Хаим Калин
Затвори за собой поднебесье
Глаза то расширялись, то часто мигали, когда, проснувшись, Олег пытался взять в толк, где он и что с ним. Восстановив предшествующую погружению в сон картинку, он выразительно хмыкнул и вновь прикрыл веки. Мысленно вызвав Джеффри, он с прежним пафосом проговорил – на сей раз про себя – свой недавний спич-манифест, после чего уставился на стоявший напротив глобус.
Хозяина отсутствовал, часы на руке показывали без четверти одиннадцать. Пока все сходилось, но главным позитивом казалось то, что на заседание он не опаздывает.
Еще внизу, на цокольном этаже, Олег услышал, что жизнь в лобби бурлит, подсказывая: все вернулось на круги своя и обе делегации в сборе. Шумели они даже громче обычного, как несложно было догадаться, по причине вчерашнего, внезапно объявленного выходного.
На последних ступеньках Олег столкнулся лицом к лицу с Джеффри. Зам изобразил нечто среднее между миной облегчения и холопской угодливостью. Скорее всего, направлялся в свой кабинет, чтобы разбудить его. Джеффри вновь обнял возмутителя спокойствия, как часом ранее выяснилось, – уже показывающего не зубки полемиста, а класс оратора а-ля Фидель Кастро. Джеффри незаметно растворился, не проронив ни слова.
Состоялся утомительный обмен рукопожатиями с коллегами-американцами и азербайджанцами. Олегу то и дело приходилось переходить с английского на русский и обратно. Глядя со стороны, можно было предположить, что в этой маститой когорте референт не последний человек – столь предупредительно и даже радушно его все встречали.
По пути в конференц-зал к Олегу пристроились двое молодых людей, выполнявших в азербайджанской делегации схожие с ним функции. С первых дней знакомства парни напоминали ему пожизненных студентов-отличников, воспринимающих бытие через призму зазубренных конспектов и рефератов. Для подобных буйство вызовов мира – заставленный стеллажами читальный зал. Попотей в каталоге и решение любой проблемы найдется…
Попутчики поочередно накидывались на него со столь несущественными деталями проекта, что Олега буквально коробило. Из чувства вежливости он порой кивал, но замечалось: ему нет до их «проблем» никакого дела. К счастью, интуицией молодежь бог не обделил – через минуту «отличники» отстали.
Референт неторопливо занял свое место, пока ни сном, ни духом не ведая, что случайно подслушанный несколько минут назад в лобби разговор в скором будущем послужит одной из пружин, которая подтолкнет «Стандарт Ойл» к остановке переговоров и свертыванию проекта. Между тем вкрапление, прошмыгнув в какой-то закоулок сознания, уже будоражило его, обрастая кристаллами осмысления.
Очередной раунд переговоров начался. Технический эксперт от «Стандарт Ойл» комментировал на демонстрационном табло диаграммы инженерных новшеств, заложенных американцами в проект нефтепровода. По сравнению с аналогами конкурентов, они существенно повышали его надежность и производительность. «Отличники» добросовестно переводили на азербайджанский, разбавленный множеством русских технических терминов. Бакинский инженерный корпус то и дело прерывал докладчика скорее в показном усердии разобраться в специфике предмета.
В технических дискуссиях Олег, как правило, не участвовал, поскольку вел иное направление: юридическое согласование позиций. Неудивительно, что диспут вокруг высоких технологий исподволь переместился у него на второй план, высвободив место беспризорному, не ангажированному.
Он мысленно переместился в кабинет Джеффри и обозревал на столе хозяина огромный глобус. Воспроизвел даже замеченную при пробуждении позицию; тогда в фокусе зрения застыла Западная Сибирь. Притом что дальше Урала он нигде не бывал, без усилий воспроизвел города региона, невольно дивясь, что все еще силен в географии, некогда почитаемом им предмете. Должно быть, покатил бы и дальше по раздолью задвинувшейся в прошлое родины, когда неожиданно «споткнулся» на одном из городов региона – Абакане. Поначалу подумал: насколько звучное название – не менее зычное, чем индейские имена собственные. Но враз переключился на иное.
