Евгения Мулева
Небо молчаливое
Глава 7
куда падают звёзды?
I
Сигнал бедствия подавал маленький шаттл, неведомо как оказавшийся в этом секторе неба. В этом секторе не было станций, даже станций-заводов, и торговые пути не пролегали. НМ забрело сюда только потому, что, так нужно было для испытания новой Эмминой программы для обнаружения бурь.
Вчетвером они столпились в рубке, кажется, такое уже было. Когда прилетал Людвиг, припомнила Эмма.
– Шаттл? Здесь?! – возмутился Фет.
– Долго он здесь не протянет, – хмыкнул Луи, он выглядел напуганным, и он был прав. – У шаттлов обшивка тонкая. Я как-то летал. Это почти как прыгать с зонтиком вместо парашюта. Шаттлами вообще редко пользуется.
«Странное сравнение для человека с Верны», – подумала Эмма, ей вообще ничего по делу в голову не лезло.
– На кой чёрт делать спасательные шаттлы с тонкой обшивкой? – Константин недовольно разглядывал карту бурь. Настоящий полководец перед боем. Эмма хмыкнула. – Слева буря. Мелкая, но близко.
– Что будем делать? – спросила она.
– Спасать, – отрезал Константин и подрубил дальнюю связь. – Стыковку разрешаю, – голос у него был действительно капитанский.
– Это шаттл, – напомнил Луи, а вот у Луи голос дрожал. Константин свирепо зыркнул на него, он не понял, не догадался, что с шаттлом надо не стыковываться, нужно принять его как груз.
«Проклятие, – вздохнула Эмма, – ведь он уже их позвал».
– Стыковка не получиться. Нужно в грузовое, – неохотно пояснила она. А ведь тем самым она соглашается. Принимает его командование? Да нет! Решение. Боже, ну как не вовремя!
– Приму в хвостовое. Луи! – приказал Константин. Луи дёрнулся. – Со мной.
– Д-да, – он испуганно глянул на Эмму, – да, кэп.
– Я… – начала Эмма.
– Я… – и Фет с ней одновременно.
Они с доктором бросились к пилотском креслу и одновременно сказали: «ты». Эмма почти села.
– Машинное! – подскочила Эмма. – Зараза! Там…
– Иди, – кивнул Фет.
Эмма побежала вниз к брошенной установке. Если шаттл будет стыковаться, а Небо зависнет, датчики, настроенные на непрерывное движение, настроенные на скорость корабля и внешнего ветра сгорят к чертям, так уже было. И нужно отключить синтез, иначе к чистой воде примешаются выхлопы с двигателя шаттла.
На кой чёрт он это делает? А Эмма не остановила. Сама сказала про грузовое, сама побежала отключать установки, сама ломанулась в рубку, забросив едва начатый эксперимент. Зачем, боже?
«Это артисты», – шепнул Луи, когда Эмма только вошла. Будто имело значение, артисты они или электрики.
«Беглые», – добавил тогда же Фет.
Эмма не придала этому значения. Беглые. От кого можно бежать на Верне? «От пиратов, – пришёл ответ. – От кого-то вроде Людвига. Может написать ему?», – подумала Эмма, но не решилась. Она едва ли успела отключить всё, как её снова выдернули в рубку. Константин справился быстрее. Лабораторный компьютер подвис, и Эмме пришлось долго его уговаривать, она уже почти попрощалась с тонкой аппаратурой. Если контролер сломается, кто его будет чинить?
Боги, какого труда Рогачу стоило обустроить Небо, ну то есть тогда ещё не Небо… Науку финансировали неохотно, а один сканирующий микроскоп стоит как четыре квартиры.
Эмма поплелась обратно в рубку. «Пташки прибыли», – написал Фет. Почему пташки? В рубке было тесно. В рубке всего тесно, она рассчитана на одного, а не на шестерых. Пташек было двое: низкая светловолосая девица в темно-бардовом комбинезоне и высокий чернявый парень с длинным чехлом подмышкой.
