Хаим Калин
Яблоко транзита
Итогом слома сценария, едва обозначившегося, стало официальное письмо МИД Египта в МИД России за подписью Самеха Шукри, в котором усилия Египта по примирению Газы и Иерусалима обозначались как самодостаточные и оттого не терпящие пересечений со стороны, сколько бы инициатива РФ не приветствовалась из соображений гуманизма. Следовательно, те или иные объекты Каира площадкой контактов между МИД России и администрацией Газы быть не могут. При всем том Египет, разумеется, лишь приветствует любые миротворческие усилия.
В переводе с дипломатического языка на обыденный ремарка прочитывалась: ни соответствующих помещений для переговоров, ни содействия в доставке из Газы переговорщиков, как и всё управленческое звено автономии зарывшихся под землю, от нас не дождетесь, но на свой страх и риск дерзайте.
Разумеется, то был персональный жест, оставлявший форточку для неформальных контактов с МИД России открытой, но служил единственным люфтом в позиции МИД Египта, который Самех Шукри мог допустить. Ибо нечто большее сулило ущерб куда драматичней, чем «разоблачение» его мужских достоинств, по сей день источник зависти друзей и родственников мужского пола.
Камиль Аббас, глава «Мухабарата», высказал Самеху Шукри схожий взгляд на проблему, надо понимать, руководствуясь интересами ведомства, у коего мониторинг периметра – базовая функция, разумеется, в пакете с протоколированием визуального и прочих рядов.
В этой точке начинание, вдохновленное самим хозяином Кремля, уперлось не то чтобы в стену – утеряло изоляционный слой, что было равнозначно утере тяги. Стало быть, в контексте горячей войны между Газой и Израилем стремительно теряло целесообразность.
***
Каир, Посольство России в Египте, 17 мая 2021 г. 19.00
Немая сцена затягивалась: Алекс Куршин, эмиссар Кремля, обменивался краткими взглядами с визитером, Сергеем Коробовым, третьим секретарем посольства, в параллельной реальности – резидентом СВР в Каире. Казалось, посетитель свой месседж своим видом отзеркалил, гость же его мгновенно уловил, хоть и ни одного слова в комнате пока не прозвучало. Но не суть, то были дурные вести – в этом малейшего сомнения не возникало.
– Чего уж, выкладывай… – снисходительно молвил Алекс, приглашая Коробова усаживаться. И уставился на визитера весь внимание.
Коробов поправил очки, будто мобилизуясь, и, развернув кресло-вертушку у письменного стола, приземлился. Ответил гостю, восседавшему на краю кровати прямым, спокойным взглядом. В унисон лику невозмутимо откликнулся:
– Устроился, Владимирович?.. Климат как?.. Ах, да, тебе ли привыкать?..
– Мне бы, потомственному совку, твою, Сергей, выдержку, – вздохнув, признавался в социогенетическом сбое своей родословной блуждающий форвард закулисы. – Мы, советские, находим ритуал излишеством; то ли тавро низкого сословия, то ли на извечной передовой измов… – Алекс запнулся, но вскоре продолжил: – Дело швах?
Коробов чуть пожал плечами, и, казалось, прикидывал, соотнося образ гостя с некоей реальностью, тому неизвестной. Могло показаться, что человек, которого он сегодня впервые увидел, открытая для него книга. Все еще на волне розмыслов, как бы невзначай произнес:
– В общем, ничего нового, Владимирович, один в один твой прогноз: ни патронажа мероприятия, ни санкции на переговоры, ни гарантий безопасности в доставке переговорщиков Хамаса. Оговорились, правда: если на свой (наш, то есть) страх и риск, то якобы по рукам бить не будут…
– Дела… – откликнулся, объяв сказанное Алекс Куршин. – И знаешь, тот самый случай, когда провидцем прослыть не хотелось… Тем временем Хамас хреначит мой Ашдод, точно американцы Дрезден… Как дела у сына, съехал ли – без понятия… Так что, абзац? Так понимать?
