Екатерина Чеузова
Приключения ветеринарного врача
Ситуация с этой жертвой детской игры оказалась намного серьезней, поскольку резинка под длинной шерстью оставалась долгое время незамеченной. С момента надевания «украшения» прошло уже несколько дней. Оно, сжимая хвост словно удавка, травмировало мягкие ткани, спровоцировав их воспаление и некроз. Пришлось лишить несчастного пса части хвоста вместе со злосчастным бантиком.
После непродолжительной операции пес довольно быстро пришел в себя. Помахав в знак благодарности заметно укороченным хвостиком, он был отпущен домой под клятвенные заверения Евдокии Ивановны в строжайшем соблюдении всех рекомендаций, выданных нами.
А с последним пациентом мы с Прасковьей, мягко говоря, сели в лужу. Михал Михалыч, управляющий магазином, по предварительной договоренности принес свою шестилетнюю кошку Мусю, так и не ставшую за свою жизнь ни разу мамой, на стерилизацию. Желание Михалыча было твердым, несмотря на явные возражения самой пациентки. Сделав нужной длины разрез по белой линии живота, Прасковья, погрузив указательный палец в стерильной перчатке в брюшную полость, начала сосредоточенно искать рога матки. Надо отметить, что строение матки плотоядных отличается от человеческой. Отличие небольшое, но существенное. У женщины один рог матки, а у кошки их два. И поэтому киска может производить на свет много-много котят, а организм женщины рассчитан лишь для одного. Правда исключения все же бывают, и не так редко…
Но вернемся к кошкам. К сожалению, жизнь устроена так, что такое многочисленное потомство далеко не всегда радует владельцев животных. И поэтому они предпочитают заранее лишать их этой возможности. Обычно у опытной подруги подобный поиск рогов матки занимал минуты две-три, а то и меньше. Сейчас же она десять минут сосредоточенно и безуспешно искала вожделенный орган, и не могла найти. Вдруг, прекратив тщетные усилия, Прасковья как-то странно посмотрела на меня и тихим, неуверенным голосом, произнесла:
– Может у Муськи, конечно, врожденная патология матки, и она родилась вообще без нее, но все- таки, на всякий случай, Дашка, загляни под хвост!
Моя рука точно направленным движением начала манипулировать в указанном месте. И вдруг, совершенно неожиданно, под Муськиным хвостом я обнаружила два семенника. То ли так повлиял на меня этот день, наполненный удивлениями и стрессами, то ли что-то еще, но из моего нутра, помимо воли, вырвался вдруг поток такого гомерического смеха, переходящего местами в истерику, что несмотря на расстроенный вид подруги я долго не смогла ни остановиться, ни выдавить из себя ни слова. Прижавшись к стенке операционной, мое тело медленно, помимо воли сползало вниз. Понятно, что Прасковья смотрела на меня как на умалишенную. Стыдно, конечно…
Наконец, спустя минут десять, размазывая по щекам прорвавшиеся в истерике хохота слезы, я смогла лишь выдавить из себя, провозгласив окончательный вердикт:
– Это… Это… Кот!
Моя опытная подруга, удрученная своим недосмотром, конечно, немного расстроилась. Но исправлять свою ошибку как-то надо. Мы наложили швы на уже сделанный разрез и кастрировали кота, удалив семенники. Михал Михалыч настолько опешил от известия о том, что вот уже шесть лет его любимица была не Муськой, а Мурзиком, что даже не обратил внимания на наши объяснения и оправдания по поводу швов. Он удрученно махнул рукой, сказав при этом странную фразу, которую мы так до конца и не поняли:
– Жаль, что не девка! А как я ее любил…
В моей последующей практике было еще несколько удивительных историй, связанных с «кошкородными» органами. Встречалась кошка с одним рогом матки, с тремя яичниками вместо двух, внематочной двухнедельной беременностью в сальнике. И самый поразительный случай, который не забудется никогда. Во время профилактического осмотра у кошки обнаружился мумифицированный, полностью сформированный плод трехлетней давности…
«…Обрадовался Ивон оружию новому. Вот грядет венец славы его! Совсем скоро будет он повелителем везде и всюду! Созвал царь воинов своих и повелел собираться в дорогу дальнюю. Обещал в городах полоненных поставить их правителями. А все, что завоевано, будет в землях тех, поровну поделить. И пошел Ивон с дружиной своей по белу свету, неся разорение и погибель люду чужому. Три года прошло, три месяца и три дня. Вернулся властелин в родную вотчину. Всю землю прошло войско его, от моря Черного до Белого, от моря Мертвого до Живого. Сотни рек преодолели больших и малых, вброд и вплавь. И все богатства, отнятые у люда покоренного, забрали воины себе. А в селениях, что особо понравились, оставались править местными.
