Игорь Евгеньевич Боковой
Страж
Пройдя еще километра два-три Ран, внезапно остановился и принялся осматриваться вокруг.
Ляйте, едва успев спрятаться за скалистым выступом в ста метрах от профессора, с интересом наблюдал за ним.
Тот, достал из рюкзака какой-то блестящий предмет и, запрокинув голову, посмотрел через него на заходящее солнце. Затем посмотрел на часы и расположившись на камне несколько раз приложился к фляжке, висевшей у него на шее. Так он просидел минут десять, неподвижно уставившись в одну точку. Вдруг, словно очнувшись ото сна, он подскочил и опять взял на изготовку свою блестящую штуку.
«Выжидает нужное время», – догадался Ляйте, вспомнив рассказ Шульца.
Так оно и было. Ран не сводил глаз с наручных часов, застыв, словно изваяние. Внезапно, он резко поднял блестящий диск к солнцу и, как показалось Ляйте, опять застыл. Затем он опустил руки и некоторое время стоял неподвижно, вглядываясь в каменную стену ущелья. Со стороны всё это выглядело по меньшей мере странно, и посторонний наблюдатель мог бы вполне решить, что человек, совершающий подобные действия, мягко говоря, не в себе. Такой вывод мог бы сделать и Ляйте, но он, в силу своих обязанностей, был хорошо знаком с учёной публикой и наблюдаемое им сейчас действо его ни капли не удивило, ибо за время своей службы в «Аненербе» вещи он встречал и более странные. Гораздо более странные.
Тем временем Ран, постояв неподвижно на месте, мелкими шажками двинулся к противоположной стене ущелья, не сводя глаз с какой-то определённой, только ему известной, точки. Что он там особенного увидел Ляйте не понимал, ибо сколько он ни всматривался в серую громадину скалы, разглядеть ничего так и не смог. Бросив эту затею, Ляйте опустил глаза.
Теперь Ран сидел на корточках у подножия горы и что-то там внимательно высматривал. Так прошло минут двадцать. Потом профессор поднялся на ноги и принялся ощупывать и поглаживать скалу. В конце концов, Ляйте надоело наблюдать за всеми этими, по его мнению, бессмысленными действиями и он, отвернувшись от Рана, присел на землю. Блаженно вытянул ноги и закурил.
«Уже совсем стемнело, – подумал Ляйте, разглядывая вечернее небо, – так что, господин профессор, вам надо поторопиться». Он с ленцой выглянул из-за своего укрытия, ожидая увидеть копошащегося в камнях Рана.
«Чёрт побери! – мысленно выругался Ляйте, вскакивая как ужаленный – Где он?!»
Учёный пропал. Пару минут назад он стоял здесь, ощупывая каменную стену ущелья, а теперь его не было! Нигде! Он словно растаял в воздухе!
Ляйте, не опасаясь больше быть раскрытым, выскочил из своего укрытия и принялся бегать вдоль стены с растерянным видом.
«Возвращайтесь в лагерь, господин оберштурмфюрер!» – усмехнулся Ран, прислушавшись к звукам, доносящимся снизу. – «Вам уже пора писать докладную записку».
Поправив перекрученные в спешке лямки рюкзака, Ран спокойно посмотрел вперёд, (где-то там должна быть пещера!) кивнул, словно одобряя свои действия, и решительно шагнул в неизвестность.
***
Что может быть более волнительным, чем достижение заветной мечты?
Вернее, нет – не так…
Что может более волнительным, чем нахождение рядом со своей заветной мечтой? В одном единственном шаге от неё?
Когда ты, всю свою жизнь идёшь к ней, карабкаешься по отвесной стене, срывая в кровь ладони или плетёшься, как черепаха, преодолевая различные препятствия, иногда наоборот – бежишь во весь опор, не разбирая дороги и, вдруг, со всего маха, упираешься в стену, которой не видно конца и края и раздумываешь как бы её обойти. Слева или справа?
«Сюда!» – принимаешь решение ты. И идёшь год, два, три…
«Надо было идти в другую сторону!» – с досадой понимаешь ты и поворачиваешь назад…
И вот через годы скитаний и мытарств ты, наконец, совсем рядом.
