Евгения Черноусова
Следи за знаками судьбы
Свободу семье Трашкиных!
Поезд остановился, потом дёрнулся, Наталья Алексеевна встала и тут же упала, спасибо хоть пятой точкой на нижнюю полку приземлилась, а не мимо. И куда, спрашивается, спешила? На московский автобус они опоздали, а до Пружинска несколько рейсов ходит, на какой-нибудь да попадут. Кивнув Соне на новую дорожную сумку, в которой лежали тяжёлые альбомы и её жалкие тряпки, она подхватила свои вещи и пристроилась в хвост выходящей из вагона толпы. Выставив сумку вперёд, шагнула на перрон, и тут же оказалась в объятиях внука.
Она опешила. Ну, не были у них такого в обычае – обниматься. А он выхватил сумку из её рук, прижался щекой к её щеке и бормотал:
– Ба, ты куда пропала? Я ей звоню-звоню, а она всё вне зоны! Я Таисии Андреевне звоню, а она чего-то крутит… Сашка каждое утро как просыпается, так ревёт… а ты, выходит, в Успенск уехала? А говорила, что всё это видела в последний раз!
– Ох, Лёнечка, не стоит зарекаться, пока человек жив, ничего ещё не последнее. Вот думала я, что вы с Сашенькой последняя моя привязанность, а оказалось, у меня ещё племянница родная есть. Вот, знакомься – тётя твоя двоюродная Софья.
Стоящий рядом Герман засмеялся, перехватывая у Сони сумку:
– Такая маленькая – и уже тётя!
– Это что, а Сашеньке нашей она и вовсе троюродной бабушкой приходится.
Вчера поздно вечером из поезда Наталья Алексеевна позвонила Марье Кузьминичне, что приедет вдвоём с родственницей, спросила, что привезти из продуктов. А она, хитрая такая, не сказала, что пришлёт встречающих, но выспросила, в каком вагоне они едут. Зато теперь уж, имея транспорт, они оторвутся на покупках! И она послала мужиков на оптовый склад за продуктами, потребовав ссадить дам у вещевого рынка. И с упоением рылась в тряпках. Племянница, которая весь год на таком рынке такими же тряпками торговала, а не покупала, уныло плелась следом, отбиваясь:
– Зачем мне купальник? Я плавать не умею!
– Научим! У нас без этого нельзя, кругом вода.
Только через два часа Машина Германа наконец выехала из города. И только теперь Наталья Алексеевна пригляделась к внуку, и на его расспросы ответила:
– Съездила на родину, посетила могилу матери, познакомилась с единственной выжившей родственницей. А сейчас рассказывай, что случилось с тобой.
– Мать звонила.
– Так. Значит, до неё уже добрались!
Лёня с шумом вдохнул в себя воздух. Потом с отчаянием спросил:
– Ба, я дурак?!
– Заметь, ты не первый раз меня об этом спрашиваешь, – похлопала она по плечу сидящего впереди внука. – Отвечаю: нет, не дурак. Технарь ты, живёшь по таблице умножения. Я и сама такая… была. Только к старости поняла, что в математике дважды два четыре, а в человеческих отношениях это может быть долото, а может куриная гузка. Положено родным любить друг друга, а если не так, будем виноватых искать или себя винить. Почему в семье среди детей кто-то любимчик, а кто-то изгой? Гармонии потому что нет. А алгеброй гармонию не поверить, как сказал классик. И ты не пытайся. Там давно чужая семья. С твоих одиннадцати лет. Ты зачем телефон включил?
– Так расплатиться надо было!
– Значит, адрес ты засветил?
– Нет, она стала требовать, чтобы приехал, а я ответил, что в Новогорске. Дурак я, не подумал, с чего это она названивать кинулась! Верняк на неё дядя вышел!
– Деревню точно не называл? Значит, будешь теперь там сиднем сидеть и носа не высовывать! А за железяками вашими пусть Тимофей ездит. Если деньги нужны, я тебе наличные дам.
