Геннадий Олейник
Вы его видели, но не заметили
София еще раз посмотрела на меня и одарила той же дежурной вежливой улыбкой, которую использовала, когда не хотела грубить собеседнику. Так и не ответив мне, она перешла к следующему постояльцу.
После обеда к Ватикану подъехала грузовая машина. Внутри меня ждали мужики из другого филиала. Вместе с ними раз в неделю я ездил на ферму в ближайшую к городу деревню, где вместе мы помогали по хозяйству в обмен на продовольствие.
– Как-то поздновато едем в этот раз! – заметил я, когда мы уже тряслись по разбитой дороге. Благо ехать было недолго.
– Позвонили с фермы, сказали, что сегодня мы им не нужны. В понедельник, если сможем, подъедем. У них прорвало трубы, хлев затопило. Им сейчас не до нас.
– Тогда за чем мы едем?
– За провизией.
Деревня, где находилась ферма, была частично заброшенной. Старики умирали, а молодежь при первой же возможности уезжала в город, чья тень уже вовсю падала на деревенские крыши.
Как-то раз я ввязался в обсуждение с заведующим фермы о возможности заселения пустых домов. Он направил меня к председателю колхоза, а тот принялся рассказывать, сколько документов потребуется. Да так жестикулировал, ругался и долго приводил названия постановлений необходимых, чтобы заселить дома, где на протяжении десятка лет никто не появлялся, что у меня отпало какое-либо желание впредь возвращаться к вопросу про жилье в деревне.
– Так мы же починим, приведем в божеский вид эти домики, на ферме трудиться будем, свое хозяйство разведем, – объяснял я тогда председателю, – и вам хорошо – деревня возродится, и нам хорошо – будет крыша над головой.
– Уважаемый, я все понимаю, но у меня есть правила. Тем более не факт, что хозяева однажды не вернутся. Я прекрасно понимаю, что владельцы половины этих домов и не подозревают об их существовании. Городские-то возиться с доставшимся от дедов наследством не хотят. Мы бы и за бесплатно отдали их вам, но правила есть правила.
В другой раз с председателем пыталась договориться Оксана, но результат был тот же. Все, чем он смог нам помочь, – посоветовал обратиться в районный комитет, что глава волонтерской службы и сделала. Но также безрезультатно. Дальше приемной ее никто не пустил. И все, что нам оставалось, – ездить на ферму, работать да получать за это оплату провизией.
Когда же мы приехали, то застали хлев частично затопленным. В то время как пастухи перегоняли скот, две доярки пытались справиться с непредвиденным потопом. Водосточные сливы были забиты, отчего вода поднялась выше щиколоток. Заведующий фермы, матерящийся, как и полагается деревенскому мужику с нелегкой долей, наблюдал за происходящим со стороны, не решаясь помочь ни дояркам, ни пастухам.
– Городские приехали, – приветствовал он нас. – Ну наконец-то! Смотрите, что они учинили. Смотрите, во что они превратили мой хлев! Ах, я пропал! Ладно, ладно, хватайте жрачку и поезжайте обратно. Сегодня вы нам не нужны.
Мы быстро погрузили мешки с едой в машину, но возвращаться в город не спешили. Хоть провизию мы и отрабатывали, бросить людей, которые относились к нам с добротой, мы не могли. Позвонив в приют и предупредив, что мы задержимся, я и остальные мужики направились на помощь дояркам.
Из деревни я вернулся обессиленный, грязный и голодный. Все, чего мне хотелось, – взобраться на второй ярус кровати и, накрывшись одеялом, уснуть. Но, переборов лень, я отправился умываться – грязь так сильно въелась в кожу, что я провел с полчаса, приводя себя в порядок. На ужин, правда, сил уже не осталось. Заметив мое изнеможенное состояние, Лариса принесла поек к кровати, где я спал.
Пиала риса вперемешку с кусочками курицы, булка с корицей и кисель. Расположившись на первом ярусе, на кровати Белицкого, я принялся кушать, попутно рассказывая Ларисе о работе в деревне. Уже разделавшись с ужином, я заметил, что хозяина кровати, на которой я сидел, не было на месте. Вопросом про Белицкого я вызвал у нее нескрываемое замешательство.
– Ох, Моне, я думала, ты слышал. Он уже уехал.
– Как это уехал? Его ведь только завтра должны были забрать.
– Да, но его дочка сегодня вернулась в город и решила сразу же забрать отца. Они очень быстро собрались и уехали. И знаешь, – Лариса запнулась, подбирая нужные слова, – по нему было видно, что он доволен. Я думаю, скоро он привыкнет к дочери и его жизнь наладится.
