Хаим Калин
Яблоко транзита
Марш трусцой – в туннеле, похоже, не том, злополучном, каким в Газу прибыл и с полпути был возвращен – наспех закрепленная электропроводка со светильниками, кабели связи не замечаются.
Коль так, то в какую из студий преисподней туннель ведет? Неоригинально, сплошные повторы. Пора бы демиургам, конфликтующим за ширмой, взять перерыв, а лучше – раскурить трубку мира.
Ишь куда хватил, размечтался. Центр земного – именно ад, здание рода человеческого, возводимое миллиардами эгоизмов, не столько жаждущими благ сосуществования, сколько схватка за солнечную сторону.
– Оклемался, – бросил на иврите оглянувшийся голубоокий экспедитор слева без малейшей семитской примеси.
– Слава богу! Тащить такую тушу зазря – босса бы проклял, – обнажил некое организационное начало фронтмен справа, даже не оглянувшись.
– Пацаны, хватить тереть, расходуя без толку силы! И так пыхтите! – отчитал передовую условный сержант, судя по начальственной нотке упрека.
– Э-э… Хоть знаете, куда меня тащите, но главное – что при интоксикации усыпляющим газом делать? – вклинился в гужевой форум пассажир носилок по-русски. Злобно добавил: – Как в «Норд-Осте», не улыбается…
Сержант с напарником обменялись взглядами, фронтмены же недоуменно оглянулись. В русле инерции марша трусцой четверка покрыла еще метров десять и, будто не сговариваясь, остановилась в растерянности. В глазах экипажа пропечатался немой вопрос, адресовавшийся командиру. Как казалось, требовавший не перевода сентенции пассажира, а ответа: собственно, пассажир о чем? Было ясно, что молодцы, не старше двадцати пяти, хоть и все как на подбор славяне, о криворуком спасении заложников девятнадцатилетней давности в театре на Дубровке, повлекшем множество смертей из-за усыпляющего газа, не слышали. Похоже, не ведомо это было и «сержанту», по крайней мере, так прочитывалась его экспрессивная жестикуляция «Объект не в себе. Какая разница?». Клич «Яалла!» («Вперед» – арабское слово, прочно вошедшее в иврит) возобновил движение подземного амбуланса.
Обрести точку опоры на земле не получалось – Алекса шатало в ногах и чувствах. Недолго думая, квартет вновь употребил носилки. Алекс между тем повалился не на спину, а, опираясь то на один локоть, то на другой, снимал рекогносцировку местности.
Строения, напоминавшие инфраструктуру кибуца, его несколько успокоили, но отпустило лишь, когда в лунном свете проявился желтый номер микроавтобуса, припрятанного в небольшой лесопосадке в трехстах метрах от терминала туннеля.
Слава богу, не Египет! И здравствуй, Израиль, хоть и не родные камни, но столь желанная сей момент сторона! Единственный квадрат на земном шаре, где ты не прокатный заложник, а держатель базовых прав, пусть одно из них – право на справедливый суд, хоть и уголовный. Сколько меня не было? Года два, больше? Скорей бы домой, разберусь…
Правда, хлопцы эти мутноваты. Хоть и израильтяне десантной закваски, но силы поддержки, спутник любой силовой акции, где? Да и в спецслужбы не евреев не берут… Впрочем, не мираж ли всё это – от усыпляющего газа, сместившего систему координат?
Контуры торгового центра на перекрестке «Яд Мордехай», хоженого-перехоженного, рассеяли морок сомнений – Алекс взмыл руку со сжатым кулаком вверх, то ли возвещая свое избавление, то ли салютуя отчему дому в каких-то сорока километрах отсюда. Двое парней, делившие с Алексом заднее сиденье, застыли на мгновение, после чего, не сговариваясь, придвинулись к нему вплотную. «Сержант», в следующем ряду сидевший и учуявший активность, резко повернулся. Вздев подбородок, обозначил к вахте вопрос. Ближний к нему конвоир пожал плечами, что «сержанта» не удовлетворило. Забросив руку на спинку, стал всматриваться в объект их дерзновенной, по силам лишь патентованным сорвиголовам операции.
