Елена Амеличева
Санклиты. Кара Господа
Глава 2. Тьма изгоняется светом
Глеб
В старой церкви пахнет воском.
Я не в силах промолчать.
Совершать грехи так просто,
Но не просто искупать.
М. Круг, «Исповедь»
В маленьком стамбульском храме было пусто и пахло сладким ароматом ладана с долгим лимонным «послевкусием» и настоящими, восковыми свечами. Этот запах всегда меня успокаивал, от него щемило сердце, на глазах выступали слезы – светлые и чистые. У написанного на Афоне образа святого Пантелеймона догорали огарки. Царили тишина и спокойствие – то, чего мне так не хватало сейчас.
Я любил этот храм, расположенный на верхнем этаже многоквартирного жилого «муравейника». Дом Господень мог вместить в себя разом не более нескольких десятков человек. Мне было приятно приходить в него – отрешиться от мирской суеты, побыть наедине с Богом, прислушаться к тому, что творится в душе. Набраться сил.
В Стамбуле немного православных церквей, в некоторых ремонт затянулся на десятилетия, в других и вовсе запустение. Жаль, что все так сложилось, ведь Константинополь, сердце христианства, всегда был популярным у русских паломников, что останавливались в нем по пути на Афон или в Святую землю.
Сейчас это сложно даже представить – куда ни глянь, всюду пиками пронзают небеса башни минаретов, словно охраняющие величайшую потерю христианского мира – храм Святой Софии, Айя-Софию, некогда – патриарший собор великого града. Сначала он был превращен безбожниками в мечеть, а теперь уныло тянет ярмо музея.
Я поставил свечку у подаренной русской монахиней Митрофанией иконы Владимирской Божией Матери, и сам встал рядом, отдавшись молитве. В такие моменты на меня обычно снисходило спокойствие, приводящее в порядок мысли и наполняющее душу уверенностью. Но не сегодня. Мирские мысли обуздать не удалось.
– Тебя что-то тревожит, сын мой? – спросил, подойдя ко мне, отец Тимофей – полный, двум мужчинам руками не обхватить, еще довольно молодой, длинные темные волосы, собранные в хвост, даже не тронуты сединой. Его усилиями этот храм стал сердцем христианской общины Стамбула, за это я его уважал. Он тоже относился ко мне по-доброму, как и ко всем своим прихожанам, впрочем.
– Да, батюшка.
– Желаешь исповедаться?
– Не сегодня. Благословения хочу попросить.
– На что? Ежели дело благое, Господь сопроводит тебя, защитит и наставит. Так что задумал ты?
– Дело во славу Его.
Когда я закончил говорить, отец Тимофей сжал кулаки. По красному лицу разводами поползла бледность.
– Не будет тебе благословения! – прошипел он. – Негоже на такое покровительство Господа просить!
– Нелюдю противостоять – богоугодное дело. – Возразил я.
– Окстись, сын мой, грех на душу вешаешь – судить берешься! Это лишь Всевышнему дозволено!
– Непротивление злу – тоже грех!
– Злоба неуемная говорит в тебе и гордыня! Недоброе ты замыслил, сын мой. Смертоубийство не выход, что бы ни было! Добро творить надобно – в том борьба со злом христианская! Тьма светом изгоняется! Смирение, молитва, пост тебя спасут. Покайся, пока не поздно, спаси душу свою от адовых мук!
– Для торжества зла необходимо только одно условие – чтобы хорошие люди сидели сложа руки! – процитировал я и, резко развернувшись, ушел.
Гули дома не было. После нашей утренней ссоры она прорычала мне в лицо все турецкие ругательства, которые знала, и вылетела из квартиры так хлопнув дверью, что заскрежетали замки у половины соседей – решили, видимо, полюбопытствовать, что за ураган буйствует в подъезде.
С губ сорвалась усмешка, что ж, мой характер тоже не медовый. Да и к лучшему сейчас, что любимая не дома. Потому что мне нужно найти то, что она бережет, как зеницу ока. Я осмотрелся. Вряд ли женщина успела оборудовать тайник под половицей или в подоконнике. Времени у нее было мало. Куда успеть спрятать – быстро и надежно? Итак, начнем.
Шкафы стали первыми в очередь на расправу. Но ни в постельном белье, ни среди одежды его не было. Переворошил кровать, прощупал матрас – нету. Поиск среди многочисленных книг заставил взмокнуть, ведь каждую пришлось внимательно осмотреть, но искомое так и не нашлось. Так, диван, ванная, туалет. Даже в кальян заглянул! Нигде нет!