Доволен был Ивон – нет никого главнее, сильнее и богаче его на земле этой. И стал править царь один, забыв о мудреце, гордый собой, что не нуждается больше в советах и знаниях его. Шло время, и митяне, спустя всего несколько лет, изменились неузнаваемо. Они перестали трудиться, наслаждаясь богатством, добытым насилием и кровью. Не интересовали больше жителей ни новые знания, ни открытия. Не писали они больше картин прекрасных, не лепили статуй. Не появлялись в царстве Ивона новые дворцы, парки, сады. А все, что было, обленившиеся люди привели к запустению. И забыли они главную заповедь старца: только труд постоянный, развитие ума человеческого, и преодоление душевной лени сулит прогресс и процветание. А жадность и леность приводит лишь к разрухе и опустошению».
…Мой сон был тревожен и хаотично разорван на вгрызающиеся друг в друга куски. Вот я в образе девушки, живущей много лет назад. В чужом и одновременно знакомом до боли месте. Смотрю на чистое ночное небо, абсолютно круглый диск луны. Он огромен и ярко-желт. Висит так низко, что кажется, стоит всего лишь протянуть руку, и можно свободно дотронуться до него…
Привычно и легко отталкиваюсь от земли, взлетаю. Парю над землей просто и естественно, будто птица, ловя руками, словно крыльями, направление ветра. Гляжу вниз, явно ожидая чего-то или кого-то увидеть. Через мгновение на горизонте обозначилось облако сиреневого света. Мне туда! Погружаюсь в это облако и исчезаю, чтобы уже через мгновение выйти из него, погрузившись в совсем другое пространство. Стою посреди небольшой, покрытой зеленой травой поляны. От безумной симфонии запахов трав слегка кружится голова. На мою щеку, словно в замедленном вальсе, откуда-то сверху опускается птичье перо. Его прикосновение мягкое и нежное, словно…
…Я открываю глаза. Еще окончательно не проснувшись, ощущаю продолжение сна. Что-то мягкое нежно гладит мою щеку. Но едва уловимые эти прикосновения становятся все более настойчивыми, и… Белая пушистая лапа, убрав цепкие коготки, ложится на мое лицо. Предупредив очевидно ожидаемый вопль, я услышала безмолвный голос кота:
– Молчи, глупая, мыр-р-р, молчи! Тихо вставай, да не разбуди, мыр-р-р, Прасковью! Возьми крест, мыр-р-р, и иди за мной!
Словно загипнотизированная, автоматически подчиняясь коту, я пошла за ним. И через несколько минут наша небольшая компания тихо покинула дом. Картина со стороны среднестатистически нормального человека выглядела не совсем здраво. Но, идя по ночному лесу за белым маячком, будто он сам являлся компасом, я интуитивно даже не понимала, а ощущала, что и как нужно делать. А кот, подняв пушистой антенной к ночному небу свой хвост, бежал уверенной походкой, не останавливаясь, и не оглядываясь на меня, точно зная, что я несусь следом.
Сколько времени прошло, не помню. Может, вечность, а может, полчаса. Вдруг мелькающий впереди хвост затормозил и замер в горизонтальном положении. Неожиданная остановка едва не спровоцировала мое падение. Едва сфокусировав свою координацию движений в нужном положении, замерла, ожидая дальнейших распоряжений моего спутника.
Непроизвольно огляделась вокруг. Странно, но увиденное меня нисколько не удивило. Сама способность удивляться была утеряна мною… Почти.
