Екатерина Абдуллова
Вовка Ясный Сокол
Эксперимент: запомни список из десяти слов.
Опыт 1.
Внимательно прочитайте список, потом отвернитесь и попытайтесь повторить. Поехали!
Слова: стол, собака, ведро, журнал, холодильник, слон, шляпа, песок, нос, самолёт.
Наверняка вам было сложно назвать всё, да ещё и в том же порядке.
Опыт 2.
А теперь попробуйте запомнить этот же список, но уже используя технологию, которую дядя Коля рассказал Вовке. То есть запоминайте с помощью образов.
Технология: каждый новый предмет прикрепляйте к предыдущему, да покрепче. Можно приклеить, приколотить, засунуть одно в другое, надеть одно на другое и т.п. Предметы должны быть одинакового размера, увеличивайте их или уменьшайте – в собственных фантазиях вы хозяин. Главное, хорошенько представьте – красочно, в подробностях. Подключите воображение!
Например, на стол запрыгнула собака и дерёт его когтями. Затем ведро надели на собаку, а оно дырявое. Голова у собаки пролезла в дыру, и собака сидит с ведром на шее, как с воротником.
Представили?
Тогда начали! Вернитесь к списку предметов, и придумайте, как их соединить. Когда закончите, снова отвернитесь или закройте список и повторите.
Выводы:
В ходе эксперимента вы поймёте удивительную вещь: человеческий мозг легко запоминает новую информацию, если присоединяет её к уже известной. Благодаря этому свойству мозга и работает приведённая здесь технология запоминания списков.
Что делаешь, то и тренируешь
Новый год я ждал с нетерпением. Всё гадал, что же подарят мне родители. Я намекал им на парочку интересных книг, на большой глобус, который видел в канцтоварах, на планшет для рисования… Да на что я только не намекал! Весь декабрь намекал-намекал, гадал-гадал, и все намеки пошли прахом – ничего я не угадал.
Мне и в голову не приходило, что родители могут подарить такое! Такое ненужное и даже неприятное.
Турник! Они подарили мне турник! Ну и шведскую стенку впридачу.
Отправили меня в магазин, я там отстоял огромную очередь из-за дурацкого зелёного горошка, а они в это время прикрутили в моей комнате эту несчастную лестницу и турник на неё повесили.
Видя, что я расстроился, папа сказал:
– У тебя же «четвёрка» по физкультуре только из-за подтягивания. Это уж моё упущение – не научил. Зато теперь, Вовка, наверстаем! Будешь на перекладине порхать, как… Как кто?
– Как сосиска, – буркнул я.
Папа только рассмеялся и потрепал меня по волосам.
– Ладно, шутник, тренируйся!
Тренироваться я, понятное дело, не стал. Знал ведь, что бесполезно – ну не приспособлен я для подтягиваний. А вскоре пришли гости. Мне подарили книгу и глобус, и я вообще забыл про турник.
На следующее утро я проснулся с восхитительной мыслью: «Наконец-то каникулы!»
Позавтракав новогодним тортом, я побежал на улицу. Там одиноко бродил Славик, шестилетний мальчишка из соседнего подъезда. Увидев меня, он обрадовался, будто не простой Вовка Соколов перед ним, а инопланетянин. Или живой динозавр. Только не опасный, а такой себе маленький и добрый динозаврик. Я бы точно такому обрадовался.
Больше никого из ребят во дворе не было, но мы и вдвоем со Славиком не скучали: вдоволь накатались с горки и слепили замечательного снеговика. Потом проголодались и убежали обедать новогодними салатами.
После салатов я опять вышел во двор. Очень уж хорошая погода стояла: тихо, не холодно, и снежинки большущие медленно опускаются. Их можно ловить ртом. Главное, дыхание задерживать, иначе на подлёте тают.
Однако половить снежинки я не успел – увидел Юрку с Серёгой. Это два приятеля из дома напротив. Они старше меня на целый год или даже два, и сейчас они катались с горки у своего дома. При этом глядели на меня и весело смеялись. А если Юрка с Серёгой смотрят на меня и смеются – это плохой знак.
