Игорь Евгеньевич Боковой
Страж
– Доброе утро, господин офицер! Завтракать будете?
***
Плотно перекусив, офицеры немного послонялись по лагерю и, не найдя сколь-нибудь достойного для себя занятия, приняли решение предаваться отдыху, а если попросту – бездельничать. Ляйте, удобно расположившись в тени раскидистого клёна на окраине лагеря, с удовольствием углубился в чтение (к сожалению, служба напрочь лишала его этого удовольствия). Двое его товарищей помоложе, немного поиграв в волейбол, вскоре бросили эту затею и расположились на открытой поляне, подставив молочно-белые спины жаркому летнему солнцу.
Но, уж, как водится, там, где есть место безделью, вскоре обязательно появляется работа. И чем больше ты лентяйничал, тем больше её у тебя будет. Уже вечером у офицеров появилась возможность проверить правдивость этого наблюдения.
Сначала в лагере, одна за другой, начали появляться группы, проводившие исследования в окрестных селениях. Они буквально завалили палатку офицеров целой горой тетрадей, исписанных отчётами за прошедший день, старинных книг и предметов, якобы имевших отношение к поискам. Позже, уже затемно, в лагерь прибыла сначала одна группа, занятая исследованиями пещер, а затем, глубоко за полночь, и вторая. Глядя, на груду «ценных артефактов», сложенных перед входом в его палатку Ляйте оставил своих подчинённых составлять опись добытых «сокровищ», а сам засел за докладную записку (начальство тоже желало быть в курсе всех событий). Покончить с постылым бумагомарательством удалось только глубокой ночью и, хотя весь лагерь ещё спокойно спал, Ляйте решительно направился к палатке Рана.
Нисколько не удивившись, что в ней, несмотря на поздний час (или ранний?) горит свет, он, немного покашляв для приличия на входе, заглянул внутрь.
– Господин Ран. Доброй ночи! – сказал Ляйте. – Вы позволите?
– Доброй ночи, – ответил Ран с трудом возвращаясь в реальность. – Входите, только аккуратнее! Вот здесь… с краю… пожалуйста… не наступайте на бумаги, чёрт возьми!
Сделать это было очень трудно, поскольку практически вся палатка была устлана какими-то документами с текстами и рисунками. Иногда это был мелкий убористый почерк самого Рана, иногда чей-то нервный и размашистый, а иногда и печатные страницы, отправляющие своего созерцателя, минимум на несколько столетий назад.
Ляйте, едва не упал, стараясь ни на что не наступить, в конце концов решил вообще ретироваться. От греха подальше.
– Я лучше здесь…, – сдался он, – постою.
– Хорошо, – успокоился Ран. – Что вы хотели?
– Понимаете, профессор, – замялся Ляйте, – ваши люди… только в первый день принесли столько материалов, что я вынужден просить у вас помощи в их описании.
– Давайте короче! – сухо оборвал его Ран.
– Мне нужны люди, – выпалил Ляйте, – один, а лучше два!
– Этого не понадобится, оберштурмфюрер, – вздохнул Ран и устало потёр глаза, – с завтрашнего… хотя, – он мельком взглянул на часы, – пожалуй, будет правильней сказать с сегодняшнего, дня я перехожу на «кабинетную» работу и с радостью окажу вам любую посильную помощь. Кроме того, в вашем распоряжении будет дежурный по лагерю. Такой вариант вас устроит?
– Пожалуй, да…, – кивнул Ляйте.
– Тогда, – сказал Ран, опять утыкаясь в свои бумаги, – Спокойной ночи.
– Спокойной ночи, – пробормотал Ляйте, опуская полог палатки. – «Если так можно сказать», – подумал он, бросив беглый взгляд на восток.
Летнее утро, изо всех сил торопясь вступить в свои права, уже обозначило восход, подкрасив небо, пока едва заметным, нежно-розовым цветом.
***
Археология не любит суеты. Для раскрытия тайны, сокрытой самим временем, как ни крути, необходимо оно же – время. Бывают, конечно, и исключения, когда какой-нибудь счастливчик, совершенно неожиданно натыкается на что-нибудь грандиозное, но это больше из области везения, а потому официально никем не рассматривается, ибо Фортуна – дама своенравная и может в любой момент отвернуться.
