Евгения Черноусова
Следи за знаками судьбы
Будем держаться вместе
Утро, объединённый двор четырнадцатого и шестнадцатого домов. Мерзость запустения. Раньше здесь песочница была, за ней забор, за забором – маленькие огородные участки. Теперь на месте огородов пятиэтажный дом. Тоже не новый уже. Между домами калитка и газон были, теперь выщербленный асфальт въезда. Машинёшки так себе… ну, понятно, не на мерседесах в этом бомжатнике раскатывают. Их дом угловой, со стороны улицы Почтовой был забор от дома до почты, теперь тоже въезд. На месте подвального окна прачечной – ступеньки вниз и дверь. Вывеска «Парикмахерская». Наталья Алексеевна спускается вниз и шарахается от окрика: «Не видите, закрыто!» Похоже, парикмахерская съезжает. Вежливо спрашивает, неужели место недостаточно бойкое? Парикмахерша отмахивается: всё равно расселят, не сейчас, так через полгода!
После прохлады подвала во дворе кажется особенно жарко. В дом заходить неохота, лучше кого-нибудь во дворе перехватить. Эх, сейчас бы Анну Ивановну сюда с её способностью собирать информацию! А впрочем… где тут главные инженеры, сидящие у подъезда? Ага, бабка с мусорным ведром, ещё бабка бельё вывешивает… так, судя по количеству белья, одинокая. Тортик, что ли, купить? Да нет, с минимальной пенсией больше колбаска радует. И Наталья Алексеевна отправляется в ближайший супермаркет.
Это она удачно уходила! Пока затоваривалась, у четырнадцатого дома на скамейках устроились уже три бабки. Наталья Алексеевна собралась с духом, подошла, поздоровалась. Ответили ей доброжелательно, но настороженно. Она подумала, плюхнулась на свободное место и достала паспорт:
– Вот, сразу, чтобы никаких недоразумений, посмотрите, а то подумаете что-нибудь…
Ближайшая к ней без стеснения ухватила краснокожую паспортину:
– Так, Трашкина…
Паспорт чуть не разорвали. Пролистали все по очереди. Потом самая старая, в сильных очках, сообразила:
– Так ты деда Алёшки дочь? Квартиру на себя оформлять будешь?
– Да что вы такое говорите, – испугалась Наталья Алексеевна.
И стала излагать уже обкатанную версию: приехала на могилу матери, не была тут много лет, о существовании сестры и племянников не знала. На кладбище подошла к ней горластая тётка…
Слушали затаив дыхание. Про тётку переглянулись и единодушно решили: Ольга. Но контрольный вопрос по местоположению могилы задали. Убедились, что не врёт, и сказали, что согласны поделиться информацией. Тут Наталья Алексеевна опомнилась и сказала, что глупо общаться на сухую, и предложила нарезать бутербродов. Бабки отказываться не стали, дружно переместились за доминошный стол у гаражей, шуганув оттуда пьяненького мужичонку. Одна засеменила за посудой, другая поплелась за чайником, третья кинулась за вишнёвкой. Наталья Алексеевна испугалась, что дело обернётся пьянкой, но нет, старухи выпили по напёрстку и перешли к чаю с бутербродами. Из их полуторачасового разговора она узнала следующее.
Вера Трашкина от соседок заслужила эпитеты «шалава», «кукушка» и «змеища». С детства родителей огорчала хамством, ленью, гулянками и скандалами. Даже души в ней не чаявшая мать звала её «проклятье моё». Лет в двадцать пять Вера залетела неизвестно от кого и родила двойняшек. После родов не остепенилась и продолжала, по выражению старух, «шалаться». Бабка с дедом воспитывали детей, после смерти супруги дед продолжал держать семейный корабль на плаву. Но пять лет назад дед умер, и семья пошла вразнос. Соня хоть в школу ходить продолжала, а Ванька связался с плохой компанией, мать не слушался, да и вообще никого не слушал, даже участкового. Племянника Натальи Алексеевны соседки характеризовали как «гадёныш» и «паршивец», племянницу – «овца» и «блаженная». Соседи ждали, что Вера продаст квартиру, переселившись в какой-нибудь барак за городом, но оказалось, что дед оставил завещание на внучку. Учитывая бесхарактерность Сони, мать всё равно провернула бы это после её восемнадцатилетия, однако, чтобы квартиру продать, требовалось погасить задолженность по коммуналке, поэтому беспокойная семейка по-прежнему жила здесь. А теперь замаячило расселение, и Вера затормозила в ожидании золотого дождя.
