Сегодня водитель не довёз меня до ворот школы, из-за длинной пробки на центральной улице. Я добралась до учебного заведения пешком, заодно осмотрела окрестности.
– Ты забыла его у меня, – послышался голос Агаты.
Обернувшись, я увидела его. Он шёл со стороны школьной стоянки. У него в руках был мой рюкзак. На Агате были серые брюки в крупную клетку, чёрные туфли, бежевая рубашка, под цвет плаща, который идеально вписывался в его сегодняшний образ. Две пуговицы сверху на рубашке были расстёгнуты, там висели квадратные чёрные очки. Они добавляли в имидж Агаты некую изюминку.
– Спасибо, но сегодня я сдаю экзамен.
– Удачи.
– Себе лучше пожелай, – я открыла рюкзак, чтобы достать паспорт.
Несколько секунд поисков не привели к нужному результату. Я открыла все отделы и высыпала вещи, которые были в рюкзаке, но моего паспорта там не оказалось.
– Что-то случилось? – Агата сел на корточки.
– Паспорт… Без него меня не допустят к экзаменам.
– Он у Цуруги в сейфе.
– Где?
– На работе.
– Как туда добраться?
– На машине, через полтора часа, пробки повсюду.
– Экзамен начнётся, через 50 минут.
– Без паники, пошли за мной, – Агата протянул мне правую руку, на которой был серебряный браслет от "Louis Vuitton".
Я не хотела идти с ним, но безвыходная ситуация вынудила меня, пойти на этот необдуманный шаг.
С центральной улицы мы свернули в узкий проулок. С обеих сторон были старые здания, с потрёпанными вывесками. Ржавый шифер с мохом придавал этим строениям мрачный, но эстетичный вид. Эти заведения были закрыты, по всей видимости, они открывались ночью или с заходом солнца.
Возле небольшого домика с разбитым окном, стояла детская коляска, которую переделали в передвижную клумбу для цветов. Земля, где росли розы, была сырой, значит, в этом районе ещё есть жизнь. Или кто-то просто приходит сюда, чтобы ухаживать за этим домиком и цветами.
Атмосфера этого места была пропитана ностальгией двадцатых веков. Когда всё было натуральным без искусственных понтов.
Пройдя несколько таких небольших проулков, мы остановились возле красной двери с большим глазком посередине. Агата постучал три раза, и дверь открылась, за ней стоял высокий мужчина с битой в руках. Из внутреннего кармана Агата достал пластиковую карту, золотого цвета. Мужчина приложил ее к датчику, прозвучал короткий сигнал, нас пропустили вовнутрь здания. Спустившись вниз по старым бетонным порожкам, мы попали в подпольное казино. Игровые автоматы были отключены, но красный и синий цвет подсвечивали игровой зал.
Пройдя это место, мы оказались в другой комнате с фиолетовым освещением на потолке и зелёным на полу. Здесь не было мебели, это пустой зал, который ещё не достроен.
Дальше был узкий коридор, Агата шёл вперёди, я плелась за ним. У меня было не хорошее предчувствие. Наверное, потому что, я запуталась. В этом подземелье много коридоров, неоновых комнат с игровыми автоматами и казино. Они похожи друг на друга, это мешало сосредоточиться и найти обратный путь к выходу.
Если бы Агата, сказал мне вернуться назад самостоятельно, то это было бы обречено на неудачу.
Мы спустились ещё на десять порожков вниз. Перед нами была железная дверь, с надписью "ПОСТОРОННИМ ВХОДА НЕТ". Агата ударил по ней кулаком несколько раз. Замок щёлкнул, из-за двери показался силуэт худощавого парня. Он зажёг белый свет, и посмотрел на меня. Я спряталась за спину Агаты.
– Кишо, подбрось нас до офиса Тацудзавы – сана, нам срочно надо.
– Без проблем, – ответил парень.
Его голос был низкий, но не грубый. Он выключил свой компьютер, взял со спинки стула чёрную кожаную куртку, погасив свет, мы втроём снова пошли по этим мрачным коридорам. На парне были рваные джинсы, чёрные сапоги на шнурках. Руки Кишо, до кисти были в цветных ирэдзуми. Стрижка мужское карэ покрашено в белый цвет от корня.
