bannerbannerbanner
полная версияНа той стороне

Елена Добрынина
На той стороне

Полная версия

– Пустите! – Прошипела в какой уже по счету раз.

– Ну, уж нет! – Прорычал граф и снова потянулся к её губам. Похоже, останавливаться он был не намерен.

Решение пришло мгновенно. И когда он снова нашел губы Ани, рукой она нащупала письменный прибор на столе. Улучив момент, девушка, как могла сильно, укусила графа за нижнюю губу. Он взвыл и на секунду ослабил хватку, зажимая рукой рот. Воспользовавшись замешательством молодого человека, Аня схватила прибор и огрела Николя по плечу. Тот охнул, пошатнулся, тщетно пытаясь удержаться на ногах. В глазах Ильинского потемнело. Тяжёлый предмет упал на пол, расплескивая чернила из сосуда. Перья разлетелись по комнате. Аня вывернулась и устремилась к двери! Только бы не потерять письмо! В прямом смысле роняя оставшийся левый тапок, она прямо босиком побежала в свою комнату.

– Ведьма! – Просипел Николай, поднимаясь. Он не понимал её поведения. Пришла сама, ждала его прихода, да и на поцелуи отвечала. Он же чувствовал даже через рубаху, как дрожали ее маленькие пальчики. А потом как взбесилась. Ну ничего, эта вздорная девчонка ещё будет умолять его о ласках, разозлился он, вытирая укушенную до крови губу тыльной стороной ладони. Надо же было ему решить лечь в кабинете, чтобы не будить домочадцев.

Николай стянул сапоги и улёгся на кушетку, размышляя, что тут делала Анна Алексеевна. Она вряд ли знала, что он будет тут ночевать. Он и сам этого не планировал. Может, и правда, ошиблась и запуталась в незнакомом доме? Тогда всё выглядело прескверно. Одно дело – служанка, совсем другое – девушка из благородного семейства. Что-то кольнуло под лопаткой. Николя чертыхнулся, привстал и пошарил рукой на кушетке. Нащупал что-то маленькое, металлическое. Потянул и достал маленький серебряный крестик на цепочке. Видимо, Аннет потеряла, когда металась по кабинету, пытаясь скрыться от него. Возникло странное ощущение – девушки в комнате уже не было, но в руках его оставалась принадлежащая ей вещь. Николай будто снова ощутил аромат ее кожи и запах волос.

Как же она хороша! В ней было что-то совершенно непохожее на остальных девушек. Обычно знатные дамы сами строили ему глазки, томно вздыхали, надеясь обратить на себя внимание и заполучить в мужья. Это вызывало только раздражение. Девицы попроще были менее требовательны и более сговорчивы. Анна Алексеевна же смотрела прямо в глаза и никогда с ним не кокетничала. Отвечала дерзко, порой даже презрительно. Однако на поцелуй-то ответила, да ещё и как! Николая пробрала дрожь от воспоминания о пухлых маленьких губах. Какова чертовка! И какая стойкая: прервать поцелуй, не поддаться желаниям и огреть его чернильницей. Он улыбнулся и потер плечо. Удар пришёлся куда-то туда. Может быть, даже будет синяк. Но больше его беспокоила губа. Должно быть, распухнет, подумал он. Да и черт с ней, с этой губой! Он все равно добьется расположения этой маленькой плутовки рано или поздно, решил Николя, убирая цепочку с крестиком в карман брюк. С этими мыслями и уснул.

***

Аня сама не помнила, как оказалась в своей комнате. Скинула халат, забралась в постель и натянула одеяло до самого носа. Как жаль, что в этом доме не запирают дверей. Ее бил озноб, как будто стояла раздетой на морозе несколько часов кряду.

Только она так умеет – попасть невесть куда, провалить важное задание, столкнуться с сыщиком, который явно что-то чует. А теперь еще и очаровалась молодым богатым графом и чуть не отдалась ему в первую же ночь прямо в кабинете. Где твой ум, Аня? Может быть, это от того, что у нее давно никого не было? Может и так, но это не повод, чтобы так себя вести.

От бега по коридорам вновь разнылась ушибленная нога. Эх, таблетку бы обезболивающего! И еще снотворного, чтобы не думать о Николае, его руках и губах, чтобы провалиться в сон. Как хорошо, что завтра она покинет этот дом и этот век и никогда больше его не увидит.