– Если подразумеваешь, построение текста, то да, мы, похоже, на новой строчке, – обозначил геолокацию проекта его куратор, вторые сутки не чуявший под собой ног. И поделился ноу-хау: – Доступ к туннелю Хамаса, неизвестного египтянам, у нас есть. Новый, только что введенный в строй… Стало быть, можем там пересечься…
Алекс, который, по обыкновению, не давал себе труда эмоции прятать, резко переменился в лице, фигурально сподобившись в треугольник. Потолочного изумления. На чем застрял, не на шутку испугав визави. Вскоре, однако, несколько отошел, сменив лик – человека, выскочившего за бровку самообладания на пропечатанный во всех членах страх.
– Э-э, Владимирович, – наконец подал голос карьерный шпион, подхалтуривающий дипломатией. – Я что-то не то сказал? Речь-то о соприкосновении на египетской стороне, первой, точнее, последней стометровке туннеля…
Алекс мелко затряс головой, словно соглашаясь, хотел было что-то сказать, но не вышло. Сгорбился и покорно наличествовал.
Провис его, как и недавний перепад чувств – результат защемивших Алекса открытий: контакт с представителями Хамаса – вне официального, протоколируемого страной посредничества формата – веское основание для израильской прокуратуры обвинить его в государственной измене; никакой прочей ипостаси, помимо катакомбной дипломатии, у переговоров, инициируемых Россией, не могло быть, поскольку русские ломилась в чужой, давно сложившийся форум.
В результате он, не последний аналитик, повелся на откровенную, наспех сколоченную авантюру. Пусть во многом рефлекторно, в слепом желании прийти сыну на помощь, да и само начинание – остановить кровопролитие – благороднейшая из миссий, но оправданием поверхностной, если ложной оценки предприятия, то быть не могло.
Теперь исходные настолько запутались, исключая друг друга, что, как быть, и сам Юваль Харири не подскажет. Как и не видно поле для маневра, кроме узкой, но неведомых ухабов тропинки из проекта соскочить. Разумеется, если позволят, памятуя, что предприятие зашифровано под завязку.
Да, съезд на обочину – единственно здравый, сглаживающий все углы и рифы вариант. Только кровь родная нуждается в помощи, туманя рацио и отметая соображения против…
– Как раз туннель, у египтян не засветившийся, скорее, минус, нежели плюс… – отстраненно, точно мысли вслух, произнес Алекс, должно быть, выйдя из провиса.
Ответом ему стал пытливый, встраивающийся в новый расклад взгляд визави.
***
Каир, Город мертвых «Эль Карафа» (Некрополь), 17 мая 2021 г. 20.30
Ахмад Сахим, сотрудник представительства «Эль Аль» в Каире, то зажимал нос, то гасил ладонью рвотный рефлекс. Он – в заброшенном склепе, привычная реальность Города мертвых, облюбованного каирским дном и беднотой. Здесь, минутами ранее, он встречался с Хуссейном Тикри, своим агентом, бриллиантом в коллекции «Моссада», зав сектором по делам иностранцев египетской контрразведки. «Зов недр» Ахмаду гасить еще несколько минут, пока агент-уникум не растворится в трущобах, окаймляющих шестикилометровое кладбище.
Ахмад, израильский араб, с «трудовой книжкой» у «Моссада», как правило, соприкасается с Хуссейном в Городе мертвых по пятницам, получив по навигатору координаты очередного заброшенного склепа, на тот момент свободного от бездомных. Сегодня же понедельник…
Инициатор внепланового контакта – египтянин, на взгляд моссадовца, разжившийся секретом из премьер-лиги шпионских инфоповодов. Тема столь актуальна, что амбре от нечистот вскоре примялось зовом другого рода – профессионального долга. Оттого Ахмад стал пританцовывать, одновременно высматривая, насколько Хуссейн от склепа отдалился.
Наконец Ахмад пулей вылетел из шпионского блиндажа и устремился к городскому метро, сжимая в кармане электрошокер – то тут, то там мелькали субъекты местной популяции, подвигавшие позднего визитера быть начеку. Двадцатипятимиллионная агломерация Каира слыла зоной ограниченного правопорядка, но в Город мертвых, ее составную, закон заглядывал только с девяти до тринадцати в ипостаси отбывающих номер патрулей. Потому столь спорная в контексте личной безопасности, но мало контролируемая полицией территория и была отобрана «Моссадом» для явочных встреч с ценнейшим кротом.