Ну не могла же она его с собой унести! Или могла? Я замер, прикидывая, способна ли взбешенная Гуля на такое расчетливое коварство. Да кто ее знает, с женщинами никогда не угадаешь! Кстати, про главное забыл – о женском царстве, кухне!
Сколько же здесь мест, куда она могла его заныкать! Но меня так просто не остановишь! Отказаться от шикарнейшего шанса расквитаться с этим нелюдем, достойно отомстить и получить возможность достать и его самого? Не дождетесь! Я сжал зубы и начал с кухонных шкафов.
Нету. Ох, и влетит же мне по самое не балуйся, когда Гуля обнаружит уничтоженный порядок! Ведь уж на что я привык педантично ставить каждую вещь на то место, которое ей определено, но она и тут переплюнуть смогла – сколько раз по шапке получал за то, что половник повешен не на ту загогулину, но которой, по ее мнению, должен висеть!
Кстати, о кухонной утвари. Взгляд зацепился за открытую дверь на балкон. На нем мы как раз ругались – перед тем, как моя турчанка ушла, изрыгая проклятия. Если он там, она не могла его забрать с собой, не привлекая моего внимания.
Где же ты спрятан? Я оглядел подсохшее белье – мои джинсы, рубашки, трусы, носки. Свои трусики Гуля целомудренно развешивала только на сушилке в комнате. Если в Стамбуле на балконе висят кружевные детали дамского туалета, можно быть уверенным, там проживают не турчанки!
Не о том думаю. Я распахнул дверцы шкафчиков, но отвлекла вибрация смартфона. Сначала не хотел отвечать, потом передумал – вдруг это Гуля и что-то случилось? Нет, сестра.
– Саяна? Привет, сестренка! У тебя что-то случилось? – я рассеянно слушал ее, продолжая обшаривать балкон. Умер тот малыш, к которому она зачем-то привязалась, как к своему. – Сайчонок, мне жаль. Как ты? – а вот идея приехать в гости ей совсем не ко времени пришла в голову. Но сволочью быть не хочется, да и если что-то пойдет не так, уж лучше пусть она будет рядом, чтобы не попасть под раздачу за мои дела. – Нет, приезжай, давно ведь не виделись.
Так, вот и стенка шкафа. Тут только коробка со старыми, уже проржавевшими ножами, вилками, ложками, которая Гуля, хозяйственная моя, все никак не выбросит. Где еще искать? Землю, что ли, в цветочных кадках перерыть? Или сдаться и признать, что любимая оказалась хитроумнее меня?
Со злости я раздраженно, с силой поставил коробку обратно. Полка хрустнула, слетела с петель, и все содержимое ящика вывалилось мне под ноги. Да чтобы тебя черти драли, рухлядь турецкая! Прости, Господи!
– Что ты там делаешь? – донеслось из телефона, все еще прижатого к уху.
– Ищу кое-что… – Я ахнул, разглядев среди старых столовых приборов то самое, что искал. – Твою мать! – Гюльчатай моя, только ты могла спрятать такое среди кухонного хлама, в котором никому и в голову не придет искать этот раритет!
– Так ты встретишь меня, если завтра прилечу? – Саяна, кажется, что-то заподозрила. – Глебка, у тебя ничего не случилось? Все хорошо?
– Да. Сайчонок, мне некогда. Все, давай. Поговорим, когда прилетишь. – Я отключился и взял его в руки.
Кинжал с костяной вставкой, вплавленной в лезвие. Гуля совсем недавно чудом раздобыла его. Только таким можно убить санклита.
Глава 3. Фиолетовая леди
Саяна
В мире есть города, которые созданы для тебя.
Может быть, ты об этом не знаешь, но они есть.
И они тебя ждут.
Т. Фишер
Я смотрела на вспененное небо под крыльями самолета и вспоминала Славика. Больные дети быстро становятся маленькими взрослыми. Малыш все понимал и словно чувствовал, что на земле не задержится, и часто спрашивал, где он будет, когда умрет. Нина уходила плакать в коридор, отвечать приходилось мне. Я говорила, что он будет греться под солнышком, лежа на пушистых белых облачках, и он искренне верил, что так и будет.