От нехорошего предчувствия у меня заныло в груди.
Я перевел взгляд на то место, где мы со Славиком лепили снеговика, но там была только истоптанная кучка снега. Кое-где из неё торчали ветки. Те самые, из которых мы делали руки, волосы и лицо снеговика.
Ко мне подбежал Славик.
– Это Юрка с Серёгой сломали, – сказал он. – Я им говорил, чтоб оставили, а они сказали, что это ты строил, они из окна видели. А раз ты, то ломать можно. Почему можно, а, Вовка?
– Потому что они сильнее, – со вздохом ответил я и пошёл домой. Гулять мне совсем расхотелось.
Дома я сел читать книгу, но никак не мог сосредоточиться. Все крутилась у меня в голове эта фраза: «Потому что они сильнее», а ещё не давал покою растерянный взгляд Славика. Вспомнился и обидный смех одноклассников, когда я болтался на перекладине, и прозвище «сосиска». Хорошо хоть, оно не прижилось. После того как я рассказал о тайне запоминания списков, Лёнька дразнить меня перестал. Но что с того? Я всё равно был слабаком. Размазнёй. Сосиской…
Не хочу!
Я вскочил с кресла и махом взлетел на шведскую стенку. Наверху, под самым потолком, перебрался на турник и… ничего. Весь воздух вышел из меня, как из сдутого мяча. Я повис.
Немного поболтавшись, спустился. Замкнутый круг какой-то: не могу подтянуться, потому что слаб, но слаб, потому что не могу подтянуться! Я чуть не зарычал.
– Ну погоди, проклятая железяка! – Я погрозил турнику кулаком. – Всё равно разделаюсь с тобой.
Тут в комнату зашёл папа с кружкой в руках, и в воздухе разлился горький будоражащий аромат. Кофе. Мне его пока не разрешают, говорят, что я итак с шилом в одном месте, а с кофе и вовсе по потолку забегаю. А по потолку нельзя – над нами живёт тетя Валя, которая не переносит шум.
– Как твои тренировки? – спросил папа. – Получается?
– Смотря что, – с философским видом протянул я. – Висеть очень даже получается. Хорошо так вишу… Надёжно.
– Та-а-ак… – Папа поставил кружку на стол. – Ну-ка, покажи.
Я показал: провисел на перекладине не меньше минуты. Аж вспотел.
– И правда, хорошо висишь! – Папа почему-то обрадовался. – Ты только посмотри, какие пальцы у тебя сильные и цепкие. Просто замечательные пальцы! А что подтянуться не можешь, так это дело наживное. Тут ведь что требуется? Мышцы нужные подкачать да мозг научить. Правильно?
– Ну, правильно…
Я не очень понял при чем тут мозг, но папе виднее, он же врач всё-таки.
– Так-с, приступим! – Папа снял турник. – Подойди, Вовка, надо примерить… Ага!
Он повесил турник на уровне моего пояса и приглашающе повёл рукой:
– Ну, сын, устраивайся поудобнее. Спина прямая, руки на ширине плеч. Подтягивайся столько раз, сколько сможешь.
Я посмотрел на папу, потом на турник, потом опять на папу. Папа моих взглядов не понял. Даже когда я возмущенно раздул ноздри, он всё равно не понял. Тогда я сказал:
– Это же низкая перекладина! Так девчонки подтягиваются!
– Ну и что! Начнешь с низкой, закончишь высокой. Так в любом деле: от простого – к сложному. Вон в математике, начинаете с плюс-минус, а придёте к интегралам и логарифмам.
Папа подтолкнул меня к турнику.
– Давай, Вовка, не дрейфь. У тебя всё получится.
– Ещё бы оно не получилось, – проворчал я. – На низкой-то перекладине…
Так с ворчанием я и начал подтягиваться. Папа только командовал, чтоб я спину прямо держал.