Тут Алекс буднично, сама естественность, подал голос, на сей раз на практикуемом квартетом иврите, вспомнив, что его израильскую связку ключей изъяла команда опорного пункта СВР в Потсдаме:
– Маленькое уточнение: прежде чем ко мне, заедем на минуту к сыну. Спит, правда… – Алекс осекся.
По вытянутым лицам соседей, Алекс понял, что озвученное им не столько неуместно, сколько нежданное для них открытие, но в чем суть дела, он не понимал. Впрочем, озадачиться не успел, точнее, тот мелкий казус вдруг разукрупнился в реальную, неясных контуров проблему. Ведь, едва зажегся зеленый, микроавтобус рванул вправо – в иную, не ведущую ни к его дому, ни к Тель-Авиву сторону (при всех отклонениях от нормы Алекс находил свой эскорт лазутчиками «Моссада»; как последний о его местоположении узнал, в трещавшей от газа и антидота башке даже не обозначилось).
Алекс хотел было возмутиться, но передумал – на растерях или недорослей-угонщиков автомобилей сбитая дисциплиной, крепко знающая свое дело команда не тянула. Да и развернуться можно было лишь на следующем перекрестке, через три-четыре километра.
Без всяких подсказок пассажира ближайший перекресток стал точкой маневра – водитель включил сигнал поворота. Алекс даже чуть подался вперед в предвкушении желанного маршрута, казалось ему, профуканного водителем по невнимательности. И… часто замигал, когда вместо разворота микроавтобус взял влево, въехав в Сдерот – хорошо ему знакомый депрессивный город, населенный преимущественно экономически слабыми слоями населения. Затрещала сковородка подозрений, ведь в низкой этажности, весь как на ладони городе израильские спецслужбы своих представительств иметь не могли.
Вот те на! Уж где-где, а быть похищенным неформалами в родном, полузакрытом Израиле он не ожидал. Пусть в немалой степени оправданно – был во власти феерии химреактивов и удали в духе компьютерных игр.
Его накрыла странная комбинация чувств – апатии, клинически предсказуемой, и веры в свою звезду, по обыкновению, к нему благосклонную, но в последние два года буквально стелившую ему переправы в топи амбиций сильных мира сего, куда его самоволием случая и винных паров занесло.
Не всколыхнуло Алекса и здание виллы, куда был доставлен, лет пятнадцать назад предлагавшейся ему за бесценок, но не нашедшей у его бизнес-интересов отклика; в Сдероте, «полигоне» для ракетных пристрелок из сектора Газы с рухнувшими ценами на недвижимость, риски перевешивали навар халявы.
Любопытно, закрой я тогда сделку, куда бы вывела сегодня кривая, да и не закольцевалась бы по-бюргерски судьба, ныне криво улыбнувшаяся, подумал он, минуя парадный вход вместе с «сержантом» и еще одним бойцом. В зале без приглашения уселся, надо полагать, найдя его конечной точкой их общего, вне земной гравитации маршрута.
Непринужденность «этапируемого» старшого смутила – он бросил на Алекса любопытный взгляд. Кивнул бойцу на гостя и, картинно оглянувшись, потопал к лестнице, которая, судя по языку его тела, исполненного важной целью, вела в условную каюту капитана. Вскоре донесся аккуратный стук костяшками пальцев в дверь.
Алекс непринужденно закинул ногу за ногу, передавая неброский суверенитет значимого человека, олицетворяющего некое «мы»; кантовать такого – хлопот не оберешься, неведомо, откуда прилетит. И являл собой любопытную натуру, скорее всего, для панорамного библейского сюжета, надо понимать, наших дней.
Важничал он меж тем недолго – из ВИП-образа его извлек «сержант», кликнувший его со второго этажа, по-русски:
– Дядя, поднимайся, тебя ждут
В пику своему недавнему лику Алекс живо встал на ноги. Проигнорировав русский, бывшим механическим переводом ивритской лексики, откликнулся на государственном языке:
– Спать? Белье хоть есть? У тех, в Газе, только подушка… – и засеменил к лестнице.