Теперь все облака твои, Славик. Все, достаточно изводить себя. Малыш навсегда останется в моем сердце светлым ангелом. Больше об этом не думаю. Цель – хорошо отдохнуть, набраться сил, вернуться и делать свою работу еще лучше, чем раньше. Думаем о брате и цветущем весеннем Стамбуле. Скоро встречусь с ними обоими.
Мне удалось улыбнуться. Все будет хорошо. Вот если бы еще два мужичка в креслах впереди не обсуждали политику с пеной у рта, и вовсе было бы замечательно. Я вздохнула и полезла в сумку за сотовым. Придется нарушить отпускное правило №1 – не включать телефон даже в случае Апокалипсиса, но слушать идиотский спор «диванных экспертов» желания нет, лучше музыку включу. Жаль, плеер по ошибке оказался в сумке, сданной в багаж.
Ладно, сама виновата. Надо было лететь бизнес-классом, а не экономить. Ведь могу себе позволить – благодаря тем вложениям, что сделали наши родители, мы с братом сейчас получаем стабильный хороший доход и занимаемся любимым делом. Я работаю в фонде за более чем скромную зарплату, а Глеб колесит по свету и вполне успешно фотографирует.
Я дождалась, когда экран заметно потертого, но любимого гаджета приветливо замерцал, и привычно улыбнулась, глядя на заставку – наше с Глебом фото. Оно сделано лет семь назад, во время первого выезда за границу, все в том же Стамбуле. На заднем фоне Голубая мечеть, напоминающая мне паучка с поднятыми вверх лапками-минаретами, а на переднем мы с братом строим из себя бывалых путешественников.
Кажется, что прошла вечность. Я на этом снимке с ужасной короткой стрижкой на кричащих о вздорности характера морковных волосах и не менее жуткой рваной ассиметричной челкой. Добивал облик зажатой девицы, воюющей со всем миром до бесспорного конца, макияж «пьяный енот».
Хоть и люблю этот снимок, но каждый раз, когда его вижу, с трудом удерживаюсь от желания взять зеркало и удостовериться, что теперь выгляжу совсем иначе. Тогда я еще не знала, что мир снисходительно взирает на мои выкрутасы, ожидая, когда малое глупое дите перебесится, снимет цепочки с бритвами и черепами с шеи, смоет черную помаду и научится любить себя. Мне еще только предстояло понять, насколько глупой девчонке повезло относиться к редкому типу женщин, которых макияж может только испортить.
Зато Глеб на этом фото такой же, как всегда. Он, наверное, родился собранным, целеустремленным парнем со статусом «Не трачу время на эмоциональные глупости». В отличие от меня брат никогда не экспериментировал с внешностью, как был с подросткового возраста худым, жилистым и крепким аскетом, способным спать на досках и довольствоваться минимумом вещей, так им и остался.
Мы совсем не похожи как внешне – Глеб высокий, смуглый и темноглазый, так и по характеру – я взрывной холерик, далека от религии и политики, живу чувствами и принимаю решения сердцем, а он скупой на эмоции человек, глубоко религиозный христианин, склонный скрупулезно все планировать и контролировать, категоричный, не признающий полутонов и четко делящий все на черное и белое. И умудрились ведь родиться в одной семье!
– Извините, можно к вам пересесть? Мои соседи того и гляди подерутся. Я боюсь там оставаться – ведь скоро начнут разносить обед, не ровен час они вилки друг другу в глаз воткнут!
Я подняла голову. На меня вопросительно смотрела пожилая женщина с объемным начесом из фиолетовых волос. Мальвина на пенсии, да и только! Неужели бабушки до сих пор становятся жертвами хны и басмы? Хотя саму даму, похоже, собственная экстравагантность вовсе не смущала, и, кстати, этот фиалковый оттенок ей был очень даже к лицу.
– Нравится мой цвет? – она насмешливо прищурилась. – Мне тоже!
– Вам идет, – я улыбнулась, чувствуя, как щеки порозовели. – Простите, что пялилась на вас.
– Милая, в моем возрасте внимание только льстит, стариков обычно никто не замечает. Так примете беженку?
– Да, конечно, – я убрала с соседнего кресла джинсовый рюкзак и кивнула на спорщиков впереди, – там все так плохо?
– И не говорите! – дама грациозно уселась и тщательно расправила складки на юбке. – Столько негатива, ужас. Мне так их жаль! Ведь все из-за страха перед будущим и понимания, что от них ничего не зависит. А для мужчин в возрасте потеря контроля – катастрофа. Нам, женщинам, проще, мы гибкие.