Нижняя губа была проколота, на правой щеке под глазом, виднелся небольшой шрам, который парень прикрывал волосами.
Снаружи, Кишо надел куртку и застегнул её.
– Господа, подождите пару минут, – с этими словами он куда-то ушёл.
Агата засунул руки в карманы и смотрел на белый забор.
Через пару минут послышался шум мотора, из-за угла выехал Кишо на красном скутере.
– Занимайте места, согласно купленным билетам, – крикнул парень.
– Шлема только два? – Агата обернулся назад.
– Конечно. Девочка садится за мной, а ты назад.
– Твой драндулет, троих выдержит?
– Права мои, дорогу показываешь ты, едем по её делу. Хочешь или не хочешь, ехать втроём придётся.
– Понял.
Агата взял в руки шлем и надел его мне на голову.
– Удобно? – Он застегнул застёжку.
– Нет, – недовольно сказала я.
– Потерпишь, – Агата надменно усмехнулся.
Я села за Кишо, он посмотрел на меня, через своё плечо.
– Руками меня не обнимай, мне это не нравится, – он дёрнул носом.
– Это дочь Цуруги, – Агата сел сзади меня.
– Дочь?! Тогда, ты этого не слышала. Окей?
– Благодарю, – я положила свои руки ему на пояс.
Кишо завёл мотор, сзади меня обвили руки Агаты. Я вздохнула и напряглась.
– Мы ещё не договорили, – тихо сказал он, наклонив голову к моему уху.
– Нам не о чем говорить.
– Ты игнорируешь меня.
– Тебе это не нравится?
– Я в бешенстве.
Агата сильнее сжал мою талию, я рефлекторно повторила движение своими руками.
– Вы там потише, я же за рулём, – усмехнулся Кишо.
Я расслабила свои руки, но от Агаты не получила ответного действия.
– Мне нужна ещё одна встреча, – сказал Агата.
– Я всё сказала.
– Нет, не всё. Думаешь, я от тебя отстану?
– Оставь меня в покое, я больше не хочу ничего о тебе знать.
– Не надо так со мной разговаривать.
– А как? Что тебе ещё нужно? Меня не интересуют твоё существование.
– Если бы у меня не было к тебе такой тяги, то я бы…
– Одни угрозы, – я подкатила глаза.
– После школы, я буду ждать тебя.
Его предложение осталось без моего ответа. Агату, явно, это разозлило ещё больше. Я почувствовала это по гневному дыханию Агаты, в мою шею.
Скутер внезапно остановился, Кишо пробовал завести его, но ничего не получалось.
– Что опять не так!? – Рявкнул Агата.
– Не заводится.
– Делай что – нибудь, мы опаздываем.
– Скутер нужно толкнуть.
– Куда?!
– Видишь, – Кишо поднял правую руку, и указательным пальцем показал на дорогу. – Там горка, если подтолкнуть, то он заведётся.
– Уверен?
– Конечно, не в первый раз.
Агата принялся толкать, Кишо заводил мотор.
– Долго ещё?
– Всё! Прыгай, сейчас погоняем, – радостно произнёс парень.
Мы ехали быстро, периодически, я смотрела на руку Кишо, где были часы.
– Это что, кэйсацу? – Агата обратился к парню.
– Возможно, но я не нарушаю закон, у нас скорость соответствует норме.
– Какая скорость! На этом скутере только два места! – Агата начал нервничать.
– Мимо копов поедем? – Предложил Кишо.
– Поздно, они нас заметили, – вздохнул Агата. – Останавливайся.
– Не получается, чёрт!
– Ты сейчас решил с сацу поиграть? У нас и так проблем достаточно, оставливай свой дурацкий скутер.
– Да, чёрт! Не могу!
– Почему?!
– Тормоза не работают.
– Ты офигел? Хочешь, чтобы все разбились?!
– Агата, я не знаю, это возможно произошло из-за веса. Скутер рассчитан на 120 килограмм.
– Ты раньше это мог сказать?!
– Пытался, но ты давил на меня.
