Хаим Калин
Яблоко транзита
Понимая, что коллизия принимает непредсказуемый оборот, Ксюша и вовсе исчезает. Между тем, проведав, что мать, возненавидев Франца до последней молекулы, от него ушла, возвращается в дом Франца.
Недолго думая, Франц извещает немецкий МВД об обрыве супружеских отношений, что автоматически аннулирует Ольгин вид на жительство; ей предписывается в месячный срок покинуть страну. Одновременно адвокат Франца подает прошение предоставить Ксюше вид на жительство по гуманитарным соображением. Основание: мать ребенка бросила, спустя рукава заботилась о ней и прежде; злоупотребляет алкоголем.
Тем временем Ольга находит пристанище в приюте для женщин, страдающих от домашнего насилия. Девяносто процентов его обитателей – беженки волны пятнадцатого из мусульманских стран. К счастью, Йохана, активистка феминистского движения, вытаскивает Ольгу из приюта, где не с кем было и словом перекинуться, и в нарушение всех правил трудоустраивает Ольгу в своей гостинице с правом проживания.
Восстановить отношения с дочерью не удается – та упрямо сбрасывает звонки матери. Личный же контакт невозможен, поскольку, не покинув страну в установленный срок, Ольга вступила в добровольное общество нелегалов; столкнись она с Францем, сигнал в иммиграционную полицию гарантирован. Да и мысль с ним еще раз пересечься равнозначна наложить на себя руки. Круг замкнулся.
Ксюша же, вундеркинд и, вообще, хорошая девочка, не подумайте ничего такого. Никаких отклонений, Франца и на километр не подпустит. Просто ее замкнуло на немецком порядке, игре по правилам. Еще тошнит от вселенского «Салам Масква», когда за считаные годы коренные москвичи оказались в меньшинстве. Вновь себя в метро представить – лучше удавиться…
Ознакомившись с «историей болезни», Алекс понял, что немецкий социальный случай, попахивающий педофилией – это последнее, чего в его досье – синтез политической акробатики и скалолазания без страховки – не хватало. В особенности, когда в его планах временно обосноваться в Германии, о чем он даже намекнул офицеру БНД.
Но то была лишь сухая констатация профессионала, человек же под тем же именем Алекс Куршин, ведомый противоречиями и возвышенным, решил Ольге помочь. Чего бы это не стоило.
Впрочем, помощь громко сказано. Ибо проблема несовершеннолетней Ксюши, похоже, жертвы заковыристого посттравматического синдрома, не стоила и выеденного яйца. Да и возникла как таковая благодаря истовому поклонению богине Фемиде, женщине дико педантичной и страшно медлительной. Ведь беглый взгляд мало-мальски продвинутого современника отсвечивал: достаточно конспективного обнародования сути происшествия с несовершеннолетней, чтобы дом Франца осадили десятки журналистов и феминисток с непоправимыми репутационными последствиями для последнего.
Он, Франц, воспользовался своеобразным подарком, в основе которого коллаж трудностей подросткового возраста и видовая неповоротливость институтов права. Представить, что крупный управленец этого не понимает, было сложно – не исключено он сам пал жертвой нечистоплотных юристов. Стало быть, непродолжительный, минуты на три, звонок – все, что требовалось, чтобы, не медля, Франц выставил Ксюшу со всеми ее иллюзиями из своей обители вон, прежде вызвав два таксомотора.
Другое дело, куда это все заведет; не возникало сомнений, что дочь и мать – одержимы европейским очагом. Разрыв же с Францем в лучшем случае отодвигал европейскую мечту в долгий ящик (при условии нового брака Ольги с европейцем). Тогда не лучше ли вернуться к мужу и мало-помалу его перевоспитать или как-то к нему приладится? Ему ведь невдомек: лафа с парадом невест – в прошлом, даже третья привозная – редкое стечение обстоятельств. Как бы не остался на бобах (в бобылях)…
Оказалось не лучше. С последовательностью, на которую способны лишь женщины, угодившие в переплет, Ольга переключилась на Алекса, закрыв глаза на двадцатилетнюю разницу в возрасте. Алекс не возражал. По мягкому свечению его глаз угадывалось: ему уютно от одного присутствия Ольги. В результате в считанные дни оба телом и чувствами до упора разомлели, точно всю жизнь к этой встрече шли.
