Геннадий Михайлович Черкасов
По дороге жизни. Сборник рассказов
Друзья-товарищи
Поэт и исполнитель Константин Беляев говорил, что знаменитую песню о евреях «Евреи, евреи, кругом одни евреи» написали сами евреи и немножко он. В песне есть слова: «Говорят, что и в хоккее появляются евреи, посмотри на вратарей, что не маска – то еврей!» Он имел ввиду Виктора Зингера и Владислава Третьяка. В советское время эту песню открыто исполнять было нельзя. Скажем мягко, евреев в СССР недолюбливали, но официально тема антисемитизма была закрыта наглухо главным органом страны – КГБ.
Пример сходу: в 1971 году начался массовый выезд евреев на историческую родину – в Израиль. Исчезли из теле- и радиоэфиров популярные исполнители, принадлежавшие к этой национальности: Аида Ведищева, Вадим Мулерман и даже Эдуард Хиль. Но евреи: спортсмены, представители балета, оперные певцы, которые приносили славу и валюту своей родине СССР, – «евреями» не были, они были «советскими людьми». Даже в ресторанах Союза следили за репертуаром. При нарушении музыкантов наказывали, для них закрывались все площадки страны.
В 1973 году я с друзьями отдыхал в ресторане гостиницы «Белград-2», которая обслуживала иностранцев. Постепенно компания разошлась, и остались я и мой друг Виталий – известный спортсмен, сильный и отчаянный парень. К нашему столу подошёл наш хороший знакомый хоккеист Валерий Харламов. Не буду говорить о нём высокопарных слов – Валера этого не любил. Он был порядочным, скромным человеком и настоящим другом. Жаль, что так рано ушёл из жизни, мог бы ещё многое сделать для Родины, которую любил беззаветно. Мы продолжили ужин. Я решил заказать песню «Шаланды, полные кефали». Отец у меня из Одессы, он любил эту песню. Оркестранты вежливо отказали, сказав, что исполнять её нельзя.
Казалось бы, где евреи, а где рыбак-пролетарий Костя? Но закон есть закон. Руководитель оркестра сказал: «Это из-за выезда евреев из страны». Валера его услышал и рассмеялся: «Ну, я еврей ,…, еврей. У меня мама испанская еврейка». Достал пачку червонцев из нагрудного кармана рубашки, и они веером рассыпались по полу. Оркестранты деньги быстро собрали. Сказали, что из уважения к великому хоккеисту песню исполнят, но деньги не взяли. Мы возвратились к столу, Валера повернулся к оркестру и громко сказал: «Два раза подряд, пожалуйста!» – и, улыбнувшись, добавил: «Ну, не дают евреям разгуляться!»
Проводив Валеру до стола, пошёл к чекистам, которые дежурили в ресторане. Они всегда сидели на определённом месте. Одного из них я знал. Объяснил возникшую ситуацию с оркестрантами, и сотрудники госбезопасности с пониманием отнеслись к нам.
Вернёмся к песне о евреях. В неё иногда вставляли ещё один куплет: «Даже есть один гребец Наум Лейбыч Прокупец». Я с ним знаком – он был и есть мой друг. Наум родился в Молдавии в 1948 году. Время шло послевоенное, жизнь была трудная. Родители его трудились от зари до зари. Позже семья переехала в Кишинёв. Наум, окончив семь классов, пошёл в ремесленное училище – надо было быстрее становиться на ноги, не быть обузой для родителей. Как-то, гуляя, зашёл на гребную базу – с «беломориной» в зубах. Стоял и смотрел, как тренируются спортсмены. На пирсе был тренер, который оценил крепкую фигуру пацана. В «ремеслухе» в те годы слабому было не выжить. Тренер предложил ему попробовать себя в гребле на каноэ. На следующий день Наум появился на тренировке, и надолго остался в этом виде спорта. Большинство своих наград он получил как представитель спортобщества «Трудовые резервы». У некоторых это вызовет улыбку: еврей и «ремеслуха», общество «Трудовые резервы», но как-то так сложилось. Впоследствии стал выступать за известный спортивный прославленный клуб ЦСКА ВМФ, где мы и познакомились. Начав с нуля, через год тренировок, он уже получал стипендию плюс талоны на питание. Семье стало жить легче.
