Елена Михайловна Аксенова
История одного злодея
– Понимания.
– Мы слишком долго готовились к этому, – Мамона предотвратила тираду Люци. По венке на его левом виске она поняла, что может произойти непоправимое. – Поймите нас правильно, мы не против решить ситуацию просто. Но нам бы хотелось, чтобы господин Шилов поднял свой наполированную задницу и сделал нам самое выгодное предложение. Пусть Люци не получит место президента. Мы не дураки, мы понимаем, что это ему не по плечу. Но найти что-то получше, чем номинальная шестёрка… В крайнем случае, господин Шилов мог бы освободить своё место и получить дочь назад.
– Ему на неё наплевать, – ровный голос Пугина разрезал пространство. – Я удивлён, что вы сделали ставки на его отцовские чувства. – В действительности Семён Карлович считал ужасной глупостью поступок Люци. Хуже было бы только похищение жены Шилова. Господи помилуй, да все, кто знает того человека более 5 минут, понимают, что ему нет дела ни до кого, кроме себя. По крайней мере сейчас.
Бессмысленный спор об истинных причинах происходящего больше не интересовал Люци. Он уткнулся в свою тарелку и разделывал утку так усердно, что в конце концов тема закрылась. Пугин с Клавой покинули Замок ни с чем. Мамона уехала вместе с ними, надеясь сгладить неприятный привкус прошедшего ужина.
Люци вошёл к себе в комнату с головой тяжелой от отсутствия мыслей. Скинув с себя неожиданно неудобные мокасины, он открыл окно и холодный летний воздух ласково потрепал остатки его шевелюры. Он ощутил то болезненное спокойствие, за которым охотился весь ужин.
Глаза закрыты.
Упругая прядь из-под тоненького платка цвета сирени, загорелые щёки, густая подводка. Её плохо скрываемая улыбка поддергивает тонкие, ровные губы. Серьги размером с его кулак и чёрными камнями. Пальцы поправляют ворот платья, ногти покрыты смешными блёстками. Кольцо с таким же огромным камнем, от которого тоненькая ниточка серебра проходит к запястью, превращаясь в браслет. Всё эти украшения достались ей от матери.
Он чётко помнил, как было жарко в тот день, когда он впервые увидел её. Солнечный диск топил московский асфальт, а горожане мечтали оказаться у воды. Люци было тогда чуть за двадцать. Он носил круглые очки в стиле Оззи Осборна, купленные на рынке за полцены.
На бульварах под пышными кронами зеленых деревьев прятались люди. Люци сидел на траве, прямо в поношенных джинсах, попивая неестественно холодную водичку. Его лысеющая голова загорала под палящими лучами, и ленивая нега московского лета сулила приятное расслабление.
Резкий визг с боковой аллеи заставил Люци обернуться. Две молодые девушки, одетые не по погоде, были беспощадно облиты из водяного пистолета нескольких разгоряченных войнушкой мальчишек.
Он осмотрел их закрытые всевозможными тканями фигуры, свиные рульки в кафе-мороженом, не иначе. Ухмылка на его лице сохранялась недолго, одна из девушек заметила пристальный взгляд и подняла глаза.
Эти глаза. Боже мой! Разве существуют слова, чтобы описать её глаза! Правдивые коньячные бриллианты под прозрачной пеленой от дневного света, в рамке черной подводки и огромных крыльев ресниц…
Люци спустя годы будет прокручивать этот момент снова и снова у себя в памяти, романтизировать его, замедлять.
Умники скажут, что всё это – ванильная лабуда, но поверьте мне, у каждого в жизни будет человек, который перевернет всё былое представление о чувствах и заставит понять, что своего человека узнаешь раз и навсегда, хочешь этого или нет.
Глава 12.
Сорока четырёх летняя Виктория Шилова очнулась в своей кровати одна, как и в любой другой день. Похмелье легло на её лицо остатками вчерашнего макияжа и серостью лица, поскольку после определённого возраста женщинам приходится бороться за некую свежесть.
