Гвозденко Елена Викторовна
К точке отсчёта
Артисты, изображающие слепых, разбредались среди зевак.
– Вон туда иди, дядька, – крикнул Петруха, подталкивая невидящего к повозке. Один из артистов протянул сухие руки к барашковому воротнику шубы купца.
– Пошёл, бродяга.
– Зря так, – сбитенщик опять оказался за спинами парочки, – представление-то матушкой Екатериной народу пожаловано.
«Словно эти слепцы не можем найти дороги, коль проводник у нас невежество. Глупость и упрямство не дают проснуться нашей мудрости, которая дремлет, подобно мёртвым змеям в руках старцев».
Действительно, за слепцами шли старцы, они дыханием пытались отогреть замёрзших змей.
– Эх, мне бы змейку у них выпросить, – Щекочиха завистливо прицокивала.
– На что тебе, старая? Сноху пугать?
– Слыхала, что если мёртвую змею положить под лавку, добро само в избу придёт.
– Чепуха. Добро приходит к тем, у кого чёрные тараканы не переводятся.
– А змея, ежели её в молоке выварить, но не просто так, а при полной луне. Да покрошить сушёных мышей, великую силу имеют. Любую хворобу вылечат.
За повозками следовал осёл, на котором сидел здоровенный детина.
«А это, уважаемая публика, само невежество восседает на упрямом животном. А сопровождают его Лень и Праздность».
Артисты, изображавшие слуг Невежества, набрасывали чёрные сети на зевак под пение:
То же все в учёной роже,
То же всё и в мудрой коже.
Мы полезного желаем
А на вред ученья лаем.
Прочь и аз, и буки,
Прочь все литеры из ряда!
Грамоты, науки
Вышли в мир из ада!
Лучше жить без забот,
Убегать от работ.
Лучше есть, и пить, и спать
Нежели в уме копать.
Трудны к тем хоромам
В горушку подъезды,
В коих астрономы
Пялятся на звёзды.
– Да уж, – соглашались купцы, пятясь к домам. Они спрятались в арку, подальше от чёрных сетей.
Кого-то удавалось поймать и усадить в повозку. Щекочиха попалась. Её со смехом и улюлюканьем усадили на осла, рядом с Невежеством. Проехав несколько шагов, отпустили. Щекочиха вернулась, сожалея, что не выпросила змейки у артистов.
Глава 12
Ну и каков итог? Почти сорок лет педагогической практики и такой вот финал… Николай Арнольдович слабой рукой дотянулся до пульта и тут же болезненно сморщился. Когда Марья Даниловна успела переключить? Цифровой набор почему-то не срабатывал, наверное, села батарейка. Придется листать вручную, пробираясь через вакханалию.
В последнем блоке, который он изредка просматривал, в основном криминальные передачи и псевдонаучный бред. Мужчина остановился на тихом, безмятежном повествовании о нелёгкой судьбе сусликов. Право слово, как хочется стать таким вот сусликом, отдаться мудрости природы. Зимой спать, весной гоняться за самками. Сочная трава, простор. Простор, а не эта темница для одинокого инвалида.
Не получается отвлечься, может посмотреть криминал? Какая юная жертва… Сколько могло быть впереди! Что это – фатум? А вот и рука судьбы в образе молодого человека. Лицо дегенерата. Какое раскаяние? Будто в анабиозе. Как и…
Первая четверть пролетела незаметно. К каждому учебному году Николай Арнольдович готовил новый проект, пытаясь увлечь детей историей. Оторвать от гаджетов. А в это лето ему в голову пришла совершенно уникальная идея, он связался с бывшим выпускником-программистом, который занимался разработкой игр. Договорился с местным отделением географического общества, и на первом же уроке предложил ребятам заняться новым делом. Не всем, разумеется, а лишь тем, кто сумел сохранить ясность взгляда. Ребята поддержали, но первая четверть это и бесчисленные отчёты, времени катастрофически не хватало. Ученики самостоятельно рылись в документах, выуживая крупицы информации. К весне они должны были составить карту кладов региона. И не просто карту, а полное исследование с документальными подтверждениями. А летом исследованиями занялись бы программисты и ребята из туристической фирмы, обещавшие привлечь к разработкам нового маршрута учеников.