Глава 31. Отцы и дети

Спала Аня плохо. Всю ночь ей снились то горячие руки Николя, то кто-то нападал на нее, а отбиться сил не было. Она вскакивала, понимая, что это всего лишь сон, с трудом засыпала снова. Наконец, за окном забрезжило серое утро и дом проснулся. Проснулась и Аня, но не выспалась совсем, да и голова была какая-то тяжелая.

Она смотрела в окно, пока шумная, болтливая Глашка помогала ей одеться, заплетала волосы в гладкую прическу. В окне плыли тяжелые свинцовые тучи и судя по всему, солнца не ожидалась. Двор жил своей жизнью, двери черной лестницы хлопали, слуги носились туда-сюда по своим делам.

– Сегодня господа в театру поедут, – болтала прислуга. – И вас звали, как я помню.

– Ага. – Аня кивнула.

– Так поедете? – Не унималась Глашка.

– Посмотрим. – Невнятно сказала Аня. – А ты хотела чего-то?

Прислуга замялась.

– Отпроситься хотела. Все гулять на Невский собираются, хозяев же дома не будет.

– Хорошо, Глаша, я тебя отпускаю. – Улыбнулась ей Аня.

Хватит уже киснуть, осталось совсем чуть-чуть и ты будешь дома. Главное, попасть в кабинет и спрятать письмо, пока паркет не заменили. А потом прощай 1912 год, прощай особняк Ильинских и ты, несносный граф, тоже прощай. Настроение немного улучшилось. Да и почему она вообще должна переживать, как Николай будет себя вести с утра. Какое ей до него дело?

За завтраком собрались только графиня и Натали. Павел Андреевич уехал в министерство, а Николай еще не выходил. Аня присоединилась к ним, поздоровалась, присаживаясь за стол.

– Аннушка, как твоя нога? – Участливо спросила Татьяна Александровна.

– Вы знаете, мне уже намного лучше. Даже кресло без надобности. – Соврала Аня. Нога все еще ныла, но по сравнению со вчерашним днем она уже была огурцом. Как же хорошо, что это все-таки не вывих, а лишь растяжение.

– Это замечательная новость. – Подвела итог графиня, отпивая кофе из чашки.

– Значит, ты поедешь с нами в театр! Ура! – Радостно заметила Натали.

Аня улыбнулась и ничего не сказала. Дверь распахнулась и в столовую вошел хмурый Николай Павлович. Он был одет с иголочки, на Аню даже не посмотрел. Подошел к матери, поцеловал ее в щеку.

– Bonjour, maman. – Буркнул и сел на свое место.

– И тебе не хворать братец, – обиженно отозвалась Натали.

Аня сосредоточилась на своей тарелке, но успела заметить, что губа у Николая-таки припухла. Ее вдруг разобрало на смех и только усилием воли она смогла сдержать улыбку. Татьяна Александровна взглянула на сына и обомлела:

– Боже, что с твоей губой, Николя?

– Всего лишь неприятная случайность. – Обтекаемо пояснил он.

– Ах, Николя, – не преминула задеть брата Наташа, – все эти кокотки не доведут тебя до добра.

– Не пристало юной барышне интересоваться жизнью кокоток, не находишь, Натали? – Не остался в долгу Николай.

– Дети, хватит! – Вспылила Татьяна Александровна. – Вы ведете себя непозволительно! Наташа сует свой нос в чужие дела, а ты, Николай, совсем распустился. Тебе на будущий год тридцать лет, а ты ведешь себя как мальчишка, ей богу! Лучше бы невесту себе подыскал, да женился, а ты все мотаешься по сомнительным вечеринкам. Что ты устроил в кабинете? Дарья сказала, весь ковер в чернилах, перья разбросаны, мебель сдвинута!

Татьяна Александровна в сердцах бросила салфетку на стол.

– Спасибо за завтрак, – Николай поднялся со стула. – Пожалуй, поем где-нибудь в другом месте.

Он отсалютовал рукой и вышел из столовой. Напоследок бросил на Аню взгляд, да такой, что она нервно сглотнула. Ночное увечье он точно еще припомнит. Девушка чувствовала себя весьма паршиво. Мало того, что наблюдать чужие ссоры не очень приятно, так еще она оказалась косвенно к ней причастна. Если бы она не укусила его, никаких вопросов бы не было. Но так ему и надо! Должен же кто-то поставить на место самовлюбленного молодчика.