– Отставить выгибаться! – говорил он. – Мы здесь не мостик делаем!
Я тянулся подбородком к перекладине и вслух считал:
– Раз, два, три…
«Семь» я уже простонал и только хотел плюхнуться на пол, как папа сказал:
– Стоп! Сейчас держись вот так, вверху, с согнутыми руками. Держись… Держись… А сейчас медленно опускайся. Ме-е-едленно. Молодец!
Я сделал всё, как говорил папа, и думал, что сейчас отдохну, но папа уже выдавал следующую команду:
– Сейчас берись узким хватом, так, чтобы ладони соприкасались. И всё то же самое: подтягиваешься до «не могу», задерживаешься в верхней точке и медленно опускаешься. Потом повторишь для широкого хвата, то есть когда руки широко расставлены. Всё, поехали!
Я сдвинул ладони на середину турника и с кряхтеньем потащил своё тело вверх. Тело вверх не хотело. Оно хотело лежать на полу и ничего не делать. Я второй раз потащил его вверх, дотащил по половины пути и сел.
– Всё, – говорю, – нет у меня больше сил.
– Да как же нет? – удивился папа. – А кто помогал мне грядки копать? А кто вёдра с картошкой таскал? А отжимаешься ты сколько раз? Двадцать? То-то же! Так что на силу не жалуйся – её у тебя вагон и тележка.
– Ну значит у меня силы воли нет, – не сдавался я.
Я думал, что папе нечего будет поставить против такого. Ну в самом деле, что требовать от человека, у которого силы воли не хватает?
– Силы воли, значит… – Папа недовольно хмыкнул. – А её, знаешь ли, с рождения не выдают, её вырабатывать надо. Сила воли – это ведь не просто желание, мол, если сильно что-то хочу, то сделаю. Ха! А если ты не можешь это «что-то» сделать? Ну вот никак! Что тогда, а? Я тебе скажу, Вовка, что тогда. Желание пропадаёт, вот что тогда! Вот тебе охота сейчас подтягиваться?
– Да не особо, – признал я.
– Во-о-от! А ещё пять минут назад ты рвался в бой!
– Замкнутый круг! – заключил я. – Я хочу, но не могу. А раз не могу, то уже и не хочу. Короче, зря вы мне турник купили.
– Что за детский сад?! – воскликнул папа. – «Хочу», «не хочу»… Говорю же, мало одного желания. Силу воли вырабатывают!
Я совсем расстроился.
– Это что же получается, – спрашиваю, – мне надо сначала силу воли выработать, а потом только к подтягиванию переходить?
– Нет, все намного проще. Сила воли – это, брат, штука, которая появляется у человека в том деле, которое он уже умеет делать. А как научиться его делать?
– Ну, не знаю… Просто делать…
– Вот именно, Вовка, вот именно! Что ты делаешь, то и тренируешь. Если ты на турнике подтягиваешься, то учишься подтягиваться. Если висишь, то – висеть. А если отступаешь, сдаешься, то сдаваться и научишься.
– Но я же не могу подтянуться!
– Почему не можешь? Вот же, сейчас только… Не висел? Не висел. Подтягивался? Подтягивался. Пускай на низкой – мы идём от простого к сложному. И замечательно идём!
Тут в комнату заглянула мама, и сразу запахло новогодними пельменями.
– Что за горячие дебаты? – спросила мама.
– Да вот, подтягиваться учимся, – сказал папа.
Мама посмотрела на турник, потом на меня, лежащего в виде помирающей звезды, и сказала:
– Так это же низкая перекладина. На ней девчонки подтягиваются.
Папа сел на кресло, закрыл лицо руками и что-то глухо забормотал.
А я, наоборот, встал, подошёл к турнику и сказал:
– Подумаешь, девчонки! Много они понимают… Мы тут силу воли вырабатываем, да, папа?
– Точно, – папа убрал ладони от лица и улыбнулся.