Соню после школы мать пристроила торговать на рынке. У «блаженной» хватало ума не нести деньги в дом, благо хозяйка расплачивалась ежедневно. Покупала продукты, и даже умудрялась что-то платить управляющей компании. Долг не уменьшался, но хотя бы не рос. Она в этом домашнем бардаке умудрялась как-то содержать себя в чистоте и не пить. Со сверстниками не общалась, потому что они её за человека не считали. Ваня неожиданно поднялся. Ни деньги, ни продукты в дом, конечно, не носил, но стал хорошо одеваться и ездить на красивом мотоцикле. Далее в повествовании возник затор, потому что у старух кончились факты и начались предположения. В качестве источника Ваниного благополучия называли воровство, сутенёрство, наркотики, но доподлинно соседи ничего не знали. Потом вдруг погиб приятель Вани. После его похорон в дом Трашкиных стали ходить какие-то люди, причём не шпанистый молодняк, а люди очень разные. Верка засуетилась, пить перестала. Мать с сыном, до этого уживавшиеся, стали ругаться. Повезло Соне, которая накануне первого убийства загремела в больницу с тяжёлой простудой, её забрала скорая прямо с рынка. В общем, через несколько дней соседи обнаружили мать с сыном убитыми, а квартиру разгромленной.
Слухи ходили разные. Но большинство склонялось к версии, что парни спёрли что-то ценное у серьёзных людей. И это ценное теперь искал весь город, не только хозяева, но и те, кто хотел клад найти и поживиться на халяву. Квартиру Трашкиных на щепочки разнесли, Соня даже боялась там ночевать, сняв угол у сторожихи рынка. Потом торговка Ольга вдруг вызвалась встать к ней на квартиру. Ежу понятно, что подселили её хозяева пропажи. Ну, или те, кто решил стать её хозяином.
Про арест Сони соседки не знали. Пришли к мнению, что предъявлять что-то «блаженной» глупо, и её решили просто попугать, вдруг прокатит, полицейские тоже не прочь разбогатеть. Они, старухи, сериалы смотрят, поэтому знают, что на третий день невиновных отпускают.
– А если её заставили что-то подписать? – спросила Наталья Алексеевна.
– Так ведь ты заступишься, родная же кровь, – жалостливо сказала та, что в сильных очках.
Какая родная кровь? Сашенька у неё родная кровь! Ещё с недавних пор она Лёню родным почувствовала. И больше никто! Ей бы их спасти, зачем ей эта недоразвитая внучка отца и тётки! А рука под требовательными взглядами старух уже схватилась за телефон.
Молодой человек, работающий на Наппельбаума, в ответ на её рассказ весело ответил, что сейчас всё выяснит, и что дополнительной доверенности не надо, будем считать, что он её семейный адвокат. А потом перезвонил и сказал, что надо срочно подъехать к тому же отделению.
Соня сидела в коридоре напротив того же пятого кабинета. При виде Натальи Алексеевны она просияла: «Тётя Наташа!», но ни встать, ни тем более кинуться с объятиями не осмелилась.
– Ты откуда меня знаешь?
– Дедушка рассказывал. Он сказал, приедет тётя Наташа и меня спасёт.
– Когда это он рассказывал?
– Давно. Я тогда ещё маленькой была. Он фотографии мне показывал и рассказывал.