– Вы психолог?
– Хуже, модератор группы в интернете, – она насладилась произведенным эффектом и пожаловалась, – знаете, сколько у меня там таких? Живу, как в сказке: вокруг тролли, а я – фея! Сейчас вот на фестиваль тюльпанов в Стамбул лечу. – Женщина мечтательно закатила глаза, потом спохватилась, – где мои манеры! Простите великодушно, заболтала вас. Позвольте представиться: Лизавета. Отчество непроизносимое – Евграфовна, так что зовите Лизой.
– Очень приятно, я Саяна.
– Необычное имя, редкое.
– В честь прабабушки назвали.
– Оно очень подходит такой красавице. О, вы так прелестно зарделись, но совершенно зря, милая!
В беседе с Фиолетовой леди время пролетело незаметно. Я слушала ее, раскрыв рот, и даже пожалела, когда начали разносить обед, и нам пришлось прервать разговор. Такие люди – подарок небес, они знают цену простого человеческого общения, в отличие от моего поколения, которое просиживает свободное время в интернете и вместо книг читает «твиты».
– Лизавета, вам бы мемуары написать! – вырвалось у меня.
– Что вы, моя милая, на это нужно столько времени, а мой день расписан буквально по минутам, жизнь бьет ключом! – женщина достала из ярко-розовой сумочки косметичку, окинула критичным взглядом свое отражение в зеркальце, обновила слой красной помады на губах, кокетливо себе улыбнулась и ловко закинула в рот подушечку жевательной резинки. – Саяна, хотите, я вам погадаю?
– По руке?
– Неееет, на кофейной гуще. Допивайте и начнем.
– Не думаю, что это вообще кофе, – я с сомнением посмотрела на остывшую темно-коричневую жидкость в пластиковом белом стаканчике. – Вряд ли по нему можно гадать.
– Моя бабушка говорила, что не важно, на чем, важно, кто гадает. Пейте, пейте!
Что ж, попробуем. Я задержала дыхание и влила в себя прогорклый кофе. Противная жижа термоядерной амебой скользнула в желудок, скулы свело от привкуса жженой резины, нос защипало, а на глазах выступили слезы.
– Какая гадость!
– Теперь поставьте его вверх дном. Да хоть прямо на поднос, раз блюдца нет.
– Что дальше?
– Ждем! – не моргая, Лизавета уставилась на стаканчик.
Я последовала ее примеру. Прошла минута. Остатки коричневой смеси, которую авиакомпания по недоразумению именовала кофе, начали маленькими щупальцами медленно растекаться по подносу. Когда стало казаться, что мерзкий напиток пытается сбежать, я перевела взгляд на «гадалку».
– Понятно. – Прошептала она.
– Что понятно?
– А ведь так и знала!
– Лизавета, что понятно?
– Очки мне пора заказывать, вот что. Хорошо, начнем. – Женщина подняла стаканчик. Кофейный осьминожек воспользовался случаем и мгновенно распрямил щупальца во всю длину подноса.
– Как интересно!
Уже устав переспрашивать, я промолчала.
– В вашей жизни сейчас уникальное время, Саяна. Такое очень редко бывает.
Чует мое сердце, гадать она тоже в интернете училась.
– Вы на перепутье. В ближайшие дни решится судьба.
– А высокого шатена там нет? – подколола я ее. – Ну, или блондина?
– Есть, оба, и не по одному экземпляру. – Лизавета посмотрела на меня, словно только что увидела. – Вас столько всего ждет! Удивительно! Вам предстоит изменить этот мир. Но сначала он изменит вас.
Я скривилась. Вот только удивительного сейчас и не хватало! Мне бы самого простого отдыха без выкрутасов, общения с братом, по которому безумно соскучилась, калорийного беспредела и много-много Стамбула.
– Саяна, вам предстоит познакомиться с собой, – тихо продолжила женщина, – и узнать то, что скрыто от большинства. Судьба даст вам редкий дар. – Лизавета продолжала бурить меня взглядом. – Вы верите в совпадения?
Мне оставалось только хмыкнуть. Вся моя жизнь до краев полна совпадениями, в которые никто не поверит, если рассказать. Я из тех людей, что опаздывают на рейс самолета, которому суждено разбиться. Успевают перед экзаменом прочитать один-единственный билет и именно его вытаскивают из сотни других. По наитию, вопреки всем прогнозам, в безмятежно безоблачный летний день берут с собой зонтик и попадают под дождь. Я уже привыкла к тому, что частенько слова, сорвавшиеся с языка без контроля разума, сбываются. Знакомые давно нарекли меня ведьмой. Гневное «Накаркала!» слышу почти каждый день.