– Простите за сцену, Анна Алексеевна. – Графиня была расстроена. – Всю душу мне измотал, паршивец. Одни гулянки и распутные девицы на уме.

– Ну что вы, ваше сиятельство. Вы – мать и имеете право переживать за ребенка, даже если он бравый офицер почти тридцати лет отроду. – Осторожно успокоила ее Аня. – В конце концов, он возьмется за ум и все наладится.

Татьяна Александровна грустно ей улыбнулась. Натали подошла к матери и обняла ее. Обе они пустили слезу и помирились. На том завтрак закончился. Да, не все так гладко в семействе Ильинских, подумала Аня. Но это логично: какой бы год не был на дворе, проблемы отцов и детей всегда одинаковы. Тургенев не даст соврать.

Глава 32. Философские размышления о любви и быте

Молодой граф Николай Павлович Ильинский, чиновник по особым поручениям Петербургской полиции спустился по парадной лестнице родительского особняка на Галерной. Приказал кучеру седлать жеребца и пока ждал, опершись о стену дома, раскурил папиросу. Плечо ныло, напоминая ему о ночном происшествии. Когда утром Николя ушёл из кабинета в свою комнату, чтобы переодеться и умыться, он заметил на плече синяк. Все-таки, появился, с досадой подумал. Ещё и губа опухла. Как есть, будет повод для шуток на службе.

Ссора с матерью добавила раздражения. В последний год она замучила предложениями о женитьбе. Просила, ругалась, даже сватала невест. Николая это только злило. Нет, он никогда не думал, что останется холостяком, но пока желания жениться на жеманной, напудренной красавице не было. Он видел судьбу этих браков. Через несколько лет муж и жена отдалялись друг от друга и жили каждый своей жизнью – проводили время отдельно, заводили любовников. Зачем всё это, если красотой и прелестями девушек можно наслаждаться и так? Зато никому не приходится отчитываться, врать, выслушивая истерики хорошенькой, но глупой женушки, которая от скуки решила проесть тебе плешь.

Такие браки как у его родителей встречались нечасто. Николя твёрдо уверовал: их союз продержался на плаву в этом безбрежном океане жизни лишь потому, что отец имел флегматический темперамент, а мать была слишком добра. Именно поэтому в их семье сохранялось хотя бы какое-то подобие добрых отношений. Николя знал себя, он бы не смог как отец выносить тяготы будней. В его романтическом воображении жена виделась этакой подругой, поддержкой. С другой же стороны, в неё должно хотеть влюбляться каждую секунду. И каждую секунду её завоёвывать. Но это был идеальный мир, который, как убедился Николай за свои 29 лет, не существует в действительности.

 

Женщины ему наскучивали довольно быстро. Обычно, как только они позволяли чуть больше приличий, их словно подменяли. Это касалось и замужних дам, и актрис, с которыми любили крутить романы офицеры. Дамы сразу же начинали думать, что теперь они имеют право на него самого – на его душу, чувства, время. Они требовали, дули губы, устраивали истерики. Да ну, к чёрту!

Серый день с накрапывающим октябрьским дождем дополнил унылую картину. Один повод для веселья – вечером ехать в театр на открытие этого сезона. Театр Николай любил. Не так давно в столице стали открываться иллюзионы, и публика повалила на сеансы, но в театре была своя особенная атмосфера. С предвкушением граф подумал о том, что в театре будет присутствовать и виновница его сегодняшнего плохого настроения и ушибленного плеча. И он обязательно придумает, как отомстить своенравной красавице.

Николай вздохнул и выбросил папиросу. Даже курить не хотелось. К счастью, кучер вывел жеребца и офицер полиции, вскочив на коня, пришпорил того и унесся в сторону Исаакия.

Глава 33. Как по маслу или почти идеальный день

День шёл своим чередом. Аня услышала, что мастер по паркету придёт в середине дня. Значит, время ещё есть. Они позанимались с Сашей математикой, почитали. Это было для нее легко. Считал мальчик неплохо, так что Ане оставалось лишь писать примеры на грифельной доске. С чтением тоже вопросов не возникло. Ученик читал, Аня слушала. Потом задавала вопросы и слушала рассуждения на тему.