– Нет, бабушка! Я за пять дней с Тимофеем заработал, как в своей фирме за месяц. Он…
Внук затарахтел на своём тарабарском языке. Герман поглядел на неё в зеркало и прыснул. Наталья Алексеевна тоже засмеялась и снова похлопала Лёню по плечу:
– Линтер – это что? Лёня, даже не надо переводить! Я ничего не понимаю, но верю, что вы крутые, только не догоняю, зачем ему, такому гению, нужен такой средний специалист, как ты.
– Э-э, нет! Я тоже не так себе! Ну бабушка, ну не смейся! Я тебе просто объясню, на уровне табуретки. Вот сбиваем мы с ним табуретки. Он так собьет, что ей износа не будет. А я… не сказать, что кривенько, факт, что не развалится, но под толстяком скрипеть будет. Зато я её ошкурю до блеска и разрисую идеально, а ему это в лом.
– Ясно. На рынке, кто в табуретках не очень разбирается, скорее твою возьмёт. Но потом потужит. А если вы вместе работать будете, то цены вашей табуретке не будет. Это называется разделение труда.
Ревела при встрече Саша. Наталья Алексеевна понимала, что внучка пережила стресс, впервые с рождения расставшись с ней надолго. У неё и самой все эти дни сердце было не на месте. Представила племянницу Марье Кузьминичне, сказала, что дом родственницы в аварийном состоянии, ремонтировать квартиру смысла нет, лучше расселения подождать. Работала девушка на рынке, так что особенно ничего не потеряет, если несколько месяцев поживёт у тётки. Внуку велела обучить девушку плаванию, а то туго ей придётся в Утятине, где вода кругом. А позже, уже с глазу на глаз, предупредила, чтобы с Соней он не вздумал свой новый навык использовать с обнимашками. Девочка выросла в семье, где её не любили, поэтому для неё тактильный контакт – это опасность.
Только вечером, уложив Сашу и заставив Лёню читать ей сказку, она смогла позвонить Таисии Андреевне и рассказать о том, что произошло в Успенске. И о том, что собирались с племянницей ехать в Утятин, но на вокзале увидели, как один из амбалов Биттона в Утятинский автобус садится. Ну, и двинулись на Новогорский поезд от греха. Просила соседку проследить, кто у дома вертеться будет. И у Константина спросить, что там успенские к ним имеют. Вроде разошлись без взаимных претензий. И про звонок Лёниной матери попросила полицию проинформировать. Пусть местную полицию запрашивают, кто её просил адрес сына выяснить.
Наутро едва встала, так поясницу прихватило. Хорошо, что Марья Кузьминична опытный медик, укол сделала, лечение назначила. Последующая неделя прошла в режиме санаторном. Правда, только для неё, молодёжь помогала хозяйке на участке. Наталья Алексеевна удивлялась, что Соня, выросшая в городе, очень шустро управлялась огородными делами. Оказалось, что она лет с двенадцати помогала соседям, имеющим дачный участок, которые расплачивались с ней по осени плодами её труда. Внуку, выросшему в казённом учреждении, все эти дела были в диковинку, но за компанию брался за всё с большим энтузиазмом. Вдвоём с Тимофеем они плугом окучивали картошку, по очереди становясь то лошадью, то пахарем. Тимофей, мрачный мужик в возрасте лет за сорок, по виду был типичным деревенщиной: плохо постриженный, неважно выбритый, кое-как одетый. Но родом он был из Москвы и с хорошим образованием. Много лет назад его облапошили чёрные риелторы. Немало их таких тогда вывезли из столицы: стариков, простаков, чудаков, алкоголиков. До десятка уже упокоилось на деревенском кладбище в Ссёлках. А этот прижился и в столицу не рвался. На стене его деревенского дома торчала устрашающих размеров спутниковая тарелка, весь дом был забит техникой. Чем он занимался, местные старухи не понимали, но его обожали за готовность помочь. Он колол им дрова, пахал, чинил крыши, бытовую технику. Лёня перед ним благоговел, восхищаясь его профессионализмом и подражал ему во всём, поэтому охотно хватался за лопату, плуг и топор. За пару недель, проведённых в деревне, её довольно пухленький внук загорел и даже малость усох.