Так или иначе, все открытия в этой области начинаются в кабинетах или библиотеках, за письменным столом, в мягком свете настольной лампы (непременно с зелёным абажуром) в ходе долгих изучений различных манускриптов, старинных писаний, рукописей, свитков или глиняных табличек. Нельзя упускать из виду, также, и легенды со сказаниями, обязательно надлежит вдумчиво изучить тексты древних песен и баллад, уделить внимание различным слухам и рассказам старожил, обрастающим порой такими диковинными деталями, что просто диву даёшься – насколько далеко можно уйти от истины с помощью одной лишь только фантазии.
И вот только тогда, а никак не раньше, ты – молодой (или не очень) археолог, вооружившись багажом знаний, принимаешь решение, что уже пора. Пора переходить к другой археологии. К «живой». Опуская процесс подготовки экспедиции со всеми её подводными камнями и течениями (про то можно написать отдельную книгу), сразу переносимся «на землю», то есть туда, где и будут происходить раскопки или поиски того, зачем это всё и затеяно.
«Открытия сами себя не откроют», – понимаешь ты и вооружившись лопатой, начинаешь копать…
Невзирая на непогоду, отбросив в сторону лишнее личное, работаешь день и ночь.
Роешь.
Копаешь.
Ищешь.
Устал.
«Не беда!»
Продолжаешь искать.
«Всё, не могу!»
Упал. Лежишь.
«Что это?» – краем глаза замечаешь ты какую-нибудь малоприметную штуку.
«Ну-ка, ну-ка… Оооо! Да это же оно!», – дыхание перехватывает, ты судорожно очищаешь «штуку» от вековой грязи. – «Урааааа! Нашёл!» – прыгаешь ты от счастья сам не свой.
Но не стоит обольщаться раньше времени. Возможно, ты вернулся в самое начало…
Да простит меня археология, если этими строками я отвернул от нее кого-нибудь, кто грезил раскопками и представлял себя знаменитым учёным, открывшим, никому ранее не известную, древнюю цивилизацию или ещё чего-нибудь важное и сенсационное. Возможно, это даже к лучшему, потому что археология (впрочем, как и многое другое) это, прежде всего, призвание. Здесь есть место только одержимым.
Таким, без сомнения, и был Отто Вильгельм Ран. Таким его знали друзья и враги, таким его видели и те, с кем он встречался впервые, таким он был и здесь – в Монсегюр.
Ран отдавался работе целиком, погружался в неё с головой, отрешаясь от всего мира. В лагере поговаривали, что никто ни разу не видел его спящим, или хотя бы отдыхающим. Он постоянно что-то читал, изучал, рассматривал, писал, зачёркивал, снова писал, не прерываясь, даже когда ел. Он практически не выходил из своей палатки, покидая её только для того, чтобы осмотреть новые партии находок, исправно поставляемых прибывающими в лагерь группами.
Рана не смог оторвать от работы даже визит самого Зиверса.
Выслушав сбивчивое сообщение Ляйте о том, что сегодня к обеду лагерь собирается посетить сам глава «Аненербе», Ран безразлично пожал плечами и опять уткнулся в очередной манускрипт. Оберштурмфюреру стоило больших трудов уговорить профессора уделить этому событию, хоть сколько-нибудь, его драгоценного внимания.
Ран, сухо поприветствовал Зиверса, прибывшего в лагерь без всякого сопровождения (событие, само по себе, уже неслыханное), кратко доложил о ходе работ и сославшись на чрезвычайную занятость, удалился, оставив опешившего Ляйте наедине с высоким начальником. На удивление, генеральный секретарь «Аненербе» на эту дерзость со стороны профессора отреагировал спокойно или, даже правильней будет сказать – никак не отреагировал, что заставило оберштурмфюрера в корне пересмотреть своё отношение к Рану (Зиверс очень ревностно относился к почитанию своей персоны и подобных вольностей, обычно, без внимания не оставлял).