– Давил? Это приказ старшего, дурак!
– Мы остановимся, когда дорога будет ровная, сейчас этого не случится.
– Что же это такое! Тебе хоть что-то можно доверить? Всё делаешь не так! Что за мужик?! Тебе только по кнопкам тюкать, – Агата ударил Кишо по плечу.
Из полицейской машины вышел мужчина в форме и поднял руку, показывая, что нам нужно остановиться.
Мы проехали мимо них так быстро, что полицейский не успел сообразить и убрать чёрно-белую палку.
– Зараза, опять попали! – Нервно сказал Агата.
– Не в первый же раз, – Кишо хотел пошутить, но у него это не вышло.
Два полицейских сели в свою машину, включили сирену и поехали за нами.
– Граждане, просим вас остановиться, вы нарушаете, – сказал полицейский в кепке. – Вы меня слышите?!
– Начальник, у нас тормоза не работают, – ответил Кишо.
– Тормозите ногами, у вас это должно получиться, – повторил мужчина.
– Будет сделано, – ответил Агата.
Нам удалось остановить скутер. Полицейские вышли из автомобиля, и подошли к Кишо.
– Документы предоставить не желаете?
– Конечно, – парень достал из внутреннего кармана куртки бумаги, и протянул их полицейскому.
– Так, – задумчиво произнёс тот. – Всё хорошо, но почему отец без шлема?
– Отец?! – Глаза Агаты наполнились гневом, он раздул свои ноздри.
– Господин полицейский, это наш друг, – Кишо начал неловко оправдываться.
– А она? – Мужчина указал на меня.
– Эта девочка спешит, она забыла
паспорт, а сегодня в школе экзамен, без паспорта никак. Отпустите нас, господин, – Кишо поклонился.
– Это ваш первый раз по нарушению, но в следующий раз, надевайте шлемы. Можете ехать за паспортом.
Он отдал документы Кишо и пожелал удачного пути. Парень завёл скутер.
– Судзуки, это же были те самые бандиты из «Тацуги – ацу». Ты их не узнал? – Высокий полицейский обратился к своему сослуживцу.
– Якудза!?
– Именно!
– Эй! Стойте! Исикава, вызывай наших. Их нужно брать.
– Прости начальник, надо было раньше думать, – Агата задрал левый рукав своего пальто.
– Успокойся, с ними связываться себе дороже, – Исикава похлопал по плечу Судзуки.
Мы проехали два квартала и остановились возле здания. Это был офис Цуруги.
– Девятый этаж, дверь с номером 223, – Агата закурил.
Добравшись до двери, нажав на ручку, сделав шаг вперёд, подняв глаза, я увидела много мужчин в чёрных костюмах. Все они направили на меня свои пистолеты.
Мне было страшно, но я продолжила шагать вперёд.
Цуруги стоял с поднятыми руками, перед мужчиной в белом пиджаке.
Я подошла к отцу, и внимательно изучала внешность бандита с оружием.
Его лицо выражало гнев, глаза пустые, в них была тьма, они были разного цвета. Прожигающий лисий взгляд падал тяжело и оставлял осадок. Соболиные брови были нахмурены и создавали глубокую межбровную морщину. Длинный заострённый нос идеально вписывался с его пухлыми ало-красными губами, с ярким контуром.
– Папа, мне нужен мой паспорт. Сегодня в школе экзамен.
Страх наполнил моё тело, я стиснула зубы, но из левого глаза на чёрный паркет упала слеза, не коснувшись моей щеки, она словно по воздуху соскользнула с моих ресниц.
Цуруги аккуратно повернул шею в мою сторону и неспешно опустил свой взгляд.
– Папа, если хочешь, я останусь с тобой, только, пожалуйста, не исчезай, как мама, – я крепко обняла его за пояс.
– Дети, это цветы жизни, – твёрдо произнёс мужчина, и спрятал свой пистолет. – Скажи спасибо своей дочери, она спасла тебя от пули, – бандит подал знак своим головорезам.
Они убрали оружие, и ушли из кабинета. – У тебя необычная дочь, – мужчина хлопнул дверью.