После недельной бессонницы забыться не вышло – закулиса напомнила о себе очередным звеньевым, вызывающим духи обязательств, взаиморасчетов. В небольшом, но со вкусом обставленном кабинете Алекса встретил мужчина в районе шестидесяти, отвечавший основным признакам координатора невидимого фронта: непринужденная смена обличий, обращенный в себя взгляд, но главное – манера слушать вполуха, выводящая собеседника из равновесия.
Сколько бы Алекс ни был дезориентирован похищением, флага не приоткрывшим, кто за боевиками стоит – к моменту встречи с их патроном – он, по большей мере, представлял. Хватило нескольких минут покоя в зале, чтобы заработала дедукция: коммандос с беглым ивритом славянских корней – никто иные, как шпионское подполье, руководимое темниками из Москвы. Коль скоро инициатор его успешной миротворческой миссии Москва, то вполне предсказуема операция по его освобождению. Чего в тумане «химиотерапии» не получалось Алексу связать, так это, коим образом российские спецслужбы РФ пустили корни в полузакрытом, просвечиваемом национальной контрразведкой Израиле. Но, едва обозначились контуры события, как бритва Оккама прополола кратчайший путь к истине. Обзаведясь столь универсальной ассистенткой, Алекс уверенно шагнул в свою материнскую среду – тестирование терра-инкогнита на вшивость.
– Как дела, Шабтай? – бодро приветствовал Алекс хозяина кабинета на иврите, запечатлев первого семита за сегодняшнюю ночь, внешне, выходца из СССР.
Звеньевой увел глаза в сторону, и без того неинформативные, и вяло указал на стул у стола, даже не кивнув визитеру. Казалось, он либо не вник в сказанное, либо, что представлялось наиболее вероятным, слушает исключительно самого себя, тем более, не тратит энергию на эксцентриков.
– Напомнил мне о Калмановиче. Как-никак ты первый еврей, с кем сегодня столкнулся, – разъяснял свою браваду Алекс Звеньевому. – Тот, правда, больше по торговому делу. Сподобил шпионаж в инвестицию, что для выходца из совка семидесятых – суперкруто. Если ты роман «Антрепренер», который о Шабтае, не читал, то рекомендую. Пособие для шпиона советских корней, что в Израиле, что где-либо…
– Как самочувствие? – вполголоса осведомился звеньевой, смотря куда-то в сторону, будто смысловой понос гостя – ожидаемая клиника: мол, митингуешь? митингуй, лишь бы не кусался…
– Знаешь, адреналин бурлит. С тех пор, как дошло, что мимо Норд-Оста проскочил. Твои ребята – славяне славянами, но израильская закваска налицо, свое дело знают. Не вытащи они меня из того клоповника, без кондиционера двинул бы кони. Так что большой им поклон, честно… – доложил о самочувствии, присовокупив диагноз – медицинский, квалификационный и оперативный – Алекс, перейдя на русский. Понятно почему: считают, делятся сокровенным и сочиняют тексты исключительно на родном языке…
Звеньевой преобразился, выйдя из образа подслеповатой рассеянности, и в упор уставился на брызжущего адреналином слов гостя. Казалось, он нечто для себя приоткрыл в разрез его недавними представлениям. Склонив голову, задумался. Все еще глядя в стол, спросил, на сей раз на иврите:
– Ты, вообще, откуда? Гражданство имеется в виду.
– Тебе оно зачем? – насторожился Алекс.
– Сомнения, не вышла ли ошибочка? – запрыгнув в шкуру ехидной овечки, вновь сменил лик Звеньевой.
– Какая ошибка? – дался диву гость.
– Того ли мы вытащили? Подразумевался-то русский, как я понял, важная персона. То, что я вижу, вы израильтянин, судя по хорошему ивриту. Не все местные так владеют. И, не понять, для чего Калмановича, царство ему небесное, приплели… – приоткрыл изъяны планирования российского шпионажа его звеньевой, в придачу попеняв Центру за клиента c манерами балагура-провокатора.
Алекс захохотал, вначале нервически, потом от души. Выплюнув из себя бурду изумления и гнева, пару раз, едва касаясь, постучал по столешнице. Затем устремил большой палец вверх, надо понимать, отсылая к начальству крота, и спросил:
– Они что, даже имени моего не сказали? А фото?