Так или иначе самоотверженный труд Отто Рана не мог не принести свои плоды и однажды вечером он, с сияющим от счастья лицом, появился в лагере. Он немедленно собрал всех руководителей групп и торжественно сообщил, что завтра поутру он и ещё пять добровольцев отправятся с ним в горы. Все были настолько поражены сменой настроения главы экспедиции, что среди изыскателей немедленно поползли слухи о великом открытии. Уровень воодушевления археологов в одно мгновение возрос до небес, многократно превысив даже те показатели, с которыми экспедиция начиналась.
От добровольцев не было отбоя, но Ран был непреклонен – пять человек и не более. Видя такой ажиотаж, он лично выбрал кандидатов и назначив выход группы на восемь часов утра, отправился отдыхать, строго настрого всем наказав незамедлительно последовать его примеру.
Этой ночью, наверное, впервые за месяц, Ран спокойно заснул.
На его осунувшемся лице застыла улыбка.
***
До назначенного срока было ещё добрых два часа, но все пятеро счастливчиков были уже на ногах. Нервно прохаживаясь по лагерю, они то и дело посматривали на часы, дожидаясь своего идейного вдохновителя. Но Рана не было. Дежурный клялся, что профессор не покидал пределы своей палатки после того, как вчера вечером отправился на отдых. Его единогласно обвинили в плохом несении службы и пригрозили применить к нему самые жёсткие меры дисциплинарного воздействия. В конце концов, в наказание, его отправили к полевому обиталищу профессора, крайне осторожно проверить: а на месте ли он вообще? Дежурный вернулся через минуту и с видом безвинно оболганного человека сообщил, что руководитель экспедиции совершенно спокойно спит у себя в палатке и вставать, судя по всему, пока не собирается. Все были крайне удивлены, потому что за последний месяц все привыкли, что к профессору можно обратиться в любое время дня и ночи, ибо Отто Ран всё время работает и совсем почти не спит. Так или иначе, всей группе пришлось успокоится и обуздать своё желание поскорее отправиться в путь.
Так, в томительном ожидании, прошёл час…
– Доброе утро, коллеги! – возле костра, ставшего местом общего сборища, неожиданно возник свежий и гладковыбритый (когда только успел?) профессор Ран.
– Доброе утро! – подскочили все со своих мест. – Когда выдвигаемся? Мы уже готовы!
– Я же вчера всё сказал, – удивился Ран, – выдвигаемся в восемь утра. А сейчас, – он поднял руку и предоставил свои часы всем на обозрение, – только четверть восьмого. Как раз хватит времени, чтобы позавтракать и выкурить сигару.
Группа молчала, удивлённо переглядываясь. Профессора будто подменили: это был уже не тот немногословный и хмурый учёный, вечно пребывающий в своих отдельных «мирах», которого они знали много лет. Это была его полная противоположность: весёлая, энергичная и, даже пытающаяся шутить.
Ран с аппетитом перекусил горячей кашей, не забыв горячо поблагодарить дежурного за «вкуснейшее», по его заверениям, «блюдо, что ему доводилось есть в последнее время», выпил большую кружку ароматного кофе и, расположившись возле костра, закурил сигару. Только тогда он заметил на себе настороженные взгляды своих соратников и спросил:
– Что это вы на меня так смотрите, друзья мои?
– Ничего, Отто, – ответил за всех профессор Шульц, – просто тебя сегодня не узнать.
– Так бывает, Шульц, – Ран хитро подмигнул старому другу, – когда, особенно хитрый узел, начинает, наконец, распутываться. – Он резко встал. Ловко, одним щелчком, отправил недокуренную сигару в костёр и скомандовал. – По коням, друзья мои! Нас ждут великие дела!
Группа, быстро выстроившись в колонну, направилась в туман вслед за Раном. Лицо его выражало сосредоточенность и упрямство. Губы плотно сжаты. Шаг уверенный и чёткий.
Все облегчённо выдохнули: это был их старый знакомый Ран.
Одержимый Ран.
И он шёл по следу.
***
Чем дальше продвигалась группа, тем большее разочарование прослеживалось на лицах её участников. За последний месяц этот путь был многократно исхожен и был не просто хорошо знаком – все участники досконально изучили все мало-мальски пригодные для исследования пещеры и впадины.