«А какая Светлана – из Липецка или из Абакана?» – вынырнула Витянина фраза из диалога, состоявшегося у входа в гостиницу «Инам». Так, наложившись на реплику Светланы «Прямо как у нас, по-сибирски», родилась догадка, откуда Светлана, из каких краев. То, что не удосужился поинтересоваться сам, напрямую, его почему-то не заинтересовало.
Эко диво? За питейными экзерсисами недосуг… Да и судьбой богат – успеть бы выговориться!
Олег улыбнулся и певуче, растягивая слова, произнес про себя: «Света, Света, Светлана … так ты из Аба…». Но осекся от созвучия, непреднамеренно слепившегося в пошленькую рифму.
В некоторой растерянности он уставился на демонстрационное табло, норовя вернуться к роли прилежного статиста, но из этого ничего не вышло. Из недр вздымалось напряжение, порождая предчувствие чего-то необыкновенного, должно быть, открытия, ведущего к важной цели. Почему-то вновь повторялось «Абакан», и почему-то вновь концовка не проговаривалась, смазывалась «аба…аба…аба» Далее странно поменялись согласные и несколько раз отдалось эхом «лама…лама». Наконец Олег сообразил, что эти сочленения звуков – не что иное, как ивритские слова «отец» и «почему», как-то всплывшие в замутненном ручейке мысли.
Тут он откинулся на спинку стула и непроизвольно взглянул на сидевшего напротив зам. руководителя азербайджанской делегации Курбана Ахмедова. Тот и усом не повел, в то время, как Олег застыл, потрясенный открытием: разрозненные события последних недель, на первый взгляд, мало связанные друг с другом, выстроились в строгую логическую цепь, последним элементом, замкнувшим эту цепь, стала оплошность, допущенная визави около часа назад.
Олег встретил Курбана Ахмедова по пути в конференц-зал – тот оживленно беседовал у входа со своим главным экспертом. Референт добродушно обменялся с ними приветствиями, отметив про себя, что прервал у пары какой-то важный, ведущийся по-азербайджански разговор. Вторгшись со своим русским, Олег порушил его естественный ход и, сам того не ведая, выдернул невидимую заглушку. Вместо того, чтобы продолжить разговор на родном языке, топ-функционер, расставшись с Олегом, возобновил его по-русски:
– Не забудь сбросить отцу все позавчерашние материалы по факсу.
Зам. главы стоял к Олегу спиной и, не ощущая пространства, похоже, потерял бдительность. Референт же невольно задержался, пропуская выходившую из конференц-зала даму, сотрудницу секретариата. И хотя главный эксперт ответил патрону по-азербайджански, Олег расслышал название улицы, о существовании которой не имел ни малейшего представления всего полтора месяца назад, будучи безнадежно далеким от возни нефтяных гигантов. Улица эта находилась в Москве и располагалась на ней штаб-квартира компании «Лупойл», ну а под отцом, конечно же, подразумевался ее владелец-миллиардер – земляк этих неслыханно оплошавших ребят.
Здесь Олегу стало ясно, что судьба нефтепровода решена, и подряд на его сооружение передан «Лупойлу». А «Стандарт Ойл» оставили с носом, разыгрывая при этом видимость переговоров. Между тем большим сюрпризом откровение не стало – признаки такого поворота просматривались и ранее.
Олег раздумывал недолго, как поступить с умозаключением, выскочившим в перекличке парадоксальных ассоциаций. На ближайшем перерыве он обратился к Солу Эшкроу, секретарю протокола, и попросил аудиенции у руководителя американской делегации, с которым был едва знаком. Впрочем, неудивительно: г-н Фонтенбло чтил своим присутствием заседания крайне редко. Видя, как у Эшкроу вытягивается лицо, Олег поспешил успокоить:
– Ничего выходящего за рамки, но крайне важно, чтобы встреча состоялась сегодня. Да, чуть не забыл, пригласите на встречу Хью.