Вот она – твоя цель! Вот оно – то, к чему ты с таким упорством шёл, терпя насмешки и лишения. Тебе стоит лишь протянуть руку и можно дотронуться до неё, но… ты не торопишься. С дурацкой улыбкой ты стоишь и просто любуешься ею. Она прекрасна, как и прежде, но что-то в ней изменилось. Ты не понимаешь – что, но каждой клеточкой своего тела ощущаешь, что это, к сожалению, так. И вдруг тебя осеняет: стоит только прикоснуться к ней, и она сразу перестанет быть МЕЧТОЙ! Она станет всего лишь твоим достижением.
Ты к этому совсем не готов.
Вдоволь налюбовавшись ею, ты разворачиваешься и медленно уходишь. Не оборачиваешься. С улыбкой вспоминая, сколько тебе довелось пережить.
«Ну и что? – спрашивают с насмешкой у тебя, оборванного и измождённого. – Добился чего хотел?»
Ты улыбаешься в ответ. Ничего не говоришь. Всё равно ведь не поймут.
«Сумасшедший, – качают головами они, – потратил жизнь впустую».
А ты улыбаешься… потому что не впустую. Потому что ты видел ЕЁ – свою МЕЧТУ!
Остальное – не важно.
Ран стоял на площадке перед пещерой. Место, словно брат-близнец напоминало то, где они с группой были вчера.
Немного потоптавшись на входе, Ран шумно выдохнул и, щёлкнув выключателем фонаря, сделал первый шаг в чёрный зев пещеры.
Звуки шагов, отражаясь от стен, гулко отзывались в ушах Рана, во рту ужасно пересохло, сердце стучало с такой силой, словно собиралось пробить рёбра и выпрыгнуть наружу.
В пещере было сухо и прохладно. Под ногами редко похрустывали мелкие камешки, видимо, когда-то осыпавшиеся со свода. Ран продвигался медленно, внимательно осматривая стены и пол грота. В отличие от вчерашней пещеры здесь не было никаких рисунков и надписей, совершенно отсутствовали какие-либо предметы, свидетельствующие о присутствии здесь когда-либо каких-либо людей. Здесь вообще ничего не было, кроме молчаливого камня и тишины.
Может быть, именно поэтому, то что случилось в следующее мгновение, совершенно обескуражило его, лишив возможности мыслить и двигаться.
– Reste où tu es, voyageur!58 – загремело вокруг.
Казалось, сама пещера заговорила, словно древнее могучее существо, разбуженное незваным гостем.
Ужас, первобытный и необъяснимый, обуял Рана, сжимая его сердце своей ледяной рукой.
«ЧТО?! – мысли метались внутри головы, словно пытались найти выход из неё, – ОТКУДА… ЗДЕСЬ… ГОЛОС?!»
Ран застыл на месте не в силах пошевелиться. Кровь в висках стучала так громко, что Ран отчетливо слышал эхо от этого стука.
«ТАК! СТОП! – перевёл дыхание Ран, – ЭТОГО НЕ МОЖЕТ БЫТЬ! ТЕБЕ ПРОСТО ПОКАЗАЛОСЬ! ТАК БЫВАЕТ, КОГДА СИЛЬНО СЕБЯ НАКРУЧИВАЕШЬ. ТАК БЫВАЕТ…, – причитал про себя Ран, – Сейчас ты успокоишься и сделаешь еще один шаг. Только один!».
Подчиняясь внутреннему голосу, Ран осторожно шагнул. Ничего. Только слегка хрустнула под ногами каменная крошка.
«Видишь! Не так уж и страшно! – подбодрил себя Ран, – Теперь ещё один шаг!».
В следующее мгновение фонарь из его рук попросту исчез, а сам Ран оказался прижатым к каменной стене. Его горло сжимала чья-то рука, а в рёбра больно уткнулось что-то острое.
– Qui es-tu? Et pourquoi es-tu ici?59 – спросил голос.
«Французский! – промелькнуло в сознании. – Это французский!»
– Qui es-tu? Et pourquoi es-tu ici? – настойчиво повторил бесстрастный голос и нажим на рёбра усилился.
– Je m'appelle Ran, – прохрипел задыхающийся Ран, чувствуя как по ноге горячим ручейком заструилась кровь, – Je suis un scientifique60.
– Pourquoi es-tu ici? – повторили терпеливо и хватка, грозящая раздавить горло Рана немного ослабла.
– Je cherche le graal!61 – прохрипел Ран и тут же рухнул на каменный пол. Железная рука отпустила его.
