Елена Михайловна Аксенова
История одного злодея
Ей вспомнился детский лагерь в Лондоне, куда её отправили со скандалом. Дочка Шиловых должна говорить, как минимум на двух языках, должна тусоваться с элитой и не должна путаться у папочки под ногами. Но Аня, которая только что потеряла девственность на одной из полупьяных вечеринок с запрещёнными препаратами, не хотела покидать свою комнату и с ужасом ждала, когда всё случившееся откроется. Не открылось. Мать уже прикладывалась к бутылке, и не заметила бы даже живот с 9-ю месячным ребёнком внутри. Отец был занят политическими игрищами, неспокойный год для его партии. Она сидела одна в своей комнате, униженная, обиженная. Ждала, что хоть кто-то постучится и поинтересуется, почему у неё истерика. Но не сбылось.
Тогда-то подружка по переписке откуда-то из Бразилии поддержала её идею о самоубийстве, но предложила всё крепко спланировать. А пока, чтобы угомонить боль, можно себя порезать.
Эта идея показалась Ане глупой. Как может помочь в её ситуации след от лезвия? Ей представлялось, как родители находят её мёртвое тело в комнате, падают на колени, целуют её тонкие окровавленные руки и молят о пощаде, просят вернуть время вспять. Потом отец застрелиться, а мать наглотается таблеток.
В те годы она ещё не понимала степень эгоизма своих родителей. Не понимала, что сделай она такое, отец бы жутко разозлился на неприятное обострение дома, ему ведь нужен покой для работы. Потом его пиар-менеджер посоветовал бы использовать ситуацию в своих интересах. «Всё ещё на благо России», – красовались бы заголовки статей. Дочь сошла с ума, порезала вены, а отец продолжает работать на благо страны, продолжает делать своё дело.
Мать. Мать как настоящая пьяница нашла бы в смерти повод для лишней бутылки и рыдала бы омерзительно сопливыми всхлипами, поминала бы дочь, Бога, отца. Винила бы мужа, снова пила. Ходила бы по подругах в элегантном чёрном платье прямо по фигуре, снова пила. В конце концов, после месяца-двух, драма бы ей надоела, и она бы пошла на новую выставку молодого Шагала, или русского Пикассо, или любого другого бездаря косившего под гения, ела бы дешёвые закуски и рассказывала, что искусство исцеляет.
За её могилой бы ухаживала старая женщина, за доп плату от семьи носила бы цветы. Какие-нибудь белые розы или лилии, чтобы люди знали, чтобы они видели, что родители скорбят, родители помнят, просто никто не может застать их на могиле. Разминулись.
Аня всё же попробует резаться после раздумий и поймёт, что через кровь, стекающую по нежной коже, через лёгкую боль раны от лезвия, уходит её разочарование, её тоска, её одиночество.
Она увлечётся этим, но та же подруга посоветует ей вовремя избавляться от шрамов, дабы никто не узнал, или чтобы шрам на шраме не образовал отвратительную корку, которую потом не залечить никакими мазями.
Благо медицина шагнула вперёд, косметология шагнула вперёд. Её тоненькие шрамы не были проблемой для профессионалов. Она избавлялась от одних следов, появлялись новые. У клиники был доход, у Ани был нужный эффект. Бесперебойные потоки денег, все довольны.
Шилова шла за руку с молодым человеком, который, может, рискнёт своим настоящим и будущим ради неё. Шла и ничего не чувствовала.
Велиал незаметно следовал за ними, поедая эскимо советского образца. В отличие от молодёжи, он не впадал в сантименты и не питал иллюзий на какой-либо счёт. Ему хотелось власти, и он знал, как этого добиться. Он ждал момента, ждал. Появился Астарот – маленькая слабость криминального гения. Велиал сразу схватил свой шанс за хвост и теребил аккуратно, чтобы не осыпались пёрышки.
Сначала команда под ним. Нет, он не дурак, чтобы обсуждать начальника с подчинёнными. Но между делом стоило упомянуть то об одном промахе паренька, то о другом. Мелочь, случайность, стечение обстоятельств. Велиалу потребовался год для первых недовольных взглядов.