О боже, девчонка и вправду блаженная.
– Поехали, до дома довезу, – поторопил их адвокат.
– Нет, – отшатнулась Соня. – Я лучше пешком!
– Что за капризы? – сухо спросила Наталья Алексеевна.
– Я же здесь два дня, – шепнула она родственнице. – Немытая, потная, ужас!
Молодой человек расслышал и сказал ей без усмешки:
– Я адвокат, подруга. Из КПЗ даже бомжей возил. И жара сегодня, обещали до тридцати. Так что розами сейчас ни от кого не пахнет. Поехали!
Во дворе встретило Наталью Алексеевну престарелое воинство. Только они вылезли из машины, как со скамеек четырнадцатого дома кинулись три знакомые бабки. Ну, как сказать кинулись: одна хромала, другая ковыляла, переваливаясь, третья на палку опиралась. И намерение у них явно было сопровождать их в квартиру. Ну, поднялись на второй этаж и зашли. Да… покидала Наталья Алексеевна это жилище сорок пять лет назад, обезобразив его до невозможности. Но такого безобразия предвидеть не могла. Расколочено было всё, что только возможно расколотить, вывернуты не только мебельные дверцы, но даже подоконники. Охнула не только она, но и живущие в подобном бомжатнике старухи. Одна Соня не дрогнула:
– Вы проходите, я сейчас приберусь…
Выглянула из следующей двери Ольга.
– Это ты, что ли, тут порядок поддерживаешь, – спросила та, что в сильных очках и с палкой. – И на хрена тебя в дом пускать было?
– Я сейчас чай поставлю, – испуганно попыталась загасить конфликт Соня.
– А деньги-то у тебя на чай есть? – спросила прошедшая на кухню прихрамывающая старуха. – А то банки с сыпучками тут гости твои дорогие на пол повысыпали.
– Тётя Оля, – нерешительно начала Соня.
– Нет у меня сейчас ничего!
– Сколько она тебе должна, деточка, – спросила очкастая старуха, поднимая палку. – Я эту копилочку сейчас – хрясь!
Наталью Алексеевну, глядя на эту жалкую картину, затрясло. Нестарая жилистая наглая тётка – и блаженная девчонка с убогими старухами. Она шагнула вперёд, и Ольга испугалась. Она нырнула в комнату и буквально через пару минут вернулась, держа в руках несколько купюр:
– Вот, Сонь, как договаривались!
– А теперь проваливай, – продолжая держать палку на уровне плеча, взвизгнула очкастая старуха.
– Катя, это не нам решать, – придержала её Наталья Алексеевна. – Её сюда убийцы послали, им и отзывать. Соня, собери одежду, которая ещё на что сгодится, оставляй здесь только то, что на вышвыр.
Девушка стала собирать вещи, старухи как могли помогали, причитая:
– И так ничего не было, так последнее извели!
– Надо, чтобы все видели, что она уносит, – тихо сказала хромая старуха.
Они стали выносить вещи на лестницу и бросать на деревянные перила площадки второго этажа. Вышел лохматый мужик из соседней квартиры. И дверь напротив приоткрылась, оттуда явно кто-то подглядывал. Когда закончили, сложили всё в пакеты и потянулись гуськом вниз.
– Сонь, ты бы эту выгнала, – сказал сосед.
– Её сюда убийцы послали, им и отзывать, – не поворачиваясь, сказала на ходу Соня.
– Соня, как ты можешь, – выскочила из квартиры Ольга. – Я же к тебе как мать!
– Ни убавить, ни прибавить, – заржал сосед. – Такая же ты ей кровопийца, как её мать!
«А она не совсем размазня, – подумала Наталья Алексеевна. – Сразу поняла меня и согласилась, что Ольга не просто так здесь появилась. И сколько лет в аду жила, а всё время пыталась создавать вокруг себя порядок. Вещи дешёвенькие, но отстиранные. Меня в её возрасте только жизнь начала ломать, а её с детства. Нет, стержень в ней есть!»