Йохана, хозяйка, соотнеся воспаривший лик Ольги и с поэтической задумчивостью Алекса, пришла в ужас. Как следствие, недовольно покачивала головой и Ольге нечто вполголоса выговаривала, шипя порой. Было ясно, не обломись Алексу статус ВИП-гостя, Ольга бы в этом убежище вряд ли задержалась. А так, едва Йохана убралась восвояси, как они вновь накинулись друг на друга, отнюдь не предаваясь упражнениям сладострастия. То была капсула обожания, когда каждый ревностно держался ее границ в страхе утерять притяжение, столь им дорогое.
Рай в отдельно взятой келье потревожил шум двигателя, хлопок автомобильной дверцы, а чуть позже – настойчивый стук во входную дверь гостиницы. Алекс покосился на Ольгу, спавшую рядом – нулевая реакция. Стук повторился – Алекса кольнуло смутное чувство, напомнившее, что он элемент комбинации незакрытого абонента. Забравшись в тапки, он зашагал к окну, из которого просматривался фасад здания.
Уличное освещение до парадного крыльца не доставало, но силуэт крупного мужчины все же просматривался.
В столь ранний час, да еще в условиях карантина посетитель – как минимум сигнал тревоги. Между тем у Алекса от сердца отлегло. Он почти сразу сообразил: если кого-то и отправят по его душу, то ломиться в лоб тот не станет. Дверь-то в отель запирается только на ночь.
– Что случилось? – промяукала Ольга, откликнувшись на очередной стук и не нащупав Алекса рядом.
– К нам кто-то ожидался в такую рань? – спросил Алекс.
– Йохана не предупреждала… А кто это? – откликнулась, бормоча Ольга.
– Мужик какой-то, – разъяснил Алекс, поморщившись на очередной стук. Заключил: – Пойду разберусь.
– Не иди, мало ли что… – охраняла семейный очаг Ольга, насчитывавший меньше недели. Но увидев, что Алекс устремился на выход, окликнула: – Подожди, я с тобой!
Набросив на себя халат, Алекс быстро спустился с первого этажа на нулевой. После чего включил освещение в лобби и у парадного входа, удивившись, что обнаружил выключатели с первой попытки. Между тем, открывая входную дверь, Алекс поймал себя на том, что действует легкомысленно. Хотя бы потому, что, по меньшей мере, напрашивалось осведомиться, кто посетитель такой. Но, найдя себе оправдание в никаком знании немецкого, Алекс довершил начатое.
Визитер и постоялец недоуменно осматривали друг друга, точно каждый из них предполагал здесь встретить кого-то другого. Затем Алекс сощурился, будто норовя без очков нечто рассмотреть.
– Дай брату пройти, – обратилась Ольга, прижимаясь к спине Алекса и смыкая руки на его животе.
Алекс, словно в замедленной съемке, стал разворачиваться, казалось, вопрошая: как догадалась?!
– Вы сильно похожи, если не считать, что ты моложавый красавчик, а брат твой просто мужчина, – внесла ясность в генеалогическое древо женщина, надо понимать, с претензиями на экстрасенсорику.
Сторониться Алекс не стал, зато потянулся к ручной клади визитера, весьма похоже, нареченного его братом неслучайно. Они впрямь чертами и фактурно были схожи, кроме того, после присоединения к ним Ольги непринужденно вписывались в эпизод как хорошо знакомые люди.
Алекс одной рукой подхватил скарб вновь прибывшего, другой неуклюже изобразил: следуй за мной. Когда троица переместилась в номер, главный квартиросъемщик объявил:
– Женя, ты, наверное, не прочь спать завалиться, резкая смена часового пояса, куда ни смотри. На диване кости бросай…
Увидев, что «на часовом поясе» Ольга вскинула голову, Алекс разъяснил:
– Это мы с тобой провинциалы – обитатели старушки и окрестностей. Женя – гражданин Нового Света, не хухры-мухры!