Как всегда, сознание возвращалось ко мне понемногу, начиная с уголков глаз. Сначала уголком правого глаза я различила открытое окно в мою комнату, а уголком левого – чёрный торшер на столе. Потом зоны прозрения начали медленно сходиться.
Закрывшись в душевой кабине, я включила горячую воду. Она прошла сквозь меня, капли кипятка, словно острое лезвие, обрезали мои плечи.
Приняв удобную позу, я вспомнила Агату. Вчера, возле школы. Он ждал меня, но его надежды не оправдались. Я гордо прошла мимо автомобиля, Агата просигналил мне, но я не обернулась.
Когда переступаешь черту середины, ты оказываешься на другой стороне. И не знаешь, либо ты ближе к финишу, либо к смерти.
Надев чистое бельё, я высушила волосы. Сегодня был выходной, я не спешила в школу. Надев красные спортивные штаны и белую футболку от "Lacoste", я вышла из своей комнаты. Казуро не было дома, Цуруги отпустил его.
– Доброе утро, – скромно произнесла я.
Спустившись в гостиную, передо мной стоял Цуруги. На нём был чёрный спортивный костюм "Adidas" и белые кроссовки от "PUMA".
– Доброе. Завтракать будешь?
– Нет.
– Тогда, поехали.
Цуруги взял сумку "Nike", повесил её через плечо. Мы вышли во двор, он выгнал машину из гаража и приказал мне сесть вперёд. Нажав кнопку на пульте, ворота открылись. Цуруги повернул руль вправо.
– Почему ты не сказала мне, что хочешь больше знать о ирэдзуми?
– Тебе Казуро рассказал?
– Да. Так почему?
– Не знаю.
– В следующий раз, спрашивай меня. Договорились, дочь, – последнее слово из уст Цуруги вышло скованно. Он почесал левую бровь и посмотрел на мои пальцы.
– Угу, – я кивнула.
По его взгляду было понятно, что он ждёт продолжение, после моего полунемого ответа.
Я сжала губы и стиснула зубы, внутри меня была неуверенность.
Возможно, из-за взгляда Цуруги или
потому что, я не выспалась. Проснуться с чувством тревоги, перемешанным с нервозностью – худшее, что можно представить.
– Приехали, – Цуруги расстегнул ремень безопасности, и вышел из салона.
Перед моими глазами было двухэтажное здание ограждённое белым железным забором, чем-то похожее на больницу. На всех окнах висели чёрные жалюзи. Возле здания был асфальт, на стоянке было около двадцати автомобилей. Каждое место пронумеровано. Цуруги нажал на
ручку двери, и вошёл, я следовала за ним.
В помещении горел белый свет, на полу было накидано много мужской обуви, на вешалках висели куртки и пиджаки.
Цуруги снял свои кроссовки, я повторила его действие, аккуратно поставив кеды, я снова зашагала за ним.
– И носки, – басом произнёс Цуруги, не оборачиваясь в мою сторону.
– Как скажешь, – я пожала плечами.
Сняв ярко-лимонные носки, с принтом уточки, я тщательно заложила их в кеды. Отряхнув коленки, я подбежала к Цуруги.
– Дальше сама. Третья дверь направо, поняла?
– Угу, – я кивнула.
За ней были слышны мужские голоса, я повернула ручку вправо, и широко открыла дверь.
Это был спортивный зал, большая комната с тренажёрами и прочим спортивным инвентарём.
– Ты кто такая?!
Ко мне подошёл молодой парень, на вид 25-28 лет. Чёрные волосы, с длинной чёлкой, завязанной на затылке. На его правом плече лежало салатовое полотенце.
– Айко, – чётко выдала я.
– Откуда?!
– Из России.
– Откуда, откуда?! – Он начал ухмыляться.
– Глухой или тупой? Страну на половину глобуса не знаешь?
– Пацаны, она прикалывается?! Ты нарываешься?!
– В данной ситуации, нарываешься, ты.
– Эта мелкая ещё и угрожает! А, ну, иди сюда.
Он протянул свои руки ко мне, я нагнулась и пробежала под ними.
– Догони, долдон.
