Геннадий Михайлович Черкасов
По дороге жизни. Сборник рассказов
Праздники моего детства
В детстве мне хорошо запомнилось три праздника: Первомай, День Великой Октябрьской социалистической революции 7 ноября и Новый год. Да, были дни рождения, но их я праздниками назвать не могу. Для меня это были обычные дни, а из подарков я запомнил три: хоккейная клюшка, футбольный мяч и конструктор (мне его подарили где-то лет в восемь-девять). Когда мне исполнилось двадцать, добавился День Победы 9 мая. Это произошло в 1965 году. Ровно через двадцать лет после окончания Великой Отечественной войны. В тот год 9 мая был выходной день, и на Красной площади прошёл военный парад.
На демонстрацию 7 ноября, посвящённую Октябрьской революции, я в первый раз пошёл в возрасте шести лет в 1951 году вместе с дедом Спи-ридоном. Он имел самое непосредственное отношение к этому празднику. Дед участвовал в Первой империалистической войне с 1914 года, заслужил три Георгия, прошёл всю Гражданскую войну, имел личное оружие за участие в ней. После, с 1924 года, он работал на создании завода, который начинался с автомеханических мастерских, вырос в машиностроительный гигант Советского Союза и стал называться заводом имени Иосифа Сталина, а впоследствии предприятию присвоили имя первого директора Ивана Лихачёва. Дед работал шлифовщиком.
Колонна завода шла первой от мавзолея Ленина, на трибуне которого стояли члены правительства страны и сам «великий вождь» товарищ Сталин. Он был в плаще серого цвета. Шёл дождь, но Сталин улыбался и махал рукой. Я думал, что это он меня приветствует. Радость того дня долго не забывалась. Помню только улыбку вождя и его приветствие мне. Когда у нас собирались гости, я каждый раз рассказывал им об этом.
Ещё несколько раз на демонстрации, посвящённые Великому Октябрю, я ходил, учась в институте. Без напряга, даже с удовольствием. Это была возможность лишний раз пообщаться с друзьями и преподавателями. Мы серьёзно относились к этому празднику. Деды наши хотели построить новый светлый мир в стране, и мы их очень уважали.
О праздновании Дня солидарности трудящихся всего мира – 1 Мая я узнал апреле 1952 года. Мой дед Спиридон пообещал взять меня на демон-страцию. Я ещё мало что понимал, но обрадовался, что пойду на Красную площадь. Бабушка сделала цветы из цветной бумаги, прикрепила их на веточку. И вот наступило 1 Мая. Встали очень рано. Жили мы в районе Ростокино, а сбор был у завода имени Сталина в районе Кожухово. Ехали на электричке до Москвы, а потом от Каланчёвской площади на трамвае до Кожухово. Приехали. Было многолюдно, играла музыка. Все веселились, улыбались. Колонна тронулась. Сколько двигались по времени, не помню, но шли долго. Демонстрация начиналась в десять часов.
Вот Красная площадь. Дед шёл правофланговым, я рядом с ним. На трибуне мавзолея Ленина увидел Сталина. На кителе у него светилась Звезда Героя Советского Союза. Я приветствовал, его размахивая веточкой с цветами. Как мне казалось, он в ответ тоже махал мне рукой. Погода была, скорее, летняя, чем весенняя. Ярко светило солнце. Прошло почти семьдесят лет, но как будто этот праздник был вчера.
Не знаю почему, но ещё запомнился День Конституции. В народе её называли сталинской 1936 года. Праздновали 5 декабря. Перед ним и в день празднования в школах, домах культуры устраивались концерты са-модеятельности, и обязательно в конце показывали кинофильм. Бесплатно. Для нас, ребят, это было важно. Запомнились только три фильма: «Чапаев», «Застава в горах» и «Джульбарс».
Хочется рассказать о том, как отмечали праздники в наших бараках. С утра во время завтрака в каждой семье выпивали, но в меру. После завтрака взрослые и дети выходили на улицу. Дети и молодёжь играли в зависимости от погоды и времени года в штандер, вышибалы, волейбол, футбол, хоккей. После все расходились по домам обедать. Садились за стол, выпивали, а потом опять все выходили на улицу и накрывали общий стол.
Это все, что осталось в памяти о праздниках моего детства.
Сокольники
Парк Сокольники вот уже более 150 лет – любимое место отдыха москвичей и гостей столицы. Своё название он получил в XVII веке в честь царских птиц – соколов, с которыми государь Алексей Михайлович любил охотиться на зайцев, уток, тетеревов. Второй царь из династии Романовых правил с 1629 по 1676 гг. С тех пор и пошли Сокольническая застава, Сокольнический вал, Сокольническая слобода, а в честь любимца Алексея Михайловича – сокола Ширяя – получила название улица Большая Ширяевская.
