Екатерина Чеузова
Приключения ветеринарного врача
Благодаря предусмотрительной Прасковье, в нашем доме был, как мы его называли – походный чемоданчик. В нем, спасибо заботливым рукам моей помощницы, находилось все самое необходимое: одноразовые шприцы всех размеров, стерильные и нестерильные перчатки, катетеры, хирургические инструменты, шовный материал и, конечно же, целая обойма ампул и растворов. Поэтому, быстро одевшись, мы просто схватили наш заветный чемоданчик, который всегда был в боевой готовности и со всей прыти рванули в дом к Федотычу, оставив не поспевающего за нами старика далеко позади.
По-хозяйски расположившись в хлеву, мы сначала осмотрели заболевшую козу. Вид у бедолаги действительно был удручающим. Прасковья, как генерал на плацу, точными и короткими фразами отдавала нам с подоспевшим Федотычем приказы, которые тут же без возражения выполнялись. Да и зачем возражать, если «генерал» прав? Мне было велено измерить температуру тела нашей больной. А температуру у животных измеряют только в одном месте – ректально, то есть в точке, которая находится непосредственно под хвостом…
– Ничего себе, – всплеснула руками «генеральша», – 43 и 7!
Я еще раз взглянула на циферблат термометра. Действительно, 43 и 7 при норме 38,5 – 40,0. А это означало, что в организме Ташки вовсю идет воспалительный процесс. «Рядовой» Федотыч тем временем уже примчался с тарой для доения и ведерком, в котором плескалась теплая вода. На плече у старика висело чистое хэбэшное полотенце. Оглядев «рядового», Прасковья недоверчиво спросила:
– Ничего не забыл? А мазь?
Федотыч, явно подгоняемый желанием угодить моей подруге, гордо извлек из необъятного кармана своих широченных штанов баночку с нужной мазью. Довольно кивнув, «наш генерал» и мой «младший помощник» в одном лице принялась за лечение страдалицы, констатируя диагноз: «мастит». Первым делом раздувшееся вымя козы Ташки было вымыто чистой теплой водой, принесенной Федотычем, вытерто насухо полотенцем, и, наконец, протерто специальной мазью. Затем Прасковья очень осторожно и медленно, пытаясь причинить как можно меньше боли нашей страдалице, подоила бедолагу.
– Катетер! – руки спеца выстрелили в мою сторону, а я, молниеносно приготовив необходимый предмет, сразу подала ей. Ловкими, отработанными до абсолютного виртуозного автоматизма вращательными движениями, Прасковья ввинтила катетер в сосок.
– Антибиотик! – второй выстрел в мою сторону. И я снова оказалась на высоте, молниеносно протянув «генералу» требуемый флакончик с растворенным в нем молочного цвета лекарством. Подруга профессионально подсоединила белую емкость к катетеру, слегка сдавливая двумя пальцами белый податливый пластик флакона. Когда антибиотик был введен, она ловко вынула катетер и вставила его во второй сосок, повторив процедуру вновь.
– А теперь, – наш «генерал» продолжал бойко отдавать приказы: (Федотычу) – козлят переводим на искусственное вскармливание, это первое, второе – (это мне), – растопи на водяной бане хозяйственное мыло до консистенции каши и обмажь вымя, чтоб оно выглядело как голова в шлеме воина.
Понятно?
Преданно прокричав «Да!» вместо «Есть!», старик вскочил, выпрямив спину, совершенно забыв про скрутивший его буквально накануне радикулит.
– А вечером, – напоследок добавила Прасковья, – мы еще зайдем, повторим процедуру. В момент, когда дверь за нашими спинами уже почти закрылась, до моих ушей долетела еще одна, тронувшая до слез, благодарность…
– МММеее! Девушки! Спасибо, милые! ММММеее!! Поправлюсь, приходите за молочком! Мммммеее! Оно у меня самое вкусное в деревне! ММММММеееее! Жирненькое! Я Федотычу шепну, чтоб и творожка для вас приготовил, Ммммммееее!