Слухи расползаются только схваченным льдом, стоит чуть надавить. Конечно, влияние Люци было настолько прочным, что никто вслух не решался высказать свои вопросы. Но главное, что люди начали думать, подозревать и читать тоже самое в глазах коллег. Это был первый, но очень важный этап.
Потом конечно был Асмодей. Глава карательного отряда хоть и раздражал Велиала со дня своего появления, но был не обходимым союзником в дворцовом перевороте.
Так уж вышло, что их отношения с самого первого взгляда строились на отвращении и взаимной антипатии. По-другому и быть не могло. Асмодей считал себя честным убийцей, хранил какие-то принципы и тычил ими. Этим славятся все ветераны боевых действий. Они считают, что посвящены в самые страшные страницы человеческой жизни, поэтому в праве судить и поучать остальных.
Велиал считал себя честным по-настоящему. Он принимал себя со всей жестокостью, поскольку искренне считал её частью человеческого существа. Значит, это природа. Значит, так решил Господь Бог.
На самом же деле маленького мальчика приучили к ужасу и страданию ещё в детстве (браво дядюшке Фрейду). История циклична. Поэтому вас не удивит голодное детство в дет доме, насилие, извращение. Описывать прожитое огромным количеством людей с подробностями, чтобы ужаснуть читателей, не в стиле автора. Просто поверьте на слово, там было достаточно для того, чтобы ребёнок взрастил в себе ненависть ко всему живому.
После психологической травмы кто-то ломается и уничтожает себя, кто-то становится святошей, кто-то подражает своим мучителям. Но Велиал смотрел на жизнь шире, посему проанализировал в себе атрофированную жалость и смекнул, что слабости могут быть силой. Так он начал свой криминальный путь, и до этого момента был очень успешен.
Его группировка активно расширялась, присягали новые беспринципные адепты. И всё бы ничего, но из неоткуда появился Люци. Велиал посмеивался над ним, но только до резни на хлебозаводе. Кровь нужно уважать.
Но вот творческий союз, который Велиал планировал в те годы с Люци обернулся слиянием не в пользу первого. И всему виной неожиданное расположение Пугина. Это вознесло Люци от среднего калибра мафиози до короля Москвы.
Природа их отношений оставалась тайной для преступного мира, но зато эффект был превосходный. Люци стал вхож в высшие круги, куда попасть можно было или через зону, по старым традициям, или через большие деньги, заработанные аферой, что тоже делалось с оглядкой на традиции. А тут уже лысеющий пижон, который ещё недавно сидел н наркоте, получает всю глазурь с кулича.
Разве можно простить такое?
Вот Велиал и не простил, но как человек смышлёный не полез на рожон, а сделал вид, что вполне себе доволен ролью среднего звена. Он ждал. Смотрел на то, как Люци щеголяет в дизайнерских костюмах с нахальной улыбкой, и ждал. Расправлялся с шелупонью, которая недостойна страдать от его высококачественных инструментов, и ждал. Обедал гусиной печенью, попивая вино под пустую болтовню, и ждал.
И вот теперь под непривычно ясным небом Питера безликий человек был как никогда близок к своей заветной цели.
Однако хитрожопый Люцифер почуял неладное и дал заднюю. Он убьет парнишку, который наводит тень на его доброе преступное имя, и весь ропот коллег сойдёт на нет. «У всех есть слабости, – скажут они, – но ты посмотри как шеф расправился со своей.» И вся работа Велиала пропадёт. Люци получит ещё больше власти, ещё больше уважения.
Нет, такого допустить нельзя. Парочка должна сбежать. Велиал вернётся израненный к Люци и скажет, что они придумали что-нибудь эдакое. А коллегам случайно обмолвиться, что начальник попросил его имитировать пропажу Астарота, дать ему уйти вместе с дочкой Шилова.