Из ванной Соня вышла в тёткиной ночной сорочке, с полотенцем на голове и с блаженством на лице:
– Господи, как хорошо!
– Садись, перекусим, – кивнула ей на стол Наталья Алексеевна. – Тогда попозже в кафе сходим. Ты чай или кофе будешь?
– Я не голодная, – засмущалась она. – Там, в полиции, кашу утром давали. И чай.
– Как говорила моя мама, кусок на кусок – не палка на палку.
Девчонка явно недоедала. В Наталье Алексеевне чуть меньше пятидесяти килограмм, а в ней и того меньше при том, что ростом она выше сантиметров на пять. Вон, сорочка болтается как на швабре. Ела она деликатно, но с наслаждением. Чувствуется, что для неё колбаса, сыр и масло – редкое праздничное удовольствие. Она подняла глаза на мрачное лицо тётки и так испугалась, что слёзы на глазах выступили. Отложив недоеденный бутерброд, она спросила:
– Тётя Наташа, а что дальше?
– Доедай и спать ложись. Будем держаться вместе. Не пропадём!
Она потрепала её по плечу:
– Ну, ты что? Дедушка же обещал, что я тебя спасу!
– Да, он сказал, что ты его простишь, а нас с Ваней спасёшь.
– А Ваня с дедушкой дружил?
– Да, мы дедушку любили. Ты не думай, Ваня хороший… был. Он потом, после дедушкиной смерти злой стал, а при дедушке он другой был.
– Ой, да у тебя глаза закрываются. Ложись, поспи.
Пять лет назад предложение помощи Лёне было чисто рассудочным. Увидев его впервые на страничке Моники, она почувствовала неприятие, слишком уж внук был похож на мать. Тогда она просто решила, что надо помочь, раз он оказался один. Сама себе не хотела признаваться, но было где-то глубоко в ней желание узнать, что ещё натворил в жизни её сын. Но сразу всё отступило, когда она взяла на руки Сашеньку. Этой крохе она нужна, и всё остальное неважно.
А с Соней что? Она вполне взрослая. Что заставило её вступиться за неё? Конечно, прежде всего необходимость разобраться, откуда грозит опасность Сашеньке. Но не только. Пожалела она эту девочку с её несчастной судьбой. А Наталью Алексеевну разве никто не жалел? Что бы она могла без Зинаиды Григорьевны в начале её самостоятельной жизни, без соседей, без Анны Ивановны, без Маши, у которой сейчас её дети скрываются… да хоть без Серёги, который к Маше ей обратиться подсказал? Это его «закрыть гештальт» – может оно и к семье Трашкиных относиться?
Про младших Трашкиных она теперь поняла всё. Девочка не привыкла к объятиям, потому что некому её было обнимать. Наталья Алексеевна и сама такая. Она только Сашеньку обнимает и целует, потому что правнучка на её руках выросла, а с другими тактильный контакт её напрягает. Покойный племянник вырос гадёнышем, потому что любви не знал. А коли с дедом он дружил, то, кажется, она знает, где находится то, что все ищут. Отдать, что ли? Может, тогда от неё и от Сони отвяжутся?
Соня спала беззвучно, ни разу не шелохнулась. Видно, намаялась в отделении. Говорила, крики там, баб пьяных среди ночи привозят. Кровать в номере широкая двуспальная, Наталья Алексеевна прилегла с другой стороны, но спать не собиралась, просто дала спине отдых. А сама продолжала напряжённо думать, как поступить с этим кладом. Не прикасаться – это однозначно, ей жить не надоело. Тем более, к нему и не подобраться, во дворе тысяча глаз. Но кому отдать и как отдать?
Решение приняли за неё. Пополз по скользкой тумбочке поставленный на вибрацию телефон:
– К вам посетитель. Просит выйти на рецепцию.
– Иду.
