Федор Федорович Метлицкий
Перед Великим распадом
Автор боевиков Костя Графов сомневался:
– Новая система будет другой, а не лучшей (кому-то будет лучше, кому-то хуже). Возобладает идея особого русского пути.
Я был подавлен. Да, мы зовем куда-то, к жертвам ради большого и прекрасного. А человек измотанный – хочет иллюзии, чего-то легкого, и не хочет жертвы.
Толстый Матюнин, бывший комсомольский вождь и приятель молодости, как-то странно обозлился:
– Советская власть – неизбежное оформление общественного недуга. Русская интеллигенция принесла на плечах Ленина. Запад – предатель, не раз предавал Россию. Суть их демократии – предательская. Для Запада благоприятно то, что происходит с нами. Огромный рынок для сбыта их продукции. Мы вновь для них – мишень для экспериментов. При реформах нужна крепкая власть. Нынешние предприниматели богатеют на фоне обнищания масс.
Соратники были возмущены его словами, шумели. Я только сейчас увидел, что он внутри – чужой.
Диссидент Марк, по обыкновению, едко брюзжал:
– Нам уже не грозит новый путч. У номенклатуры от КПСС нет общеполитической идеи. Военные и ГБ деморализованы. Идея восстановления империи? Чего ради? Это невозможно. Некому, да и нет огня, былой пассионарности в народе. Плебс? Но за кем пойдут, кто будет «тверд»?
Батя вдохновенно поднимал руки:
– Это мы, «новая общность», некомпетентная, привыкшая к халяве, живущая собой! Разве во мне, в нас всех – не это? Презрение к ближнему, нелюбовное отношение к окружающему, равнодушие.
– В тебе привычка к халяве есть, – дразнил его Коля Кутьков. – В нас – нет.
А что делать? – размышлял я. – Одни машинно рассчитывают ходы, забывая о живом человеческом, другие, якобы, в заботе о человеке прячут страх и надежду на спасение в привычном.
Что происходит со мной? Искал пути вырваться из совковой инертности сослуживцев, научить их ответственности за дело, цели которого конкретно не осознаю, но направление ощущаю – это моя младенческая жажда близости с миром. И хочу осуществить во что бы то ни стало – нечто грандиозное. Этого бы не поняли встревоженные и голодные люди. Они поняли бы того, кто укажет практически, как накормить их.
Так ли с моим желанием? А не есть ли это лишь мое воловье усилие вырваться из нищенства? Не надо перепархивать через это темное – прямо в иллюзию благоговения перед жизнью, забываться в ней, что не лечит по-настоящему. Нужно профессионально исследовать этот мир, чтобы найти ключи к разгадке истины. Но без духовного поиска интеллигенции профессионалы – уроды.
Где-то в подсознании постоянно звучала грозная поступь шагов командора, равнодушно переступающего через наши бесплодные споры.
18
В зале заседаний Верховного совета, кроме депутатов, были приглашенные участники общественного движения «За новый мир». Ждали представителя Правительства Гайдара. Он прошел прямо в президиум, взлохмаченный, в красных пятнах на измученном лице, прикнопил графики к грифельной доске, тревожно заговорил:
– Речь идет о более важном, чем реформы – о выживании. Командные методы хозяйствования привели к краху. Нет валютных средств на закупку оборудования, и вообще денег выплатили намного больше, а товаров нет. Инфляция 800 процентов. Развал экономики. Заводы встали. Нет банковской и денежной системы, мы тоже сидим без зарплаты. Нет таможни, устоявшегося частного капитала, четких правил деятельности госпредприятий и их собственности, эффективной системы перераспределения ресурсов, рынка труда, трудовой мобильности. Система до сих пор не демонополизирована.
Внимание сидящих в зале было странным – от интереса присутствия члена правительства и недоумения до проснувшегося в глубине страха.
Гайдаровец повысил голос:
– У нас нет времени! Либо запустить неотложные реформы, либо придется вводить чрезвычайное положение. Многие не понимают, как это призрачно – решить все чрезвычайкой. Попытка силой выбить из регионов ресурсы для центра кончились бы провалом.