Пасторальная жизнь закончилась с приездом рыбаков. Обычно приезжие рыбачили на другом конце деревни, вброд переходя топкий луг. Но на этот раз приехали какие-то молодые, не из тех, кто ездит сюда регулярно. Рыбных мест они не знали, ещё спускаясь со взгорка перед порогами увидели, что Тимофей стоит с удочкой неподалёку от родника, а за баней на песчаном берегу девчонки загорают, и, оставив машину наверху, спустились к роднику. Надо сказать, что Соню плавать Лёня научил буквально за пару дней, но одна она купаться не ходила, тем более, с ребёнком. Поэтому Тимофей рыбачил здесь, соединяя приятное с полезным: приглядывал за девчонками и добывал карасиков. Что там дальше происходило, доподлинно неизвестно, слишком показания расходятся. Возможно, парни просто попытались заигрывать с Соней. Она, привыкшая к обидам от сверстников, расценить, что это было, комплементы или хамство, не могла. А Саша вдруг завопила. Потом она на расспросы Натальи Алексеевны заявила, что это были цыгане. Тимофей, бросив снасти, помчался на пришельцев, прихватив от бани сучковатое полено. Но уже спускались Лёня и Герман, увидевшие чужую машину напротив дома. Едва разошлись миром.
Когда вся эта орава ввалилась во двор, Наталья Алексеевна, охнула и прислонилась к перилам крыльца. Выслушав их всех, мрачно сказала:
– Нет, так жить нельзя. Прятаться, оглядываться, ежеминутно ожидать несчастья. Я думала, как бы не пришлось год у Марьи Кузьминичны на квартире стоять, а оказывается, и это не выход.
Марья Кузьминична ей в ответ рекомендовала с соседями проблемами поделиться, мол, Тимофей – человек исключительно надёжный, много лет его знает, а Герман недавно сюда приехал, но имеет богатое военное прошлое и наверняка такие ситуации разрешал. Тем более, если год соседями придётся быть, против чего она вовсе не возражает. После десяти вечера, когда правнучка уснула, Наталья Алексеевна вышла во двор, на ходу угукая по телефону. За столом сидели и тихо разговаривали хозяйка дома, Лёня, Тимофей и Герман.
– Сейчас Соня подойдёт и начнём нашу печальную повесть. Соня, соседи заловили вашего успенского бугая, а он заявил, что поехал вслед за невестой, то есть за тобой.
– Тётя Наташа, он врёт! Он приставал на рынке, я у матери его работала, она его от меня отгоняла.
– Таисия Андреевна, слыхала? – сказала Наталья Алексеевна в трубку. – Невеста наша его женихом признавать отказывается. Гоните в шею! У меня предположение, что приехал он к нам всё же по материнскому благословению. У Сони квартира двухкомнатная. Убитая, но с перспективой на расселение. Так что в ближайшие месяцы будет у неё дорогое жильё. Ещё у неё есть почти новый байк Хёндай. Но Соня будет ездить на нём сама… чего смеёшься, племяшка? Представляешь, вся затянутая в кожу, бандана, шлем, митенки… все парни у твоих ног! Не хочет, надо же! Ладно, мотоцикл продадим, купим наряды для принцесс. Скажите жениху, что он для нас неперспективный, – убрала телефон в карман халата, присела за стол и продолжила. – Для начала я расскажу о том, что произошло с нами за последние три-четыре месяца.
Рассказ прозвучал для посторонних людей как-то неубедительно, она сама это понимала. Поэтому перешла к тому, что обратилась к адвокату, и тот совершил розыск в Архангельске и Среднеуральске. Что после этого полиция обратилась через неё к внуку с запросом об эксгумации, но она ответила, что теперь едва ли можно считать второй брак Лёни действительным, поэтому следствие может производить любые действия с неопознанным телом.
После Утятинской части её рассказа Лёня простонал:
– Бабушка, и ты всё от меня скрыла!
– Знаешь, внучок, я вообще-то в богатых родственников не верю. Отродясь в нашей семье денег не было. Но если проверять мою родню, то кому, если не мне? Я не верила, но поехала просто потому что не было сил сидеть и ждать неизвестно чего! И вот я в Успенске…
– Да, я стояла и тряслась всё это время, – впервые подала голос Соня, когда Наталья Алексеевна закончила повествование о тайнике. – А тут летит из дома Виталий с двумя пыльными пакетами – и юрк в машину. Парни его вывалились. А тёти Наташи всё нет! Я кинулась к дому, а бабушка Катя меня за подол ухватила и не пускает. И наконец она появляется. А за ней мужик узел тащит. С предками. Возвращают ей наши вещи. А она такая говорит Биттону: «Зажигалку верни!»