Олег вернулся на рабочее место и пребывал в полном согласии с самим собой до конца заседания. Вместе с тем последние полтора часа ему пришлось изрядно потрудиться: согласовывалось очередное коммюнике, и переговоры велись в основном через него. Наблюдая за деловым стилем референта, отличавшимся то сухостью, то виртуозным наведением мостов, нельзя было и допустить, что этот импозантный клерк взвалил на себя миссию могильщика переговоров.
Повестка дня себя исчерпала, и, наспех распрощавшись с соседями, Олег заторопился в лобби. Секретаря протокольной части он увидел у стола секретариата, прочитав по взгляду: его просьба без внимания не осталась. Держатель протокола, с разносолом жухлых сомнений и мелких колик любопытства на лице, рассматривал референта, пока тот топал к нему.
– Езжайте к себе в гостиницу, господин Левин, встреча состоится там…– Сол Эшкроу загадочно кивнул – то ли как посвященный заговорщик, то ли так прощаясь.
– Спасибо, – поблагодарил референт, отметив про себя сноровку персонала. Хотел было спросить: а где конкретно? Но передумал, посчитав, что ему перезвонят.
По дороге в «Карлтон Риц» Олег озадачился, придя в итоге к выводу, что Фонтенбло в его отеле не живет – за полтора месяца в родных пенатах они не пересекались. А предположить, что шеф сам явится к нему, не получалось. Похоже, как и все сложившееся в доинтернетовскую эру поколение, он свято верил в магическую силу звонка…
Но звонка не последовало, а раздался стук. Расположившись в кресле, Олег на тот момент решал актуальнейшую задачу: что заказать на обед, который по его распоряжению подавался в номер. Он подумал, что беспокоят из технической службы – такое прежде не раз случалось. Поэтому, не поднимаясь с кресла, крикнул: «Открыто, заходите!» Все же встал на ноги и двинулся к входной двери.
Когда дверь распахнулась, референт покрылся легкой изморозью: в проеме – патрон, лицо, входящее в первую тройку административной иерархии «Стандарт Ойл». Возник, причем, один, без намека на сопровождение.
Референт явно не ведал, куда деть руки: потер ладони, поправил на рубашке воротник – все это за секунду-другую. Должно быть, раздумывал, подать ли руку самому. Сообразив, что закрывает проход, отступил вглубь номера, нескладным жестом приглашая гостя войти. Любопытно, что ни посетитель, ни сам «квартиросъемщик» до сих пор не проронили ни звука.
Референт в растерянности указал гостью на одно из кресел, ломая голову, какие знаки внимания оказать. Наконец устремился к бару и, отворив створку, достал первую попавшуюся бутылку, но тут услышал:
– В «Стандарт Ойл» даже уборщики абсолютные трезвенники, так что не теряйте времени на вредные для здоровья жесты. Излагайте лучше, что у вас произошло. Я весь внимание.
Олег насупился. Между тем отнюдь не ляп с нормами американской элиты «замарал» его настроение. Этот кодекс он прекрасно знал, хотя и допускал оплошности, являя собой затейливый образ, как он порой шутил, «конвергента». Встреча началась по иному сценарию, чем он предполагал, что выбивало из намеченной колеи. На рандеву не явился Хью, а без «безопасности» весь план рушился – так, по крайней мере, виделось ему в тот момент. Все же Олег стронул разговор первым.
– Господин Фонтенбло, боюсь, что поступил поспешно…– Референт запнулся.
– Что значит? – удивился патрон.
– Попросил аудиенции раньше, чем просьба прошла по инстанциям, как того требует субординация. Даже с учетом того, что побудитель сверхактуален, и ситуация не терпит отлагательств, – изъяснился референт.
– Что-то вы не с того начали, мой друг, пожалуйста, конкретнее, – упрекнул Фонтенбло.
– Если конкретнее, то для разговора нам нужен Кейдж – иначе теряется контекст, – Олег развел руками.