Встал встревоженный директор совхоза.
– Боятся люди рынка! За спиной авторитарной власти – надежнее. Она еще нужна людям, так как дает минимум. Ведь, страшно выйти одному, вертеться. Это надо брать в расчет экономистам. Вот, директор кооператива пообещал повысить зарплату, а сельчане все равно ушли от него. Страшно выйти наружу, думать самому о собственной судьбе. Неужели это наш национальный характер?
Заворочались настороженно другие.
– Прежние программы были рассчитаны на энтузиазм, «лучше работать». А вы лишаете даже энтузиазма, теперь все развалится.
– Неправда! – закричал крепкого крестьянского вида бригадир строителей, инициатор «коллективного подряда». – Многие кооперативы стали чудеса показывать. Вон как свободный человек – архангельский мужик пошел! А их душат налогами. Неужели непонятно – планируют ухудшение работы?
Возбудились участники нашего Движения – философы, ученые и политологи, впервые осознавшие жуткую политическую рубку и экономическую неразбериху, у каждого была своя система взглядов, выработанная в тиши кабинетов или бесед у камина, не допускающая крикунов.
Оратора прервал представительный дородный филолог из института гуманитарных исследований, академическим тоном стал разбирать ситуацию:
– Не прошли еще нижнюю точку в процессе обострения проблем. Правительство до конца не осознало: нужны более радикальные меры. А сейчас приватизация – бандитский подход к экономике, разграбление страны. Все увидится уже весной. Прогноз мой пессимистический. Тоговля кончилась. Потребрынок рассосался. Оздоровления рынка не будет. Реформ в экономике уже нет.
Гайдаровец вытер лоб ладонью и успокоенно продолжал:
– Без координации реформ в России и других регионах ничего не удавалось. И мы начали старт одинаковый для всех: с либерализации цен. Но чтобы это заработало, нужно, чтобы деньги приобрели реальную покупательную силу. Тут полно опасностей – гиперинфляции, потери эффективности денег. Да еще с нашей верой в распределительство, во взятки. В январе-марте силы правительства были брошены на это. Сейчас свобода маневра правительства сократилась, но оно успело сцепить шестерни рыночного механизма.
– Как же так? – прервал самоуверенный голос старого партийца. – Это же измена! Ввели страну в хаос, сделали голодными миллионы.
– Нас обвинениями не удивишь, – отрезал представитель Правительства. – Мы стали аскетами, шкуры у нас одубели. Иначе никаких реформ не провернешь.
И продолжил пояснять:
– Реакция нашего стереотипного внерыночного механизма замедлилась. Были порой аномальные ценовые скачки, страшная инфляция затрат. Предприятия поддерживали высокие темпы роста цен, были экспансии взаимных кредитов. Но в целом экономика отреагировала адекватно: падали темпы роста цен, сузился круг распределяемых ресурсов. Проблема реализации продукции становится доминирующей. Идет становление опутанного старым денежного хозяйствования. Теперь требуют только денег.
Ненавистный голос из зала:
– А почему развалили большие предприятия, оборонку – основные достижения социализма?
– Чтобы затормозить инфляцию, укрепить рубль, приходилось свертывать военные заказы, централизовать капвложения. Действуют спросовые ограничения продукции. Предприятия оборонной и другой промышленности во многом оказались не нужны. Начались проблемы со сбытом, запасами в торговле и промышленности. Свертывание производств и проблемы занятости. Сказывалась и неуверенность в сохранении производства, надежности рабочего места.
Его не слушали, шумели. Сидя рядом со мной, мой приятель член ЦК ВЛКСМ Матюнин осторожно спросил:
– Как же так? Вы же ничем серьезным в своей жизни не руководили! Выходцы из журнала «Коммунист»! Даже советскую экономику знаете понаслышке, не то, что западную.
В зале кричали:
– Это из-за вашей некомпетентности!
