Евгения Чепенко
Вера в сказке про любовь
Глава 5
Суббота
Утро выходного дня встретило меня ранним, чудовищно ранним звонком мамы:
– Я собираю ужин на пятерых, поэтому ты забываешь свою адскую печатную машинку дома, одеваешься прилично и урезаешь свой активный словарный запас до дипломатических общепринятых тезисов и выражений.
– Цитатами ограничиться можно?
– Можно, если цитируешь Нестора или Толстого. Будешь оперировать Есениным, Маяковским или Шнуром – оторву уши.
– Как насчет Библии?
– Библию можно.
– «…если у кого на голове вылезли волосы, то это плешивый: он чист», – торжественным голосом начала я.
– От чего чист? – не поняла сходу мама.
Мой намек на ее сильно лысого суженого, видимо, сбил с толку все ориентиры.
– От паршивости. Ветхий Завет.
– Боже, спаси мою душу! Библия под запрет!
– Позицию уяснила. А кто три несчастных подопытных зрителя?
– Рудольф, Пересвет и Артём.
Заслышав имя мальца, я и проснулась, и приободрилась. Всю неделю из кожи лезла придумать правдоподобную причину, пыталась заполучить у Света личное время его сына и право на какой-нибудь крошечный маневр, а тут рыбку мне в сети мама сама загоняет.
– Все устрою по высшему разряду.
– Нет! – мама даже голос повысила. – Просто помалкивай и улыбайся. Была бы возможность, я бы наврала, что ты не русскоговорящая или немая.
Довела я, однако, родительницу до белого каления.
– Я честно и искренне обещаю. Не как обычно, а на самом деле, – пришлось признаться.
Мама тяжело вздохнула в трубку.
– Поглядим. Свет о тебе совсем молчит, только плечами пожимает. Ты агрессивная, а страдают пожилые и мальчик.
– Хорошо-хорошо, намек поняла. И не такие уж вы и пожилые, – спустя секунду молчания добавила я. – А мальчик не пострадает, мы с ним друзья навеки.
– Эк, – крякнула мама. – С чего это?
– У меня есть Пофиг и телефон с играми.
– Железные аргументы.
Вот дает! Все-таки есть еще ягоды у мамульца в ягодицах. Сарказм неприкрытый в ход пустила.
– И когда съезд объединенной семейной партии?
– Сегодня в шесть, не опаздывай.
– Так точно.
…
– Ты опоздала! – мамульчик стояла в коридоре со сковородой наперевес и хмуро на меня смотрела.
– Вот и опала.
– Она самая, но не на людях.
Иначе говоря, Вере не уцелеть, но потом. Тоталитаризм тоталитаризмом, а расстрелы при гостях не устраивают.
– Ты – настоящий дипломат.
Неожиданно туловище мамы отодвинулось в сторону, и вперед вышел Тём. И, учитывая удивленный взгляд мамы на мальца, туловище она подвинула не по доброй воле.
– Киса? – как обычно без предисловий и лишних уточняющих слов поинтересовался Артёмка.
– Киса дома, – серьезно ответила я.
– Идти, – уверил меня мелкий из клана мужчин.
– Ляжешь спать, проснешься и будет киса, – если верить теории, пространные понятия наподобие «завтра», «потом» или «с утра» будут для него эквивалентны белому шуму.
Как вроде если я совсем ничего и не сказала. А вот набор конкретных ступеней действий он осмыслит. Неплохо бы выяснить, насколько длинную последовательность он может объять за раз.
– Артём, иди сюда! – послышался из зала недовольный оклик. – И скажи Вере «привет».
Тёмка ускакал вприпрыжку и молча. Многого Свет своими «скажи» не добьется. Для мальца «привет» – то же самое, что для меня «страпидустер». Один раз вслух сказать чисто любопытства ради можно, но зачем – непонятно. Хау, бледнолицый вождь, ибо так принято для социальной вежливости.
– Ты его понимаешь? – склонившись ко мне, прошептала мама.
– Очень надеюсь.
Расположение стола в гостиной с прошлого сбора не поменялось, поменялось только наполнение. Потчевать нас сегодня намеревались не голубцами, а фирменными тушеностями в горшках. Фирма тут в фокусе с закуской прячется: мама вместо крышек лепешки запекает – вкус непередаваемый, да и впечатление производит на гостей.