Перед каникулами всё рухнуло. Им запретили участвовать в проекте, запретили с какой-то дикой формулировкой. Ребята спорили, хотели идти жаловаться. Зрел ребячий бунт. Администрация школы подключила весь ресурс увещевания и запугивания. В тот день было как-то особенно тяжко. Он возвращался из школы, обдумывая разговор с учениками. Что он мог возразить на справедливые реплики, реплики детей, которым наглядно объяснили, что любая активность должна быть согласована?
– Зачем вообще нужна школа, если она учит не думать, а исполнять, – крикнул в тот день Рома Катушкин.
Николай Арнольдович промолчал. Просто подошёл к вешалке, на которой висело его старенькое пальто, механически просунул руки в рукава, зажал подмышкой кепку и вышел под мелкий, нудный дождь. Дождь этот стирал, скрывал неприличия беспечной роскоши большого города. Занавешивал безумные вывески, приглушал свет фар дорогих автомобилей. Теперь, прикованный к постели, он винит и тот дождь. Николай Арнольдович уже подходил к своему дому, осталось пройти два перекрёстка, зайти в супермаркет. Он хорошо помнит, что постоял на тротуаре, дождался разрешающего сигнала светофора, посмотрел, не едет ли какой лихач и ступил на проезжую часть. Его сбили, когда он почти дошёл. За остановившимися машинами дорогую иномарку, мчавшуюся со скоростью около двухсот километров, видно не было. Последнее, что он помнит – грязный бордюр в нескольких шагах, вдоль которого бежал серый ручей, несущий мусор. И в следующий миг – тьма поглотившая мир…
Тьма отступала неохотно. Сначала появились полоски белого цвета. Эти полоски устроили такую чехарду, что захотелось опять в спасительное небытиё. Но постепенно он привык к переворачивающемуся миру, который гримасничал, давил на грудь, обжигал глаза нетерпимым светом.
Всё, что было позже, он вспоминать особенно не любил. С тех самых пор, как бывший выпускник привёл к нему домой, а Николая Арнольдовича тогда уже бросили в безнадёжность, своего приятеля, успешного невролога, практикующего где-то за границей. И этот заезжий специалист по нервам долго сокрушался, громко объясняя приятелю, насколько абсурдным было лечение. Он возмущенно говорил о том, что все шансы упущены, что лучшее, что можно сделать – нанять хорошего массажиста и обеспечить достойный уход.
– Будто знахарка лечила сушёными лягушками. А ведь можно было сохранить подвижность. Но целая серия беспощадных ошибок…
От этих мыслей можно было убежать только в выдуманный мир, в такие родные иллюзии, вот уже это им не отнять.
Мощёная московская улочка, заполненная народом. Пар от мороза, красные щёки молодок в разноцветных шалях. Суета, радостная толпа.
Пожилая сиделка, нанятая на средства бывших учеников, наконец, оторвалась от кипящих кастрюлек.
– Николай Арнольдович, готовьтесь, будем обедать…
Кровать была пуста.
Глава 13
Общественная организация «Рука помощи» спряталась за вереницей дворов старой части города. Хотя подъезд весьма сносный, даже парковка приличная – десяток машин в ряд.
Сергей оказался спортивным улыбчивым мужчиной лет пятидесяти.
– Антон? – Открытая ладонь для рукопожатия, – присаживайтесь.
Странный кабинет – стен не видно, вместо них стеллажи, забитые папками. Стол, уставленный мониторами, большой экран вместо окна.
– Необычно? Рабочая обстановка цейтнота. У нас обычно жарко, просто утро ещё. Так с какой проблемой пришли?
– Понимаете, ко мне обратилась знакомая отца. Она год назад схоронила супруга, а после его смерти стала получать странные письма с требованиями выплатить долг покойного.
Кислицин рассказывал историю Дарьи Ивановны, а Сергей делал какие-то отметки в блокноте.
– Третий случай уже, насколько нам известно. Но по первым двум расследование не вели. Не обращались к нам, а мы инициативу не проявляем. Первый – пару лет назад и сразу же второй. А потом тишина. Либо затаились, либо до нас информация не дошла. Мы, разумеется, берём это дело. Письма с собой?
– Да, конечно, – Антон потянулся к борсетке.
– Мы будем держать вас в курсе. А хотите поработать с нами? Вы чем занимаетесь?
– Сейчас ничем. Недавно уволился.
– Это хорошо, – прищур серых глаз из-под кустистых бровей.