– Шокотерапевт, его команда – правительство младших научных сотрудников. Мальчики в розовых штанишках!
Оратор уверенно перебивал:
– Заработавший рубль резко повысил степень управляемости экономики. Локальные проблемы оказываются решаемыми: чтобы завести в Москву овощи – лишь выдели деньги, и без всяких накачек начальства.
И только кооперативщики и начинающие предприниматели – «новая буржуазия» аплодировали оратору.
А у того крепчал голос. Набор новых инструментов позволил постепенно вести осмысленную экономическую политику. Самое сложное – контроль за денежным обращением. Урепление рубля пробило кордоны в республиках. Центробежные силы стали сменяться центростремительными. Постепенно преодолевался кризис легитимности. Заработал рынок, приватизация двинулась! Старая система, не ориентированная на человека, ломала экономику попытками расширенного воспроизводства. Теперь можно сформировать конкурентоспособность производства, преодолеть отсталость. Но силы инерции зовут на путь вливаний в воспроизводство неэффективности, в самоизоляцию. Традиционная властная элита уже потянулась к штурвалу, когда устойчивость стала наступать.
– Распад СССР – это грандиозный дележ! – захлебнулся гневом знакомый писатель, Сальный. – Власти, собственности, границ, территории!
Опять начался шум. Гайдаровец закончил:
– Это мифы о правительстве – как секте пуритан от либерализма, пляшущих под дудку западных хозяев. Человек медленно становится хозяином своей судьбы! Конечно, найдутся те, кто объявит нас преступниками, даже в будущем. Да еще попытаются расстрелять. Но процесс уже пошел.
– И расстреляем! – кричал Сальный.
Я ощутил холодок внутри, как будто это меня за тяжкие упущения поставят к стенке.
Представитель Правительства сел в президиуме, съежился в ожидании привычных оскорблений.
Я был поражен, не знакомым рассказом гайдаровца, а им самим. Насколько больше их ответственность, чем моя! Как это страшно – ступить не туда, насколько больше надо знать и чувствовать, когда каждый неверный шаг отдается на жизни народа. И какой вой вызывает каждый их шаг, который изрыгает всякая ненавистная глотка!
Я же сужусь с несколькими уволенными лентяями. Сталкиваюсь с недоброжелателями из Совета, не знающими, как трудно держать на плаву наш корабль.
На реформатора посыпались оскорбления со всех сторон.
Выскочил из кресла, как из себя, мой враг Черкинский, коренастый доктор химических наук, желавший сместить мою команду.
– Смотрите, самоуверенно ухмыляется, не видно смущения! Разорили сберегательные вклады, сбросили в нищету десятки миллионов.
Его поддержали:
– Егор Гайдар все меряет ценами на сметану.
– Фанатики, не ведающие государственной ответственности! – взревел огромного вида писатель с роскошной шевелюрой, падающей на плечи, советский классик. – Уверенно беретесь за скальпель и многократно кромсаете тело России.
Гайдаровец только водил носом по залу, вытирая лицо платком.
– Ненавидеть нас легко. Где предложения, доказательства?
Один за другим выходили на трибуну депутаты и приглашенные участники нашего Движения. Доказательства были следующие.
– Преступные дети ХХ съезда КПСС, как вас называют в народе, диссидентствующие особи из среды детей советской и партийной номенклатуры и творческой интеллигенции, появились на белый свет, принеся советскому народу неисчислимые беды и страдания!
– Никакой альтернативы шоковой терапии? Это абсолютно бездарное суждение! Экономика – социальное явление, здесь всегда есть альтернативы. Это не непреложные законы физики.
– Команда Гайдара сознательно разрушала российскую экономику и добилась в этом успехов. По сути подготовила распад СССР. Настрой – все одним махом.
Привязавшийся к нам бывший кегебешник Геннадий Сергеевич зло сказал сидящим рядом:
– Гайдар богатеем не стал. Но людям от осознания этого факта легче не становится.
– Это еще большее зло, чем революция! – злобно откликнулся Сальный.