Эта девка. Ещё одна беда на его голову. Нужно было всего лишь случайно убить её, чтобы господин Шилов рассвирепел и нажаловался вышестоящим людям о беспределе Люци. Но и тут произошла оплошность. Охранник Анны, включая Астарота, были слишком внимательны. Асмодей установил новую систему слежки, чтобы каждый член группировки был под надзором, кто это отслеживал ыбло неясно. Люци почти всё время находился в Замке, а Пугин почему-то снёс эту странную затею и даже поддержал своего друга. Куда катиться мир, если можно просто так похитить дочь уважаемого человека?
С Семёном Карловичем Велиал планировал разобраться сразу после Люци. Руками Шилова, конечно.
Владимир Сергеевич давний знакомый человека без лица, очень обрадовался рискованной сделке. Да-да, Шилов знал о похищении собственной дочери, позволил этому случиться. Велиал уговорил равнодушного Люци на авантюру ради кресла чиновника. Какие аргументы он приводил, сейчас и не вспомнить. Но толи от скуки, толи от глупости, начальник согласился.
Был расчёт на то, что Пугин примет сторону Шилова. По крайней мере Владимир Сергеевич так считал. Велиал одобрительно хлопал, но был уверен, что этого не случится. Но какое ему дело? Его риски были минимальны.
Сам он давно продумал пути отступления. Пугин поддерживает Люци, хоть и не одобряет. Шилов срывается с цепи и нанимает убийцу для Люци. Далее два пути. Люци мёрт, Пугин убивает Шилова в отместку, Велиал со слезами на глазах принимает пустующее место руководителя группировки. И тут же сдаёт пошлый ягуар в металлолом. Либо Люци жив, убивает Шилова, Велиал в шоке от сложившейся ситуации. Его союз останется тайной в любом случае, потому что, как говорится, у мёртвых не спросишь.
История с Астаротом была страховочным тросом. Поскольку смерть Шилова Пугина не устроит. Слишком жирный фазан, чтобы унести его с охоты незаметно. Между коллегами уже есть сомнения в прозорливости начальника. Что за глупое дело он придумал? Зачем ему кресло чиновника? Он правит Москвой и прямо, и косвенно. Зачем всё портить?
Такие заготовки Велиал бросал в то время, когда уговаривал Люци на дело.
А Астарот неприменно должен проявить себя в такой ситуации. «Он один среди нас не помазан кровью. Нехорошо.» Этот аргумент подействовал на Люци и он согласился удивительно быстро. Правила есть правила.
И вот как только парочка сбежит, Велиал вернётся в Москву и узнает, как выпали карты. Но его туз всё ещё будет в длинном рукаве.
Он брёл за смеющейся парочкой и представлял, как театрально обыграет свою привязанность к ним, как расскажет о спасение, как они сбегут, а потом он займёт место Люци, отыщет их и привезёт в Замок, чтобы развлечься во славу. Никому ничего нельзя прощать.
Глава 22.
Люци был молод, но никогда не был глуп. Девушка, завоевавшая его подсознание, не подходила под старые приёмы обольщения. Да и сам он вёл себя не так как обычно.
Сначала всё это казалось забавным развлечением, отходом от реальности, в которой он марал руки чужой кровью и преступлениями. Стереотипная парочка: хорошая девочка из приличной семьи и бандит. Это явно не его история. Просто мимолётный интерес.
Но чем чаще он следовал за ней из университета, то с мороженым, то с пустой болтовнёй, тем больше погружался в её честные, серьёзные глаза, и не хотел выныривать. Далия всё ещё отказалась от работы репетитора, но уже не противилась обществу странного парня. В отличие от всех его предыдущих подружек, она не спрашивала, чем он занимается, откуда родом. Женщины всегда старались собрать его портрет по крупицам: любит ли он горчицу, сколько сахара положить в кофе, нравится ли ему Роберт де Ниро. Этими мелкими сведениями он делился с удовольствием молодого человека, чьё существование так важно для миловидной особы. Это было приятно.
Далия внимательно слушала все его монологи, но в блокнот не записывала, иногда переспрашивала одно и тоже. Это и раздражало Люци, и восхищало.
– Ты не любопытная, – как-то сказал Люци, поправив пальто.