– Так что там с хватами? – спросил я, цепляясь за турник.
Папа поднялся и снова принялся командовать:
– Узкий хват! Ладони вместе! И раз, и два…
Когда я перешел к широкому хвату, мама одобрительно улыбнулась и, сказав, что нас ждут пельмени, ушла. Но мы на пельмени не повелись. Мы продолжили тренировку.
Когда я закончил подтягиваться всеми способами, папа сказал:
– Вот ты думаешь, зачем три разных хвата нужны? А это, Вовка, чтобы разные группы мышц тренировать. И ты заметил, что подтянулся больше? Обычным хватом только семь раз сделал, а с дополнительными – узким и широким – целых четырнадцать. Здорово, правда?! Несколько дней так позанимаешься и можно уже на высокую перекладину переходить. Только там своя хитрость. Смотри…
Папа перевесил турник вверх, встал под ним и вытянул руки.
– Гляди, лопатки подаем вперед, а потом поднимаем руки и чуть прогибаемся. Теперь из такого положения подпрыгиваем, хватаемся за турник и резко подтягиваемся. Хоп!
Папа будто взлетел, даже чуть не стукнулся головой о потолок. Но, к счастью, не стукнулся, а то тетя Валя потом неделю бы ворчала, что мы дикари и нас надо в цирк сдать, акробатами.
– Ты видел? – сказал папа сверху. – Я отогнулся, поэтому тянул себя не вверх, а под углом. Почти как на низкой перекладине. Это же намного легче, верно? Ну, я тебе потом ещё раз объясню. – Он спрыгнул и вернул турник вниз. – Вот такие дела! Научишься на низкой перекладине, потом с прыжком, а там и по-настоящему.
– Как все долго, – вздохнул я.
– И вовсе не долго, – не согласился со мной папа. – Зуб даю, что к концу каникул научишься. А теперь хватит уши греть! Давай ещё пару подходов.
Я потрогал уши. Они и вправду были горячими. Ну так у меня вообще все тело было горячим, и мышцы ощущались странно. Будто набухли. Причём, не только в руках, но и в плечах, в спине и даже в животе. Наверное, они уже начали расти.
Глядя, как я подтягиваюсь, папа шумно втянул пельменный запах и повторил:
– Запомни, Вовка, на всю жизнь: что ты делаешь, то и тренируешь!
На следующий день я проснулся с двумя восхитительными мыслями: «Каникулы!» и «Я подтягиваюсь!» Даже не знаю, какая мысль меня больше радовала.
Позанимавшись на турнике и позавтракав новогодним заливным из рыбы, я, как и вчера, отправился во двор. Как и вчера, там был один только Славик. И он лепил снеговика. Первый шар уже был готов, а Славик с кряхтеньем катил второй.
Увидев меня, Славик заулыбался:
– Вовка, идём снеговика делать! Мне мама морковку для носа дала и старый шарф.
– Зачем снеговику шарф? – фыркнул я, оглядываясь в поисках Юрки и Серёги. – Снеговик не мерзнет, а значит и шарф ни к чему.
Ни Юрки, ни Серёги не было, и я успокоился. Помог Славику затащить второй шар на первый и принялся катать третий. Славик же начал выковыривать из снега палки для рук.
Вскоре снеговик был готов. Нос-морковка смотрелся очень задорно, да и шарф добавил веселости. Ещё я сбегал домой, и мама дала мне две большие чёрные пуговицы для глаз. Снеговик стал совсем как живой.
Он улыбался, глядя на нас, а мы улыбались, глядя на него.
Вдруг за спиной у нас захрустел снег, и громкий Юркин голос сказал:
– Серёга, смотри, некроманты снеговика воскресили!
Мы со Славиком обернулись. Юрка и Серёга стояли позади, посмеиваясь и рассматривая нашего снеговика.
Я обреченно вздохнул. Понятно же, что они опять все разломают. Рядом сердито засопел Славик.