Ответом стал привычный отсутствующий взгляд, истолковывавшийся по усмотрению.
– Ладно, вытащили и спасибо. Дальше что? – разбирался со шпионской логистикой Алекс.
– Пока не знаю, – резко ответил звеньевой. – Будем разбираться…
– С чем разбираться: как я в Газе оказался? Скажу сразу: лучше тебе не знать… – прибег к смысловому наморднику Алекс, не раз им апробированному.
– Чтобы продвинуться, – скривился, чешась за ухом, крот, – нужно понять, кто вы; у меня куча вопросов. Пока ясно только одно: вы не сумасшедший, хотя и были сомнения… Жду ответа на вопрос: откуда беглый, почти без акцента иврит? Разъяснять, почему выделываетесь, делая опасные намеки, необязательно.
– Давай так… – ненадолго задумался Алекс. – Я постараюсь внести ясность, даже обещаю, но прежде ответь: мой дальнейший маршрут, каковы на мой счет указания?
Звеньевой покрутил головой, давая знать: так не пойдет, мои правила.
– Подожди, – терял терпение Алекс, – сложно представить, что мой расклад хуже твоего? Вдруг начальство у нас общее? Не влетит ли под горячую руку, перестраховщик? И сам посуди: какова вероятность ошибки, когда тебе выложили мои координаты с точностью до сантиметра. Нашел бы иначе… Сам посуди, что, Газа – мегаполис, кишащий заложниками, перенаселенный Шанхай? – Алекс хмыкнул, но уловив холодный, непреклонный взгляд, понял, что в глухой обороне не отсидеться. Как бы в новый подвал не угодить… Заговорил примирительно: – Да, я израильтянин, живу здесь давно. Писатель, аналитик и политтехнолог, в определенных кругах России известный. Заказывают обзоры, экспертные оценки…
– Ну да, Газа – самое место для вашего брата, да еще в период войны… – нашел логическую прореху в ответе региональный крот. Неприятно оскалился, но вдруг дружелюбно свернул разговор: – Что это я? Спать ведь умираете, распоряжусь, чтобы постелили. Завтра договорим, хотя давно сегодня…
И правда, народ Сдерота, давно проснувшись, заполнял артерии загона наемного труда.
За семь последних суток Алекса, наконец, свалило (забытье от газа, прерванное антидотом, не в счет). Последнее, что перед провалом в сон у него отложилось, была злорадная гримаса крота, под занавес встречи обнажившаяся в мешанине его вывесок. Между тем посмаковать леденца пробуждения не получилось – настойчивыми потряхиванием плеча его призвали заступать на вахту дня – рабовладельца мироздания.
– Здесь что – гостиница, до одиннадцати выметаться? – ворчал Алекс, спуская ноги на пол. – Где мое портмоне? Заплачу за двое суток, но на больше, чем сто евро не рассчитывайте. Ах, да, оно где-то завалилось – на полях невидимого, мать вашу, фронта…
– Доброго вам дня! – из-за спины «сержанта» показался смотрящий за шпионской точкой крот. – Вы едете домой, там и выспитесь. Вас отвезут, назовите только адрес…
Алекс внимательно посмотрел на Звеньевого, казалось, не веря сказанному, а может, в попытке вычитать в его глазах потаенные мотивы. Пережевав новость, зашарил глазами по комнате в поиске своей одежды.
– Не слышу запаха кофе и свежих булок, – освежив в санузле лицо, потребовал у присматривающего за ним «сержанта» итальянского завтрака гость. Покидая спальню, добавил: – Лучше бы я тогда, в седьмом, эту виллу купил. Из Газы куда ближе, чем Ашдод. Шатает меня…
– Скажите, Эвен Эзра, ваша улица, как пишется? В имени улицы первые буквы «алеф» или «айн»? – спросил Звеньевой и быстро потупил взгляд.