Мне нечего было ответить. Я был опустошен и физически, и морально. Не было сил даже злиться на друга, с которым мы преодолели множество трудностей и который, покидая меня навсегда, даже не удосужился попрощаться.
Разделавшись с пайком, я поблагодарил Ларису и взобрался на свой ярус. Я был зол! Я был так зол, что мне хотелось сорваться с места, отыскать Белицкого и высказать ему все, что я о нем думал. Высказать, насколько я разочарован и обижен, что после всего, через что мы прошли вместе, он уехал, не попрощавшись. Интуиция подсказывала мне, что больше мы не увидимся.
Перевернувшись на спину, я почувствовал что-то твердое, упирающееся в области лопаток. Приподнявшись, я нащупал зажигалку, которую не заметил, когда ложился. Зажигалка принадлежала Белицкому, он считал ее своим самым драгоценным сокровищем и ни за что в жизни не расстался бы с ней. На прилагающейся к зажигалке записке было написано одно слово, которое прояснило все и от прочтения которого мне стало в разы лучше:
«Спасибо».
Злость испарилась, словно ее и не было. Ее место заняла грусть от осознания, что наше с Белицким приключение закончилось. Словно Том Сойер и Гекльберри Финн, мы пережили невероятное приключение и разошлись каждый своей дорогой. Перечитав единственное слово в записке по буквам, я прикрыл глаза и, отдаваясь приятным воспоминаниям о наших уличных приключениях, уснул.
Глава 15
Часть 3. Глава 5
От лица Моне.
25 августа
По воскресным вечерам мы собирались в зале – помещении между столовой и спальной зоной, где смотрели по единственному телевизору историческую викторину. Ведущий задавал вопрос, и, пока между приглашенными в студию актерами, изображающими знатоков, разгорался спор, мы успевали не только назвать верный ответ, но и горячо обсудить его.
– Нормально жилось тогда. И работы хватало, и возможности были.
– Ну и какие тогда были возможности? Пулю схлопотать в переулке?
– Зато все знали: есть проблемы – мужики на районе порешают. А что твои коллеги в погонах могли решить, а?
– Многое!
– Да ни хрена они не могли решить. И сейчас не могут. Потому-то и живем так, как живем, – нище и впроголодь.
Я держался в стороне от подобных разговоров, хотя мне и хотелось вступиться и поставить на место зазнаек, защищающих насилие и 90-е. Я никогда не был поклонником блатной романтики, хотя за плечами имел две отсидки: за взлом с проникновением и за хулиганство с сопротивлением при аресте.
В ногах у меня лежал Богатырь – пес, которого нам подарил Вячеслав, один из меценатов. За полтора месяца он успел подрасти и привыкнуть к нам. Обычно псина ночевала на улице, исполняя роль сторожа. Но за окном лил дождь, а его будку нещадно затапливало, отчего мы и решили пустить пса внутрь, пока не приведем его жилище в порядок. Правда, браться за ремонт будки никто не спешил.
– Да замолчите вы, губернатор ведь выступает! – прервал спорящих Вася.
– Тоже мне нашел кого слушать! – возразил ему Петр.
– Я сказал молчать! Дай батюшку послушать!
Батюшку, как его звал Вася, мы слушали часто и так же часто вспоминали его слова о предстоящих временах благополучия и социальных возможностей. Оставалось дожидаться победы над коррупцией и остальным миром.
– Нынче тяжелые времена. Слышать об этом – полдела, сложнее принимать это и поступать соответствующе. И что же значит соответствующе? Затянуть пояса, перестать разбрасываться деньгами? Что же, верно. Но я считаю, что в такое время, как сейчас, важно не забывать о помощи тем, кому повезло меньше. Важно протягивать руку помощи и не формальным рублем, а поступками. Надеюсь, многие разделяют мои убеждения, ведь если вы помогаете в малом, то вам в ответ помогут в большом.
Последняя фраза особенно завела моих товарищей. Они взорвались гоготом и принялись обсуждать губернатора и то, как сложно ему живется в раздумьях о таких, как мы. Один только Петр молча наблюдал за происходящим, смотря на всех из-подо лба, давая понять, что категорически не согласен с услышанным и той хвалой, которую его сожители адресовали автору речи.
– А ты что думаешь по этому поводу? – прошептала мне Лариса.
– Я-то, – и прежде, чем ответить, издал тяжелый вздох, – кажись и сыт, и спать есть где, но разве это жизнь? Сегодня у меня есть жилье, а завтра и его могут отнять. Сегодня я набиваю брюхо, а завтра голодным урчанием буду тракторы заглушать, и ничего с этим не поделать. Понимаешь?