В 1872 году государство тут выкупило землю у частных лиц и открыло парк для москвичей. Из центра старой столицы до парка проложили рельсы, пустили сначала конку, а потом и трамвай. Москвичи полюбили Сокольники. В выходные дни и праздники приезжали сюда погулять. В парке играл духовой оркестр, выступали цирковые артисты, оперные певцы. Тут пел знаменитый тенор Леонид Собинов, который впоследствии стал солистом Большого театра и всемирно известным певцом. Выступали хоры. В 1904 году во время одного такого выступления объявили о рождении цесаревича Алексея, хор исполнил гимн «Боже, царя храни», повторив его на бис. Но пришло время смут – революционные события 1905 года и Великая Октябрьская революция 1917 года, которая снесла власть царя и Временного правительства, установив более чем на семьдесят лет диктатуру пролетариата. Для парка началась новая история.
Несколько лет Сокольники находились в запустении, но, начиная с 1924 года, его привели в порядок. Сделали кафе, танцверанду, где по выходным дням играл духовой оркестр, спортплощадки и даже поле для «буржуазной» игры в крокет. Кстати, бита для игры в крокет похожа на молот, ну, а с молотом советский человек обращаться умел. В восстановлении парка активное участие принимали комсомольцы города. Ими был заложен Сиреневый сад, в котором представили свои работы молодые скульпторы. В те годы в Москве активно развивался футбол. Москвичи полюбили этот вид спорта. В Сокольниках сделали несколько футбольных полей, где до настоящего времени играют в него.
Я впервые побывал в парке Сокольники в десятилетнем возрасте – в 1955 году. Мы, ростокинские пацаны, ездили на Маленковку (это станция Северной железной дороги), на Сокольнические пруды. Купались, играли в футбол, а старшие пацаны ещё и в карты, причём не на щелбаны. Рядом с прудами, их было три, находилась «Школа юннатов». Между заплывами мы делали набеги в сад за яблоками и грушами. Днём собаки, которые охраняли его, были на привязи, а сторожу и работникам нас было не догнать. По парку гулять, на каруселях и чёртовом колесе кататься у нас особого желания не было. Забегали только в буфет за мороженым и крюшоном, и, конечно, смотрели футбол на Ширяевом поле. Там была база подготовки футболистов московского «Спартака».
На нас большое впечатление произвела американская выставка 1959 года, которую развернули в Сокольниках. Для этого американцами был построен павильон в форме сферы. Очень красивый. Перед этой выставкой в Америке в 1958 году состоялась выставка СССР. Обе они показывали достижения капиталистической и социалистической систем и преимущества каждой из них. Американцы очень серьёзно отнеслись к организации и проведению выставки в Москве и не только как демонстрации своих достижений, но как к серьёзному политическому мероприятию. За год до выставки в США на уровне Конгресса обсуждалось, что должно быть представлено в столице СССР. Помимо новых технических средств, быта американцев предполагалось показать и искусство, а именно живопись. Представителям Конгресса было предложено послать в Москву произведения художников-абстракционистов – модного течения того времени. Во время обсуждения картин в Конгрессе большинство было против того, чтобы посылать «эту мазню» на выставку, но через некоторое время, узнав, что в Советском Союзе шла борьба против художников этого направления под лозунгом «Мы против абстракционизма», все члены Конгресса проголосовали за то, чтобы эти картины выставить в Москве.
Одним из представителей абстракционизма был русский художник Василий Кандинский, который родился в 1866 году и прожил до семидесяти восьми лет. Он получил юридическое образование, был профессором, преподавал. В тридцать лет стал заниматься живописью, закончил Мюнхенскую Академию художеств. В 1911 году издал книгу о духовности в искусстве. Спустя почти пятьдесят лет эту книгу прочёл начинающий художник Владимир Немухин, а на американской выставке в Москве увидел и картины абстракционистов. Это определило дальнейшее направление его творчества. Впоследствии Владимир Немухин получил признание в художественном мире.
В 1959 году мне исполнилось четырнадцать лет. Мы с пацанами трижды «протыривались» на выставку, проводили там практически целый день. Нам было интересно всё, в том числе и как быт за океаном устроен, но в первую очередь привлекали машины. Мы не просто смотрели, но и фотографировали. (На день рождения мне были подарены фотоаппарат «Смена» и фотоувеличитель. Фотографии, сделанные на той выставке, я с удовольствием смотрю и сейчас.)