Спальня всё ещё хранила ночную негу, поскольку Виктория требовала закрывать шторы на ночь. За плотными синими тканями играли веселые лучики летнего солнца, но женщина не хотела видеть это до срока.
Покачиваясь от ощущений вчерашней вечеринки, она поплелась в ванную. Рука в жемчужном браслете хватала холодную воду, Виктория жадно пила из ладони и чувствовала возвращение к реальности.
Владимир Сергеевич не уехал на работу, как того ожидала жена. Он вошёл в её спальню в тот момент, когда супруга пыталась очнуться от пьяного кутежа под горячим душем. Резко отдернув стеклянную дверь, он схватил Викторию за волосы и дёрнул наружу. Женщина непонимающе вскрикнула, но от неожиданности не успела осознать, что её сбивают с ног и швыряют на пол. Обнажённая и испуганная, она подняла на мужа вечно заплаканные глаза. Левое колено болело от удара о плитку.
– Слушай сюда, грёбанная шлюха, – Шилов говорил чётко и спокойно. – С кем ты трахаешься, мне нет дела. Ты для меня пустое место, пыль из-под моих сапог. Но пока ты считаешься моей женой, веди себя прилично. Твой папочка давно сгнил в могиле, тебя больше некому защищать. Если я ещё раз узнаю, что ты раздвинула свои поганые ноги перед кем-то, я упрячу тебя в психушку. Ты поняла меня? – он подошёл ближе. – Смотри мне в глаза, мразь. Ты поняла меня?
Виктория кивнула, Владимир Сергеевич удовлетворился этим и вышел, громко хлопнув дверью.
Значит, он узнал о её интрижке с Антошкой. Кто-то рассказал ему.
Она поднялась, аккуратно вступая по мокрому полу, и, не вытираясь полотенцем, вошла в свою спальню. Влажные следы на паркете от двери ванной до небольшого шкафчика с её личными запасами. Кладезь алкоголика, многочисленные бутылки вина, рома, виски, ликеров. Лучшие друзья Виктории Шиловой, самые близкие.
Одёрнув шторы с окон, она налила янтарную жидкость в стакан и бросила кубик льда из отельного холодильничка. Колено легонько поднывало, но сама она улыбалась. Начинать пятницу с лёгкого скандала с мужем всегда приятно. Она знала его натуру и была уверена, что теперь весь его день полетит псу под хвост. Это доставляла такую радость и негу…
О дочери она так и не вспомнила.
Зато Владимир Сергеевич не переставая думал. Нет, не о судьбе Ани, которая уже почти неделю была в логове бандитов. Светлая мысль о кровиночке так и не посетила его поредевшую голову. Но он то и дело оглядывался в страхе, кто-то хочет его место. И если за дочь он не был готов отдать даже пару скупых мужских слёз, то ради власти, ради той, кому в жертву он принес свою молодость, время, силы, ради пьянящей иллюзии свободы, ради людей, которые делали вид, что уважали его мнение, ради возможности уничтожать тех, кто ему не приглянулся – ради всего этого безобразия его будний, он мог сделать что угодно.
Так Шилов решил убить Люци.
Но чтобы поймать опытную лису нужно куда больше хитрости. Открыто объявить о поиске киллера было равно самоубийству. Люци не смог бы спустить наглой нападки и тогда даже Пугин не спас бы Владимира Сергеевича от верной смерти. А умирать, когда ты на коне, совсем не хочется.
Ценность жизни для Шилова лежала в разных банковских ячейках по всему миру, и видит Бог, он подготовился к любому исходу, кроме этого.
А всё потому, что Люци совсем недавно был его ангелом-хранителем, товарищем, крышей. Как не назови их отношения, а они регулярно подпитывались солидными денежными потоками из самых разных официально разрешённых источников.
Нет, не подумайте, что Шилов имея такой пробивной талант и подловатую натуру искренне доверял бандиту. Просто ничего не предвещало беды. Их объединяла самая верная любовь в мире: любовь к власти.
И вот в один прекрасный день всё полетело в неправильном направлении. Однако личной ставки с Люци Шилов боялся. Теперь, когда нерушимый охранник оказался вполне себе досягаемым, Владимир Сергеевич не хотел испытывать судьбу. Рисковать можно только тем, что можно восполнить.