Мы стояли в центре заброшенного деревенского кладбища среди заросших временем и травой могил. Мой взгляд выхватил отчего-то органично вписывающееся в это место необычное строение. Приглядевшись внимательнее, я поняла, что это старая полуразрушенная часовня. Вдруг кот внезапно оглянулся, посмотрев на меня своим мудрым взглядом, а затем побежал по тропинке, которая вела к этому одинокому зданию. Неведомая сила, словно подталкивая сзади, повлекла меня вслед. Оказавшись внутри часовни, я вновь не испытала никакого удивления, а удивляться было чему. Вопреки тому, что я успела разглядеть снаружи, сердцевина этой древности выглядела совсем иначе. Меня отчего-то посетило ощущение, что из этого помещения только что вышли люди, которые вот-вот вернутся обратно. Настолько все внутри было живым и надежным. Бред какой-то, но все же…Все же. Все же!
А кот между тем, не оглядываясь на меня, словно наверняка знал, что я бегу следом, подошел к зеркалу, висевшему на противоположной от входной двери стене. Я узнала его – это было зеркало бабы Нюши, завещанное Прасковье и висевшее почему-то сейчас здесь. Внезапно кот замер. Не задавая никаких вопросов, я точно знала, что нужно делать дальше. Повинуясь его воле, подошла и встала рядом. Мой взгляд медленно переместился с животного на зеркало, в отражении которого мы были уже вместе. Затем поверхность зеркала, словно водная гладь, зарябила легкой волной, и вот уже мой пушистый друг, хаотично меняя свои формы, медленно трансформировался в седовласого старика, странно знакомого и мудрого.
Старец протянул ко мне свою исчерченную жилами огромную руку и… исчез, волнообразно уходя вдаль. Затем на месте его появился дракон. Но он почему-то не вызывал чувство страха, а даже наоборот. Я взглянула на свое отражение, которое казалось вполне ожидаемым. Даже не удивилась… Почти… Моя нижняя часть, где должны были находиться ноги, преобразовалась в русалочий хвост, да и весь мой облик заметно изменился. Но… Это была я. Я и… Кекс…
Следующее ощущение было довольно странным. Я нахожусь не снаружи зеркала, а внутри него, и ту, что дарила свое отражение, не вижу. Рядом с часовней заросший пруд, покрытый плотным темно-зеленым настилом из густо разросшейся ряски и разметавшихся в разные стороны ярко-желтых кувшинок. Дракон в прыжке взмывает на мгновение вверх, затем совершенно бесшумно погружается в ложе из этих цветов. Я следую за ним, и ныряю туда тоже. Хорошо! Непонятно откуда взявшееся чувство блаженства окутывает все тело. Вода приятна и естественна, словно живая субстанция в утробе матери.
Сколько мы плывем, не знаю. Ощущения времени нет. Оно заблудилось среди кувшинок и пространства. Я лишь твердо осознаю, – мне нужно туда, куда плывет дракон. Мне – за ним! И это знание естественным образом питает сознание. Какое-то неземное и вместе с тем естественное состояние овладевает мной. Кажется, небо и земля слились в единое целое. И весь мир замер в этой точке. Отсчет времени Вселенной только-только начинает свой путь. Мое тело невесомо. Невесома и душа. Мы существуем в эту минуту как бы отдельно друг от друга, но одновременно спаяны. Слиты. Словно цветок и земля, на которой он живет.
Я – русалка. Плыву, наслаждаясь этим необъяснимым счастьем. Наверное, так счастлив человек бывает лишь один раз – когда появляется на свет… Но тогда он еще не понимает этого. У него еще все впереди. А пока—белый лист.
Предвкушение…
Мой хвост отливает серебристой чешуей под лучами заходящего алого солнца. Хочется плыть вечно. Мягко раздвигать руками эту темную нежную гладь воды и медленно-медленно сходить с ума от переизбытка чувств.