– Госпожа-ведьма! – ахнула девица. Девица на вид была немногим младше Эммы. – Вы госпожа-ведьма, да? – она уставилась на Эмму, точно на экзотическое животное, хотя на Верне и собаки экзотика. Эмма кивнула. – Джейк! – пискнула девица. – Нам повезло. Это Небо!
Её товарищ с подозрительным футляром неохотно промямлил: «да» и снова уставился в потолок.
– Ладно, господа, – начал Фет, – Луи определит вам каюты, и потом мы с вами поговорим.
– Это очень мило с вашей стороны, – промурлыкала девица. – А наш шаттл?..
– И посмотрю, что с ним! – вызвался Луи. Девица просияла.
– Вы так добры к нам! Сам боже триединый послал вас, иначе и быть не может! Кто ещё мог направить вас, госпожа-ведьма, в эту часть небес?
– Работа, – тухло отозвалась Эмма.
– Здесь лучше слышно богов, да госпожа-ведьма? – изумилась девица. Эмме захотелось пнуть её и посильней.
– Здесь лучше слышно Верну. Я провожу исследования. С богами и магией они не связаны, – отрезала Эмма.
– Исследования? – её круглые глаза ещё больше округлились. «Боже, Луи, – взмолилась Эмма, – да уведи ж её отсюда!». – Вы что ученая?
Где-то сбоку прыснул Константин.
– Да, – ответила Эмма, и будто бы соврала, и слово оказалось тяжёлым, и захотелось скинуть это груз с себя, и захотелось сбежать обратно к приборам. – И мне некогда с вами… – а вот теперь точно соврала: времени на Верне немерено, нечем время мерить. Эксперимент стоило перезапустить.
– А давно вы?.. – прогундосил второй, тот, что с чехлом, тот, что не приставучая певчая пташка, скорее нахохленный чёрный грач. – Ну это… наукой занимаетесь?
– Давно, – процедила Эмма. Где-то внутри открывалась тяжёлая дверь, и у Эммы не было сил её захлопнуть.
Кажется, это было на исходе весны. Ну, может чуть раньше, в городе время немного запаздывало. Зимы длились дольше и отступали лишь к концу второго весеннего месяца. Привычная к теплу Эмма часто болела и ходила в пальто до первых тюльпанов. Но в тот день, помнится, уже цвела сирень. Эмма долго смотрела в зеркало, прикидывая, на сколько она похожа на ту Эмму, которой хотела стать, на ту, которую возьмут в экспедицию, кому комиссия улыбнётся, на… Белая рубашка не спасала, она казалась огромной и чужой, точно Эмма забрала её у Дэвида; а брюки палаццо так туго обтягивали задницу, что казалось вот-вот треснут. Надо было на размер больше брать, но в те, что больше, в талии можно было ещё одну Эмму запихнуть. И честно говоря, ей нравилось, как они сидят.
«Я достойна… Боги… Возьмут же?», – спрашивала Эмма, перекалывая волосы. Так плохо и так торчит всё. И коса кривая, и пучок растрёпанный. Дэвид подошёл сзади, взял заколку и сделал сам.
«Так тебе лучше», – сказал.
«Так мне лучше», – подумала Эмма.
«К чёрту вас всех», – решила Эмма.
– Кэп, иди за штурвал, – сказала она бесцветно. – Фет?
– Охотно уступаю. Извольте, капитан, – усмехнулся доктор. – А вы господа за мной.
Артисты потопали вслед за Фетом, но перед тем девчонка подскочила к Константину и чмокнула его в подбородок. Её дружок понуро мялся рядом.
– Спасибо, ребят, – прогундосил он в коридоре.
– Благо дарим! – отозвалась колокольчиком девчонка. – Пусть небо будет добрым к вам!
Эмме очень хотелось весны и билет до родительского городка. Можно и поездом, хоть на ослах. Жаль ишаков на Верне не водится.
– Эмм? – подал голос Константин.
– Следи за дорогой, – ляпнула сгоряча. Внутри все сжалось и ухнуло вниз.