Патрон почесал подбородок и, глядя куда-то поверх Олега, откликнулся:
– Хью нет в Стамбуле, но в его присутствии, в общем-то, не вижу необходимости. Я достаточно информирован о вашей персоне и всего того, что с вами приключилось в последние дни. Давайте без обиняков, ближе к делу. Вы что, думаете я просто так, от нечего делать, по первому зову, примчался к рядовому референту, да еще со стороны, если бы не знал о той уникальной роли, которую вы играете на переговорах?
– Ну, хорошо, – заговорил в задумчивости Олег. – Думаю, судьба проекта предопределена и в Баку решили, что «Лупойл» – генподрядчик, а не мы…
– Так однозначно? – смутился Фонтенбло, но скорее наигранно. Его лицо не отсвечивало эмоций, но маета мысли незримо передавалась.
– Боюсь, что да. Слишком многое говорит об этом… – застенчиво пожал плечами референт.
– Тогда излагайте ваши доводы! – резко метнул карт-бланш Фонтенбло.
Олег ерзал на кресле, точно давая себе отсрочку или набираясь решимости. Приноровившись сказал:
– Они лежат на поверхности… Но приготовьтесь: в адрес «Стандарт Ойл» я выскажу немало нелестного.
– Даже так? – Патрон подался вперед, настораживаясь.
– Господин Фонтенбло, не кажется ли вам странным, что переговоры начали отсчет седьмой недели, а протокол намерений не то что не подписан, даже не готовится? Как вам это? – Референт прервался, подчеркивая лейтмотив. – Более того, сторонами не утвержден ни один основополагающий документ. Развернута кипучая деятельность по всем мыслимым и немыслимым направлениям, но на выходе – горы макулатуры и сплошная демагогия. А последние две недели, не напоминают ли они вам бег в обратном направлении? Под мнимыми предлогами заблокированы даже достигнутые на начальном этапе подвижки. Присмотритесь – и ваш вывод совпадет с моим.
Фонтенбло внешне сохранял невозмутимость, но вялые руки выдавали опаску – то ли разоблачения, то ли вторжения в некое табу. Между тем резко распластав ладони на подлокотниках, он ответил:
– Олег, а не преувеличиваете ли вы? Ведь именно с вашей подачи мы постигли психологию функционеров, сложившихся на бездорожье советской модели хозяйствования, отторгавшей критически мыслящих и склонных к самостоятельным решениям.
– Да не ожидайте от них никаких решений, их не может быть! – Олег в сердцах отмахнулся.
Здесь референта осенило: его общие рассуждения малоэффективны, нужно нечто нетрадиционное и даже жареное. Лишь так он развеет иллюзии, в которых увяз собеседник, в противном случае, его не растормошить.
И Олег поведал свою горбатую, но весьма поучительную историю. Оказывается, глава азербайджанской делегации Тофик Салимов в кулуарах недавно намекнул, что хотел бы провести вечер в компании одной знаменитой кинозвезды. За всю свою карьеру бизнесмена Олег с большей бесцеремонностью не сталкивался и просто онемел. Американцы, напротив, отшутились, но через неделю… всемирно почитаемая кинодива восседала напротив азербайджанца в одном из ресторанов Стамбула. Ее сопровождала представительная свита из стилиста, визажиста, двух телохранителей и … третьего секретаря посольства США в Турции. Олег переводил, с трудом превозмогая брезгливость.
Было очевидно, что ни о какой физической близости между азербайджанцем и именитой гостьей и речи быть не может. Зарабатывая пятнадцать миллионов за фильм и купаясь в лучах мировой славы, звезда выделялась крутым нравом и придирчиво выбирала партнеров сама. Между тем несложно было предположить, какие «Стандарт Ойл» задействовала рычаги, дабы утолить буйную фантазию южанина. Олег знал не понаслышке, что в мире найдутся тысячи богачей, готовых, не задумываясь, выложить сто тысяч за такую встречу, а то и за фото в компании звезды, опубликованное в рубрике «Богатые и знаменитые».