В восемнадцать лет Наум стал чемпионом СССР. Это было так. Чемпионат проходил в Москве на водной станции «Динамо». Гребного канала в те годы в Москве не существовало. Наум легко прошёл в полуфинал на дистанции тысяча метров. И вот дали старт, комментатор: «Старт дан. Гребцы прошли стартовую зону. Впереди спортсмен из Молдавии, общество «Трудовые резервы», перворазрядник Наум Прокупец, но это начало дистанции – всё решается на финише. Опытные заслуженные спортсмены, чемпионы уверены в свих силах. На новичка внимания не обращают. Спортсмены прошли пятьсот метров – половина дистанции. Впереди Наум Прокупец. Разрыв увеличивается. Новичок не думает уступать маститым, хотя они уже поняли, что он не шутит и финиш им без боя не отдаст. Да, это победа перворазрядника Прокупца! Он попадает в финал».
На следующий день проходил финал. Тот же комментатор. «Старт дан. Гребцы прошли стартовую зону. Впереди Наум Прокупец. Но заслуженные мастера уже знают силу молодого спортсмена, и это не просто чемпионат СССР, что тоже очень важно. Чемпионат является отборочным соревнованием на чемпионат Европы. Наум не оставляет никому ни единого шанса и выигрывает свою первую медаль чемпиона СССР!» Уже потом было множество медалей чемпионатов СССР, Европы, мира и Олимпийских игр. О Прокупце много написано, не хочу повторяться. Пришло время для него отдать долг Родине. Службу Наум проходил в клубе ЦСКА ВМФ.
Сезон 1970 года у него как-то не заладился. Перед началом дали отпуск. Он поехал домой в Молдавию с условием, что там продолжит тренировки. Ну, конечно, загулял и никаких тренировок не было. Попал в милицию. Сообщили руководству клуба. Все отборочные соревнования проиграл. Соответственно на международные соревнования не попал. И вот идёт торжественное собрание в клубе, посвящённое 7 Ноября – Дню Великой Октябрьской социалистической революции. Присутствуют руководители клуба, адмиралы из штаба ВМФ. И вдруг замполит капитан второго ранга Самаркин выходит к трибуне и начинает ругать Наума: «Пьёт, дерётся, попал в милицию, и самое главное – у него нет даже тетради по самоподготовке. Позорит честь советского спортсмена». Вообще-то, тетрадей ни у кого из спортсменов не было, у меня точно. Даже адмиралы, сидевшие в президиуме, с удивлением посмотрели на замполита. Всё-таки торжественное собрание, а не разбор персонального дела матроса Прокупца. То, что замполит сказал о Науме, касалось почти всех спортсменов Школы высшего спортивного мастерства ЦСКА ВМФ.
Дополню рассказ о Науме ещё одним случаем. В экспериментальную группу гребцов призвали троих спортсменов из Средней Азии с хорошими физическими данными. Все под два метра ростом. Их выпустили в увольнение. Они пошли в известное кафе советского периода «Времена года», которое находилось на территории парка культуры и отдыха имени Максима Горького. Вернулись пьяные, да ещё и наблевали в казарме. Через пару дней у спортсменов – собрание клуба. Повестка дня – недостойное поведение матросов. Идёт собрание, провинившиеся стояли, понурив головы. Всё, как всегда: «Позорите звание советского матроса!»
Я сидел рядом с капитаном второго ранга, заслуженным тренером СССР Аркадием Николаевичем Николаевым. Он прошёл всю войну. Был командиром торпедного катера. Заядлый курильщик, а курить в актовом зале нельзя. Он держал пачку «Беломора» в левой руке, а в правой – папиросу, которой стучал по пачке. Вдруг поднял руку и попросил слова. Встал и, обратившись к провинившимся, спросил: «Ребятки, скажите нам, именно нам, а не мне, сколько и какого напитка вы выпили на брата? Только честно». Они ответили, что где-то стакана по два водки на каждого. Аркадий Николаевич кивнул и, обращаясь к руководству, выдал: «Наши ребята с двух стаканов водки не падают и, тем более, не блюют. Списать их на флот! Пусть там служат Родине!» Как цсковец подтверждаю слова Аркадия Николаевича. ЦСКА ВМФ – это школа жизни и не только спортивной.
