Елена Добрынина
На той стороне
Девушка прислушалась, стараясь не шевелиться. Иван тоже замер, вцепившись в ее локоть. Аня поставила саквояж на каменный пол и приоткрыла дверь в предбанник дворницкой. В ту же секунду дверь с улицы отворилась и в помещение вошёл высокий человек крепкого телосложения. Он в два шага пересёк переднюю и, без стука отворяя дверь, вдруг сказал голосом Гнездилова:
– Спишь, скотина? Надрался, никак? Твоя первая обязанность по дому какова? Доносить обо всем, что делается.
Аня с Иваном застыли на месте. Она хотела уже крутить кольцо вперёд по часовой стрелке, чтобы вернуться назад, но Иван перехватил её руку. Этот жест означал "погоди". В щелку приоткрытой двери они слышали, как Гнездилов распекал дворника. Тот подскочил, забегал по комнате, приводя себя в порядок.
– Ваше благородие, приболел я малость. С кем не бывает?
– Да ты с обеда уже лакаешь, вон, посуда на столе. За дурака меня держишь? – Рассвирепел Гнездилов. – Расскажу хозяину, выставит в два счета. Ты сведения мне должен был предоставить? Должен. А как предоставить, если ты не на улице, а дрыхнешь, паскуда?
Дворник заблеял что-то в своё оправдание и запер дверь в основное помещение. Скорее всего, чтобы никто из дома не слышал, как его распекает надворный советник. Воспользовавшись этим, Аня и Иван выскользнули в предбанник и оттуда в арку дома.
Аня знатно напугалась, даже ладошки вспотели. Представить тошно, что могло быть, если бы она столкнулась с Александром Сергеевичем на входе в дворницкую. Все-таки спасибо Ваньке, что удержал её на секунду. Надо признать, при всём своём богатырском росте и внушительных габаритах он имел какую-то природную гибкость и осторожность.
Аня и Иван взяли извозчика у Благовещенской церкви и покатили в сторону центра.
– Где встречаемся? – Шёпотом спросила Аня, так, чтобы возница не услышал.
– На площади буду караулить, у театра, ждать, когда выйдешь. Крикнешь: «Возница!» и махнешь сумкой, поняла?
– Сумкой, – повторила Аня. – Ага, поняла.
– Я буду близко, не пропущу, не боись. – Пообещал Иван.
– А ты куда сейчас? За экипажем?
Парень кивнул и отвернулся. У него ещё было дело. Но об этом ей знать не обязательно.
Глава 42. Сборы и таинственная встреча
Когда пролетка свернула с Исаакиевский площади к зданию Синода, Аня окончательно успокоилась. Не случившееся столкновение с Гнездиловым выбило её из колеи. Не могла даже подумать, что такое возможно. Да и что ему нужно было от дворника в дядюшкином доме?
Когда экипаж остановился у крыльца дома Ильинских, на помощь Ане выскочил Иван Кузьмич. Он помог занести вещи и Аня, расплатившись, наконец вошла в дом.
В особняке творилась суматоха. Служанки бегали как ошалелые, одевая графиню с дочкой. Аня улыбнулась и отчего-то почувствовала себя как дома. Прибежала Глаша, заохала.
– Что ж вы так долго, барышня! Как же успеем теперь? Времени-то в обрез.
– Успеем, не переживай.
Глаша вынула из коробки платье для театра. Разложила его на кровати, всплеснула руками.
– Красивущее-то какое, Анна Алексеевна! Да вы там всех затмите.
Аня рассмеялась, но подошла посмотреть, что же там такого приготовила ей Ася.
Боже! Наверное, именно так выглядит восторг, думала она. Это тебе не джинсы с футболкой. Атласное темно-зелёное платье в пол, с откровенно открытыми плечами и отделкой по контуру кружевом в тон. В остальном платье было без лишних украшений. Во второй коробке нашлась нужная шляпка и атласные зеленые перчатки.
– Почти не помято, – восхитилась Глаша.
Ещё бы, подумала Аня, Ася два часа все отглаживала, пока она пила латте и болтала с новым знакомым.
Пришла Натали. Она была не в духе, ей не нравилось платье, причёска. Татьяна Александровна, заглянувшая следом, даже пожаловалась на неё гувернантке.