К полуночи на IP, зарегистрированном в Баку, ушла шифровка, которая прежде чем оказаться у работодателей Ахмада в Тель-Авиве, совершила еще два перегона. По достижении же адресата текст шифровки столь возбудил дежурного аналитика «Моссада», что тот немедля переправил ее профильному замдиректора. Тот же, без оглядки на глухую ночь, ввел в курс дела главу ведомства Йоси Коэна. Впрочем, оба на тот момент в своих кабинетах бодрствовали, что не диво: с десятого мая весь силовой Израиль работал в особом режиме – шла война. Война нового, угрожающего основам страны формата – с элементами гражданской междоусобицы: параллельно интенсивным обстрелам из Газы, затолкавшим израильтян в бомбоубежища, восстало арабское меньшинство, по обыкновению, лояльное еврейскому государству; города со смешанным населением окунулись в стихию уличного насилия.
Отклик директора на доклад зама был краток: «Чувствовал, что с кукловодом сюжета что-то нечисто. В то время как внешне казалось, иранцы… Лучше бы они… Ладно, раскину мозгами, как Нетаньяху подать».
Глава 7
Синайский полуостров, приграничная территория между Египтом и сектором Газа
18 мая 2021 г. 11.00
В условной точке их экспедицию встретил угрюмый араб с несвойственным для его собратьев тяжелым немигающим взглядом – съежившись, Алекс, будто невзначай, осмотрел свой эскорт – Костю, сотрудника посольства, жилистого парня, смахивающего на легкоатлета, и Раслана, египтянина, доставившего их из Каира к границе с Газой, надо полагать, наемника СВР.
Угрюмый щелкнул пришельцев на мобильный и после нескольких касаний экрана, надо полагать, переправил фото некоему абоненту. Спустя минуту, раздался щелчок сообщения, вздернувшего невидимый шлагбаум – Угрюмый властным жестом зазвал пришельцев следовать за собой.
Тащились они по плави песка добрый километр, то и дело оглядываясь на Алекса, который, должно быть, из-за несоответствующей ландшафту обуви – туфель – отставал. Наконец Угрюмый, поравнявшись с островерхим барханом, стал в самой его пологой точке разбрасывать ногами песок. Остановился, когда показались контуры обитой жестью крышки размерами метр на метр. Дернул, обнажая зев, казалось, дыхнувший бездной.
Тут Угрюмый впервые нечто озвучил, разом указывая на Алекса. К удивлению адресата, на обращение откликнулся не Раслан, а Костя, судя по всему, владевший арабским – приобнял Алекса со словами: «Пойдемте, помогу спуститься». Алекс понимающе кивнул, но двинулся нехотя, через силу. В тот момент его посетило: «Не исключено, мое погружение сродни экспериментальному парашютному прыжку, в ходе которого предстоит отыскать спасительное кольцо, припрятанное в оснастке».
Друг за другом Угрюмый и Костя лихо запрыгнули солдатиком внутрь, изумив Алекса – для спуска-то напрашивалась лестница. Вскоре Костя крикнул: «Садитесь на пятую точку, Алекс Владимирович, и спускайте ноги в проем. Мы вас снимем». Алекс подчинился, увидев протянутые руки Угрюмого и Кости, стоявших на толстенном поролоне.
Алекс не успел и осмотреться, как Костя вложил ему в руки прямоугольный предмет, напоминавший утолщенный планшет, подкрепив действие комментарием: «Это то, о чем вас предупреждали – инструкция по переговорам. Приложите только указательный палец в продольную выемку в верхнем правом углу – вас отпечаток снимет кодировку».