«ММММееее! – чуть было не ляпнула я в ответ вместо традиционного «спасибо», заслушавшись хвалебными речами растроганной козы. «ММММеее-ММММММееее», – какое приятное слово, и надо же, как звучит очаровательно.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
День прошел в ставшей уже привычной врачебно-лечебно-слушательной суматохе. Казалось, в этом мире меня уже ничто удивить не могло. Но сюрприз преподнес, как ни странно, на первый взгляд абсолютно предсказуемый Тим Тимыч, наш главврач и начальник. Мало того, что перед обязательной пятиминуткой он не пришел, но и весь день мы управлялись почему-то без него. К вечеру наш дружный коллектив уже начал понемногу волноваться за исчезнувшего в неизвестном направлении коллегу. Ну не мог Тим Тимыч так просто не объявиться, не прийти на работу. Тем более, не предупредив своих сотрудников.
В тот момент, когда в наши головы со всех сторон уже начали сползаться, словно змеи, самые тревожные мысли по поводу причин отсутствия начальника, входная дверь резко и, казалось, самостоятельно распахнулась. На пороге нарисовалась и сама причина, во всей, так сказать, красе. Абсолютно невменяемый от выпитого алкоголя, на нас дыхнул спиртными парами Тим Тимыч. В этот момент голову посетила совсем некстати пришедшая мысль: интересно, а если поднести к этим парам огонек, появится ли пламя, как у змея Горыныча?
– Кол-ле-еги, – упорно стараясь удержаться за дверной косяк, не падая при этом и каким-то непостижимым образом сохраняя баланс, невозмутимо изрек главврач, – кол-ле-еги, – пауза, затуманенный взгляд прошелся по нашим дамским рядам.
И тут мы как- то дружно поняли, что кроме «кол-ле-еги» на сегодня других слов и распоряжений не будет. А о нашем «коллеге» придется позаботиться подчиненным. Подхватив Тим Тимыча под белы рученьки, мы уложили его на мягкий диванчик в кабинете, прикрыв заботливо пледом. Надо отдать ему должное: позже, придя в себя, Тим Тимыч принес всем свои извинения за, так сказать, не совсем потребный вид. Да ладно, с кем не бывает… Оставалось только гадать, что могло произойти такого, чтобы ярый трезвенник смог сорваться с катушек?
Но деревня не город. Чихнул сосед на околице, а на другом конце добрые самаритяне хором ему ответили: «будь здоров!» И причина, побудившая нашего умного, доброго Тим Тимыча позволить себе мощно «расслабиться», была стара и банальна, как мир: от него ушла жена. Для деревенских сплетниц это невозможное событие стало настоящим фурором, и их языки еще чесались на эту тему ох как долго…
…Трепетно и благоговейно мои руки прикасались к найденной накануне Книге. Твердая, сделанная из неведомой мне породы дерева обложка, опломбированная временем, по-прежнему жила. И манила какой-то своей непонятной тягой. Переплет… Рука почему-то уверенно вновь и вновь прикасалась к нему, сама по себе, словно завороженная. Какое-то странное, неосознаваемое ощущение под моими пальцами не давало покоя. Сам корешок книги почему-то казался необычным. Почему?
Что-то было здесь не так. Но что? Перевернув древний фолиант, я осторожно провела по нему рукой. Кожа под моими пальцами ощутила какой-то скрытый механизм. Вдруг я случайно нажала на что-то, очевидно, на невидимую кнопку, и корешок переплета медленно, нехотя, словно таинственная шкатулка, раскрылся. Внутри оказался некий предмет. Это был футляр, обитый сиреневым бархатом, всю полость которого занимал золотой, старинный, украшенный драгоценными камнями Крест.
В то самое мгновение, когда мы с Прасковьей, совершенно онемевшие и обалдевшие от увиденного, заворожено осматривали неожиданную находку, белое шерстяное облако, привычно упав сверху, «десантировалось» не на облюбованный им объект, то есть мою многострадальную голову, а рядом с Крестом. Такое приземление нас крайне удивило и заинтриговало.
– Мыр-р-р-р! – тут же мгновенно и весьма бесцеремонно прервал кот наше затянувшееся молчание. – Мыр-р-р-р!
Это и есть ключ?