– Так что там было украдено-то? – спросила Марья Кузьминична.
– Могу только предполагать. Были там деньги. И ещё что-то, потому что Виталий деньги даже считать не стал, хотя, конечно, какую-то часть пацаны потратили. Плоский свёрток, типа большого конверта или маленькой папки. Если бы только деньги, отобрали бы, накостыляли по шее, заставили бы отработать истраченное – и всё. А их пытали, и, как предположила полиция, убийство Вани было случайным: не стали бы они его убивать, не узнав, где похищенное. А мать его убрали уже потом как свидетеля первого убийства. Кто убийца, судить не берусь. Там несколько интересантов было: хозяин того, что украли, Биттон, который пытался похищенным завладеть, полицейский этот, который то ли на чьей-то стороне, то ли сам по себе…
– С высокой долей вероятности – компромат. Причём не на одного кого-то, а целая база, – предположил Герман. – Кто владеет информацией, тот правит миром… в данном случае успенским мирком. Пацаны сами по себе едва ли решились на кражу. Кто-то их надоумил из тех, кто впоследствии пропажу разыскивал. Карташов этот, скорее всего, в базе фигурирует. Продажный полицейский. У него личный интерес – самому базой завладеть или, в крайнем случае, старому хозяину отдать. Вернулась пропажа к прежнему владельцу, и теперь все успокоятся. А вот если бы кто другой её перехватил, тут бы такой кровавый передел собственности начался!
– Ну, примерно так и я решила. Если наркотики, так объём незначительный, если бриллианты – то да. Но пакет явно нетронутый, да и где в Подмосковье такое месторождение? По моей поездке вывод такой: денежного интереса по линии Скворцовых и Трашкиных к нам нет, а то, что я сразу по приезде в такой крутой замес попала – это просто дурацкое совпадение.
– Вы не волнуйтесь, у нас тут во Втором Рясово старики одинокие. Гости ездят только к Марье Кузьминичне и к бабе Наташе Рясовой. Так что будем бдеть, враг не пройдёт, – сказал Герман. – Но получается, что ничего не получается, источник угрозы не найден.
– Я поищу наследство за границей, – сказал Тимофей.
– Искали, и у нас, и за границей нет такого. Через сервис по поиску наследственных дел. Я, в общем-то, в тупике.
– В том сервисе доступ только к открытым наследствам. А тут может существовать пока живая нравная старуха, которая решила оставить свои бриллианты отдалённому потомку, – сказал Герман и добавил. – У меня был опыт поиска завещания.
– Ох, да все мои предки – голытьба!
– А по линии деда Лёни?
– Так он незаконный!
– Сейчас это обходят. Видали, сколько шоу о ДНК и признании ребёнка в числе законных наследников?
– Во-первых, прямой наследник – сын, за ним идёт Лёня, и только уже потом Саша. Во-вторых, у этого сеятеля элитного семени таких незаконных детей просто не может быть мало. Наверное, с возрастом он научился использовать средства контрацепции, но во времена моей молодости выбора не было, если мужик не желал предохраняться. Залетела – или аборт, или рожай. А что касается богатства, то да, семейка была состоятельная. Вполне могли на сломе эпох приватизировать ракетодром, космическую станцию или военный заводик. Но найти этого предка будет затруднительно.
– Через интернет найти можно любого.
– Флаг в руки! Итак, очень редкая для России фамилия Сидоров. Имя Валерий, отчество не спрашивала за ненадобностью. Возраст 66 плюс-минус год-два. Что ещё могу сказать? Учебное заведение и ориентировочные годы учёбы. Место работы родителей – с его слов, мог и соврать. Имена неизвестны. Да, мама другую фамилию носила, что-то с окончанием – ская или – цкая, банальную мужнину брать не захотела. На этом всё.
