая улыбаться спросил Дамас, – сто лет тебя не видел! А уж как я сейчас рад!
– И я рад, брат мой, – сбивчиво ответил Перье, – но что с тобой? На тебе лица нет! Даже после библиотеки Аламута ты выглядел лучше. Уж не приболел ли ты?
– Приболел, это не то слово, – вмешался аббат, – наш герой серьёзно болен. И имя той болезни – Уныние!
Дамас нахмурился, вновь возвращаясь в своё привычное состояние и опустил руки.
– Так это правда, брат? – воскликнул Перье, – это не дело! Надо срочно что-то предпринять!
– Уже, – усмехнулся Магистр, вступая в разговор, – мы уже начали предпринимать все необходимые меры, чтобы спасти от смертельной тоски своего брата. Ибо оставлять излечение от болезни ему же на откуп никак нельзя! Проходите, садитесь. Святой отец сейчас изложит суть дела.
Дамас и Перье, переглянувшись, проследовали за стол.
Дождавшись, когда они разместятся, Бернар начал.
– Карты, которые вы с таким трудом добыли, дети мои, не имеют цены! Они – настоящее сокровище! Любой монарх, едва узнав, какие сведения здесь сокрыты без доли сожаления отдал бы всё, что у него есть!
– Лично я бы не дал за них и медной монеты, – буркнул Дамас, – я так и не понял, зачем они нужны! Зачем было терпеть все эти лишения? Из-за пары старых коровьих шкур? Пусть даже и с рисунками…
– Настоящее сокровище, сын мой, – улыбнулся аббат и хитро подмигнул, – всегда выглядит невзрачно. Уж тебе ли этого не знать?
– И что же в них примечательного, святой отец? – вздохнул Дамас, – может, всё-таки расскажете, зачем они вам понадобились?
– Конечно, расскажу, – воодушевленно кивнул Бернар, – садитесь, дети мои, садитесь и слушайте!
Дамас и Перье недоверчиво переглянулись, но всё же послушно заняли предложенные им места.
– Итак, дети мои, – торжественным голосом начал Бернар, – как вы помните, я сказал, что ответы на все вопросы можно найти здесь, – аббат приподнял Библию на уровень глаз.
Все: Великий Магистр, Дамас и Перье продолжали молча смотреть на Бернара.
– Так вот, – улыбнулся аббат, – это без преувеличения именно так.
– Я перечитал Святое Писание много раз, – недоверчиво вставил Великий Магистр, – но не нашёл ни слова о том, где теперь может находиться Ковчег Завета.
– Правильно, сын мой, – хитро улыбнулся аббат, – там этого не написано.
– Тогда я решительно отказываюсь понимать, о чём вы тут нам толкуете, святой отец! – вскричал Гуго.
– В Святом Писании действительно ничего такого нет, – как ни в чем не бывало, продолжал своё повествование Бернар, – но если уметь читать между строк, то местонахождение Ковчега можно довольно просто выяснить. В Библии подробно описан путь Ковчега: от скитаний сынов Израилевых по пустыне, до Эпохи Царей – священник закрыл глаза и вдохнул, – но все эти места неоднократно проверялись, – он развёл руками,– и – всё тщетно.
– Истинно! – с жаром подтвердил Гуго, – я сам неоднократно обыскивал с братьями Храмовую Гору в поисках реликвии, но ничего не нашёл!
– Потому что там её нет, – усмехнулся аббат.
– А где же она?! – воскликнул Гуго, – не томите Святой отец!
– Терпение, сын мой, – успокоил Бернар, разошедшегося Великого Магистра, – скоро ты всё узнаешь. Итак, – продолжил он, – вы знаете, что все передвижения Ковчега сопровождались светящимся облаком и…, – аббат поднял палец, призывая всех к вниманию, – «по пути следования Ковчега холмы сравнивались с землёй», – процитировал он торжественно.
– И что?! – недоуменно воскликнул Гуго. – Что нам это даёт?
Аббат стоял и, поглаживая подбородок, многозначительно улыбался.
– И для этого…, – пробормотал Дамас, осенённый внезапной догадкой, – вам понадобились карты, что старше, чем само Святое Писание!
– Так! – подзадорил его аббат.
– Чтобы проследить путь Ковчега достаточно сверить их с картами нашего времени, – Дамас поднял глаза на аббата, – это же проще простого! Вы – гений, Святой Отец!
– Ну уж – гений, – отмахнулся Бернар.