–Мр-р-р, какой? – хором, отчего-то по-кошачьи, спросили мы у догадливого кота, совершенно забыв о том, что перед нами не человек, а четверолапое хвостатое, усатое создание.
– Мыр-р-р! Глупые! Мыр-р-р-р! От той самой двери, мыр-р-р-р!
Наши мозговые извилины в этот момент вдруг заработали синхронно. Вероятно поэтому, проделав определенную работу в сером веществе, они так же синхронно выдали информацию на язык. Наш импровизированный дуэт, не сговариваясь, в унисон изрек:
– А где же дверь?
Стало совершенно ясно, что Дверь, за которой исчезли родители Прасковьи и через которую явилась в этот мир Дарья Калитина, открывалась именно этим Крестом-ключом. Теперь оставалась самая малость: понять, где, когда и как появляется та самая каменная глыба. Ответы на эти вопросы еще предстояло найти. И, возможно, они таились в текстах Книги. С каждой новой ступенью уверенность, что разгадка скоро будет найдена, крепла все больше и больше. Но то, что мне уже удалось прочесть, было, казалось, лишено всякого смысла. Что ж, унывать не стоило.
Мы, по-видимому, были на верном пути, потому что первые результаты уже вполне осязаемы и прочитаны мной. Но что значит текст на страницах, которые мне так легко удалось прочесть? Надо подумать…
И тут в моей памяти, к слову сказать, никогда не отличавшейся совершенством, совершенно четко, словно я вновь читаю эту Книгу, понеслось: «И спроси у зверя лесного, зверя дикого, где истина…»
«….И спроси у зверя лесного, зверя дикого, где истина? И где смысл в ней? А знал ли зверь ответ? Смысл в истине доступен был лишь старому мудрецу, живущему при дворе царя Ивона. Правил Ивон долго, третье поколение его подданных уже народилось на свет за время его правления. И не было на свете народа счастливее, чем древние митяне. Знали они письмена, когда другие народы и изъясняться друг с другом толком не умели. Воплощали невиданные нигде доселе секреты строительства, вознося к небу и посреди моря дома прекрасные. Лечили прикосновением рук к челу больного, в чем необходимость была редка, потому что крепки они были и духом и телом. Могли и вовсе невиданное – обуздать энергию солнца и луны.
Благодаря этой энергии появились у них чудные механизмы, плавающие быстрее ветра по воде и под водой, летающие впереди молнии по небу и парящие над травой в любом направлении. Знали митяне секреты звезд и планет. Астрономы составляли такие точные карты небесных тел, что прошла еще тысяча лет, прежде чем люди на другом конце необъятной планеты научились вычислять нечто подобное. Жили митяне долго и счастливо, потому что все у них было. Но каждому хотелось чего-то еще. И стали они ссориться и ругаться. И мало им оказалось земли митянской. И решили они пойти в края другие, завоевать земли чужие, полонить соседний люд, чтоб те на них работали, а самим вовсе ничего делать не пришлось… «Мы самые умные, самые развитые, самые храбрые, самые красивые во всей Вселенной. Так отчего же тем, кто ниже нас по уму и развитию, не работать на нас?» – думали митяне. Пошли они к царю Ивону, потешить тщеславие его мыслями своими.
– Ты, Ивон, такой великий царь, и надобно власть твою еще больше укоренить, земли у соседей отобрать, а самих их в полон взять. То-то слава у тебя будет, и почет во все времена!
Подумал Ивон и решил: народ меня любит, заботится о величии моем. А границы царства так велики, что не окинуть и взглядом с высоты птичьего полета. Не пробежать лучшему бегуну за год. Да, неплохо иметь славу победителя, завоевать соседей, и еще лучше царствовать одному, покорив весь народ, обитающий за границами царства моего. Но до того момента никогда не воевал царь, надобности не было, а значит, нужно было войско созвать, придумать самое лучшее оружие. И пошел он к самому старому мудрецу. И произнес он просьбу свою. Подумал мудрец и сказал:
– Ты, Царь, самый справедливый на этой земле, и твой народ, конечно, любит тебя. Но послушай слугу своего старого. Разве мало тебе и люду твоему домов, пропитания, благ и всего, что только есть в царстве нашем? Разве плохо живется народу твоему в любви и согласии? Без кровопролития и войн? Разве кто из соседей когда-нибудь даже в помыслах посягал на землю твою? Разве к добру будет выпускать на волю алчность и жадность, обиду и месть?! Не заболел ли ты, мой повелитель? Задумывался ли, откуда мы черпаем знания, опережающие действительность нашу на тысячу лет? И не боишься ли ты, что новое оружие, покорив соседей, может повернуться против тебя самого?