Снова вернёмся к нашему герою – Науму Прокупцу. Наум взялся серьёзно за тренировки. Выиграл в сезоне 1971 года все отборочные соревнования, включая чемпионат СССР, и поехал на чемпионат мира, который проходил в Белграде. Готов был на все сто, но что-то не пошло. Такое в спорте бывает. На анализ времени нет. В разговоре со мной, откровенно признался: «Думал, всё – конец карьере. Спишут на флот!» Взял ящик пива, пошёл на берег, закурил, стал угощать зрителей. Подтянулись спортсмены, которые закончили выступления на чемпионате, и тут к Науму подошёл его друг по сборной Александр Виноградов, попросил: «Не пей. Бросай курить. Завтра гоняемся с тобой в двойке на десять тысяч метров». На следующий день выиграли дистанцию, как говорят, «в одни ворота» и стали чемпионами мира. Допинг-тесты в те годы не делали. Александр Виноградов впоследствии завоевал на Олимпийских играх две золотые медали (в 1976 году – в Монреале и 1980-м – в Москве).
И вот опять ноябрь, ровно год спустя. Москва, ЦСКА ВМФ, актовый зал. Та же дата и тот же докладчик – невозмутимый замполит Самаркин. Да и аудитория практически та же. «Наум Прокупец – яркий представитель армейского спорта и правофланговый советского спорта. Вы должны на него держать равнение. А ещё – он аккуратно ведёт тетрадь по самоподготовке». Наум чуть не зарыдал от смеха. Многие из присутствующих спортсменов еле сдерживались, чтобы не захохотать.
После собрания нам дали увольнительные. Поехали отметить события. За столом поднимали тосты и за тетрадь, которой, как вы понимаете, и в помине не было, и за капитана второго ранга Самаркина. Наум обладал тонким чувством юмора: «Ребята, ну почему, когда я проигрываю соревнования, мне дают понять, что я еврей, а вот русский так не сделал бы! Когда жея выигрываю медали на Олимпийских играх, чемпионатах мира и Европы, я становлюсь правофланговым советским спортсменом, на которого надо равняться?» Всё, как в известном еврейском анекдоте: «Дяде Васе, слесарю ЖЭКа, дали билет в одесский оперный театр на концерт знаменитого на весь мир скрипача-одессита. Дядя Вася выходит после концерта, разводит руками и говорит: «Отними у него скрипку, так такой же еврей, как и все!»
Наум достойно прошёл путь советского спортсмена, призёра Олимпийских игр в Мехико, неоднократного призёра чемпионатов Европы, чемпиона мира, стал семикратным чемпионом СССР. Он имеет государственную награду Советского Союза – медаль «За трудовое отличие». Почётно уйдя из сборной команды СССР, продолжил службу, выступая за Группу советских войск в Германии.
Когда спортсмены ехали в ГСВГ, они говорили, что едут в страну «Кримплению». Кримплен в те годы – очень модная ткань. Изделия из неё, как женские, так и мужские в СССР были в цене. Для ребят это был неплохой дополнительный заработок. Так же хорошо продавались сервизы «Мадонна» да ещё ковры.
Вот история из жизни Наума того периода. Он купил ковёр на продажу, не для себя. В комнате, где в Москве проживал Наум, не было места, где можно было бы повесить ковёр. Наум с другом Николаем – известным спортсменом, раз в две недели разыгрывали «спектакль». Втихую выносили ковёр, а затем, возвращая его, проходили мимо общежития, где жили семейные спортсмены, громко обсуждали «очередную» покупку Наума. Делали это специально, чтобы женщины это слышали. В результате по городку разнёсся слух: Наум уже третий ковёр купил. И жёны выговаривали своим мужьям: «Вот еврей уже третий ковёр купил, а вы, русские, дураки!» При этом все спортсмены знали, что ковёр – то один. Конечно, об этом представлении проведал «особист», но на карандаш не взял. Они с Наумом были друзьями, часто вместе выезжали в город погулять.
Уехал Наум из СССР в 1991 году, несмотря на то, что в его жизни всё складывалось хорошо. Отдельная квартира, должность старшего тренера в спортобществе «Трудовые резервы». Но так захотела мама, отец его к тому времени умер. А для еврея мама – это всё. В Израиле работал на заводе микроэлектроники рабочим. Предложили возглавить сборную Израиля по гребле, но он отказался. Наум и сейчас жив-здоров, у него жена, взрослая дочь. Всё хорошо.