Расскажу и о самом американском напитке – пепси-коле, в связи с которым появилась частушка: «Не ходите, дети, в школу, пейте, дети, пепси-колу!» Перед тем как угощать посетителей, диктор объявлял: «Начинают работу павильоны пепси-колы». Их было несколько. И люди бросались в сторону павильонов как на амбразуру. Мы, пацаны ростокинские, сокольнические, конечно, в первых рядах. Вспоминаю такой случай. В очередной раз мы ринулись грудью на павильоны с заморской газировкой. В том из них, куда мы рванулись, работал здоровенный американец, помогал ему сын лет десяти-двенадцати. Так получилось, что мы с разгону чуть не опрокинули стойку. Юный американец схватил бейсбольную биту и замахнулся ею, но отец среагировал мгновенно и словом, и действием. Что-то резко сказал сыну и, схватив за руку, затолкал его в подсобное помещение, после чего с улыбкой продолжил угощать посетителей. В этот день я больше не видел пацана за стойкой. На следующий день он опять работал с отцом, улыбаясь всем посетителям. Почему у него была бейсбольная бита? Да всё просто. Бейсбол – национальный вид спорта американцев, и они в свободное время выходили в парк поупражняться в игре.
Выставки, прошедшие в США и СССР, позволили американцам и советским людям помимо технических достижений двух стран увидеть друг в друге нормальных людей и растопили на некоторое время лёд «холодной» войны между нашими странами.
Сейчас, когда я бываю в парке, гуляя по аллеям, вспоминаю своё детство и юность. Прекрасное было время!
Школьный двор
О школьном дворе у меня остались яркие воспоминания детства и юности. С рождения и до двадцати двух лет, а точнее до 1967 года, я жил в бараках района Ростокино. Расстояние между зданиями было небольшое. В футбол, а зимой в хоккей не поиграешь. С мячом играли в вышибалы, где надо попасть мячом в водящего, который находился внутри поля. Мяч был резиновым, и, когда за дело брались старшие ребята, они били, не жалея нас, младших. Однако я лично им за это благодарен. Так они учили держать удар, не ныть. А ещё мы любили лапту и чижика. В футбол и в баскетбол играли на спортивной площадке около школы. Ворот там не было, но имелись металлические стойки для баскетбольного щита. Они и служили воротами.
В те давние годы выходной был один – воскресенье. В восемь утра начинали гонять мяч – пять на пять. Играли на вылет, договариваясь по счёту – до трёх побед или двадцать минут – весь тайм. Если команда выигрывала три раза подряд, то она пропускала одну игру, а потом заходила заново. Команды комплектовались не по возрасту. Капитан сам выбирал себе игроков. Я начал играть со взрослыми ребятами, учась в шестом классе. Тогда мне было двенадцать лет. Играли только на интерес, не на деньги. Самые сильные баталии разгорались в ноябре-декабре. Выходили на поле в любую погоду, нас не останавливали ни дождь, ни снег.
Игры складывались интересно потому, что в это время в отпуск приезжали ребята, которые занимались футболом профессионально. Таких в наших районах Ростокино и Северянка было немало. Чемпионат СССР в те годы проводился в классе А. Сейчас это Высшая лига в классе Б. Все они в воскресенье приходили на школьный двор, иногда не совсем в форме после вчерашнего – спортивный режим, конечно, нарушали. Распределялись профессионалы по разным командам, потому как, если бы играли вместе, победить их было практически невозможно.
У каждого из нас была точка на площадке, с которой мы могли не просто пробить, а забить, если никто не мешал. Со мной в команде часто играл мой одноклассник Боря Якимов. До восьмого класса мы сидели с ним за одной партой. Он мог по центру забивать от своих ворот. Бил поверху. Игра шла без вратаря, а гол засчитывался в том случае, если мяч пролетит между стойками. Щит с кольцом находился на высоте трёх метров.