– Человек сам решает, что готов отдать. Я против любого насилия.
Она ничего не делала для эффектности. Не пыталась быть лучше, чем есть, не смотрела в витрины, чтобы подтереть тушь, не скрывала зубы при улыбке. Косметика смотрелась на ней удивительно натурально. Платок, как Люци понял в ходе их общения, был её принципом, не выражал скромность или порядочность.
– Я бы хотел увидеть твои волосы, – как-то мечтательно произнёс он.
– Только мои родители, женщины и муж могут увидеть их.
– Тогда женюсь.
Он ждал от неё смущения, смешка, хотя бы чего-то женского. Но она отстранено посмотрела в сторону и продолжила другую тему.
Время шло, терпение Люци заканчивалось. Он не привык ничего добиваться трудом и не собирался делать это впредь. Все намёки Далия отвергала, но общаться с ним продолжала. Они ходили вместе до университета и обратно, никаких кино, ресторанов, баров.
– Харам, – говорила она, едва он упомянул бутылочку вина и танцы.
– Совсем нельзя развлекаться?
– У нас с тобой разные способы получения удовольствия, – её окольцованные пальцы поправили платок. – Танцевать в прокуренном помещении, чтобы обратить на себя недобрые взгляды толпы – это не развлечение. А вот сшить сестре выпускное платье…
Далия всегда делала что-то полезное, и, как считал Люци, никогда не отрывалась. А ведь каждому человеку нужен отпуск, даже от добрых дел.
Так он решился пригласить её на пикник. Конечно, девушка выпятила свои кофейные глаза и тут же отказалась.
– Слушай, это тут, в Царицыно. Ты поедешь на метро, я тоже. Какая проблема?
– Я тебя не знаю.
И она была права. Потому что Люци, бандит и преступник, никогда не говорил ей о том, чем занимается в свободное от своих настойчивых посещений время.
Время шло, наступила зима. Москву украсили новогодние сборы. Люди ещё в начале декабря заполнили магазины своими предпраздничными фигурами. Воздух дрожал от желаемого торжества.
Люци поддался всеобщей суматохе, чтобы двинуть своё дело с мёртвой точки. Далия всё никак не поддавалась уговорам, слишком правильная. Брать её напором было опасно, да и прежнее нахальство изменило молодому человеку. С каждой новой встречей он ощущал всё острее незнакомое раньше чувство. Тогда он не мог охарактеризовать его, да и не пытался, честно говоря. Молодые не анализируют, они чувствуют. (Намного позже в одну из бессонных ночей под крышей Замка Люци определит то своё ощущение, как нежность, столь не свойственную мужчинам, тем более его профессии).
Его план больше напоминал полоумную авантюру. Ввалиться на Новый Год к Далии домой, и, наконец, познакомиться с её семьёй. В пылу праздника все будут расслаблены и счастливы, поэтому процент вероятности, по которому он сможет втереться в доверие, становился значительно выше. А если папочка с мамочкой будут ему доверять, он сможет вывозить Далию дальше улицы Миклухо-Маклая, и в один волшебный вечер возьмет то, чего так желал. Вот тогда его пыл приутихнет, он перестанет думать о ней и снова станет собой.
Быть Люци значит не от кого не зависеть. В криминальных кругах он славился умом, бесстрашием и необходимой учтивостью. Однако нарушать правила тогда было равно смерти. А хороший бандит – холостой бандит. Почему? Потому что нельзя манипулировать тем, у кого ничего нет.
Никто не нашёл информацию о его родителях, друзьях, родственниках, детях. А значит единственный шанс на провал – это женщина. Многие его товарищи по цеху в страхе перед опасностью заводили не жён, а любовниц. В бане со смехом бросались подробностями встреч, не брали прилюдно трубки. Кто-то им верил, но Люци по глазам видел правду. И как только подмечал такую слабость, улыбался новой порции своей власти.
Конечно, кое-кто умудрялся женится. Но после определённого количества кровавых похищений с примесью детоубийств большинство группировок настоятельно не рекомендовали обзаводиться семьями.