Увольнение
Вспоминаю события, которые произошли пятьдесят лет назад. В то время я проходил срочную службу строевым матросом в Школе высшего спортивного мастерства ЦСКА ВМФ. Особых проблем с увольнительными не было. Многие спортивные объекты находились за территорией клуба, и каждый день спортсмены получали увольнительные, которые выписывались на всю команду. Так что прибывать в клуб надо было всем вместе. А вот увольнительные на выходные дни получить было не просто, так как они выписывалось на каждого в отдельности. Целый день с восьми до двадцати двух тридцати был в твоём распоряжении. Успевали потренироваться, встретиться с друзьями и, конечно, уделить внимание девушкам. Увольнительные до утра выписывались в основном женатым и очень редко холостым.
Вот наступило тридцать первое декабря. Получили увольнительные на каждого. Разошлись. Отдельно первого января также отпускали в увольнение, но только тех, кто не «запалился», имею ввиду опоздавших и нарушивших спортивный режим до такой степени, что скрыть это было невозможно. В основном, ребята подобрались крепкие, как в нашем коллективе выражались, «кремни». Бывали случаи, которым я свидетель, когда матрос чётко докладывал дежурному о прибытии, отдавал увольнительную, и затем падал навзничь. Его подхватывали и бегом по трапу – в кубрик. Дежурный всё это видел, но ничего не предпринимал. «Вернулся вовремя, доложил чётко, увольнительную не потерял». Дежурные офицеры – все флотские, бывшие и действующие спортсмены, чемпионы СССР, Европы, мира и Олимпийских игр. Но в наряды ходили все.
Как-то и я попал в «ситуацию». Смутно помню свой доклад. Но расскажу всё по порядку. У моего тренера, Бориса Марковича Вайсберга, был день рождения. Мне выдали увольнительную до двадцати трёх часов. На дне рождения принял по-флотски. До части добрался на такси, но от проходной до плавказармы или «баржи», как мы её называли, метров двести надо было дойти. Собрав и силу, и волю, устремился вперёд, взбежал по трапу и устоял. Дежурный не вышел, сидел курил. Как потом рассказывали матросы, доложил чётко, отдал увольнительную. Дежурный: «Боря мне звонил. Отдыхай. Свободен». Только после этих слов я узнал в нём трёхкратного олимпийского чемпиона Вячеслава Иванова. Несмотря на то, что я матрос, а Слава капитан-лейтенант, мы дружили. В спорте это нормально. Бывало, что за одним столом матрос сидел не только с майором, полковником, но даже адмиралом и генералом.
Наступило утро первого января. Все, кто должен идти в увольнение, готовы. Стоим, ждём друга, Виталия. Он был женат и получил увольнение до утра с условием, что, если придёт вовремя, без замечаний, то отправляется с нами, не выполняет – увольнение «зарубают» всем. Времени семь тридцать, ждём, но с некоторым волнением, потому как очень хорошо знаем своего друга. Видим, перед КПП останавливается машина – подъёмный кран, с будкой для крановщика, сейчас таких, наверное, уже и нет. Оттуда, а это достаточно высоко, вываливается и падает наш друг. Шинель развевается. Как он вставал и проходил через КПП, мы не могли наблюдать, но чётко видели, как из распахнутых дверей КПП вылетает снежный ком, бежит, падает, встаёт, делает несколько шагов, опять падает, ботинки слетают, и становится понятно, что они на босу ногу. Он их обувает и бежит дальше, снова падает. И так четыре раза. Это всё видит наш старшина Михаил Васильевич Горлов, настоящий флотский, много лет прослуживший на Северном флоте. Попал туда сразу после окончания войны. Наблюдает молча, в руке держит наши увольнительные и смотрит на часы. На них семь пятьдесят две. Виталика отряхнули от снега, зашнуровали ботинки, поправили шинель, затянули ремень. На табло восемь ноль- ноль. Он чётко докладывает уже из общего строя. С двух сторон его плотно поджимают плечами, чтобы не упал. Михаил Васильевич отдаёт нам увольнительные, говоря: «Ну, Виталий, молодец!» Улыбается, махнув рукой, и добавляет: «Надеюсь, всё будет в порядке? Или опять придётся вас забирать с Речного из отделения милиции? Сегодня я дежурю до утра». Старшину мы не подвели.