– Tu as dit la vérité, – удивлённо пророкотал голос, – Par conséquent, je vous donne la vie62, – и немного подумав, добавил, – Va-t'en!63
Послышались удаляющиеся тяжёлые шаги.
– Arrêter! – выкрикнул Ран, удивляясь своей смелости, – Dis-moi que le Graal existe! Sinon, ma vie n'a pas de sens!64
Шаги затихли.
– Sinon ma vie n'aurait aucun sens…65, – без эмоций ответил голос после непродолжительного молчания.
– Qui es-tu?66 – не отставал Ран.
– Je suis le Gardien! – прогрохотало в ответ, а затем чуть тише, но безоговорочно, – Va-t'en!67
***
Солнечные лучи, отражаясь от мартовского снега, покрытого толстой коркой наста, слепили нещадно. Каждый шаг давался с таким трудом, что любой из них мог считаться серьёзным жизненным достижением. Однако, стоило заметить, что усталости не было. Трудно было, но усталости не было. Она пропала, исчезла где-то днём раньше. Или около того.
Боль, терзающая обмороженные ноги и руки, тоже ушла. Голод больше не докучал ему.
Все чувства пропали, отказались от него, словно поняли тщетность своих попыток достучаться до здравого смысла своего хозяина.
Теперь он просто шёл вперёд через заснеженное плато, поминутно проваливаясь в глубокий снег. Временами по пояс. С трудом выкарабкивался и снова шел…
«Куда? Без разницы! Лишь бы увести их по ложному следу».
Они, он точно знал, были. Он это чувствовал.
За ним шпионили с тех самых пор, как он вернулся из Пещеры. Ни на минуту не сводили с него цепкого взгляда даже тогда, когда послали служить в Дахау68 и тогда, когда он положил на стол рапорт об увольнении из рядов СС и, хлопнув дверью, покинул этот филиал Ада на Земле (вспомнить страшно, что он там видел).
Ран понимал, что просто так взять и уйти из «штурмовых отрядов» не получится. По крайней мере, он не слышал о таком раньше. Покинуть ряды СС можно было только через Вальхаллу69. Иными словами – «ногами вперёд».
Каждое мгновение он ожидал выстрела в спину, удара ножом в подворотне, тюрьмы, пыток, наконец… Да чего угодно! Но нет…, ничего такого не случилось. Его просто оставили в покое. Вроде как забыли…
Поначалу он удивлялся, но потом вдруг понял: за ним попросту следят! Следят и ждут, пока он вернётся ТУДА и приведёт их к НЕМУ!
Нет…, этого он не мог допустить ни за что на свете. Поэтому он шёл. Уводил за собой волков, чей злобный взгляд беспрестанно жёг ему спину. Он это чувствовал.
«Подальше… лишь бы подальше от НЕГО… лишь бы подальше… они не найдут его сами… я потратил всю жизнь чтобы найти…, а они не найдут… не смогут…» – вертелось в голове.
Он свернул за скалу и тяжело дыша, привалился спиной к холодному, изъеденному суровыми ветрами, камню. Медленно опустившись на снег, сел и вытянул ноги.
«Всё! – мысленно решил он. – Здесь я и останусь!»
«Ну где же вы? – усмехнулся он и облизал обветренные губы. – «Я жду…»
Ждать пришлось недолго. Минут через пятнадцать его слуха достиг, едва слышный, хруст снега и из-за скалы показалась тень. Еще мгновение и перед ним предстала фигура лыжника в зимнем маскхалате. Лицо его скрывала белая повязка, глаза защищали затемнённые очки с большими круглыми стёклами.
– Он здесь, – крикнул он через плечо, – похоже, наше путешествие подошло к концу.
Из-за стены появился второй лыжник, одетый точь-в-точь, как и первый.
– Похоже на то, – мрачно согласился он, – совсем плохой.
– Здравствуйте, господин оберштурмфюрер, – устало улыбнулся Ран, – странно, но я, как будто, даже рад вас видеть.
– Здравствуйте, господин профессор, – ответил второй лыжник и поднял очки на лоб.
– Ха-ха-ха, Ляйте! – хрипло засмеялся Ран, – у вас совершенно дурацкий загар! Вы будто панда в негативе: лицо черное, а вокруг глаз – белые круги!