Теперь уже Дамас, не в силах усидеть на месте, вскочил и принялся ходить кругами по залу.
– Не надо излишне скромничать! – воскликнул он. – Это же так просто! Но так гениально! – он вернулся на своё место и, уставившись на аббата, спросил, – И куда ведут следы, святой отец?
– Аксумское царство43, сын мой, – вздохнул аббат, – Ковчег там.
Глава 7
Аксум
«Настоящее сокровище всегда выглядит невзрачно», – вспомнились Дамасу слова аббата.
К храму, расположенному перед ним, эти слова подходили более чем точно – он совсем не был похож на храм в привычном понимании этого слова. Скорей уж – большая часовня, но никак не храм.
«Ну да ладно!», – вздохнул Дамас, – «пойдем, посмотрим, чего тут, да как», – он неспешным шагом направил своего коня к зданию.
Спешился, закрепил уздечку на ржавом крюке, торчавшем из оштукатуренной стены и направился к воротам. Жеребец возмущённо фыркнул ему вслед.
– Тихо ты! – не оборачиваясь, отмахнулся Дамас, – Скоро вернусь!
Он размеренно и громко постучал в деревянные ворота. Почти сразу створка, скрипнув, приоткрылась, и взору предстал седой старик в длинных белых одеждах.
Он был худ как смерть: казалось, что перед Дамасом стоит скелет, обтянутый кожей. Но не это было самым странным в его облике. В глаза бросались его ГЛАЗА.
Если сказать точнее, они останавливали тебя на месте, сколь бы решительны не были твои помыслы до этого, они гипнотизировали, пугали и притягивали одновременно, мягко лишали воли, заставляя, забыв обо всём, слушать своего обладателя с открытым ртом.
Глаза старика были пронзительного ЯРКО-СИНЕГО цвета. Того самого цвета, будто ты в погожий день смотришь в небо и пытаешься разглядеть дно лазурного океана, но не можешь.
Потому что его нет.
Старик тактично кашлянул, намекая, что ждёт вопроса от гостя. На губах его играла снисходительная улыбка, показывающая, что он прекрасно знает о своей власти над людьми.
Дамас помотал головой из стороны в сторону, стряхивая наваждение.
– Мне бы воды, – буркнул он, опуская взгляд вниз и, указал на жеребца, – коня напоить.
Старик кивнул и гостеприимно указал рукой во двор.
Дамас кивком поблагодарил его и прошёл за ворота.
Старик, не прекращая улыбаться, сопроводил его к колодцу и подал ведро.
– Благодарю, – хмуро пробубнил Дамас, изо всех сил стараясь не смотреть ему в глаза.
«Чего он на меня смотрит? – с досадой думал Дамас, поднимая из колодца воду, – Стоит ведь, смотрит. Улыбается ещё…»
Молча перелив воду из кожаного бурдюка в ведро, Дамас направился к выходу.
«Надо сказать ему, зачем я здесь, – лихорадочно размышлял он, – но как?»
Старик следовал чуть позади него неспешной походкой, с живейшим интересом разглядывая незваного гостя.
Напоив жеребца, Дамас вернулся к воротам.
Старик протянул руку, принимая ведро.
– Мне…, – сбивчиво начал Дамас, – я хотел бы… поговорить с настоятелем храма, – выдавил, наконец, он, поднимая взгляд на старика.
– Ну, неужели, – засмеялся тот, – я уж думал ты так и уйдёшь, не сказав зачем ты на самом деле сюда явился. Ну что же, говори – я слушаю тебя!
– Вы настоятель? – опешил Дамас, – и вы говорите по-французски? Здесь? В Аксуме44?
– То не добьёшься от тебя ни слова, сын мой, – деланно сокрушаясь, покачал головой старик, – то вопросами засыпаешь без меры! Ну да ладно! Начнём по порядку: да, я – настоятель Храма Святой Марии Сионской45 и да, я довольно сносно говорю по-франкийски. Несмотря на то, что Аксум находится на некотором удалении от твоей Родины.
Дамас ошарашенно хлопал глазами, не в силах сформулировать остальные вопросы, роящиеся в голове.
– Возможно, тебя также интересует, где все и почему именно я открыл тебе ворота? – продолжил настоятель, – отвечу: я всех отпустил сегодня и остался здесь совсем один. И всё это потому, что я ждал тебя. Пошли со мной. Мне надлежит многое тебе рассказать, да и у тебя есть кое-что для меня.