Наконец мы выплываем на твердую песчаную поверхность. Вода, постепенно покидая тела, словно старинное зеркало, оставляет наши образы себе, возвращая наши. После, уже выйдя на сушу, ощущаю себя не русалкой, а снова Дарьей. А рядом – просто кот Кекс, громко фырча, стряхивает со своего мохнатого белого тела остатки воды. Внезапно отряхнувшись, он обдает меня холодным фонтаном брызг. Оглядываюсь вокруг и понимаю, что нахожусь на острове среди бесконечной водной глади (озерной, речной?).
Кот уверенным прыжком обгоняет меня и вновь ведет за собой. Подчиняюсь. Останавливаемся возле огромного серого камня. Старого, наполовину вросшего в землю или выросшего из нее. Кекс взбирается на его вершину и смотрит на меня. Мне не нужно слышать его голос, его желания и мысли ясны. Рядом с белой пушистой лапой четко видна ниша, явно повторяющая очертания креста.
Я достаю из-за пазухи крест, извлеченный из старой книги. Кладу его на камень. Словно в футляр, крест легко погружается внутрь. И вдруг – знакомый ярко-сиреневый свет, который длится всего мгновение и исчезает. Исчезает водная гладь, одинокий остров, камень…
Я стою посреди поляны, зажав в руке крест, а рядом трется о мои ноги белый кот. Где я? Куда идти? Не знаю. Но этим знанием вновь владеет мой лохматый спутник. Послушно иду за ним. Знакомые пейзажи придают уверенность. Я в Кузьминке! Вижу дом, где мирно спит, ничего не подозревающая Прасковья. Сейчас подойду к дому, разбужу ее, и…
Где я? Я, определенно, в Кузьминке, дома стоят там же, но какие-то они другие, и вообще…
– Кекс, – возмущенно смотрю на абсолютно невозмутимо-спокойную морду кота, – куда ты меня привел? Где мы? – Мыр-р-р, – довольная мордочка едва заметно шевельнула длинными усищами, – мыр-р-р, глупая, веди себя естественно. И запомни, здесь, мыр-р-р, коты не разговаривают. Только я. Иди за мной, а дальше, мыр-р-р, все поймешь сама.
Если захочешь…
– Захочу, захочу!
В какую авантюру втянуло меня это белое чудовище? Куда я опять вляпалась? Бешеный ритм лихорадочных мыслей был прерван внезапно представшим перед моими глазами зрелищем. Да, от того, что я увидела, можно действительно сойти с ума. Похоже, что единственным здравомыслящим существом из нас двоих на тот момент был все же кот. В невероятном прыжке он нагло приземлился на мою заступоренную от всего увиденного и услышанного голову, при этом сердито зашипел, приводя свое «МУР» в активно вибрирующий звук.
–Тихо, МУР-р-р, не кричи, Мур-р-р, глупая! Медленно отойди и спрячься вон за тем деревом. Еще темно, МУР-р-р, и тебя никто не увидит, МУР-р-р… Смотри… Слушай…
Тупо, словно зомби, подчиняясь белому комку, нахально развалившемуся на моей голове, я дошла до того самого дерева, на которое он указал и встала за ним. Постепенно отошедшая от ступора, я медленно начинала соображать и осмысливать происходящее. В окне дома напротив (приглядевшись внимательней осознала, что это не совсем то жилище, где мы обитали с Прасковьей), я четко увидела две женских фигурки. Одна из них принадлежала Прасковье, а другая – мне.
В нескольких метрах от дерева, служившего защитным элементом, находилась моя собственная персона. Ошибки быть не могло. Я здесь. И я – там. Летая по какой-то неведомой мне спирали с сиреневым светом, я опять заблудилась в пространстве и времени? Только на этот раз с котом…
– Мыр-р-р,– словно в ответ на эти мысли донеслось настойчиво до моего уха, – мыр-р-р!
И в этот момент мягкая теплая лапка нежно шлепнула по носу.
…А что дальше? Человек не может существовать в двух измерениях одновременно. А это значит, что кто-то из нас должен вернуться туда, откуда пришел. Пришли…Что-то я совсем запуталась. Дело за малым, – надо просто выяснить, кто из нас лишний. Всего-то. И это самое главное. Допустим, мы знаем, что являемся дубликатами, а они нет. Следовательно, раскрываться и показываться мы никому не должны. Итак, решено! Ведем подпольную «партизанскую» жизнь. Потихоньку все узнаем, а потом видно будет. Ключ-то все-таки у меня в руках…
– Мыр-р-р, а ты не совсем глупа! Мыр-р-р… – спрыгнул на землю, довольно подытожив мои мысли наглый котяра. Задрав вверх белоснежный хвост, уверенно побежал по едва заметной тропинке, явно давая мне понять, что представление на сегодня закончено. Новых приключений не будет. Почти…
Четверолапый приятель привел меня к старой, явно нежилой избушке, одиноко притулившейся на окраине деревни. Во вновь обретенном временном жилище нашлась довольно уютная постель и оставленные (или забытые?) кем-то съестные припасы, которых, по моим скромным прикидкам, дня на три должно было хватить.
А дальше? Стоп. Прав кот. Пора уже начать воспринимать происходящее как данность. А думать и что-то делать исходя из предложенных этой данностью обстоятельств. Итак, на сегодня «данностей» и приключений достаточно. Спать!
ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ
…Веки смыкаются моментально, словно придавленные снаружи тяжелыми булыжниками. И вот я уже привычно отталкиваюсь от земли, обманывая силу притяжения, легко взмываю вверх. Вокруг такая тишина и покой, что кажется, весь мир отчего-то замер, будто прислушиваясь к чему-то. И вдруг в одно мгновение все изменилось. Откуда-то налетевший ветер стал неистово бушевать, разметая все вокруг, сгибая вековые деревья, словно прутья, до самой земли. Меня, как щепку, понесло над землей в этот кромешный водоворот. Это природное буйство, на удивление, длилось совсем недолго. Ветер, возникший вдруг из ниоткуда, так же внезапно исчез в никуда. А я, прекратив хаотичное парение, плавно опустилась на землю.
Странное дело, но ощущения потерянности, ужаса от еще совсем недавно произошедшей природной суматохи, не было вовсе. Какая-то неведомая сила понесла меня вперед, в самую глушь лесной трущобы. Вековые сосны стояли плотной стеной, словно лесные стражи, стерегущие покой этих мест, явно давая понять, что чужаку здесь не рады. Но отчего-то осязание этой стены не возникало, а наоборот, меня непреодолимо несло в эту сосновую крепость. Остановившись и оглядевшись вокруг, я заметила едва заметную тропинку, проторенную явно не звериной, а человеческой ногой.
Мысли, откуда она идет и куда, даже не успели возникнуть в моей голове. Я просто пошла по этой почти невидимой протоптанной земляной нитке. Постепенно из едва заметной дорожка становилась все более основательной и широкой. От нее, словно ручейки, периодически разветвляясь в разные стороны, текли более мелкие сородичи, и было ясно, что ведет она к большой дороге или… жилищу.
И действительно, внезапно лесная стена расступилась, окатив меня ярким солнечным светом. Ослепленная на мгновенье, я, сощурясь, прикрыла глаза. Приняв этот внезапный солнечный свет и тепло, легко привыкнув к ним, медленно посмотрела вперед. Вот это да! Терем-теремок из волшебной сказки стоял посреди опушки леса, окруженный многочисленными хозяйственными постройками.
Я в изумлении ахнула – да тут целая усадьба посреди непролазной чащи! Рядом с добротно срубленным из бревен лиственницы домом, будто вросшим в землю, так органично он вписывался в этот вековой лес, стояли дровяник, хлев, большой загон для скота, баня, беседка и два сарая. А прямо под окнами этого терема поражала взгляд огромная цветочная клумба, благоухающая буйством разноцветья. Надеюсь, в тереме живет не мишка, алчно ждущий, когда к нему в лапы попадет девочка Маша? И непрошенную гостью не съест Баба Яга на ужин?
Немного волнуясь, я подошла к дому, поднявшись по срубленному на века, как все постройки вокруг, крыльцу и открыла огромную массивную дверь, предварительно робко стукнув в нее три раза… Поскольку мне ответила тишина, я с усилием толкнув дверь, зашла внутрь, и остолбенела от неожиданности. Меня явно давно заметили, наверное еще во дворе, и тихо ждали непрошенную гостью внутри дома. Немая пауза слегка затянулась. От неловкости ситуации я временно потеряла способность не только соображать, но и говорить…
«Возьми себя в руки, Дашка. Еще и не в таких переплетах была! Ну!» – строго приказал мне внутренний голос. И тут совершенно незнакомым сипом, неожиданно для себя, я выдавила:
– Здрассти!
Обитателями этого хутора оказалась супружеская пара. Он служил лесником в этом поистине царском лесу. Она вела хозяйство и помогала мужу во всем. Жили они здесь давно и весьма обособленно. Дикие звери – гости постоянные, люди – редкость. Да и то чаще браконьеры. Что ж, можно понять, почему к нежданному гостю проявили такая настороженность. Когда хозяева убедились, что я вполне безопасна – обычная девушка, а не злобный мужик с ружьем, удивились еще больше. И было чему. До ближайшей деревни километров сто. На мне же надето летнее легкое платьице и босоножки. Явно не местная. Как к ним попала? Ну не с неба же прилетела?
– Конечно, не с неба прилетела, – скромно сказала я, – заблудилась просто.
– А сколько же ты дней в лесу блуждала? – оторопело спросил хозяин. Мой внешний вид едва ли указывал на заморенную, уставшую и потерявшую всякую надежду на спасение собирательницу ягод или грибов. Я начала усиленно напрягать мозги. Что бы такого вразумительного придумать? И в этот момент мой взгляд уперся в стену, на которой висела фотография… Прасковьи! Не сегодняшней, а маленькой, но сразу узнанной мною девочки. Ребенок счастливо улыбался солнцу, небу, земле, зажав в своих ручонках большой гриб.
Я видела точно такую же фотографию у самой Прасковьи. Это единственная вещь, спасенная из огня. Нет, еще зеркало. Зеркало Нюши. А фотография сохранилась просто потому, что девочка перед пожаром держала ее в руках. И я хорошо запомнила ее только по одной причине: моя подруга больше никогда не фотографировалась. Тот снимок был единственным в ее маленькой и большой жизни.
Вглядевшись пристальней в лица мужчины и женщины, я вдруг увидела знакомые до боли черты лица, так напоминающие мне подругу. Вдруг в избушке начал моросить дождь. Назойливые капли стекали по моему лбу, щекам, подбородку, руке… Я протягиваю руку, чтоб вытереть эту сырость и упираюсь в мягкое полотенце.
«Как кстати», – подумалось мне.
– Мыр-р-р, конечно, кстати!»
Открываю глаза и вижу перед собой белую усатую морду, из пасти которой вынулся до основания алый шершавый язык и самозабвенно, тщательно вылизывал мою щеку.
Придя в себя от неожиданного пробуждения и еще более неожиданного сна, наконец, успокоившись, я поведала обо всем моему единственному на тот момент лохматому спутнику. После получасового раздумья он глубокомысленно изрек:
– Мыр-р-р, мыр-р, хорошо! Значит, родители Прасковьи живут где-то рядом. Мыр-ррр-мыр-р-р. Главное, они живы! Осталось только их найти и вернуть назад. А заодно и тебя вместе с ними. Наоборот! Мыр-р-р!
– ?! – мой взгляд выразил все, а кот понял.
– Не тебя, глупая, мыр-р-р, а другую Дашку вернуть на место и закрыть этот чертов проход навсегда! Мыр-р-р, поняла, глупая?
Первый и главный вопрос, над которым мы с Кексом бились все утро: как найти чету лесников, родителей Прасковьи? В незнакомом месте и совершенно чужом измерении. Как?! Учитывая тот факт, что я ни при каких обстоятельствах не должна встречаться с Дашкой номер два?
Мой мудрый пушистый друг, еще минуту назад нервно шатавшийся по затхлому полу старой избушки, внезапно остановился, выгнув причудливой клюкой белый хвост.
– Мыр-р-р, глупый, мыр-р-р! – Вдруг самокритично изрек он, и добавил, пошевелив при этом воинственно усами-антеннами: – И я не лучше тебя, глупец, МУР-р-р! – Немного подумав, добавил:
– А теперь, МУР-р-р, слушай! Та Дашка приехала в деревню недавно? Вместо тебя? Мыр-р-р?
– Ну да, наверно, – неуверенным голосом произнесла я.
– Значит, мыр-р, ее еще в округе никто не знает?
– Возможно…
– А лесников, мыр-р, как ты думаешь, в этом районе много? Тем более, мыр-р, это супружеская пара. Описать их ты сможешь?
– Наверное, да, – мой мыслительный процесс медленно, но уже начинал включаться в работу, набирая необходимые обороты. – Ты мой умничка, Кекс!
Я схватила оторопевшего кота в охапку и, прижав к себе, чмокнула его в розовый влажный нос, чем окончательно смутила не привыкшего к подобным проявлениям чувств приятеля.
«Молодец!» – вопило от разрывающей радости все мое существо. Я вместо той Дашки под видом ветврача просочусь в соседнюю деревню и все разнюхаю про лесника!
– Мыр-р-р, разнюхаю, – ворчливо изрек кот, – это я должен нюхать, а ты соображать и думать…
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Подкрепившись перед дальней дорогой скромными запасами, оставленными в избушке неизвестными путниками, мы с котом отправились в путь. Причем Кекс, явно почувствовав себя героем дня, обнаглел вконец и не пожелал топать и пачкать свои белые лапки, предпочтя передвигаться лежа на моих плечах. А я и не возражала. Во избежание недоразумений и столкновений с моим двойником (так, на всякий случай) мы, миновав первые две деревушки и сделав огромный крюк, подходили к третьей. Посидев немного в засаде (опять же по приказанию кота) и оглядевшись вокруг, я заметила древнюю бабулю, сидевшую на такой же древней лавочке перед таким же древним домом. Поблизости больше никого не наблюдалось. Неспешной походкой деревенского жителя я двинулась к цели.
– Здравствуйте, бабушка, – уважительно поздоровалась я. Бабуля, вопреки ожиданию, нисколько не удивилась моему появлению, словно я так же, как она тоже целую вечность сидела рядом с ней на этой лавочке. Она неспешно повернула свою седую голову в мою сторону, подслеповато сощурив левый глаз.
– Ты енто чья такая будешь, касатушка?
«Спокойно, Дашка, уверенней» – подбодрила я себя:
–Да я, бабушка, из Кузьминки, ветеринарный врач. Вот институт недавно закончила. Приехала к вам работать. Буду лечить живность.
Старушка уже более заинтересованно взглянула в мою сторону.
– Молодца, дело хорошее, хоть и хлопотное. А поди глянь мою козу, чтой-то прихворала с утра. Ась?
Тут во мне проснулся хоть еще не совсем опытный, а наоборот, пока еще «зеленый», но все же «спец». И я с нахальной уверенностью Наполеона бросилась в бой.
– Идем, бабушка, где коза?
Бабуля привела меня в маленький, с перекошенным полом и потолком хлев, куда солнечный свет едва-едва проникал через крохотное, почерневшее от времени и грязи оконце, где и находиться-то по моему мнению было опасно. К своему удивлению, я обнаружила там живое существо, коим и оказалась коза. Я повернулась к хозяйке животины и отчаянно-скуляще попросила:
– Бабушка, а можно ее вывести наружу? Здесь ничего не видно.
На что хозяйка рогатой скотинки невозмутимо ответила: – Отчего ж не вывести? Можно и наружу.
И тут бабулька, доселе казавшаяся настолько древней, что ткни пальцем легонько – и рассыплется, вдруг резким и точным движением (спортсмен-боксер какой-нибудь, я думаю, позавидовал бы) очутилась рядом с козой, а рука ее при этом намертво вцепилась в рога подопечной. Не успела я открыть рот, чтоб прокомментировать происходящее, как старуха, словно пушинку, выволокла упирающуюся козу из хлева на свет божий.
Теперь мой выход. Внимательно осмотрев пациентку, я обнаружила клинические признаки предполагаемого мной заболевания. И, сопоставив их с текстом еще не позабытого учебного пособия по терапии, а также с небольшим опытом практической работы под руководством Прасковьи, я глубокомысленно рассуждала вслух:
– Живот вздут, так-так, жвачки нет. Чем кормили? Понятно… Давно жвачки нет? Понятно… Давно живот вздут? Понятно… А сколько ей лет? Понятно…Так-так-так…А что она ела последний раз?
И дальше я, подражая генеральским замашкам
Прасковьи, четко, словно по учебнику, стала отдавать старушке распоряжения:
– Принеси и приготовь мне, бабушка, следующее: стакан, водку, сахар, дрожжи, воду, масло растительное и шматок соломы.
Ничему не удивляясь, бабулька рысью заносилась вокруг нас с козой. При этом животинка на время даже ожила, с неподдельным любопытством поглядывая на свою непривычно резвую хозяйку и незнакомую гостью. Поскольку никаких ветеринарных препаратов в ближайшей видимости не оказалось, пришлось изобретать «лекарство» из подручных средств. Я с деловым видом взяла стакан с теплой водой, насыпала туда щепотку дрожжей, сахара, налила растительное масло, разбавив эту смесь ложкой водки, и внедрила этот чудный напиток при помощи бабули в рот пришедшей в себя и, как положено, упирающейся всеми четырьмя ногами козы. А потом, превратив пучок соломы в жгут, запихала его в рот пациентки, скрутив его концы на шее, и принялась манипулировать им из стороны в сторону, как это делала Прасковья.
Спустя полчаса долгожданная жвачка наконец появилась, и округлый живот постепенно спал. А обиженная такой наглостью и насилием над своей персоной коза, уже слегка пронзенная парами алкоголя, взбрыкнув, без предупреждения понеслась на нас с бабулей. Не ожидавшая подобной прыти от подопечной, хозяйка животинки только в последний момент успела резво метнуться в сторону, налетев при этом на ветхий забор. Забор выдержал.
А бабушка, миновав последнее препятствие, бойко юркнула под скамейку. Я тоже не промах. Одним прыжком, успев в полете даже подумать «надо же я спортсменка какая» взлетела на толстый сук стоящего рядом дерева, находившийся метрах в двух от земли…
Тем временем, видимо осознав проигранную битву, обиженная «больная», пьяно икнув, пронеслась прямой наводкой в хлев и внезапно притихла. Притихли и мы. Спустя еще полчаса засады я спрыгнула с дерева, а бабуля, почесывая ушибленный бок, медленно выползла из-под скамейки. Еще минут десять, прислушиваясь к звукам из хлева, мы сидели молча, крепко прижавшись друг к другу. Постепенно опасение быть пронзенными рогами опьяневшей козы прошло, и мы, осмелев, слегка оживились.
Спортивная бабушка горячо поблагодарила за спасение кормилицы, непрестанно восхваляя мои профессиональные навыки. Я же при этом лишь скромно улыбалась: ничего, дескать, не впервой…
«Только б коза с похмелья никого не поубивала» – вдруг подумалось отчего-то запоздало. И каково же было мое изумление, когда мы с бабулей, все еще уставшие от борьбы с козой и от своих спортивных подвигов, вдруг услышали из хлева довольное «М-м-меее!» А следом за этими звуками вылетела, словно лесная лань, недавняя страдалица, самозабвенно жуя на ходу свежий пучок сена. При этом взгляд ее красноречиво вопрошал: «Н-ну? Чего расселись? Оголодала я совсем, а там только эта кучка сухой травы! Н-ну-у!»
– М-мяу! – вдруг раздалось откуда-то сверху. – Мы-р-р!
За время, проведенное вместе, мы так сдружились с бабушкой, что даже вверх посмотрели синхронно. На самой верхушке подгнившей и провалившейся местами старой крыше как ни в чем не бывало восседал Кекс. Гордость за меня так переполняла его, что, казалось его огромная улыбка (больше похожая почему-то на ухмылку) от переизбытка чувств разорвет пасть, а кошачьи лапы вот-вот начнут аплодировать мне и кот заорет во все свое кошачье горло: «Браво! Бис!» Устало и как-то отрешенно, между прочим, подумалось: «А сам-то так, на всякий случай, удрал повыше и подальше, чтоб не растоптали невзначай…»