– Ах, Аннушка! И как мне её замуж выдать, если поход в театр превращается в трагедию?
Аня успокоила Наташу.
– На самом деле, во всём важно только твоё настроение. Мужчины замечают горящие глаза, а не цвет шляпки, поверь.
Кое-как они с Татьяной Александровной смогли убедить Натали, что голубое, нежное платье ей пойдет больше, чем тяжелое бархатное красное. Натали дула губы и ворчала. Она хотела поразить Гнездилова, это было ясно как божий день.
Разобравшись с Натали, Аня спохватилась, что сама ещё не готова. Надев с помощью Глаши наряд и дав себя причесать, она чуть прошлась любимой гигиеничкой по губам. По капельке духов за каждое ухо и золотой перстень на пальце. Решила надеть его сразу, чтобы потом не тратить время. Да и в театр, должно быть, можно. Вот и все нехитрое убранство.
Ей ещё предстояло попасть в кабинет и найти то, за чем пришла. Сборы в театр отвлекли её от основной задачи. В кабинете работал, хотя Аня была уверена, что прятался от истерик дочери, Павел Андреевич, поэтому искать крестик было невозможно. Когда все были готовы и стояли перед экипажем, Аня по своему плану вдруг сделала круглые глаза.
– Кажется, я забыла перчатки. – Изобразила она на лице выражение ужаса.
– Ох, Аннушка! – Татьяна Александровна всплеснула руками. – Надобно вернуться. Беги, мы подождём. Ещё минут пять у нас есть в запасе. К тому же, пока усядемся, и ты придешь.
– Спасибо большое, ваше сиятельство. Я мигом. – На ходу бросила Аня, возвращаясь в дом.
Успеть! Найти! Ведь, она даже вернулась сюда ради крестика, поэтому надобно его непременно найти! На бегу скидывая пальто, Аня побежала в кабинет. И все-таки, хорошо, что в этом доме нет запертых дверей!
Пока семейство усаживались в крытый экипаж, приготовленный кучером, к дому подъехал Николай. Он спешился с коня и поздоровался с родными.
– Ах, Николя! Уже выезжать пора, а ты только явился. – Причитала графиня.
– Мне лишь переодеться. Поспею, не тревожьтесь, маменька. – Отмахнулся Николай. – Сдаётся мне, не все в сборе. Где наша дорогая гувернантка?
– Сейчас спустится. Перчатки забыла. – Подала голос Натали. Она ещё была сердита на брата за утреннюю колкость.
– Немудрено, в такой сутолоке. – Выдохнула Татьяна Александровна и спросила. – Ты не был к обеду. Всё дулся?
– Ах нет, maman. Вы же знаете, я не сержусь долго. Отобедал в трактире, не волнуйтесь.
Николай раскланялся.
– Пойду собираться. А то, и вправду, опоздаю. – Не терпелось ему уйти.
– То-то же, Николя, лучше поспешить. – Поучала матушка, а молодой граф уже скрылся за дверью.
***
На Апраксином дворе толкалось множество народу. Хоть торговля к вечеру сошла на нет, но люди решали свои не всегда чистые дела, просто болтая, обмениваясь сплетнями. Иван, затянув кушак потуже, шёл между рядами. Нахлобучил шапку на глаза. Его не дергали за рукава, не предлагали свои товары. Вид у него был грозный. В глубине рынка Иван вдруг огляделся, не наблюдает ли кто, и юркнул в один из закутов. В комнатке, заваленной всякой ходовой и не очень мелочью, висело то ли одеяло, то ли полог, отделяя половину помещения от основной, торговой. В этой приватной части за конторкой сидел человек. Небольшого, скорее среднего роста, в зипуне и заношенной шапке.
– Не торопишься ты, Плут, хоть встречу сам назначил. На три дня опоздал. – Едко заметил человек в тулупе, словно спиной почувствовав вошедшего.
– Дела были, едва выбрался. Мог и вообще не прийти. – Бросил Иван, усаживаясь на стоящий тут же табурет.
– Легавые на хвоста сели? – Спросил собеседник.
Иван оставил комментарий без ответа. Порылся в кармане кафтана и достал листок бумаги, сложенный вчетверо и исписанный мелким почерком.