«Пусть бабы рожают от инженеров и электриков. Жалко же,» – так говорило старое поколение. И Люци делал то, что принято, чтобы не иметь слабостей и когда-нибудь позволить себе величие. У него была ясная цель.
Он не верил в судьбу, но верил в силу воли. И эта девушка будет очередным доказательством его упорства. Просто нужно провести с ней ночь. Интерес угаснет после победы, и он спокойно возвратится к делам.
Так он говорил себе, игнорируя факт, что уже полгода бегал за Далией.
31 декабря, как и было запланировано, Люци снарядил пакет с разными мелочами и подъехал к хорошо знакомому дому на Беляево. В её окнах горел свет, он повертел в руках букетом цветов и прошёлся мимо лавочки, на которой обычно мирно сидел после их встречи. Было холодно, но какое-то жутковатое чувство не позволяло ему зайти в подъезд.
Голые уши начали покалывать и только чтобы не остаться глухим Люци подошёл к металлической двери. 7 этаж, 134 квартира. Вот куда она приходит после их пустых бесед. Он два раза глубоко вздохнул и нажал на звонок.
Ему открыл мужчина, достаточно пожилой, но ещё не старый. Люци тут же узнал отца Далии, у него были точно такие же глаза.
– Здравствуйте, – он протянул руку, но не встретил ничего, кроме удивлённого взгляда.
– Амина, ну наконец-то!
Далия вышла из комнаты и у Люци сердце упало под ноги. На ней не было платка. Огромная копна упругих чёрных кудрей небрежно окружала красивое лицо. Соблазнительные линии голых плеч и рук завораживали.
– Ой, – она смутилась всего на мгновение. – А ты что тут делаешь?
– Зашёл поздравить с Новым Годом, – Люци чуть приподнял руки с цветами и подарками, но тут же снова опустил их. Её красота пересушила ему горло.
– Ты его знаешь? – отец обратился к дочери. Никакой тени суждения.
– Да, это мой знакомый. Провожает меня из университета иногда, я рассказывала, – мужчина одобрительно кивнул и улыбаясь, пригласил гостя в дом. – Мусульмане не празднуют Новый Год, но мы как раз собирались ужинать.
Квартира у них не было роскошной, но достаточно уютной. Люци не помнил, бывал ли он хоть раз в атмосфере настоящей семьи, где все рассказывают о проведённом дне и передают хлеб. Родственники Далии отнеслись к Люци со всем уважением, по-свойски. Её мама, тучная женщина точно с такими же волосами, оставалась красавицей и в своём возрасте. Готовила она лучше, чем в любом ресторане. Сестра Далии, совсем ещё ребёнок, любопытно смотрела на гостя, и то и дело задавала ему вопросы из разряда «а почему на тебе рубашка со звёздочками? Ты что, маленький?» Отец шутливо осекал её, но все добродушно хихикали.
Люци был поражён тому, как его приняли. Он набрался наглого очарования, чтобы проникнуть в дом против воли хозяев, был готов к негодованию Далии, к вопросам её семьи, к всеобщей оценке, в конце концов. Но они просто ужинали за столом с посторонним человеком и Люци впервые пожалел, что не выбрал честную дорогу. Он представлял себя уже лысого во главе стола с располневшей, но такой же красивой Далией. Дети радостно хихикают их комментариям. И всё так чудесно-скучно, так счастливо-просто.
Из волшебного сна Люци выдернул босс. Пора за работу.
Он отказался от просмотра семейного кино, пожал руку отцу и направился к двери. Далия пошла следом.
– Извини, что не предупредил, – он надел ботинки и взял из её рук свою дублёнку.
– Ничего, приходи, если будет желание. Телефона у меня нет, чтобы тебе дать, – её руки под массивными украшениями казались ещё изящнее.
– Можно вопрос? – она кивнула. – Почему ты так спокойно отреагировала на то, что я увидел тебя без платка? Ты же говорила, только муж, родственники и женщины.
– А ты предлагаешь выколоть тебе глаза? – ровные белые зубы показались под чувственной улыбкой.