– Привет, – искренне приветливо и, кажется, даже чересчур радостно улыбнулся Свет.
– Привет, – постаралась улыбнуться ни меньше, ни больше я.
Ответ на всякий случай будем давать симметричный. Альбертович на диване аж ровно сел.
– Подружились, что ли?
Я вопросительно взглянула на обитателя «Пандоры». Мало ли, что он своему родителю рассказывает, а чего нет. Лишнего сболтнуть не хотелось. Поразительно, сколь сильно меняют поведение человека скрытые мотивы. В данном случае меняют меня.
– Похоже на то.
Прозвучало неопределенно, не оскорбительно, не по-дружески, без сексуальной подоплеки, не холодно. В общем, толкуйте, господа, как хотите.
– Да, – добавила я на вопросительный взгляд Рудольфа.
– Что «да»? – не сдавался мой новый батько.
– Всем и на все «да». Я сегодня в благоприятном расположении духа.
Сын с моей фирменной способностью переводить любой разговор в бессмысленный треп ознакомился. Теперь ознакомим отца.
– Неожиданно, – заключил папа и сощурился, да так, что я от улыбки не удержалась.
Лысая подозревашка – ни дать ни взять. Не напрасно мама вокруг него так и порхает. Умильный мужик.
Тихий смешок со стороны Света подлил масла в огонь моего самолюбия. О да, детки, я в ударе… когда мне что-то надо.
Пока любовалась собой, а мужики мной, салат, что мамо опрометчиво поместила на край стола, пополз вместе со скатертью и всей своей салатной массой чвакнулся на диван. Никто не помер, квартира не сгорела, и даже ваза не разбилась, но лица у мужчин сделались одинаково паникующими. Портретное сходство образовалось налицо, и только сосредоточенная моська Тёмыча, вылезшего из-под стола, срывала эффект.
– Ох, – сказала вошедшая мама и правдоподобно ухватилась за сердце.
Как на олимпийском забеге с отрывом в десятые доли секунды стартовали Рудольфович и Альбертович. Учитывая кровное родство с убийцей салата, лучше б сидели, честное слово.
Скатерть дернулась сначала за одним бегуном, потом за другим, посуда жалобно звякнула и покатилась, посыпалась, как хрустальный дождь, куда попало.
– Ой, – сказала мама, совсем не обратив внимания, что ее загребли две здоровые волосатые лапищи Альбертовича.
– Это же к счастью, – забил в родительницу гвоздь новый сын.
Артём, что после выхода из-под стола стоял рядом со мной и наблюдал сцену, вдруг рухнул на пол и заревел, навзрыд, громко. Это у обычных семей сейчас все бы закончилось уборкой, но наши приключения только начинались.
– Бокальчики! – кричал между всхлипываниями несчастный ребенок и продолжал усиливать поток слез.
Мама вообще забыла, что у нее сердце, и бодрыми перебежками принялась носиться по квартире, стараясь впихнуть мальцу все вкусное, прикольное и интересное, что можно только впихнуть ребенку. Но Тёмыч оказался бойцом стойким. Права потерянных хрустальных фужеров и бокалов были важнее торта и конфет. Торты и конфеты не вернут к жизни утерянное добро, поэтому, чем больше его успокаивали, тем сильнее он ревел.
Отец правозащитника товарищ оказался бывалый и сразу же после начала общественной акции перешел к реализации принципа: «С глаз долой, из сердца вон». Никогда не видела, чтоб уборка проходила так быстро и качественно. Рудольф при этом где-то нашел еще точно таких же фужеров и бокалов.
Как только стол приобрел свой изначальный вид, малец закрыл все краны и как ни в чем не бывало прямо на полу перешел к торту.
– О, господи, – вспомнила мама, что у нее сердце.
Теперь по квартире носились два мужика, правда, они не вкусняшки искали, а «травяные капельки». Капельки нашлись быстро.
Теперь на полу сидели двое довольных людей, двое других сидели напротив, тревожно всматриваясь в настроения двоих первых. И только я стояла над всем этим безобразием. Во-первых, мамчик сердцем не болеет точно, она просто за него как за орган стресса хватается. Во-вторых, Артём, как любой особый просто не любит ситуации «из ряда вон». И только я одна – оплот разума и спокойствия в этом ненормальном семействе…
– Вера, убери салат, – прервала мои самовосхваляющие размышления родительница.