Ольга обрела растерянный вид, казалось, пасуя перед неподвластными ей истинами. Алекс, наоборот, подтянулся, будто накануне важных открытий. Действительно, вскоре перед ним приоткрылось: его брата, жителя Нью-Йорка Евгения Куршина, с которым разругался больше десяти лет назад, в этот, пусть не забытый, но все же задвинутый Богом на свои задворки уголок, в условиях герметичного карантина могло доставить одно-единственное учреждение – Центральное Разведывательное Управление США. Вследствие чего ко всем иждивенцам его коллизии, во главе которых стоял сам Алекс, добавился еще один человек, точнее семейная единица.
– Саша, как можно было угодить в историю, от которой моя жена за ночь чуть не поседела? – разбирался с причудами геополитики нью-йоркский подрядчик по развозке газет, выспавшись. – Мне казалось, круче твоего залета в бруклинский централь десятилетней давности быть не может. Хорошо мама не дожила…
– Памятник хоть ей поставил? – уходил от ответа актор геополитической закулисы, проясняя семейные дела при этом.
– Кажется, фото памятника в мобильном, – вспоминал Евгений Куршин, поглядывая на своего старшего брата, как тяжелобольной на титулованного, снизошедшего на прием пациента врача. – Ты все-таки намекни, почему меня в Манхеттене среди бела дня две машины заблокировали…
– Не надо тебе туда, Женя, сделай усилие и забудь. Вот что еще, – Алекс перешел на шепот, – при ней ни слова. Оля – человек золотой, но не в курсах, кто я и откуда. Да и неделю всего вместе…
– Извини, Саша, но я уже тут, прихвачен с потрохами…
– А-а, понял! – метнув на брата пытливый взгляд, откликнулся Алекс. – Твоей женой, Таней, отвергнутой беженкой, пригрозили. Выслать. Неоригинальны, как всегда… Кстати, чем добирался? Небо-то на замке!
– Бортом DHL Ла-Гуардия-Хитроу. С Лондона в Страсбург – частным двадцатиместным, по-моему, с английским дипломатами. Оттуда такси, – разложил на пальцах транспортную логистику сильных мира сего заложник одноразового пользования.
– Круто, – присвистнул Алекс. – Ладно, давай то, что привез. Чем они тебя нагрузили?
– Материального – ничего. Запоминай номер. Звонить с 09.00 до 13.00, время наше. Звонить с автомата, две недели – предельный срок, – ввел в курс «явок и паролей» Евгений Куршин.
– Вот что… – Алекс задумался. – Твоей супруге внуши, что я связался с серьезным криминалом. Испытав позыв ностальгии, нанял американских бандитов тебя доставить в Европу. Продумай, как звучать достоверно. Убедив ее, раз и навсегда событие и меня забудь. Что, впрочем, у тебя неплохо до сих пор получалось…
– Мальчики, к столу! Обед готов, – мило прощебетала Ольга, точно мир, в котором им суждено жить – это не средоточие эгоизмов и патологий, между собой конкурирующих, а охваченная пандемией обожания и нежности среда.
Глава 3
Район Вестминстер, Лондон, штаб-квартира «Открытой России» 26 апреля 2021 г.
Михаил Худорковский морщился, что, как ни странно, добавляло его лику голубых кровей мужское начало. Могло показаться, что Михаил столкнулся с чем-то крайне неприятным – настолько был раздражен. Но длилось это считанные мгновения – Худорковский, стряхнув эмоции, сосредоточился. Потянувшись к селектору, пригласил главу своей службы безопасности.
– Скажи мне, Виктор, этот Куршин, толкователь путинских снов, он как? Шансы достать его есть? – обратился к Виктору Сомову в недавнем прошлом знаменитый сиделец.
– Куршин, Куршин, дай бог памяти… – растерялся хранитель, но чаще воитель корпоративных тайн. Застыв, изобразил некий жест прозрения: – Ну да, израильтянин, в рот которого смотрит президент. Так он с января вне обоймы, если не ошибаюсь – сигнализировали мои источники в МИД и ФСО. Ошивается где-то в Германии…
– Не понял! – повысил голос по обыкновению едва открывающий рот Худорковский, пусть самую малость. – И ты три месяца молчал?
– Он, Куршин, за семью замками был, в «Бочаров Ручье» дематериализовавшись. Узнать новые координаты вышло чудом, между делом… – разъяснял, сколь неисповедимы пути кремлевских фаворитов, Сомов.