– Нет конечно. Но вскрикнуть для приличия можно.
– А что бы это изменило? Всё случается по воле Аллаха. Но я обязательно помолюсь за прощение этого греха.
Она закрыла за ним дверь и как только Люци нажал кнопку вызова лифта, он осознал. «Я люблю её,» – трагическая мысль как молния ударила в голову и вызвала приступ тошноты. Твою мать.
Глаза 23.
Люци продержался вдали от дома на Беляево целую неделю, и, кажется, это была самая невыносимая неделя в его жизни.
То и дело он совершенно случайно натыкался на распечатанную фотографию Далии. Она лежала в его кошельке. Смазанный снимок, сделанный тайком, отчего обладающий особым очарованием. Он находил его на том же месте, куда убрал час назад, чертыхался и тут же разворачивал. А потом с пристальностью критика осматривал расфокусированные пиксели.
«Не такая уж она и красивая, – уверял себя Люци, поглаживая щетину. – Наряженная как монахиня. Просто непривычно, наверное». И вот это самое «наверное» притянуло его к дому на Беляево всего через неделю.
Не даром великие пишут, «каждая сделка с совестью в крах приведёт». Люци сторговался со своей, выиграл время перед своими убеждениями и утихомирил суть. Он уверял себя, всё закончится после первой ночи, нужно просто её дождаться.
Однако он не спешил приводить в исполнение задуманное. В тайне от самого себя он хотел подольше наслаждаться этим новым, серьезным чувством.
Далия встретила его приход с искренней радостью. Вся семья снова была в сборе и Люци накрыло с головой чувство уюта. Они провели вечер за смешными историями, милые посиделки, будто к ним пришёл старый друг.
Уже поздно Люци собирался покинуть гостеприимный дом, когда Далия схватила его за рукав. Это прикосновения отозвалось в нём куда раньше, чем он успел это осознать. Электрические импульсы прошли сквозь кожу дублёнки, и он понял, что его щёки горят.
– Это тебе, – она протянула ему блестящий прямоугольник. – С Рождеством.
Огромные хлопья ночного снега закружили улицу, когда Люци вышел из подъезда всё ещё не понимая, что это было. Подарок. Ему дали подарок. Впервые в жизни. И сделала это женщина, которая вцепилась прямо в сердце.
Он сел в свой новомодный мерседес и положил коробку на передние сидение. На светофорах он ещё будет поглядывать на свой подарок, как на чашку с ядом. А в квартире бросит его в мусорку. Нельзя привязываться. Ни к кому нельзя привязываться.
Через десять минут, когда Люци открыл упаковку, он увидел серебряный медальон с гравировкой с одной стороны. «Там, где заканчивается время, начинается вечность». Фраза, которую Далия повторяла чаще, чем следовало.
Прямоугольный медальон сначала был брошен на стол. Потом Люци взял его в руки и долго вертел. Зачем она сделала этот подарок? Тоже любит его? Намёк ли это на дальнейшие действия? Стоит перестать быть таким осторожным?
От волнения у него выступил пот на лбу. Разве может женщина вызывать такое состояние? Он повертел в руках медальон и всё-таки сдался перед напористым желанием надеть его. Ночь закутала влюблённое тело своим покрывалом.
Невинные визиты в квартиру Далии продолжались до самой весны. Её семейство окончательно привыкло к странному гостю. Они не интересовались его профессией, заработком или планами на жизнь. Чувство такта было их общей чертой, за что симпатия Люци стала ещё глубже.
Семейство Али перебрались в Москву из Феса после того, как отцу предложили перспективную работу. Через пару лет перспектива приобрела оттенки призрачности, но они настолько остепенились, что возвращаться не захотели.
– Мы уже давно русские, – улыбнулся мужчина на одном из совместных ужинов. – Не представляю нас в другом месте. К родственникам мы ездим часто, этого вполне достаточно.
Люци не мог себе и представить такие далёкие страны. Сам он к тому моменту успел покататься только по СНГ и то, времени на экскурсии не было. Оттого рассказы Далии про Фес, про пустыню и караваны казались такими пьянящими и сказочными.