Когда Лёня вышел за калитку проводить мужиков, Герман ему сказал:
– Слышь, внучок, а искать деда тебе придётся. Если он богатый, бабушку к нему даже близко не подпустят. И расстались они, судя по всему, неважно.
– Ага, знаю. Конверт от мамы по фамилии, заканчивающейся на «ская», с деньгами на аборт и адрес, где с анестезией сделают, в рожу швырнула и выразила сожаление, что его мама двадцать два года назад туда не обратилась. Хорошо бы, если помер уже. Быстренько от его несметных сокровищ отказаться – и свободу семье Трашкиных!
Герман повернул направо, Тимофей налево, а подошедшая неслышно хозяйка дома вздохнула:
– Лёня, бабушка с ума сойдёт, если ты подвергнешься опасности.
– Марья Кузьминична, договоримся. Мы ведь всё делаем ради Сашеньки, а ей больше всех нужна бабушка.
– Лёня, если тебя не будет, то и Сашеньки у бабушки не будет. Ей по возрасту опеку не дадут. Может быть, из-за этого на неё никто не покушается, что она не конкурент? Но я другое сказать тебе хотела. Специально при всех говорить не стала. При Наташе особенно… Лёня, сначала надо с твоим отцом разобраться.
– А что отец? Ему Сашенька абсолютно не нужна. Он наверняка даже не знает о её существовании. Ему и я никогда не был нужен…
– Ты давно о нём ничего не слышал?
– В последние годы только по телефону от матери: «Весь в папашу».
– А с матерью вы часто видитесь? Вы далеко друг от друга живёте?
– Она в районе. А видел… ну, последний раз виделись, когда Моника беременная была. Шесть лет почти. Она сына своего привозила в областную детскую больницу на консультацию.
– Как ты странно говоришь. Её сын – это ведь твой брат?
– Ну, какой брат? Я его и видел-то два раза в жизни. Брат – это что-то другое. Вот с Соней я себя братом чувствую. Она какая-то родная.
– Да ну?
– Ну да, – он засмеялся. – Не просите обоснования, бабушка говорит, алгеброй гармонию не поверить. Сестра – и всё. Может, потому что бабушка нас объединяет любовью? А мама разделяет нас с… ладно, братом, братом! Его она любит, а меня нет. Поэтому бабушку и Соню я люблю, а мать и брата не люблю. А отца я не видел тринадцать лет. Мать какие-то алименты получала, возмущалась, что мало.
– Он не звонил?
– У меня и телефона тогда не было. Но откуда деньги поступали, я помню. Поищу в соцсетях, если его там нет, доеду, это в Московской области. Даже будет интересно пообщаться. Странно как-то… я уже, конечно, в отце не нуждаюсь, сам отец. Но семья – это же главное! Я почему на Гале женился? Потому что думал, что будет у меня полноценная семья: жена, дочь, ещё кого-нибудь родим. А получилась не семья, а какая-то лажа. Пожил с бабушкой и дочерью и понял: сам дурак! Всё это время они у меня были, а я не с ними жил. Им не так деньги мои были нужны, как я сам. А теперь ещё сестрёнка прибавилась. Буду ценить что есть! И неужели отец до сих пор не понял, что потерял?
– А ты не знаешь, почему они с бабушкой расстались?
– Знаю, бабушка рассказывала. Да ведь и вы всё знаете, вы же в хирургии работали. Это её из-за отцовского долга уродовали.
– Значит, не всё тебе она рассказала, – вздохнула Марья Кузьминична. – Бабушка тебя оберегает от самого страшного, ты же дитя её. Но я человек резкий, считаю, что ты взрослый и должен всё знать. Тем более, я тебя к нему посылаю… в общем, племянник мужа моего в пожарке тогда работал. Когда на возгорание приехали, он видел, как из дома выбегали пятеро. Четверо мужиков и девушка. Ну, он парень молодой, на парней внимания не обратил, только сказал, что один молодой, а остальные старше намного. А девушку мне описал. Небольшого росточка, сказал, коренастенькая такая и волосы светлые, не блондинистые такие, а как солома жёлтые.
– Мать?!