Какая ко всем чертям дорога в небе? Сейчас этот капитан шутить начнет. Сейчас… Эмма схватила забытую с её смены кружку с остывшим кофе да так, что кофту окропило россыпью коричневых капелек. «Проклятье», – шептала Эмма. «Проклятье», – сказала, стукнувшись головой на лесенке. Кружка подпрыгивала, кофе шёл рябью. Пойти против пиратов. Против Людвига? Нет, Людвиг бы своих птичек не выпустил? Зимородковы? Не похоже. Зачем кэп их пустил? Совсем мозгов нет? Герой выискался!
Она пнула дверь в лабораторию. Пугливо огляделась, но нет – пусто и тихо. Пташки у Фета, Герой в рубке. Славно.
Эмма бесстрашно щелкнула почту. Среди этого ада даже Эвино письмецо не сможет сделать ей горше. Боги, от одного дня бездействия Небо не развалиться. А если развалиться, то… то… не она теперь капитан. Эмма давно уже не капитан. Сколько можно спасать всех вокруг? Луи и Фета, придурка из Тирхи, случайных людей, Дэвида, маму. Её бы кто спас. Письмо на сей раз оказалось коротким.
«Мы тебя ждём, дорогая. Ответь».
Дальше сестра говорила о новых дорогах на юге. О повышении мужа. О маминых розах. Эмма листала, слова не отзывались. Да, мама, да, розы. Мама и розы. Далеко в космосе среди темноты и холода, среди раскалённого гелия, среди ничего и пыли есть роза, есть и всегда будет. Её не видно, а она есть. Нет, Эмма не плачет. Не плачет. Она отодвинула клавиатуру подальше. Она посмотрела на пальцы, на руки в узорах. Её отругают, Эва и Дэвид, и мама, и в институте. Ты научный сотрудник, а выглядишь…
«Я научный сотрудник, – тоскливо подумала Эмма. Мысль точно якорь. Нет, просто тянет ко дну. – Я взрослая. Боги! – она всё смотрела и трогала руку, правую левой. – Мне нравится это. – Дракон улыбался. Эмма знала, он летит к небу, к настоящему небу. – И я себе нравлюсь». Она закрыла письмо и запустила новый эксперимент. Зонд медленно приземлился к поверхности образца. Эмма настроила блок подачи напряжения.
«Их слова не умоляют мою значимость», – ей хотелось домой и не хотелось тоже. Там тепло, но там сделают больно.
Эмма переключила рычажки – плюс на минус, напряжение поменяло полярность. На экране ничего не изменилось. «Ещё рано», – Тимофей Владимирович бы попросил, не отвлекаясь следить за экраном. Будет видно на другом. А Дэвид бы ещё и в статью успел абзац написать. Даже в своих мыслях она разрешала Дэвиду больше, чем себе.
– Ты не любишь музыку?
Эмма вздрогнула. Это на соседнее кресло плюхнулся Луи, как он вошёл, Эмма не заметила.
– П-почему? – Эмма подняла голову. Кантилевер дополз к середине скана. – Музыку все любят. Я не люблю людей, которые падают на нас из ниоткуда. Бесит.
– Эмм, они ж не виноваты, – пролепетал Луи. Будто она спорила.
– Невиноватых тоже не люблю. У нас еды их долго держать не хватит. – Аргумент с едой был стальной и безотказный. Эмма выдала его, как термин с термеха на последнем зачёте: звучит хорошо и будто по теме, а что значит – неважно. Ей было грустно, она не понимала откуда эту грусть взялась.
– Твой этот… играл?
– Дэвид? – хихикнула Эмма, и тут же смутилась, – у него слуха не было. Он из тех учёных, которые только учёные и не больше. Ему и не надо. Он может сдвинуть мир и без того. – «А я не могу» сквозило в её голосе, но Эмма сделала вид, что не сквозит. – Дэвид, – повторять чужое, но не забытое имя повторять было сладко, томительно нежно, убийственно глупо. – Дэвид… – Давай скажи ещё раз! – Он любил музыку. И периодически водил меня в бары на…
Луи ждал. А Эмма запнулась. Почему он всё ещё слушает?
– Неа, не помню. – Если б было нормальным сбегать из собственной лаборатории из-за такой глупости, она бы уже. – Боги… – Во рту тянуло. – Я забыла его группу. Я, кажется, ни разу в слух это название не произносила.