К лету молодой бандит окончательно раскололся на две полноценные личности. Одна убивала, воровала, отнимала. Это была его рабочая личина. Жёсткий и несгибаемый преступник добивался новых вершин, обманывал смерть. А потом убеждался, что за ним нет хвоста, и ехал на чаепитие к Далии.
Болезненная мука от её лёгких касаний сводила ему челюсть, но он не хотел торопиться. За всё это время они ни разу не обнялись, чего там о большем говорить. Отец семейства то и дело посматривал в их сторону, Люци надеялся, что примеряет его в качестве зятя. В первую неделю июня он спросил про родителей. Тут врать не пришлось, Люци не помнил этих людей и не хотел, собственно говоря.
– Я с младенчества жил в детском доме, – объяснил он. – Никогда не спрашивал, как туда попал. Какая, собственно, разница? Прошлое – это просто определённый отрезок.
– И ты никогда туда не заглядываешь?
– А зачем? – безразлично пожал плечами. – Настоящее куда интереснее.
Больше они не поднимали эту тему.
В июле всё семейство Али собиралось в Марокко на свадьбу двоюродной сестры Далии. Люци тоже был приглашён, и видит Бог, он уже сидел мысленно с ними в самолёте. Но босс не одобрил отпуск, как раз тогда была острая стычка на севере Москвы, и верхушки боялись начала беспредела. Люци обладал особым авторитетом среди молодёжи, поэтому его отъезд могли воспринять, как нейтралитет.
Через две недели наступил август. Люци пригласил Далию в ресторан на воде, и к его удивлению, она согласилась. «Хочу поговорить наедине, с глазу на глаз». Что-то едва уловимое в её голосе заставило его занервничать. Она волновалась, и волнение это было недоброе.
Он приехал за ней на своём обновлённом мерседесе. Было душно, он открыл окно и включил какой-то джазовый мотив. Для их первого свидания он сменил джинсы на элегантный костюм от какого-то знаменитого заморского дядьки. Тогда он ещё не разбирался в моде.
Далия вышла из дома в шикарном чёрном платье в пол. Рукава ¾, А-образный силуэт, золотые кружева по краю подола. Люци впервые заметил, какая у неё тонкая талия и выразительная грудь. «Вот бы с неё свалился чёртов платок», – пронеслось в голове. Только когда он увидел её во всей красоте и блистательности, он осознал, как сильно скучал.
Выскочив из машины, Люци откроет дверь перед своей возлюбленной. Всю дорогу она рассказывала, как прошла свадьба, что было интересного. Но по её неестественному смеху и шебутным пальцам, дёргающим подол, молодой человек понял, что разговор будет не из приятных.
Но ведь здесь и сейчас происходит волшебство. Девушка его мечты сидит рядом с ним в его машине и поедет туда, куда он скажет, будет есть, смеяться. А если повезёт, он наконец её поцелует. Ну или хотя бы обнимет. Руку пожмёт.
Ужин прошёл великолепно. Кажется, Далия тоже забыла о былом напряжении. Они с интересом обсуждали соседей, еду, планы на будущее. Её, конечно. Далия хотела быть психиатром. «Тайна человеческого разума. Что может быть интереснее?» Люци смотрел на неё с восхищением. Если бы только она встретилась ему в юности, он бы уже был женат и нянчил как минимум троих детей. Всего-то 10 лет. Если бы можно было вытащить эти 10 лет.
После десерта они решили прогуляться по бульвару. Было около 8 вечера, ещё светло, но ночная прохлада приятно обдувала лицо. Из платка Далии на виске выбилась крошечная чёрная кудря, но Люци не сказал ей об этом. Он молча наслаждался запретным плодом.
Кажется, они шли всего секунду, но на улице темнело, и Далия попросила отвезти её домой. Необыкновенно робкая и застенчивая, она вызвала в Люци все новые грани эмоций. Поэтому, когда они сели в машину, он решился положить свою руку на её ладонь. Та мгновенно напряглась, но осталась на месте. Она позволила ему взять её за руку. От этой мысли Люци не сдержал улыбку.