У меня такая точка была справа, если я проходил до неё, то часто забивал. Но главным голеадором у нас считался Иван Стефановский, который на два года старше меня. Учился он без троек. Уже в семнадцать лет, в десятом классе, играл в команде мастеров в хоккей с мячом, и это никак не отражалось на учёбе. Иван и в футболе здорово отличался. Его приглашали в московские команды «Локомотив» и «Спартак», но мать была против. В её понимании спорт являлся развлечением, а не серьёзным занятием. Иван жил без отца, который погиб на фронте, как у многих пацанов того времени. Окончив десять классов, поступил в московский автодорожный институт. Учась там, он играл за «Буревестник» в хоккей с мячом. Я несколько раз видел его игру на стадионе. Иван был «находу» – лидером в команде, а на футбольном поле он забивал практически с точки углового с подрезкой мяча от (внимание!) двух штанг. Иногда Иван делал это на спор. Однажды он при мне выиграл девять рублей. По три рубля за каждый удар – приличные деньги для того времени. Вот пример: бутылка водки в то время стоила два рубля шестьдесят две копейки, а килограмм колбасы – два рубля двадцать копеек. Сам Иван не пил и не курил. Помню, первый трояк он выиграл у Валеры Бабанова, который в то время играл в футбольном клубе «Алга» Фрунзе в классе А центральным нападающим. Его приглашал в «Спартак» сам начальник команды Старостин, который даже приезжал к Валере домой, но, увы, помешала водка. Бабанов рано ушёл из футбола и из жизни.
Те, о ком я тут написал, это уже не прочтут. Пишу и вспоминаю лица, имена ребят. Пусть память о них останется в этом рассказе.
Лёва-жид
В далёкие детские годы запомнился один игрок в карты. Мне иногда приходилось присутствовать при игре и видеть, как он играл. Как-то в воскресный день мы с ребятами за сараями «стукались», а точнее боксировали в перчатках. Не помню, кто нам принёс две пары старых боксёрских перчаток (раньше бились в голый кулак). Старшие пацаны советовали зажимать бумажки, чтобы кулаки не раскрывались. Пару раз попробовал, но лучше бить не стал.
Когда я наблюдал за боем друзей, отдыхая и ожидая своей очереди, меня окликнул Лёва. Он был профессиональным вором-карманником. Жил в соседнем со мной бараке, конечно, имелось у него и погоняло – Лёва-жид, но он не обижался. Он происходил из еврейской семьи. Отец его был инженером, мать работала учителем литературы и русского языка в техникуме. Несмотря на разницу в возрасте, он был старше лет на десять, мы всегда с ним общались, причём только по-доброму. Лёва окончил семилетку на одни пятёрки, много читал, учил немецкий язык и не без успеха, но в пятнадцать лет за карманную кражу зашёл на зону.
Лёва спросил: «Вован, есть у тебя копеек двадцать? Отдам быстро». И, правда, не обманул. Рядом с местом, где мы боксировали, несколько человек играли в карты, не в сарае, а на улице. Погода была солнечная, но ещё лежал снег – был март месяц. Только я закончил очередной бой, подошёл Лёва и, улыбаясь, сказал: «Сегодня воскресенье, держи трояк, бери пацанов, успеете в «Север» на два часа». Шёл 1955 год, три рубля в эти годы – хорошие деньги. Детский билет в кино стоил десять копеек, мороженое – от семи до пятнадцати, бутылка крюшона – двенадцать, пирожное – от одиннадцати до двадцати двух копеек. Вот так Лёва устроил нам праздник.
Вскоре после этого случая он опять сел, но ненадолго. Вышел, примерно, года через четыре. После того, как он вернулся, я и увидел, как он играет в карты. Игра проходила в сарае моего соседа Славки. На серьёзные деньги на улице не играли. Мне в ту пору было четырнадцать лет, сам я карты не признавал. Игроков было человек семь-восемь. Взрослые – лет по тридцать-сорок, все из криминала. Представляли Лосинку, Марьину рощу, Сельхоз и известную Мазутку. Началась игра с двадцати копеек. Я внимательно смотрел, хотя в самой игре ничего не смыслил. Игроки изредка перекидывались фразами, иногда в шутливой форме. Выигрывали и проигрывали молча, не проявляя эмоций. Прошло около часа, а рядом с Лёвой уже оказалась куча денег. Деньги лежали на большом листе фанеры -это был импровизированный карточный стол. Один из игроков, улыбаясь, достал из кармана финку с красивой наборной рукояткой из цветной пластмассы, передал её Лёве со словами: «Положи сверху денег, чтобы не разлетелись». У меня в своё время была такая финка, но бабушка нашла её, пошла и выбросила в речку Яузу, которая протекала совсем рядом с нашим бараком. И вот подошло время, когда игрокам на кон было нечего ставить. Лёва раздел их полностью, но они на проигрыш реагировали очень спокойно. Тут появились водка, закуска – колбаса, стали выпивать. Я отошёл в сторону. Вдруг подъехал милицейский мотоцикл с коляской с двумя милиционерами. Кто-то стуканул – не без этого, но стражи порядка опоздали. Карт уже не было, а выпивать в воскресенье не возбранялось. Игроки предложили милиционерам по «соточке» в честь выходного дня, те, пошутив, отказались.