Эмме стало как-то беспричинно тревожно оттого, что она болтает и болтает без толку. Луи всё равно плевать.
– Тяжёлое?
– Тяжёлое.
– А тебе такое нравится?
– Ну да вообще-то. Иначе бы я не ходила. У нас с ним похожие вкусы.
– Ты скучаешь, да, Эмм?
– Не знаю. Мы с ним сделали больно друг другу. По глупости или… по слабости? Не знаю… Чёрт. – Сообщила она тихо, на мониторе всё пошло рябью. Напряжения оказалось излишне. – Сгорел собака.
– Ещё раз?
– Ещё раз, – вздохнула Эмма.
– Ты вернёшься, – Луи указал пальцем в потолок, – туда.
– Вернусь…
Эмма не имела ни малейшего понятия. Да боги! Она так долго старалась об этом не думать. Коробка с зондами почти опустела, осталось… раз, два… пять из двадцати.
– Луи, там ещё есть зонды?
– Такие коробочки? – Луи, не вставая потянулся к шкафу. Стул скрипнул и покатился. – Одна. И пустые.
– Хреново. Но может нам хватит.
– Эмм, а учёным нормально столько ругаться?
– Тебя Фет покусал?
– Да не, просто интересуюсь… я может хотел бы… Не на Верне, правда.
– Да, – просто и не в такт сказала Эмма. – Если или когда я вернусь, я заберу тебя. Как говорили, помнишь?
– Помню, Эмм. Я не хочу быть тебе в тягость.
– Мне это не сложно. Просто выправим документы. Ты и так часть Неба. Мой сотрудник. Я только, – это нужно сказать, Эмма знала, только духа не хватало и воздуха. Вдох. – если… Фет вряд ли захочет. Я как-то говорила с ним. Он… ты лучше моего его знаешь.
По рации потекла музыка. И Луи, и Эмма замерли.
– Поставим двадцать вольт, – наконец сказал Луи, когда песня стихла, когда кэп объявил, что на радарах чисто.
– Должно хватить.
Поезд полз в сторону большого города. Эмма держала перед собой листок с речью: семиминутное выступление, впихнутое в одну страничку мелком шрифтом, Дэвид сказал так правильно, чтобы не потерялась в листах, когда будешь читать, но читать вообще-то нельзя, надо говорить. Эмма заучила свой текст, как стих и уже совсем не понимала о чём он.
На длинном экране оранжевым мигали станции. Горстка попутчиков равномерно рассыпана по вагону, в голове зудело: а не посчитать ли, согласно какому распределению, они тут сидят. Славный парень высокий и рыжий в синем костюме, в белых наушниках-капельках, Эмме такие нравятся. Эмма почувствовала, как внутри все от стыда перекручивается и во рту вяжет-вяжет виной, Дэвид-то вот сидит, одними губами строчка за строчкой, за строчкой строчка, пальцем ещё ведёт. Ведёт, но не смотрит, и так уже знает. Рыжий парень что-то пальцами теребит, золотую печатку снимет наденет, покрутит, снимет, наденет. И сам он несчастный какой-то. Одет хорошо, а ботинки поношенные. Эмма уставилась в пол. Она не могла заставить себя читать.
Напротив её ног ноги в розовых кроссовках, светлые-светлые в лилово-сизых синяках, девушка везёт ролики. У неё на сумке вышита карта старого мира. Эмма зажмурилась. Откуда-то слева приносилось тихое постукивание чужих битов. Бормотание Дэвида стало отчётливей. О небо. Ей нужно просто пережить эти несколько оранжевых станций.
– Волнуешься, – прошептал Дэвид ей в ухо.
Эмма кивнула.
– Повтори, – сказал он разумно, – мне помогает.
– Ага.
Она послушно расправила листик, выхватила два предложения моргнула и продолжила смотреть в никуда.
– Закончим, наверное, – сказала она Луи. Луи кивнул. Теперь она Дэвид, теперь её слушают. «Боже, почему мне это нравится?» – это была неприятная, сколькая, грязная зловонная мысль. Луи послушно встал.
– Ты в рубку сейчас?
Эмма кивнула.
– Нашёл им каюты? – спросила она, потому что стоило спросить.