– Сами вы… эти… манты, – сказал он. – Это наш снеговик! А вы лепите свои и ломайте!
– Своих не интересно, – процедил Юрка и шагнул вперед, точно между нами.
Я отступил в сторону. А что ещё мне оставалось делать? Он старше и сильнее. И вообще, их двое, а я один. Славик же мелкий, он не в счет.
Только вот Славик не отступил. Он расставил ноги и склонил голову, как бык на корриде, но это ему не помогло – Юрка небрежно отмахнулся, и Славик упал.
Он сидел на притоптанном снегу и смотрел на меня. Губы его тряслись, а в больших глазах набирались слезы.
Я отвернулся. Но мысленно поклялся, что буду заниматься, как проклятый, каждый день буду подтягиваться и, когда стану сильнее, сразу дам отпор. Папа же обещал, что я смогу подтянуться к концу каникул. Вот в конце каникул и дам отпор.
Эта мысль меня приободрила, но всё равно я не мог смотреть, как Юрка, хихикая, выколупывает пуговичные глаза снеговика, а Серёга дёргает шарф. Лучше было вообще уйти.
Я хотел уже позвать Славика, но вдруг вспомнил слова, которые папа просил меня запомнить на всю жизнь: «Что делаешь, то и тренируешь». В груди у меня полыхнуло жаром, и я все-все понял! Я понял, что если сейчас отступлю, то всегда буду отступать. И даже когда научусь подтягиваться, даже когда стану сильнее… Я не смогу дать отпор.
Жар заполнил все моё тело, и сиплым чужим голосом я сказал:
– Отойдите!
Юрка с Серёгой удивленно переглянулись и посмотрели на меня.
– Что ты сказал?
– Отойдите! – решительно повторил я.
Конечно же я знал, что они не отойдут так просто, но всё равно на сердце стало легко и спокойно. Я даже улыбнулся, вот до чего хорошо мне стало. А затем сказал Юрке:
– Отдай глаза.
– Какие ещё глаза? – растерялся Юрка.
– Пуговицы, – пояснил я.
Юрка перевел взгляд на свою ладонь, где лежали пуговицы, и крикнув:
– На! – бросил ими в меня. А следом бросился и сам.
Мы повалились в снег и начали колотить друг друга куда попало. Руки у нас были в перчатках, и удары выходили совсем ерундовыми. Но когда мне по носу прилетело, на миг показалось, что перед глазами сверкнула молния. Я в ответ тоже двинул Юрку по носу. Он вскрикнул, и мы откатились друг от друга.
Вдруг Славик завопил:
– Наших бьют! – и снова склонив голову, как бык на корриде, ринулся на Серёгу.
Серёга от неожиданности замер. Славик врезался своей головой ему в живот, отскочил, как мяч от стены, и опять уселся в снег. А Серёга согнулся и, как рыба, выпучил глаза и раскрыл рот.
Я захохотал. На меня в любой момент мог наброситься Юрка, но я никак не мог остановиться, хохотал, как сумасшедший.
Вдруг рядом раздалось Юркино хихиканье. Оно перешло в какой-то похрюкивающий смех, и от этого похрюкивания я расхохотался пуще прежнего. Славик с Серёгой переглянусь, потом посмотрели на меня с Юркой и тоже начали смеяться.
Смеялись мы, наверное, минут пять или десять, и драться после этого совсем расхотелось. Серёга поправил на снеговике шарф и буркнул:
– И на что снеговику шарф?
А Юрка сказал:
– У нас тоже такие пуговицы есть, правда, они у папы на пальто…
Вчетвером мы быстро нашли в снегу пуговицы, и снеговик снова весело посмотрел на нас.
– Ему нужны друзья! – заявил Славик.
Мы с Юркой и Серёгой важно закивали и принялись катать снежные шары. А то как же, без друзей-то?
Чудо на уроке английского
Больше всего я терпеть не мог английский язык. И кто придумал учить его во втором классе? Я и русский-то толком не знаю. А они мне: «Хелоу! Хау а ю?»