– Вера, убери салат, – слегка исковеркав фразу, повторил Тёмка, по-прежнему набивая рот тортом, точнее, зелеными и розовыми его частями.
Листики там, розочки, сердечки… Знали бы кондитеры, что некоторые их произведения едят по цвету. А если быть еще более точной, то сначала в ход шло все зеленое и только потом розовое. Миндальную стружку парень поочередно и тщательно выплевывал.
– Я уберу, – ошпаренным котом подскочил Рудольфович.
Через зюк он казался самоуверенным хозяином жизни. Без зюка он все больше покорял мое нежное женское сердце такой редкой в наше время человечностью. Или это он вблизи от сына такой. Кларка Кента вырубал криптонит, моего Хуана – отпрыск.
В общем, мужик сказал – мужик сделал. Диван был чист, я чиста, торт понадкусан…
– Предлагаю считать торжественную семейную встречу открытой, – огласил первый тост Рудольф и засмеялся своей же шутке.
Остальные тоже засмеялись. Пока все вежливо смеялись и звенели хрусталем, Тём в капусту покрошил четверть запаса мамулькиных бумажных салфеток с клубничками. Пересвет попытался заругаться на сына, тут же получил нагоняй от мамчика, понаблюдал как «деточке» подсунули еще полпачки таких же салфеточек и махнул рукой, а потом махнул полтора бокала шампанского.
Не выдержала душа поэта.
Я, конечно, поддержала бы аполлоноподобного всеми руками, вот только с родительницей спорить позорно струсила, поэтому поддержала товарища шампанским.
Разговор за столом, понятное дело, за вечер так и не склеился. Кабы не новоиспеченный глава семейства, не сложилось бы у нас непринужденной болтовни, а Альбертович обладал чудесной способностью говорить много, с шутками и ни о чем. Урожденный политик, ей-богу.
Откровенно говоря, вот такие застолья в советскую эпоху, может, и служили поводом для дружеских посиделок да приятных поболтушек. Это если судить по старшему поколению, а вот если судить по нам со Светом, то вся эта канитель в новое время очевидно удручала. Я готова была зуб поставить на то, что, вытуривая меня за дверь в тот памятный день, когда я, нахальная, но неотразимая женщина, старалась выманить у него помощи, он чувствовал себя много свободнее и увереннее. Сейчас даже алкоголь не спасал, расслабиться мы не могли оба.
На пике подобных мыслей я с глубокой печалью взглянула на товарища по несчастью. Ждать в ответ ничего не ждала, поэтому, когда товарищ неожиданно подмигнул, я замерла.
– Подойдите ближе, бандерлоги, – шипел в мультике мудрый Каа.
Хуан ничего не шипел, но под его взглядом я тоже могла бы подойти ближе, если б край стола в грудь не упирался. Куда уж хуже, правда? А вот и нет!
– Подмигиваешь? – далеко не тактично прервал собственный длинный анекдот Рудольф. – Дорогая моя, дети хотят побыть наедине. Пора вызывать такси.
Я со школы так отчаянно не краснела. И вроде застукали на безобидном… и вроде застукали не меня…
– Вера? – потрясенно уточнила мама, глядя на мою потерянную моську.
Хоть бы мимикой уточнила, прямолинейная моя. Ан нет! Вслух сдала. Конфликт отцов и детей в действии.
– Наедине было бы неплохо…
Теперь я в немом изумлении изучала Пересвета. Мало сейчас неприличных мыслей в голову старшего поколения пришло. Надо побольше!
– Веру домой проводим и спать уложимся, да, сын?
– Да, – на автомате кивнул Артем.
Сама не заметила, как облегченно выдохнула. У мамика отлегло от сердца громче моего.
– Шуточки у тебя, – пробубнила я, стоило таксисту выехать со двора.
– Я когда нетрезвый, у меня юмор хромать начинает.
– Толтик, – благоговейно протянул Тём над большой понадкусанной им же массой теста и крема.
Массу водрузили на пластмассовую подложку под прозрачный колпак. И все это безобразие ребенок себе на колени поставил, чтоб надежнее.
– Вела, хочешь толтик? – тут же поинтересовался папа ребенка.
– Кушайте сами. Вела потолстеет.