– Хорошо?
– Ну вы же сами уволились, значит, есть желание что-то изменить.
– А давайте попробуем вместе разобраться с делом Дарьи Ивановны. Мне самому интересно, кто пытается нажиться на старушке.
– Вот и ладненько, сейчас с вами отправлю сотрудника. Он побеседует с женщиной. С вашей рекомендацией это проще. Я попробую пробить реквизиты.
– А как же Подреченск?
– Ложный след. Здесь они, голубчики. Эх, знать бы обстоятельства первых двух историй! Но, возможно, ниточка есть и в Подреченске. Должны же они как-то связываться с вымогателем? Не все сразу понесут деньги в банк. Уведомление, естественно, липовое. Позвоню коллегам в Подреченск, пусть адресок пробьют.
– Интересно. А как здесь искать?
– Это главный вопрос. Кто знает о смерти Николая Васильевича? Близкие – родственники, знакомые; медицинские сотрудники; работники ЗАГСа; пенсионного фонда; сотрудники похоронного агентства.
– Внушительный список.
– И далеко не полный. Начинаем сужать. Записка на могиле. Кто-то знает место захоронения.
– Близкие, ритуальные сотрудники?
– Поэтому нужно поговорить с Дарьей Ивановной. Пока рано делать выводы. Надо поднять сведения о первых случаях, там тоже было кладбище. В первой истории заплатили, а во второй раз, насколько известно, просто игнорировали и вымогатели успокоились.
– Но серия исключает родственников?
– Да, если это не общие знакомые. Надо собирать сведения, суммировать.
Молодой человек с сумкой на плече поджидал Антона на парковке.
– Кирилл, сотрудник «Руки помощи». А вы Антон?
– Да. Едем?
Всю дорогу Кирилл с воодушевлением рассказывал о волонтёрском братстве, о делах, в которых участвовал.
– А кто вы на основной работе?
– Айтишник.
–???
– Ушёл на вольные хлеба, работаю по вызову.
– А как же «Рука помощи»?
– Есть сотрудники на окладе, но остальные работают бесплатно. Понимаешь, Антон, – Кирилл легко перешел на «ты», – сюда приходят не ради интереса, сюда приходят за воздухом. Прости за пафос. Тут у каждого своя история. Свой путь к отдушине.
Дарья Ивановна ждала, даже стол успела накрыть. Оперативно – Антон предупредил отца минут за десять. Уютная квартирка одинокой пожилой женщины, скатерть, воздушные занавески, весёлый кипящий чайничек.
Кирилл непринуждённо завал вопросы, заедая чай пирожками. Антону казалось, он интервьюировал не хуже, разве про похоронное агентство не спросил. Зачем было посылать волонтёра, он бы теперь справился. Странно, но айтишник не записывал ответы. Запоминает что ли?
Когда вышли, Кислицин не удержался, спросил.
– Вот, всегда наготове, – достал маленький диктофон из кармана, – подбросишь?
– И что думаешь? – прорвался мучивший вопрос.
– Рано думать. А ты как с ней знаком?
– Подозреваешь? – Кислицин усмехнулся.
– Это важно, знакомство надо использовать, – совершенно серьезным голосом.
– Знакомая моего отца. Он овдовел, и окрестные женщины стали приходить с просьбами, проблемами.
– Ясно.
– И как это использовать?
– Ты говорил, отец общается со многими женщинами?
– Намекаешь?
– Отнюдь. Просто думаю, хорошо бы спросить, есть ли знакомые в службе «Прощание». Кто-то рекомендует именно эту службу, не первый раз всплывает у нас. Дарья Ивановна не помнит, почему она воспользовалась их услугами. Важно, кто рекомендовал. Останови, совсем забыл, я не к «ангелам».
– Ангелам?
– Да, мы между собой так «Руку помощи» называем. Запись я уже переслал Серёге, а тут меня работа ждёт, – Кирилл кивнул на административные здания.
Но тут зазвонил телефон Кирилла.
– Подожди, – кивнул Антону, что-то внимательно слушая.
– Что у тебя со временем? – Уже Кислицину.
– Есть, а что?
– Новая вводная ангелов. Ребёнок пропал, работа подождёт. Ты с нами?
– Разумеется, возьмёте в коллектив?
– А то, нам приличные люди нужны.
– А с чего ты взял, что я приличный?