Кандидат в переговорщики держал пособие та вытянутых руках, тупо в него уставившись, и не проявлял малейших признаков выполнить прелюдию к инструкции, точно застыл в кататоническом ступоре. Костя, чуть ухмыльнувшись, взял тугодума высочайшего мандата за локоть и плавно сполз к его кисти, по ходу дела массажируя мышечный спазм. Получилось. Расслабив кисть опекаемого, Костя переместил ее на поверхность гаджета, разом перехватывая тот своей второй рукой. Приложил указательный палец в названные им ранее координаты. Прозвучал мягкий сигнал разблокировки. Тотчас гаджет пришел в движение – его верхний слой стал смещаться вверх, обнажая экран.
Глаза подмороженного Алекса распахнулись, возвещая то ли капитуляцию спазма конечностей, то ли изумление аборигена перед авторучкой, но не суть. Главное, Костя с довольной миной отстранился, судя по всему, обеспечив искомое. После чего повернулся к инструктируемому спиной, более того, предложил Угрюмому сделать то же.
Тем временем потребитель геополитических ЦУ в очередной раз офонарел от проступившего текста на иврите, но куда больше, от его предисловия: «У вас три минуты на ознакомление с тезисами, после чего они с экрана исчезнут. В остальном, то есть в творческом осмыслении материала, сомнений нет. На вас рассчитывают, удачи!
В последовавших ста восьмидесяти секундах Алекс смотрелся то деловито собранным – предначертанный обрыв линии как-никак, но чаще потерянным, казалось, от непоправимого зевка, им совершенного. Между тем из того временного отрезка в его память врезалась только выпадавшая из момента мыслишка, что неплохой иврит текста, композиционно и стилистически отутюженный, принадлежит профессионалу, если и варившемуся в израильской языковой среде, то мало. Напрашивался вопрос: как кремлевцы могли доверить государственную тайну узкому, стало быть, невысокого ранга специалисту (пусть акценты текста припрятаны, то есть без предварительной подготовки неочевидны), но цейтнот не дал тому себя обозначить.
Крышка гаджета вернулась восвояси, но прежде текст исчез, точно экран обесточен. Какое-то время Алекс крутил дата-носитель с девичьей памятью в руках, будто рассматривая диковинку или решая, как с ней быть. Его розмыслы прервал Костя, протянувший за гаджетом руку, и Угрюмый, принявшийся задраивать люк, со слов российского резидента, пока не отслеженной нитки «метро», доисторического пути сообщения, немой укор современной цивилизации.
Не вспыхни два мощных фонаря у Кости и Угрюмого, то от кромешной тьмы Алекса бы хватил приступ клаустрофобии, не сложно предположить, куда опаснее, чем некогда в Приднестровье, ангаре боеприпасов – от всего лишь перспективы спуститься на цокольный этаж. Но голос он подал, с трудом задействовав голосовые связки:
– Костя, почему Раслан не с нами и где принимающая сторона, как меня заверили, в двух шагах от входа?
Костя резко повернулся к Угрюмому, точно проникся значимостью претензий старшего товарища, вполголоса, но значимо заговорил. Тот между тем отвечал с ленцой и, казалось, уклончиво, и чаще всего односложно. С каждым новым вопросом, надо понимать, исчерпывающего ответа не имевшего, Костя терял уверенность, уступавшей место ощущениям неизвестности, недоверия. В какой-то момент непознавательную беседу он закруглил и перешел к комментариям, как оказалось, не более познавательным, чем выглядела его беседа с Угрюмым со стороны:
– Как это… не знаю… Восток, знаете ли, и с третьего захода не просечешь… То ли к нам навстречу топают – и у них, говорит, боковая ветка с комнатой отдыха, то ли ждать здесь, пока нас не заберут – непонятно куда…
– Ясно. Узнаю Левант родимый… – оборвал перевод арабского эсперанто – эндемической брехни – на русский язык Алекс. – Да, ты не ответил: Раслан где?
– Раслан… – натужно вспоминал Костя, похоже, зациклившись на чем-то. – Ах да, он где-то рядом, ждет моего звонка. То есть, когда закончим… Заметив недоуменную мину у Алекса, раскрыл логистику: – В туннеле есть своя связь.
– Вот и чудненько, – обрадовался Алекс. И заключил: – Звони, пусть встречает, если отъехал куда. Снимаемся. В Каир.