– Ну и холосо. И так неприлично идеальная, могла бы хоть немного спуститься к грешникам.
От меня не ускользнул отразившийся в зеркале любопытный взгляд водителя. Уловила я этот взгляд случайно, пока свой недоуменный на Света переводила. Признаться, просто не поняла, как толковать сказанное. С одной стороны: шутливый диалог вели. С другой: слишком серьезно он это произнес и язык уже на детский манер не коверкал.
Я прищурилась и настороженно вгляделась в лицо своего спутника. Если бы он хоть нахмурился, хоть бровью повел, но нет. Преданный, немного затуманенный взор выдал в аполлоноподобном паршивого шутника. А я-то, наивная, думала, одна умею людей в тупик ставить.
– Не хочу к грешникам, богине и на Олимпе неплохо.
Свет откинулся на спинку сиденья, глаза прикрыл и сладко улыбнулся.
– А грешник давно надеется, что она все-таки ненадолго слетит к нему.
Мы с таксистом переглянулись не сговариваясь. Наверное, на лице у меня сиял немой глобальный вопрос, потому что пожилой дяденька плечами так выразительно пожал. Мол, сам не понимаю, милочка, клеит тебя твой спутник, шутит или в стельку пьяный.
Что еще сказать, я не придумала, так и ехали остаток пути до дома в полном молчании. Молчание нарушил телефонный звонок, когда я все еще под впечатлением и обутая сидела посреди своей прихожей, погрузившись в размышления.
– Что? – вышло не совсем вежливо, но мне было не до норм приличия.
– Хочу восемьдесят девятую страницу из романа про зверя вживую и на себе.
Я растерянно поморгала, затем, скинув туфли, побежала в гостиную, где на книжной полке стояли экземпляры опубликованных романов. Про зверя у меня был только один, так что безошибочно нашла упомянутую сцену. А когда нашла, что называется, в зобу дыханье закончилось.
– Вера? – проверил мое присутствие на линии Свет.
– Вера слушает.
– Слушает и молчит?
– Слушает и офигевает.
Он засмеялся, да так, что у меня мурашки по спине пробежали. Тихо, расслабленно. От такого смеха кровь вскипает. Повезло мне, что сейчас далеко. Ну, или ясному соколу повезло, что я сейчас от него далеко.
– В общем, зачем звоню?
– Зачем? – поддержала я вопросительную интонацию.
– Беру свои слова назад.
– Бери! – что будет дальше, понятия не имею, но оно и неважно. Главное в жизни: вовремя пойманный сюрприз! – Уточнишь, какие?
– Я уже не помню. Короче, если исключить вот все эти… – Свет на мгновение задумался, видимо, теряясь, каким словом обозначить дальнейшую мысль, – все эти про любовь, то выходит интересная книга.
– Ага, – озадаченно согласилась я.
– Ну пока.
На этом наш странный диалог закончился так же неожиданно, как и начался.
Воскресенье
– А потом?
– А потом меня укусил Пофиг.
– Мужи-ик, – довольно протянула Каринка. – Ревнует.
– Вообще говоря, есть хотел, но твоя версия звучит красивше.
– Слушай, Вер, сдается мне, нашелся у тебя равный противник…
Я нарисовала очередную бессмысленную каракулю в блокноте, пока ждала продолжения фразы от подруги. К сожалению, на этот раз Кариночка решила поиграть в Далай-ламу.
– Сказала «а», госпожа Великий гуру, говори весь алфавит.
– Будто ты сама не догадалась, к чему веду. Когда в последний раз тебя в тупик ставили? Когда ты последний раз сходу не просекала, что у противника в голове творится и в намерениях? А этот парой фраз тебя в ступор ввел. Не знаю только, хорошо оно или плохо.
– Ни то ни другое, – быстро нашла я ответ.
– Почему?
– Он, конечно, клевый со всех сторон. Как штрудель в сиропе и под сахарной пудрой. Пару лет назад проглотила б не пережевывая, а сейчас привлекает, но только моментами. Наплывами такими своеобразными. В остальном равнодушна я к сладкому стала. Малец его меня занимает больше.
– Возраст мамочки?
– Нет, дело не в этом. – Я со стыдом вспомнила, что про Тёма умолчала подруге. – Знаешь, процессы в голове мелкого своеобразные.
– О! Дорогая, ты в своем репертуаре.