На диване напротив стойки администрации сидел боров с заплывшими глазками, на креслах – два парня. Ага, они с самого начала решили поставить её в зависимое положение – куда пристроиться? Хорошо, что было время с лестницы всё это разглядеть и оценить диспозицию и вспомнить рассказы Таисии Андреевны о её встречах с бандитами в бытность «челноком». Она, проигнорировав мужиков, облокотилась на стойку:
– Кто меня спрашивал? Уже ушли?
– Вот, – тихо сказала администратор, кивнув на борова.
– Эти? Несерьёзно.
Наталья Алексеевна полуразвернулась, оставив один локоть на стойке. Мельком оглядела всех, потом поманила пальчиком чернявого парня. Он растерялся, посмотрел на борова. Боров зыркнул на него, наверное, взглядом призывая не двигаться. Она снова облокотилась на стойку и сказала:
– Старею, да? Мне показалось, что этот чёрненький самый из них смышлёный. Ошиблась. Ладно, пойду я.
Она развернулась и не спеша направилась к лестнице. Когда добралась до середины пролёта, сзади послышался голос:
– Ну, извините, неправильно себя повёл. Вернитесь, давайте поговорим.
– Нет уж, лучше вы к нам, – ответила Наталья Алексеевна, привалившись поясницей к перилам.
Так и поговорили – на лестнице. Возвращаясь в номер, она с тоской подумала, что ничего от своего взбрыка не выиграла кроме того, что собеседник стоял ниже. Боров оказался отнюдь не тупым бандитом, а весьма продуманным переговорщиком, и в результате получил больше сведений, чем она. И ясно дал понять, что уехать из Успенска Трашкины не смогут, пока чужое не отдадут, и лучше бы ей расспросить племянницу и выяснить, куда её брат мог спрятать похищенное. Когда она попросила описать, как выглядит похищенное, боров ответил, что это пакет с деньгами, а какой может быть упаковка после того, как они побывали в руках двух пацанов, он даже предположить не может. Но была перед ответом борова такая крошечная пауза, после которой Наталья Алексеевна уверилась, что деньги не его. И это значит, что, если она отдаст ему пакет, истинный хозяин не должен об этом узнать. А для этого она вместе с новообретённой родственницей должна оказаться в Глинцах вслед за сестрой и племянником. И что теперь делать? Отдать полиции? Кстати о полиции, был ещё один скользкий момент в разговоре. Боров особо рекомендовал не связываться с Карташовым. Неужели за ней следили вчера вечером? Или, того хуже, прослушивали её номер? Ведь она описала его Соне, и племянница ответила, что это полицейский по фамилии Карташов, дочь его, говорят, в их школе учится, но она младше, и Соня её не знает. То есть и этот врёт.
К вечеру вышли поужинать. Соня ещё пыталась сунуть тётке свои жалкие деньги.
– Спрячь, – велела ей Наталья Алексеевна. – Вдруг потеряемся? И вообще, основную казну самостоятельная женщина хранит в интимном белье, а в кошельке держит только мелочь на текущие расходы.
Внизу она спросила у администраторши:
– А скажите, что это за свин, с которым я беседовала?
Девушка хихикнула и шепнула:
– Не знаю, как его фамилия, но, вроде бы, он в банк напротив часто ходит. Слышала, что кличка у него Бетон.
В кафе Наталья Алексеевна спросила племянницу:
– Ты знаешь такого борова по кличке Бетон?
– Это, наверное, Биттон. Фамилия у него такая. Он хозяин нашего рынка.
– А я думала, банка. Ваня был с ним знаком?
– Да нет, откуда? Кто он, а кто Ваня… был.
– Ладно, пойду-ка я носик попудрю.