– Что за?! Говори на японском!
– А ты меня поймай, – я показала ему язык, и покрутила ладонями у висков.
– Пацаны, ловите эту гадюку!
– Тупые оболтусы, – я снова говорила на русском.
Действия этих долдонов были нелепые, они никак не могли меня поймать.
– Вы уже пять минут за ней гоняетесь!
– Мубо, она же вёрткая, как змея!
– Поймать! Вас 40, а она одна!
Возле выхода стоял парень с красной повязкой на лбу.
– Опа! Попалась!
– Улыбнись!
– Не понял?!
Достав из кармана фонарик, я включила его и направила свет, в глаза этому балбесу.
– Ха-ха! Приятно?!
Он схватился за глаза и упал на колени.
– Малявка!
– Что за шум? Почему все столпились?
Цуруги переступил порог в зал.
– Цуруги – сан, эта гадюка издевается над нами. Как она проникла сюда?! – Нервно сказал Мубо.
– Во-первых, то, как она проникла, должен знать, ты. Ведь ты командуешь всем залом. Во-вторых, семнадцатилетняя девочка смогла обидеть парней, которым уже давно за двадцать лет, а некоторым тридцать с хвостиком. В-третьих, эта гадюка, моя дочь. – Цуруги улыбнулся, и подтянул меня к себе.
– Дочь?..
Мубо внимательно изучил моё лицо.
– Она самая, красивая, да? – Цуруги поправил прядь моих волос.
– Извините, Айко – сан, – Мубо низко поклонился. Подав жест рукой, все остальные сделали то же самое. – Цуруги – сан, прошу простить меня за такое поведение. Извините!
– Все за мной, в главный зал. Быстро! – Рявкнул Цуруги.
От его речи мои плечи вздрогнули, а в животе появилось неприятное ощущение тяжести.
Цуруги завёл меня на небольшую трибуну. Все мужчины встали на свои места. Их было больше ста человек. На лицо все как братья. У некоторых покрашен волос, они и отличались от этих одинаковых японцев.
На всех были надеты белые куртки, сзади логотип клана "Тацуги – ацу", красный цветок сакуры, с чёрным очертанием по краям.
– Товарищи, не так давно, я нашёл свою дочь. Поэтому, я хочу, чтобы все из нашего клана знали о ней. Её зовут Айко Тацудзава, год рождения – двухтысячный. По Китайскому гороскопу – это год белого Дракона
Теперь все вы, принадлежите не только мне, но и ей.
После речи Цуруги, все мужчины встали на правое колено, убрали за спину левую руку и склонили головы.
– Снимайте куртки и становитесь на трибуну, по десять человек. Мубо, рассортируй всех по ирэдзуми.
– Хорошо, господин, – он поклонился.
– Начинаем с тебя, – Цуруги потёр руки.
– С радостью, – Мубо дерзко бросил куртку на пол. – Ягу, Рэго, Собэ, Хицурэ – слева, остальные справа.
Цуруги подвёл меня к первому парню, который стоял справа от ступенек.
– Мубо, твой шаг, – Цуруги положил руки в карманы.
– Считается, что искусство нанесения на тело татуировок, имеет на Японских островах давнюю, многотысячелетнюю традицию. Сведения о татуировках на человеческой коже, зафиксированы в первых японских литературных источниках, в том числе и в сборнике японских мифологических сказаний «Кодзики» («Записи о деяниях древности»), составленном, как считается, в восьмом веке нашей эры.
Основываясь на древних преданиях, японцы уверены, что начало традиции татуировать тело положил легендарный император страны Ямато
Дзимму (правил, согласно японским воззрениям в 660 – 585 гг. до н.э., в действительности, в период Кофун), который сумел покорить сердце прекрасной царицы, своей будущей жены, великолепными картинами на своей коже. После этого, в память об этом событии, многие влюбленные также стали делать себе татуировки, накалывая имена своих возлюбленных с дополнением иероглифа «иноти» («жизнь»), что должно было символизировать любовь до последнего вздоха.