«Хау-хау»… Отвратительно. Не понимаю я ваш английский и понимать не хочу! И учить не буду!
Только маму было жаль: она расстраивалась, видя мои мучения. Однажды ко мне даже пригласили репетитора.
Репетитор – седая дама, сильно пахнущая духами, – на второй же день объявила родителям:
– Ваш сын невероятно, просто поразительно…
Мама с папой заулыбались, наверное, решили, что она назовет меня невероятно умным. Но дама выдохнула:
– … ленивый! Не выучил ничего, что я задала! Не запомнил ни единого слова!
Мама с папой нахмурились, и мама сказала:
– Вообще-то, Вова прилежный и сообразительный мальчик.
Дама закатила глаза, тяжело вздохнула, а потом посмотрела твёрдым взглядом и отчеканила:
– Никаких гулянок, никаких телефонов и компьютеров и никаких книг! Лень следует выколачивать из ребенка с младых ногтей. Иначе толка из него не выйдет.
Про книги она зря сказала. Я сразу решил, что с таким репетитором мне не по пути, и громко заявил:
– Если толк выйдет, то бестолочь получится.
А папа добавил:
– Точно! Ещё Макаренко говорил, что огромные требования нужно соединять с огромным доверием, тогда только и научишь, и воспитаешь. А где же в вас доверие? Уж простите, но настоящий педагог всегда сможет заинтересовать ученика своим предметом и не станет обвинять ребенка в лености.
С каждым папиным словом на лице у дамы выступало по красному пятну, глаза становились все шире, а нижняя челюсть опускалась все ниже. А когда папа замолчал, дама по-лошадиному фыркнула, захлопнула рот и ушла, громыхнув дверью.
Больше «опытных учителей» и «педагогов со стажем» мне не приглашали. Мама сама занималась со мной, как могла. Но, видимо, я был полной бездарностью, потому что тройки прочно обосновались в моём дневнике. Мама грустно смотрела на них, тёрла лоб и бралась за учебник. Мы учили. А на следующий день в дневнике красовалась новая жирная тройка.
Но однажды случилось чудо.
Наконец-то к нам в гости приехал мамин брат – дядя Коля. От него вкусно пахло костром и интересными историями.
Весь вечер мы слушали его, сидя за столом и неспешно чаёвничая. Но вот я съел последнюю шоколадную конфету из коробки, которую привез дядя Коля, и мама тут же сказала:
– Вовка, допивай свой чай и неси английский. Будем учить.
Опять эти два слова – «будем учить». Как два последних гвоздя в крышку гроба. Гроб я видел только по телевизору, но гвозди в доску мог заколачивать целый час. Так и слышу два тяжёлых удара большим железным молотком: «будем» – «бум!» – «учить» – «бум!». Бр-р…
Чай я, конечно, допивал целых полчаса, потом налил ещё кружку, долго дул… Только чаю уже не хотелось, и я решил поесть. Но вот мама не дала:
– Вовка, не тяни резину. Спать скоро, а у тебя ещё конь не валялся.
Я представил ленивого коня, валяющегося на колючей соломе. Хорошо ему – никто не заставляет мычать по-коровьи или блеять по-бараньи. А мне вот говори на чужом языке. Эх, жизнь моя, жестянка…
Я поплёлся за учебником.
И вдруг дядя Коля сказал:
– Светлан, а давай я с Вовкой позанимаюсь.
«Ну вот, – подумал я, – ещё один учитель на мою голову нашёлся. Эх ты, дядя Коля…»
А мама засмеялась:
– Коль, ты же немецкий в школе учил. Ещё и с двойки на тройку перебивался.
– Тю, вспомнила! Это ж когда было… Спорим, Вовка завтра на «пять» ответит.
Думаю, в этот момент мои глаза стали размером с двухрублёвую монету. У мамы так точно с двухрублёвую, не меньше. Я посмотрел на папу. Он пальцем ковырял в ухе. Наверное, не поверил услышанному. Так как все молчали, ответил я:
– Согласен.