У дома на Беляево они вышли из машины. Было темно и безлюдно. Звезды искрились под редкими облачками, и они оба посмотрели наверх.
– Красиво, правда? – Люци подошёл ближе и, пользуясь ситуацией, поцеловал Далию в щёку.
– Харам, – девушка отшатнулась. На её бледном лице тенями пробежали страдания.
– Далия, я же не просто играюсь. Ты меня знаешь, я тебя знаю. Твоя семья меня знает. Если бы я был плохим человеком, разве это не вылезло бы?
– Харам, – она сдвинула естественно широкие брови и между ними образовалась складка.
– Если я попрошу твоей руки, тогда можно закрыть глаза на харам? – Люци улыбнулся и сделал к ней шаг, но девушка отошла. Она закрыла лицо руками. – Ну что ты? Далия!
– Дядя Саид разговаривал с папой. Он хочет засватать меня для своего старшего сына.
– Что? – Люци чувствовал тошноту и боль, острую боль, будто ему стрельнули куда-то в грудь и теперь он истекает кровью.
– Папа не дал согласия. Пока. Хочет, чтобы я хорошо подумала. Они приедут на следующей неделе, – она бросилась ему на шею так резко, что он не успел опомниться и обнять ей. Через секунду её фигура скрылась за дверью подъезда.
Глава 24.
Аня шла по гулкой улице Питера и надеялась, что осточертевшая болтовня её спутника закончится. «Лучше быть мёртвой», – она пыталась стерпеть пот на его ладонях, но силы покидали. Шилова всегда избегала проявления сантиментов, поскольку считала их исключительной ложью. Мужчина обнимает женщину и трётся об неё носом, думая о том, когда уже можно будет спокойно присунуть. Девушки облизывают ухо фотографу, томно дыша, надеясь, что теперь их фото точно отберут для рекламы. Бесконечная, сраная ложь переходит от одного к другому с самого начала времён и до нынешней прогулки по Питеру.
Привязанность Астарота не вызывала у неё щенячьего восторга. С чего вдруг? Его психотип понятен как детская считалочка. Раз, инфантильному мальчику одиноко в суровом мире мужчин. Два, есть тупицы, которые просто не умеют делать выводы по жизни. Три, он даже не представлял с кем имеет дело. Четыре…
Ох, он опять чмокает её в щёку. Аня проглатывает ругательство и смущённо опускает ресницы. Просто не верится, что на это можно купиться.
У входа в Эрмитаж собралась приличная толпа. Собственно, это самый популярный музей Питера, чего ещё следовало ожидать? Аня нетерпеливо косилась в сторону кафе на другой стороне улицы. Какой-то пижон заигрывал с очередной дурочкой, вертя на пальце ключи от порше. За соседним столиком пара далеко за 50, пьёт вино и беззаботно смеётся. Две школьницы-подружки. Парочка-студенты. Она вспомнила свою наполненную жизнь, авторский кофе, съемки, квартирники. Ещё недавно она блистала в лучших клубах, небрежно забывала сумки от кутюр в гостях и выкидывала как мусор предметы, о которых другие не смели и мечтать.
А теперь ей приходится терпеть слезливый трёп ванильного придурка в очереди в грёбанный музей.
– Какие люди! – холёный мужчина в костюме протянул Шиловой руку. – Позвольте представиться, Василий Юсупов, почти князь, – он едва касаясь притронулся к её пальцам и тут же отпустил ладонь. – А это Владислав, мой старинный друг.
Астарот обругал себя за беспечность, он совершенно забыл об охране. Теперь их поведение наверняка вызовет вопросы, как у Василия, так и у Люци. А это значит, что назад дороги нет. Им придётся бежать. Куда-нибудь подальше в Сибирь, в глушь. Руки Люци не такие уж длинные, так Астарот успокаивал себя. За границу выехать всё равно нет варианта. Там их будут искать в первую очередь.
– Позвольте мне лично помочь вам с этим неприятным ожиданием.