– Тоже мне секрет, ты нашей крови. Остальные не стали бы заниматься проблемами чужой старухи.
В коридорах центра было многолюдно, собирались какие-то группы, что-то писали в блокнотиках. Сергей вышел из кабинета и направился в дальний конец коридора.
– В демонстрационный зал, пожалуйста, – крикнул кто-то из организаторов.
Демонстрационный зал напоминал Красный Уголок домоуправления тридцатилетней давности. Те же стулья-лавки, такие же столы, обтянутые сукном и трибуна для ораторов. Даже портреты вождей революции, правда, сложенные в углу. Из дня сегодняшнего только огромный монитор и ноутбук на столе. Волонтёры рассаживались по местам.
– Итак, – произнёс Сергей, включая монитор, – мальчик Симаков Илья, одиннадцать лет. Пропал ориентировочно сутки назад. Отпросился с уроков под предлогом посещения стоматолога, вышел один из школы. С того времени его никто не видел.
– Кто инициировал нашу помощь? – крикнули из зала.
– Полиция просила помочь. Тревогу забила классная руководительница, у них сегодня какая-то проверочная работа, а Илья не пришёл. Учительница позвонила матери, та была уверена, что мальчик в школе.
– Как? Она не заметила, что сына не было ночью?
– Объясняет тем, что вернулась поздно, а утром он самостоятельно уходит. Похоже, педагог её разбудила. К матери отправим Любовь Семёновну. В школу поедет группа Андрея, для них это дело привычное. Отрабатывать контакты ребёнка будет группа Ангелины. Остальные – на расклейку объявлений. Они готовы.
– А где отец мальчика? Что-нибудь известно?
– Официально у него нет отца, но будет ясно после общения с матерью. Надо после отрабатывать родственников. Да, ещё, соцсетями, как всегда, занимается группа Паши.
– Друзья, – обратился к волонтёрам крепкий мужчина, стоявший рядом с Сергеем.
– А это кто?
– Это наш куратор из полиции, – зашептал Кирилл.
– Ребёнок живёт вот здесь, – на экране появился значок, – здесь расположена школа. Обычно он шёл по этой дороге. Здесь находится станция техобслуживания. Мы беседовали с сотрудниками, никто ничего не видел. Здесь сетевой магазин, просматривали камеры, тоже ничего.
– Там есть банкомат. Надо запросить записи.
– Хорошо, дам распоряжение. Здесь пустырь, стройка. Её проверяли в первую очередь. Стоматологию тоже проверили, записи на приём не было.
– Группы, которые будут расклеивать в том районе, продублируйте маршрут, – вмешался руководитель.
– У меня всё. Вопросы есть? – Тишина в ответ, – тогда до связи. И спасибо за помощь.
– Пока не за что. Ребята, расходимся. Старшие группы, постоянные отчёты, как всегда. Координатор сегодня Света. Телефон у всех? Объявления, контакты, фото мальчика – всё готово. Антон, – обратился Сергей к Кислицину, – можно вас?
– Да, конечно.
– Рад, что помогаете. У нас сегодня проблемы с транспортом. Хотел попросить сопровождать Любовь Семёновну, нашего лучшего семейного психолога. Вы свободны?
– Да, рад быть полезным.
– Тогда дам адрес, контакты. Она через полчаса освободится. У меня просьба, Любовь Семёновна уже в возрасте, а в семье может быть всякое. Просто поберегите её… как мужчина.
– Да, я понял.
– Спасибо, Антон, – уже на бегу.
Кто-то сунул в руки листовку – объявление с портретом мальчика. Совсем малыш с огромными светлыми глазами.
Глава 14
Кислицин припарковался у кризисного центра. В ожидании психолога, листал новостную ленту.
– Кавалер, кавалер, – лукавое лицо пожилой женщины заглядывало в окно машины.
– Галантный, – улыбнулась попутчица уже в салоне. Десятки морщинок смеялись, танцуя на лице. – Давайте знакомиться, Любовь Семёновна.
– Антон. Антон Кислицин. Мне очень приятно.
– А уж как мне приятно. В моём возрасте, молодой человек, надо дорожить каждым мгновением с таким кавалером, – даже шляпка кокетливо заиграла полями.
– Едем?
– С ветерком! Что у нас сегодня? Серёженька звонил. Пропал мальчик? Неужели сутки никто даже не вспомнил про одиннадцатилетнего ребёнка?