Ляйте, прищурившись, пристально разглядывал профессора и терпеливо выжидал, пока закончится приступ кашля, незамедлительно последовавший за неосторожным смехом собеседника.
– К чему всё это затеяно, профессор? – тихо спросил Ляйте, когда кашель, наконец, стих.
– А вы подумайте, господин оберштурмфюрер – прохрипел Ран и сплюнул сгусток крови на снег, – какие соображения у вас имеются на этот счёт.
– Вы водили нас за нос, – покачал головой Ляйте.
– Точно, – во весь рот улыбнулся Ран, – уж простите меня за это.
– Да он издевается над нами! – взревел первый лыжник, рывком выхватывая из кармана маскхалата пистолет. – Да я тебя!
– Отставить, Штрубе! – рявкнул Ляйте, – убрать оружие!
– Всё равно он не жилец, – обиженно пробормотал тот, но оружие спрятал.
– Иди, – хмуро проговорил Ляйте, не удостаивая его взглядом, – я тебя догоню.
– Куда идти? – не понял второй лыжник, – а с этим что?
– Назад иди, – процедил Ляйте, – я сам разберусь.
Второй лыжник, немного помявшись с ноги на ногу, нерешительно поплёлся по заснеженному склону, поминутно оглядываясь назад.
– И что теперь, профессор? – спросил Ляйте, угрюмо разглядывая Рана, – чего вы добились? Кроме того, что умрёте здесь, в горах. Совсем один.
– Я не добился, – вздохнул Ран. – Я достиг, Генрих! Так, кажется, тебя зовут? – уточнил он, и, удовлетворившись молчаливым согласием Ляйте, продолжил. – Я достиг!
– Чего?! – воскликнул Ляйте, – чего ты достиг?! Вот этого?! – он указал на Рана, сидевшего у подножия скалы, – этого ты хотел? Сдохнуть здесь, как пёс? От холода и голода?!
– Ты так ничего и не понял, Генрих, – Ран устало закрыл глаза. – Утешение. Я достиг его. Может потом… когда-нибудь… и ты поймёшь. А теперь иди. Скажи Зиверсу, что я умер. Не бойся, это будет чистой правдой… я уже близок… я на пороге…, – прошептал Ран.
Ляйте, не отводя глаз от умирающего профессора, что-то медленно достал из кармана. Немного подумав, подошёл к обессилевшему Рану и присел рядом с ним на корточки.
– Возьмите это, профессор, – он протянул к нему раскрытую ладонь, на которой, зловеще поблескивая на солнце, лежала крошечная стеклянная ампула.
– Что это? – безразлично спросил Ран.
– Я называю это милосердием.
– Не нужно, – Ран вяло помотал головой.
– Вам решать, – вздохнул Ляйте, – но я, всё же оставлю её.
Он вложил ампулу в руку профессора, решительно выдохнул и встал.
Резко развернувшись, Ляйте энергичными рывками направился догонять своего напарника, успевшего удалится на довольно приличное расстояние.
«Consolamentum… – с улыбкой подумал Ран, проваливаясь в пустоту, – моё Утешение».
Ампула с синильной кислотой, словно слегка подумав, нехотя выкатилась из безвольной ладони на снег.
Глава 10
«Они близко…»
Ни с чем не сравнимая атмосфера коридоров власти с её особенной, сонной тишиной, раздражающим тиканьем напольных часов, мрачными лакированными панелями на стенах, секретаршей с каменным лицом и холодным сердцем, при всей своей внешней размеренности и спокойствии, способна доконать кого угодно.
Сколь бы сдержанным ни был посетитель, как бы ни старался он сохранить спокойствие (пусть даже и внешне), всего каких-то десять минут ожидания в приёмной заставят его изрядно понервничать. Особенно, если не знать причину вызова. Уж тут он вспомнит все свои грехи и упущения (и реальные и надуманные), а воображение щедро подольёт масла в огонь, рисуя в голове картины расправы одну страшнее другой.
«Уже битый час здесь сижу! – тоскливо подумал Ляйте, нервно ёрзая на стуле. – Интересно, зачем меня вызвали? Да ещё и к САМОМУ Зиверсу!»
«Известно зачем! – злобно усмехнувшись, ответил он сам себе, – уж конечно не по голове погладить! Да ты и сам всё прекрасно знаешь!»