Если оставить без внимания легенду об императоре Дзимму, по вопросу происхождения традиции татуировки тела в Японии существуют две основные версии. По одной из них, эта традиция, как и многое другое, пришла из Китая, где возникла намного раньше. В частности, известно, что приняв буддизм, японские верующие, видимо, так же как и их китайские единоверцы, наносили на кожу буддийские молитвы и изображения Будды и других божеств охранителей. Но, скорее всего, эта традиция намногоболее древняя, не имеющая ничего общего с китайским заимствованием.
Она могла быть принесена на Японские острова кочевыми племенами с континента – одними из предков современных японцев (сейчас известно, что кочевники Евразии украшали свое тело татуировками), а также имело местную почву. Коренное население Японии – айны, частично ассимилированное, но большей частью истребленное и оттесненное к северу, по некоторым данным, имело связь с Полинезией, откуда, как считают некоторые исследователи, приплыли предки айнов. Значит и традиция нанесения рисунков на тело и лицо могла быть у них схожей с полинезийцами.
Известно, что японцы заимствовали многие аспекты культуры у своих островных предшественников. Китайское влияние могло, в этом случае, сказаться только в выборе мотивов – переход от абстрактных символов и узоров к живописным полотнам в потрясающем дальневосточном стиле, характерном для росписей дворцовых ваз и вышивки на пышных придворных одеяниях. Однако по силе воздействия китайские прототипы значительно уступают японским, так как сказываются различия в мировоззрении двух народов.
Для китайца татуировка это красивый памятный рисунок, как правило, не несущий дополнительной функции, а для японца татуировки с божествами – это чаще всего оберег, и её носитель не только пользуется покровительством изображенного растения или животного, но и приобретает его отдельные положительные свойства – в этом заключаются остаточные признаки шаманизма, присущие традиционной религии японцев – синто. Китаец делает маленькую аккуратную татуировку – символ на выбранном месте, японец старается покрыть ею как можно большее пространство тела. До нашего времени сохранились многочисленные терракотовые статуэтки ханива, устанавливаемые на могильных курганах в ранние периоды истории Японии (период Кофун, 37 вв. н.э.), среди которых с пятого в. н.э. часто встречаются изображения людей, на лица и руки которых нанесены узоры. Учитывая примитивно – обыденный характер этого стиля искусства, скорее всего, это отражало действительность, и тела древних японцев покрывали татуировки.
Подтверждением этого служит древняя китайская хроника Саньгочжи («Записи о Трёх царствах») (прибл. 4-5 вв. н.э.), в которой говорится, что мужчины государства Яматай (так китайцы именовали древнеяпонское гос-во), носили на теле и лице татуировки, указывающие на их социальное положение.
Сохранились сведения, что после завершения построения классового общества и вступления Японии в фазу раннего Средневековья (6-7 веках н.э.), татуировка теряет первоначальное значение сословной эмблемы, и приобретает негативный смысл. Отныне её используют только как указание на определенную профессию, считавшуюся по буддийским воззрениям достойной презрения – палача, мясника, могильщика и некоторых других.
Например, мясникам делали на предплечье знак в форме креста или линии. Также, в принудительном порядке, таким образом, клеймили преступников на лбу им выкалывали иероглиф «собака», а на плечах ставили круги. Обладатель подобного позорного клейма ставился в Японии того времени, с её четким разделением на духовенство, военное сословие и крестьян – общинников, вынужденным изгоем, не вписывающимся ни в одну из этих социальных групп.
Человек, таким образом, ставился вне закона, и его существование висело на волоске. Единственным выходом было избавление от позорных меток. Поэтому поверх клейма старались наносить дополнительные маскирующие линии, и поэтому, существует мнение, что от подобного способа избавления от позорной татуировки и ведет свое дальнейшее развитие этот вид искусства.
Но, как известно, вкусы и моды с течением времени изменяются, и то, что вчера считалось предосудительным и позорящим, становится престижной новинкой.
Такое случилось и с татуировкой – она перешла из сферы унижающего наказания в сферу высоких чувств. Жестокая прагматичная эпоха Хэйдзё сменилась галантной, изысканной эпохой Хэйан. Утонченная придворная аристократия этого периода, видимо, переосмыслила значение татуировки, воспринимая теперь её как эмблему «раба любви», распространив эту моду на другие сословия.