– Принёс, значит. – Взял в руки листок мужик, поднёс к лицу и вчитался. – Всё достанешь?
– Не знаю, попробую. Но теперь только в будущем месяце. Надо залечь на дно. В прошлый мой приход кто-то здешний стуканул.
– Понял, не дурак. Здесь таких в достатке. Так, заляг. Месяц и обождем, это можно. Нам торопиться-то некуда. Нужно чтобы всё было готово. Иди, товарищам инструкцию передам.
– Все из списка и здесь достать можно. – Предложил Иван.
– Можно, да только нам результат нужен. А ты точно достанешь самый лучший товар для акта.
– Хорошо, достану. – Недовольно ответил Иван, поднимаясь. – Через месяц.
Глава 43. Ядовитая перепалка и какая-то магия
Николай влетел по лестнице на одном вдохе. Он не помнил даже, видел ли в вестибюле швейцара. Сердце билось где-то в горле то ли от быстрого бега, то ли от предвкушения встречи с Анной. Об этой чертовке он думал весь день, то и дело обращаясь к событиям прошлой ночи. На ходу расстегивая мундир, вошёл в переднюю с решимостью идти прямо в покои Анны, но услышал шорох и возню в кабинете.
Аня обшарила всюду, крестика не было. Она прошлась по каждой складке обивки, осмотрела весь пол в полуметре от кушетки и даже заглянула под стол. Она стояла на коленях перед диванчиком с растерянным видом и размышляла, куда мог деться памятный подарок, когда услышала вдруг насмешливый голос графа:
– Что-то потеряли, Анна Алексеевна?
Аня подняла голову и увидела офицера. Он стоял, опершись о дверь, скрестив руки на груди, и наблюдал за тем, как она, согнувшись в три погибели, осматривает пол. Принесла ж нелегкая! Или в этом доме только кабинет есть?
Аня поднялась и поправила платье. Сейчас, в электрическом свете он разглядел её до мельчайших подробностей. Озадаченное выражение лица, от которого через лоб пролегла тоненькая морщинка; зелёные, цвета бутылочного стекла глаза; маленький вздернутый носик и пухлые губы. Они блестели и сводили с ума. Ее тонкие, острые ключицы, которые он целовал вчерашней ночью, а ещё плечи были обнажены, открывая тонкую светлую кожу. Плавный изгиб плеча, небольшая, высокая грудь вздымалась от волнения и неожиданности.
Николай понял, что она ищет. И это вовсе были не перчатки.
– Могу помочь в поисках, сударыня. – Предложил он, так и не дождавшись ответа.
Аня вздернула подбородок и посмотрела на него с вызовом.
– Значит, вы нашли его?
– Это? – Спросил Николя, вынимая из кармана жилета тонкую цепочку и маленький атрибут православия. – Да, он был на кушетке. Замок расстегнулся, когда вы бегали от меня по кабинету.
Аня вспыхнула, но взгляда не отвела.
– Отдайте, пожалуйста, Николай Павлович, это подарок.
Николай вальяжно сунул руки в карманы брюк и оперся на пятки. «Петух гамбургский!», подумала Аня, но вслух ничего не сказала.
– Я, пожалуй, соглашусь, но только при одном условии.
Аня закатила глаза.
– Ну, конечно. Просто так отдать найденную вещь – это не в правилах такого человека, как вы.
– Это какого «такого»? – спросил граф.
– Самовлюбленного и напыщенного, как индюк. – Аня не сдержалась.
Давно хотела сказать ему что-то такое, да всё не позволяли правила приличия. Но сейчас-то они одни, через час-другой расстанутся навсегда, так пусть хотя бы кто-то скажет ему правду.
Николай приподнял одну бровь, выражая крайнюю степень удивления.
– Право слово, не ожидал, что просящий может так говорить. Но да Бог с ним, от вас вообще сложно чего-то ожидать. Поэтому я прощаю и делаю вид, что не слышал ваших ругательств. Так что, Анна Алексеевна, вы готовы услышать моё условие?
Время поджимало, ещё надо одеться и взять перчатки, которые Аня предусмотрительно оставила на сундуке в своей комнате. А внизу её ждали. Можно до бесконечности играть в препирательства. Но ей нужно не опоздать в театр и не вызвать подозрений.