Конечно же, он знал. Одна экспедиция в Монсегюр чего стоила…
«Провал за провалом. Эх! Вернуть бы всё назад, он бы выстроил всю цепочку в другом порядке. Ран бы всё рассказал! Даже то, чего не знал! Грустно осознавать, но этот садист Штрубе, к сожалению, был прав, когда предлагал взять в оборот несговорчивого профессора. Уж, как говорится, в СС сумеют разговорить любого молчуна. Но нет! Он, не кто-нибудь, а он сам, убедил руководство поступить иначе: проследить за профессором!»
«Ран сам выведет нас к искомому!» – говорил он.
«Идиот! – мысленно выругался Ляйте. – Что же… Поделом тебе!»
Противный звук телефонного зуммера прервал его воспоминания.
– Слушаю, господин генеральный секретарь, – бесцветный голос секретарши заставил Ляйте болезненно скривиться. – Да, господин генеральный секретарь! Входите, – сухо проскрипела она, отточенным движением возвращая телефонную трубку на своё законное место. – Господин генеральный секретарь вас ожидает.
«Ну вот…, – вздохнул Ляйте, вставая, – пришёл час расплаты».
Не подавая виду, он решительным шагом направился к дверям кабинета и потянул отполированный поручень на себя.
«Чёрт! – мысленно выругался он, – открывается внутрь». Толкнув дверь, сделал шаг в образовавшийся проём.
– Разрешите войти, господин генеральный секретарь. Оберштурмфюрер Ляйте. По Вашему приказу!
Получив, утвердительный ответ, Ляйте скрылся в недрах кабинета.
Дверь тихо, словно пасть сытого зверя, прикрылась, поглотив очередную «жертву».
Помещение было достаточно большим. Пожалуй, для служебного кабинета – даже чересчур. Длинный стол для совещаний, «пришвартованный» перпендикулярно к столу хозяина апартаментов, недвусмысленно намекал на чрезвычайную важность поселившейся здесь персоны и его любовь к бесчисленным совещаниям.
Аляповатая хрустальная люстра, свисая с потолка сверкающими гроздями, щедро заливала комнату ярким светом.
Большой пушистый ковер, занимающий почти всю площадь пола, предательски глушил все звуки, сводя на «нет» попытки изобразить твёрдый шаг. Вместо этого, получалась крадущаяся, почти подобострастная, походка, разом отметающая в сторону всю ту непреклонную решимость и дух, с которыми собрался посетитель во время долгого томления в приёмной.
Задняя стена кабинета представляла собой рельефную карту Европы, сплошь утыканную какими-то значками и флажками.
В общем, кабинет как кабинет, но глаз невольно отмечал некоторые странности.
Первая – в отличие от остального множества служебных помещений германских чиновников всех рангов и мастей, здесь не было ни одного, даже самого захудалого, портрета Фюрера. Зато, в глаза бросалась большая никелированная, занимающая не меньше четверти стены, эмблема Аненербе.
Вторая – несмотря на то, что кабинет находился на четвертом этаже, здесь напрочь отсутствовали окна. Совсем.
Хозяин кабинета – мужчина средних лет с неестественно бледным лицом, аккуратной бородкой и франтоватыми, немного не вяжущимися со статусом их носителя, усиками, был поглощён изучением какого-то документа, весьма объёмного и, судя по всему, не менее занимательного.
Ляйте застыл на середине комнаты, не зная, как поступить дальше.
Так он простоял ещё минут пять, до тех пор, пока тот, к кому обращались не иначе как «господин генеральный секретарь» закончил изучение бумаг и, перевернув последний лист, поднял глаза на вытянувшегося перед ним по струнке офицера.
– Оберштурмфюрер Ляйте, – глядя поверх головы Зиверса отчеканил Ляйте.
Тот некоторое время изучал человека, стоявшего перед ним, затем встал с кресла и, выйдя из-за стола, неспешно направился в угол, где притаился, затерявшийся в просторах кабинета, небольшой деревянный шкаф. Достав оттуда сигару, старательно раскурил её, выпуская облачка ароматного дыма. Затем, заложив руки за спину, попыхивая сигарой, вернулся обратно за стол.
– Генрих Ляйте, – начал он хриплым голосом, вперившись в посетителя пронизывающим взглядом, – 25 лет от роду, офицер СС, зарекомендовал себя грамотным, волевым офицером. Член НСДРП70 с 1933 года, по службе отмечается положительно, – Зиверс глубоко затянувшись, шумно выдохнул, – до недавнего времени. Последнее задание прошло, мягко говоря, не совсем гладко. Так ведь, оберштурмфюрер?