– Не знаю. Но сомнениями с тобой поделиться обязана. Найти злодеев было нетрудно, но ведь не нашли. И Наташа показания давать отказалась, мол, ничего не помню. Думаю, что тот, что моложе… ну, ты понял? И не пожалел, и не усомнился.
– Господи, как жить после этого?
– А так и жить. Ради семьи, ради Сашеньки, бабушки, девочки этой милой Сонечки. Ты думаешь, негодяи в каких-то особенных семьях родятся? Нет, мы их на свет производим, они у нас на руках растут.
Все беды из столицы
Лёня уехал во вторник. Первые дни исправно звонил бабушке, посылал СМС Тимофею о продажах его программ, отдельно писал на почту Марье Кузьминичне.
(БЕЗ ТЕМЫ)
ЛТ
Вам˅ МО
Дорогая Марья Кузьминична, потратил на розыски родителя-производителя 4 дня. Если хорошо подумать, то не зря. Спасибо вам за подсказку. Закрыл гештальт, как бабушка говорит. Итак, появился он здесь 13 лет назад, работал в электросвязи, как и в Холмогорах. Через год женился. Жена старше его, была заместителем главы городской администрации. С ней он прожил 7 лет, т. е. примерно до рождения моей Сашеньки. На неё завели дело. Коррупция. Спешно развёлся, кажется, что-то унёс в клювике, но она, понятно, промолчала. Пару лет жил с другой женщиной, тоже был расписан. Состряпал себе параллельную биографию, нашёл по архивам ныне покойную Наталью Алексеевну Трашкину, еврейку по национальности, и занёс её в новое свидетельство о рождении, выданное взамен утраченного. Стал оформляться на выезд в Израиль, учил иврит. Нашёл дурочку с двумя детьми, желающую тоже выехать. Уговорил жену фиктивно развестись, обещая въехать на деньги дурочки, а после развода с ней вернуться за прежней женой. В результате обул обеих. Жена продала квартиру и отдала половину денег ему, новая жена заплатила за выезд с детьми и осталась в России. Они теперь лучшие подруги и дружно ругают его на все корки. Продолжают активно следить за общим бывшим по страницам его знакомых в соцсетях. Деньги обе через год отбили. Ему подвернулся очередной удачный брак и потребовался развод. Крайняя жена проявила солидарность и заявила, что согласится на развод, если он расплатится с обеими. Через полгода торга он уступил, пятый брак уж больно выгодный. Видел фотографию празднования юбилея пятой жены. На просторном балконе виллы на берегу Средиземного моря. Сам с благородной сединой на висках и с чётким лейблом на лице: «Всю жизнь стоял за правду». Жена маленькая, кругленькая, чёрненькая, в годах, точнее сказать не могу. Держит на руках чёрнявого младенца лет двух. Так что брат у меня не один уже. Но я предпочитаю сестёр! Если будут у меня дети, то только дочери! Кстати, всем жёнам родитель говорил, что первая жена была старше его, обманула, и он всю жизнь благородно платил большущие алименты совершенно постороннему ребёнку. Понятно, что Саша им не нужна, и вилла на берегу Средиземного моря нам не светит. Завтра уезжаю в Долгопрудный.
До встречи! Леонид
P.S. Наверное, бабушке это всё знать не нужно? Хотя мошенничество на доверии – статья менее серьёзная.