Побагровел Ивон, ногами затопал. Да как закричит с силой такою, что подсвечники на люстрах бронзовых закачались и стал капать горячий воск на пол дубовый:
– Как ты смеешь, мудрец, повелителю своему и господину говорить речи такие? Забыл, раб, кто ты и кто я?! При мне царство наше самым могущественным стало. На тысячу лет опередили мы простых смертных в развитии. Что же плохого в том, что хочу покорить весь мир? Разве не посею я везде новые знания? Разве не хочу, чтобы и в других местах люди были столь же образованны и умны, как наши?
– А хотят ли они этого, повелитель? – снова молвил мудрец. – Ты явишься непрошеным гостем с оружием, против которого ни у кого на земле нет отпора. Ты погубишь миллионы жизней. А многих ли подчинишь себе?
Пуще прежнего разгневался Ивон.
– Не забывайся, старик! И вот тебе мое последнее слово: к исходу третьего дня принесешь чертежи нового оружия. Да смотри, не обмани, и бежать не пытайся. ТАМ я тебя все равно найду. Ты же знаешь…
Опустил седую голову старец и пошел прочь. Знал он, что не исполнить волю цареву не сможет. Но и выполнить ее означало одно: процветающему царству Ивона придет конец, дабы у жадности и насилия во все времена исход один был…»
ГЛАВА ВОСЬМАЯ
Тим Тимыч не объявлялся на службе уже третий день. Сердобольная Агриппина Ивановна вела его поиски, забросив свою работу. Но начальник будто сквозь землю провалился. Местные сплетницы были дотошно расспрошены, с бродячими кошками и собаками беседы проведены, но все напрасно – исчез мужик, будто не бывало. Переживания переживаниями, тревоги тревогами, но лечить нашу меньшую братию кому-то надо. И этими последними «комутами» в поредевших ветеринарных рядах остались мы с Прасковьей. Если нас не вырывали из теплых постель среди ночи (что случалось редко), то в это темное время суток удавалось хоть немного поспать и расслабиться. Потому что в свое уютное жилище пара ветеринарных спецов возвращалась ближе к полуночи, а уходила рано утром.
Мы уставали так, что такое чувство как удивление уже напрочь абстрагировалось от нас, как отдельный элемент. И даже регулярное падение Кекса на мою голову, и не проходившие из-за этого шишки и синяки от загипсованного хвоста уже не вызывали никаких эмоций: ни положительных, ни отрицательных, и нейтральных, впрочем, тоже. Поэтому, совершенно независимо от обстоятельств и нас, изучение древнего фолианта и поиск заветной двери были отложены на неопределенное время. По крайней мере до тех пор, пока Агриппина Ивановна не отыщет нашу пропажу – Тим Тимыча. Или он не объявится наконец сам.
Странное дело, но вера в то, что с начальником все в порядке, у нас с Прасковьей была почему-то стопроцентной. Почему? Да мы и сами не могли это объяснить. Просто знали и все.
В один из этих сумасшедших дней приемная открылась и в проеме двери показалась морда догини Багиры, которая по своим размерам больше походила на телячью. Вечно любопытная сплетница Багира никогда не болела за свою по собачьим меркам долгую жизнь. Но к нам она заглядывала вполне регулярно и всегда с одной целью – узнать новости. Кто заболел, и что где приключилось интересного в последнее время с двуногими, четверолапыми, двухкрылыми, ушастыми, хвостатыми и т. д. соседями.