– Как это? – изумился расплывчатых полномочий эскорт.
– Встреча намечалась на египетском отрезке туннеля, то есть, там, где мы стоим или поблизости. Кто там что напутал или баки заливал – мне до лампочки. Снимаемся, – конкретизировал суть претензии посланец Кремля.
– Алекс Владимирович, мне поручено: после прочтения вами инструкции обеспечить вашу явку на переговоры, других указаний не было, – возразил, как оказалось, не эскорт, а гарант протокола Костя.
Алекс то снисходительно поглядывал на гаранта протокола, то деланно вздыхал, будто сдерживая сарказм. Помотав головой, поманил Костю к себе. Заговорил полушепотом:
– Костя, ты газеты читаешь? Похоже, что нет. Так вот, просвещу я тебя: в первые дни войны Израиль использовал новейшую технологию по обрушению туннелей и, со слов мировых СМИ, нанес «метро» Хамаса невосполнимый ущерб. Это, не исключено, дезинформация, коей беззастенчиво торгуют в военное и не только время, но, скорее всего, правда. В любом случае, то, что такие разработки в Израиле ведутся, сомнений нет. Стало быть, Хамас нас сватает в подопытные кролики израильского оружия массового поражения под землей. От чего, по-моему, всякому здравомыслящему, задрав штаны, драпать не оглядываясь…
Обзор последних ноу-хау региона оборвал короткоствольный АКМ, невесть откуда взявшийся, который Угрюмый вперил в бок Алекса, и окрик на русском: «Давай-давай, впэрод!»
***
Сектор Газа, 18 мая 2021 г. 16.00
Алекса ослепила направленная на него лампа в загробном мраке помещения, где с его глаз сняли повязку (Угрюмый заставил их с Костей надеть повязки перед выходом из туннеля в Газе). Впившиеся в кисти наручники, тщательный обыск, два транспортных средства между пешим «метро» и объектом «момента истины», грохот взрывов, душераздирающие сирены и тычок в живот при попытке Косте нечто шепнуть.
По этой или иной причине их вскоре разделили, высадив Костю в километре-двух от пункта назначения, как Алексу подумалось, лаборатории очередного теста на профпригодность с нагрузкой пробы на фарт.
Жмурясь, Алекс норовил высмотреть, есть ли у источника света оператор или хотя бы смотритель, но не получалось. Вокруг – кромешная тьма, что неудивительно: в каждой новой войне, почему-то в Израиле именуемой операцией, Газа, точнее, ее администрация «ныряет» под землю.
Все же взбудораженный до обнажения плоти заложник-ветеран вскоре уловил едва различимое дыхание, но не по фронту, а где-то справа и, как показалось ему, колебание тени. Тотчас перенаправил все органы восприятия туда. Услышал на хлестнувшем наотмашь иврите с арабским акцентом:
– Будешь рассказывать или подтолкнуть?
Алекс хотел было спросить на иврите «О чем?», но прикусил язык, сообразив, что его израильские корни при раскладе, когда о договоренность с ядерной державой вытерли ноги, а на иммунитет парламентера облегчились, – точно тряпка для вошедшего в раж быка. Мгновение колебался, как отозваться – на английском или русском и… выдал на могучем (что так, что эдак): «На хер вы мне все сдались, братья и сестры…» И вновь осекся, оборвав прилагательные: «двоюродные и все подряд…»
Оно материализовалось в тень, двумя размашистыми шагами переместившуюся напротив, за стол с лампой. Поскрипев стулом, обозначилось, но только контурами – пучок света, обращенный на подопытного, бокового отражения не давал.
Алекс заерзал, не выдержав образовавшейся паузы, после зловещего пролога событие развития не имело; комендант момента сидел, не производя ни звука. Но вскоре Алекс уловил флюиды некоей активности у визави. Казалось Алексу, работу мысли, глубокой и основательной, но самое главное – без всплесков агрессии и злого умысла. Уверовав в предчувствие, размягчился. Пошел на опережение.