Как раз-таки Лариса меня прекрасно понимала.
– Бюджет опять урезали. Так что на этой неделе обеды будут без мяса. Снова щи да пюре.
– И на том спасибо. Тем, кто живет за этими стенами, такой пир лишь сниться может.
– Как бы он нам не начал сниться.
Пессимистичное настроение Ларисы насторожило меня.
– Урезали бюджет на продовольствие – это еще полбеды. Волонтеры больше не получают оплату. Теперь если кто нам и будет помогать, то закоренелые альтруисты. К сожалению, их энтузиазма надолго не хватает. Тем более осень стучится в двери. Еще какое-то время они с нами провозятся, а после бросят. И я не могу их винить.
– Думаешь, все этим и закончится?
– Все всегда этим и заканчивается. Они там, – она указала пальцем сначала на телевизор, а потом вверх, – а мы здесь, радуемся подачкам и пытаемся выжить. Толку нам помогать? Мы ведь все алкаши, пропащие люди.
– И воры.
– И наркоманы.
– Все мы.
– До единого!
Я рассмеялся и крепко сжал руку Ларисы, давая понять, что мы все преодолеем. В ответ она сжала мою, и на какое-то мгновение мы оба поверили, что наши жизни и вправду могут стать лучше. На какое-то время я уловил аромат сирени.
Утром к нам прибыла группа из другого филиала. Один из гостей передвигался в инвалидном кресле. Новенькие остановились у ворот и долго рассматривали табличку с названием, прежде чем переступили порог. Оксана, прибывшая после них, сообщила, что еще один филиал Ватикана официально закрылся – его жителей выселили, а постройку огородила строительная техника для демонтажа. Некоторых постояльцев направили в единственный оставшийся филиала – наш, а те, кому мест не нашлось, решили искать пристанище самостоятельно.
– Организация, спонсирующая наш приют, закрыта, а ее учредителей – Вячеслава, Александра и Филиппа – будут судить за хищения и неуплату налогов. Все-таки субсидии от государства для приюта они оставляли себе, а нам доставались лишь крохи, – объяснила Оксана, – представьте, каким был бы Ватикан, трать на нас положенные деньги.
– Но почему это выяснилось только сейчас? Ватикан ведь столько лет существует, и никто не проверял ни нас, ни спонсоров, – Лариса была поражена до глубины души.
– Когда ты ссоришься с теми, с кем нельзя ссориться, проблемы сами находят виновных. Видим, наших покровителей таким образом решили поставить на место. Из подробностей я знаю лишь то, что сообщили мне адвокаты.
– И что теперь будет с нами? – поинтересовалась Лариса.
– Ничего. Живите здесь, пока можно, а мы в это время будем искать, куда вас переселить. Всех не получится, поэтому придется выбирать.
– И как?
– Ай, Лариса, спроси что полегче. Знала бы я сама.
Прибывших гостей селить было некуда, и потому мы принялись составлять кровати вместе, превращая одноместные кровати в трехместные. Посередине пустое место между составленными кроватями мы затыкали пледами, а вместо подушек использовали набитые полотенцами наволочки. Так же поступали и со вторыми этажами. Воспользовавшись ситуацией, я перебрался ближе к Ларисе.
К вечеру в Ватикан прибыло еще с десяток человек, не нашедших места в других приютах бывших жильцов филиала № 2, отчего у постояльцев нашего филиала обострились приступы голода и предрассудков. Провизия закончилась сразу же – некоторым не хватило порций за ужином. А едва ужившиеся разношерстные характеры местных ватикановцев не выдержали хаотичных привычек пришлых переселенцев. Так в первые же несколько часов мы с Петром уняли несколько драк: одну, вызванную дележом койки, другие две – непреодолимым желанием быть правым.
После ужина из моего поля зрения пропала Оксана. Еще днем она пыталась решить вопрос с поставкой еды на следующие дни и пробиться в местную администрацию, чтобы узнать о дальнейшей судьбе приюта. Мы так и не выяснили, ответили ли Оксане что-либо, но вечером найти ее никто не мог. Не появилась она и на следующий день. На звонки Ларисы она ответила так же, как и на ее обращения районная администрация – молчанием. Те, кто мог сложить два и два, понимали, что исчезновение главы волонтеров – дурной знак. Те же, кому не требовалось совершать сложное математическое действие, чтобы разобраться в происходящем, осознавали, что дни оставшегося филиала Ватикана были сочтены.