После уроков Саша попросил порисовать. Аня разрешила и с удовольствием взялась и сама за карандаш. Рисовала она слабо, но иногда хотелось. Мальчик старательно срисовывал вазу с сухоцветами, стоящую на подоконнике. Высунув кончик языка и сосредоточившись, Саша рисовал натюрморт. Аня умилилась ему, такой он был непосредственный. На столике вокруг белого листа бумаги, на котором прямо в этот миг рождалась картина, валялись карандаши. Аня заметила футляр для карандашей, выполненный из дерева, не более сантиметра в толщину. То, что надо для хранения письма, решила она. Придётся украсть. Было противно, но её согревала мысль, что это делается во благо.

Когда Саша устал от рисования, Аня решила действовать. До обеда оставалось всё меньше времени.

– Саша, вы устали? Предлагаю поиграть в прятки, – предложила Аня и хитро улыбнулась. – Так вы немного отдохнете и разомнете затекшие ручки.

– О, это было бы здорово! – От счастья у мальчишки засияли глаза. Прошлый его учитель – пожилая суровая дама могла только ругаться.

– Тогда ты водишь первым. – Обозначила Аня условия. – Считаться будем в гостиной у фортепиано.

– Хорошо, иду считать. – Мальчишка выскочил из комнаты.

Аня собрала карандаши в ящик стола, схватила кофр и помчалась в кабинет.

Влетев в помещение, она достала письмо и положила его в тонкий деревянный коробок. Опустилась на колени возле дыры в паркете и сунув руку максимально далеко, спрятала кофр под пол, у самой печи. Саша уже кричал: «я иду искать» и шёл в её сторону. Вскочила на ноги, отряхнула платье и спряталась за гардину.

Саша ещё несколько минут шёл, заглядывая во все комнаты, а потом добрался до кабинета. Пока ждала его, Аня смотрела на стол, кушетку в дневном свете и вспоминала вчерашнюю ночь. Хорошо, что ей хватило ума вырваться и не поддаться очарованию графа. Пусть уж лучше всё останется как есть. Потом она вспомнила хмурого Николя в столовой и как Татьяна Александровна высказывала ему за распутное поведение. Улыбнулась, вспоминая его припухшую нижнюю губу. Воспоминания прервал Саша, который заглянул в кабинет и увидел её почти сразу.

Потом прятался Саша. К ним вдруг решила присоединиться Натали. И даже Татьяна Александровна включилась в игру, пряча Сашу в своём будуаре. А потом все весело хохотали, вспоминая кто и где прятался.

– Ох, Аннушка, вы внесли в этот дом веселье. – Отметила графиня, вытирая глаза от слез. Только что они вспоминали, как Наташа пыталась спрятаться за ширмой в Аниной комнате, но из-под неё торчали башмаки, что девушку и выдало.

– Скоро же обед подавать, – спохватилась Татьяна Александровна. – А я всё с вами бездельничаю. А между тем, паркетчик уже всё починил.

– Ваше сиятельство, мне нужно съездить на квартиру дяди за вещами. – Осторожно начала Аня. – Они уже, должно быть, приехали.

– Может, пошлем посыльного? – Предложила хозяйка дома. – Я беспокоюсь о твоей ноге, Аннушка.

– Вы же видите, я играла в прятки. Так что со мной всё в порядке. Я съезжу и быстро вернусь. Возьму на Сенатской извозчика.

– Ну что ж, как знаешь. Но за извозчиком я Прошку сейчас пошлю. – Озаботилась графиня.

– Хорошо, благодарю вас. – Согласилась Аня. Ей пора было уезжать, как бы не хотелось оттянуть это событие.

Аня отправилась в свою комнату, взяла свою сумочку-мешочек, проверила, на месте ли кольцо. Окинула комнату в последний раз. Даже жаль покидать этот дом. Всего сутки здесь побыла, а уже так прикипела к дому, ко всему семейству Ильинских. За одни только сутки с ней приключилось столько событий, сколько порой не происходит и за полгода.

Заверила Татьяну Александровну, что будет скоро, потрепала Сашу по голове, обняла Натали. Странное ощущение, подумала Аня. Никто из них даже не догадывается, что больше её не увидят.