Настоятель, заложив руки за спину, неторопливо направился к главному входу.
Дамас послушно поплёлся за ним, обуреваемый целым шквалом мыслей и вопросов, коих нисколько не убавилось, а стало, напротив – только больше.
***
Переступив порог храма, Дамас был поражён несоответствием внешних и внутренних его размеров. Внутри он совсем не выглядел тесным. Напротив: стены и свод его, будто по волшебству, раздвигались, создавая обширный зал для богослужений, способный вместить немалое количество прихожан.
Большие фасадные витражи и, мастерски созданная, система малых купольных окон, заливали светом каждый, даже самый труднодоступный, уголок зала. В центре традиционно расположился алтарь, украшенный большим витиеватым распятием. Немало удивил Дамаса и тот факт, что в храме полностью отсутствовала фресковая живопись и какие-либо статуи, так привычные глазу европейца, когда речь заходит о церкви. Но бедным от этого храм отнюдь не казался. Строгим и величественным – да, но совсем не бедным.
Не прекращая вертеть головой по сторонам, Дамас проследовал за настоятелем в дальний угол зала, где оказалась небольшая деревянная дверь.
– Входи, – старик сделал приглашающий жест.
Дамас, склонившись почти вдвое, с трудом протиснулся в узкий проход и вошёл в крохотную келью, дававшую, видимо, приют настоятелю.
– Садись, – старик указал Дамасу на деревянную скамью возле стены, а сам расположился в противоположном углу, присев на край узкой кровати, которая отличалась от скамьи лишь тем, что была чуть шире и на ней лежала маленькая соломенная подушка.
– Итак, – вздохнул настоятель, – пожалуй, начнём. Как тебя зовут путник?
– Дамас Бонне, – ответил тот.
– Так…, – старик кивнул, – и зачем ты здесь, Дамас Бонне?
– Я …, – Дамас замялся, не зная с чего начать.
– Ты не волнуйся, – улыбнулся настоятель, – я знаю, зачем ты здесь, но я должен услышать это от тебя.
– Знаете?! – округлил глаза Дамас. – Откуда?
Старик ухмыльнулся, но промолчал, продолжая испытующе смотреть на собеседника.
Дамас осёкся, взъерошил волосы и, собравшись с духом, начал:
– Я прибыл сюда, чтобы найти и вернуть христианскому миру реликвию, – он, немного помолчал и, собравшись с духом, выпалил, – Ковчег Завета!
Старик всё также улыбался и не сводил глаз с Дамаса.
– Он здесь? – с надеждой спросил Дамас.
Настоятель кивнул.
– Хвала Господу! – Дамас вскочил, не в силах усидеть на месте, – Ведите меня скорей к нему! Прошу Вас, настоятель!
– Сядь! – тихо, но требовательно сказал старик, – сядь и послушай меня, Дамас Бонне.
Дамас послушно занял своё место, хоть волнение его и было столь велико, что ему это стоило большого труда.
– Ковчег находится здесь и так будет впредь, – начал настоятель, – до тех самых пор, пока это угодно Господу.
– Но…, – попытался было вставить Дамас, но старик вновь остановил его взмахом руки.
– Много лет назад мне было видение, – продолжил он, – Я увидел этот день, я увидел тебя, я увидел и то, как мы сейчас сидим в этой келье. Я ждал этот день всю свою жизнь, Дамас Бонне. Я знал, что ты придёшь и захочешь забрать Ковчег с собой, но это решать не тебе и, уж подавно, не мне. Ковчег сам решит, где ему быть, – настоятель вздохнул и развёл руками, – и с кем.
– Кто решит? Ковчег? – удивился было Дамас, но тут же осёкся, вспомнив про Грааль.
– Ковчег не позволит недостойному даже смотреть на себя, не говоря уж о том, чтобы дать прикоснуться к себе. Но ты увидишь всё сам, – проговорил настоятель, – уже скоро.
– Выходит, – нахмурился Дамас, – может случиться так, что я зря сюда ехал?
– Ничего не бывает зря, – улыбнулся настоятель, – Господь дал тебе цель, – он хитро подмигнул, – а это уже не мало. Иди за мной.
Настоятель встал и, не ожидая собеседника, вышел из кельи. Дамас без промедления последовал за ним.
Выйдя из основного здания, они направились по тропинке к невзрачной часовенке, видневшейся неподалёку.
– Всё! – настоятель так неожиданно остановился, что Дамас чуть было не налетел на него. – Дальше, – он указал на часовню, – ты пойдешь один.