Конечно, было бы идеально, чтобы Пугин решился на убийство Люци. Но для всех, кто был знаком с Семёном Карловичем, было очевидно, что быстрее Земля пошлёт куда подальше Солнце и создаст независимую галактику, чем этот мудрый старикашка влезет в чей-то спор и нарушит закон. Интересно, держал ли он когда-то в руках оружие? Судьба этого уважаемого господина интересовала многих, но никто так и не решился копать глубже.
Значит нужно пойти в другую сторону, менее пугливую.
Шилов перебирал кандидатов и нервно похрустывал костяшками рук. Ещё и жёнушка начудила. Этот чёртов день не задался с самого начала.
Астарот блуждал по своей комнате туда-сюда, стараясь не покидать безопасное пространство. С того момента как он с истинной потребностью впился пальцами в родную гитару, он не мог перестать думать о своих давно похороненных надеждах.
Кем он был? Кем он стал?
Мальчик, мечтающий о славе музыканта, превратился в понтореза, бьющего женщин и не способного сделать хорошо даже свою, бандитскую работу. Он ведь считал это временной мерой, лучшей участью в сравнении с сомнительным заработкам в московских переулках.
Наивность губит столько жизней, но об этом никогда не расскажут в новостях, это же не международный вирус. Ха.
Во времена юности небо совсем по колено, всё кажется таким простым и понятным. Для осуществления задуманного вполне себе достаточно желания и креативного подхода. Тебя ждёт целый мир, готовый восхититься твоим безмерным талантом, стоит только протянуть руку.
Протяни же руку, Астарот!
Теперь это всего лишь детская шалость, выдумка подростка. Его реальность – грабёж, убийства, вымогательство, вещества. Грязь, которую Люци прячет под своими манерами и дорогими костюмами, но которая так и рвётся наружу через его усталые, голубые глаза. Люци… Тот, кому не было всё равно, тот, кто в ущерб себе помог ему, постороннему человеку, тот, кто уничтожил его будущее.
Как часто мы виним в своих ошибках наших благодетелей? И можно ли вообще понять, какая дорога была бы верной, привела бы к истинным целям?
Аня вошла без стука, скорее, чтобы показать отсутствие значимости своего охранника. Молодой человек ходил по комнате, не замечая её, погружённый в свои мысли. Она осмотрелась. Помещение явно отличалось от её спальни, куда менее классическое и скучное. На стене висело несколько гитар, одна из которых была электронной. В углу пригрелся усилитель, но слой пыли выдавал нечастое использование. Стены были матовыми, однотонными, слишком тёмными, но хорошо оттеняли предметы интерьера. Некачественная фотография на стене, явно случайная, этот тип с какой-то старой акустической гитарой, обклеенной цветными пятнами. На его лице была видна явна ушедшая теперь подростковая припухлость, менее прокаченные руки, более лучистые глаза. В принципе, его комнату можно бы было назвать уютной, но какое-то смущённое напряжение мешало Ани расслабиться. На секунду ей стало интересно, что с ним.
– Эй, – блондинка скрестила тонкие руки, чтобы подчеркнуть свою деловитость. Так она выглядела строже и, естественно, знала об этом.
Он повернулся, потерянный и трогательный в своём смятении.
– Ты что-то хотела? – его мягкий голос из пухлых губ был шоколадным тортом с шоколадным кремом под шоколадным соусом. – Кто тебя выпустил?
– Я хоть и не по собственной воле тут, но всё же кандалы мне не обещали, – она помедлила, но он не ответил. – В общем, ваш главный, этот, как его, Люци, оповестил меня, что мы с тобой едем в Питер вдвоём. И это мне не очень-то нравится.
– Оповестил? Голубя выслала что ли?
– Нет, – она не улыбнулась, хоть и хотелось. – Та толстушка приходила.
– Её зовут Мамона. И я советую относится к ней с респектом, – Астарот снял гитару со стены, в цвет дуба, и присел в кресло, перебирая струны. – Если Люци хочет, значит поедем. Можешь собирать манатки, не думаю, что тебе придётся возвращаться.