– Ладно, – отмахнулся Худорковский. – Но не врубиться, что Куршин – один из наших приоритетов тебе, Витя, чести не делает. Постучав пальцами по столешнице, в полголоса произнес: – Выкладывай…
– Не знаю. Внешне, будто Кремлем он списан… – струил сомнения Сомов. – После нескольких лет изоляции иначе его дембель не объяснить…
– То-то и оно, что не списан, – возражал Худорковский. – Вчера такое отчебучил, что сомневаться не приходится: он все еще в ближайшем круге президента.
– Что именно? – насторожился Сомов.
– Очередной политтехнологический трюк: предложил референдум по аналогии с прошлогодним. Только на повестке не конституция, а юридическая неприкосновенность президента по выходе в отставку, практически безусловная; категория тяжких преступлений сведена к минимуму – государственная измена. То есть ВВП в шоколаде, госизмена-то ему не грозит, – обрисовывал претензию ветеран Руси сидящей, знавший в проблеме толк. – Этим Куршин, однако, не ограничился…
– Подождите, Михаил Борухович, – аккуратно встрял Сомов, – к чему вся суета? Закон о юридической неприкосновенности президента России, по-моему, минул обе палаты. Тавтология зачем?
– Тебе бы, Виктор, взять курс основ политического мышления – не тянешь совсем, – добродушно журил некогда функционер райкома ВЛКСМ, одним прыжком забравшийся в первую сотню ФОРБС. – Референдум – это пик легитимности. Разумеется, и его можно похерить, проведя новый, но ауру сакральности у механизма не отнять. Взяв паузу, Худорковский продолжил: – Но это только часть новшества, хоть и принципиально важная. Куршин идет дальше, понимая, что, не перенеся нынешний пропрезидентский консенсус элит – подушка безопасности режима ВВП – в будущее, юридические гарантии для экс-президента, коррупционера всех времен, сомнительны. Отмечает: иммунитет заработает лишь в пакете с гарантиями неприкосновенности для всего политического класса. Потому Куршин предлагает исключить люстрацию, во всех ее разновидностях, из арсенала реформирования российского общества, правда, сохраняя для госаппарата подсудность по коррупционным преступлениям, ограничив ее, однако, пятью годами. Это – второй вопрос референдума, который, на взгляд Куршина, следует разбавить еще несколькими, в общей упряжке, как на предыдущем…
– Лихо! – присвистнул Сомов. – Тут и моего разумения хватает, чтобы понять. Простыми словами, Куршин сегодня – это отдел кадров, застилающий уход ВВП обильной соломой; устраняет, еще недавно казалось, непреодолимое – пожизненную для президента одиночку.
– Вот именно! – оживился дока пенитенциарных практик. – Алекс Куршин – самый одаренный политтехнолог, вплотную подобравшийся к корню проблемы президентского иммунитета. Причем, некогда предложив идеальный вариант – лежку ВВП-пенсионера в нейтральной Австрии – он вчера корректирует методу – перегоняет ее на российские рельсы, должно быть, получив от хозяина, истого патриота, некое подобие вето. Но самое интересное то, что свое холуйство Куршин сдабривает весьма убедительными аргументами в свое оправдание. Настаивает, что вывести президента из-под юридической петли, по ходу дела наделяя иммунитетом российский политикум – один из главных приоритетов России. Пусть воспитательный аспект новации, с его слов, ужасающ – покрывается мирового масштаба преступник и целая армия злодеев помельче – но общественная выгода, социальные дивиденды в разы перекрывают издержки. Дескать, путинизм – реальное по своим последствиям иго, но, не устранив его – без оглядки на цену – счастья не видать… – Худорковский, казалось, театрально потупился.
– Понятно, – откликнулся Сомов. – Только, в чем наш интерес, Михаил Борухович, пока не пойму.
– Что-то ты недогадливый в последнее время, Виктор, – хитро лыбился работодатель. – Червонец строгого, полагаешь, мне следует простить. Из высших соображений я чалился? Заметь, совершенно ни за что. Куршин же моему кровнику крышу мастерит, так ловко, что просто не по себе… Так, где он конкретно?