Гайдаровец вдруг улыбнулся:
– Наше правительство – как картошка; если за зиму не съедят, то весной посадят.
Я почему-то сочувствовал ему. В каком же аду живут эти реформаторы!
Тот, наконец, разозлился:
– Я пока слышу только одну ненависть вместо конкретных предложений.
Но большинству хотелось ненавидеть. Я не мог понять, откуда такая ненависть. Во мне с детства была уверенность, что мир, как детство на берегу моря, весь распахнут. И сама структура мира – нечто бессмертное, раскрытое будущему. И лишь теперь начинал осознавать медленность духовного пути, некую бесплодность эйфории, мешающую видеть расстановку реальных сил, чуждых душе, но необходимых компонентов для анализа.
А может быть, и не нужно искать пути в раскрытый мир, а надо быть счастливым, найти то, чем можно жить сейчас.
Были и осторожные оценки. Советское руководство было само виновато, в частности, хотя бы потому что не предвидело такое развитие страны.
– Перестройка началась со смерти Сталина, а не с 85 года. Аппарат стал сопротивляться с 87 года.
– Окружение Бориса Ельцина состоит в основном из людей двух непохожих типов: либо таких, как он сам, «настоящих мужиков», крупных, громогласных, любителей баньки и застолья, либо мальчиков-отличников.
Писатель-фронтовик вдруг громко прогудел, перекрывая шум:
– Величие перестройки в том, что она изнутри взорвала фашистскую систему, невиданную в истории! Да, лгали, хитрили, но достигли успеха. Чуда! Добро должно быть с кулаками. Сахаров – не сделал бы этого.
Послышались осмелевшие голоса:
– На правительство давит популистский слой демократии, бушуют неокоммунисты, за ними военно- промышленный комплекс (5 миллионов человек), большой аппарат чиновников, националисты, люмпены. Не готовы к конкуренции. Конструктивная часть общества за реформы, но критикуют правительство с другой стороны – за непоследовательность, медлительность, бюрократизм, уступки.
– Сам рынок за две недели все отрегулирует!
Гайдаровец усмехнулся.
– Да такой рынок через две недели сметет любое правительство.
Однако решительно восстали те, кто был на стороне правительства. Депутат межрегиональной группы негодовал на оппозицию:
– Гайдар взял на себя ответственность за будущее страны, когда почти никто не знает, что и как делать. Все метания противников, поиски врагов – из жажды найти легкое решение. А его нет. История новой России навсегда будет связана с его именем.
Раньше был план, отчуждение результатов труда, – сурово говорил он. – Люмпенская система распределения – отнимали свободу, ответственность творчества, самого духа. То есть, изнутри государства все время бил холод – в упор! – и мы оказались на гибельном переломе.
Экономисты-профессионалы были решительно деловиты:
– Нужен дефляционный шок, то есть без директивных запретов – к рынку. Массы людей останутся без зарплаты. Иначе будет эмиссия денег – беда, размазанная на двести миллионов человек. Отказ от содержания работников за счет казны – горькое лекарство.
Зал от возмущения притих.
– Пятилетний план – это лобовая броня механизма торможения! За этой броней и надеются отсидеться наиболее умные противники перестройки.
Я чувствовал себя избитым, как этот представитель правительства. Что произойдет, и очень скоро? И значит ли это скорый развал нашего Движения?
Из эмиграции Василий Аксенов написал: «Гайдар дал пинка матушке-России».
В газетах и на телевидении посыпались предостерегающие отклики. Новые экономисты чувствовали опасность в трудностях переходного периода. Есть ли угроза экономического коллапса? Появится ли монстр национализма? Не возникнет ли новая бюрократизация, коррупция? Сохранятся ли ценности, всегда почитавшиеся на Руси: совесть, благородство, мужество, достоинство, честность.
Молодой режиссер, снимающий фильмы за границей, мыслил столетиями. Мы по ментальности в XV веке, не успели набрать исторического опыта. Бизнес – что-то не духовное, грязное. В Штатах спрашивают: как я могу помочь вам заработать? И находит – партнера! Мы все – эсхатолотогисты. А свобода не приводит к раю сразу. Она – не для русского, он волю любит. И у нас нет самосдержанности.