– Да. Двухместную. Они сказали, подходит. А Фет сказал, что с ними всё хорошо, даже надышаться ничем не успели. Хотя обшивка кое-где… но не критично, кстати, я могу починить.
– Не слишком ли… – Эмма встала. Она чувствовала, что её голос стал голосом престарелой гардеробщицы, – мы гостеприимны?
– Ну это ж не сложно! – всплеснул руками Луи. – Я просто… – он понурился, – хочу помочь.
Эмма слабо кивнула. Боже, да какая разница, пусть делает что хочет! Не ей же шаттл чинить. Она встала, а тело сделалось тяжёлым от немощи, от бессилия. Всё случилось само собой, всё решили без Эммы, на её мнение всем опять плевать.
Путь до рубки стал дорогой на вершину по камнепадам и леднику. Если с кораблём что-нибудь случиться по вине этих, нет, по Эмминой вине, это ей нужно было всё предусмотреть и продумать, а не становиться мебелью, частью рубки, тихой частью корабля.
В пилотском кресле сидел Константин, кажется, по её команде.
Эмма остановилась, на пару шагов не доходя, ей почему-то ужасно не хотелось становиться ближе.
– Смена, – сказала она, сказала слишком тихо, он едва ли услышал. Эмме раньше нравилось как это звучало: смена – сменяемся, смена – время, смена – строчка в расписание, смена – вставай.
– Уже что ли? – он удивлённый повернулся. – Ты закончила своё… что ты там делаешь.
– Да, – ответила неохотно. – Встаешь?
– Выгоняешь меня? – он улыбался. Насмехается или просто добродушен? По нему не понять.
– Нет, – Эмма вздохнула. – Ты разве не хочешь проведать своих гостей?
– Эмм! – чуть ли не выкрикнул он. Эмма отшатнулась. – Сначала Фет, теперь ты. Неужели я настолько не прав? – он возмущенно развёл руками. – Я людей спас.
– Уверен? – Ей было страшно, она пятилась к стене, а надо бы к креслу. Надо бы сесть. Корабль повисит, конечно, немножко, ничего с ним не станется. – Если Фет прав, – прошептала она. Фет скорее всего поднимался сюда и долго-долго рассказывал Константину про пташек, про пиратов, про то, что так делать плохо, а как хорошо? Эмма не хотела грубить, не хотела как Фет и злиться тоже не хотела. – Если эти люди сбежали от пиратов, пираты будут искать нас. Что ты сделаешь с пиратами? Устроишь воздушный бой? – Эмма поняла, что не злится, а боится. Что она будет делать с пиратами? Из оружия на корабле только… если только лазер переделать. А этот лыбиться. – Учти, – процедила она, – из оружия только лазер, который я тебе не дам.
Попробуй вытащи ещё этот лазер. Боже и какой она после этого ученый? И он слабенький, чтобы обшивку чинить.
– Придумаю что-нибудь. Я умею нести ответственность за… то что делаю!
– Ну так иди и неси, – процедила она. – Не стоит оставлять пташек без присмотра.
II
Он был зол. Да, он был зол. Его допекли. Нет, ну серьёзно. Сначала доктор со своими пиратами, потом Эмма. Пусть и так, пусть и так. Что теперь бросать пташек в облаках? Боже, кто людей пташками называет?! Константина шагал по коридору в сторону кают. Как разумный человек, как настоящий капитан, он предложит им поесть. А после они поговорят и всё прояснится. Девушка, Лика, она представилась Ликой, выглядела неважно, да и парня потрепало. По их словам, они болтались в облаках больших трех дней в картонном шаттле размером в две туалетные кабинки. Константин замер, ему хотелось объясниться. Ну право слово, он поступил, как поступил. Бросать людей в открытом небе последнее дело. Как им вообще удалось сбежать? И если пиратом был Людвиг… Константин улыбнулся немного злорадно. С Эммой надо поговорить.
Со стороны лабораторий показался Луи.
– Эй, кэп! – крикнул он, голос у Луи был нервный. – Слушай, – начал он, – не поможешь мне с шаттлом? Эмма почему-то… Но я думаю, это правильно будет. Там немного работы и инструменты у нас есть.