– Хорошо, давайте своё условие. – Выпалила она, чувствуя, что проигрывает. 1:0 в твою пользу, чёртов граф!
Николай победоносно улыбнулся.
– Я отдаю вам вещицу взамен на поцелуй.
Всего-то! Если честно, она думала, что граф оборзел в край и предложит ей гораздо куда более непристойное предложение.
– Как скучно, – ответила она и заверила с легкостью. – Хорошо, после театра будет вам поцелуй.
После театра она будет в ста годах отсюда, так что обещать можно всё что угодно. Отдал бы вещь, да побыстрее. А там видно будет.
– Ну уж нет, мадемуазель. Зная ваш вздорный характер, – вернул ей колкость Николай, – прямо сейчас.
Блин, судорожно переваривала Аня предложение. С одной стороны, всего лишь поцелуй взамен на самую дорогую ей вещь. С другой, она понимала, что не сможет поступить как ночью, а значит, придётся идти до конца.
– Тогда у меня тоже будет условие.
Николай был удивлён.
– Это нечестно, Анна Алексеевна. Вы не в том положении, чтобы ставить условия.
– Зато справедливо, Николай Павлович. Ибо приличный джентльмен давно бы вернул даме вещь без торгов как граф, а не купец третьей гильдии.
– Ваша правда, Аннет, – ядовитая перепалка продолжалась. – Чем-чем, а приличием в этом смысле я никогда не отличался. Так что за условие? Мне даже любопытно стало.
– Вы не прикасаетесь ко мне руками. Только поцелуй.
Наивная девчонка, усмехнулся граф про себя, неужели это как-то поменяет дело?
– Вы удивляете меня и не в первый уж раз. Ну что ж, идёт.
Ане казалось, что, если он не будет прикасаться к ней, будет легче. Только губы, совсем без рук. Она ещё помнила, как крепки его объятия, и решила, что так сохранится меж ними хоть какая-то дистанция. Странный ход, конечно, лучше бы вообще обойтись без лобызаний, но что делать? Отказать и гордо удалиться без возможности забрать потерянное. Скажи спасибо, что прямо здесь не потребовал ночь любви. Поцелуй, абсурд какой-то! И этого хлыща она ещё мечтала увидеть, когда сегодня вернулась домой? Да в рожу ему плюнуть и всего делов. Но придётся целоваться.
– Вы готовы? – Прервал её мысли Николя.
– Сначала крестик. – Строго сказала Аня и протянула к нему раскрытую ладонь.
– Если обманете и сбежите, я поцелую вас при всей публике в театре. – Шуточно пригрозил ей граф и добавил уже серьезно. – И поверьте, я не шучу.
Николай подошёл к ней и командирским тоном приказал:
– Поворачивайтесь, надену сам.
Командир нашелся! Но Аня послушно развернулась, упираясь в стол бёдрами.
Молодой человек раскрыл цепочку, обернул её вокруг Аниной шеи и наклонился невозможно близко, застегивая замочек.
– Я заезжал к мастеру, он подтянул замочек. Теперь не будет расстегиваться. – Выдохнул он слова куда-то между лопаток в основании шеи. Его сводил с ума запах её духов и мелкие завитки волос, выпавшие из причёски.
Это было невыносимо, мучительно. Аня не видела его лица, но чувствовала его дыхание на своей шее. Сердце её билось всё отчаяннее, дыхания не хватало. Почему между ними такая магия? Или это только она так чувствует?
Цепочка легла на своё место, обвивая шею.
– Спасибо, – выдохнула девушка. И это только цепочка, обречённо подумала она.
– Я исполнил своё обещание. – Насмешливо сказал Николай и Аня поняла, что он-то себя контролирует получше, чем она. Наверное, угорает над ней, видя, как она тает от одних только прикосновений. Ну что ж, будет тебе поцелуй!
Аня развернулась к нему лицом и с серьезным видом протянула раскрытые ладони.
– Давайте ваши руки.
Николай снова был удивлён. Невозможно предугадать даже, что ей может взбрести в голову.
– Я буду держать вас за руки, потому что я вам не верю.