– И «алеф», и «айн» – в таком порядке, – ответил Алекс, оторвавшись от капучино. Сделав еще глоток, спросил с издевкой: – А какая тебе разница? Москве доложить или дозор возле моего дома выставить? Если забота о Москве, то им этот адрес, сто пудов, известен. Кстати, а чего ты у своих бойцов, внешне, урожденных Израиля, не спросил? Или хлопцы и девяти классов не осилили, ну, аналог советской семилетки? Помнишь такую, точнее, упоминания о ней? Н-да, очень я старый… Из какого отстоя экспериментов я родом…
Звеньевой во рту повертел языком, казалось, мысленно отстраняясь от клиента-эксцентрика, и двинулся из кухни к лестнице. То ли это было прощание по-английски, то ли мужской жест-послание в духе «Диагноз, что тут скажешь…», пойди-разбери.
– Уважаемый, Эвен Эзра не мой адрес, а сына. У него ключи от моей квартиры, так что нужно позвонить. Дома ли?.. – окликнул крота Алекс с полпути.
Звеньевой остановился, но оборачиваться не стал и спустя секунду-другую возобновил движение, точно никакого вопроса не прозвучало.
Насупившись, Алекс встал из-за стола. В зале, играя ключами от авто и время от времени на него посматривая, стоял «сержант», чуть поодаль, в кресле, новый неизвестный Алексу боец, внешне будто узбек, но однозначно не еврей, являя с первым незримый, объединенный общностью задачи тандем. К ним Алекс и направился. Нечто подсказывало ему, что смысла просить у ребят позвонить сыну нет, коль Звеньевой его просьбу не «расслышал». Суки, выругался он про себя, не пытаясь вникнуть, что объявленная вольная и зажиленный звонок слабо вяжутся. Впрочем, свою Одиссею, сплошь и рядом стипль-чез из произвольно меняемых препятствий, он давно воспринимал как вторую молодость, от которой, как известно, открещиваться дураков нет.
Дыши глубже и получай от близких тебе палестин наслаждение; не исключено, на ближайшей повестке – экспедиция в анклав воинственного матриархата, где гарантированно утонешь, подвел смысловую черту он, усаживаясь на общем сиденье с «сержантом» в микроавтобусе. Почти сразу задремал, сложив руки на груди.
– Ну что, прощаемся? Еще раз спасибо, что из Газы, проклятой Богом, вытащили… – обратился к «сержанту» Алекс, когда микроавтобус припарковался напротив Эвен Эзра, 26, в Ашдоде.
Сержант медленно встал на ноги, освобождая проход, при этом не выпускал Алекса из виду. Увидев, что водитель-узбек спешился, а «сержант» следует за ним, Алекс остановился со словами:
– Я не девушка, чтобы провожать, а старый конь. Он, как известно, борозды не портит…
– Мало ли что… – усомнился «сержант» и, сблизившись с объектом вплотную, словно подталкивал продолжить движение. Покачав разочарованно головой, Алекс сдвинул дверцу и ступил на тротуар.
При виде подзабытых, но родных стен Алексу захотелось поскорее обнять сына, при этом некий очажок травил в нем радость предвкушения встречи: «Два с половиной года ты спасал свою задницу, для Виктора, вечного тинэйджера, хоть и славного, не сделав ничего». Поглощен Алекс был своим разносолом настолько, что следовавшие за ним коммандос исчезли из спектра его ощущений, не зацепили его внимание и двое прохлаждавшихся в лобби означенных холодной уверенностью молодцев, которые отличались от его эскорта только семитской наружностью. Не заметил и он, как исчез эскорт, аккуратно закрыв за собой входную дверь
Алекс недоуменно жал на кнопку вызова лифта, отказываясь верить, что он не работает.
Право, не в этот же штучный, освященный Удачей день, плевался Алекс про себя, переминаясь с ноги на ногу. Опомнился лишь, когда жестким хватом его прихватили кисти чьих-то рук. Оглядываясь, крикнул: «Какого черта! Совсем охренели, провожатые!?» И онемел, увидев новых, незнакомых ему бычков, радикально от гвардейцев московского крота отличавшихся, как показалось ему, мощью и незыблемостью их тыла. Ко всему прочему чистокровные семиты, вскоре пополнившиеся шестью коллегами, которые, надо понимать, блокировали спуск жильцов по лестнице из-за остановки лифта. Впрочем, пеших энтузиастов покинуть дом не замечалось, как и войти в него. Внешний периметр, как Алекс вскоре увидит, держали еще трое, во многом, без особой надобности: три часа дня – пресловутая израильская сиеста, сушка помыслов и «вёсел».