– Так точно, господин генеральный секретарь! – сухо отчеканил Ляйте.
– Так точно…, – Зиверс встал, – сейчас трудные времена, оберштурмфюрер. Германия должна встать с колен и потребовать от всего мира уважения, как она того и заслуживает. В свете этого, ошибки и промахи на нашем уровне, – он поднял указательный палец вверх, – не просто нежелательны, а недопустимы! Объясните мне, оберштурмфюрер: как вышло так, что Отто Ран мёртв? Да и чёрт бы с ним, с этим Раном: умер, так умер! Почему добытые им сведения, не без нашей помощи, заметьте, добытые, ушли с ним в могилу?
– Это полностью моя вина, господин генеральный секретарь! – с каменным лицом ответил Ляйте, – и я готов понести наказание!
– Я вызвал вас сюда совсем не за этим! – взорвался Зиверс. – И, поверьте: я бы с превеликим удовольствием вас наказал, оберштурмфюрер! Но я не вправе разбрасываться кадрами! Время сейчас не то!
Ляйте молчал, застыв, словно каменное изваяние.
Зиверс нервно вышагивал по кабинету, не вынимая сигары изо рта, поминутно бросая на посетителя гневные взгляды.
– Так! – Зиверс сел за стол, затушил сигару в пепельнице и энергично растёр лицо ладонями, – нужно успокоиться!
Генеральный секретарь выдохнул и, закрыв глаза, откинулся в кресле. Так он просидел минуты три, не дыша и не двигаясь. Ляйте уже было начал за него беспокоиться, но тот вдруг открыл глаза и, подавшись вперёд сказал:
– Вам, оберштурмфюрер, повезло. Вам выпал шанс еще раз доказать свою верность. Помните то место, где от вас ускользнул профессор Ран?
– Так точно! – сердце Ляйте колотилось, будто бешеное, явно намереваясь выскочить из груди.
– Хорошо! – Зиверс встал и, повернувшись спиной к Ляйте, принялся внимательно разглядывать карту на стене, – вам надлежит выяснить: куда это он пропал в тот раз. В ваше распоряжение поступают пятьдесят солдат, группа учёных и записи профессора Рана, какие остались. С властями Франции вопрос улажен. Делайте что хотите, но найдите…, – он задумался на секунду, – то, что тогда нашёл Ран. Это очень важно. Для всех нас.
– Я готов! – с жаром воскликнул Ляйте, – разрешите уточнить, когда начинать?
– Прямо сейчас, оберштурмфюрер, – с самым серьёзным видом ответил Зиверс, – машина ждёт внизу. Она доставит вас на аэродром.
***
– Стой! – Ляйте поднял руку и огляделся.
Отряд замер. В один момент стихли разговоры и бряцанье амуниции. Завывания ветра, гулявшего по ущелью, были сейчас единственным доступным звуком.
«Вроде здесь», – подумал Ляйте, невольно переносясь в тот жаркий августовский вечер, когда он украдкой проследовал за Раном. Вот он, тот выступ, из-за которого он наблюдал, как профессор совершает свои хитроумные манипуляции с каким-то прибором, вот тут стоял Ран, перед тем как пропасть из виду…, – Здесь! – уверенно возвестил Ляйте, – лагерь разбиваем здесь.
Тотчас закипела работа. Зазвенели молотки, вгоняя металлические колья в каменистую почву, посыпались команды старших, деловито забегали носильщики, перетаскивая снаряжение.
«Совсем как тогда, – мелькнула тоскливая мысль, но Ляйте решительно отогнал её в сторону, – на этот раз всё будет по-другому!»
Ляйте в задумчивости направился к каменной стене и принялся внимательно её разглядывать. «Куда же ты пропал тогда, профессор? Что ты нашёл в этих горах? – размышлял он. – Как он сказал? Утешение? Да. Точно. Так он и сказал: Я ДОСТИГ УТЕШЕНИЯ! Интересно, что это значило?»
Кто-то подошёл сзади и тактично кашлянул, пытаясь привлечь его внимание. Ляйте обернулся: то был командир штурмового отряда.