Николай усмехался. Она была в нескольких сантиметрах от него, но чего-то там требовала. Маленькая и гордая птичка. Он вложил свои руки в её, и они сцепили пальцы рук в замок. Как сопливые подростки, пронеслось в голове у Николя.
Аня замерла в ожидании, глубоко вдохнув и прикрыв глаза. И Николай больше не смог сдерживаться. Он слегка наклонился к ней, зацепил её верхнюю губу и ощутил свежий, едва заметный вкус фруктов. Раздвинул створки губ языком, проникая, целуя глубоким и жадным, но таким медленным и чувственным поцелуем, что у Ани подкосились колени. Они так и стояли, невинно держась за руки, при этом поцелуй их был на грани. Руки, сцепленные в замок, стали для неё точкой опоры, потому что ног она не чувствовала. Аня держалась изо всех сил, чтобы не ответить на поцелуй. Она послушно следовала за ним, но не делала ни малейшего движения навстречу. Но внутри неё уже рождалась буря.
Только продержись, уговаривала она сама себя, он обязательно выдохнется, и ты воспользуешься этим мгновением. Не жабрами же он дышит. Поцелуй тянулся слишком долго. Запоминая каждое мгновение, каждую секунду, каждое его движение, Аня сохраняла всё в своей памяти. Больше не повторится! Пусть целует! Пусть время застынет на несколько мгновений.
Но у всего есть начало и есть конец. В какой-то момент Николаю не хватило воздуха, и он выпустил её губы из своего плена. Аня отпрянула и расцепила руки.
– Больше я вам не должна, – выпалила, восстанавливая дыхание, развернулась на каблуках и схватив сумку с кушетки, выпорхнула из кабинета.
Николай оторопело стоял посреди комнаты и никак не мог прийти в себя. Что это было сейчас? Как можно так возбуждать, даже не отвечая на поцелуй? Он не был монахом, даже счета не вёл романам, заботясь лишь о том, чтобы не попасть в неловкую ситуацию в обществе и сберечь здоровье. В его списке любовных побед были опытные женщины, но ни одна ни разу не доводила его до такого состояния одним поцелуем, даже на него не отвечая.
Какое-то наваждение, не иначе! Колдовские зелёные глаза смотрят прямо в душу – и вот уже ты пропал, Николя, влюбился как мальчишка. Теперь уже можно было себе в этом признаться.
***
– Простите, что так долго, – извинялась Аня, взбираясь по ступенькам в коляску. -
Перчатки завалились за сундук. Еле отыскала.
Хорошо, что на улице темно и никто не заметит её распухших от поцелуя губ.
– Ничего, дитя моё. Мы успеваем. – Утешила её графиня.
Павел Андреевич, казалось, уснул даже, пригревшись в крытом экипаже. Внизу у ног стояли угли в металлическом ящике. От них исходило тепло. Но Аню бил озноб. Она не могла никак собрать мысли в кучу, принять, что безумно влюбилась в молодого красавчика-графа. Она пропала, влюбилась по уши и тем обиднее было это осознавать. Даже если бы у неё был шанс получить ответные чувства, то невозможность быть вместе висела над ними как дамоклов меч. Между ними столетие и значит, вместе им не суждено быть.
Эх, папка, был бы ты рядом! Ты бы точно придумал, как ей справиться. Ты всегда придумывал.
Рессоры пружинили, коляска катилась по мощеной улице, от углей шло тепло. Аню укачивало. Сказалась усталость. Один день, а столько событий! Кажется, завтрак в столовой Ильинских был не сегодняшним утром, а несколько лет назад – так растянулось время, вмещая в себя не просто часы и минуты, а целый век.
Глава 44. «БГ»
Александр Сергеевич Гнездилов расположился в съезжем доме Рождественской части. После нагоняя дворнику он решил ехать не в сыскное управление – слишком далеко, а в полицейскую часть у Овсянникова сада. Документы, касающиеся рядового убийства, коих в городе происходило множество, можно было оформить и там. Полицмейстер любезно предоставил ему свою приёмную и стол секретаря.