В туалете она быстро проверила кабинки: никого! И набрала Константина. Скороговоркой извинилась и спросила, не знает ли он, кто хозяин пропажи, из-за которой погибли её родственники. Он некоторое время молчал, а потом сказал, что не в курсе успенских дел, и спросил, для чего ей это. И она с отчаянием выкрикнула, что плевать и на месть, и на справедливость, и на корысть, ей бы живой остаться. И рассказала о визите Биттона. Потом решилась и призналась, что есть у неё предположение о том, как найти искомое. Он обещал разузнать всё и перезвонить в ближайшее время.
Не хотелось принимать звонок в номере, поэтому после ужина Наталья Алексеевна предложила пройтись по центру. Ничего хорошего из этого не вышло. Только они свернули на пешеходную улицу, как за Соней увязалось двое парней. То, что девушка не желала с ними общаться, и с ней пожилая сопровождающая, их абсолютно не смущало. После несколько попыток уговорить их отойти она остановилась и сказала:
– Вон там, кажется, Карташов. Позовём его?
Парни испарились. Наталья Алексеевна вздохнула и повернула к гостинице. И тут наконец-то прорезался Константин:
– Вы были правы. Биттон – фигура лишняя. А вы знаете, где пропажа?
– Нет, конечно. Это только предположение.
– Но это в доме?
– Да. Нам можно будет уехать?
– Наталья Алексеевна, я с вами предельно откровенен. Я изложил вашу ситуацию и получил ответ. Вы попали в мясорубку. Ваша жизнь никому не нужна, но и смерть тоже. Вы правильно поняли, что, если это попадёт в руки хозяину, то всё устаканится, и вы будете всем неинтересны. А если в чужие руки, то надо будет закрыть вам рот.
– Я поискать могу, но если весь город не нашёл!
Увы, разговор происходил в тот момент, когда они уже входили в гостиницу. Кто слышал их разговор? Администратор, возможно ещё кто-то. Но через полчаса за ними пришли. Когда открылась дверь и в номер вошло четверо мужиков, Наталья Алексеевна воскликнула:
– Боже мой, это дежавю какое-то!
– Не будем по-французски выражаться, я человек простой, – набычился Биттон. – Кому вы обещали что-то поискать?
– А я никому не отказываю, – ответила она.
– Вот и пойдёмте вместе поищем.
Наталья Алексеевна оглянулась на племянницу:
– Соня, ты подожди меня здесь…
– Зачем же здесь? Соня с нами поедет.
Наталья Алексеевна взяла сумочку с прикроватной тумбочки и шагнула к дверям. Парень, стоящий на входе, вырвал её из рук и высыпал содержимое на стол. «Точно дежавю», – вздохнула про себя она. Биттон подошёл, ладонью раскидал всё это по столешнице, взял смартфон, попытался его включить, потом увидел кнопочный и тоже нажал на кнопку включения. И тут её одолел истерический смех. Наталья Алексеевна подхватила со стола свёрнутый носовой платок и уткнулась в него. Биттон уставился на неё, наверное, думая, что она плачет, и она, с трудом сдерживая смех, выдавила из себя:
– Ну как тут без французского? Всё как вчера!
– Вещи собирайте!
Чувствуется, что её реакция на наезд его обозлила. Но при этом он промашек не допускал. Из кучи предметов на столе выхватил дешёвенькую пластмассовую зажигалку и сунул в карман, после чего кивнул своему человеку, и тот остальное скинул назад в сумку. А Наталья Алексеевна спокойно вытащила из бокового кармана дорожной сумки несколько пакетов, ссыпала в них мелочи из ванной и с тумбочки, вытащила из-под подушек ночные сорочки, аккуратно их свернула и всё это засунула в сумку. Покосилась на Соню. Она сидела на стуле, положив ладони на колени и спокойно глядела на происходящее. Блаженная? Да нет, она просто уже давно исчерпала свой эмоциональный ресурс. Угрозы, хамство, бедность, насмешки, голод – она же в этом всю жизнь живёт! Для неё это повседневность. И Наталья Алексеевна воззвала к богу, в которого никогда не верила: «Господи, если мы выживем, я постараюсь возместить всё этому несчастному ребёнку! И не допусти, чтобы моя Сашенька в таком аду жила!»