– Про отца ничего не известно, а мать вернулась поздно. Обычно мальчик самостоятельно уходит в школу. Похоже, где-то гуляла накануне, учительница говорит, что разбудила родительницу.
– Понятно.
Дом Симаковых ничем не отличался от соседей-пятиэтажек, выстроенных в промышленный бум шестидесятых. Такие дома строили предприятия для сотрудников. Типовые малогабаритные квартиры, уютные зелёные дворики, сотни окон, запылённых городской трассой, узкие лестничные пролеты, облезлые подъездные стены. Нужная квартира оказалась незапертой. На приветствие никто не вышел. Симакова, в окружении каких-то женщин, находилась на кухне.
– Дорогие дамы, я – семейный психолог. Приехала, чтобы помочь в поисках Ильи. Мне надо поговорить с мамой, – взяла инициативу в свои руки Любовь Семёновна.
– Ну я мать, – откликнулась сидевшая в самом углу.
Мутный взгляд, спутанные волосы, опухшее лицо – всё выдавало алкоголичку, а не страдающую родительницу.
– Пойдемте в комнату, нам надо побеседовать приватно, – психолог проявила твёрдость.
Симакова дала себя увести. По дороге Любовь Семёновна сделала знак Антону остаться на кухне.
– Налить? – оживилась потрёпанная блондинка, примеряя роль хозяйки.
– Не стоит, – Кислицин не без отвращения присел за липкий стол.
– Не приставай, Юлька. Не видишь что ли – брезгует, – коротко стриженая брюнетка выпустила струйку дыма.
– Я бы чаю выпил.
– Чаю бы он выпил, – хохотнула брюнетка, – ну и иди в чайную.
– Зачем ты так, Кристина? – блондинка явно флиртовала, заваривая чай.
– Удивляюсь я тебе, Юлька. Как увидишь мужика, дура в тебе просыпается. Пойду я, пожалуй.
Уходя, брюнетка прижалась к Антону сильнее, чем требовала теснота кухни. Большая чёрная кружка появилась перед лицом Кислицина. Кружка Ани. Как, как она здесь? Мираж, всего лишь стандартная посуда, просто нервы.
– Юля, вы подруга мамы?
– Лизки? Что-то вроде – соседки мы. Ребятишки у нас в один класс ходят.
– Ваш ребёнок ходит в один класс с Ильёй? У вас сын или дочка?
– Девчонка, Динка. С Ильёй, у Лизки больше детей нет.
– А что вы думаете, куда мог уйти мальчик? Может к отцу?
– К отцу, – развеселилась собеседница, – Лизка сама отца не знает. А уж мальчишка откуда? Одиночки мы.
– А где ваша дочка? Давайте с ней поговорим, может она что-то знает.
– Да пробовала я, молчит, дети сейчас пошли, сами знаете. Сам, поди, папаша.
– Нет, у меня нет детей.
– А семья? – Юля оживилась.
– И семьи нет, – Антон понимал, что лёгкий флирт помог бы ему сейчас, но женщина вызывала отвращение.
– Что так? Молодой, сразу видно, обеспеченный.
– Не сложилось, – лёгкая улыбка, доверительный взгляд, – не пригласите в гости?
– А как же ваша спутница? Старуха-то как?
– Мы ненадолго.
Квартира Юли двумя этажами выше. Та же планировка, но заметно уютнее. Дина сидела за ноутбуком.
– Уделишь мне несколько минут? – Кислицин сел напротив. – Меня зовут Антон. А ты, я знаю, Дина. Мы ищем Илью. Он же твой друг?
Девочка смотрела, не мигая, и молчала.
– Послушай, Дина, Илье может угрожать опасность.
– Отвечай, когда тебя спрашивают, – прикрикнула Юля.
– Не надо кричать. Мы попробуем сами договориться.
– Так я тоже спрашивала – молчит.
Дина выглядела испуганной, прикрыла глаза темными веками в обрамлении густых ресниц и чертила что-то невидимое на столе.
– Можно я сам попробую?
Мать вышла, оставив дверь открытой.
– Дина, девочка, если что-то знаешь, надо сказать.
– Только не говорите маме, – зашептала одними губами, – его мать избила перед побегом, даже щека распухла. Он в школе сказал, что зуб болит, и ушёл.