Очень уж мне хотелось ответить на «пять». Уверен, что глаза Тамары Семёновны – нашей учительницы английского – тоже станут непомерно большими. А уж девчонки с ребятами как удивятся! За мной прочно закрепилась слава троечника, а тут – «пять»…
Я так размечтался, что чуть не врезался в закрытую дверь своей комнаты.
– Эй, Вовка, – окликнул меня дядя Коля, – меняемся. Я тебе английский, а ты научишь меня сквозь двери проходить.
Он громко рассмеялся. Я сначала хотел обидеться, но вдруг и мне стало так смешно, что я расхохотался громче него. Из кухни выглянула мама и посмотрела на нас очень удивлённо. Ещё бы, это ведь ужасно странно – идти учиться и радостно хохотать.
Мы с дядей Колей сели за стол. Я быстренько раскрыл учебник, чтобы спрятать за ним своё творчество – на столе ещё в начале учебного года я нарисовал унылую рожу. Папа сказал, что она похожа на меня, и ругать не стал.
– Показывай, что задали, – сказал дядя Коля.
Я открыл нужную страницу и ткнул в упражнение.
– Вот. Прочитать и перевести.
– Тю, делов-то! Сейчас я тебя загипнотизирую, и ты выучишь все слова. А когда все слова знаешь, то читать и переводить легко. Так ведь?
– Так, – кивнул я и с сомнением посмотрел на текст.
Тут было штук тридцать слов. Даже если я пять из них знаю… всё равно много. Дядя Коля зачем-то достал с полки белый картон, разрезал его на прямоугольники и назвал их карточками.
– Смотри на меня, – сказал он утробным голосом. – Даю установку: сейчас ты выучишь все слова из этого упражнения.
Я смотрел на него, но, ей Богу, не чувствовал себя загипнотизированным. У меня только зачесалась левая пятка. Я незаметно поднял под столом ногу и почесал её. «Скыр-скыр,» – послышалось в тишине. Я замер. А дядя Коля продолжил как ни в чем не бывало:
– «Лук» – «смотреть». – Он написал красным фломастером на карточке «look», а с другой стороны чёрным – «смотреть». – Представь луковицу с глазами. Она смотрит на тебя, смотрит вокруг. Повтори три раза «лук», «лук», «лук» и мысленно держи картинку, как лук смотрит своими глазами.
Я представил круглую жёлтую луковицу. У неё были пластмассовые глаза, как у мистера Картофельная голова из «Истории игрушек», и они подмигивали. Мы с луковицей смотрели друг на друга, и я повторял: «лук», «лук», «лук».
– Отлично! – сказал дядя Коля. – Только язык подними вверх и коснись им бугорков за передними зубами. Вот, теперь говори. Слышишь? Так произношение становится правильным. Следующее слово «уош» – «мыть».
На второй карточке появилась надпись «wash».
– Вообрази большую вошь, которую ты моешь. Она извивается, хочет уползти, а ты её моешь мылом, в ванночке, можно и в стиральную машину запустить. Представляй эту намыленную вошь и повторяй «уош», «уош», «уош». И не забывай – язык всегда наверху, у нёба.
Так мы и выдумывали разные забавные вещи.
Глаз – «eye». Произносится как «ай».
Дядя Коля нацелил палец мне в глаз и сказал:
– Вот ткну тебе в глаз, и ты сразу закричишь: «Ай!»
Ухо – «ear». Как только я услышал это «иэ», тут же вспомнил Ослика Иа с его огромными висячими ушами.
Стул – «chear». На него поставили на ЧЕрепаху. Крепко поставили, так, что когда черепаха поползла, «чэа», то есть стул, пополз вместе с ней.
Слова дядя Коля записывал на карточки, а потом брал по пять штук и показывал мне русское слово, и я называл его по-английски. И всё быстрее и быстрее. Первая пятерка, вторая, потом все десять вместе… Ответы вылетали из меня, как пули, и я даже перестал вспоминать о луковицах и черепахах. Слова просто уже были у меня в голове.