____
Я тоже не люблю психологию иждивенцев. Не хотят прогресса, отстали сознанием, не желают раскрывать свои способности, искать – это трудно для иждивенца. Нужен новый тип людей, самостоятельных и ответственных.
Но мне и моим соратникам самоуверенность режиссера не нравилась. В российском предпринимательстве, который он называет торгашеством, есть достоинство самостоятельно трудящегося человека, истинная свобода! Эти критики не верят в человека, в его способность выпрямиться в «торгашестве».
19
В Институте философии и истории участники собрались в смятении, что же теперь будет.
Вышел на трибуну член Региональной группы депутатов, драматург с кажущимся тяжелым от мрачной мудрости взглядом. Он с сомнением в голосе убеждал, наверно, себя:
– Люди поверили в капитализм. Начали искать место в жизни, зашевелились новые чувства, страхи, дохнуло надеждой. Караван двинулся – мимо начальства, политиков.
И перешел на философский тон. Действительность поворачивается каждый раз лишь одной стороной из бесчисленных – наиболее актуальной, а люди принимают ее за универсальную. Людям свойственен ряд изначально ложных уверенностей, откуда проистекают опасные учения (марксизм и др.), утопии. В мире царствует правдоподобие. У человека есть нестерпимая потребность ясности, поэтому – требует определиться немедленно, а значит упрощая. Сложная правда о причинах и виновниках никому не нужна. Существует потребность в успокаивающей информации. Человек хочет больше, чем может, обманывая свою природную сущность, и за это расплачивается. Это свобода не считаться с собой, самопроизвол.
Наш одутловатый диссидент Марк, сидя вместе с моими соратниками в переднем ряду, громко одобрил:
– Люди у нас перестают ждать что-то от государства. И это хорошо. Свобода нужна, а не правда. Если свобода будет – то и правды будет много. Если очень много, то она исчезает, остается своеволие. Правды, той, что искали – нет, и не нужна при свободе.
Ему возражали из зала:
– Что такое свобода? Свобода выбора? Разве мы выбираем, кого любить, во что верить, чем болеть? Любовь – деспотия. Свобода – негативна – предполагает отсутствие, пустоту.
Я заметил, что стал думать абстрактно, что осуждают идеологи, по-человечески, а не по-советски, как раньше. Нет коммунистов, тоталитаризма, это обрядные маски, под которыми скрываются добро и зло. Под маской коммуниста, почему-то ему необходимой, мог быть порядочный приспособившийся человек, и делать нормальное дело жизни. Или палач, упивающийся лежащим телом под его блестящим сапогом. Поэтому жизнь была такой же полноценной, несмотря на палачей, как и в прежних эпохах, ее невозможно зачеркнуть.
Наверно, это во мне остатки ренессансной веры в оптимистическое будущее.
Однако у участников преобладали тревожные мысли. С трибуны кинокритик, женщина с грустными глазами, говорила печально. Неустроенность и неустойчивость, летучесть настроений "Вишневого сада" Чехова, теряющего "родной дом" – это символ переломной эпохи, теряющей родное. И в то же время символ всей нашей эйфории, никчемности, иждивенчества. Чехова продали, как невосполняемые ресурсы. И бессвестный лакей Яша смеется со стороны – он будет хозяином. И Лопахин, как любимую куклу, желанную вещь, обнимает Раневскую. Чеховский взгляд со стороны – не Яшин. Мы и не знаем уже зрителя. Прошло, когда играли на зрителя, знали своего.
Уже знакомый упрямый писатель Сальный с вдохновенно спутанными волосами, увлеченный русским языческим фольклором, словно не слыша предыдущих ораторов, неприятно хакал:
– Все, что произошло у нас и в Восточной Европе – бархатные революции, это запоздалый повтор пражской весны. И тот же сценарий – Комитет спасения. В Карабахе идет иррациональный процесс, его нельзя остановить. А Ельцин поехал туда – примирять стороны. В Афганистане сдаются наши позиции. Там создается мусульманский щит, который повлияет на все мусульманство. Нашим «афганцам» внушили комплекс неполноценности.