Разбираясь с бумагами, Гнездилов то и дело косился на часы. Оставалось не так много времени до начала спектакля, а он был взмылен, точно проскакал галопом сотню вёрст. И не мудрено – весь день в разъездах! Иногда работа его допекала. Например, сегодня. Он ещё не обедал, а день клонился к вечеру. Но что греха таить, дело он свое любил и делал отменно. За что и дослужился до чина надворного советника.
Гнездилов не принадлежал к знатным дворянским фамилиям. Его род был худ и беден. Своё положение и должность он заслужил честно, ревностно служа государству. Не без перегибов, конечно, но в каком деле без них? Александр Сергеевич полагал, что цель оправдывает средства, а потому всегда шёл к своей цели любым путём.
Дело революционеров-террористов не давало покоя. И что ему это бытовое убийство при ссоре? Бери выше, Александр Сергеевич, ищи там, где никто не вздумает искать. На сегодняшний день он знал мало фактов. Если привести их к общему знаменателю, то периодически в городе объявлялись некие люди, которые, по доносам филеров, готовили покушение на важный чин. Кто будет жертвой, Гнездилов не знал. Была у него только одна зацепка – массивный золотой перстень с рубином, который то и дело объявлялся там же, где видели участников группы, да фотографическая карточка одного из них.
В последний раз ему передали сведения, что у ворот доходного дома и на Рождественской появится девица. И с нею будет кольцо. Гнездилов поставил дежурить агента, который должен был выкрасть кольцо, но ничего не вышло. Пока всё преступление только готовилось и ему необходимо предотвратить оное. Тогда будет тебе и почёт, и слава, думал он с предвкушением.
Гнездилов был честолюбив, но в меру. Просто знал, что заслуживает большего. Не в пример всяким графским сынкам, которых выперли со службы в армии, замяв довольно громкий скандал. Таким сынкам, с золотой ложкой во рту по рождению, как Ильинский, например, всё достаётся само по себе. Но это ничего, и он сделает себе память, впишет своё имя в историю сыскной деятельности. И непременно.
Размышления Гнездилова прервал курьер.
– Можно-с к вам, ваше благородие? – Спросил он осторожно.
– Что у тебя? – Отрываясь от бумаг, спросил сыщик.
– Записка от околоточного с Апрашки.
Гнездилов недоуменно посмотрел на визитера, но записку взял.
«Был молодчик на 17 линии, тот самый, оставил подарок». Прочёл Александр Сергеевич.
Черт! Пока он тут оформляет всякую ерунду, на Апрашке дела творятся.
– Что передать-с?
– Сам поеду, свободен. – Торопливо собрал документы в папку и, отдав их секретарю, вышел из части.
До Апрашки Гнездилов летел галопом, да так, что лошадь чуть не загнал. Околоточный уже ждал. Коротко переговорив, он вручил Александру Сергеевичу «подарок» – сложенный вчетверо лист бумаги.
– Люди мои ходили, проверяли, что да как делается. И заметили этого детину. Шёл он в 17 линию, но там у нас арендаторы меняются, то торгуют, то нет. Никого не было там, а записка лежала.
Гнездилов прошёл к месту. Продрался сквозь завалы товара, прошёл за полог. У конторки стоял табурет. На конторке лежали письменные приборы и чернила не успели высохнуть, словно тот, кто писал, вышел на секунду и вот-вот вернётся.
– Тута и лежало, – докладывал околоточный.
– Понял. Узнай, кто помещение снимал. – И добавил. – Иди, больше не нужен.
Исписанный лист оказался инструкцией. Да не абы какой, а инструкцией по изготовлению бомбы. Особым списком были выписаны материалы, необходимые для её создания. Гнездилов присвистнул. Вот так удача, вот так улика попала к нему в руки! В самом низу, как бы резюмируя написанное, стояла подпись «БГ».
Возникло странное ощущение: как будто его ведут и дают ли то, что нужно в данный момент, подводят к каким-то выводам, но он упустил эту мысль. Находка затмила собой всё. Раньше у него не было почти ничего, а сейчас начинает формироваться доказательная база. Гнездилов забрал находку и распрощался с околоточным.