Ночью, лежа рядом с Ларисой, я никак не мог заснуть. Впервые за много лет я чувствовал тепло женского тела. Волнение захватило меня, и я не знал, как вести себя, как начать разговор, – спать не хотелось нам обоим. Я боялся шелохнуться, словно мне было не за пятьдесят, а четырнадцать и я проводил ночи не в приюте для бездомных, а пионерском лагере.
– Вчера мы с девками смотрели фильм про конец света, – первой молчание нарушила Лариса.
– Со всякими там роботами?
– Да нет же. В фильме к земле приближался метеорит и людям объявили, что у них осталось несколько дней до столкновения. Главный герой и героиня отправились искать первую любовь мужчины, но в ходе приключения прониклись теплотой друг к другу и решили провести конец света вместе.
– Как-то не верится. Я бы на их месте занялся чем-то другим, но точно не поиском того, с кем меня когда-то на время свела жизнь.
– Знаешь, Моне, – Лариса пропустила сказанную мною глупость мимо ушей, – мне почему-то кажется, что мы прямо как в том фильме. Вот-вот и нашему миру настанет конец. Но знаешь, как и та героиня, я нашла с кем его встретить. И безумно этому рада.
Я ничего не ответил. Выслушав соседку, я пытался понять, сделала она мне комплимент или призналась в своих чувствах. Но, не решив столь простой ребус, я прикинулся спящим, хотя еще долго не мог сомкнуть глаз.
Первой уснула Лариса. А я все так же лежал, уткнувшись взглядом в сетку из металлических пружин второго яруса кровати, и вслушивался в дыхание женщины. С каждым ее вдохом и выдохом мне становилось спокойнее. Я решил не думать о сказанном Ларисой, хотя мне и льстило, что для нее я был кем-то большим, чем очередным бездомным, кому она выдавала паек по три раза на день.
Вскоре под ритмичное сопение Ларисы уснул и я. Но вместо умиротворительных мотивов мое воображение наполнилось тревожными картинами закрытия Ватикана и холодной, голодной зимы.
Весь следующий день Лариса провела в разговорах с представителями волонтерских организаций, пытаясь выбить нам хоть какую-то помощь. Словно биржевой брокер, она переключалась с одного телефона на другой, без конца набирая номера из записной книжки. И, несмотря на то что положительный ответ она получила лишь в одном месте, уважение всех постояльцев нашего приюта женщина заслужила. К вечеру нам прислали несколько коробок сухпайка, пакеты с творогом и упаковки с конфетами.
Оставшиеся два волонтера – Игнат и Марина – занимались тем, что должна была делать покинувшая нас Оксана, – искали готовые принять нас приюты. И, в отличие от Ларисы, удача улыбалась им шире. К концу дня они смогли договориться с тремя приютами – двумя при церквях и с одним частным. Тем же вечером наша палатка опустела вдове. Дышать стало свободнее, и мы смогли раздвинуть кровати обратно.
Вечером, когда в моей помощи больше никто не нуждался, я направился на вокзал, где сел на поезд до деревни, в которой мы раньше получали продукты. Прошлый мой разговор с председателем колхоза закончился отказом. Но на этот раз ничего другого, кроме готовности пойти нам навстречу, я не был готов услышать.
– Мужики будут бесплатно работать у тебя на ферме. Бесплатно! Просто закрой глаза на то, что в пустых хатах будет кто-то жить. Всего до весны. Весной они помогут с посевом и съедут. Ну куда они сейчас отправятся, когда осень на дворе?
– Ну а электричество-то как? Они небось жечь его будут, счета сразу хозяевам в городе придут, и они проведать заедут.
– Провода и перекинуть можно. А на крайний случай баллоны газовые поставим, печи топить будем, а чтобы ненароком не начали свет палить, так и вовсе отключишь им доступ.
Председатель долго сомневался, попутно совещаясь со своим заместителем – супругой. Авантюра казалась сумасбродной с самого первого моего обращения. Однако, аерспектива заиметь с два десятка бесплатных рабочих пар рук все-таки перевесила риски.
– Зимой на ферме будут работать?
– Будут. Только кормить их надо.
– Накормим. И чтобы без пьянок!
– Кто выпьет, того гони в шею.
– Баб не возьму. Завози только мужиков, полтора-два десятка. Мне столько не нужно, ноя. Их по соседним фермам распихаю.
– Завтра же будут здесь.
– И крепких. Инвалидов и рухляти мне тут ни к чему.
– Будут богатыри.
– Ну смотри мне, Моне, коль подведет один из них, всех выгоню.
На том мы и сошлись. Ночевать я остался у председателя. К тому времени, как мы договорились, уже перевалило за полночь. Мне постелили на веранде, чтобы утром я смог уехать с первым же поездом. Вторую ночь подряд я не мог заснуть. Только на сей раз причина бессонницы внушала мне веру в будущее.