Из зала кто-то крикнул:
– Вся вот эта либеральная мразь – это всего лишь часть людей, которые активно сдавали Советский союз! Остальные до сих пор в тени.
Диссидент Марк, сидя рядом со мной, осунувшийся от мрачности, ворчал:
– Пускаем сгустки злобы во вселенную, ибо чуем катастрофу. Нынешняя агрессивность – сублимация страха. Страна отдана на разграбление. Возрождение культуры невозможно. Роль интеллигенции плачевна – делит воздух. Люмпенократия – каждый власть, сам за себя.
Осанистый доктор филологии из Института гуманитарных исследований неспешно разложил на трибуне бумажки и стал излагать мысли, высиженные в тиши кабинета:
– Наличествует стремление заменить одну религию на другую – марксизм-ленинизм на иррациональное мышление – масс-медиа и просто человековедение. Все это накладывается на мифологическую модель коллективного сознания, присущую человеку. Наивное, не научное. Астрология предлагается как нечто обязательное. Теперь декларируется, что мы должны быть верующие, меняем классовый подход на националистический. Наука всегда была мифологизирована. Если хаос – сущность мира, то человек стремится гармонизировать его, обуютить. Это основа всякой мифологии. Разнообразия народ не приемлет, у него стремление к унификации. Мы еще не осознаем опасности массового оглупления, вытеснения элитарности.
В нем, по-моему, проглядывает старческое профессорское – уходит из-под ног почва, и надо что-то объяснить себе, стоя перед бездной.
Вскочил на трибуну наш участник философ-эмигрант, с пронзительными глазами на скорбном лице и взлохмаченной редкой шевелюрой.
– История России всегда была историей государственности. Революция расчистила дорогу этой тенденции. Новые так или иначе восстановят коммунистический строй, в худшем виде. СССР рано хоронить, препятствует этому распределение населения по стране, экономика и культурные связи, заинтересованность окраин, невозможность быстро выйти на западный уровень, тенденция к установлению диктаторских режимов в отделяющихся республиках. Скоро начнется противоположная тяга.
Неожиданно вышла к трибуне наш экстрасенс Кишлакова, размахом идей которой я восхищался, – она говорила от имени Академии энерго-информационных наук, надменно глядя в зал. Широкими мазками пророчествовала о судьбе человечества – на фоне вселенной. В 1991 году – году Святого Духа, человек должен сделать выбор. Три года будет падение над пропастью. В 1999 году придет третий Спаситель мира. C 2003 года по авестийскому календарю начнется эпоха Водолея. В XXI веке будут люди Света и служители Тьмы, похожие на обезьян, уродливые карлики, тараканы и растения-кровососы. Не примкнувшие будут самыми несчастными, время сожрет их сущности, карму. Будет править женщина. Мир пройдет через очищение огнем, сожжет Аримана. Лик сфинкса откроют на красной планете, которая принесет много бед. Так комета Галлея принесла катастрофу Чернобыля. У людей откроется третий глаз. На нашей территории – будущее мира, все это знают. США ждет плохое. У каждой объединяющей группы – свой эгрегор.
Речь провидицы вызвала внутренние судороги у признанных ученых.
– По таблице Менделеева, – добивала она, – будут еще открытия – обнаружат многие двойные, тройные элементы. Будет открыт элемент, позволяющий материализовывать то, что нужно человеку.
Какая вселенская безграничность воображения! Она запросто включала Землю в космическое существование. Мы – ступень в развитии. Природа развивается через нас, и мы должны искать песчинки для кристаллизации. Настоящий герой – не предприниматель, а Гомо интеллигентус – человек думающий.
Все в недоумении ворочались. Она была приглашена профессором Турусовым, питающим слабость к оккультизму.