В тот вечер Олег ощутил, хоть и, по большей мере, подспудно, что переговорам пришел конец. В перспективе же у американцев – лишь обмахивание опахалом новоявленных падишахов. Им мало дорогих подарков – подавай мечту в хрустящей таинством упаковке, да еще на золотом подносе с изумрудами. Причем авансом, на шару, беззастенчиво эксплуатируя идею-фикс «Стандарт Ойл» во что бы то ни стало заполучить проект.
Продолжив, Олег рассказал и об обрывке разговора, свидетелем которого он стал сегодня утром. Отметил, что если его выводы верны, то на переговорах азербайджанцы не просто лицемерят, а шпионят в пользу «Лупойла», затеявшего какую-то мудреную, коварную игру.
Референт замолчал, казалось, уткнувшись во второй круг уже говоренного и раздумывая, стоит ли повторяться. Фонтенбло с налетом снисходительности наблюдал за собеседником, после чего обтекаемо заметил:
– То, что вы сообщили, крайне интересно, но я бы на вашем месте не стал бы делать категоричных выводов. Вы многого не знаете…
Здесь Олег окончательно уяснил, что начал явно не с того и до сих пор пробавлялся социо-экономической лирикой. Все, что остается, развернуть полотнище во всю длину, пнув последний фильтр самоцензуры. Виршами не обойдется…
– Признаться, я далеко не сразу осознал, что проект «Стандарт Ойл» – материализация первого трофея нашей кампании в Ираке. До свержения Саддама идея прокладки нефтемагистрали через Ирак могла придти в голову разве что сумасшедшему. Но, боюсь, наша инициатива столь же авантюристична, как и вовлеченность США в конфликт. Излишне напоминать, что план проекта верстался в атмосфере полной эйфории, когда над большей частью Ирака воцарился контроль союзных сил. Но, как это ни прискорбно, никто тогда не задумался, что контроль этот мнимый и не пройдет и нескольких месяцев, как оккупационная доктрина затрещит по швам, ввергая Ирак в пучину хаоса и кровавой междоусобицы. Да такой, что не видно и намека на кардинальные перемены. А ведь за аналогиями ходить далеко не приходится – настолько все на поверхности. Сложно поверить, что Вьетнам ничему не научил! Скажите, неужели тянет еще раз обделаться с ног до головы, чтобы возобладал здравый смысл? Весь мир ухмыляется, взирая на иракское болото, засасывающее Америку с потрохами. Мы же, «Стандарт Ойл», с маниакальным упорством навязываем Баку «куклу» – по- другому наш проект не назовешь. Поймите, Грузия с ее политической нестабильностью и клановой конфронтацией – беззаботное Монте-Карло в сравнении с тем, куда мы толкаем азербайджанцев. «Лупойл» же, нацелившись протянуть нефтепровод через Грузию, восприниматься как серьезный, надежный партнер. То, чем мы торгуем, – абонент на суицид да и только! В нынешней обстановке наша идея не воплощаема даже, если через каждые пятьдесят метров расставить джи-аев, вменяя им стеречь каждый стык. Самое же обидное: разобраться в расстановке сил достаточно лишь изредка читать газеты! И политологи излишни…
На этом полемический запал референта иссяк. По нездоровому румянцу и испарине было видно, каких трудов ему все упражнение стоило. Главная же заноза заключалась в том, что своим разгромным пафосом он не столько замахнулся на американский истеблишмент, который «Стандарт Ойл» олицетворяла, сколько развенчал курс администрации США. Кому-кому, а ему было известно, что в мире больших денег Америки нередко закрывают глаза на грубейший просчет, но никогда не прощают непатриотических настроений. Его неприятно кольнуло: «Стандарт Ойл» этого так не оставит. Обязательно проучат, даже убедившись в твоей правоте. Вопрос лишь времени и способа».
Фонтенбло напыжился, но не выказывая неприятие или обиду, а словно подстегивая себя, мобилизуясь – точно штангист нацеливается на неизведанный груз.