Ещё на премьеру сезона пора в театр, чертыхался Александр Сергеевич, покидая рынок. Натали очень просила. Он не мог не поехать. Лишаться добрых отношений с Ильинскими – глупость. Он видел, конечно, как вздыхает по нему Натали. Но Александр Сергеевич был далеко не дурак и знал, что ему в последнюю очередь отдадут дочь в жены. Да и что он мог дать ей? Квартирку на три комнаты в доходном доме не в самом лучшем районе? Не на окраине, конечно, но такое жилище не по статусу молодой графине. Кроме того, женитьба казалось Гнездилову сплошной нервотрепкой и пустыми тратами. Семью нужно содержать, иметь штат прислуги, арендовать хорошую квартиру, один выход в свет чего стоил. А у него на руках ещё оставалось полу убыточное имение под Тверью со стариком-отцом, который находился на его попечении. Нет уж, Натали свежа и прелестна, но этот орешек ему не по зубам. А может, он просто не испытывает к ней чувств? А коли чувств нет, то и рассуждаешь головой, а не сердцем.
Александр Сергеевич думал обо всём этом, спеша домой. Мысли же его перескакивали и всё равно возвращались к работе. Кто же входит в эту боевую группу? Так он предварительно расшифровал подпись. Ну, положим, один персонаж ему уже известен. А на второго есть подозрения. Но кто остальные? И самое главное, кто выбран жертвой? И он совершенно точно знал, звериным чутьём каким-то чувствовал, что скоро в руки к нему непременно попадёт один из преступников.
Глава 45. Тот самый перстень
«Театр уж полон; ложи блещут;
Партер и кресла, все кипит;
В райке нетерпеливо плещут,
И, взвившись, занавес шумит».
А. С. Пушкин «Евгений Онегин»
Возле театра от экипажей был целый затор – не протолкнуться! Кое-как их возница подобрался к крыльцу и остановил лошадей. На улице накрапывал дождь и откуда-то с каналов тянуло сыростью, дуло промозглым ветром. Аня посильнее закуталась в салоп в ожидании, пока семейство выберется из коляски.
Ну вот и театр, повернулась она и посмотрела на колонны перед крыльцом. Множество дам и господ сновали, прогуливаясь, входили в здание. Её первый выход в свет. Могла ли она, девушка из XXI века, даже подумать об этом? Могла ли представить, что будет стоять перед освещенным зданием театра, поправлять юбку в пол и страшиться, как всё пройдет.
Аня разволновалась. Сплошь были люди – многие из них знали друг друга, приветствовали, перебрасывались парою фраз. Аня же не знала никого. Она боялась, что, если узнают её фамилию, могут спросить что-то о семье Порфирия или его брата. Одно дело врать в отдельно взятой семье, другое – на всё общество. Поэтому она старалась быть как можно более незаметной. Но не тут-то было. Не в этом платье. Наряд приковывал к себе взгляд, как кавалеров, так и дам. Только если мужчины смотрели с восторгом, то женщины завистливо. Аня приклеила улыбку к губам и старалась помалкивать.
Николя всё не было, Гнездилов тоже не появлялся. Прозвенел второй звонок, и публика поспешила занимать свои места. Их ложа была удобной. Не самой шикарной, ясное дело, но обзор был хороший, а ещё видно было партер, ту самую его центральную часть. Дамы уселись в первый ряд ложи, три стула во втором ряду остались самому графу, его сыну и Гнездилову. Павел Андреевич по приезду оживился и о чём-то беседовал с чиновниками и другими знатными особами, встреченными в фойе. Графиня с дочерью и Анной из ложи не выходили. Аня взяла маленький бинокль, чтобы смотреть на сцену.
Девушка чувствовала, что на нее смотрят, хотя это и было запрещено по негласному своду правил. Возможно, даже обсуждают. Поэтому Анна Алексеевна, племянница графа Терепова сидела смирно, прикрываясь веером от любопытных глаз.
Натали все ждала Гнездилова, отчего ерзала на стуле и получила с результате говорящие взгляды от матери. Вернулся Павел Андреевич, усаживаясь на место. Наконец, дали третий звонок. Пренебрегая этикетом, Николя вошёл под третий звонок. Аня вспыхнула: он всегда стремится все правила нарушить? Если верить сказанному в кабинете, то так оно и есть.
– Даже в театре нет мне от вас покоя. – Недовольно шикнула графиня, оборачиваясь к сыну. – Одна ерзает и стреляет глазами, словно у Аничкова моста ждёт своего возлюбленного, другой является под самый третий звонок.