Предлоги для визита у пожилой собаки всегда были неожиданно изобретательны. То ей необходимо подстричь когти, которые подвергались этой процедуре всего лишь три дня назад, но уже почему-то отросли. То уши отчего-то вдруг отчаянно зачесались. Уж не ушной ли клещ, отодектоз, завелся? То шерсть ни с того ни с сего стала выпадать, а она совершенно забыла, что просто пришло время линьки. А то внезапно течка началась, и царственная догиня возмущена наплывом низкорослых кавалеров, путающихся у нее под лапами. Возмущена до истерики, до предела. Преследуют, бегают следом, прохода не дают! Сплошная нервотрепка. Ни сна, ни покоя! Вон их сколько собралось – полдеревни! А толку что? Ноль! Уф! Недоросли, мелюзга, мелочь! А все туда же.
И каждый раз приходилось объяснять собаке, что уши у нее вполне здоровы, что линька – естественный процесс, что когти в нормальном состоянии, что… Да и где ж взять больших кавалеров, если крупнее овчарки Джесси в нашей деревне никого нет? Не к бычку же ее вести, в самом деле. Багира – дама вполне самостоятельная. Она и по деревне гордо прогуливалась одна. По двум причинам. Ее молодые хозяева, супруги Тимофеевы, производили на свет детишек почти каждый год, и поэтому заниматься регулярно выгулом собаки у них просто не было времени. А вторая причина вытекала из первой – скучно дома и шумно! А улица – это другое дело! Все новости узнаешь первая, да еще и со всей деревней ими поделиться успеешь!
В наше заведение эта царственная особа захаживала всегда самостоятельно, давно облюбовав понравившейся ей маршрут. Но сегодня с собакой и правда творилось что-то неладное. Открыв огромной мордой хрупкую дверь, догиня практически ввалилась в смотровую. Тяжело дыша, она с трудом опустила свое огромное тело на холодный кафель пола. Глаза несчастной Багиры буквально стекленели от боли.
– Р-р-р, больно, мне очень больно! – едва различимым импульсом пронеслось в наших головах. Мы подбежали к собаке и экстренно стали проводить осмотр.
– Багира, где болит? Рвота есть? Когда последний раз ходила в туалет? Что ела в течение последних суток? – перепуганные состоянием собаки, мы наперебой задавали нужные нам вопросы.
А она, тяжело дыша, с большим трудом, посылала несвязные ответы в наши озабоченные ее состоянием головы. Спустя какое-то время выяснилось, что сильные боли в животе собаку мучили уже сутки. В туалет она ходила последний раз давно, когда еще ничего не болело. А тошнило ее постоянно, ну просто выворачивало наизнанку. Что ела? Да ничего особенного. Как всегда. И собрав остатки гордости в единое целое, она страдальчески изрекла:
– Я дрянь не употребляю… Что б вы знали… На всякий случай…
Да мы и так знали, что Тимофеевы, несмотря на вечную занятость, кормили свою собаку всегда вовремя и только качественной пищей. После необходимых лабораторных обследований и УЗИ стало понятно, что в желудке собаки находится какой-то инородный предмет, который провоцирует постоянную рвоту и нарушает работу перистальтики желудочно-кишечного тракта.
Нами было принято решение провести экстренную операцию, не дожидаясь появления старших коллег. Иначе могло быть просто поздно. Учитывая тот факт, что Прасковья на подобной операции только ассистировала Тим Тимычу, а я была знакома с ней сугубо теоретически по учебнику, мы очень волновались. Но операция, не смотря на наш дебют, прошла успешно! К счастью, необратимых изменений это инородное тело желудку Багиры не причинило. Успели!
После того, как на кожный покров пациентки были наложены последние швы, поставлена капельница, сделаны необходимые инъекции, а догиня уже спокойно спала в стационаре, мы с Прасковьей решили внимательнее рассмотреть то, что совсем недавно извлекли из желудка несчастной.
Каково же было наше изумление, когда изжеванный комок тряпки непонятного происхождения оказался мужскими трусами красного цвета, да еще и в горошек… Оставалось непонятным, как такая осторожная, брезгливая и особо щепетильная в еде особа могла покуситься на мужскую, интимного характера одежонку? Свободно разгуливающая по деревенским улицам, Багира никогда и ни у кого не принимала никаких деревенских угощений, отводя от них свою огромную, умную, по-телячьи доверчивую морду.