– Я по профессии инженер, причем инженером стал по призванию, – Фонтенбло горделиво вскинул голову. – Всю свою жизнь, тем не менее, в глубине души завидовал людям гуманитарных профессий, но лишь сегодня понял, почему. Наверное, потому, что гуманитарии легко расстаются с условностями, меняя одну систему ценностей на другую без видимых усилий. Но, завидуя им, я между тем не принимаю их аморфности, отсутствия идеалов, если хотите. Вот и вы жонглируете убеждениями, не внимая, что самая скверная философия, которой верен всю жизнь, заслуживает больше уважения, нежели ваши зигзагообразные поучения. Создается впечатление, что с прежним миром вы не до конца расстались, а новый – принимаете без всякого энтузиазма, барахтаясь в нейтральных водах. Вы неосознанно и с ними, и физически с нами. Многое взяли у нас, приняв наш кодекс взаимоотношений, но на новом берегу чураетесь многого, ищите свой путь, и этот путь заводит вас в прошлое, от которого вы давно ушли. Но это так к слову, реплика. Меня же пока интересует другое: а в чем, собственно, ваш интерес, для чего вам все это нужно? Согласившись участвовать в этих переговорах, вы обрели столько, что до конца жизни обречены тянуться к «Стандарт Ойл». При этом в любой нештатной ситуации отбрыкиваетесь, демонстрируя независимость, на которую, по большому счету, у вас нет прав. Что это? Вам предложили больше и вы затеяли двойную игру или у вас запоздалые диспуты с совестью – никак не пойму? Откуда ноги растут у вашей инициативы, вопиюще несообразной той скромной должности, которую занимаете. Причем, невзирая на то, что ваш вклад в переговоры огромен – этого не отнять… – Патрон приподнял указательный палец, замолкая. Между тем не получалось понять: он объявил паузу, чтобы собраться с мыслями, или так подчеркнул комплимент?
Олег поглядывал на визави, но как-то небрежно, будто никакого форума жарких дебатов здесь и не было. Казалось, его теребит дурацкая, втемяшившаяся мыслишка, и он не может от нее отделаться. А она все жужжит, жужжит, уводя русло мысли в сторону. Все же не настолько…
– Господин Фонтенбло, – разорвал паузу референт, воскресив лик решительности, – когда дерутся суверены, рекой льется почему-то холопская кровь. А известно ли вам, в чем подданные дают фору правителям? Их инстинкт самосохранения острее – кроме рефлексов холопам прикрывать свою шкуру нечем. То есть, интерес мой самый что ни на есть шкурный – хочу выйти из заварушки целым и невредимым и как можно скорее. Не испытываю энтузиазма от перспективы однажды заснуть и не проснуться из-за нелепых подозрений в измене, навеянных маниакальными наклонностями или некомпетентностью спецслужб. А контракт с моим оптовым поставщиком горючего, который спонсировала «Стандарт Ойл», готов разорвать хоть сейчас. Да, кстати! Требую прекратить за мной слежку и демонтировать в номере аппаратуру прослушивания.
Олег хотел было что-то добавить, но осекся, увидев, что Фонтенбло встает и нацеливается на выход, не поведя и бровью на последний пассаж. По его отрешенному виду казалось, что на Фонтенбло нашло что-то, и не на секунду-другую, а серьезно. Он еле передвигал ноги, сутулясь, притом что выделялся осанкой, а изыском манер – гармонировал со своей вписанной в скрижали истории, хоть и не аристократической фамилией. В прихожей он все же остановился и, заметно волнуясь, заговорил:
– Вы сказали «обделались». Да будет вам известно, во Вьетнаме погиб мой младший брат. Облив бензином, вьетконговцы сожгли его живьем – он отстреливался до последнего патрона, уложив уйму народу. В армию мой брат призвался добровольцем, будучи наследником многомиллионного состояния, полученного им всего в двадцать лет. Его миллионы я пожертвовал в Фонд ветеранов и инвалидов вьетнамской войны… А теперь – прощайте. Статус у переговоров – прежний, какие бы аргументы не приводились. Расписание, надеюсь, помните.