Когда я вернулся в город, то узнал, что еще несколько постояльцев смогли пристроить на стройку – им обещали горячие обеды, место в вагончиках для сна и минимальную зарплату. Вначале среди ватикановцев начались нешуточные споры, кому следовало соглашаться на предложение со стройки. Каждый горел желанием и считал себя достойным шанса на лучшую жизнь. Когда выяснилось, что для работы требовались документы, которые были далеко не у всех постояльцев, вопрос разрешился сам собой. Хотя волонтерская организация и помогала нам с восстановлением паспортов, не все успели получить их на руки.
– Как тебе удалось уговорить деревенских принять нас? – Лариса переживала во время моего отсутствия, но, увидев меня и услышав новости, с которыми я вернулся, отмела все тревожащие ее мысли.
– Предложил то, от чего он никак не смог отказаться. Работников.
– А разве у него не хватает местных работяг?
– Бесплатных – нет.
– Бесплатных? – переспросила Лариса.
– Не самое выгодное условие. Но их будут кормить, и у них будет крыша над головой. А к весне они смогут либо договориться о новых условиях, либо поискать счастье где-нибудь в другом месте.
– Звучит не так уж и плохо.
– Главное, чтобы мужики не бухали, а иначе все пропадет.
– Он берет только мужчин?
Я кивнул. Без них и тех, кого отобрали для работы на стройке, в Ватикане оставалось чуть больше десятка человек. К концу дня наш лагерь покинула еще пара – их забрали родственники, с которыми смогли связаться Игнат и Марина. Родня оставшихся постояльцев либо, успели вычеркнуть их из своей жизни, либо и вовсе отсутствовали.
Чувствуя, что происходит что-то неладное, Богатырь подолгу всматривался в мои глаза, после чего поджимал лапы и опускал голову мне на колени. В связи с освободившимися местами мы выделили псу отдельную кровать, но посреди ночи он подкрался к моей и лег у меня в ногах.
– А с ним-то что будет? – спросила Лариса.
– Я не знаю. Может, в деревню его отдам. Я ведь скоро в общежитие заселяюсь, а там с животными строго – нельзя, и хоть разбейся, но ничего не поделаешь.
– Жалко. Но ты правильно поступаешь. Тебе нужно в общаге задержаться подольше.
– Задержусь. Хотя и не знаю, как я буду жить там, пока остальные будут здесь.
– Что-нибудь да придумаем. Ведь не первый день на улице.
Признаться, что меня мало волновали оставшиеся ватикановцы, я не мог. Единственной, чья судьба занимала мои мысли, была Лариса. Я знал о ее многочисленных болезнях, по большей части благодаря волонтерам-медикам и Оксане и знал, что зиму на улице она не перенесет.
Следующим утром Лариса, Игнат и Марина принялись за очередной обзвон приютов и домов для пенсионеров. Кому-то из наших постояльцев было за шестьдесят, поэтому их можно было пробовать устроить в учреждения для стариков.
У Игната были знакомые в нескольких учреждениях, и он смог договориться о нескольких временных местах. Рассказывая о домах для престарелых, он заверял тех, кому предстояло туда переселиться, что через месяц их не выставят. В худшем случае их переведут в другое учреждение, но на улице они уж точно не окажутся. Последнее не было правдой.
На обед у нас были макароны быстрого приготовления и остатки печенья. В банке из-под заварки чая оставалась горсть трав, поэтому мы пили кипяток, отдающий запахом малины и мяты. Обед должен был повторить завтрак, но в какой-то момент Лариса обнаружила, что в приюте отключили электричество. Она в очередной раз вспомнила фильм про неминуемый конец света из-за столкновения с метеоритом. Наш же метеорит приблизился к нам настолько близко, что мы могли его почувствовать.
В конце дня метеорит все же столкнулся с нашей «планетой». В виде грозного, все уничтожающего гостя из холодных глубин космоса к нам заявился маленький мужчинка с блестящей лысиной и остатками волос на висках. Остановившись у самого входа, он вынул платок и протер свои и так натертые до блеска туфли. Всем своим видом он пытался продемонстрировать, насколько ему было противно находиться в обществе не подобных ему людей.
Он долго зачитывал документ, упоминая словосочетания «самовозведенное строение» и «незаконное проживание», но, заметив наши ничего не понимающие лица, перевел суть документа на понятный нам язык:
– Ваше заведение закрыто. Будьте так добры его покинуть. Техника для сноса приедет к одиннадцати утра.