Влюбленные стали, как это говорилось во введении, наносить на тело несмываемые знаки своей вечной любви и преданности. В этот же период начинают появляться татуировки религиозного содержания – буддисты в своем религиозном рвении также старались навечно запечатлеть на своем теле символы их веры, стремясь получить дополнительную поддержку со стороны Будды и наиболее почитаемых святых.
Чаще всего они изображали богиню милосердия Каннон, но встречались и довольно сложные композиции на религиозные темы, там могли присутствовать изображения легендарных царей и божеств – охранителей (подобных тем, что и доныне изображаются при входе в храмы или на воротах старинных домов), которые должны были отпугивать от человека злых духов.
После многовекового хаоса, в который Японию ввергли непрекращающиеся кровопролитные войны самурайских кланов, крестьянские восстания и монашеские бунты, наступила эпоха военных диктаторов – сёгунов, стремившихся, во имя сохранения своей власти, обеспечить строгий контроль над всеми сословиями, и регламентировать все сферы деятельности подданных. Для каждого сословия были разработаны четкие предписания, касающиеся внешнего вида, места жительства, способов поведения, повинностей и досуга. Любое отклонение от инструкций жестоко каралось. Так как татуировка – ирэдзуми не укладывалась в регламент, на неё был наложен формальный запрет.
Но именно на этот период, известный под названием эпоха Эдо, который характеризуется попыткой властей Японии отгородиться от внешнего влияния и обеспечить строгий контроль над своими подданными, начинается и период расцвета ирэдзуми.
Не имея возможности противостоять тяжелому давлению со стороны властителей, японцы, хотя бы, таким образом, старались выразить свой протест попытке вогнать их узкие, обезличивающие рамки. Уже к концу 17 века низшие слои японского общества актеры, пожарные, торговцы, профессиональные игроки, гейши, якудза и др. украшали свои тела татуировками, но, страшась наказания за этот проступок, скрывали их под одеждой. И поныне, японская татуировка оставляет открытые части тела свободными от рисунка – в этом и заключается её особенность.
Остановимся на некоторых представителях социальных групп этого времени. Пожарным периода Эдо часто приходилось работать обнаженными, так как была велика опасность возгорания одежды, которая была не приспособлена к защите от огня. Прилюдное обнажение тела в Японии считалось неприличным, и, дабы формально оставаться полностью одетым, пожарные «одевали» свое тело в сплошную татуировку.
К тому же, учитывая охранительный характер татуировки, следует думать, что сюжетом тату были небесные покровители, относящиеся к водной стихии. В каждой пожарной команде были свои сюжеты, по которым пожарных можно было отличать друг от друга. Примеру пожарных последовали люди, которым по сфере их деятельности также приходилось обнажаться. Так, например, торговцы морепродуктами украшали себя изображением морских обитателей, чаще всего рыб, а проститутки – изображением крабов (символ ловкости и цепкости).
Гейши не имели права выходить замуж, но могли иметь постоянного партнера, которому дарили свою любовь. Известно, что гейши иногда покрывали свое тело изысканными узорами, имитирующими узоры праздничного кимоно, что позволяло им демонстрировать свое обнаженное прекрасное тело возлюбленному, не опасаясь запрета полного обнажения перед мужчиной.
Если между мужчиной и гейшей вспыхивали истинные чувства, они могли сделать татуировки в виде родинок на кистях рук, которые в момент соприкосновения их рук, прикрывались большими пальцами. Возможно, тогда же возникла традиция накалывать имена любимых в сочетании с иероглифом «иноти» что можно интерпретировать как «Ты моя любовь и судьба навеки!»
Для якудза татуировки служили опознавательным знаком, по которым они узнавали друг друга, а также предупреждали других о необходимости держаться от них подальше, чтобы сохранить жизнь или здоровье. Любители азартных игр накалывали символы своего ремесла карты и кости «на удачу», также взывая к божествам, покровителям игр, и к духам судьбы.