Долгие проводы – лишние слезы, вспомнила Аня пословицу. И решила, что она как никогда подходит к ситуации. Поэтому поскорее оделась, обняла всех домочадцев ещё раз и вышла на парадную лестницу.

Глава 34. Путь домой, неприятная встреча и часы на цепочке

Иван Кузьмич тепло поговорил с Аней. Извозчик уже ожидал. Кони недовольно били копытами, им хотелось бежать, нестись вскачь. Девушка уселась в экипаж, положила сумочку на колени и приказала ехать. Уезжать из дома Ильинских было тяжело – словно ножом по сердцу. Аня вздохнула. Но главное, что она смогла спрятать письмо – послание для потомков и комиссии по сносу домов. Это придавало хоть какую-то радость и смысл происходящему.

Когда доходный дом на 5ой Рождественской был уже совсем близок, Аня вдруг заметила всадника в темно-синей полицейской форме, который ехал чуть поодаль от её экипажа. Сначала она решила, что это Николай выследил её и теперь преследует. Но потом с ужасом поняла, что это оказался его сослуживец Александр Сергеевич Гнездилов. Только его тут не хватало! Заметив, что его опознали, офицер пришпорил коня и догнал пролетку.

– Какая встреча! Приветствую вас, сударыня! – Поздоровался Гнездилов. – Решили прогуляться?

– Здравствуйте, Александр Сергеевич. – Аня изобразила само очарование. – Нет, еду в квартиру дяди за вещами. Вечером в театр ехать, а все мои вещи здесь.

– Это верно, Анна Алексеевна. У дам всегда много вещей. – Непринужденно болтал сыщик. – Наверное, вы квартиру дяди заполонили вещами. Мужчине, скажу я вам, особенно холостому, как ваш дядюшка, сложно жить в женском хаосе с множеством багажа.

Аня не знала, что ответить. Зачем он развивает эту тему? Подозревает ее в чем-то? Или намекает? В любом случае, не похож он был на человека, который болтает, не подумавши.

– Ну что вы, – возразила она. – Я привыкла обходиться малым.

– Похвально, сударыня. И так не похоже на дам этого века. – Странно ответил Александр Сергеевич.

Смутила эта ремарка. Но она сделала вид, что пропустила заметку мимо ушей. К счастью, извозчик уже приехал, и Аня, расплатившись с ним, выходила из пролетки. Сыпал мелкий противный дождь, но ей хотелось спрятаться вовсе не от дождя, а от колючего и внимательного взгляда тёмных глаз. Гнездилов быстро спешился и не отпуская поводья, подал ей руку.

– Спасибо, ваше благородие, вы очень любезны. – Аня наклонила голову в знак признательности.

Девушка спустилась на мостовую, поправила юбки и посмотрела на полицейского, который откровенно рассматривал её, даже не собираясь уходить.

– Что ж, мне пора, Александр Сергеевич, рада повидаться с вами. – Попрощалась Аня, надеясь, что он уедет раньше, чем она пойдёт к дому. Но он медлил, провожая её. В арку идти было невозможно.

– Всего доброго, сударыня. До встречи в театре. – Задумчиво произнёс Гнездилов и, наконец, вернулся в седло.

Аня дошла до парадной, открыла двери и махнув ему рукой, скрылась за нею.

Она никогда не бывала в этом доме и молила Бога, чтобы здесь отсутствовал швейцар. Ей повезло. Этот доходный дом был попроще, квартиры здесь сдавались разным людям от обеспеченных до разночинцев, а потому швейцар стал бы слишком дорогой забавой для владельца.

Аня застыла в простенке между дверями, прислушиваясь и пытаясь понять, уехал ли Гнездилов. Подождала минут пять, тихонечко отворила двери и вышла на улицу. Полицейского не наблюдалось. Аня выдохнула и как можно скорее пошла к дворницкой.

***

На другой стороне улицы в арке дома напротив притаился человек. Он ничем не отличался от обывателя – накинутый по погоде овечий заношенный зипун, старенькая чёрная шапка, надвинутая на глаза, длинная густая борода. Человек караулил здесь с самого утра, как и приказал полицейский, с которым он водил дела. Человек ждал барышню в довольно дорогом салопе и с сумочкой-мешочком, которая должна была появиться у доходного дома, но зайти в арку. Та самая барышня, у которой вчера он пытался украсть кольцо.