Любая, даже самая незначительная находка была поднята с земли и перенесена в лагерь, а если сделать это было невозможно (не затруднительно, а именно что невозможно) описана самым тщательным образом. Иными словами, искать здесь было нечего. Поручиться за эти слова, без тени сомнения, мог каждый из членов группы.
Каждый, но только не Ран. Он как раз был абсолютно убеждён в обратном. В каждом его шаге проявлялась уверенность в правильности избранного пути. И очень скоро все в этом убедились.
– Здесь! – Ран остановился, оглядываясь по сторонам. – Точно здесь!
Члены группы многозначительно переглянулись: возможно усталость повредила сознание Рана? Что ЗДЕСЬ?!
– Отто, – осторожно начал Шульц, – ты уверен, что мы уже пришли?
– Конечно! – ответствовал тот, роясь у себя в рюкзаке, – а что именно тебя смущает?
– Меня…, как и всех остальных, – Шульц взмахом руки обвёл всех членов группы, – смущает то, что здесь точно не может быть ничего интересного. Здесь обследован каждый квадратный сантиметр, и я могу поручиться, что больше мы здесь ничего не найдём.
– На вашем месте, уважаемый профессор, – Ран наконец нашёл то, что искал в рюкзаке и выпрямился, – я не был бы столь категоричен. Иногда, то, что мы так долго ищем, лежит прямо у нас под носом, – он грустно ухмыльнулся, – хотя, надо признать, что в нашем случае всё действительно спрятано со знанием дела. Неудивительно, что вы ничего не нашли. Да чего уж там! Я и сам здесь хаживал не раз и не два…, но теперь, – он хитро подмигнул, – теперь у нас есть это! – Ран поднял руку, показывая всем то, что он извлёк из недр своего рюкзака. Этим предметом оказался небольшой блестящий диск на длинной цепочке. Солнечные блики, отразившись от его полированной поверхности, заставили всех прищуриться, но никто из присутствующих и не подумал отвести взгляда.
– Что это? – осторожно спросил Шульц.
– Это, друг мой, – торжественно объявил Ран, – Астролябия! Не правда ли, она восхитительна?
– Красивая игрушка, – согласился Шульц, – судя по всему – ещё и очень древняя. Но позволь спросить: как она может нам помочь? Насколько я помню, эти приборы могут использоваться только в определённых широтах, а кроме того их точность оставляет желать лучшего.
– Это необычная астролябия, Шульц, – ответил Ран, продолжая любовно разглядывать старинный прибор. – Видишь ли, давным-давно я наткнулся на редчайшую катарскую рукопись. В ней рассказывалось о месте, которое Perfekti использовали для Последнего Утешения, но почти ничего не сказано о том, где это место находится и как его найти.
– Почти? – оживился Шульц.
– Почти, – белозубо улыбнулся Ран, – вернее сказать – там вообще об этом ничего не было написано, в привычном для нас виде, но зато… – Ран поучительно поднял указательный палец, – там были зашифрованы координаты этого таинственного места, относительно положения небесных тел в конкретно взятый момент времени. Все эти годы я пытался разобраться в этих рисунках, я перепробовал все известные, на тот момент в Европе, навигационные приборы и способы работы с ними. Всё тщетно! Пока однажды я не обратил внимание на одну странную отметину на полях рукописи, которую ранее не замечал, по скудоумию своему принимая её за простое грязное пятно.
Ран замолчал, незаметно для себя уходя в воспоминания.
– Кхе-кхе, – покашлял в кулак Шульц, возвращая аудитории оратора.
– Ах да, – Ран рассеяно потер ладонью лоб, – о чём это я… Ах… отметина… Это было тоже нелегко, но всё же у меня получилось разобраться – там было написано «ал-Ходжанди».
– Ал-Ходжанди?
– Так звали одного древнего ученого, – грустно вздохнул Ран, – именно он изобрёл её, – он опять поднял астролябию за цепочку. – Знаешь, в чём её особенность?
– Я само внимание, – буркнул Шульц.
– Она пригодна для любой широты. А что до её точности…, – Ран опустил прибор и внимательно посмотрел на Шульца, – то в нашем случае как раз и нужна та самая «неточность», бывшая в ходу лет эдак семьсот назад. Так что… располагайтесь на отдых, друзья мои, пока я занимаюсь вычислениями, ибо дело это, как оказалось, совсем не лёгкое. По крайней мере – для меня.