На поднятый в планшете ордер на арест, объявленный еще у лифта, Алекс не взглянул, но, опомнившись, жестом затребовал показать вновь. Между тем читать не стал – снесся лишь с датой и – о, новация! – точным временем публикации ордера, чем немало смутил округу, восьмерых, не вызывало сомнений, спецслужбистов местной продукции и расфасовки.
Цифры бесстрастно свидетельствовали, что ордер догнал группу захвата всего полчаса назад – либо в пути, либо в самом Ашдоде. Паззл сложился.
До очередного места «содержания» Алекса забавлял финальный эпизод его первого «присаживания» в Израиле, когда в момент «выписки» на подъеме чувств обратился к начальнику изолятора: «Благодарить не буду, но распирает сказать: родина там, когда по выходу из тюрьмы за гуманный, не ущемляющий достоинство «прием», ты ей благодарен. Так что спасибо Создателю, что это случилось со мной не на географической, а в Израиле. Впрямь земля Святая…»
Панегирик мусоросборнику дна столь взволновал кума, что он приобнял расконвоированного, напутствуя: «Обещай, что в первый и последний раз…»
Алекс радушно пожал его руку, но как человек, себе не лгущий, обещать не стал.
Глава 10
Лод, Израиль, Отдел борьбы с международной преступностью 27 мая 2021 г. 11.00
Государственная измена, помощь врагу в военное время, преступный сговор – неполный букет объявленных Алексу Куршину подозрений; третий арест в его Одиссее, отчим домом логически закольцевавшейся; two-way ticket to the Moon.
Между тем Алекс спокоен, контрастом вчерашней экспансивности восстановив свой обычный настрой – едкого придиры, чей главный контрагент – он сам, внешний же контур – кто под горячую руку. Сегодня, похоже, тот самый случай – диспут извечных межцеховых разборок в духе «кто есть кто», судя по пропечатанной у Алекса ухмылке, точек соприкосновения не сулящий…
– Так как мне тебя идентифицировать без документов, не пойму… – сокрушался Илан Коренблит, немолодой дознаватель, четверть часа ворошивший родословную Алекса и ближайших к нему колен. Впрочем, нудил по учебнику, общему для всех лаборантов правды мира.
– Ну, умора, – подался вперед Алекс, – Вануну из меня сделали на раз-два, паспорта при этом не испросив. Зачем тогда он? Оставим за скобками: поднять мое фото из банка МВД, к которому ты подсоединен, один клик. Персональный-то номер свой я сообщил, хотя мог этого не делать, зная, что на меня у «Моссада» целая полка… Так что давай без протокольной толчеи, а то воспользуюсь своим правом на молчание. За что начальство тебя по головке не погладит как профнепригодного…
Откликом на эскападу стал краткий взгляд, Алексом не раз испытанный: вспышка любопытства, не влекущая осмысления и корректив, дескать, во даёт! Следователь задумался, казалось, перебирая связку затертых, передаваемых по наследству ключей, непригодных для замка, замененного без предупреждения.
– Что мне тогда с тобой делать, Алекс, не скажешь? – замкнул паузу примерок дознаватель.
– Отпустить с миром, извиняться необязательно, – предложил, не моргнув глазом, «экскурсант» впечатляющей череды изоляторов, хорошо усвоивший, что его серебряная ложечка – фарт – за решеткой с захлопыванием центральных ворот заканчивается.