Когда к дому подъехала пролетка, сопровождал которую неожиданно сам хозяин, человек присвистнул и усмехнулся. То ли не доверяет барин, то ли свой умысел имеет. Девушка вошла в парадное, но как только Гнездилов уехал, вышла из дома и устремилась в арку. Однако, до конца прохода она не дошла и, судя по всему, шмыгнула в дворницкую. Гнездилов приказал только наблюдать. До встречи с ним у человека было ещё время. А вот девица не давала покоя.

Когда девушка скрылась за дверью, ведущей в дворницкую, человек в зипуне перешел улицу и двинулся следом. Он прошел мимо, вышел во внутренний двор, миновал выгребную яму и вошёл в дровяной сарай, пристроенный к брандмауэру. Скинул зипун, аккуратно оторвал приклеенную бороду и убрал в карман тулупа. Снял страшные, стоптанные сапоги. Тулуп и сапоги спрятал в пустой кадке с крышкой, стоявшей в глубине, достав оттуда ботинки и пуховик. Облачился, вынул какой-то странный предмет из кармана, внешне похожий на часы на цепочке. Застежка щелкнула, и крышка часов поднялась. Человек покрутил колёсико, каким обычно заводятся часы. Спустя секунду, в замкнутом затхлом пространстве сарая потянуло сквозняком, а воздух словно сделался плотнее и гуще. Ещё через мгновение человек исчез вместе с карманными часами, будто его и не было.

Глава 35. Гордость собой, легкая грусть и потеря важного

Аня осторожно вошла в сумрак полуподвального помещения, в котором находились дворницкая и комната с инструментом. И на этот раз ей повезло: дворника не было, поэтому она как можно скорее юркнула в крохотный чуланчик с инвентарем. Захлопнув за собой дверь, отдышалась. Сердце колотилось от страха быть обнаруженной. Как же некстати повстречала Гнездилова. Что он забыл здесь? Кого выслеживал? Понял ли, что она нервничает? Обычно сыщики имеют на это дело какой-то особый нюх. И чувствуют, когда дело нечисто. Но теперь уже это неважно, подумала девушка. Еще минутка и она окажется совсем в другом времени, вернется домой. Пойдет завтра на свой третий, заключительный день конференции и забудет все, что с ней приключилось как удивительный сон. Хотя… Аня была уверена, что-что, а уж этого она никогда не забудет. Наверное, это останется самой большой ее тайной на свете, которую никому не сможет рассказать.

Отчего-то ничуть не волнуясь, Аня достала из сумочки кольцо, надела на безымянный палец левой руки и, выдохнув, провернуло то по часовой стрелке. Воздух стал гуще, плотнее, а в чулане запахло пылью и старым домом. Аня, придерживая юбки, тихонечко отворила двери и высунула нос из чулана. Так и есть! Передняя особняка на Галерной. Сработало! Аня вышла в переднюю и прислушалась.

– Эй, есть кто живой? – Позвала.

Где-то в глубине дома, наверное, все-таки в районе кухни она услышала голоса. Они что-то живо обсуждали, но на звук ее голоса вдруг смолкли. Секунду стояла тишина, а потом Аня услышала крик радости Аси.

– Вернулась! Вы слышите? Ура!

Аня прошла из передней в коридор и тут на нее налетела счастливая Аська.

– Аня! Ура! Ты вернулась! – Схватила ее розоволосая девушка и начала обнимать. – Все уже отчаялись. Мы думали, все пропало. Ежеминутно нишу проверяли. Где же ты была?

 

– Асенька, душа моя, ты замучила ее вопросами. Отпусти и тогда она все расскажет. – Подал голос Порфирий Георгиевич. Он, а вместе с ним и Иван, стоял чуть поодаль и улыбался радостно. – Ну, здравствуйте, Аннушка!

– Я все расскажу, дай только разуться. Здравствуйте! – Не смогла сдержать улыбки Аня. Скинула свои ботинки из кожи тонкой выделки, сняла намокший салоп и пошла в сторону кухни.

Асе не терпелось услышать рассказ, но Аня начала с главного. Первым делом она поведала, где спрятано письмо. Все ахнули, что ожидали клада совсем в другом месте. Порфирий Георгиевич, хлопнув себя по лбу, согласился, что камин был не лучшей идеей для хранения.