Команда, успевшая за последний месяц привыкнуть к чудачествам Рана, послушно расположилась в ущелье и принялась ждать, не забывая при этом наблюдать за действиями, пусть и немного странного, но, без сомнения, великого учёного.
Ран же, сверившись с записями из своей толстой тетради, принялся за вычисления, покрывая непонятными формулами страницу за страницей, крутил циферблаты прибора, разглядывая через них солнечный диск, делал пометки на карте, беззвучно шевеля губами и то и дело поглядывал на наручные часы.
Так прошло примерно с полчаса и группа, разморенная на солнцепёке, уже начала лениво подрёмывать, спрятавшись в спасительной тени от немилосердно палящих лучей.
– Всем приготовиться! – неожиданная команда, жёсткая и хлёсткая, бесцеремонно прекратила незапланированную сиесту. – Приготовиться! – ещё раз повторил Ран, держа наготове астролябию и не спуская глаз со своих часов. – Есть! – он навел прибор на солнце и принялся что-то подгонять и крутить, выставляя на циферблатах и планках какие-то, одному ему известные, значения. Поймав, видимо, нужное положение, Ран на мгновение замер и, медленно повернувшись вокруг своей оси, посмотрел через астролябию на каменную громаду скалы, к которой он всё это время стоял спиной. Дремотную негу с группы словно ветром сдуло, все повскакивали со своих мест, сердца колотились словно бешеные, грозя вырваться наружу.
Ран медленно опустил прибор.
– Господин Кляйн! – сказал он, не сводя глаз со скалы, – кажется вы из нас самый подготовленный альпинист?
– Да, господин профессор, – от группы отделился высокий молодой человек, атлетического телосложения.
– Подойдите сюда. Меня интересует ваше мнение насчёт во-о-он того, – Ран старательно указал пальцем на скалу, – выступа. Видите? Он еле виден, но всё же постарайтесь разглядеть его! Вон тот, что левее большого чёрного камня. Видите? Да, да его!
Кляйн, уяснив на что ему указывают, смерил глазами расстояние от подножия горы до обозначенной точки и пожал плечами:
– Тут всего-то метров тридцать. Подъём не очень сложный. Думаю, уйдёт не больше часа. Вместе с подготовкой снаряжения.
– А сколько понадобится, чтобы поднять туда всю группу, – поинтересовался Ран.
– Ещё столько же, – уверенно ответил Кляйн.
– Отлично! – обрадовался Ран, – тогда за дело!
Кляйн не обманул. Уже через десять минут он, обвешанный снаряжением, начал восхождение. Глядя, как ловко он взбирается по отвесной скале, поневоле создавалось впечатление, что ничего трудного в этом нет. Однако, никто не питал особых иллюзий по поводу этой кажущейся простоты, ибо все отдавали себе отчёт, что она (простота, то бишь) – всего лишь коварная спутница мастерства скалолаза, играючи оборвавшая уже не одну сотню жизней.
Время от времени он останавливался и вбивал в каменную стену железные клинья с проушинами. Закрепив на них металлические карабины, продолжал свой путь к заветному выступу.
Вся группа, отойдя к противоположной стене ущелья, задрав головы пристально наблюдала за четкими действиями альпиниста, со стороны, более походящие на рутинный труд кабинетного клерка, нежели на смертельно опасное для жизни мероприятие.
Так или иначе, спустя каких-то полчаса Кляйн, рывком подтянувшись, уселся на выступе. Восторженная публика не преминула наградить отважного альпиниста искренними аплодисментами, на что Кляйн лишь смущенно отмахнулся (тоже мне, мол, Эверест).
– Господин Кляйн! – сложив ладони «рупором», крикнул снизу Ран, – что вы там видите?
Кляйн понимающе закивал и огляделся.
– Площадка небольшая, но довольно вместительная, – закричал он в ответ, – здесь поместятся ещё два человека со снаряжением.
– Пещера! – надрывался Ран, – посмотрите, есть ли там пещера!
Кляйн опять кивнул и исчез из поля зрения.