На самом деле Астарот уже знал о предстоящей поездке, и знал, что из неё должен вернуться один. Да, в элегантности Люци не откажешь, он заметал следы аккуратно, со вкусом. В их разговоре он подчеркнул, что Шилова не должна ничего заподозрить, или попытается улизнуть, или манипулировать. Но она больше не была нужна делу, отец не прогибался под тяжестью своего беспокойства, время шло, Люци привыкал к ней. Астарот хорошо понимал, что его начальник не любит привязываться, но не может контролировать это. Хоть он и не признавался открыто, но Аня нравилась ему своим наглым остроумием и необычной красотой. Сам Люци не убил бы её, но вот чужими руками, вполне. Так никто не скажет, что старик дал маху, так Шилов поймёт, что никто с ним не шутит.
Терпение, которое проявил бы другой похититель, не было свойственно команде Люци и ему самому. Уже почти неделя прошла, а это значило, что всё самое отчаянное случилось бы, если бы могло случиться. Но не случилось же.
Поэтому Астарот был назначен ответственным за красивое впечатление Анны перед её смертью, не мучительной и недолгой, что само по себе подарок от Люци.
Их поездка в Питер – прощальное турне, в Замок Астарот вернётся один. Именно поэтому его ещё юношеское сознание металось в горячке, вспоминая, кем он был, потому что скоро он будет убийцей.
Аня ожидала, что её охранник не будет желать проводить с ней время, но всё пошло не по плану. Она сразу поняла всю дикость затеи Люци. Её отправляют в поездку с несостоявшейся звездой большой сцены, явно неглавного головореза этого дома.
Если бы её хотели видеть мёртвой, то просто убили, благо шансов предостаточно. Сама она подсыпала бы яд в еду. Романтично и незаметно. Одна ночь и все счастливы. Это простое и универсальное решение при минимальной затрате человека-часов.
Но ведь такой вариант не выбрали. А это значит, что для неё подготовили что-то другое.
Допустим, Аня нужна погибшая в пытках. Но тогда тот Безлицый подошёл бы куда больше местного Джуда Лоу. У него и опыт есть, и желание. Вот кто был бы действительно опасен и беспощаден в вопросе пытки.
Значит, и это не вариант. Что же придумал этот хитрожопый лысёк?
Аня набрала ванну и сбросила халат. Нагота позволяла ей думать куда лучше, особенно, когда всё нутро ныло от предвкушения лезвия. Ей нужно было освободиться от нарастающего от незнания напряжения.
Судя по всему, Люци уже понял, что папочка не будет шевелиться ради неё, а значит плен стал бессмысленным. А что делают с ненужными свидетелями? Их убирают. Так что перспективы при любом раскладе вырисовывались не самые лучшие. Но почему поездка в Питер с Астаротом? Даже младенцу понятно, что он не способен на серьёзные действия.
С этими мыслями Аня закрылась в ванной.
Глава 13.
Люци считался человеком непобедимым, по крайней мере по канонам бандитского мира 21 века. Но господин Шилов не просто так просиживал посты на такой высоком посту. Он хорошо знал, что даже губернатор плодовитого Дальнего Востока может перейти дорогу кому-то более значимому и отправиться в ссылку на небольшое московское предприятие, где и украсть-то нечего. А по закону власти всегда есть кто-то выше тебя, как бы далеко над землей ты не парил.
Богатство для бедных – субстанция не стабильная, потому что они боятся того, в чём разбираются.
Владимир Сергеевич не был урождённым с золотой ложкой в зубах, но стал таким благодаря себе. Так он, по крайней мере, думал. Кто ещё способен устроиться на работу курьером и через полгода стать директором компании? Кто может выдержать бесчисленное количество часов в компании омерзительнейших людей, действительно вникая в их бестолковые речи? Кто может планомерно выслеживать дочку банкира и даже жениться на этой кулёме, лишь бы шагнуть на следующую ступень?