– Старый я пень! – Сокрушался он. – Как я мог так просчитаться с каминной нишей? И как хорошо, душа моя, что вы догадались перепрятать шкатулку. Но подождите, расскажите, как вам удалось ее вернуть обратно.

И Аня рассказала все по порядку. Как проходила собеседование, как пришлось представиться племянницей концертмейстера, как ее пытались ограбить прямо на улице, как убегала от полиции и ушибла ногу. Они сидели на кухне и Аня, прямо в своем костюме из прошлого пила травяной чай из большой кружки. И рассказывала, рассказывала. Умолчала она лишь о ночном столкновении с Николаем в кабинете. Слишком это волновало ее кровь, слишком было личное.

Ася периодически хваталась за сердце от рассказа, задавала кучу вопросов, вставала и садилась, выдавая свое волнение.

– Представляете, что со мной сделалось, когда Дарья внесла шкатулку в столовую? – Спросила Аня и сама же себе ответила. – Я думала, что провалила всю миссию, но потом поняла, что все к лучшему. Если бы я ушла, а трубочист нашел спрятанное в тот же день, мы бы никогда не узнали, куда она делась.

– Да! Это верно! – Задумчиво произнес Порфирий Георгиевич. – Аннушка, вы говорите, что с Николаем был другой офицер. Как думаете, он мог о чем-либо догадаться?

– Не знаю, – пожала плечами девушка. – Но он довольно надоедлив.

Она вдруг почувствовала усталость. А еще стало грустно: рассказывая все, что с ней приключилось, как будто говорила о своем сне, например, или о фантастическом фильме. Так это было далеко от реальности, которая ее сейчас окружала – обветшалого особняка, пережившего революцию, блокаду, коммуналку, всей этой современно мебели и утвари. Она слишком хорошо помнила, как прекрасен был дом сто лет назад и как уютно в нем жилось. Какое счастье, что ей довелось прикоснуться к той эпохе!

– Пожалуй, пора переодеваться. – Заметила Аня. Сейчас она снимет наряд, расплетет волосы, завяжет их в тугой хвост, облачится в джинсы и футболку. Закинет свой рюкзак на плечо и отправится дальше, жить своей жизнью менеджера по продажам одной московской конторы и страстного любителя истории, особенно периода правления императора Александра Третьего.

– Да-да, я тебе помогу. – Согласилась Ася. – Но сначала посмотрим, на месте ли письмо.

Все отправились в кабинет. Иван принес какой-то инструмент, осторожно вынул кусок паркета и заглянул в щель, подсвечивая темноту и вековую пыль фонариком.

– Есть! Тут он. – С облегчением сказал детина. Нагнулся, пошарил рукой под полом и достал постаревший деревянный кофр.

Аня поразилась изменениям, которые с ним произошли. Всего лишь два часа назад она спрятала новенький карандашный коробочек, а сейчас он пыльный, дерево ссохлось, металлические петельки на нем поржавели.

Иван подал коробку Порфирию Георгиевичу и тот осторожно взял ее в руки, словно хрустальную вазу.

– Завтра пойду в комиссию. Сам отнесу. А то они половину дома разрушат, пока отыщут письмо. – Решил концертмейстер. – Пусть изучают.

С чувством выполненного долга и легкой грустью Аня отправилась в «свою» комнату переодеваться. Она поняла, что в прошлом это была комната кухарки и Глаши. Поэтому лепнина на потолке простенькая, а окна во двор. Да и находилась она прямо рядом с кухней.

– Мне бы в душ и переодеться. Поможешь расстегнуть пуговицы? – Попросила Аня розоволосую Асю.

– Конечно. Тут же Глаши нет. – По-доброму подколола ее девушка.

Аня стояла смирно, а Ася со спины воевала с атласными застежками кружевной блузки. Стягивая расстегнутую кофту, Аня зацепила рукой кожу у шеи и вдруг с ужасом обнаружила, что крестика на ней нет. Маленького серебряного крестика, который был для нее самой ценной вещью, который подарил ей папка. Охватила паника и ощущение катастрофы. Где же крестик? Когда она могла его потерять? Аню вдруг осенило, что это могло произойти только в одном месте и при одних обстоятельствах – когда она ночью с помощью чернильницы отвоевывала свое право покинуть кабинет.

Глава 36. Мирись, мирись… и задумчивый Гнездилов

Санктъ-Петербургъ, Россійская Имперія, 1912г. отъ Р.Х.