Дамас кивнул, осторожно подошёл к двери, немного постоял и, взявшись за ручку, решительно потянул её на себя.
***
Войдя в часовню, Дамас очутился в небольшой (если не сказать крохотной) комнатке, предшествующей основному помещению. Назначение её было не совсем понятно, потому что она была полностью пустая: ни тебе крюков в стене (чтобы можно было повесить верхнюю одежду), ни коврика перед входом, для очистки сапог от вездесущего песка, ни, даже лампады для освещения. Всё это Дамас успел отметить, пока за ним закрывалась дверь главного входа, теперь же он стоял в кромешной темноте и старался к ней привыкнуть, прежде чем пройти дальше. Внезапно он почувствовал, буквально ощутил кожей, как что-то неведомое, не обращая ни малейшего внимания на стены и закрытые двери, возникло в комнате, где он стоял, и принялось с интересом изучать его. Сначала, осторожно, лишь слегка дотрагиваясь, а затем, осмелев, полностью обволокло его, проникая внутрь его сознания. Ощущения были странными, необычными, но вместе с тем… знакомыми.
«Время! – мелькнуло в голове, – Очень похоже…».
Дамас осторожно прислушался к тому, что происходит внутри: нечто с интересом продолжало свою работу, совершенно не обращая на него внимания. Изучало, разглядывало.
«Кто ты?» – осторожно спросил он и тут же пожалел об этом. Сущность, кем или чем бы она ни была, видимо увлёкшись, совершенно не ожидала вопроса, резко дёрнулась от неожиданности и заметалась в испуге, оставляя внутри него глубокие рваные раны. Дамас застонал от боли.
«Стой! Стой! – беззвучно закричал он. – Ты убиваешь меня!»
Это подействовало. Оно затихло разом, сжалось в комок и забилось в самый дальний уголок подсознания. Его было не слышно, но Дамас точно знал: оно там и оно напугано.
«Не бойся, – простонал через силу Дамас, – Выходи. Я не сделаю тебе ничего дурного».
Он ждал.
Долго, казалось – целую вечность.
Наконец, в глубине что-то зашевелилось и на свет медленно, готовое в любой момент броситься наутёк, появилось оно.
Оно выглядело как белое, сияющее облако. Сияние его было настолько ярким, что смотреть на него было невыносимо.
Дамас прикрыл глаза.
«Пожалуйста, не так ярко», – попросил он.
Свет послушно убавился с «нестерпимого» до «лунного» и теперь они оба, Дамас и нечто, имели возможность подробно разглядеть друг друга. Этим они и занимались довольно продолжительное время, пока Дамас, наконец, опять не спросил:
«Кто ты?»
«Я то же, что и ты, – ответило оно, – я то, что ты видишь».
«Я не знаю, что я вижу», – пожал плечами Дамас.
«Я знаю, что ты не знаешь, – сказало облако, описывая задумчивую дугу вокруг Дамаса. – Каждый видит во мне отражение своих помыслов: алчущих власти и богатств – встречает демон, ищущие просветления, обычно, видят…, – облако замешкалось подбирая слова, – …нечто другое. Но ты НИКТО! Потому и я – НИЧТО. Так что правильнее будет спросить – кто ТЫ?»
«Трудно сказать, – ответил Дамас, – я и сам часто задавал себе этот вопрос, но не смог найти на него ответ».
«Хорошо, пойдём другим путём, – облако подлетело поближе. – Зачем ты здесь?»
«Я пришёл за Ковчегом», – ответил Дамас.
«Это понятно, – усмехнулось оно, – но зачем он тебе? Что он для тебя? Власть, деньги, сила?»
«Я вижу, тебе не терпится поскорее обратиться в демона? – в свою очередь усмехнулся Дамас. – Но нет. Меня это не интересует».
«Тогда зачем?» – не отставало облако.
«Чтобы хранить его», – ответил Дамас.
«Хранить?! – удивилось облако. – От кого?»
«От демонов, – вздохнул Дамас, – что живут внутри каждого».
Дамас очнулся в полной темноте, в уже знакомой комнатке-тамбуре. Прислушался: внутри, равно как и поблизости, никого не было. Немного постоял, размышляя о том, привиделось ему всё это или произошло наяву. Не найдя ответа, он на ощупь нашёл дверную ручку и, толкнув дверь, вошёл внутрь.