Шилов никогда не ставил ничего важнее собственного места в мире и не собирался делать это впредь. Никакой благородный бандюган не заставит его отказаться от благ, которые он вырывал с таким боем у судьбы. Да и с чего вдруг? Потому что тот прихватил его дочку? Да хоть Папу Римского прямо со всеми кардиналами.
В Москве не оказалось достаточно амбициозных авторитетов. Все они были или прикормлены, или запуганы. А с учётом таинственно близких отношений Люци с Пугиным, который пользовался неприкосновенностью всех и вся, он почти возведён был в ранг святых.
Однако и на старуху бывает проруха. В Сибири совершенно молодой и голодный, недавно освободившийся из мест, не столь отдалённых, паренёк высказал лёгкую заинтересованность в заманчивой перспективе смещения криминального баланса столицы. Конечно, все давно сменили малиновые пиджаки на классические от Армани, но какая благодать, что ещё остались старые-добрые беспредельщики!
Ах, если бы Люци услышал о планах Шилова! Как бы он смеялся ему прямо в наглое, морщинистое лицо. Это же надо такое удумать!
Но он не слышал. Он сидел на воздухе в нелепых попытках избавиться от головной боли, которая была его спутницей долгие годы. В отличие от большинства людей советской и пост-советской закалки, Люци волновало его здоровье. Поэтому в Замок часто захаживал его лечащий врач (всё, как в лучших домах Европы). Это был жухловатых пожилой мужчина, терапевт, но не бумажковед, как многие его собратья. Прекрасный доктор, что называется "от Бога", он так и не смог найти физической причины мигреней Люци и считал их исключительно психологического характера. Но идти к узконаправленному специалисту такого рода пациент отказывался. Возможно, его останавливал туповатый страх узнать о себе правду. Возможно, он давно знал её. Так или иначе, но терапевт не выписывал лекарств, поскольку знал, что они бы не помогли. Вместо этого Люци прописали воздух и отсутствии стрессов. По этой причине ему пришлось покинуть столь обожаемый особняк Морозова возле Арбата и переехать в Замок.
Но он полюбил это место.
Здесь, вдали от бестолковой суеты Москвы, Люци мог беспрестанно предаваться своим воспоминаниям. Вот и сейчас его светлые, голубые глаза были прикрыта и под тёплыми порывами летнего ветерка, он воскресил в памяти лицо Далии. Там, на бульваре, среди толпы. Её глаза, сумасшедшие магниты, волшебные кристаллы.
Их первая встреча, несколько украденных мгновений, могли бы остаться прекрасной историей для рассказа у огня, но только Люци с самого детства не упускал то, что ему было нужно. А эта девушка была ему нужна.
Сориентировавшись в толпе, он нашёл отличное местечко для слежки. Видите ли, это очевидно, что женщина, закутанная в сто покрывал, не будет знакомиться с первым встречным. По крайней мере, если у нее такие порядочные глаза.
К тому моменту Люци уже был не последним человеком в преступной группировке, в том числе потому, что умудрялся оставаться незамеченным, пока разузнавал дела конкурентов.
Девушки скользнули на Маросейку и двинулись в сторону метро. Как выглядела спутница Далии он бы не вспомнил и за миллион долларов. Его быстрый взгляд следил за той, чьи еле слышные шаги быстро переставляли ноги под длинной юбкой. Кажется, ещё никогда до этого он не видел такой скромной походки. Никакого намека на кокетство, изящество, лоск. Простые ровные движения под слоями одежды, которую можно было бы распределить на 5 женщин, и все они были бы прикрыты. Вот они вошли в какой-то магазинчик. Люци был опытным преследователем, поэтому не стал заходить следом. Он перешёл улицу и купил эскимо у тётушки-мороженщицы. И ждал. Время тянулось бесконечно, но Люци был терпелив и упрям.
Минут через 10 они обе вышли и ему показалась, что та самая пропилила его мимолётным взглядом. Нужно было укрыться, чтобы не взвать подозрений.
Люци пошёл по противоположной стороне с расслабленным видом, но под его круглыми очками напряжённые зрачки следили за прекрасной незнакомкой.