– Знаете, когда говорят пушки, психологические опыты – преступное расточительство. Гнобить же парламентера, пришедшего с миром, и вовсе слов не найти, – обратился к Тени по-английски многотиражный заложник.
– Давай, без понтов, коль мирить кого-то собрался, – предложил на иврите комендант, уточнив: – Твоя физиономия с биографией на десятках сайтов, житель Ашдода. Да и английский мой не для серьезного разговора. Так что иврит. Или забыл, запутавшись в своих резюме? Сколько их у тебя?
Алекс шмыгнул носом, передавая суетность чувств и прикидок. Его в одночасье проняло: получив его фото, служба безопасности Хамаса и не подумала прогнуться перед сверхдержавой, делегировавшей парламентера без «родословной», а отработала того от и до. Обнаружив его израильское гражданство, увидела в Алексе Куршине агента «Моссада», на их взгляд, умудрившегося пролезть в игольчатое ушко саркофага, который защищает руководство Хамаса от уничтожения – один приоритетов доктрины безопасности Израиля. Ее актуальность буквально утраивается в каждой горячей фазе конфликта. Регламент-то переговоров, согласованный с Хамасом, предполагал взаимодействие исключительно с верхушкой Хамаса. Стало быть, для Хамаса было естественным предположить, что Алекс Куршин никакой ни эмиссар Кремля, а продукт мудреной многоходовки, с иезуитской изобретательностью сфабрикованной на бульваре Шауль Амелех (штаб-квартира «Моссада» в Тель-Авиве). Ее цель: обезглавить движение. Правда, оставалось гадать, чем. Неужели ногтями или вставными челюстями выпивохи (некогда) преклонных лет? Впрочем, понимал Алекс, нафантазировать можно было что угодно, включая призыв злых духов, карающих десниц потустороннего, маячок шахида.
Увы, для неуемных подозрений были все основания. Ведь сделав нестандартный, многих достоинств ход, хозяин Кремля, сам некогда профессиональный разведчик, то ли зевнул вместе с исполнителями, не учтя израильское гражданство конфидента, то ли распорядился им как пушечным мясом, не заморачиваясь. Пусть временной цейтнот предприятия тот прокол чуть подслащивал…
Сам же эмиссар не столько положился на геополитический вес заказчика, сколько не рассмотрел весь спектр проблемы, в терминах здравомыслия, будто ограниченной пределами Каира. Понятное дело, сделал свое подрывное дельце и безотчетный отцовский инстинкт, затуманивший оптику бывалого, битого жизнью мужика. Но, так или иначе, ничего не оставалось, как выкарабкиваться, в который раз рассчитывая только на самого себя, ну и ветреную сожительницу Удачу.
– Ладно-ладно, иврит так иврит, – примирительно отозвался Алекс, но вновь по-английски. – Однако одно условие…
– Еда только кошерная? – хмыкнул безликий резидент сектора Газа. – Так наш халяль почти такой же…
– Не сбивай с мысли! – огрызнулся (уже на иврите) гражданин страны, держащей сектор Газа в черном теле одиночки. – Советую усвоить: «Моссад» здесь ни при чем, пусть мое гражданство и раздражитель. Совпадение, не больше. Да, соглашусь, идиотское. Но не настолько, чтобы видеть в разведке – рутина на рутине – чародеев, насилующих законы физики. Так что я представляю здесь Москву и никого другого!
В ответ раздался аккуратный, но с ноткой удивления свист. Оставалось неясным – тону собеседника или смыслу сказанного. После чего воцарилась пауза, которую оборвали несколько глухих, без волнообразного эффекта взрывов, что говорило: помещение – глубоко под землей. Алекс подумал: «Штаб Хамаса, пункт назначения, скорее всего, где-то рядом, если не за стенкой». Между тем у события, во власти многочисленных пружин, была своя кривая…
***
Киев, штаб-квартира Службы внешней разведки Украины, 18 мая 2021 г. 17.30
Дмитрий Гончарук, завотделом перспективных разработок, вяло просматривал сводку агентурных донесений, формируемых сектором аналитики и информации. Унылая, мало познавательная текучка: слухи, подретушированные под факты из ДНР/ЛНР/Крыма, торговля вокруг гонораров вашингтонских лоббистов, предложения цены за изделия Кремниевой долины, прочая угрызающая бюджет спорной, а то и никакой эффективности движуха.