Во второй половине 18 века ирэдзуми стали настолько популярны среди различных слоев японского общества, что правительству пришлось снять запрет на ношение татуировок. Росту популярности, в немалой степени способствовали актеры театра кабуки, которые изображали благородных воинов, чьи тела, для лучшей передачи особенностей их характеров и зрелищности, были покрыты яркими татуировками. Актеры, стараясь добиться индивидуальности и бросая вызов запретам, делали татуировки и открыто их демонстрировали. Знаменитый на всю Японию актер Накамура Утаэмон 4, по всеобщему мнению, имел самую великолепную татуировку.
Аристократические круги охотно подхватили моду, подражая театральным кумирам и знаменитым куртизанкам, а вслед за ними эта мода охватила и представителей богатого купеческого сословия, зарождающейся буржуазии, старавшейся во всем подражать благородному сословию. Тем не менее, со второй половины 19 в., когда
Япония перестала быть закрытой страной, и предпринималась попытка приобщить её к европейской культуре и образу жизни, правительство вновь ввело запрет на татуировки.
По мнению правительства, облик татуированных японцев должен был шокировать иностранцев и вызвать их пренебрежение варварскому облику местных жителей. Но иностранцы не были шокированы увиденным, наоборот, искусные и экзотические рисунки, на которых были изображены японские демоны и тату с изображениями героев, привели их в совершенный восторг. Многие из них захотели увезти с собой памятный знак о пребывании в Японии, и поэтому у местных мастеров не было отбоя от европейских заказчиков.
Даже такие высокопоставленные гости, какими были будущий король Англии Георг пятый, и будущий российский император Николай второй, сделали себе татуировки у знаменитых мастеров, немало удивив японское аристократическое общество. Несмотря на растущую популярность японского искусства татуировки во всем мире, у себя на родине, когда та вступила в череду военных конфликтов, это древнее искусство начало постепенно приходить в упадок – японцам было не до него, так как нация была поглощена идеей завоевательных походов и господством над Тихоокеанским бассейном.
Только после поражения во Второй мировой войне, восстанавливая утраченное, вспомнили и об искусстве татуировки. Но, тем не менее, года забвения и запретов сильно сказались на качестве изображений – некоторые секреты старых мастеров были безвозвратно утеряны – им было просто некому передать свое мастерство. Однако, не смотря на это, постепенно искусство японской татуировки начало возрождаться, и часто, не только в Японии, хотя для создания великолепных татуировок в японском стиле используются современные технологии.
Сами японцы условно делят почти все татуировки на два вида:
Первая разновидность, называемая «ирэдзуми», что буквально переводится как «впрыскивание туши» («ирэ» впрыскивать, «дзуми» тушь), происходит из криминальной среды, когда преступники, скрывая позорные метки, принудительно сделанные им в местах заключения, создавали поверх них маскирующий рисунок.
Вторая разновидность – мужская татуировка «гаман», служила для демонстрации высоких качеств человека или об его попытке, благодаря положительной и охранительной символике, достигнуть этих качеств. Тем не менее, учитывая довольно жестокие способы нанесения татуировки, уже её наличие характеризовало её носителя как решительного и выносливого человека, способного противостоять сильной боли.
Кроме этих двух мужских разновидностей татуировки, наносимых тушью и красками, существует отдельная женская разновидность тату, называемая «какуси – боро». Она выполнялась путем втирания в разрезы, наносимые хори (татуировщиком) на нежной женской коже, рисовой пудры. После заживления, рисунок был практически незаметен, и становился видимым только в момент возбуждения организма – во время купания в горячей воде, при употреблении сакэ или во время интимного сближения.
Изображения обычно символизировали о нежной привязанности к возлюбленному, но иногда, исходя из того, что рисунок был невидим в обычной обстановке, он мог иметь весьма фривольный характер (был эротическим или даже порнографическим). Сами же мастера – татуировщики чаще используют для своего искусства другой термин -«хоримоно», которым обозначается тонкая резьба, искусство ваяния или изящная гравировка. Таким образом они пытаются подчеркнуть, что они создают шедевры, вполне сравнимые с теми, что создаются скульпторами, резчиками по дереву, живописцами и художниками – граверами.