Вся группа молча застыла в нетерпеливом ожидании новостей от своего товарища. Через минуту-другую, Ран не выдержал и крикнул:
– Кляйн!
Ответом ему была тишина. Даже ветер, вечно слоняющийся без дела по ущелью, и тот стих, накаляя и без того тревожную обстановку.
– Кляаааайн! – заорали все в один голос и эхо, заметавшись в поисках выхода, умчалось по ущелью, многократно отражаясь от молчаливых скал.
– Да не кричите вы так! – раздался спокойный голос откуда-то слева, – оглушили совсем!
Резко обернувшись все члены группы обомлели, совершенно потеряв способность говорить. И было от чего: перед ними, не скрывая удовольствия от ошеломительного эффекта, вызванного его появлением, стоял Кляйн.
– Пещера, профессор, – спокойно сказал он, – она там есть.
– Но как?! – выпучив от удивления глаза Ран указал пальцем наверх, туда, где еще совсем недавно стоял Кляйн. – Как?! – он растерянно развёл руками.
– Вы не поверите, профессор, – опять улыбнулся Кляйн, – на своих двоих, – он похлопал себя по ногам, – и причём – совершенно спокойно! Идите сюда, я вам покажу!
Ран, растерянно подошёл.
– Посмотрите сюда, – сказал Кляйн, указывая на скалу, – ничего не замечаете?
– Нет, – помотал головой Ран.
– Удивительно, правда? – восторженно закивал головой Кляйн, – даже в двух шагах совершенно ничего не видно, но если подойти вплотную, – он сделал шаг к скале, – и заглянуть за вот этот камень, то…
Ран последовал совету товарища и его взору тут же открылась каменная лестница, круто уходящая куда-то вверх. Самое удивительное было то, что её действительно невозможно было обнаружить, стоя на дне ущелья, подойди ты даже вплотную к ней. Лестница была вырублена в толще скалы и была настолько узкая, что нечего было и думать подняться по ней со снаряжением, но несмотря на это подъем группы на скалу всё равно значительно облегчался (тем более, что перспектива болтаться на верёвке над пропастью никого не прельщала), а что до снаряжения, то его запросто можно было поднять наверх на тросах.
Так и поступили и уже через каких-то десять минут вся группа была наверху, с замиранием сердца всматриваясь в волнующую темноту пещеры, сокрытую от посторонних глаз в глубине площадки.
– Все готовы? – с дрожью в голосе спросил Ран, стоя перед входом в пещеру и держа в руке мощный электрический фонарь.
Никто ничего не ответил, но и без того было понятно, что – да! Конечно все готовы!
– Тогда – вперёд! – упрямо сжав губы сказал он и решительно шагнул во мрак.
***
Находки сыпались как из рога изобилия: стены пещеры были покрыты рисунками, непонятными знаками и письменами, то и дело кто-то вскрикивал и поднимал из-под ног какую-нибудь занимательную вещицу, за одним из очередных крутых поворотов и вовсе обнаружился человеческий скелет в истлевших доспехах.
В общем, пещера, видимо истосковавшись за многие века хоть по чьему-нибудь присутствию, с удовольствием делилась своими секретами, вызывая неподдельное восхищение у археологов. И только Ран, словно не замечая ничего вокруг, упрямо шагал вперёд, разрезая тьму лучом фонаря. Группа, едва поспевая за ним, с нескрываемым сожалением была вынуждена отказаться от изучения артефактов и довольствоваться только лишь беглым осмотром на ходу.
Пещера всё время шла без разветвлений и лишь петляла своим единственным коридором в чреве скалы. Смирившись с охотничьими инстинктами Рана, группа молчаливо следовала за ним след в след, как вдруг, совершенно неожиданно, он остановился будто вкопанный,
– Что случилось? – воскликнул замыкающие, налетев на впереди идущих из-за внезапной остановки и не имеющие никакой возможности разглядеть что-либо в темноте.
– Мы пришли, – тихим голосом сказал Ран, водя по каменной стене лучом фонаря.
– Ооох! – вырвался общий возглас изумления.
Ход действительно обрывался, но явно неестественным образом. В свете фонаря было отчетливо видно, что перед ними дело рук человека: аккуратная каменная кладка, скреплённая известковым раствором, преграждала дальнейший путь.