Илан Коренблит ухмыльнулся, но промолчал, что, впрочем, альфа и омега хартии дознания – зловещая экономия слов под сенью исполина государства; этакая «служба доверия», наматывающая исповеди заблудших на пенитенциарный ус. Впрочем, паузами дорога только в вечность вымощена, где, общеизвестно, не приживаются проходимцы и стряпчие всех изводов. Так что, хочешь, не хочешь, а к головоломкам сущего коды подбирай. К чему Коренблит и приступил, извлекая свой томагавк:
– Алекс, ты не типаж, нарывающийся на увещевания, я, в свою очередь, не почтовый ящик для авторов разговорного жанра. Следовательно, режим военного времени, по-моему, тебя устраивающий…
– К нашим баранам, согласен, – живо откликнулся по-французски Алекс, вызвав у дознавателя улыбку. Подумал: стало быть, разговор будет непростой, коль оппонент, явно не франкофон, французский знает…
– Начни тогда с того, кто и когда тебя завербовал, – обозначил центр окружности покаяния Коренблит, по обыкновению, до неприличия эластичной.
– Вот как! – взбудоражил пространство допроса Алекс, обрушился: – Упование на халяву – это то, что у силовиков больше всего меня бесит! Для этого ваш брат-хамелеон готов хоть Википедию вызубрить! Надоело! К черту!
– Э-э… – едва выдавил из себя, судя по возрасту, видавший виды дознаватель.
– Теперь, слушай! – приступил ко второму абзацу своих инвектив дознанию Алекс. – Больше ни одного слова об измене, моих шашнях с врагом, прочего из пункции копчика вздора! На меня у вас ничего нет! Абсолютно! И быть не могло! Так вот, приняв это за основу, поделись, что тебе, если вообще, о последних моих годах жизни вне Израиля известно. После чего я взвешу, что и в какой мере смогу родной мне по духу и крови, хоть и взгретой гегемонизмом стране рассказать! А именно, своей злополучной «экскурсии» в Газу. Разумеется, если у тебя есть на то допуск, подкрепленный документально или явкой правительственного чиновника соответствующего уровня. Ведь я не только был в Газе, но и сообщался с их верхушкой, не исключено, пока единственный из израильтян. Только не думай, что это паранойя или вторая серия «Ультиматума Борна»…
– Я так не думаю, – перебил сама серьезность Коренблит, вставая из-за стола. Добавил: – Будем разбираться, меритократ, с замашками горлохвата. Пока же посидишь… А то отпусти тебя, вцепишься в горло первому встречному, настолько цветов светофора не различаешь. Для твоей же пользы… – и вызвал конвой.
– Так я и думал: задерживают спецслужбы и за неимением следственного отдела сбагривают полиции, при этом дело фигуранта утаив. Не дурдом ли? У вас, чиновников, не логика, а одно штатное расписание с выслугой лет. Хорошо хоть дома… – громил записной анархист класс блюстителей места.
– Первая здравая мысль, наконец, – обернулся посредине комнаты дознаватель. Добавил: – Дома и тюрьма родная, это правда. Распорядился конвойному: – Наручники не надевать, но смотри в оба. Поторапливайся – я запру кабинет.
***
Москва, Главное управление Генштаба ВС РФ 29 мая 2021 г. 15.00
Замначальника ГРУ Иван Сафронов уже неделю святым духом питался, причем, не держа диету, а травя аппетит двумя пачками красного «Мальборо» в день, наполовину оккупируемый Алексом Куршиным, темной лошадкой, блуждающей в окрестностях Кремля. Его крестный отец – сам президент, зигзагом судьбы вознесшийся из низин безвестности в генералиссимусы власти, при которой все ее коды и пароли исключительно в голове монарха. Сколько Сафронов не ломал голову, ничего не выстраивалось кроме, как парадоксальная фигура Куршина, чуждый властной вертикали элемент, один из кодов благополучия ВВП.
Трое суток, отмерянных Крестным отцом на розыск конфидента позади, поле задачи засеяно, дало жизнеспособные всходы и собран уникальный, не имеющий аналогов урожай – Куршин из закупоренной как консервная банка Газы высвобожден. Между тем докладывать не о чем, ибо, не успев в очередной раз родиться, Алекс канул в пенитенциарное чрево Израиля, страны своего подданства. Причем, в обстоятельствах, прояснись оные, головы не сносить, ведь израильская группа глубокого бурения, головорез на головорезе, один из ближневосточных форпостов ГРУ, потеряли Куршина, якобы давшего с явочной квартиры ночью деру. Со слов их босса, Якова Брагинского, архитектора ячейки, некогда советского офицера-разведчика, Куршин то ли сдался властям, то ли был задержан по неизвестному поводу. Лишь задействовав все резервы, Брагинский выяснил, куда делся Куршин, но место его содержания, ни кем его дело открыто установить не удалось.