Я пошёл к дому, но меня окликнул Лёва, сказал, что у него на сегодня есть два билета на хоккей «Динамо» – «Спартак». Дал их мне и протянул пятёрку: «Возьми кого-нибудь из ребят с собой». Игра проходила в Сокольниках на спартаковском стадионе. В те годы он был открытым, и я тоже там один раз играл в хоккей на первенстве Москвы среди школьников.
После этого меня судьба с Лёвой не сводила. Среди «деловых» ходили слухи, что он в очередной раз зашёл на зону. Впоследствии «сработал» по просьбе, именно по просьбе, а не по приказу, представителей КГБ портмоне у иностранца. «Сработал», как всегда, чисто. Надо отметить, что Лёва очень следил за собой. Всегда был тщательно выбрит, модно одет – работа обязывала. Он был вором высшего класса и в трамваях у работяг кошельки не тырил. По сведениям жуликов, на зону Лёва больше не возвращался.
Алик
Проходят, а, вернее, летят, годы. Возвращаюсь памятью во времена детства и юности. Вспоминаю близких мне людей. В этот раз – моего соседа Алика и его родителей. Они жили в соседнем бараке. Своего товарища мы звали Аликом, и он откликался на это имя, хотя отец и мать, которые работали врачами, называли его Олегом. Он намного старше меня, но это не мешало нашему общению. Алик был спортивным парнем. Здорово играл в футбол и хоккей, бегал на лыжах. На все у него хватало времени, даже на уроки, хотя никто не понимал, когда он их делал. А учился Алик очень прилично, по математике и физике был одним из первых. Шёл 1953 год. Я тогда учился в третьем классе. Стал чаще видеть Алика у своего барака в компании с Крестом. Через некоторое время узнал, что Алик сел в тюрьму по воровской статье. Срок отбывал в колонии для несовершеннолетних.
Однако вернёмся в 1952 год. В этот год в Советском Союзе началось «знаменитое» «дело врачей». Руководство страны в то время опасалось интеллигенции, которая, как оно считало, представляла опасность для советского строя, потому что многие из образованных и культурных людей «смотрят на запад и преклоняются перед его ценностями». Да и с недавно созданным государством Израиль отношения не складывались, хотя и Сталин, а в большей степени Лаврентий Берия способствовали его образованию в 1949 году. Среди врачей было много евреев. И закрутилось. Народ как всегда поддержал: «Карать врачей – вредителей и убийц!» В просторечье: «Бей жидов – спасай Россию!» Под эту кампанию попали и русские врачи. У Алика и отца, и мать посадили, хотя мама была русской. Через некоторое время арестовали и брата матери. Он был довольно известным профессором. Тут вспоминаются слова из песни Высоцкого:
«Мишку Шифмана не трожь,
С Мишкой – прочь сомнения:
У него евреи сплошь
В каждом поколении.
Дед параличом разбит, -
Бывший врач-вредитель…
А у меня – антисемит
На антисемите».
Мать Алика умерла на зоне. Отец выжил, впоследствии был реабилитирован и работал после освобождения в больнице имени Семашко, которая находилась в районе Ростокино, где я и родился. Рядом была железнодорожная станция Яуза. Брата матери с зоны отправили прямиком в могилу – туберкулёз.
Вернёмся к Алику. На зоне у него проблем не было, да и быть не могло. Он ведь из правильных парней. Ну и поддержка Саши Креста имела значение. Зашёл Алик на зону с незаконченными девятью классами. Там десятилетку окончил с отличием – в вечерней школе. Руководство колонии дало хорошую характеристику, и его освободили условно-досрочно. Разрешили поступать в институт. Алик, сдав на отлично вступительные экзамены, был зачислен в Московский государственный университет имени М.В. Ломоносова на один из самых престижных факультетов – мехмат, диплом тоже защитил на отлично. Учась в МГУ, познакомился с девушкой с химфака, они расписались. Через некоторое время оба защитили кандидатские диссертации. Алик после защиты подъехал к нашему бараку на такси, вынес оттуда пакеты с выпивкой и закуской. Отмечали у Креста в сарае. Я тоже присутствовал и выпил портвейна. Затем Олег защитил докторскую диссертацию и преподавал на закрытом факультете ФЕСТе, который находился в лесотехническом институте. Факультет к лесному хозяйству никакого отношения не имел. Последний раз я видел Алика в 1971 году в лестехе, он был уже профессором и возглавлял кафедру. Встретились и пообщались как старые друзья. На прощание Алик сказал мне: «Если кто-то из наших, ростокинских, будет поступать, помогу!»