– Ах, матушка, не сердитесь. – Отмахнулся от нее Николя. – От дурного настроения портится пищеварение.
Наташа скисла. Сидела по правую сторону от матери, надув губы и потеряв всякий интерес к действию на сцене. Николай намеренно сел за Аней. Она кожей почувствовала его взгляд на себе, на своих лопатках, его присутствие, его близость. Всё бы ничего, если бы не этот поцелуй в кабинете, когда пришлось наступить на горло своей гордости ради возвращения любимой вещи. Надо убираться из этого времени. Оставаться здесь для Ани становилось невыносимо.
А на сцене между тем творилась особая магия. Там кипели страсти, разворачивалась драма, там любили и погибали, предавали и были верны до самой смерти. Аня во все глаза следила за спектаклем. Она словно бы разделилась надвое. Одна ее часть беспечно смотрела спектакль, не веря самой себе, что такое возможно. Другая же её сущность судорожно обдумывала, чем объяснить отъезд после первого акта. Пока план был только один – сказаться больной. И уехать. Но вот подвох: женщины без сопровождения – дурной тон. Ей-то плевать, а вот семью Ильинских будут потом полоскать. Что за девица была с ними и почему уехала в одиночестве. Но выбора не было: придётся покинуть театр в антракте, как бы это ни было неприлично. Время поджимало. И Аня всё больше нервничала.
Под окончание первого акта явился Гнездилов. Вошёл тихонечко, так, что никто не заметил поначалу. Только когда он занял свое место, Аня поняла, что он пришёл. Шепнул что-то извиняющимся тоном графу и смолк, наблюдая за сценой, словно всё представление был тут. Все-таки он престранный тип. Опасный тип. Как могла Наташа им очароваться? Звонок в антракт прозвенел оглушительно, слишком неожиданно для Ани, словно выстрел вдруг раздался.
В фойе, куда вышли все присутствующие в ложе, Аня успела заметить часы. Без пятнадцати девять. Осталось меньше часа. Пора.
Николя предложили сходить в буфет за прохладительными напитками для дам. Еще в ложе, подавая ей руку, чтобы выйти, он смотрел слишком пристально. Ей казалось, съест сейчас глазами. Прямо тут, на виду у отца и матери. Она же старалась не смотреть на него и даже и не заводить разговор. Просто приличная девушка, прячущая свой румянец за раскрытым веером. Как будто не ее он страстно целовал чуть больше часа тому назад. Николя сходил с ума от ее выдержки. Сам он, хоть и сохранял приличествующее выражение лица, долго так не мог бы. Поход в буфет был выходом – хоть остынет малость.
Когда Николай ушел, Аня подплыла к графине и зашептала ей на ухо.
– Я подышу на улице немного. Понимаю, что этот не совсем прилично. Но мне что-то дурно.
– Ох, и Николя отошёл. Может, Гнездилова попросишь пойти с тобой? – Татьяна Александровна взволнованно округлила глаза. – Хотя посторонний мужчина тоже такое себе решение.
Аня испуганно замотала головой и зашептала.
– Что вы, ваше сиятельство, Натали только успокоилась. Подумает ещё, что я претендую на её выбор.
Натали и правда, была на седьмом небе от счастья. Она стояла рядом с Гнездиловым и ворковала с ним, то хихикая, то скромно опуская глаза. Гнездилов терпеливо всё это сносил. Он разговаривал с ней, шутил и улыбался. В тот момент, когда Аня подошла к графине и поднесла веер к лицу, он вдруг заметил, что на руке её блестит под светом множества ламп перстень. Тот самый. Сомнений у него не осталось. Так и знал, ведь, что не просто так эта пигалица появилась в доме Ильинских.
Гнездилов напрягся как струна. Похоже, вечер перестаёт быть лёгким и приятным. В этот момент Анна отошла от графини и отправилась к выходу. Бросать Натали было неприлично, но и упустить её он не мог.
– Что с Анной Алексеевной? – Спросил сыщик как можно равнодушнее. Уж что-что, а держать лицо он умел.
– Что-то дурно стало. Душно в ложе. Подышит и вернётся ко второму акту.