Вау! Сектор Газа – это как здесь?! Своих террористов выше крыши! Люди подземелья, Хамас, с какого боку? Кого-кого захомутали? Алекса Куршина… Да не может быть! У аналитиков, что – взбесившийся принтер, опоражнивающий память головного компьютера? Минутку… Куршин – спецпосланник МИД России, принятый Хамасом за киллера «Моссада»?.. Спецпосланник МИД России? Почему бы и нет, помня об одержимости российского президента этой персоной… Значит, он снова в кремлевской обойме… Любопытно, где он эти полтора года промышлял?.. Впрочем, Газа после Приднестровья – закономерный для авантюриста его пошиба маршрут…
Гончарук захлопнул папку и задумался, надо полагать, примеряясь к прочитанному. Прикусив нижнюю губу, потянулся к мышке – экран персонального компа вспыхнул. Введя код доступа, вошел в систему, после чего поднял файл автора донесения под псевдонимом «Вуйна», в миру Амина, в девичестве Оксана Нечипоренко.
За несколько минут Гончарук выяснил, что «Вуйна», родившаяся в Полтаве в 1964 г., в 1986 г. закончила ветеринарный факультет местного сельхозинститута, годом ранее выйдя замуж за Мухаммеда аль-Масри, иностранного студента из Палестины. Спустя два года пара обосновалась на родине супруга в г. Газа, административном центре оккупированной Израилем и населенной исключительно мусульманами территории. По профессиональным рельсам – ветврача, ремесла весьма востребованного – ее муж, повинуясь социальной тектонике тех лет, не покатил – нырнул в гущу интифады – движения массового неповиновения оккупации. И вскоре выдвинулся в число активистов движения освобождения, оттого не раз задерживался, но именных нар капризом звезд избегал.
Слившись с судьбой мужа, Оксана сбросит одежки культа воинственного атеизма, на их место напяливая балахон не менее агрессивного вероисповедания – ислама, поменяв имя на Амина. Между тем, отведав иной, ослепившей на пике влюбленности культуры, спустя три десятилетия испытает мятеж переоценки ценностей. В немалой степени потому, что в палестино-израильской герилье потеряет троих из пяти сыновей, которые под влиянием отца, члена политбюро Хамаса, крупной шишки правящей партии, присоединились к бригадам «Изз ад-Дин аль-Кассам», военному крылу движения.
То, что всосало в безрассудстве хмельной молодости, с не меньшей одержимостью отторглось грузом опыта и генотипом, который, оказалось, живучее всех идеологий и поверий. Наконец в семнадцатом, навещая родителей, Амина/Оксана с женским упорством атакует приемную СВР Украины, фильтр для чудиков всех мастей, и к концу дня через не могу добьется приема, дивным ухищрением разойдясь миром с нарядом полиции, призванным ее отвадить.
На ее удачу, ее персона заинтригует заведующего Агентурным отделом пусть не сразу, но смекнувшим, что житель ближневосточной Лугандонии, будто от украинской проблематики безнадежно далекой, ценный источник информации; те сведения несложно конвертировать в кредитные пункты на переговорах по военной технике с Израилем или США.
Но помолвка службы с Оксаной/«Вуйной» состоится не сразу. Ей придется навестить отчий дом спустя квартал, уже за счет Службы. Ее прогонят через недельный курс «Молодого шпиона» и основательно протестируют. Зачетом госэкзамена послужит ответ на вопрос: «Не пугает ли вас судьбы завербованных «Моссадом» палестинцев, которых в военное время публично вешают без суда и следствия?». Осциллограф полиграфа почти не вздрогнул, изумив видавших виды экзаменаторов.
Между тем до сегодняшнего дня сам Гончарук о существовании агента «Вуйна» не знал, поскольку оперировал в ином эшелоне шпионажа. Ее донесение, помимо Общего отдела, адресовали ему только потому, что Алекс Куршин – гвоздь реляции – числился за его структурой как одна из перспективных разработок ведомства.