– Как думаешь, Отто, – дрожащим от волнения голосом спросил Шульц, поглаживая шершавую стену рукой. – Что там?
– Есть только один способ это узнать, – хрипло ответил Ран. – Господа! Ломайте стену!
Дважды просить не пришлось: пара кирок, спустя мгновение, с воодушевлением вонзилась в стену, безжалостно сокрушая труды древнего каменщика. Видимо, время не пощадило рукотворную конструкцию, безусловно некогда крепкую, поскольку, после десятка-другого ударов, она, опасно накренившись, разом рухнула, поднимая облако удушливой известковой пыли.
Дождавшись, когда завеса осядет, Шульц подошёл к Рану и, положив руку ему на плечо, сказал:
– Ты первый, Отто. Это твоё открытие! По праву!
Ран, судорожно сглотнув, кивнул и сделал осторожный шаг в образовавшийся проём. За ним, обуреваемые благоговейным трепетом, последовали остальные.
***
Группа вернулась в лагерь уже далеко за полночь, ожидая увидеть всех крепко спящими. Но никто даже и не помышлял об отдыхе. Едва шестеро исследователей показались в пределах палаточного городка, как все кинулись к ним в надежде первыми услышать радостные вести, но завидев их мрачные лица останавливались и замолкали, провожая взглядом молчаливую процессию. Позади всех, низко опустив голову, задумчиво плёлся Ран. Никто не осмелился заговорить с ним, но и без всяких слов было понятно, что ожидаемых результатов сегодняшняя вылазка, мягко говоря, не принесла. Так, не проронив ни слова и даже не обратив ни на кого ни малейшего внимания, Ран, словно тень, незаметно отделившись от остальной группы, направился в сторону своей палатки.
– Господин Ран! – окликнул было его подоспевший Ляйте.
– Оставьте…, господин офицер, – вмешался Шульц, – сегодня я за него отчитаюсь.
– Что? Всё так плохо? – Ляйте с интересом посмотрел на учёного.
– Не то что бы совсем…, – незадачливо почесал затылок Шульц, – я бы сказал «совсем всё неплохо», но вот только Ран, похоже, ожидал совсем других результатов…
– Очень интересно! – оживился офицер, – пойдёмте в мою палатку, там всё и расскажете.
– Идёмте, – согласился Шульц, – а образцы куда? Как обычно?
– Много их? – деловито поинтересовался Ляйте.
– Хватает… – в свою очередь оживился Шульц, – и какие!
И задорно подмигнув офицеру он, наклонившись к своему рюкзаку, принялся в нем копаться.
– Вот! – торжествующе выпрямился он, поднимая руку вверх.
Все, кто не успел разойтись по своим палаткам, поневоле обратили на него внимание. Да и не могло быть иначе. Ведь Шульц держал в руке совершенно прекрасный в своей суровой простоте, отлично сохранившийся за века своего вынужденного бездействия, таинственно поблёскивающий в лунном свете и отблесках лагерных костров… меч.
– Немедленно уберите его! – зашипел Ляйте. – Все образцы передать на опись! А сами – быстро за мной!
Шульц пожал плечами, с явным сожалением на лице, отдал клинок своим товарищам и поплёлся за офицером.
– Входите! – Ляйте отдёрнул полог и сделал Шульцу знак пройти в палатку, – располагайтесь поудобнее и…, – офицер уселся в углу и внимательно посмотрел на учёного, – рассказывайте! Только…, – Ляйте взял в руки блокнот и ручку, – как можно подробнее!
– Хорошо…, – с тоской вздохнул Шульц (поспать сегодня, видимо, не удастся), – с чего бы начать?
– С начала, профессор, – буднично ответил Ляйте, не поднимая головы, – с самого начала…
И Шульц, (ещё раз обреченно вздохнув), начал свой рассказ. Мало-помалу эмоции вновь овладели им и он, уже совсем скоро позабыв об усталости, с жаром рассказывал о событиях сегодняшнего дня, помогая себе в отдельных, особо важных моментах, отчаянной жестикуляцией, никак не вяжущейся с почтенным званием профессора. Дойдя до момента с обнаружением каменной кладки, преградившей им путь в пещере Шульц сделал многозначительную паузу торжествующе смотря на офицера.