– Вижу, что верите. – Фиолетовая леди кивнула. – Доверяйте им, из них соткана ваша жизнь. Это защита свыше.
Громкая трель сотового, оповещающая об смс-ке, прервала сеанс этого мистического словоблудия. Я облегченно выдохнула.
«Сайчонок, извини, встретить не смогу, срочные дела. Адрес знаешь, ключ в квартире напротив. Будь как дома, не забывай, что в гостях. Шутка».
Все надежды рухнули. А ведь так хотелось, чтобы брат подхватил меня на руки, закружил по аэропорту! Чтобы мы не могли наговориться, выкладывали, перебивая друг друга, накопившиеся новости! Вечером сели бы в уютном ресторанчике, Глеб с серьезным лицом заказал бы мне стейк с кровью, прекрасно зная о моем вегетарианстве. Мы привычно начали бы препираться на эту тему – я бы напомнила ему, что благодаря религиозным постам, длящимся, по сути, круглый год, его питание куда более скудное, выпили турецкого кофе, который приходится скорее жевать, нежели пить, покурили кальян…
– Плохие новости? – Лизавета сочувственно улыбнулась. – Я тогда вернусь на свое место, ведь вам, похоже, хочется побыть одной.
Проводив ее благодарным взглядом, я воткнула в уши наушники, нашла любимый плейлист – невообразимое ассорти, где есть все, от Моцарта до Тейлор Свифт, и отвернулась к иллюминатору. Неповторимый голос Дианы Арбениной начал неспешно нанизывать слова на гитарные аккорды:
Лети, моя душа,
Лети, мой тяжкий рок…
Я смотрела, как солнечные лучи скользят по бескрайней сини небес, ныряя в пухлые облака, и просто физически ощущала, как усталость, загнавшая меня в угол, растворяется в этой первозданной безгрешности. Кулак, цепко сжавший солнечное сплетение, ослабил хватку, вернув способность дышать полной грудью. Почему-то казалось – привычное ушло безвозвратно, отныне все будет совсем по-другому. Мне было страшно, но одновременно сердце сладко ныло в предвкушении, душа рвалась вперед, переплетаясь с солнечным светом и временем, впитывая мощь непознанного бытия.
Не знаю, как это назвать, катарсисом, очищением, мистическим опытом, но, черт возьми, оно было прекрасно! Я едва не зарычала от переполнявшей меня первобытной силы, когда Кипелов во всю мощь легких затянул:
Я свободен, словно птица в небесах,
Я свободен, я забыл, что значит страх,
Я свободен с диким ветром наравне.
Я свободен – наяву, а не во сне.
Слова, настолько созвучные моему состоянию, что я уже не удивлялась, рвали сердце в клочья, причиняя осязаемую боль. Они рождали меня заново, лепили из руин, отсекая лишнее, бережно вытягивали из праха вверх, к солнцу, хрупкий стебелек, подталкивая и направляя его рост в крепкое дерево с раскидистой кроной.
Когда затихли последние ноты, и я начала успокаиваться, внизу уже была видна синяя спина могучего древнего Босфора, изрезанная белыми пенными полосами от бурлящей на ней жизни. Юркие разноцветные катерки ловко сновали между бесчисленными паромами и надменными круизными лайнерами, а разнокалиберная мелочь смиренно покачивалась на созданных ими волнах.
Я заерзала в нетерпении. Если у вас нет любимого места на земле, приезжайте в Стамбул, и оно у вас будет!
Пилот заложил крутой вираж, поставив самолет на крыло, начались приятные хлопоты перед посадкой, и вскоре пассажиры, благодарно поаплодировав, гуськом потянулись к выходу. Решив подождать, чтобы не толкаться, я привстала, поискала глазами Лизавету, но нигде не увидела ее фирменный фиолетовый начес. Неужели успела выскочить одной из первых?
– Простите, – я с надеждой посмотрела на только что проснувшихся, с помятыми лицами, спорщиков, – рядом с вами сидела женщина, в возрасте.
С кряхтением доставая сумку из отсека сверху, один из мужчин непонимающе покосился на меня и буркнул:
– Не было тут никого.