За гостем хлопнула входная дверь, но присутствие Фонтенбло ощущалось еще долго. Его подменила мелодия одной из самых знаменитых патриотических песен двадцатого века, восхищающая зычным повтором «А-ме-ри-ка, А-ме-ри-ка». Рефрен будоражил референта на всем его пути к гостинице «Инам», причудливо уживаясь с предвкушением грядущей встречи.
Глава 6
Они расстались восемь часов назад, но ни на минуту Светлана не покидала очаг его ощущений. И утром в кабинете у Джеффри, когда замкнуло, побуждая все громить и херить, и во сне, восстановившем чувство реальности, и в момент озарения о двойной игре азербайджанцев – откровение не улетучивалось, незримо воодушевляя на борьбу.
На одном из перекрестков Олег подумал, что этот день, вобравший в себя коллизий и страстей больше, чем весь его советский период, вполне органичен – его венчает встреча с дивной, ни на кого не похожей женщиной. Летишь к ней, времени не ощущая, и все, о чем думаешь порой: тебе повезло, счастливчик, могли ведь разминуться, не встретиться.
За окнами уже мелькала улица, где располагалась гостиница «Инам», когда Олег вспомнил, что Светлана просила прибыть в семь и ожидать ее у входа. На часах – без пяти пять, и референт чертыхнулся от неподобающего его возрасту легкомыслия: приехал намного раньше, номера комнаты не спросил, мобильный купить не настоял. Так что перспектива вырисовывалась аховая. Между тем, беспечно списав «зевки» на неординарность момента, Олег зашел в гостиницу.
В регистратуре «гулял ветер», и по общему бедламу в лобби угадывалось, что дежурят в ней нечасто, зато радио играло на полную мощность. Референт огляделся. Увидев вокруг себя лишь подсобные помещения, направился к ведущей на второй этаж обшарпанной лестнице.
Наверху – номеров двадцать, и он несколько раз прошелся по коридору туда и обратно. В одной из комнат тихо играла музыка, двери двух номера распахнуты для уборки, но присутствие постояльцев не замечалось. Олег уже раздумывал, куда направить стопы дальше, когда в одной из комнат, в торце, справа, зазвучали голоса. Двинулся туда, распознавая на ходу голос Светланы. Остановился у двери, прислушался.
– Витяня, мужик ты или кто, чего торчишь как заноза? Сказала же: мне с Люсей перетереть нужно. Сходи-ка, погуляй. Да, кстати, и напиток на исходе – еще один повод нашелся. Теперь двигай на рынок конкретно, – референт-переводчик «приступил к обязанностям» – на сей раз по зову сердца и без наушников…
– Напрягаешь, мать, только сели, – огрызнулся, гундося, Витяня.
– О чем тебя просила: позвать Люську и всех-то дел. Нечего было в официанты к нам записываться, да и разливаешь как дальнобойщик, – резала правду-матку Светлана.
Донеслись звуки скоротечных сборов и инструкция, что и как брать, сопровождавшая передачу дензнаков в руки гонца. Олег подался спиной назад, но без паники, помня о двух пустующих номерах. Попятился и юркнул в ближайший из них, прикрывая за собой дверь. Уселся на неприбранной постели, представ перед выбором: навестить Светлану, воспользовавшись Витяниным уходом, или вернуться в свой автомобиль, чтобы скоротать время до семи? Желание увидеть Светлану явно превалировало, при этом рекогносцировка местности настораживала. Недавние Светланины интонации чем-то подсказывали: Виктор и Светлана – отнюдь не попутчики или партнеры, меж которых подгуляла симпатия, а любовники. Так что перспектива сойтись с Виктором в рукопашную, по всем правилам жанра, звала к осмотрительности. Как бы ту искорку, вспыхнувшую вчера, не потушить, подумал он. Кто такая Люся, Олег даже не задумался, заведомо отведя ей роль персонажа из массовки.
Судя по скрипу двери и натужному «Уф», в коридоре появился Витяня. Оказалось, что парень он разносторонний и годится не для одних вылазок за алкоголем. Спустя секунду-другую «гонец» запел приятным, неплохо поставленным голосом. Но увлек не столь вокалом, как словами:
«Золотые купола душу мою радуют,
а то не дождь, а то не дождь, с неба слезы капают,
золотые купола на груди наколоты,
только синие они и ни крапа золота».