– Куда, Дина?
– У него крёстная в Колышлевске.
Колышлевск! Не может быть! Кто водит его по замкнутому кругу?
– Адрес знаешь?
Дина отрицательно замотала головой.
– Филька должен знать. Они шептались перед уходом. Вот телефон, – девочка записала на листке, – только не говорите маме.
– Нет. И спасибо – ты молодец, всё сделала правильно.
Юля ждала у входной двери.
– Может, чай, кофе?
– В другой раз обязательно.
– И как вам удалось? Я всё слышала.
– У меня просьба, не говорите Лизе. С этой ситуацией будут разбираться органы опеки. Не усугубляйте, пожалуйста.
Любовь Семёновна поджидала у квартиры Симаковых.
– Ох, кавалер, кавалер, не успели познакомиться, а уже ветреный характер показали!
На обратном пути обменивались информацией. Психолог радовалась появившемуся следу совершенно по-детски, прихлопывая в ладошки. Столько открытого, наивного. Она захотела сама сообщить Сергею, звонила уже по дороге.
– Я давно с «Рукой помощи» сотрудничаю, с момента основания. Не всех удалось найти, а тут сразу удача. Везёт вам! Вот разыщем мальчишку, буду готовить документы в органы опеки. Бездельники, ведь очевидно всё, а семья даже на учёте не стоит.
В демонстрационном зале оживленный гул. Волонтёры что-то обсуждали, суетились, мелькали папки, разноцветные дымящиеся кружки. Вокруг Любовь Семеновны и Антона образовался кружок. Появились блюдца с печеньем, кто-то протягивал кофе.
– Не меня, ангелочки, не меня, кавалер обаял.
Странное, почти забытое ощущение тверди под ногами.
В зал решительно вошел Сергей.
– Прошу не расходиться. С минуты на минуту ждём известий из Колышлевска, – телефон, зажатый в руке, потребовал внимания знакомым рингтоном.
Стало настолько тихо, что Антон услышал весенние переклички птиц за закрытыми окнами.
– Всё, мальчика нашли. Он у крёстной, с ним всё нормально. Спасибо, дорогие. Группу учёта прошу остаться, остальные расходятся по предыдущим делам.
Всё? Так быстро? Уходить не хотелось, мир за стенами пугал. Казалось, что только здесь земля сохранила все свои законы. Заметив приветственный жест Сергея, Антон обрадовался.
– Как вам у нас? – отворяя дверь кабинета.
– Я впечатлён, такая оперативность.
– Вам спасибо, сумели установить контакт с соседкой и девочкой.
– Как-то случайно вышло…
– Ничего случайно не выходит, во всём есть закономерность. Мальчишке повезло, хотя – как знать? Разумеется, семья не останется без внимания опеки, – и через паузу, – теперь. Мы здесь на такое насмотрелись, Антон. И вариантов у мальчишки не так много. Хорошо, если найдутся желающие взять, в исправление матери не верится совсем. Ладно, я по вашему делу, успел кое-что узнать.
– Как быстро! – Антон не переставал удивляться.
– Помните, я говорил о двух известных случаях? По одному нашли информатора. И знаете что интересно? Свидетельство о смерти оформляли в том же ЗАГСе, погребением занималось то же агентство. Чуйка просто кричит – здесь искать надо.
– А от меня что требуется?
– От вас – ещё раз поговорить с Дарьей Ивановной. Пусть вспомнит, по возможности, все подробности общения с ритуальщиками. Хотя в это верится слабо, люди в таком состоянии не способны на адекватную реакцию. Но у некоторых наоборот, они запоминают несвязанные фрагменты, запоминают настолько сильно, что помнят и через десятилетия. Может нам повезёт. А главное, успокойте женщину. Скажите, что не она одна подверглась атаке этих мошенников. Мы обязательно найдем их. И передайте, что её супруг был достойнейшим человеком, пусть перестанет бояться за его репутацию. Успокойте, одним словом.
– Разумеется. Если могу быть чем-то полезен…
– Конечно же, можете. Подключайтесь к нашей работе, если возникнет желание. Мы будем только рады. А на сегодня – отвезите нашу уважаемую Любовь Семёновну домой, если не затруднит.
– С удовольствием.
Психолога нашёл в демонстрационном зале. Она что-то увлечённо рассказывала собравшимся около неё волонтёрам, отхлёбывая из кружки, разрисованной в стилистике детского рисунка.