– Как не было? Она рядом сидела! С фиолетовыми волосами!
– Девушка, вам приснилось. – Второй хохотнул, окидывая меня сальным взглядом.
Глядя им вслед, я некстати вспомнила о том, что в самолете мы ближе всего к ангелам и… Так, достаточно мистики на сегодня. Видимо, эти два не лучшие представители мужского рода Лизавету в пылу спора просто не увидели, не до нее им было. Хотя, конечно, ее сложно не заметить.
Я поспешила к выходу, надеясь догнать шуструю старушку в аэропорту. Получая багаж – потертую джинсовую сумку на колесиках, я вертела головой, как флюгер в ураган, но моей Мальвины и след простыл. Чудеса, да и только!
Заставив себя не думать об этом, я вышла из «Ататюрка», сильно удивилась, что таксисты не накинулись на меня со всех сторон, как голуби на рассыпанный пакет семечек, и села в одну из машин цвета хурмы. Замелькали знакомые пейзажи. Цвело, казалось, все, даже фонарные столбы, асфальт и рекламные щиты. Я опустила стекло, теплый благоухающий весной воздух ворвался в салон, расцеловал меня в обе щеки, растрепал волосы и начал носиться по салону, как озорной щенок.
Выпытывая на чудовищной смеси русского, турецкого и английского мое семейное положение, таксист въехал в старый город, долго плутал по извилистым узким улочкам с каменной мостовой и, наконец, остановился у длинного ряда разношерстных трехэтажных бетонных «коробок», жавшихся друг к другу.
Я расплатилась, вышла из машины и пошла вдоль них по затемненной высокими деревьями улице, пытаясь определить нужный дом. Толкать сумку по булыжной мостовой было неудобно, да и скачущие вокруг ослепляющие солнечные зайчики задачу не упрощали.
Никаких опознавательных знаков. В этом весь Стамбул. Он не гонится за внешней мишурой, как и самодостаточный человек. Зачастую такие невзрачные на вид домики очень даже уютны внутри. Но написать название улицы и пронумеровать строения – да зачем, и так сойдет!
Как назло, спросить было не у кого. Без особой надежды на успех я попытала удачи, растормошив столетнего на вид дедка с тщательно расчесанной белоснежной бородой, который сидел на ступеньках и грелся на солнышке. Благодушно отмахнувшись от меня, как от назойливой мухи, турецкий Хоттабыч вновь закрыл глаза и задремал, улыбаясь – видимо, в снах к нему возвращалась буйная молодость.
Пройдя еще немного вперед, я увидела на третьем этаже длинные ряды сохнущих на веревках черных рубашек, водолазок, джинсов и расплылась в улыбке. Зуб даю, мне туда!
Увидеть Глеба не в черном можно только на его детских фото. Он никогда не заморачивается в выборе одежды – классика, черное, чистое, тщательно выглаженное. Зато я, как попугай, люблю все разноцветное, не кричащее, но яркое. Иногда меня выбешивает его «вечный траур», но уговорить этого упертого барана разбавить угрюмость гардероба хотя бы нейтральными оттенками серого невозможно.
Есть единственное фото, где Глеб не в черном – да и то лишь потому что перемазан краской всех цветов радуги на празднике весны в Индии, когда принято швыряться цветным порошком во все стороны. На всякий случай оно скопировано на две флешки, распечатано и выложено в «облако», чтобы не потерялось. Ведь вряд ли я еще когда-нибудь увижу такое чудо.
Через полчаса мне удалось втащить сумку на третий этаж по узкой лестнице, лишь по счастливой случайности не потеряв ни одного колесика. Так, теперь надо забрать ключи у соседа. Бурча, как зловредная бабка, я подошла к двери, которая, судя по облупившейся краске, когда-то была синей, и постучала, не обнаружив звонка.
Через минуту пришлось разозлиться – потому что брат не удосужился предупредить, что его сосед выглядит как Аполлон, только что спрыгнувший с мраморного постамента и прикрывший срам обтягивающими трусами с нарисованной пандой.
– Здравствуйте! – я смущенно улыбнулась, перейдя на английский. – Меня зовут Саяна. Глеб, мой брат, сказал, что оставит у вас ключи от квартиры.
– Здравствуйте, Саяна! – промурлыкал парень, явно с удовольствием демонстрируя себя во всей красе. – Да, ключи у меня. Проходите, пожалуйста.