Лагерная героика, облаченная в недурственные стихи, распахнула створку сомнений, обдав бризом вдохновения. Едва Витянины шаги затихли, как референт, распахнув дверь, направился к возлюбленной. Но, по мере приближения к ней, всплеск его чувств пошел на убыль, и у входа в Светланин номер референт остановился, мысленно переминаясь с одного сценария развития событий на другой.
Олега вновь теребили сомнения: «Посуди, кто ты для этой красивой женщины? По выходным данным, командированный, озабоченный избытком гормонов и одиночеством. А твое заокеанское издалека – скорее минус. Любая нормальная женщина, что, по сути, синоним прикладного практицизма, на твою холеную сытость, укутанную дымкой неопределенности, виды и на неделю строить не станет: странный, путанный, да еще непонятно откуда. Русский – не русский, американец – не американец, одним словом, залетный брачный аферист …»
Тем временем по ту сторону двери разворачивалась мизансцена под названием «женский разговор». Когда обрывки диалога худо-бедно склеились друг с другом, скованность Олега как рукой сняло; он прильнул к двери ухом, подслушивая, аки отрок. Должно быть, потому, что тайны души женской его, в основном, здоровое, любопытство до сих пор не баловали, обретаясь, где им и следовало обретаться, – в пещере дикарских костров с заваленным входом и выходом, куда полу-изыскателю по причине вселенских хлопот соваться недосуг… Неординарность услышанного приумножалась еще тем, что одна из собеседниц – Светлана. Женщина, с которой провел ярчайшую на лежбище судьбы ночь, еще не скинувшую свой покров очарования.
– Ну, Светка напугала ты меня по самое не могу, – взахлеб расточалась товарка. – Витяня будит меня ни свет ни заря. Тебе чего, спрашиваю? А он: Свету позови. Отвечаю: нет ее здесь и не было. Тут он мне про какого-то мужика стал рассказывать, который накануне тебя возле гостиницы искал. Со мной же в постели Саддык. Услышал, что с мужчиной разговариваю, весь затрясся от ревности. Ведь знаешь, как я свои фиксы на настоящие поменяла, да и Сашке в апреле за полгода за техникум заплатила – благодаря Саддыку моему! Говорю Виктору: возвращайся к себе, приду, а там подумаем. Хорошо, что послушал, ушел. Саддык же стойку ревнивца занял и не выходит из нее. Я изловчилась – и пальцем ему… Он вздрогнул и малость отходить стал. Обслюнила для закрепления без передыху – впрямь, как Танька, сестра, своего импотента, когда тот к авансу из запоя выходит. Саддык, блин, по утрянке сытый был, как бройлерный петух, – сопел лишь, да и то в одну ноздрю. Одеревенело так, что даже думать больно…”
– Люська, что ты мне про своего Саддыка талдычишь, будто не знаю я его. О своем поделиться хотела, думала тебе интересно! – в сердцах перебила Светлана.
– Ты о чем? – озадачилась Люся без намека на притворство.
– Да о том же, что и Витя тебе: познакомилась я… – Светлана запнулась.
– С кем? – сквозь зубы процедила товарка, фигурально выставив два ряда фикс. Пробились они и через фарфоровые редуты…
– С мужчиной, с кем же еще! – возмутилась недавняя пропажа.
– Так чего ты сразу?.. – поторопилась засвидетельствовать лояльность Люся.
– При Витьке-то, не зря он в армии в роте охраны служил! – разъяснил объект скрещивающихся страстей.
– А что за мужчина – местный или русский? – вновь едва артикулировала Люся, но вдруг разразилась эмоциями: – Помнишь футболиста из Питера, что за Палата…, «Палатасарай» играет? Ну и запал он тогда на тебя! Чуть семью не бросил, хоть и моложе насколько… А какую шубу норковую подарил! Мне бы кто…– воскурялось самое избитое человеческое чувство.