Граница на замке
Сегодня праздник – День пограничника. Хочется вспомнить ребят – защитников рубежей нашей Родины.
Эта история произошла лет сорок тому назад. В те годы пограничники защищали границу моей Родины – самой великой в мире державы Союза Советских Социалистических Республик, и не их вина в том, что моя Отчизна значительно уменьшилась в размерах. Это сделали с огромной выгодой для себя продажные политики. Из них многие и сейчас при власти, продолжают делать всё для того, чтобы уменьшить размеры уже России. Мне до сих пор стыдно, что я лично ничего не смог предпринять, чтобы отстоять свою Родину – СССР.
В восьмидесятые годы в Союз приехал известный итальянский журналист. Журналисты со всего мира часто приезжали в СССР, но с разными целями. Одни, чтобы очернить наш строй, другие – по заданию спецслужб. Кстати, они писали о нас объективно, даже приукрашивая наш быт, чтобы не вызвать подозрения и иметь возможность снова вернуться в страну. Джузеппе – непростой парень, у него очень и даже очень высокопоставленные родственники. Среди них был даже премьер-министр. Главным по сопровождению назначили моего друга Евгения. Понятно, что он имел отношение к КГБ, как же без представителя «конторы Никанора»? Итак, всё по порядку. Рассказываю, как очевидец.
Самолёт Рим – Москва приземлился в Шереметьево. Джузеппе оказался приятным парнем, лет тридцати, спортивного телосложения. Поздоровались, представились. Он пытался говорить по-русски, хотя с нами был переводчик. Изъяснялся достаточно хорошо для того, чтобы мы понимали. Евгений, наклонившись ко мне, тихо сказал: «В темпе вальса и фокстрота идём в вип-зал. Там ждут». Ну и пошло-поехало. Всё по накатанному. О Джузеппе узнали всё ещё до его прилёта. Где родился, где учился, за какую футбольную команду болеет ( за «Милан»), кто из футболистов его кумир (в Италии – Мацола, в СССР – великий Яшин) и много ещё всего, что и сам журналист о себе не знал. Пошли тосты: «За Италию», «За СССР», «За дружбу между Италией и СССР». После трёх тостов – он был в норме. Пил вино, к которому привык с детства. Надо, чтобы водки хлебнул. Я громко: «За прославленный футбольный клуб «Милан»!» Джузеппе берёт фужер, а там водка. Удивлённо ставит. Евгений говорит: «За мужиков надо водку, а то будут плохо играть». Он выпил, мы вдогонку: «За Мацолу, вперед!». Парень уже не сопротивлялся. Евгений скомандовал: «Поехали».
Джузеппе забронировали хороший номер в гостинице «Берлин», который был оборудован конторой. Проводили до дверей. До утра Джузеппе не оклемался – принял, как надо. Вот так очень удачно прошёл один из запланированных пяти дней. Времени восемнадцать часов, и «конвой» может быть уже свободным.
О том, как в дальнейшем проходило пребывание итальянца в СССР, мне рассказал Евгений. На следующий день приехали в гостиницу, спросили горничную (конечно, нашу): «Ну как, пообщались?». Она удивлённо: «Да какое общение? Он как упал, так до утра и не просыпался. Сейчас приводит себя в порядок». Женя сказал, что Джузеппе ждут на завтрак. Он пришёл, внешне в норме. Поздоровался, сказал, что не очень хорошо себя чувствует. Сел, налил себе вина. Евгений ему говорит: «Не пей, будет ещё хуже. Вчера ты пил водку, теперь, чтобы прийти в норму, надо «соточку» опрокинуть». С точным значением слов помог определиться переводчик. Джузеппе засмеялся, легко согласился, принял, позавтракал. Ему стало легче. Спросил о том, что запланировано на сегодня. «Всё по вашей программе – осмотр Кремля». И все, как всегда: Царь-колокол, Царь-пушка, обзорная экскурсия, храмы, царские палаты. Друзья-ФСОшники тоже захотели показать своё гостеприимство, и надо сказать, что не просто показали, а очень достойно это сделали. Далее в программе стояла Третьяковская галерея, но стало понятно, что Джузеппе экскурсию внутри помещения не выдержит.
Поехали в Лужники на стадион. Там ветерок с Москвы-реки продувает. Шёл май, всё цвело, погода прекрасная. Итальянцу очень понравилось, он повеселел. Пошли на смотровую площадку у Московского университета. Он много фотографировал.