(БЕЗ ТЕМЫ)
ЛТ
Вам˅ МО
Дорогая Марья Кузьминична, три дня как я поселился в Долгопрудном у приятеля по интернату и университету Сашки, который получил в наследство однокомнатную квартиру от какой-то отдалённой родни. Во что он превратил эту квартиру – это надо видеть. Мы с Моникой такие же засранцы были и до свадьбы, и после. Только после несчастья с Моникой бабушка научила меня поддерживать в доме порядок. Представляю себе, как её выворачивало, когда она увидела нашу свалку! А теперь от вида Сашкиной квартиры выворачивает меня. Начал разбирать мусорные завалы. О поиске. Проник в архив учебного заведения с легендой о том, что пишу об известном барде Бирюкове, который учился примерно в эти же годы. Якобы его лучшими друзьями были Сидоров и Камынин. Милая женщина мне поверила и постаралась помочь. Оказались они совсем не однокурсниками, но неважно. Личное дело предка я переснял. И в списочном составе группы моя архивная дама обнаружила преподавательницу чего-то космического, которая до сих пор преподаёт, невзирая на 70 лет без малого. И любезно нас познакомила. Старушка оказалась ехиднейшей болтушкой. С большим удовольствием вспоминала студенческие годы. С её слов Сидоров был, выражаясь современным языком, пикапером. Обольщая девушек на спор, коллекционировал, бросал без счёта. А эти дурочки летели на него как мухи на дерьмо. В их компании его дам именовали сидоровыми козами. Тогда бы мою бабушку это огорчило, а сейчас, пожалуй, она посмеётся. Бабушка угадала и метод его обогащения. Отец Валерия Сидорова в одном НИИ был заместителем директора, приватизировал здание института и несколько производств с хорошими зданиями и дорогим оборудованием, что по институтским разработкам что-то производили. Кстати, не падайте, имя его Януарий. Но старый пикапер представляется Яновичем. Жива ещё его мамаша, вдова Януария мадам Шиловицкая, в своё время желавшая извлечь из живого мира личинку от своего сына. Спасибо бабушке, что мы с Сашенькой есть! Ещё один прикол: с дочерью этого Сидорова, т. е. незаконной тёткой моей Кр-р-ристиной Вальер-р-рьевной Сидор-р-ровой (вот у её родителей чувство языка!), я познакомился до того, как разузнал о её отце. Она всего на пять лет меня старше, но поведением тинэйджер: пьянки, гулянки, кокс. Это всё в Сашкиной компании. Так что я съезжаю. Да и вообще пора домой. Этой семейке мы неинтересны.
До скорой встречи! Леонид
А потом вдруг не написал и не позвонил. И не отвечал на звонки.
Утром Тимофей зашёл во двор к Герману, сел на крыльцо и сказал: «Э…» Герман отложил молоток и кивнул ему:
– Ну, смелее, говори уж, – а выслушав его, застонал. – два компьютерных идиота! Ты же пацана подставил!
– Я поеду, – решительно заявил Тимофей. – Я его найду!
– Сам не потеряйся, – отмахнулся Герман. – Пойдём к Марье Кузьминичне, посоветоваться надо. И бабке Лёниной смотри, ничего не скажи! Её и так скрутило…
– Лучше она к нам. Тогда Наталья Алексеевна точно ничего не услышит.
Марья Кузьминична, пришедшая по звонку, с порога спросила:
– Я так понимаю, речь о Лёне?
– Понимаете, есть такие проги…
– Тимофей, не компостируй мозги дилетантам. Я сейчас объясню, как сам понял. Значит, создал наш деревенский гений продукт с четырнадцатью степенями защиты… не кидайся, колхозник Тима, лаптями, это я утрирую… короче, наученный горьким опытом, он убедился, что постоянный клиент норовит купить задёшево, да ещё потом перепродать, ну, и навешал замочков на свой товар. Причём замочки снимать надо в определённой последовательности, иначе сигнализация срабатывает. Покупателей честно предупреждал, но мало кто внял, в результате многие пострадали и пришлось им за переустановку платить. А Лёня, отправляясь в столицу, восхищённый Тиминой крутостью, решил его клиентуру расширить и этим изобретением торгануть. Вчера вечером Лёнин телефон подал сигнал, что находится в чужих руках. И через полсуток он на связь не вышел. А это значит, что хозяин телефона тоже находится в чужих руках.
– Если не хуже… Тимоша, как ты мог?
– Марья Кузьминична, если бы его покупатели захватили, то им убивать его не с руки, им важно сеть свою восстановить.
– Подожди, если телефон у них, почему они не связываются с нами?
– Там тоже защита…
– Что, неужели разблокировать невозможно?
– Ну, от случайной попытки влезть там просто защита. А если определённым образом влезть, так он взорвётся. Сигнал был об этом.
– Тьфу, идиот!