Они дошли до метро. Прямо возле лестницы в подземелье Люци перебежал дорогу и нырнул следом. Лиловый платок мелькнл вдалеке за поворотом, он ускорил шаг. Самое опасное потерять её здесь. Столько вариантов, куда свернёт дорога.
На эскалатаре он заметил, как она встала лицом к подруге и напряжённо что-то рассказывала. Он ел эскимо по инерции, но всё его внимание было на этом живом, удивительном лице.
Платок был глубко надвинут на лоб, завязан не так, как принято у русских. От этого волосы её не выделялись, что заставляло Люци сходить с ума от любопытсва. Он представлял, как падает её убранство и почему-то был уверен, что у неё чёрные кудри почти до самого пояса. Может, так бы ему хотелось.
Несмотря на очевидную молодость, у неё были те самые морщинки у губ, которые появляются у людей смеющихся и открытых. И они были прекрасны.
Ровные тёмные брови, в цвет глазам, неестественно широкие в то, далёкое время. Сейчас её бы назвали натуральной, но тогда жещины предпочитали чёткие тонкие нитки над глазами. Она смотрелась странно на фоне всех тех, кого Люци перецеловал.
Хоть огромные стрелки и придавали ей эффект накрашенности, ему не хотелось умыть её, ей шло изобилие на лице.
Так они добрались до вагона. Место было немного, но Люци злило, что никто не уступил ей место. Однако разводить скандал сейчас было неправильно. Долбанное равенство, долбанная революция, долбанный развал СССР. Люди не умеют правильно трактовать высокие идеи, большие принципы. Они извращают предложенный вариант как удобно лени и пользуются, защищаясь блестящими умами ушедших эпох.
Её подруга вышла на Профсоюзной. Люци еле заметно пододвинулся ближе, чтобы потом выйти с ней из одних дверей. Он удивлялся её смелости. В Москве всюду кишили скинхеды и отморозки, люди последнего сорта, а она нацепила свои балахоны и пошла в центр напрашиваться на неприятности. Женщины.
Девушка вышла на Беляево, за ней выскочил Люци. Выскочил, потому что не все те, кто стоят у дверей готовы покинуть вагон.
На улице дул приятный ветерок, казалось, ничто не тривожило природу. Девушка стояла на переходе, ждала зелёного и Люци пододвинулся к ней так близко, как позволяли приличия. Запах пачули ударил ему в нос и кажется никогда он не смог найти более сложного аромата, чем её.
Дом, куда она шла, находился прямо у метро. Люци с сожалением понял, что скоро их прогулка закончится. Он уже распланировал, куда поставит ребят для наблюдения. Небольшой штат, но у него был штат.
Если бы он тогда знал, сколько мучительных минут ему предстоит просидеть у этого дома! Сколько вздохов он оставит на скамейке напротив её подъезда! Как его будут гнать, а он будет возвращаться! Если бы он знал, к чему это приведёт! Если бы он знал… Он бы всё равно пошёл за ней.
Аня заметила Люци издалека и сначала долго наблюдала за тем, как мечтательный взгляд его блуждал по верхушкам деревьев. Вообще-то, бандитам не полагалось быть задумчивыми. Велиал или Астарот куда больше походили на уголовников, чем этот хорошо одетый мужчина с профессионально подстриженной щитиной. Она уже видела омерзительных благодейтелей, но благородных негодяев впервые.
– Не помешаю? – её голос разрезал пространство и по выражению его лица она осознала, как невовремя решила начать разговор. Но это не было поводом не продолжать его. – Я хотела поговорить о поездке.
Выработанные манеры Люци заставляли его мучиться от её присутствия, но не прогонять. Он надеялся, что у неё хватит ума понять, что он не рад этой беседе. Наверняка это упорство рождено чудовищной женской интуицией, разрушившей столько всемирных заговоров. Смерть дышала ей в лицо, и, куда бы не бежало её подростковое тело, она будет мертва всего через несколько дней. Сможет это сделать Астарот или нет. Будет её спасать отец или нет.