– Господин оберштурмфюрер, – доложил тот негромко, – лагерь разбит, снаряжение проверено, старшие групп готовы к постановке задач, – он, не оборачиваясь, указал на самую большую палатку, – разрешите уточнить: когда приводить в порядок оружие?
– Позже, сержант, – поджал губы Ляйте, – с наступлением темноты. Вы всё устроили так, как я приказал? – спросил Ляйте, придирчиво разглядывая лагерь.
– Так точно, господин оберштурмфюрер, – сержант наклонился чуть ближе, – ученых расположили обособленно, в центре лагеря. Периметр под нашей охраной – мышь не проскочит.
– Будь начеку, командир, – Ляйте заглянул сержанту прямо в глаза, – Глаз с них не спускать! Этих буквоедов нельзя недооценивать. Поверь мне. Я знаю.
– Есть!
– Ладно, сержант. Пойдём в штаб, – Ляйте громко хрустнул костяшками пальцев, – пора поставить задачи. Завтра будет тяжёлый день.
И они направились к штабной палатке, осторожно перепрыгивая с камня на камень.
Ни этим двоим, ни кому-либо ещё из участников экспедиции ни за что не пришло бы в голову, что за всеми их действиями внимательно наблюдают. А вместе с тем, это было именно так.
Не упуская ни одной, даже самой мельчайшей детали, умело прячась среди камней, за происходящим, следили двое. Вооружившись биноклями, они пристально разглядывали лагерь, расположенный на дне ущелья.
– Похоже, этот у них за главного! – сказал первый, одетый в грубую брезентовую куртку цвета хаки, опуская бинокль, – как уж его там?
– Ляйте, что ли, – ответил второй человек, лежавший рядом на вершине горы, не отрываясь от окуляров, – по документам профессор или что-то вроде того. Хотя, как по мне – он такой же профессор, как и я.
– Что делать-то будем, брат Годен? – спросил первый.
– Будем наблюдать, брат Арман, – ответил тот, кого назвали Годен, – может, они ничего не найдут.
– Сдаётся мне, они совершенно точно понимают, что искать и думаю, что ищут они – именно Святилище, – с уверенностью в голосе сказал Арман.
– Это будет плохо, брат, это будет очень плохо. Боюсь, – мрачно подытожил Годен, – тогда придётся идти на крайние меры. Мы не можем так рисковать.
– Страж остановит их.
– В этом я нисколько не сомневаюсь, – Годен сел, прислонившись спиной к скале, – а что если кому-то всё же удастся уйти? Уйти и привести с собой ещё больше людей. Что будет тогда? Страж тоже со всеми разберётся?
Арман молчал, задумчиво покусывая губу.
– Перенести Святилище в другое место? – Годен продолжил свой монолог, – сделать это скрытно – будет крайне трудно. Да и подходящего места у нас нет. Моё мнение – никто не должен выйти из ущелья! Только так мы можем рассчитывать на сохранение этого места в тайне.
– Согласен, – мрачно кивнул Арман.
– Тогда поторопимся, – Годен, не боясь быть обнаруженным, встал в полный рост, – у нас очень мало времени.
***
Утро обозначилось шумным пробуждением лагеря. Учёный люд, наспех умывшись, уже с аппетитом завтракал, обсуждая грядущий день, когда в поле их зрения неожиданно появился Ляйте, вынырнув из тумана будто призрак.
– Доброе утро! – заявил он, таким голосом, что у всех присутствующих немедленно возникло устойчивое ощущение, что никакое оно не доброе, – я хотел бы прояснить некоторые особенности нашей экспедиции, – он остановился, широко расставив ноги и заложил руки за спину, – объект наших исследований не столь обширен как обычно и сводится к границам этого ущелья. Точнее, нам предстоит произвести детальное изучение лишь небольшой его части, – он мотнул головой, указывая на западный склон.
– А что мы, собственно, ищем? – спросил молодой археолог с бледным болезненным лицом.
– Всё! – недобро усмехнулся Ляйте, – всё, что только может показаться интересным.
– Иными словами мы не знаем, что искать? – не отставал надоедливый учёный.
– Я же вроде всё популярно объяснил, – закипая, процедил сквозь зубы Ляйте, – ваша задача – исследование западного склона. Что-то ещё?
– Да! – не унимался молодой археолог, – сегодня ночью я решил прогуляться, но был остановлен часовым. У него в руках было какое-то автоматическое оружие! – молодой человек в поиске поддержки обвёл взглядом притихших коллег. – Объясните нам, что это?! Мы что? Пленники?