Один из парней ухватил одной рукой дорожную сумку, три пакета и дамскую сумочку и вышел в коридор. Наталья Алексеевна взяла за руку Соню и пошла следом. Они группой спустились к выходу. Администратор подняла голову и ласковым голоском протянула:
– Выезжаете?
Вот зря она это сказала! Промолчала бы, и Наталья Алексеевна не обратила бы на неё внимания. Ну, продала она постоялиц, так своя рубашка, как говорится… но ещё и лицемерить! И она, метнув на администраторшу яростный взгляд, выпалила: «Будешь ты проклята в детях своих!»
До родного двора пешего хода десять минут, а уж на машине и вовсе какие-то мгновения. Два мощных автомобиля друг за другом въехали в него и развернулись. Перед Натальей Алексеевной открыли дверь. Она вышла и обернулась: «Соня!».
– Соня будет ждать нас здесь!
– Нет, пусть во дворе ждёт. Я не доверяю вашим амбалам.
Биттон взглянул на неё презрительно, мол, дура старая не поняла, что жить им обеим недолго, и заботится о том, что его охрана будет к этой замарашке приставать. Но кивнул парням, чтобы не препятствовали. А Наталья Алексеевна просто тянула время. Прошлый раз адвокат появился через полчаса. Чем заняться?
– Соня, а где Ванин мотоцикл?
– Я не знаю.
– Зачем вам байк?
– То есть вы его уже проверили?
Стоило придумать такую версию, чтобы посмотреть на эту перекошенную рожу! Значит, не проверили. Эх, жаль будет, если эта догадка окажется верной!
Начались поиски. Один мужик кинулся в шестнадцатый дом, ясно, Ольгу опрашивать, другой отошёл с телефоном к столу у гаражей, третий направился к скамейке у четырнадцатого дома, где в этот час не было её престарелого воинства, зато курили два мужика, а водитель держался рядом с Трашкиными, видно, охранять назначен.
Полчаса прошли. Помощь не пришла. А вот мотоцикл наконец-то нашёлся. Его выкатили из гаража в этом же дворе. А хозяином гаража оказался лохматый мужик из соседней квартиры. Он вышел, как и накануне, то ли заспанный, то ли не проспавшийся, то ли с бодуна, то ли на старые дрожжи. Увидел Трашкиных и глазами заюлил:
– Сонь, я ведь не подумал… да я просто забыл! Ты же знаешь, как права отобрали, так я жигуль свой не выгонял… а сразу тогда ребята байк осмотрели.
– Паразит, девчонка без денег сидит, а ты эту бандуру спрятал, – шлёпнула его сумкой пришедшая с рынка очкастая бабка с тростью.
Биттон и компания окружили мотоцикл. Наталья Алексеевна огорчилась: она-то предполагала, что это будет что-то громоздкое в духе времён её детства, а он оказался изящный такой, яркими разводами разрисованный и совсем небольшой. И спрятать в нём можно только совсем мелочь. Она слышала странные названия «подклювник», «подкрылок» от потрошащих технику парней. Вдруг услышала: «Есть!» Все придвинулись ближе.
– Вот кто у нас в городе наркотой занимается, – негромко сказал мужчина в серой футболке, подошедший сзади.
Сидевший на корточках амбал Биттона держал двумя пальцами тонкий пакет. Как-то он не выглядел серьёзно, хотя, кто его знает, может, в дозах это было много. Наталья Алексеевна с тоской подумала, что племянник её действительно был гадёнышем.
Биттон резко развернулся, глянул на вновь пришедшего и вздрогнул. А может, не на него поглядел, а на две машины, плотно вставшие на въезде между шестнадцатым и четырнадцатым домом? И на крепких парней, стоящих рядом с ними? Тем временем вновь прибывший пробежался взглядом по двору и сказал:
– Вы ведь Наталья Алексеевна? А меня Виталий зовут. Я от Бориса Аркадьевича. Вы не родственники с ним?