Пришло время, достали водку. Джузеппе предложил выпить за красавицу-Москву, но спросил, не оштрафуют ли нас за распитие спиртных напитков. Ну, не стали ему объяснять, что и здесь дежурят чекисты, поскольку вокруг много иностранцев. Слишком удобное место для встреч фарцовщиков, валютчиков и даже агентов. Бывали, и не единично, случаи крупных незаконных валютных операций и сделок с драгметаллами. Здесь где-то в семидесятых годах взяли одного валютчика при передаче представителю другого государства восьми килограммов золота, которые были в простой «авоське», и пошёл тот на десять лет. Что интересно, он ровно полгода назад освободился, отсидев восемь лет за валютные операции. Поселился в Химках. В то время необходимо было обязательно работать. Устроился в Мытищах. На работу и домой ездил на такси, причём оно подъезжало к подъезду его дома. Как же ему было не попасться? Соседи, естественно, оповестили кого следует, контора моментально села на хвост. Почему контора? Валютчики были к ней приписаны. Итог: «Двое сбоку, ваших нет».
Вернёмся к итальянцу. Подошло время обеда, поехали в «Метрополь». За столом Джузеппе вдруг говорит: «Скоро 28 мая – День пограничника. Нельзя ли съездить на заставу? Хочу сделать репортаж о советских пограничниках». Все затихли. Как ему объяснить, что в его маршрутном листе нет пункта о посещении пограничной заставы? Евгений встал из-за стола и пошёл докладывать руководству. Те попросили позвонить через час. Обед продолжился. Минут через сорок к столу подошёл товарищ в штатском. Сказал Евгению, что его ждут. Ребята из конторы сутками дежурили в гостиницах, где проживали иностранцы, имея собственные апартаменты. На встречу приехал сам начальник отдела. Сказал Евгению, что есть решение показать ему заставу в Бресте. «В Брест поедете на поезде. Там вас ждут. С вами будет корреспондент из журнала «Пограничник».
После обеда сообщили Джузеппе, что вечером едут в Брест на заставу. Итальянец этому очень обрадовался и сам предложил выпить, но Евгений и переводчик вежливо отказались, что его удивило, но один онпить не стал. Ребятам надо было подготовиться к поездке. Вечером сели в поезд, о спиртном речи не было, потому что знали, как встречают «погранцы».
Заместитель начальника заставы сходу повёл в ресторан при вокзале, в отдельный зал. Всё пошло по отработанной схеме: «Наливай и пей». На заставу поехали через город. Джузеппе постоянно фотографировал, был доволен.
На заставе встречал сам начальник погранотряда. Тут же – вперёд к столу. Тостов было много, но пили мало. Между тостами Джузеппе рассказали историю заставы. Как она встретила начало войны 22 июня. Как воевали. Было видно, что Джузеппе это интересно. Он попросил разрешения подняться на вышку: «Фотографировать не буду!» Начальник выслушал, посмотрел на него – вроде, не очень пьян. Разрешил подняться. На этой погранзаставе была самая большая вышка – около сорока метров. Джузеппе уверенно взбирался наверх, за ним два бойца, старослужащих, на всякий случай. Поднялся, осмотрелся, пришло время спускаться, но, посмотрев вниз, он побелел, у него подкосились ноги. А возвращаться надо… Но бойцы – молодцы – мягко приземлили итальянца.
Пришла пора возвращаться в Москву – на следующий день Джузеппе улетал к себе на родину. На поезд успели, сели пить чай. Смотрим – нет итальянца. Однако волнение быстро прошло. Видим, идёт по проходу и несёт большую сумку. Открыл, а там коньяк, водка, портвейн. Понятно было, что это весь ассортимент вагона-ресторана. Джузеппе сказал, что ему в Союзе всё очень понравилось: «Об этом я напишу в своём репортаже». Приехали в Москву без происшествий. На следующий день утром Джузеппе улетел в Италию. В аэропорт его провожал Евгений. Прощаясь, итальянский журналист ещё раз поблагодарил своего нового знакомого. Показал заключённые в замок кисти рук, засмеялся и сказал: «Граница у вас на замке!» В Италии он написал интересный репортаж, где рассказал о доброте советских людей, о русской природе и о пограничниках.