– Где-то записано, по-моему, район Шварцвальд. Да, забыл, там он встречался с Навальным, прежде чем в свободное плавание пустился. Убеждал в Россию не возвращаться… – хмурился некогда российский разведчик, пять лет назад сделавший из СВР ноги.
– Во даешь: и о Навальном умолчал! – потряс головой Худорковский. Шумно выдохнув, спросил: – Адрес Куршина, надеюсь, есть?
– Да, гастхаус какой-то. Зачем он нам? – откликнулся Сомов.
Худорковский принял задумчивый вид и будто глядел в Сомова в упор, но, казалось, думал о стороннем, с темой встречи не перекликающимся. Затем неопределенно повел головой, словно разминая шею, и, наконец, застыл, транслируя отрешенность мысли и чувств.
– Все же, зачем он нам? – повторил вопрос Виктор Сомов, запечатлев уход шефа в себя родимого. – Ведь, скорее всего, за три прошедших месяца Куршин куда-то съехал – аренда куда дешевле гостиницы. Теперь в условиях локдауна ищи-свищи…
– Без локдауна я бы его и сам нашел, – холодно заметил Худорковский. – Ты, зачем мне тогда? С учетом пол-лимона фунтов в год, на тебя расходуемых… Так вот, отвечаю на твой вопрос: Куршин много говорит. И всё не по делу…
На мгновение-другое оживленный Вестминстер сковала зловещая тишина, которую расцвечивали зависшие лики мучеников – мужчины и женщины славянской наружности. Но хлопнувшая за Сомовым дверь рассеяла мираж.
***
Вашингтон, округ Колумбия, Государственный департамент США, 27 апреля 2021 г.
Бретт Холмгрен, помощник госсекретаря по вопросам разведки и анализа данных, перечитывал статью Алекса Куршина, о существовании которого до вчерашнего дня не подозревал. При этом нечто смутное пробудило название газеты, опубликовавшей статью Куршина – Каспаров.ру. Будто фамилия одного из среднеазиатских царьков, чьи имена у Холмгрена не откладывались, но щелчок смс-сообщения зажевал эту гипотезу.
В общем и целом, текст малоизвестного публициста, сколь бы исключителен он ни был, шансов удостоиться внимания Холмгрена не имел. В первую очередь потому, что не принадлежал к общепризнанному лидеру мнений. Более того, он даже на его столе не оказался бы – служба комплектовалась опытными, тонко разбирающимися в аппаратной казуистике аналитиками.
Между тем тремя днями ранее Пол Стеймацки, сотрудник русского сектора службы, в тексте Куршина рассмотрел второе дно, которое на поверку и вовсе оказалось многослойным. Запрос Пола в ЦРУ имел мгновенный отклик: «Алекс Куршин, независимый аналитик – приближенный президента РФ. Его выкладки последнему представляют огромный интерес. С упомянутой статьей Куршина мы знакомы, готовим даже Белому дому докладную записку по ней. В целях экономии времени и усилий готовы, поделившись знаниями и кадрами, этот раздел разработки вам уступить».
Расквитавшись с чтением, Бретт Холмгрен некоторое время перебирал свои впечатления, основательностью не отличавшиеся. Российскую проблематику он недолюбливал, находя ее неподдающейся традиционным оценкам. Не принимал он и российский властный бомонд, отвращавший дешевым высокомерием и неотесанностью. При этом в мировой иерархии о рангах Россия занимала уникальную нишу как носитель второго по мощи арсенала уничтожения.
В последние годы, начиная с покражи Крыма, Россия впала в истерию, «орошая» пространство дипломатии и СМИ своей версией бесноватости. И незаметно заскочила в стан сомнительных с позиций демократии режимов, а то и откровенных изгоев, где даже такие традиционные союзники России как Казахстан и Беларусь, персоналистские диктатуры, держали от нее некоторую дистанцию.
Те или иные культурно-идеологические коллизии не могли, однако, нивелировать исключительный профиль России. В особенности, если речь шла о Проблеме-2024, обретшей в 2020 г. аномальные, чуть ли не апокалиптические черты. Так что статья Куршина, которая прочерчивала для 2024 г. новую расстановку, требовала, как минимум, трубить полный сбор. Что и было сделано. Вскоре перед Бреттом Холмгреном рассаживались глава сектора России Пол Стеймацки и Энди Стецько, куратор досье «Алекс Куршин» в ЦРУ.