– Нет, соседи, – она вздохнула с облегчением, разглядев среди пополнения молодого адвоката.
– Вы всерьёз думали, что в этой байде можно что-нибудь спрятать?
– Нет, это так… надо же было чем-то до вашего приезда заняться.
Виталий коротко хохотнул:
– Ну, так давайте в дом?
Он положил руку на плечо Биттона и повёл его к подъезду. За ними пошли ещё трое. Последней шла Наталья Алексеевна, бросившая племяннице на ходу: «Здесь подождёшь».
Когда она зашла в оставленную настежь распахнутой дверь квартиры, все уже толпились в первой комнате. Только один стоял в прихожей.
– Молодой человек, – постучала она ему пальцем по спине. – Подвиньтесь или вон там за шкафом пошарьте. Ладонь туда… нет, выше.
Он вытащил два ключа не верёвочке. Ну и ну, за полвека в этом доме ничего не изменилось! Даже, кажется, ригельный ключ от входной двери тот самый, а вот от навесного замка, конечно, другой.
– Идём, – сказала она и стала спускаться по лестнице.
Остановившись на последней ступеньке, она указала на лестничный марш, ведущий в подвал. Парень с ключом шустро спустился, тронул подвальную дверь и загремел ключом. Дверь легко открылась. Вспыхнула тусклая лампочка. Не спрашивая, он нашёл нужную дверь и снял с неё навесной замок. Пощёлкал выключателем. Да что там, Наталья Алексеевна не сомневалась, что лампочку Ваня предусмотрительно разбил. Замелькали по комнате лучи фонариков.
– Надо фонарь помощнее принести, – сказал Виталий.
– Не надо, – возразила она. – Непременно надо лампочку ввернуть. Вот стремянка.
Пока парень с ключом соображал, парень помельче схватил лестницу, вытащил её в коридор и вывернул лампу там. Вернулся, установил стремянку в центре комнаты. Он спрыгнул и взялся за стремянку.
– Не надо, – придержала она его. – Ну, кто будет тайник проверять?
Виталий присвистнул. Мотнул в сторону Биттона головой своим парням и подошел к стремянке:
– Неужели там? Лезь, Серый.
Наталья Алексеевна командовала, заодно поясняя:
– Руки вверх. Обе. Чуть правее. Пальцами нажимай. Смещай доску. Теперь шарь. Это плита с самого начала оказалась дефектная. Когда папа мой проводку менял, кусок отвалился, а внутри она полая. Он дощечку замазал цементом, чтобы незаметной на фоне потолка была, и сделал тайник. Прятал от жены бутылки и заначки. Мне как-то показал…
С потолка посыпался мусор. Парень вытащил цветастый пакет, передал Виталию, снова пошарил в щели и вытащил ещё один. Виталий покопался в пакете и вышел, с явным облегчением сказав на ходу:
– Сделай всё как было!
Пока все выходили, Наталья Алексеевна подошла к колченогой этажерке и взяла с неё три тяжеленых альбома, огляделась, во что бы завернуть, сняла с полки обрывок старой шторы, связала узлом и вышла. Парень выполнил приказ буквально, даже лампочку в коридор вернул. Нагнав, сунул ей ключ и забрал из её рук узел.
Они вышли в жаркий залитый солнцем двор. Увидев её, Виталий выскочил из машины:
– А это у вас что?
– Предки.
Наталья Алексеевна показала своему спутнику на стол у гаражей, и он сгрузил на него узел. Оба начали отряхиваться от пыли. Она завертела головой:
– Наши вещи у этого… как его… цемента рыночного.
Парни заржали. Виталий кивнул в сторону машин, и вещи Трашкиных оказались на том же столе. Она достала влажные салфетки, поделилась с соседом, покопалась в сумке и громко сказала:
– Зажигалку верни!