Генерал, волк забугорного сыска, понимал, что крот из Сдерота его дурит, причем внаглую, то ли подрабатывая на «Моссад» – добровольно или на чём-то попавшись, то ли эта группа – наживка «Моссада», четыре года назад скормленная ГРУ для контр-операций и агентурных внедрений. Но, объяв тему, он стал склоняться к тому, что оба предположения маловероятны – замазались бы раньше. Весьма похоже, произошло иное – инфекционный выхлоп российского модус вивенди, питаемого исключительно «зеленой» энергетикой. Брагинский, старый лис, переев завтраков Центра о достойной мзде за свои труды, торганул Куршиным, сдав его израильской контрразведке. Товар-то на загляденье: израильтянин – невероятно! – похищенный по заказу Москвы из непроницаемой Газы, только заключившей перемирие с Израилем после очередной региональной войны. Бомба! Напичкана не просто ценными сведениями, а формулами и уравнениями национальной безопасности!
Виноват в обломе никто иной, как он, куратор, сам, который перекладывал большую часть сметы оперативного гнезда из Сдерота, как и многих других, в свой и кураторов службы карманы (вместо пяти тысяч долларов Брагинскому – тысяча, бойцам – по пятьсот вместо двух). Соблюдайся смета, соблазн крота приторговывать был бы минимален и, скорее всего, аварии бы не произошло. Впрочем, продолжать размышлять генерал, слишком заманчивым был для искушенного профессионала экземпляр, чтобы спустить в унитаз нашей клоаки уникальный, обламывающийся раз в жизни шанс; интересно пятьдесят штук, больше? Теперь же костей не собрать, инициируй ВВП расследование и, как это у него водится, не прикормленным гестапо ведомства, а смежниками, молодыми волками Нарышкина. Так что ничего не остается, как Алекса из очередной консервы доставать, к вскрытию не прибегая… Если он, разумеется, всё не разболтал… Только как выяснить?
Сафронов медленно потянулся к селектору, но на полпути замер. Додумав нечто, активировал кнопку приемной: «Пригласи подполковника Федосеева. Если нет на месте, найди. Срочно!».
***
Израиль, Центральный округ 29 мая 2021 г., 16.00
Голый как хоккейная площадка перед баталией письменный стол – ни канцелярских принадлежностей, ни экрана компьютера. Комната полна солнца и ароматов моря, окно возле стола приоткрыто. Здание – одноэтажное, одно из комплекса аналогичных, хоть и разной площади строений, на западной оконечности которого – полоса препятствий. Вокруг объекта – бетонная стена, но без КПП и опознавательных знаков ведомства. Возле зданий пара-тройка легковушек, прочих признаков жизни, будто никаких. Въезд в объект – через металлические ворота, отпираемые по звонку. Судя по указателю, замеченному им при транспортировке к месту назначения, окрестности Кфар Виткин, старейшего кибуца.
За столом нежданно-негаданно женщина средних лет в строгом костюме, да еще с жабо – вызов жаркому климату Израиля, стало быть, местному минимализму в моде. Но примечательна больше смачностью фасада и глубиной всезнающих глаз, обескураживающих любые иллюзии. И с налету не понять, что в ней превалирует – самолюбование своей внешностью или умственным превосходством.
– Добро пожаловать, почетный гость Алекс Куршин, – указала взором визитеру на стул напротив делегат неоматриархата, прибирающего территорию века к рукам.
Алекс смотрел на женщину в некоем недоумении с оспинками опаски, казалось, ожидая здесь встретить кого угодно, только не ее, персону, выламывающуюся из силового, не склонного к стилевым экспериментам поля, застыв посередине комнаты; эскорт, доставивший его из тюрьмы «Аялон», испарился без передаточного листа и доклада.