– На правах гостя коллега из Лэнгли выступит первым, – объявил хозяин кабинета, обменявшись приветствиями. – Хотелось бы увидеть феномен в развитии…
Энди Стецько, ветеран сюжета, мимически изобразил, что он будто не против, но собраться с мыслями не помешает. Пожевав губами, все же начал:
– Понимаете, этот Алекс Куршин большой оригинал. Казалось бы, эксцентрика и серьезная аналитика несовместимы, но в его случае первое – питательная среда, витаминизирующая второе, и без того незаурядное. Между тем его буффонада, граничащая с утратой берегов, нередко в плюс, а то и фактор его безопасности. В частности, попав в Стокгольме в оборот крутого криминала, удумавшего шантажировать президента России, Куршин непостижимым образом выкрутился – развел головорезов как лохов. Их полторы извилины вокруг пальца столько раз намотал, что те, офигев, дали деру. К чему это я? Во-первых, откликаюсь на вашу, господин Холмгрен, просьбу придать феномену некий объем, во-вторых, важно закрепить понимание: Алекс Куршин ныне лучшая кандидатура для закулисных игр с президентом России. Не вообще, а по проблеме транзита и передаче президентских полномочий. Что еще, дабы прочувствовать тему? – Энди задумался. Продолжил: – Главное преимущество Куршина в том, что он не столько над схваткой, сколько силён лавировать между струйками своего мега-приключения; держит рот на замке о чем-либо, что может сторонам события навредить. При этом крепок в обобщениях, которые либо логически выстраиваются и без него, либо чья польза перекрывает потенциальный ущерб.
В последних числах января я с ним общался. Узнав, что Куршин из России выехал, мы с ним связались, наплевав на карантин. Опасаясь колпака русской разведки, снарядили в Германию его брата, жителя Бруклина, не без труда убедив передать Алексу номер для связи с ЦРУ.
Алекс позвонил и, в общем, пришелся ко двору, подтвердив прежнюю репутацию – парня, соответствующего уровню экстраординарной миссии, которую волею обстоятельств оседлал.
– Как, кстати, его угораздило? – встрял Холмгрен. – Не Нетаньяху ли сосватал другу Владимиру?
– Нет, по протоколу подобное вряд ли возможно, – пристально глядя на Холмгрена, причащал к загадкам закулисья Энди. – Такие союзы – каприз потустороннего, выплеск божественного начала. Если серьезно, отталкиваясь от традиционных оценок, то инициатор сотрудничества – российский президент. Пусть, выяснилось, им искусно манипулировали…
– Господин Холмгрен, – подключился к дискуссии Пол Стеймацки. – Я при случае сагу этого Тура Хейердала от политики изложу. Энди часа два взахлеб…
– Так вот, – продолжил представление человека-загадки Стецько, – Алекс мне приоткрыл: российский президент готов в 2024 г. покинуть Кремль, по крайней мере, на уровне самоощущений. В последних двух встречах не то чтобы президент об этом ему намекал – говорил о своем уходе, как о недалекой перспективе. Кроме того, просил Куршина познакомить с популярными маршрутами индивидуального туризма – тот в этом дока. Кроме того, Куршин, как и некоторые наши аналитики, зациклился на сентенции президента трехлетней давности: «Единственно, о чем мечтаю, это путешествовать – и не в бронированном лимузине, а налегке. Это то, что меня ворожит».
Напрашивается вопрос: можно ли воспринимать всерьез гипотезу Куршина, продукт голой интуиции, держа в уме прошлогодний конституционный переворот, практически увековечивавший режим ВВП? Оказалось можно, ибо Куршину вторят куда более известные эксперты российского политического дискурса. Схожа у этого круга и аргументация: продли президент свой статус еще на одну каденцию, неимоверные нагрузки должности, о которых многие даже не догадываются, уравновесят риски (а скорее, превзойдут их) утерять должностной иммунитет. Действительно, фатальный инфаркт/инсульт куда опаснее состязательного процесса, даже чреватого пожизненным заключением. Это еще не все. Куршин, как и его единомышленники, отмечают затухание президентского контура, пресыщение им рутиной публичной фигуры…
– Господа, вам не кажется, что мы погружаемся скорее в драматургию события, нежели в его анализ? Беллетристика не может служить подменой общепринятых причинно-следственных связей, – вздохнув, попенял Энди Стецько председатель форума.
