Евгения Черноусова
Следи за знаками судьбы
Я обещаю
– Представляешь себе, этот упырь, Александр Рей, у матери Моники испанский перед отъездом оттачивал. И сделал ей ребёнка. Та не имела к нему претензий, но перед смертью написала, что есть у него дочь, в честь его матери названная. И что она просит его не оставить родное дитя. А он вспомнил о ней только когда ему запчасти потребовались. Бедная моя Сашенька, – сказал Лёня. – Сколько негодяев среди предков!
Соня рассердилась:
– Лёнь, не пори ерунды! Пороки не от генов, а от воспитания, это я тебе как будущий медик говорю! У меня мать вела асоциальный образ жизни, она детей своих ни капельки не любила. А я пьянки-гулянки ненавижу! Я за наших малышей горло перегрызу! Ты лучше скажи, чего ты решил на зиму глядя пол ломать?
– Я после Нового года на комбинат на работу выхожу. Они место в своём садике мне дали, я поменялся на городской садик, чтобы с Сашей вместе Натана водить. С той недели начнём с бабушкой малыша приучать. Если всё пойдёт хорошо, то денег будет больше, бабушка будет днём от всех нас отдыхать, но зато времени у меня свободного не будет. Если работяг нанимать, они пол за несколько дней выровняют, зато грязи разведут немеряно. А я аккуратненько половицы поднял и по камню выкапываю и во двор выкатываю. Вот, всего два здоровенных осталось у глухой стены, с ними, конечно, придётся повозиться. Зато потом за пару часов разберу стенки, и тогда приглашу бригаду стяжку делать. Будет у нас кухня здоровущая, хоть семьёй обедать, хоть с гостями.
– А может, не стоит с этими глыбами мучиться? Сделай вдоль стены подиум от камня до камня, на него какой-нибудь шкаф взгромоздим.
– Не-ет, я люблю, чтобы всё было надёжно.
Через день Лёня приступил к последней глыбе. С утра они все вместе первый раз пошли в садик. Через два часа бабушка отправилась забирать внука, а Лёня вышел к проходящему московскому автобусу, в котором ехала прилетевшая из Израиля знакомая Рины и должна была передать от неё новогодние подарки. Возвращаясь с коробкой, ему пришлось несколько раз отвечать на вопрос, где он такую красоту купил. Уже привыкший к провинциальной непосредственности, он терпеливо и обстоятельно отвечал, что это подарок. От друзей. Из-за границы, да, из Израиля, да, на московском автобусе с попутчицей передали.
Дома бабушка доложила, что первый день в садике прошёл прекрасно, Натан долго прощался с новыми подружками и обещал им снова прийти. Сейчас спит, утомлённый общением со сверстниками.
Лёня переоделся и взялся за ломик.
– Ба, как ты думаешь, почему эта глыба так криво стоит? Неужели так было задумано?
– Да нет, видишь, камень треснул? Явно после пожара раскрошился и опрокинулся на стену. Ты попробуй его разбить, чтобы вынимать по частям.
Он вбил лом между камнем и стеной и, действуя им как рычагом, довольно легко отодвинул его:
– Кажется, там подвал…
Несколько ударов, и камень треснул. Он вытащил несколько крупных камней, оттащил их поближе к выходу и присел на корточки:
– Бабушка, гляди!
– Что, клад Гришки Кайло?
– Нет, скорее, Серёги Царька…
– Нет, если бы был Сергеича, он бы ничего ценного не оставил. Наверное, это тайник погибшего курьера, чей труп после пожара здесь обнаружили.
Тайник явно был давним. Выложенной камнями квадратной нише в полу крышкой служила, наверное, половица. Когда дом горел, один из камней, самый большой, раскололся и накрыл её. Чемоданчик отлично сохранился за четверть века.
– А что это на ручке?
– Цепь с браслетом.
– В таких драгоценности перевозили.
– Ага, или наркотики…
Лёня подцепил ручку чемоданчика плоским загнутым концом лома и вытащил его на поверхность. Повертел в руках: не оплавлен, не закопчён. Достал из инструментального ящика стамеску и молоток и несколькими ударами взломал его.
– Что там? – слабым голосом спросила бабушка.
– Деньги.
– Старые? Которые в девяностых ходили?
– Доллары, ба.
– Вызываем полицию?
– А вот фигушки! Нам весь год бабло прёт, а мы отнекиваемся. Деньги, конечно, грязные. Я обещаю, мы не будем их тратить на себя без крайней необходимости. Пусть лежат, мне Марья Кузьминична велела следить за знаками судьбы.
– Сколько здесь?
– Слышал, что вмещается в стандартный кейс 700 тысяч. То есть семьдесят пачек. Но это новых, потрёпаные чуть больше места занимают.
– А сколько будет полтора миллиона рублей?
– Примерно две пачки.
– Всего-то?
Наталья Алексеевна вышла и вскоре вернулась с мятым конвертом в руках. Взяла две пачки и вложила их в конверт.
– Что это?
– Это рукой Царёва написано: «Я обещаю: всё будет хорошо!». И подпись. Он мне в нём летом телефон передал. Видишь, конверт фирменный, судя по шрифту, израильской клиники, где он лечился. Его заклеивать не будем, а вложим в другой конверт, который заклеим. Сунешь в Ринину коробку, постарайся, чтобы не было видно, что её вскрывали. А открывать её будешь при посторонних.
– А как они поймут, для кого деньги? Надо хоть фамилию написать.
– Я не знаю фамилии. Иван Иванович звал мать Валентиной. Дочь Наташа. Пусть они Серёгины грехи отмаливают.
Они перенесли деньги наверх в комнату Лёни. Он включил компьютер. Загудел принтер. Выполз в лоток белый конверт с надписью: «На лечение Наташи».