Через несколько часов, когда послеоперационная больная начала приходить в себя, мы осторожно задали ей этот вопрос. В ответ на нас посмотрели два огромных и честных карих глаза, в которых царило неподдельное изумление, выражавшее «ничего не помню, ничего не знаю, отстаньте…» Отстали… На время. Но любопытство-то никуда не денешь!
Несмотря на сложную во всех отношениях операцию больная довольно быстро пошла на поправку. И уже через несколько дней пришедшие за своей любимицей Тимофеевы увели ее домой, предварительно клятвенно пообещав, что все необходимые рекомендации будут соблюдены. А через неделю непременно приведут ее на снятие швов. В назначенный день тимофеевская троица действительно появилась в нашей ветеринарной обители. Но не успели мы с Прасковьей обрадоваться такой неслыханной пунктуальности с их стороны, как поняли, что с собакой вновь творится беда.
Едва переступив порог, Варвара Тимофеева начала грозно кричать, усилено помогая в выражении своих эмоций натруженными руками. Ее супруг Григорий при этом молча стоял в стороне, печально опустив кудлатую голову. Суть претензий Варвары сводилась к тому, что мы, то есть я и Прасковья, совершенно никудышные докторши, которые без Тим Тимыча и Агриппины Ивановны ничего не умеют и не могут сделать правильно. Вместо оказания квалифицированной помощи совсем загубили несчастную маленькую собачку. Насчет «маленькой» Варвара, конечно, погорячилась, но остальное? Да, мы с Прасковьей действительно в первый раз самостоятельно провели такую сложную операцию. Однако все сделали правильно! И диагноз поставили быстро, и прооперировали успешно, и состояние больной после операции было вполне удовлетворительным…
Что же произошло? Почему появились те же симптомы: боли в животе, отсутствие стула, рвотный рефлекс? Просто дежа-вю какое-то…
Как и десять дней назад, только под гневно-крикливый аккомпанемент госпожи Тимофеевой, мы вновь провели необходимые обследования. Результаты слегка озадачили. По всему выходило, что Багире необходима повторная операция в связи с подозрением на… инородное тело в желудочно-кишечном тракте. Вконец разбуянившуюся Варвару под наши моляще незащищенные взгляды Григорий выволок на улицу, чтоб хоть как-то охладить ее возмущенный пыл. А мы, озадаченные, с любопытством и вполне объяснимым волнением приступили к повторной операции.
Каково же было наше еще большее удивление, когда в желудке прожорливой собаки действительно вновь обнаружилось инородное тело. Но не забытое нами что-то, как кричала Варвара. Это вновь была какая-то тряпка, попавшая в желудок царственной Багиры не более суток назад. По мере того, как количество наложенных швов увеличивалось, наше настроение и уверенность в своей профпригодности росло.
Когда послеоперационная больная была помещена в стационар, мы с торжествующим видом победителей вождей апачей соизволили пригласить в смотровую чету Тимофеевых. Варвара, все еще багровая от пережитого возмущения и принудительных в отношении ее действий Григория, ругаясь, влетела к нам неуправляемым метеором. Григорий, как всегда, медленно плелся следом. Не обращая никакого внимания на вопли обезумевшей женщины, Прасковья невозмутимо и абсолютно молча развернула перед носом скандалистки извлеченную час назад из желудка Багиры интересную вещицу.
Варвара, нервно окинув взглядом тряпку, явно узнала ее, и, словно подстреленная птица, вдруг замерла на полуслове с открытым ртом. Еще секунду в ее голове проносилась видимо уж совсем какая-то отчаянная мысль. Затем она вскрикнула и опрометью выбежала наружу, даже не хлопнув привычно дверью. Что было для данной особы весьма нехарактерно.