Реанимация захлебнувшегося на полуслове проекта – редкая удача, только как к своей выгоде подвижку употребить, размышлял Гончарук. Газа-то для Службы даже не терра инкогнита – на карте ведомства ее нет. Не считать же «Вуйну», домохозяйку, потчующую Службу обрывками разговоров мужа, опорным пунктом Службы? Да и в кейсе Куршина Хамас привлек «Вуйну» почти случайно – для изучения открытых источников о фигуранте, которые на 98% на русском языке. Более того, на этом роль агента в проекте оборвалось; Куршин принял предложенный контрагентом язык – иврит, коим отлично владеют все мало-мальски значимые функционеры Хамаса.
Гончарук хотел было присвоить донесению гриф «Просмотрено», самую распространенную резолюцию в делопроизводстве шпионажа, когда вспомнил, что некогда Израиль освободил тысячу палестинских террористов в обмен на единственного израильтянина, капрала, пятью годами ранее угодившего к Хамасу в плен. Тогда Дмитрия оглушили два открытия: безудержная наглость маргиналов вполне реализуема, если завязана на гуманитарные ценности первого мира, ну и, соответственно, европейский свод этических норм крайне чувствителен к покушениям извне.
Ухмыляясь, Гончарук сделал два телефонных звонка: первый – заместителю директора, кое-что о разработке «Алекс Куршин» знавшего, второй – заведующему Общим отделом, курирующим агента «Вуйну» и поставляемый ею контент.
Спустя три часа, в 21.00, Гончарук встретился в кафе «Мрія» с Иланом Гоненом, военным атташе Израиля в Украине и по совместительству резидентом израильской разведки. Рандеву шпионов лихорадило от перепадов напряжения, надо полагать, бремя притирки сторон. Между тем сомнений не возникало: бойцы невидимого фронта роют борозду навстречу друг другу. И, сколь бы ни труден их рельеф, они обречены в точке общности интересов сомкнуться. Крепкое рукопожатие при расставании обретенную конвенцию знаменовало.
***
Сектор Газа, 18 мая 2021 г. 18.00
Алекс, с мешком на голове, чуть не опрокинул стул, на котором сидел – длинный нежданный звонок прошелся наждаком по натянутым как тетива нервам, взвинтив предчувствия непоправимого.
– А ну-ка снять браслеты и мешок! – благим матом заорал он, норовя вырвать кисти из наручников, пристегнутых к поперечине стола. Что, надо полагать, создавало страшный дискомфорт, обнуляя человеческое достоинство.
Спустя минуту Алекс ошалело оглядывался, вникая, где он, уже без мешка и только с одной прикованной к стойке стола рукой.
Школьный класс, доска, три ряда парт, крепимых болтами к полу. За спиной приземистый, широкоплечий надсмотрщик, минутой ранее облегчивший режим «содержания». Именно он сопровождал из первой станции «метро», назначение которой Алекс так и не понял – перевозили с завязанными глазами, сняв повязку только в коридоре, который вел в помещение «интервью».
Между тем столь жестокого обращения с собой после «смотрин», которые, казалось Алексу, удовлетворили дознавателя, он не ожидал. Хотя бы потому, что они с дознавателем (похоже, топчиновником Хамаса) пусть не сразу, но притерлись друг к другу в общем порыве постичь, кто таков Алекс Куршин, для непосвященного одно несварение на другом; интервьюер соблюдал должную для взаимопонимания дистанцию – притормаживал, а то и включал заднюю, как только Алекс ссылался на красные линии, от коих с некоторых пор в биографии горе-парламентера рябило.
Алекс, старожил региона, знал, что местная культура свободна от стержня обязательств, любые впечатления европейца в той среде – скорее продукт самовнушения, нежели срез порядка вещей, но как существо, угодившее в переплет, со своими страхами и комплексами, жадно впитывал любой позитив. Оттого воспринял благосклонный эпилог допроса, как некую вольную, подтверждавшую его репутацию добросовестного донкихота закулисы, стало быть, зажигающую переговорам зеленый свет.