– Кавалер, присоединяйтесь, меня тут наши девочки-мальчики чаем потчуют. А я им байки про мозг рассказываю. Самое удивительное, независимое существо, которое есть внутри нас. Да-да, независимое – способное нас обмануть, способное вести нас к убийственным поступкам. Это такая вещь в себе. Ох, ребятки, сделаю я для вас лекцию, а то угрожаю-угрожаю, а на сегодня пора откланяться.
– Я отвезу вас, – Антон подал руку.
– Не зря я вас окрестила кавалером, не зря, – Любовь Семёновна засмеялась настолько заразительно, что устоять не было никакой возможности.
Сновидение шестое
Не успели зеваки оправиться от сетей, а Щекочиха вернуться к товаркам, как на горизонте уже новые повозки.
Сбитенщик подошёл к самой обочине, толкая привязанным коробом купцов.
– Ты-то куда, красная морда? Видишь, тут солидные люди стоят, – тщедушный лавочник попробовал устыдить уличного торговца.
– Скажите тоже, вся ваша солидность в барашках в бумажках, коими начальство одариваете. Барашки ваши жирнее, от того и солидность.
– Смотрите-ка, до какой черты обнаглели чумазые. Со всего города на Мясницкую сброд прибыл, – худой лавочник даже на дорогу выскочил, заглядывая в лицо солидному товарищу. Выскочил, и чуть столкнулся с волами, что везли первую повозку. Хорошо приятель за рукав дернул.
А везли такую страшную картину, что толпа стихла.
– Гляди-ка, Щекочиха, это что такое намалевано-то? Баба – не баба, птица – не птица.
– Гарпия это, чудовище такое. Рождается в бурю и утаскивает к себе когтями птичьими, – оборванный молодой человек отделился от стены дома Салтыковых, на которую опирался всё время.
– Ишь ты, гарфия, – удивленно протянула молодка в атласной шубке.
– Ух и дура же ты, не гарфия, а гарпия. А вокруг неё крючки, мешки, вроде как с деньгами, весы зачем-то сломанные.
– Гляди-ка, а гарпия-то эта в крапиве никак водится, так ли?
– Не так, – опять вмешался молодой человек, – греки её придумали.
– А разрисована вроде как в крапиве. Что написано-то?
– «Всеобщая пагуба».
– Надо же…
Из-за картины выскочил лицедей:
– Уважаемая публика, шестое отделение повествует о всеобщей нашей погибели – мздоимстве. Посмотрите, кто служит коварной гарпии. Это, дорогая публика, главные её воины – ябедники.
Вокруг повозки шла толпа людей разных чинов. Угадывались здесь и купцы, и люди служивые, и простой народ: крестьяне и ремесленники. И все они что-то шептали на ухо друг другу, отчаянно жестикулируя.
Солидный купец, стоящий у обочины, спрятал бороду в воротник. Лишь заплывшие глазки косились в сторону худого приятеля. Тот и не видел, открыв рот, смотрел на шествие. А посмотреть было на что! Сначала шли подьячие со знаменами. От ветра трудно было разобрать надпись, что красовалась на них.
– Петруха, Петруха, прочти, у тебя глаз острый.
– «Завтра» писано.
– А что же сие означает?
– А то и означает, когда ни приди за каким делом, тебе до завтра отворот дают. А на следующий день – снова завтра. Так и ходишь.
– Справедливо.
Иные подьячие тащили за собой на длинных шестах с крючьями взяточников всех мастей.
– Гляди-ка, будто рыбу из речки!
– А это, уважаемая публика, – вновь закричал лицедей, – несут свои сети поверенные да сочинители ябед.
Голос ведущего маскарада послужил сигналом. От шествия отделились господа и, изловчившись, стали закидывать сети в толпу зевак. Первыми попали приятели-купцы. Грузный упал, подмяв под себя мелкого. Тот, вероятно, стал задыхаться. В ход пошли кулаки. Народ улюлюкал. Кто-то подбадривал драку криками:
– Задвинь ему посильнее, ишь брюхо-то отъел!
А ловцы не останавливались. Вот уже и сбитенщик барахтался на снегу с какой-то молодкой, и Щекочиху скрутили с вечно пьяным сапожником Ерёмой, до этого молча стоявшим у самого края.