– Вот и я так его назвал. Шпион пробрался в Пентагон, с собою взяв броневагон. Теперь Лёня предположительно сидит у покупателей в кутузке и, не имея на руках гаджета, исправить то, что натворил, не может. И этот изобретатель хренов собирается ехать его выручать. У него на руках копии договоров, которые клиенты подписывали Лёне насчёт того, что проинформированы об опасности использования демоверсии после пяти суток с момента установки.
– Тимочка, ты одичал в нашем Втором Рясово. Ты много лет только со старухами общался. Тебя, если вы правильно всё поняли, запихнут в ту же кутузку, что и Лёню, и будут пользоваться плодами твоих трудов до скончания века. А Лёню как менее ценный объект закопают. Герман, что делать?
– Мне ехать придётся. Ладно, я всё равно собирался квартиру проверить и друзей навестить. Разыщу я вашего недотёпу, прикрою косяк односельчанина. А ты будешь охранять женщин и детей, и смотри у меня!
– Герман, Соню с собой возьмёшь!
– Да вы что, Марья Кузьминична! Это ещё зачем?
– Она уже собирает вещи. Сказала как ты, что квартиру свою решила навестить. Но ясно, что Лёню искать собирается. Герман, не психуй, ты многого не знаешь. У девочки весной мать и брата убили, тётка и её внуки – вся её родня теперь. Так что пусть она при тебе находится, а то потом ещё и её искать придётся. Приходите ко мне, письма Лёнины почитаете. Всё это семейные тайны, но что уж теперь…
Рано утром старухи и Тимофей провожали отъезжающих. Расстроенная Наталья Алексеевна обняла племянницу:
– Деточка, может, останешься? Герман отлично справится без тебя.
Девушка упрямо помотала головой:
– Я тут с ума сойду. Тётя Наташа, он один у нас защитник остался!
Когда машина Германа покатила к порогам, Наталья Алексеевна сказала:
– Маша, я не понимаю эту девочку… почему она вдруг так встревожилась за Лёню.
– Разговор наш с Лёней случайно услышала. Внук твой в интернате сначала дружил только с девочками, потому что они добрее, хотя и среди них вредные попадались. Я ему попеняла, что про брата он говорит «её сын». А он сказал, что мать их разъединяет своей к нему нелюбовью, а ты объединяешь Соню с ним своей любовью, поэтому он её сестрой считает. И вообще, Лёня хочет семью и ещё одну дочь, а сына не хочет. Соня боится потерять первого, наверное, человека, который сказал, что её любит.
– Ох, я сухарь… почему я ей того же не сказала…
Потянулись часы и дни ожидания. Утром, просыпаясь, Саша ныла, тоскуя об отце и даже Соне, к которой с момента знакомства ревновала бабушку и отца. Ходила за бабушкой хвостиком, опасаясь, что она тоже уедет, добавляя Наталье Алексеевне нервотрёпки. Тимофей, чувствуя свою вину, с утра до вечера отирался в усадьбе Марьи Кузьминичны, совсем забросив работу. По первому требованию Саши запускал квадрокоптер, сделал ей тарзанку, а когда она окончательно доставала бабушек, отправлялся с ней на родник за водой, а потом последнюю часть пути тащил девчонку на руках вверх по крутой тропе вместе с этой водой.
На третий день, наблюдая картинку на смартфоне, Саша вдруг завизжала:
– Дяди Герина машина, ура, папа и Соня едут!
Тимофей поглядел через её плечо на экранчик и выругался:
– Блин, кажется, к нам неприятности едут на пяти автомобилях. Нет, Сашенька, это не дяди Герина машина, это чужая. Давайте в дом, я дрон приму и вслед за вами!
Старухи поглядели на экран и спорить не стали. Когда Тимофей со своими гаджетами вошёл в дом, он чуть не повалился, зацепившись за стул, стоящий перед входной дверью на крыльце. Почему он стоит здесь, он понял, увидев распахнутое творило. В этом доме вход в подвал находился сразу за порогом. Сейчас в него хозяйка спустила надувной матрац, две старые шубы и пуховое одеяло:
– Тима, спускай их, я побежала гостей встречать!
Наталья Алексеевна полезла по стремянке в подвал, Тимофей взял Сашу за руки и стал медленно опускать её вниз. Бабушка подхватила внучку на руки. Тимофей подал книжку и фонарь:
