Екатерина Чеузова
Приключения ветеринарного врача
Дело в том, что за все годы, проведенные мадам в Кузьминке, никто из местных ни разу не видел супругу Сан Саныча в ином виде, кроме как одетой в строгие костюмы и элегантные шляпки. При этом на лице ее в разное время года всегда оставался превосходный макияж. Ну просто в любой момент бери мадам Гуляеву под руку и веди ее в свет! Прямо английская королева, да и только! Мадам всегда пользовалась безграничным уважением сельчан, что было уж совсем необъяснимо. А еще у Гуляевых был боксер Лорд. Кличка пса стопроцентно ему соответствовала. Глядя со стороны на вечерние прогулки мадам и Лорда, как-то сразу забывалось, что находишься на деревенской улице, вдали от больших и шумных городов. Казалось, что по аллее Дворцового парка медленно и с достоинством шествует светская титулованная особа, держа на поводке не менее титулованную собаку.
Итак, в смотровую не ввалилась, не вбежала, не вошла с робким вздохом, а именно пожаловала сама мадам Гуляева с боксером Лордом. На все наши вопросы, адресованные господину Лорду, мадам мягко, но с присущим ей достоинством отвечала почему-то сама. По всей видимости, с заболевшим другом уже была проведена предварительная дотошная беседа, в ходе которой были заранее обговорены интересующие нас детали. И то, как про них отвечать или просто промолчать. Выяснилось, что несчастного Лорда уже второй день мучают сильные боли в области живота, которые особенно остро проявляются при малейших движениях.
Взяв необходимые анализы, Тим Тимыч направил боксера в рентген кабинет, предварительно напоив его контрастным веществом – барием. Спустя некоторое время в дверном проеме смотровой показалась фигура нашего начальника, облаченного в излюбленный фиолетовый костюмчик. В руках главврач нес еще непросохший черный рентгеновский снимок, запечатлевший фигуру собаки от грудной клетки и до того места, где начинается хвост нашего больного.
Тим Тимыч вздохнул, крякнул, смутился и, опустив глаза, тихо обратился к нам с Прасковьей:
– Девочки, пожалуйста, подождите за дверью…
Неожиданно! Озадаченные, сгоравшие от любопытства мы с подругой нехотя покинули кабинет. Что должно было произойти такого, чтобы Тим Тимыч выставил своих коллег вон? Пусть и совсем, так сказать, деликатно? Суть «интриги» мы узнали много позже. Тим Тимыча, пусть и не сразу, но все же удалось потихоньку разговорить. Правда, поведана данная история нам была под большим секретом и с напоминанием о неразглашении врачебной тайны. Так мы ее никому и не разглашали…
Врачебная этика нами в дальнейшем была безукоризненно соблюдена, и поэтому секрет мадам Гуляевой, вполне оправдывающий ее фамилию, не покинул стены ветеринарного кабинета. Оставшись вдвоем, вернее, втроем с мадам и Лордом, Тим Тимыч долго готовил деликатную речь, но вдруг начал с конца, сам удивившись своей бестактности. Казалось, его рот и язык сговорились, игнорируя трезвомыслящие мозговые импульсы.
И понеслось….
– Мадам, у вас есть любовник, военнослужащий, в звании майора, лет сорока, и…
– Что?! – Гневно воскликнула мадам. – Да как вы смеете? —возмущенная женщина скинула с головы элегантную шляпку на кафельный пол и, раскрасневшись, пошла тараном на Тим Тимыча. Тот сначала инстинктивно попятился к столу, испугавшись натиска, но вдруг его трезвомыслящие инстинкты взяли верх над напором женщины, и он неожиданно остановился. В результате чего траектория надвигавшейся на него мадам внезапно изменилась, что неминуемо повлекло падение хрупкого тела на услужливо подставленный начальником стул.
Выигранные минуты главврач использовал с лихвой. Уже спокойным, но решительным голосом, он продолжил, слегка изменив свою тактику.
– Мария Алексеевна, взгляните на снимок вашей собаки.
– Тим Тимыч ткнул пальцем на все еще мокрый черный прямоугольник, висевший на подсвеченной стенке, и стал водить по нему указкой. – Видите – это желудок, – указка уверенно последовала за пальцем. – А это, госпожа Гуляева, – уже совсем тихим заговорщицким голосом продолжил он, – это звездочка с погон, МАЙОРСКАЯ звездочка!
Пауза. И дальше, почти шепотом:
– Она могла упасть только с кителя. Когда его не просто снимали с плеч, а срывали… испытывая явное волнение. Ну, например, швырнули на пол, не заметив пропажи. Звездочка закатилась куда-нибудь, ну, может быть под диван…
– Нет, гав, под кресло! – вдруг услышал Тим Тимыч неожиданно услужливую подсказку со стороны Лорда. В этот момент лицо мадам медленно стало покрываться красными пятнами.
– Да, возможно, под кресло, – рассудительно согласился с псом и продолжил врач. – А после через несколько дней ваш Лорд обнаружил пропажу и случайно проглотил ее. Странно, что владелец этой детали экипировки не начал ее искать.
– Как же не начал, – ехидно продолжил закладывать хозяйку пес, – еще как искал!
– Искал, – потерянным голосом отозвалась враз поникшая мадам. Ее надменная спесь вдруг куда-то разом улетучилась. Совсем. – Прошу Вас, молю, Тимофей Тимофеевич, спасите собаку и… меня…
…После операции злосчастный аксессуар был благополучно извлечен из желудка Лорда и преподнесен мадам, которая, в свою очередь, вернула его владельцу. А Лорд между тем уже на второй день, гордо подняв куцый хвост, поистине королевской походкой, как ни в чем ни бывало, вновь расхаживал по деревне. Не болтая при этом лишнего. Что же касается мадам… Хочется думать, что у нее навсегда отпало желание попадать в столь щекотливую и пикантную ситуацию.
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
Мне иногда казалось, что чем больше мы узнавали, продвигаясь вперед, тем больше перед нами возникало препятствий. После очередных весьма удачных открытий приходило вдруг понимание, что вопросов, на которые пока ответов нет, все больше и больше. И впереди не понятная дорога, а тупик. Поделившись своими сомнениями с Прасковьей, я увидела в глазах подруги гнетущую нас обеих неизвестность. Вернусь ли я когда-нибудь домой? Возвратятся ли назад родители Прасковьи? Живы ли они? Где их искать? Столько лет прошло… И сколько лет мне предстоит прожить в этом мире? А может, всегда?!
Нет, конечно, надо отдать должное, мне многое нравилось: и люди, и работа и новые друзья. Все так необычно и удивительно! Этот мир действительно отличался от нашего в лучшую сторону. Все здесь было с одной стороны похоже, а с другой…
Итак, вот первые итоги. У нас с Прасковьей был Крест, который, по-видимому, являлся ключом для той самой так нужной нам двери. Проводником к ней должно служить нечто, похожее на дракона, или существо, умеющее в него трансформироваться. Или кто-нибудь еще. Да и мы с Прасковьей как-то связаны между собой или…
Слишком много вопросов без ответа. Оставалось одно: жить так и там, где я находилась, постепенно расшифровывая книгу, текст которой открывался почему-то только мне.
Почему?.. А дальше будь как будет. Странно. Я словно очутилась в другой стране. Или в той же, только в далеком будущем. Или не очень?
Здесь было удобно и комфортно жить. Без особых бытовых и житейских проблем. Все ясно и понятно. Продукты лежат изобильно в местном магазине. И не надо стоять в многочасовых очередях и брать, что досталось, а не то, что хочется, обменяв талончики на еду. Летом можно ходить не переживая, где купить новую обувь, в босоножках, а зимой в сапогах. Не бояться порвать, запачкать или не дай Бог испортить обувку. Без опаски по вечерам гулять по улицам, не страшась, что тебя по ошибке пристрелят или пырнут ножом. Бесконечно любоваться красивыми домами и деревьями, зная точно, что огромный переросток-тополь в очередную грозу не рухнет под грузом своей тяжести куда-нибудь.
А тополиный пух в июле толстым слоем не осядет на полу твоего жилища, не говоря уже про улицу. Просто потому, что тополя здесь низкорослые, с затейливой кроной красно-синего цвета. Но все же. Все же… Все же!
Я часто скучала и с тоской смотрела на все это совершенство. Может быть, совершенная жизнь создана не для меня?!
«… И повелел Ивон к исходу третьих суток привести старца к себе. И явился старец перед царем. И опустил он ниц голову седую.
– Исполнил ли ты приказ мой, старик? Изобрел ли оружие, с помощью которого я покорю мир?
И молвил старец в ответ:
– Знаешь ли ты, повелитель мой, что самым грозным оружием, которое есть на свете, ты уже владеешь? И оружие это – знание. Таких знаний и достижений, кои есть в государстве твоем, нет больше ни у кого и нигде. Благодаря им ты сейчас самый могучий на земле властелин. А твои знания – самые необъятные и бесценные богатства в мире. Они – твое оружие. – Как ты смеешь поучать меня?! – разгневанно закричал царь. —Почему ослушался? Где мое новое оружие?
И понял мудрец, что не в силах он объяснить Ивону самые простые истины. Что ж, он сделал свой выбор. И старик уже никак не мог повлиять на него более.
– Нет, мой повелитель, – тихо продолжил мудрец – не обманул я тебя. Вот то, что ты просил.
И с этими словами старик развернул бархат, в который была завернута принесенная им ноша. Ивон, обрадованный, сорвался с места и ринулся к мудрецу.
– Что за сила присуща этому оружию? И как быстро благодаря ему я смогу покорить мир?
– Скоро царь, скоро, – грустно ответил старик. – Возьми эту трубу в руки и подойди к окну. Посмотри в нее. Что ты видишь?
Ивон радостно схватил маленькую, сделанную из сливового дерева трубу и подошел к зарешеченному окошку. Приставив ее к своим глазам, он с изумлением увидел то, что незримо глазом обычным. Поля, горы, моря, пустыни. Все, все было видно в мельчайших деталях. Все что росло, бегало, плавало и летало на планете этой. За десятки, сотни, тысячи километров!
Старец продолжил, глубоко вздохнув:
– Когда выберешь цель, останови движение и нажми на красную кнопку. Не будет ни огня, ни взрыва, ни грохота. Просто то место, которое ты увидишь в трубе, исчезнет навсегда. Вернее, исчезнет все живое, неживое – останется. А нажмешь на синюю кнопку— живое останется живым, но без воли сопротивляться кому-либо.
Обрадовался царь. Повелел наградить мудреца, исполнить любое его желание. Но старик в ответ лишь покачал седой головой и молвил:
– Спасибо, Ивон, за щедрость твою. Только награды той, которую я пожелал бы для себя, у тебя нет и не будет никогда.
А посему прошу об одном – с миром отпусти меня. Простимся с тобой и расстанемся навечно…
И опять рассердился царь, разгневался:
– Как посмел ты, червяк ползучий, господину своему прекословить? Как посмел говорить, что у меня чего-то нет? Как посмел отвергнуть щедроты мои? Вон, неблагодарный, из дворца и царства моего!
И подбежали царевы слуги. И схватили мудреца под руки. И поволокли прочь из дворца. И бросили далеко за жилищами людскими на пустынный берег моря Белого…»
…Скажите мне, отчего зависит появление той или иной болезни? Почему вчера за весь день был всего один пациент, а сегодня с самого утра и до позднего вечера мяукающая, гавкающая, кукарекающая нескончаемая очередь? Причем самое удивительное то, что почти у каждого больного в тот день почему-то болели уши. Но начнем по порядку.
Предыдущим днем мы с Прасковьей, маясь от безделья, тихо чаевничали в подсобке. Вдруг нашу умиротворенную тишину нарушил какой-то непонятный царапающий звук, исходящий явно от двери, но снаружи. Осторожно приоткрыв ее, мы смогли лицезреть интересную картину. Кот, в ожидании нас точивший свои коготки о дверь, не успел вовремя убрать «игольчатый инструмент» под подушечки фаланг. В результате внезапного открывания двери он повис на деревянном полотне, зацепившись об него коготками. Но не это вызвало у нас шок. Шерсть кота отчего-то напоминала валенок, сверху покрытый перьями. Через эту сбитую в тугой войлок шубу кожа была не видна вовсе. Причем колтуны, начинающиеся с кончика хвоста, сопровождали далее все тело: живот, лапы, спину, шею. А заканчивались свалявшимися островками на лбу и ушах.
Когда, предприняв очередное героическое усилие, кот смог таки оторвать свое увесистое валенкообразное тело от двери и, лихо спружинив, прыгнуть на пол, он скромно и застенчиво посмотрел на нас, явно ища поддержки и помощи.
– Мяу, здрасьте, мяу! П-прасковья, не узнаешь? МяУ-У-!
Ответной реакции не последовало.
– Это ж я, Василий, мяу! Ерофей Петровича кот!
– Васька! Ты! – обрадовалась подруга. Но в следующую минуту вновь недоверчиво посмотрела на хвостатого гостя. Василий, судя по ее оторопевшему взгляду, выглядел все же как-то не так.
– Мур, МУР, – не так… Верно, не так! Просто шерсть у меня, МУР-р-р, другой была. Красивой, шелковистой, МУР! А все Полкан, дружок мой, будь ему… Красоту тебе, говорит, наведу! А то вечно грязный и лохматый ходишь. Это я-то? И ну своим язычищем меня вылизывать. Вот после его «бани» вся моя шерсть стала сначала в комки собираться, а потом и вовсе в колтуны сплошные, мяу! Кожа скоро треснет, жарко! Чешусь днем и ночью! Весь! Сколько раз говорил, МУР, Полкану – не тронь меня, я сам, МУР, помоюсь! Нет, говорит, мой язык больше! Я, мол, самый чистый в деревне и тебя к чистоте приучу! Вот, МУР, и доприучался! Помогите, девушки! Ладно зимой, но ведь лето на дворе, а я словно в шубе сутками парюсь, маюсь, Мур! Все тело зудит.
На такие случаи у нас тоже все предусмотрено – имелась специальная машинка для стрижки животных. Надо отметить, что обычная машинка, которая предназначена для людей, животным совсем не подходит по одной причине —человеческий волос намного толще звериного, и такая машинка шерсть кошачью просто не возьмет. Вооружившись подходящим инструментом, а также расческами, ножницами, пуходерками и заверениями кота о терпении в предстоящей процедуре, мы не спеша приступили к делу.
Как оказалось, проще провести какую-нибудь плановую операцию, чем освободить от этого войлочного плена бедное животное. Плотные комки шерсти, сбившись в непроходимые дебри, местами словно приросли к коже Васьки напрочь. Они были повсюду – на спине, животе, обоих боках, лапах, хвосте, морде… Спустя полтора часа наших воистину титанических усилий и архикошачьего Васькиного терпения он наконец-то, обессиленный, уполз из наших рук, полностью освобожденный от своей «шубы».
Немного отдохнув, мы окинули пристально-оценивающим взглядом плоды «каторжных трудов». Наш смех с Прасковьей, переходивший временами в болезненную истерику, продолжался минут тридцать. Ветеринарному взору открылось непонятное существо, совершенно лысое, покрытое местами проплешинами (это где шерсть приходилось практически соскабливать с кожи). В прошлом варианте не худенькое, с бело-черными пятнами, как у коров холмогорской породы, существо было теперь похоже больше на одну большую лысую крысу. Маленькая бесшерстная головка с торчащими из нее огромными, тоже лысыми лопоухообразными ушами, довершала это сходство. Но самой замечательной в новом облике была морда кота.
Нет, усы мы, конечно, оставили. Единственную шерстистую достопримечательность. Эти антенны обошлись, как ни странно, без колтунов. Но всю остальную шерстлявость пришлось удалить совсем. И поэтому морда оказалась венцом нашего творения. Глаза, нос, усы, произрастающие из шерстяных отростков, и все. Единственным островком, не «пострадавшим» от наших рук, оказались только усатые щечки кота. А что было делать?
Дождавшись, когда нас покинет столь не к месту настигшая смешливая истерика, кот с укоризненной обидой посмотрел на своих спасителей. Развернулся, гордо выпрямил лысый хвост вверх и направился к выходу, всем своим видом демонстрируя, что на дураков не имеет привычки обижаться. Видел бы он себя в зеркале! На улицу бы точно даже под дулом пистолета не вышел. Конечно, нам стало стыдно за свой смех, и мы бросились вдогонку за жертвой парикмахерского искусства. Но в этот момент входная дверь внезапно открылась и на пороге нарисовалась лохматая фигура Полкана. Все это время он преданно ждал своего приятеля снаружи.
– Гав, гав! Я за тобой! Гав! А ты где? – Полкан нелепо уставился на Василия, явно чего-то не понимая. Это чудовище, стоявшее напротив, сперло у его друга глаза, усы, запах и было очень страшным. Таких уродцев псу за всю свою длинную собачью жизнь видеть еще не приходилось. Василий же не понял реакции друга. И поэтому, увидев его, уверенно посеменил на встречу. Полкан, испуганно вытаращив ошалевшие глаза, стал нервно пятиться к двери… «Опознание» происходило еще часа два. После оба приятеля посеменили, переговариваясь о чем-то своем, к дому, шокируя всех без исключения встреченных по пути двуногих и четверолапых. А общительный Полкан всем подряд объяснял, что бояться того, кто идет с ним рядом, не надо.
– Не узнали, что ли? Это ж мой Васька, только без шерсти. А что? Дело обычное, житейское. Мода сейчас такая. Вот и решил новую прическу опробовать. Лето все-таки. Жарко.
…Этим незабываемым пациентом и был кот Вася. Все остальные – стационарные больные. Если судить объективно, то эта звериная категория ведет себя по-разному. Одни, едва очнувшись от наркоза после сложнейшей операции, сразу норовят убежать, ускакать, упрыгать, улететь, уползти (что еще забыла перечислить?) домой, где их ждут любящие хозяева. Другие же, наоборот, назад не торопятся, постоянно симулируя все новые и новые недуги. То недавно зажившая конечность вновь заболела, и такой субъект вдруг начинает отчаянно хромать при виде нас на совершенно здоровую лапу, даже не обременяя себя мыслью о том, что болела не левая, а правая. Хотя в наше отсутствие этой хромоты не было совсем. И даже наоборот. Бегал, скакал, прыгал.
И чего только не вытворял подобный пациент, когда был уверен, что его никто не видит. Причем, повторюсь, забывал, какая именно лапа болела, хромая отчего-то всегда на разные… Притворы одним словом, да еще какие!
У другого послеоперационные швы почему-то зачешутся. Ну, наверное, под ними что-то не так срослось..? И многое другое, отчего впору не просто хвататься за голову, а хочется немедленно их выставить за дверь, но нельзя. Да и со временем эти приступы негодования постепенно проходят. Становится смешно и забавно. И желание сердиться улетучивается само. Они же все-таки наши пациенты.
Эти притворы и халявщики не хотят от нас уходить. То ли дома им не очень хорошо, то ли у нас веселее и интереснее, так как с нашими пациентами по определению скучно никогда не бывает… Разумеется, когда стационар переполнен, эту вторую категорию мы все же добровольно-принудительно выпроваживали домой, игнорируя внезапные проявления болезненных признаков мнимых больных. А когда вольеры были наполовину пусты, нашим симулянтам немного подыгрывали, включали зеленый свет. Надо отметить, что осмотр таких заведомо здоровых «больных» превращался подчас в самое настоящее цирковое представление. И приносил нам только положительные эмоции. Особенно если не было других пациентов, действительно нуждающихся в нашей помощи, такие осмотры могли затянуться надолго.
Причем итог в подобных ситуациях был всегда один. Мы, снисходительно улыбаясь, делали вид, что поверили. А они горделиво усмехались, польщенные тем, что сумели ввести в заблуждение докторов, то есть нас.
А в тот день случился воистину «ушастый» поток. Сначала пришла немецкая овчарка Джессика, жалуясь на раздувшееся ухо. Как оказалось, наружное ухо, то есть то, что торчит снаружи, было действительно травмировано. При осмотре выяснилось, что накануне она слегка повздорила с соседским ротвейлером Джеком, пристававшим со своими ухаживаниями. Итогом «отставки» несостоявшегося любовника, кроме этого уха у Джессики, была и рваная рана в области холки у самого Джека. Забегая вперед, скажу, что трусоватый ротвейлер прятался в кустах у входа в клинику до тех пор, пока Джессика не покинула наше учреждение и не скрылась за горизонтом. И только после этого, подняв свой куцый хвост, пес буквально ввалился нахально-наглой походкой к нам. Его раны не представляли большой опасности. Поэтому, обработав их и наложив швы, мы отправили Джека домой. Без особого сопротивления с его стороны.
А вот с Джессикой пришлось повозиться дольше. В результате их потасовки внутри ушной раковины произошел разрыв кровеносного сосуда, спровоцировавший образование припухлости – отогематомы. После местного обезболивания полость гематомы была вскрыта. А затем обработана кровоостанавливающим препаратом, антисептиком и задренирована. Немного спустя овчарка с перебинтованными ухом и головой самостоятельно ушла домой.
После них нас посетил бобтейл Френки. При осмотре соскоба из ушной раковины под микроскопом стало ясно, что пес подхватил где-то ушной клещ – отодектоз. Уши у бедолаги неистово чесались, не переставая, уже далеко не первую неделю. Своими когтями пес умудрился расчесать кожу за ушами до незаживающих язв. Обработав тщательно нашему почесухе ушки и закапав капли с противоклещневым эффектом, отправили его домой. Бобтейл не спеша, вразвалочку вышел на улицу. За каплями и рекомендациями немного позже подошла к нам его хозяйка, Лариса Степановна.
Следующего упиравшегося всеми четырьмя лапами пациента приволок лесник Фадеич. Его трусоватая, теряющая все свое самообладание при виде врачей, но уверенно-бесстрашная, когда преследует зверя, лайка в последнее время стала хуже слышать. Для охотничьей собаки это плохо. Для молодой охотничьей собаки – плохо вдвойне. Глухая лайка не помощница охотнику. Непрестанно истерично визжащую и скулящую от страха Белку всеобщими усилиями пяти человек только часа через два удалось зафиксировать и осмотреть, наконец, уши.
– Ясно, – уверенно произнесла Прасковья, – серные пробки!
Моя подруга взяла с полки флакон с лосьоном для чистки ушей и закапала по несколько капель в каждое ухо по-прежнему отчаянно сопротивляющейся собаке. После того, как через несколько минут под влиянием лосьона плотные коричневые камешки превратились в жидкую кашеобразную субстанцию, она быстро и умело прочистила оба уха ватными палочками, освободив тем самым пациентку от глухоты. В результате этих насильственных манипуляций лайка напугалась до такой степени, что оставила после себя лужицу, дурно пахнущую аммиаком, но обрела при этом вожделенный слух, чем Фадеич был очень доволен.
Но и на этом «ушастые» истории в тот день не закончились. Следом за Фадеичем и его Белкой, основательно потрепавшей наши нервы и истощившей силы, в приемную вошла бабушка Акулина, бережно неся в пластиковой переноске своего любимца кота (почти внука, почти сына), огромного, рыжего, полосатого толстопуза Матвея. Что с ним стряслось, понятно стало сразу, едва мы взглянули на потенциального пациента. На красные отекшие уши невозможно было не обратить внимания. У Матвея, как мы и предполагали, оказался отит – воспаление среднего уха. Взяв смыв на бакпосев из ушной раковины и отправив его в лабораторию, мы закапали страдальцу ушные капли и присели наконец-то отдохнуть.
Ушная эпопея продолжалась. Едва наши пятые точки коснулись сидений мягких удобных кресел, входная дверь вновь с шумом распахнулась. Нашим взорам открылась поистине неэстетичная картина – на пороге возник огромный пес, взлохмаченная и грязная шерсть у которого стояла дыбом. Вся морда и голова его представляли собой нечто кроваво-грязно-черное. Немного придя в себя от вида этого страшилища, мы занялись осмотром бедолаги. «Чудовищем» оказался сторож-алабай Калаш с деревенской пасеки.
Что случилось с пчелами в тот день, непонятно. Но почему-то озверевшие насекомые рванули из своих ульев и, жужжа паровозным гулом, разом накинулись на Калаша – первое попавшееся на их пути живое существо. Ошалевший пес, покинув свой пост, ринулся наутек, развивая при этом невиданную спринтерскую скорость. Если б в тот момент на его пути оказались спортивные чиновники по собачьим бегам, то они вполне могли б зафиксировать новый мировой рекорд по пересеченной местности.
Между тем дед, мирно спавший в сторожке, проснулся и мгновенно оценив ситуацию, тоже бросился наутек. Как удалось старику перегнать алабая и оставить его далеко позади, а главное, надежно спрятаться от взбесившихся насекомых, он промолчал. Преодолевая какое-то препятствие, пес же сильно поцарапал шею и разорвал правое ухо. В результате чего открылось кровотечение, превратившее шерсть на голове и шее несчастного пса в единое месиво грязно-красного цвета.
Кстати, замечу, что в этом мире, в отличие от нашего, почему-то ни у алабаев, ни у кавказских овчарок уши купировать было не принято. А, может, зря? Ухо у него теперь было б целое… На Калаше бесконечная «ушная» эпопея в тот день наконец-то завершилась.
ГЛАВА ОДИННАДЦАТАЯ
Вечером троица под неусыпным руководством белого кота продолжила медленное приближение к разгадке тайны, перепутавшей странным образом наши судьбы.
«…И поднялся мудрец, спину выпрямил, посмотрел на дворец владыки, и подумал с сожалением: Жаль то, что построено руками человека самого прекрасного в мире, сгинет в одночасье от ужасного и скверного. Жаль, что гордыня и алчность погубит столь великое царство. Жаль, что не смог я помешать разрушению того, что создано при помощи моей. Жаль, что людям, достигшим превосходства в разуме и знаниях земных, в богатстве познаний, так и не дано осознать истинных ценностей этих приобретений. Жаль, что не понимают они, как легко потерять это, гоняясь в погоне за мнимым владычеством. Жаль, что потеряв все, люди так и не найдут ИСТИНУ. Жаль…
…И пошел он, куда глаза глядят по белу свету. И решил принять обет молчания. И понял старец, что немота его будет высшим благом для тех, кто выживет после битвы неравной. А знания, которые исчезнут вместе с народом его, другой народ в поту и крови должен будет обрести сам, без помощи мудреца. Шел он долго и одиноко, тысячу лет, пока не забрел в место одно, где трость сама опустилась на землю, но не упала. Где глас не молчал, а вещал, сомкнув уста. Где очи не зрили, но видели на тысячу верст вперед. И понял мудрец, что это то самое место, где, наконец, обретет он тишину и покой долгий». Читая древний фолиант, я как-то незаметно уснула. Ощущение было странным. Даже во сне я понимала, что это определенно Я. Но какая-то неосязаемая, другая. Легко оттолкнувшись от земли, взлетаю и парю, словно птица. Отчего-то при ощущении плавного и неспешного парения кидаю взгляд сверху вниз и мне кажется, что я лечу просто с космической скоростью. Горы, реки, города мелькают с поразительной быстротой. Но в любое мгновение я легко притормаживаю, подлетая ближе к поверхности земли. И совершенно естественно и свободно опускаюсь вниз.
Местность явно мне знакома. Через некоторое время я даже не просто понимаю, а ощущаю: это Кузьминка, но не современная, а где-то, скажем, в период средневековья. Знания по истории словно материализовались из учебников в эту действительность. Характерные для той эпохи строения, убранства домов, одежда людей, едва понятный язык. Хожу по древним узким улочкам, а на меня никто не обращает никакого внимания, явно принимая за свою. Оглядываю себя и осознаю, что действительно, внешне от них ничем не отличаюсь, – та же характерная для прохожих прическа, одежда. Бегу, переполняемая эмоциями за околицу, отталкиваюсь от земли и снова взлетаю.. Опять те же ощущения: мягкое, волнующе-приятное парение вверху, мгновенное мелькание земной панорамы.
Торможу, приземляясь, еще не понимая, где. И только спустя какое-то время осознаю, что это вновь Кузьминка, но далеко в будущем – в середине двадцать второго века. И опять я совершенно естественна там, потому что совершенно ничем не отличаюсь от своих пра-пра-пра-прадедов или пра-пра-пра- правнуков… Вновь взлетаю, лечу, приземляюсь, и вижу… Родное лицо мамы. Бегу в распахнутые мне навстречу руки, совершенно захлебываясь от счастья и…
Просыпаюсь. Я сижу за столом, положив голову на книгу. Напротив Прасковья в той же позе, но без книги. Почему-то вновь перепутав наши головы, Кекс спит на моей подруге, обвив ее мягким, пушистым клубком. А я проснулась окончательно. За окном поют свои первые песни петухи. И солнце сперва робко, затем все настойчивей запускает свои ненасытные лучи сквозь узкие щели занавесок в нашу комнату.
Я тихо встаю. Стараясь не разбудить спящую парочку, варю кофе и готовлю завтрак. Ароматный кофейный запах, пробравшись навязчиво через носовые пазухи в мозг Прасковьи, наконец-то будит и ее. Потревоженный движениями проснувшейся хозяйки, Кекс широко зевает, обнажив при этом два ряда превосходных белых зубов. Прижимает алый язык к нижнему небу, сладко потягивается, выгнув при этом рваным кругом белоснежную спину, и присоединяется к нашему завтраку. Мы сидим, умиротворенные тишиной раннего летнего утра, непринужденно болтая ни о чем. До начала рабочего дня остается часа два. И поэтому, расслабленные бездельем и все еще сонной негой прекрасно-теплого просыпающегося дня, просто наслаждаемся утренней нирваной.
Но мы рано расслабились, забыв на время о своей непредсказуемой профессии. Топот тяжелых башмаков ворвался в нашу безмятежность нехорошим предчувствием, которое спустя мгновение с лихвой оправдалось. На пороге жилища появилась соседка Клавдия Степановна, несшая на руках спаниеля Марсика. Можно было даже не вслушиваться в сбивчивый рассказ старушки. Достаточно одного беглого взгляда на несчастного пса, чтобы понять причину его недуга. Его длинные уши торчали по-заячьи вертикально вверх. Обхваченные у основания резинками, предназначенными скорее для украшения детской, чем взрослой, а тем более собачьей прически, они казались футуристически неестественными. Резинки, словно жгут, перетянули кровеносные сосуды, нарушив естественное кровообращение. В результате чего уши песика представляли собой два красно-бордовых банана, торчащих вверх.
Немного позже, слегка успокоившись после пережитой паники и стресса, за чашкой кофе Клавдия Степановна поведала нам, что ее пятилетняя внучка Машенька решила таким образом украсить голову любимца, совершенно не предполагая, к каким последствиям может привести подобная забота. Удалив с ушей две резиновые удавки, мы убедились, что, к счастью для спаниеля и его хозяев, необратимых явлений в кровоснабжении не произошло. Сделав пару инъекций несчастной собаке и успокоив соседку, клятвенно пообещали, что уши ее подопечного часа через два примут естественный вид. А внучку Машеньку попросили не наказывать строго. Не со зла же….
Но это была не единственная история с резинкой за день. Ближе к вечеру в наш ветпункт пришла еще одна бабушка, Евдокия Ивановна. Ее внучка Анечка была дружна с вышеупомянутой Машенькой. От небольшого черного лохматого песика неизвестной породы, едва Ивановна внесла его к нам в смотровую, пошел такой ужасный запах гниения, что у меня слегка закружилась голова. При осмотре источника «дивного» аромата вскоре выяснилось, что причиной его является точно такая же незабвенно любимая девочками резинка с бантиком. Только на сей раз украшение хозяйская внучка водрузила своему другу не на уши, а… на кончик пушистого хвоста.