– Знаете, мне бы хотелось отдохнуть с дороги. А в гости как-нибудь в следующий раз.
– Даже пяти минут не найдете? – обиженно протянул нахальный эксгибиционист. – Всего лишь чаю попить?
Ну да, чаю попить. Я скрипнула зубами, глядя на трусы с пандой. Хм, товар лицом. Или немного другим местом? Интересно, если вдарить по исчезающему виду животного коленом, есть ли шанс получить ключи от квартиры Глеба, или придется в ожидании брата куковать на лестнице, а то и вовсе в полицейском участке – за членовредительство?
– Отдайте девушке то, что она просит. – Раздался за моей спиной низкий мужской голос. – Или просить придется мне. А я не люблю это делать.
Что за тип? Мой взгляд скользнул по незнакомцу. Он был из тех мужчин, встретив которых в подворотне, сама выложишь из сумки кошелек, составишь список пин-кодов к кредиткам и начертишь карту, как добраться до твоего дома с указанием, где в нем спрятаны деньги. Высокий, мощный, типичный скандинав с волосами, бровями и ресницами практически белого цвета. Маленькие голубые глаза терялись на узком лице, которое резко расширялось на уровне тонких губ, а потом резко уходило в клиновидный подбородок.
Наглый любитель панд съежился под тяжелым взглядом этого брутала и благоразумно отступил назад в квартиру.
– Ничего не забыл? – придержав дверь рукой, с усмешкой осведомился скандинав.
– Д-да, ключи. – Парень, не сводя глаз с незнакомца, зашарил рукой по стене. – Вот. – Он протянул мне связку с брелком в виде женской груди.
– А есть еще варианты? – хихикнула я. Не знаю, от чего эти ключи, но уверена, что не от квартиры Глеба.
– Ой, – с трудом отведя взгляд от скандинава, сосед посмотрел на брелок и густо покраснел. – Это не те.
– Уже догадалась.
– Вот. – Вновь пошарив по стене, парень протянул мне другую связку. Ключи и несколько бронзовых дубовых листьев. Больше похоже на правду.
– Спасибо.
– Пожалуйста.
– Красивые трусики! – не удержалась я напоследок.
Дверь поспешно захлопнулась, и мы с незнакомцем остались вдвоем.
– Благодарю за помощь. – Пробормотала я и подкатила сумку к квартире брата.
– Простите, не представился. – Мужчина последовал за мной. – Я Бера, друг Глеба. Ищу его. Вы Саяна?
– Да. Приятно познакомиться.
Если честно, любитель панд был вполне безобиден, хоть и нахален. А вот от скандинава веяло вполне ощутимым холодком опасности – интуиция давно уже научила меня не оставлять без внимания ее подсказки, тем более, столь явные.
– Если вы ищете Глеба, помочь, к сожалению, ничем не смогу. Понятия не имею, где его носит. – Помедлив, я все же открыла дверь.
– Жаль. У меня к нему срочное дело. – Мужчина помог перенести сумку через порог, с легкостью приподняв ее парой пальцев, и мне удалось заметить интересное тату на внутренней стороне его запястья – ладонь с чем-то, напоминающим канделябр. Кажется, это из еврейской символики.
– Менора, – пояснил Бера, заметив мой интерес. – Ритуальный подсвечник.
– Никогда такой татуировки не видела. – Пробормотала я, не в силах отвести от нее взгляд.
– Скажите, Саяна, брат не говорил вам, когда приедет домой? – скандинав пристально вгляделся в мое лицо, и мне стало как-то не по себе.
– Да мы толком и не поговорили. Он что-то искал и куда-то торопился, вроде бы.
– Понятно. – Мужчина следом за мной вошел в квартиру.
Что-то он становится слишком уж навязчивым. И виновата в этом вовсе не моя неземная красота.
– Бера, спасибо за помощь. – Я встала посреди узкого коридора, прозрачно намекая тем самым, что ему пора.
– Может быть, выпьем кофе?
Н-да, соблазнитель из тебя так себе!
– В другой раз.
– Мне бы хотелось с вами пообщаться.
Может, пора начинать волноваться?
– Вы же говорили, что Глеб – ваш друг? – я усмехнулась. – Значит, у нас еще будет время и пообщаться, и кофе выпить. Так ведь?
– Вы правы. Простите, что побеспокоил вас.
– Ничего страшного. – Я развернулась, чтобы убрать сумку с дороги, и тут же испытала шок.