Николай сидел в своём кабинете в общей канцелярии при сыскном отделении полиции, скинув форменный мундир и оставшись в одном жилете поверх рубахи. Перед ним была кипа документов, которые необходимо было привести в соответствие с картотекой. Документов поднакопилось, но Николай никак не мог собрать мысли воедино, чтобы заняться делами. Все его думы были посвящены одной персоне – Анне Алексеевне Тереповой. Николай вертел в руках ночную находку – маленький, изящный серебряный крестик на тоненькой цепочке, которая каким-то чудесным образом расстегнулась и упала на кушетку в кабинете. Цепочка была не порвана, видимо, просто ослабла застёжка. Эта застёжка и смущала Николая. Никогда ранее не видел он такого замочка. На обороте крестика Николай разглядел оттиск фамильного герба Тереповых, что было неудивительно. Но вот застежка…

Постучавшись лишь для проформы, в кабинет заглянул Гнездилов, оторвав Ильинского от раздумий.

– Николай Павлович, сударь, приветствую. Чем занят? – Гнездилов прошёл в кабинет и встал напротив стола.

– Да так, картотеку формирую, – отозвался Николя и спрятал крестик в карман жилета. – Филеры сведения предоставили, по ней надобно новые лица добавить в реестр.

– Похвальное занятие, Николай Павлович. – Кивнул сыщик и спросил. – Филиппов не появлялся?

– Никак нет, Александр Сергеевич. – Отчего-то с раздражением то ли на Гнездилова, то ли на всю эту службу, сказал граф.

– Что это ты не в духе, дружище? – Усмехнулся Гнездилов. – Что за чёрная кошка перебежала дорогу вашему благородию?

«Эх, подумал Николя, скажешь ему разве, что имя у этой дикой кошки вполне себе человеческое».

– Настроения нет. – Обтекаемо пояснил граф и уткнулся в формуляры.

– Постойте-ка, Николай Палыч, а что с твоим лицом? – Пригляделся сыщик, рассматривая губу Николая.

И этот туда же, разозлился граф. С утра каждый в его отделении не преминул спросить о том. Николя не ответил.

– Помнится, вчера после вечеринки вы вернулись домой. И я лично передал ваше бренное тело в руки Кузьмичу. Стало быть, увечье – дело рук кого-то из ваших домочадцев. – Гнездилов не зря был неплохим сыщиком. – Смею предположить, что это не матушка, пардон, отходила по роже, ибо давно покинул ты тот возраст, когда детей своих воспитывают батогами. Остаётся один вариант. Но думаю, ты должен об нём рассказать сам.

– Необыкновенно проницательно, Александр Сергеевич. Но рассказывать здесь абсолютно не о чем. – Недовольно буркнул Николя.

– Что ж, так и быть, граф. Не хотите – не говорите. Но и за дурака меня держать не стоит. – Гнездилов словно обиделся. – Я думал, мы приятельствуем. К тому ж, вы всегда делились своими победами на любовном фронте. И неудачами, бывало, тоже.

Николая взяло зло. Он не хотел ни с кем делиться этой неудачей. Не хотелось марать имя Аннет сальными шуточками и обсуждениями с кем бы то ни было. Даже с приятелем Гнездиловым.

– Повторяю ещё раз, Александр Сергеевич, говорить здесь не о чем. – Отчеканил Ильинский. – А теперь прошу простить, мне нужно оформить опись.

Гнездилов хмыкнул, пожал плечами и вышел в коридор.

«Чертова Анна Алексеевна!» – Думал про себя Ильинский. Влезла же под кожу, все мысли собой заполонила. Вон уже вспылил и нагрубил Гнездилову, а считал, ведь, того другом. Николай быстро вскипал и так же быстро отходил. Это не красило офицера, но такова уж была его природа. На сей счет часто пеняла матушка, да и отец высказывал ему за отсутствие выдержки. Если бы не эта вспыльчивость, Николай Павлович не оказался бы полтора года тому назад здесь, в канцелярии сыскной полиции, а так и служил бы в армии. Ильинский охватил голову руками. Чёртов дурной характер – сначала вспылить, а потом виноватиться. Вот и сейчас он чувствовал вину перед Гнездиловым.

Рейтинг@Mail.ru