– Пошли, – резче чем следовало ответил Константин. – А чем залатать?
– У нас есть, – оживился Луи.
Возможно несколько часов монотонной работы поможет освежить голову или по крайне мере устать.
– А гости? Их бы покормить.
– Фет сказал, они спят. Он осмотрел их, всё нормально.
– Знаю, что осмотрел он и мне сказал, – Константин вдохнул глубоко, потом выдохнул и бить стены чуть-чуть расхотелось. – А ещё он сказал, у них клейма на запястье, у обоих. Птичка какая-то. Вроде парные татуировки…
– Они чьи-то, – прошептал Луи.
– В смысле? – Константин всё ещё не въезжал, разве люди могут быть чьи-то, чьи-то на столько, чтобы их клеймить?
– Так отмечают, когда… когда ты соглашаешься быть… они как… Я не могу объяснить.
– Работорговля?
– Почти. Но нет. Обычно на это соглашаются добровольно. У них есть где жить и что есть, но нет свободы перемещений и всё, что они делают, музыку, – пробормотал Луи, – принадлежит господину. Он может продавать её, но они не получат дохода.
– И на черта на это соглашаться? – возмутился Константин. – Добровольно! Куда уж там.
– Когда иначе не получается. – Луи отвернулся, он как Эмма прятал глаза. – Я больше всего боялся, что со мной будет так, – он вздохнул. – Когда меня поймал Фет, когда притащил на Небо, когда они с Эммой предложили жить здесь, я думал – попал. Я два года барахтался, цеплялся за любую работу, воровал, лишь бы не с клеймом… Но это не клейма, это маленькие татуировки. Я так удивился, когда увидел, что у Эммы всё руки… Потом знаешь, потом я вспомнил… вспомнил что-то, что Фет называет выдумками. Мастерскую с художников, к ним приходили счастливые, свободные люди. В солнечном мире это искусство, а здесь метка. Верна все извращает. – Луи опустил голову. – Ну вот почему так? – спросил он. Константин понятия не имел почему, ему тоже хотелось бы знать. – Мне страшно об этом, – Луи вдохнул, а выдохнуть забыл. Он не хотел бить стены, а Константин хотел. Теперь хотел ещё больше.
– Понимаю, – сказал он, потому что так говорят, когда так.
– Я думал тогда, ну тогда, когда Эмма и Фет…, ну что меня тоже. А ещё я подумал… Знаешь, мне до сих пор гадко. Подумал, что и ладно. Допрыгался. Доворовался. Рано или поздно это всё равно должно было случится. Со всеми такими случается. Это или дурь. Но лучше это. И у меня будет где жить, будет своя каюта и еда будет, и они вроде не злые. Да, я не буду себе, не смогу больше скитаться по станциям, летать зайцем и солнечный мир, видимо, точно теперь не увижу. Зато мне больше не нужно думать, как выжить. Это, кэп, было вообще поганое время. Знаешь, продать свободу за еду и спокойствие за возможность, наконец, перестать трястись и выкручиваться, показалось мне не так и плохо. Да если честно, в моём случае даже выгодная сделка. Но они просто приняли меня. Без клейма. Потому что они хорошие. И… и…
– Я не знал, – Константин положил руку ему на плечо. Что он мог ему сказать? Ну вот что он мог сказать на это? – Пойдём чинить чертов шаттл.
Луи просиял.
Четыре часа они возились с шаттлом, возились бы и дольше, но Луи нужно было в рубку. Константин заканчивал сам в ущерб «свободному времени». Но он не Эмма, ему не нужно торчать в лаборатории, и не Фет, чтобы разбирать лекарства или что там делает доктор в свое «время»? «Отчёты пишет», – вспомнил Константину, впрочем, это ему тоже не грозит. Получилось в итоге очень даже сносно, но сил осталось только на поспать. С утра машинное, после рубка. «Приказа» Эммы он не исполнил и был почему-то этому рад, как ребёнок назло не надевший свитер. Но что с ними делать? Что делать если явятся пираты? Он не знал. Сон казался выходом.
Сон, как всегда, не шёл.