– Ну, и-и-и? – Ляйте выжидательно уставился на учёного в ожидании продолжения истории. – Что дальше?
– А дальше, господин офицер, – Шульц перешёл на таинственный шёпот, – мы сломали стену и обнаружили там настоящую научную сенсацию! Мы обнаружили средневековый оружейный склад!
– И что же в нём сенсационного? – удивился Ляйте, – склад и склад…
– Вы не понимаете! – воскликнул Шульц, – это всё: оружие, запасные наконечники для стрел и копий и доспехи, некогда принадлежали рыцарям из ордена Тамплиеров! Тогда как пещеры – явно наследие катаров!
– И что с того? – уже с заметным раздражением в голосе спросил Ляйте.
– Да ничего, собственно, – язвительно ответил учёный, – кроме, конечно, того, что тамплиеры с катарами были весьма дружны. Примерно, как кошка с собакой.
– Вот как?! – воскликнул Ляйте, – Отчего же ваш знаменитый профессор тогда так невесел?
– Не знаю, – пожал плечами Шульц, – предлагаю спросить у него.
– Так и сделаем, – задумчиво покивал Ляйте, – завтра…
– Я могу быть свободен? – уточнил Шульц, – а то уж скоро рассвет…
– Идите, – кивнул офицер. – И, да! – Ляйте с недобрым прищуром посмотрел на Шульца, – Рану ни слова! Будет лучше, если бы вы с ним пока вообще не встречались…
А Отто Ран лежал в тёмной палатке с открытыми глазами и смотрел в звёздное небо через полуприкрытый полог. Если бы кто-нибудь его сейчас и увидел, то он ни за что бы не назвал его хоть сколько-нибудь расстроенным. Почему? Да потому что Отто Ран улыбался, и то была улыбка счастливого человека.
«Я нашёл, – думал он, – я всё-таки тебя нашёл!»
***
Едва взошло солнце, Ляйте был уже на ногах и первым делом распорядился отправить Шульца в Лавлане, а сам, расположившись неподалёку от палатки Рана, принялся наблюдать за её входом. Чутьё подсказывало ему, что тот, как минимум, что-то не договаривает. Уж больно задумчивым он ему показался и, задумчивость эта, была похожа на что угодно, но только не на расстроенные чувства. Это было очень странно, а всё странное подлежало обязательному разбору. Именно этому Ляйте и решил посвятить весь сегодняшний день.
Так и вышло: лишь к ближе к вечеру, когда солнце уже заметно склонилось к закату, полог палатки отдернулся и на пороге появился Ран. В руках он держал объёмный рюкзак. Одет он был по-походному, ноги были обуты в крепкие горные ботинки, на шее висел большой электрический фонарь. Не раздумывая, Ран проследовал к палатке дежурного по лагерю, выполнявшей по совместительству функции продовольственного склада. Там он провёл около двадцати минут, набивая рюкзак продуктами, а затем, никому ничего не говоря, решительно направился в сторону гор.
Выждав для верности пару-тройку минут, Ляйте направился вслед за ним.
«Куда же ты собрался? – раздумывал Ляйте, разглядывая фигуру идущего впереди Рана, – да ещё и на ночь глядя?»
Оставаться незамеченным у Ляйте получалось довольно неплохо и для более искушённых в слежке объектов, а уж для профессора археологии и подавно. Тот не просто не замечал следующего за ним соглядатая, а вообще не интересовался ничем вокруг. Выпрыгни прямо сейчас перед ним медведь и Ран попросту бы обошёл его сбоку, не обращая на него ни малейшего внимания. В конце концов Ляйте перестал прятаться и попросту пошёл за профессором, шагах в пятидесяти позади него, нисколько не боясь быть раскрытым. Довольно скоро они вступили в горловину узкого длинного ущелья, по описанию профессора Шульца похожего на то, где была обнаружена потайная пещера со старинным оружейным складом. Дорога в ущелье изобиловала «сюрпризами» в виде совершенно незаметных глазу трещин и выбоин, неожиданно осыпающейся под ногами породы, острых, как бритва, камней и прочих неприятностей, грозящих неосторожному туристу различными травмами.