Смех, крик, за возней и позабыли, зачем собрались. Процессия остановилась. Пришлось подьячим возвращаться, распутывать.
Когда стихли, заметили, что у самой обочины стоит оборванный нищий на костылях. Из прорех старого тулупчика пробивалась ветхая холстина рубахи. С костылей свешивались переломанные весы.
– Перед вами Правда. Вот в таком богомерзком виде пребывает она в наши дни. А виной всему сутяги и аферисты, что устроили на нее гонение.
Нищий молча смотрел на притихшую толпу грустным взглядом до тех пор, пока не подоспела группа, изображающая мошенников и среболюбцев. Они набросились на несчастного оборванца и погнали его мешками с надписью «деньги» дальше.
– Вот так и живём, братцы, – сказал кто-то тихо.
Показалась ещё одна повозка. Впереди была устроена огромная корзина с яйцами. В ней сидела толстая баба, наряженная в парчу. Среди яиц были и птенцы-гарпии.
– А это и есть сама Взятка. А за ней сидят приятели Кривосуд-Обиралов и Взятколюб-Обдиралов. Приятели эти всё время только о Взятке и говорят.
Вокруг повозки бегали какие-то вертлявые типы, одетые в чёрное. Они кидали в толпу семена.
– Крапива никак? – Прервал молчание дородный купец, отдышавшись от схватки с товарищем.
– Вроде того, – приятель перетирал щепоть в ладони и даже попробовал на вкус.
– Ишь, пакостники, хорошо – зима.
За повозкой шла толпа нищих с пустыми мешками. Опущенные головы, тяжёлая поступь – жалкое зрелище.
– Пострадавшие что ли? – подала голос Щекочиха.
– Похоже на то. Обобрали сердечных.
Нищие шагали под песню пакостников:
«Есть ли староста бездельник
Так и земский суд.
И совсем они забыли
Про ременный кнут.
Взятки в жизни – красота,
Слаще мёда и сота!
Как же крючкотворец мелит,
Коль на взятки глазом целит.
Так и староста богатый
Сельской насыщаясь платой.
Вот их весь содом.
Крючкотворца жена –
Такая ж сатана.
От такой наседки
Таковые детки!
С сими тварьми одинаки
Батраки их и собаки.
Весь таков их дом».
Процессия давно скрылась, а толпа молча стояла, будто оглушённая.
Глава 15
– Валерий Васильевич, примите мои соболезнования.
– Крепитесь.
Откуда столько крови? Реки крови… Следы уходящей жизни. Да, это не кровь, это цветы. Как их много, удушающий запах талой земли и этих цветов. А их всё несут. Стасик, мой славный Стасик, долгожданный сын пожилого отца. И как я теперь буду жить, дышать без тебя? Что? Поминки? Это где все едят, пьют, забывая про повод? Небо серым саваном. Неужели после всего весна осмелиться? На Наташу смотреть страшно. И хоть последние два года жили врозь, между ними не прерывалась ниточка, их Стасик. Он даже смирился с присутствием в жизни сына «дяди Кости». Недолюбливал, конечно, да что там недолюбливал, тайно ненавидел. А сейчас даже благодарен, сила в нём. Где ещё Наташе силы набраться, чтобы учиться жить заново?
Как ему хотелось, чтобы эти люди исчезли хоть ненадолго, оставили их с Наташей наедине со своим горем. Может тогда он нашёл слова, хотя бы попытался объяснить… Ей, не себе.
Он все-таки вспомнил – в тот день шёл дождь. Даже странно, что запомнил. Последние несколько лет он не замечал погоды, как и смены времен года. Из автомобиля в кабинет с климат-контролем. А дом, что дом? Без Наташи это просто богатая ночлежка. Но в тот день точно был дождь, первый осенний – нудный, слякотный. Он помнит, что стоял у окна, смотрел как набухшие, тронутые тленом листья устилали поредевшую, сиротливую клумбу. И вспомнил, как захотелось в тот миг бросить всё, уехать к Наташе, попробовать вернуть, пусть даже ценой свободы. Купить недолгое время безмятежности этой самой свободой, а дальше будь что будет! Он даже позвонил тогда Наташе, набрал номер и затих, представляя, как тонкая кисть тянется к телефону. Он вспомнил напряжение между гудками, ожидая звучания чуть хрипловатого голоса.