– Я признаю, Свет шикарный, и радиус поражения его обаяния обширный…
– Но?
– Но стоит мне покинуть поле его зрения, и я на свободе. Не замыкает меня.
– Все. Прожженная холостячка, – без колебаний вынесла вердикт Карина. – Придется мужику на уши встать, чтоб тебя в загон заманить.
– Мужики только в романах на уши встают. В жизни это делают женщины.
– Ну, во всяком правиле есть исключения. Маркова уже не помнишь?
Я задумчиво почесала ухо карандашом. Маркова я помнила. Очаровательный владелец двухлетней овчарки, трехкомнатной квартиры в Болгарии и кудрявой черной шевелюры. Марков был старше меня на год, холост и, по его словам, безоглядно влюблен. Безоглядно, но не взаимно, о чем я ему и сообщила.
– Сколько раз ты ему отказала? Три? Четыре?
– Да не отказывала я ему, и не три-четыре. Сразу правду сказала и все.
– И поэтому он в Питер набеги совершал внеплановые, да? А Удальцова вспомнишь?
– Не вспомню, – нахмурилась я. – Не хочу.
– Молодец! Будешь великой Нехочухой!
– Ты же только недавно подозревала Хуана в моем коварном использовании.
– Мало ли я кого и в чем подозреваю. Да и потом, тобой разве воспользуешься? Где сядешь, там и слезешь, если вообще сядешь. И губу не раскатывай, я весь этот диалог не из матримониальных соображений затеяла, а из соображений констатации факта. Будь готова.
– Как пионер?
– Как Штирлиц! В наше время пионеры не выживают.
– Вот это и пугает.
– Ладно. Обсудили твоего Хуана, а теперь главный вопрос на повестке дня: моя свадьба.
– Ты в белом? – без труда свернула я за Кариной.
– В кремовом, подумываю на персик замахнуться. Замахиваться будем совместно. Заеду через полчаса. Отсчет пошел…
Ну, полчаса – это сильно сказано. Будучи женщиной деловой, а значит, по принципу состоящей в почетной гвардии людей-электровеников, Каринка семафорила под окнами уже через двадцать минут.
– Чего так долго?
– Полчаса без пары минут, проверь смску. – В таких случаях я всегда заведомо после фразы «отсчет пошел» отсылаю ей стартовое сообщение.
Текст не важен, важно только время отправки. Холодная логика – непревзойденный способ борьбы с шустрым нетерпеливым человеком.
– Хм, – задумчиво произнесла невеста, выезжая из двора. – Тогда погнали.
– В свадебный салон?
– Нет. Чего я там забыла? Атлас, кружева, бутафорию и бантики? – Карину аж передернуло.
– Поехали туда, где подороже. Все чином будет. Зеркала, вежливые девушки, нежный шелк…
– И цены. Нет, дорогая. Не в том я уже духовном состоянии, чтобы прынцессой быть или родне повод для попойки организовывать. Поедем мы с тобой к одной замечательной семье. Мама с дочкой, обе историки, занимаются созданием костюмов на заказ. Что-то там у них уже есть, а ежели не подойдет, они обещались состряпать за пару недель. Будем фантазию развивать.
Я вдруг поняла, что со всеми своими новыми мужчинами так и не удосужилась уточнить у подруги детали бракосочетания.
– А я тоже не в теме, – отмахнулась Кариночка. – Жорик сказал, сидеть в стороне и молчать. Он там что-то романтичное мутит. А когда мужик мутит что-то от души, печени и сердца, истинной женщине остается только молчать и вовремя восхищаться. Даже если он дарит в порыве искренней любовной страсти лысую гвоздику на поломанном стебле, главное, что дарит и что в порыве. Ну а научить, что дамы сердца предпочитают алые розы, можно по-тихому и со временем…
– Короче! – прервала я поток очередных и без того известных мне мудростей.
– Короче, Жорж сказал ехать туда, меряться и ни о чем не думать. Он уже обо всем договорился.
– Ну и правильно, – после короткой паузы сделала вывод я. – А то ты бы после раздумий и подсчетов отправилась в ЗАГС в понедельник в обеденный перерыв. Дешево и сердито.
– Зато неделя в Марокко.
– Может, он круче придумал.