Разгадка такого поведения скандальной бабы оказалась до банальности проста: этой тряпицей до обнаружения ее в желудке собаки были Варварины трусики…
А предыдущей находкой в том же желудке, извлеченной десять дней назад, как вы помните, было бельишко такого же назначения, только размерчиком побольше, и принадлежало оно Грише. В обоих случаях вещицы были опознаны хозяевами и возвращены им. Смущаясь, предательски оставленный в одиночестве удравшей с поля боя женой мужик, запинаясь, поведал, что догиня любит возлежать на хозяйской кровати, когда ее никто не видит. Это она так думает, что после ее «возлежания» следов на покрывале не остается, и хозяева даже не догадываются о чудачествах псинки. А на самом деле…
Напоследок мы с Прасковьей тактично (уж как смогли) посоветовали Грише либо вставить в дверь супружеской спальни надежный замок, либо не разбрасывать по всей комнате столь интимные вещи из гардероба. Но самым удивительным было то, что трусы у супругов Тимофеевых оказались словно из одной коллекции: красные в белый горошек.
К слову сказать, дважды спасенной нами собаке повезло. Она благополучно поправилась и после этой операции. Но с тех пор у нее отчего-то перестали болеть здоровые уши, линька не вызывала особого удивления, когти стачивались сами, а мелкие кавалеры не провоцировали прежнего беспокойства и раздражения.
Г
ЛАВА ДЕВЯТАЯ
Тем временем трехнедельные поиски пропавшего шефа завершились вполне успешно. Агриппина Ивановна, предприняв титанические усилия и проявив недюжинное терпение, методично искала нашу пропажу день за днем. Начальник был обнаружен ею в лесной избушке у своего брата-молчуна Прохора. Тот всю свою сознательную жизнь прожил бобылем. Любовные переживания его интересовали мало. Кроме леса, охоты и рыбалки его ничто больше не волновало. А Тим Тимыч долгие дни и ночи открывал свою израненную душу родственнику, время от времени проваливаясь в тяжкие от выпитого спиртного горьких переживаний сны.
А виновница происходящих событий – неверная супруга Тим Тимыча Авдотья – за это короткое время умудрилась пройти все стадии постигших ее потрясений, которые у обычных людей занимают месяцы и даже годы. Она горько разочаровалась в своем любовнике. Затем поняла, какой потрясающий мужчина ее супруг. Далее следовала фаза глубокого осознания своей непростительной ошибки. И она день и ночь ругала сама себя последними словами.
…В избушку Прохора взволнованные женщины зашли вдвоем. После длительных уговоров враз протрезвевшего мужика отвели назад, в деревню. В итоге жена была прощена, и мир вновь воцарился в семье босса. А мы с Прасковьей смогли немного отдохнуть от внезапно свалившейся на наши хрупкие девичьи плечи непосильной нагрузки. Теперь, как в прежние времена, все вечера были наши. Если, конечно, внезапно не раздавался тревожный стук в дверь…
В тот вечер, отложив заветную книгу в сторону, Прасковья заговорщически мне сказала:
– Дашка, я вспомнила еще одну Нюшину сказку. Мне кажется, она нам тоже что-то сможет подсказать. Слушай. …
Когда-то давным-давно на этих землях жили совсем другие люди. Они действительно заметно отличаясь от наших современников. Это была иная цивилизация. Знания, которыми они владели, опережали то время на тысячу лет. По силе и уму не было им равных на всей земле, да и, наверное, на планете тоже. Откуда они черпали те знания, которыми владели, всегда было загадкой. Но ходили легенды, что тот древний народ поклонялся одному единственному существу. Это был человек-не человек, зверь-не зверь, рыба-не рыба, птица-не птица. Люди преданно служили ему и называли божеством. Он мог одинаково хорошо бегать по земле, плавать и летать выше облаков.
По преданию, раз в столетие он находил ИЗБРАННОГО среди людей. Этим избранным, вернее, избранной могла быть только девушка, которую древний Бог забирал с собой. Говорили, что ее он находил всегда легко и быстро, точно знал, где и когда искать. Потому что на ее руке была метка —родимое пятно в виде креста. А крест этот являл собой не что иное, как Ключ к знаниям древних людей. Избранная и несла людям те знания, что открывало ей божество. Но тысячу лет назад случилось непоправимое: девушка, которой предназначено было стать избранной, внезапно исчезла. А через несколько лет погибло и все поселение вместе с постройками и всем живым. Только люди говорили, что девушке и божеству все же как-то удалось спастись. Раз в сто лет они появляются в здешних местах, пытаясь научить людей «другому» разуму. Так это было или нет, не знаю. Да только люди зря говорить не будут.