Ляйте, выслушав его тираду с презрительной ухмылкой, едва заметно кивнул.
Внезапно из тумана материализовалась фигура. Резко рубанула зарвавшегося археолога чем-то тяжёлым в область затылка и так же быстро растворилась в молочной пелене. Учёный, не издав ни звука, рухнул на землю, как подкошенный. Кинувшихся было ему на помощь коллег, Ляйте остановил властным жестом.
– Это, – он призывно помахал кому-то в туман и ловко поймал, брошенный ему оттуда продолговатый и весьма увесистый предмет, – пистолет-пулемет МП38, конструкции Генриха Фольмера71, – он показал оружие так, чтобы его было хорошо видно всем присутствующим. – Стыдно этого не знать, молодой человек! – насмешливо обратился он к, неподвижно лежавшей фигуре «разговорчивого» учёного. – И да: конечно же, вы не пленники! Но до тех самых пор, пока экспедиция не закончится, любой ваш шаг предварительно должен получить, – он ткнул себя пальцем в грудь, – моё разрешение! В противном случае…, – Ляйте взвёл затвор и длинная, похожая на стрёкот сороки, автоматная очередь, с лихвой компенсировала недосказанность фразы.
– Надеюсь, нам не придется возвращаться к этому разговору, – угрожающе процедил Ляйте, – заканчивайте с завтраком – у нас много работы.
Он точным броском вернул оружие своему владельцу и, резко развернувшись, ушёл.
***
Туман, хоть и нехотя, но под натиском солнечных лучей был вынужден отползти к реке, обнажая ущелье.
Ляйте деловито расхаживал перед шеренгой хмурых учёных. Десять пар глаз безотрывно сверлили оберштурмфюрера ненавидящими взглядами.
– Итак, – начал Ляйте, не обращая внимания на волны негатива, исходящие от строя, – повторю задачу, стоящую перед нашей экспедицией: нам надлежит досконально, вплоть до каждого камушка, до последней трещины и расщелины исследовать вот этот вот склон. Границы, в которых будут проводиться изыскания, обозначены флажками, – Ляйте указал рукой по правую и левую сторону от себя, – и как вы могли заметить – они не так уж и велики.
Расстояние между флажками действительно было небольшим и составляло что-то около двухсот метров. Места их расположения определил сам Ляйте, справедливо рассудив, что Ран за ту пару минут, во время которой он остался без его присмотра, вряд ли смог бы убежать дальше этих границ. Тем более что он и не бегал вовсе, а неспешно передвигался. Так или иначе, профессор неожиданно пропал из поля зрения где-то в этом районе и Ляйте искренне надеялся, что в скором времени он найдет ответ на вопрос «куда».
– И всё же, офицер, – средних лет археолог, сняв очки с переносицы, принялся протирать стёкла носовым платком, – потрудитесь объяснить нам, что мы всё-таки ищем? Иначе как мы поймём, что нашли то, что нужно?
Ляйте, с несменяемой усмешкой, не предвещающей ничего хорошего, неспешно подошёл к учёному и встал напротив него.
Тот, насмерть перепуганный (утренний инцидент до сих пор был свеж в памяти), наспех нацепил очки на нос и теперь, храбрясь, стоял бледный, смотря офицеру прямо в глаза.
– Вы обязательно поймёте, профессор, – тихо, будто змея, прошипел Ляйте прямо ему в лицо, отчего ученого заметно передёрнуло, – не сомневайтесь.
– Принимайтесь за работу, – проорал он, теряя интерес к «смельчаку» и продвигаясь вдоль строя, – времени у нас в обрез!
– Сержант, – Ляйте махнул рукой, привлекая внимание командира отряда, – ко мне!
Тот подбежал к нему, придерживая рукой непослушный автомат.
– Сержант, – начал вполголоса Ляйте, – десять человек оставить здесь, остальных направить в обе стороны ущелья. Удаление от лагеря – километр. Задача: не допустить никаких случайных «гостей».
– Есть! – кивнул сержант и убежал, на ходу выкрикивая команды.
Быстроте и точности, с коими приказ был исполнен, мог позавидовать любой военачальник: прошла всего пара минут, а два отряда, вооруженных до зубов бойцов, уже скрылись из виду в противоположных направлениях.