– Нисколько не сомневаюсь. Ты понимаешь же, что сейчас ни ты, ни я не представляем, что нас в примерочной ожидает? Может, корсетное безобразие с жабо вместо шеи или блестящий панцирь 3РО…
– Мило. Идешь ты, а рядом он, Чубакой наряженный. Идеальная пара.
– Чего доброго! С моей попой только Звезду смерти изображать.
– Не наговаривай почем зря. Это ж я! Хитрость не прокатит. Хвалить твой зад не буду.
– Черт, – правдоподобно оскалилась Карина. – А я так надеялась. Жорик зовет ее булками. А где же, говорит, мои булочки, сейчас сделаем хот-дог.
На последнем слове я зажмурилась и далеко не женственно захохотала.
– Вот и меня ржать тянет, а на секс – не поверишь! – вообще не тянет. Зато ему эротишно. Мужское чувство прекрасного. Когда-нибудь мы его поймем… Когда-нибудь… Когда на земле останутся одни геи.
– Типун тебе на язык.
– Спасибо, – Карина со скрипом шин тронулась на светофоре, подрезав маршрутку.
Суровый кавказский мужчина за рулем смерил нас неодобрительным взглядом.
– Императрица Карина Федоровна, матушка, как вы смотрите на прогулку по парку и уединенное чаепитие в тени берез? – больше сорока минут спустя я крутилась перед зеркалом, любуясь собой.
Восхитительная штуковина из невероятного количества полупрозрачной, вышитой серебристой нитью и бисером ткани струилась по мне, аккуратно намекая на все положительные аспекты женской фигуры.
– С превеликим удовольствием, сестрица! – довольное лицо Карины говорило само за себя.
Если мое платье было офигенным, то ее – охренительным. Никаких жабо и принцесс. Я ведь неспроста назвала ее императрицей. Она и в самом деле сейчас походила на тот потрясающий портрет Марии Федоровны в одном из залов Александровского дворца в Царском селе.
Только любящий мужчина мог знать, как именно заставить свою прагматичную бесконечную упрямицу стать вдруг женственной и романтичной. А именно такой выглядела моя подруга. Беззащитной, немного потерянной и счастливой.
– Боже, храни меня, Вер, я, похоже, на старости лет ума лишилась.
– Влюбилась, что ли? – поняла я ее смущенную интонацию и непривычно тихий, мягкий тембр.
– Оно самое. Если раньше я хоть недостатки его замечала, то вчера поняла, что гляжу на улице не на высоких, мускулистых, твердозадых, а на низких лопоухих пузатоватых. Ты только вдумайся! Ну какая нормальная женщина не считает сексуальными первых и возбуждается от воспоминаний об одном-единственном мужике при виде вторых? Я ж их всех рассматриваю с позиции: а у этого правый верхний зуб кривой, как у Жорика, у того привычка подпрыгивать при ходьбе, как у Жорика, у третьего волосы из уха растут, как у Жорика…
– Во-от давай без подробностей, – заикнувшись, воскликнула я.
– Это не просто твое нервное «во-от»! Это, по идее, нормальная реакция нормальной женщины. А у меня сначала сердце ухает, потом умиляшка накрывает, а потом еще – привет, психушка! – возбуждаться начинаю.
– Ну, как вам?
Хозяйка квартиры бесшумно скользнула в комнату.
– Я бы прям так забрала, – без лукавства пробормотала я. – Даже если б надевать некуда было. Это потрясающе!
Пожилая женщина смущенно улыбнулась.
– Ну, мы доделаем и забирайте. Хорошо, когда что-то так сильно нравится. А невеста? Наша главная героиня, как вам?
Карина, которая, казалось, вдруг погрузилась в состояние анабиоза, молчала и озадаченно смотрела на свое отражение.
– Главная героиня тоже в восторге. Вы не видели, как она пару минут назад сияла. Она просто пока без дара речи, поскольку только что осознала, что влюблена в будущего мужа. Вы не обижайтесь. Она у нас барышня глубоко прагматичная. У нее это за тридцать лет впервые.
Хозяйка рассмеялась.
– Ну, любовь не такая уж страшная штука. Тут, главное, не паниковать и дышать глубже, – женщина оказалась с юмором. – Раздевайтесь, а уж вашему жениху я сама позвоню.
– И я позвоню. Скажу, что у нас по плану паб, – прошептала моя напуганная суровой действительностью подруга.