– Но тут никуда не деться, шеф, – играл брокера межведомственных притирок Стеймацки. –Разведка – практикующие психоаналитики. Собственно, при их безрыбье без фрейдистских упражнений далеко не уедешь…
Холмгрен заразительно рассмеялся и, все еще содрогаясь от смеха, по-свойски махнул рукой Энди продолжать.
– В чем-то вы, господин Холмгрен, правы – пора сводить хаотичные элементы к общему знаменателю, – загонял отару смыслов на ночевку Энди. – Итак, сухой остаток. На взгляд Куршина, российский президент в стремлении увековечить свое президентство, в отличие от прочих автократов, жаждой власти не отягощен и руководствуется одним – сохранить свободу для себя, семьи и ближнего круга, чему президентское кресло служит гарантией. Причем, во главе перечня – семья, судя по недавним разоблачениям, достаточно ветвистая. Никаких прочих примесей в его базовой мотивации нет, полагает Куршин, чем отличается от прочих кремлеведов. То есть ни детских резей патриотизма, ни узколобого властолюбия, ни зова миссионерства. Программа президента со всеми ее максимами – это разминуться с пожизненным, разом оберегая от приговоров семью, в той или иной мере замешанную в его невиданных коррупционных преступлениях, часто как пассивные прокладки. При этом властная рутина ему настолько надоела, что свое кресло он хоть сегодня готов уступить, возникни только реальные, с запасом прочности гарантии судебного иммунитета.
В этой неопределенности и завязывается невероятное – одержимость ВВП Алексом Куршиным, малоизвестным публицистом. Причем, отнюдь не случайно. Дело в том, что у Куршина вышло создать алгоритм, позволяющий президенту выйти сухим из коррупционной воды. Как именно? Очень просто. Сдать ядерный чемоданчик вменяемому русскому политику в обмен на вид на жительство в Австрии, которая, отталкиваясь от интересов глобальной безопасности, обеспечит ВВП иммунитет от судебного преследования и, соответственно, отказ в экстрадиции.
Президент, ясное дело, не мог себя представить клянчащим приют у ненавистных ему западников, но не это определяло повестку. На тот момент преобладало: впервые сформулирован принцип, суливший ВВП надежную подушку безопасности. То есть недоверие президента ко всем и вся в части перспектив его выхода в отставку оказалось преувеличенным. Стало быть, шансы остаться на плаву в стране экономического и правового рейдерства, некогда им стимулированного, все-таки есть. Вопрос лишь времени и нужных кадров. А на худой конец, случись ливийский сценарий, и альпийская опция сойдет…
Что еще важно? Где тот свищ, через который вынесло мозг российского президента, пустившегося в авантюру – заиметь консультанта-иностранца, как оказалось, на крючке у нескольких спецслужб? Мистики тут никакой. Президент подсел на Куршина осознанно и зряче, увидев у будущего фаворита средоточие редких качеств, главное из которых – это провидческая оценка, насколько тяжелы и масштабны коррупционные преступления ВВП. Заметим, за три года до сенсационного разоблачения Навального «Дворец для Путина»! В истории человечества, отмечает Куршин, еще не умыкали полуострова, губернии, а то и целые округа, как это провернул клан ВВП. Как и ни у кого не выходило делать коррупционные подарки достоинством в миллиард евро с подземным хоккейным дворцом, дендрарием, оранжереей, церковью, чайным домиком, вертолетными площадками и несть числа прочей нередко бессмысленной роскоши.
Таким образом, узрев ахиллесову пяту президента, бывшей одной из ревностно оберегаемых в России тайн, Алекс Куршин, переместившись в Россию, заделался серым кардиналом национального транзита власти.