– Слушаю, – он снял с кончика носа свои круглые, солнцезащитные очки и улыбнулся своему отражению в них.
– Наверняка ты понимаешь, что я не хочу ехать куда-то с этим тупоголовым гитаристом, – она села на лавку рядом с Люци, отчего его вальяжно висевшая на спинке рука отпрянула в сторону. – Да, ты, наверное, разочарован.
– Вы.
– Папочка не пошевелил копытами, как я понимаю? Чего и стоило ожидать от этой старой развалины, – её руки спокойно лежали на бёдрах, и он удивился тому, как непринуждённо ей даются слова и жестокости собственных родителей.
– Тебя не печалит их безразличие?
– Если бы я узнала о нём впервые, возможно, – мгновение на раздумье. Нужна приправа, какой-нибудь жуткий рассказ. – Мне было 14, когда я забеременела от одноклассника. Когда отец узнал, он хлестал меня ремнём, пока не выпустил пар. Побоялся убить, он тогда как раз должен был получить новую должность. Скандал бы всё осложнил. А мать как всегда напилась и с ледяным рылом отвела меня к гинекологу.
Люци почтительно опустил голову. Он не сомневался в правдивости этой истории, как и в хитрости этой девчонки. Только дурак поверит, что она бескорыстно делиться переживаниями. Что же ей нужно? Выторговать свободу? Остаться тут? Да какая ему, собственно говоря, разница.
– Аня, ты, наверное, меня с кем-то путаешь, – он снял очки и его холодные глаза показали ей всю глубину своей незаинтересованности. – Я убиваю людей, осознанно. Ты хоть представляешь насколько опасным человеком я являюсь? Тебе кажется, что всё это игра, забавная история. Но спешу огорчить тебя. Я не романтический герой, ты не принцесса. Никто никого не спасёт и не поддержит. Это грязный мир денег и власти, ты была нужна мне для шантажа, потому что я всё же верил в небольшую человечность кого-то из твоих родителей. Увы, не сбылось. Ты поедешь с Астаротом и хорошо проведёшь время. Он даст тебе денег и оставит в Питере. Дальше поступай, как знаешь. Мне это неитересно, если быть откровенным. Не знаю, почему ты подумала, что можешь подойти ко мне вот так и торговаться, но больше так не делай. Мне бы не хотелось проявлять грубость.
Аня окаменела. Он не шутил, и не думал шутить. Она его пленница и ему всё равно, что будет с ней завтра. Внутри запульсировало острое желание порезать себя, чтобы выпустить наружу это разочарование.
Она встала на ватные ноги и пошла к Замку. Теперь ей придется действовать смелее, если она хочет выжить. Бандит не оставит её в живых, она была уверена в этом. Значит придётся идти через дуболома.
Глава 14.
Люди, побывавшие в очаровательной пятничной московской пробке, никогда не захотят по собственной воле повторить сие мероприятие.
Астарот часто бывал за рулём великолепного хищника и чётко знал время, когда не стоит пытаться пробиться из Подмосковья в Москву. Пятница и воскресенье считались критическими днями для любого автолюбителя.
Как только мгла тёплой летней ночи легла на город, Астарот через охранника передал Анне, что пора спускаться. Вопреки всем его ожиданиям, она не капризничала, молча положила в багажник сумку, подаренную Люци, и села вперёд, пристегнувшись.
– Сколько нам ехать? – её ровный голос не обладал прежним вызовом.
– Часов 7-8, – парень не пристёгивался, как и все молодые и безбашенные. – Я хотел взять нам что-нибудь перекусить, но Асмодей сказал ориентироваться на фуры. Сейчас проще поесть в дороге.
Машина рванула с места под гулкое молчание обоих.
С высоты своего полёта на происходящее смотрел Люци. За его спиной в кресле расположился безликий Велиал, жадно жевавший какой-то хрящик. Ему не нравилась вся эта церемонность, но противостоять Люци из-за такой мелочи было просто глупо. Да и кто вообще решится ему противостоять.
Ту его сторону, которую так опасался Велиал, нечасто можно было увидеть, однако она всё же прослеживалась в его похолодевших от преступлений глазах.