Это была небольшая, похожая на кладовку комната, занимающая всю оставшуюся площадь часовни. Свет проникал в помещение через маленькие слуховые окна, расположенные под потолком, но этого было вполне достаточно, чтобы Дамас невольно прикрыл глаза рукой (следствие долгого нахождения в кромешной темноте). Впрочем, неприятные ощущения довольно быстро прошли, и ему удалось, наконец, оглядеться. Белые стены рассеивали призрачный свет, льющийся сверху, отчего создавалось ощущение, что помещение находится в лёгкой дымке. По бокам от входа вдоль стен стояли длинные узкие скамейки. На этом нехитрый перечень предметов обстановки часовни заканчивался, но будь комната уставлена дорогой мебелью и усыпана золотом, на манер королевских покоев,– это было бы всё равно неважно. Взгляд приковывал другой её обитатель. В центре, покрытый плотным покрывалом стоял ОН. То, что это был именно ОН, было понятно сразу: от него исходило тепло, волнами окутывающее Дамаса.
Чувства невообразимо смешались: было волнительно-страшно и, вместе с тем, радостно от созерцания живого чуда. От избытка эмоций дыхание перехватило совершенно, и не было никакой возможности заставить его возобновиться.
Неизвестно чем бы это всё закончилось, если бы в голове не прозвучал знакомый голос.
«Не бойся, – прошептал он. – Подойди ближе».
Дамас, пересилив себя, сделал три нетвёрдых шага.
«Сними покрывало, – продолжал нашептывать голос. – Смелее».
Дамас, будто зачарованный, взялся за полотно. Медленно, словно во сне, он потянул его на себя. Сначала нехотя, а затем всё ускоряясь под собственным весом, тяжелое покрывало с лёгким шорохом заскользило вниз.
«Да!», – эмоции, и без того запредельные, со свежими силами ринулись покорять новые высоты. В глазах потемнело: – «Это ОН!»
«Прикоснись ко мне», – прозвучал в ушах знакомый голос.
Дамас, послушно протянув руку, слегка коснулся золотой крышки.
Ослепительно яркий свет мгновенно заполнил его изнутри и вырвался из широко раскрытых глаз.
Дамасу сначала показалось, что он сгорит сейчас, сгорит без остатка, но жара и боли не было, вместо этого его охватило чувство такой необычайной легкости, что он внезапно понял, что летит… сквозь свет…
– Прощай, Дамас Бонне, – прошептал настоятель, осеняя часовню крёстным знамением, – прощай навсегда…
Покатившись по морщинистой щеке, в песок упала слеза.
Рядом, взмётнув пыльный фонтанчик, упала вторая капля, не в пример крупнее.
Потом ещё.
И ещё.
И вот, набирая силу с каждым мгновением, на землю обрушился ливень такой страшной силы, какого ещё никогда не знал Аксум. Ни ранее, ни потом.
Теперь старейшины рассказывают, что шёл тот дождь три дня, не прекращаясь и будто бы все эти три дня на землю не спускалась ночь.
А ещё, говорят, что во время дождя на небе не было ни единого, даже самого маленького, облачка.
Только небо.
ЯРКО-СИНЕГО цвета…
***
Суета вчерашнего дня хоть и слегка улеглась, но всё же общая нервозность продолжала держать в напряжении всех обитателей монастыря. Можно было с полной уверенностью сказать, что этой ночью в Лавлане ни один человек не смог сомкнуть глаз.
А случилось вот что: накануне, в келью к Бернару ввалился перепуганный монах и, задыхаясь, поведал, что ко двору прибыл странный человек и просит встречи. Вернее, и не просит даже, а сообщает, что он, дескать, прибыл и ожидает аббата внизу.
На вопрос Бернара, что такого странного в ночном госте, тот лишь замахал в ответ руками, давая понять, что он сразу всё поймёт сам, как только увидит всё своими глазами.
Аббат, на всякий случай, разбудив по пути Перье, (воинов в монастыре более не было) поспешил спуститься во двор.
Ночного гостя он увидел сразу, как только вышел на улицу. Это было совсем не трудно: тот стоял как изваяние посередине двора-колодца со сложенными на груди руками. Одет он был в темный балахон с глубокими складками (такие надевают, чтобы полностью скрыть особенности своего телосложения, да и оружия совсем не видно, будь при тебе хоть целый арсенал). Лицо гостя скрывал глубокий капюшон, непроглядной тенью обозначавший то место, где оно, по всей вероятности, должно было находиться.