Вместе с тем президент, снедаемый страхом возмездия, не помышлял класть яйца в одну корзину безопасности. Извращенно поимев конституцию, обзаводится индульгенцией на очередные двенадцать лет неподсудности. То есть основательно прикрывает свои тылы, которые, он понимает, в перспективе столь же сейсмически нестабильны, как и японские острова. Следовательно, 2024 г. – приоритетный ориентир, для своего воплощения требующий смелых и нестандартных решений…
– Спасибо Энди, – подал голос Холмгрен, давая знать, что регламент, хоть и не объявленный, себя исчерпал.
У Стеймацки и Стецько, казалось, заострились уши, и они почти синхронно подались вперед. Похоже, наступал момент истины, который в известной степени был обязан им. Ведь они славно потрудились, перелопатив кучу материалов по теме. Пол и вовсе блеснул, рассмотрев в последней статье безвестного ему Куршина далеко идущие выводы. После чего снесся с ЦРУ и за два дня не только погрузился в предмет, но и разнообразил кейс Куршина самобытными оценками человека со стороны.
– Ребята, думаю, ваш ждет повышение по службе, по крайней мере, я буду рекомендовать, – заговорил после некой прикидки Холмгрен. – Завидная точность мысли и знание предмета в сфере, чье значение трудно переоценить. Если уход ВВП в 2024 г. – реальная перспектива, то наше стратегическое планирование, включая военные бюджеты, претерпят существенные коррективы. Ведь нынешний хозяин Кремля откатил американо-российские отношения в дремучие шестидесятые, пусть, в известной степени, риторически. Только… как мне вашу, ребята, метафизику Джо продать, зная, что президенту больше страницы не осилить, а в нашем активе – сплошные обобщения и гипотезы; экскурсы в подкорку не самого умного на свете парня не подменят, условно говоря, выдержек кремлевской переписки. Генералы даже слушать не захотят!
– Разумеется, господин Холмгрен! – верноподданнически поддержал шефа Стеймацки, минутой ранее представленный к повышению. – Пока референдум по иммунитету в России не объявлен, у нас нулевой цикл. Вы правы, торопиться некуда, но откладывать в долгий ящик тоже нельзя – Белый дом не поймет, если мы последуем за процессом, а не предвосхитим его. Так что, никуда не деться, придется наши выкладки в уши Джо вложить…
– Эка ты хватил, Пол, – предостерегал Холмгрен. – В уникальности инфы госсекретаря вначале убедить надо. Субординация – королева бюрократии. Блинкена не перепрыгнуть, как бы не хотелось сократить маршрут. Но не суть. Можно сколько угодно раздувать меха сенсации через СМИ, сетевые форумы, но административный ресурс пока правит бал. Чем больше тяжеловесов власти в загашнике у политического проекта, тем выше шансы на его успех.
– Кто бы спорил! – согласился Стеймацки. – Блинкен – первая инстанция, понятное дело…
– Ладно, будем закругляться, – сворачивал повестку Холмгрен. – Так вот, чем дальше я погружаюсь в проблему, тем больше охватывает чувство: плебисцит, сводящий подсудность ВВП к фактическому нулю, вряд ли его удовлетворит; президент России точно пучок нервных окончаний – малейшая социальная подвижка откликается у него паническим задействованием всех членов. Огромный контраст между его публичным образом – уверенного в себе крепкого парня – и содержанием, то есть сущностными характеристиками персонажа. Оказалось, не рядового алармиста, а жертвы каверзного синдрома – маниакального недоверия к окружающему миру, даже к своим искренним сторонникам. Так что, на мой взгляд, при всей привлекательности референдума о неподсудности хозяин Кремля на него не пойдет, сочтя его недостаточно надежным инструментом. Но… позабудем на время о референдуме. Значимость вашего, ребята, исследования в том, что настрой президента, якобы уйти в двадцать четвертом, весьма похоже, имеет место быть, возникни лишь нужные предпосылки. В связи с чем нахожу сделку «ядерный чемоданчик-австрийские гарантии неподсудности» пока безальтернативным для обсуждаемого лица вариантом. Но тут прорисовывается: почему бы упомянутую формулу в узком кругу «Большой семерки» не обсудить, проинформировав для начала Белый дом? Странно, что коллеги из Лэнгли до сих пор держали инициативу на паузе. Кстати, когда Куршин снова выйдет на связь?