– Мне эта девчонка сразу не понравилась, Люци, ты знаешь. И я бы добился большего просто поиграв с ней в подвале, но ты был против такого метода. Теперь она нам не нужна. Какой смысл мне ехать за ними?
Люци отошёл от окна и сел в своё винтажное, как сейчас принято говорить, кресло. Это была всё ещё та кожа, которая протиралась через лет 10 активной эксплуатации и при этом всё равно выглядела роскошно. Резные боковины добавляли его образу лоска.
– Смысл в том, мой дорогой Велиал, что я не доверяю Астароту, – Люци видел, как вытянулось лицо его собеседника. Ещё никогда он не позволял себе вслух произнести такое в адрес своего юного протеже. – Да-да, не надо удивляться. Он хороший парень, мы все это знаем. Но я сомневаюсь, что в нём есть достаточно смелости и … – он задумался над термином. – жизненности, что ли.
– Жизненности?
– Да. Реалистичного подхода к действительности, – Люци потёр пальцы друг о друга, будто свернул бумажку. – Анна Шилова – свидетель. А умный человек не оставит следов, даже малозначимых.
– Да, никогда не понятно, какая пешка будет королём, – Велиал надеялся отнести это и на свой счёт когда-нибудь. – Помнишь Валеру Солнцевского?
– Да.
– Я был уверен в нём, как в себе.
– А в итоге его закатали под отреставрированный кусок Киевского шоссе, – он опустил ладонь на деревянную ручку, прекрасно холодную. – Она должна умереть. Астарот слишком мягкий, он даст ей убежать.
– Он не такой дурак…
– Твой самолёт завтра утром. Послоняйся рядом с ними, погуляй. Если что-то пойдёт не так, попрощайся с обоими.
Удивление, которое испытывал Велиал в связи с этими указаниями, отражалось на лице, но Люци не смотрел в его сторону. Честно говоря, ему было глубоко наплевать на чьё-то мнение. Голова снова начинала раскалываться и приступы боли остро жалили его могучие тело.
Велиал ушёл, а Люци выпил очередную порцию сока. Из открытого окна веяло ночной прохладой, он глубоко вздохнул и вернулся в своё кресло. Начатая книга Познера про крушение его идеалов валялась на столике, забытая человеком, который её купил. Свет от лампы прокладывал тени на его уставшем лице.
Ему не хотелось читать, не хотелось думать. Измученный собственной персоной, он прикрыл глаза и попытался войти в состояние безмыслия. Унмани авастха дхьяна – так Баба называл их совместную медитацию.
Баба… Что бы было с Люци, не встреть он после случившегося такого человека? Йог, дающий мастер-класс в Москве, был приглашён своим учеником на приём в загородный дом. И хоть Баба не прельщён мирскими ценностями, он приехал со своей переводчицей, дабы не зарыть ростки просвещения у своего приятеля. Тот с радостью рассказывал высокопоставленным засранцем о своём гуру.
Нужно было видеть этот цирк. Апрель, достаточно холодный даже для России, полуголый старик с круглыми бусами на руках и шее, босиком. Для общества он был обезьянкой, диковиной куклой. Но Люци, тогда ещё молодой и полностью сломленный, сквозь наркотическую негу заметил, как добродушно этот человек позволяет смеяться над собой, какой добротой он окружает пространство вокруг себя.
Но это не могло произвести должного эффекта на убитого горем юношу. Он вышел в сад, чтобы закинуться очередной дозой. Немного переборщив, Люци осел на лавку. Ориентация была потеряна, всё плыло перед глазами. Мысли, которые сжигали его трезвого, отходили на второй план, теряли реальность. Он плыл по волнам своего опьянения, самого действенного обезболивающего.
Неизветно сколько прошло времени перед тем, как его нашёл Баба. Но когда этот иссохший человек сел на лавку рядом с Люци, тот уже понимал происходящее вокруг, что повергало его в новую волну отчаяния. Мужчина с улыбчивой девушкой казались назойливыми мухами, но он не сказал ничего, он хотел уйти.