«…Долго думал старец. День прошел, солнце упало, спряталось за деревьями вековыми. Ночь проснулась вновь, разбудив луну. И понял он, что жадность и гордыня царя Ивона и подданных его митян перевесила чашу благоразумия. Не жаль мудрецу своей головы. Он стар и пожил свое. Но, однажды захотев абсолютной власти, Ивон и без старца найдет ее. Только кто и что останется на земле после? И понял мудрец, в чем главное предназначение его на земле этой. И как спасти ее от полного разрушения. И пошел мудрец к своему зеркалу в золотой оправе. И положил исчерченные веками ладони на мутное стекло. И зашептал непонятные слова, словно молитву. И поднял глаза к зеркалу. И увидел он свое отражение в виде зверя невиданного, зверя неслыханного. Ухмыльнулся старец устами зверя, опустил заросшие шерстью глаза долу и пошел прочь…»
Я оторвала взгляд от книги и посмотрела на внимательно слушавшую меня Прасковью.
– Что? Что дальше?
Я с недоумением вновь взглянула на следующие страницы старинной книги. Но кроме самих листов там ничего не было. То есть вообще НИЧЕГО! Тот, кто писал эту книгу, случайно оставил чистыми несколько страниц. Или… последующий текст был кем-то умышленно стерт без всякого следа.
Прасковья недоверчиво подошла ко мне и стала с нетерпением переворачивать лист за листом. Через несколько страниц вдруг внезапно прервавшийся текст продолжился вновь. Кот пушистым камнем упал с моей головы на стол рядом с книгой. Его белое достояние – хвост – мы освободили от гипсового плена совсем недавно. Но Кекс, часто совсем некстати, все еще забывал об этом. Нервничая, он непроизвольно начинал по привычке молотить своим отростком по близлежащей поверхности. Не дождавшись ожидаемого грохота, кот неизменно замирал, а его изумленная голова, опережая мысли, поворачивалась в сторону «окончания» тела. Момент воспоминания наконец-то настигал усатую морду. Кот медленно осматривал хвост, вздыхал, усмехался, топорща огромные антеннообразные усы и отстранялся, увлеченный уже другим занятием. Надо отметить, что после снятия гипсовой повязки его хвост остался почти прежним, за исключением маленькой горбинки, едва заметной на месте недавнего перелома.
– Мыр-р-р, – изрек Кекс, спрыгнув со стола и невозмутимо пошел спать на свою лежанку. – А, может, думать? Мне почему-то все больше начинало казаться, что этот кот со всей его наглостью, беспардонностью, нахальством и молчаливостью одновременно был временами мудрее и умнее, чем мы с Прасковьей вместе взятые. И его «Мы-р-р-р», произнесенное в различных интонациях, зачастую значило гораздо больше, чем наши словесные рассуждения.
…В тот день вновь удивил Тим Тимыч. Среди многочисленной вереницы пациентов к нам пожаловала мадам Гуляева. Откуда взялась «мадам» в деревенском обществе? Да просто глядя на эту всегда тщательно ухоженную женщину, называть ее Машкой или попросту Алексеевной не поворачивался язык. Мария Алексеевна Гуляева была заведующей библиотекой в местном культурном центре и по совместительству женой самого большого начальника в округе – директора пилорамы Сан Саныча. Привез деревенский тогда еще жених диковинную «птицу» откуда-то из больших городов. Но странное дело: шли годы, в семье Гуляевых появлялись дети, и все вокруг, по закону природы, менялось. Все, кроме супруги Сан Саныча. Нет, она не чуралась общения с местными жителями. Всегда приветливая, улыбчивая, но… Деревенские кумушки, глядя на нее, постоянно озадачивались вопросом: а спит она тоже в костюме и шляпе?