– Всё! – сказал дядя Коля и хлопнул в ладоши.
Я моргнул и признался:
– Дядя Коля, у вас не получилось. Я, наверное, из тех, кто не поддаётся гипнозу.
– Ерунда! – заявил дядя. – Этому гипнозу поддаются все. Мозг человека так устроен, чтобы запоминать картинки. Ну-ка, как будет по-английски «смотреть»?»
– Лук, – мгновенно сказал я. Потом поднял язык к бугоркам и с настоящим английским акцентом повторил: – Look.
– Молодец! Читай текст!
И я прочитал. А потом перевёл. Вот это и было чудо! Я всё-всё понимал, я знал каждое слово в этом упражнении. Текст был ясен и прозрачен, как только что вычищенный аквариум. Слова-рыбки плавали спокойно и неторопливо, поворачиваясь ко мне то одним боком – русским, то другим – английским. И я знал каждую.
Я раскрыл рот и уставился на дядю. Подействовал гипноз!
– Маме пойдём хвалиться? – спросил дядя Коля.
– Мама! – Я ворвался на кухню, как ураган.
Мама уронила кастрюлю. Хорошо, что пустую.
– Я все выучил! – прокричал я.
Левый глаз у мамы задёргался, а папа посмотрел на часы и спросил:
– За тридцать минут?
– Да! Дядя Коля меня загипнотизировал, и теперь я знаю все слова из упражнения.
Родители вытаращили глаза на вошедшего следом за мной дядю Колю. Он улыбнулся, потрепал меня по макушке и сказал:
– Да пошутил я про гипноз. Вовка сам всё выучил. Светлая голова.
Родители перевели недоверчивый взгляд на мою голову. Видимо, осмотр их не удовлетворил, так как мама потребовала доказательств. И я доказал! Прочитал, перевёл, а ещё по карточкам назвал все слова вразнобой.
– Как?! – спросила мама. – Как это возможно?! Это трюки? Фокусы?
– Уж простите, кроликов из шляпы не достаю, – ответил дядя Коля. – У меня научный подход. Вовка, говори любое слово.
Я открыл учебник и ткнул пальцем наугад. Попал в слово «garden». Дядя Коля воскликнул:
– Отличное слово! «Га-адн» – «сад». Представляем – сад, яблоневый! И по нему между деревьями ползают гады. Шипят, извиваются. Под их скользкими длинными телами даже землю не видать. Много гадов! Держим мысленную картину «гады в саду» и повторяем: «га-адн», «га-адн»,«га-адн».
А я важно добавил:
– И язык вверх, на бугорки, ставьте.
Родители послушно затянули «га-адн», «га-адн»,«га-адн».
– Удивительно, – сказала мама. – Я запомнила.
Утром я весело перепрыгивал лужи, оставшиеся после ночной грозы. Весеннее солнышко слепило глаза, распускающиеся на деревьях листочки радостно трепетали мне вслед, а я впервые за долгое-долгое время спешил в школу.
Английский был вторым уроком. Я так его ждал, что еле высидел математику. Но наконец он настал – мой звёздный час!
Я очень хотел, чтобы меня спросили, поэтому старательно прятал взгляд. Тамара Семёновна никогда не спрашивала тех, кто поднимает руку. Она высматривала опущенные глаза и сутулые спины. Именно этим несчастным приходилось держать ответ. То ли дело наша классная – Галина Ивановна. Она всегда поднимала тех, кто готов. Это же правильно, так ведь? Зачем спрашивать того, кто всё равно не ответит?
Итак, я вжал голову в плечи и рассматривал надпись на столе. Почему-то Галина Ивановна посадила меня за парту с нацарапанным «Вовка-дурак». Наверное, она просто не заметила.
– Заданный на дом текст прочитает нам…
В тишине раздавалось чуть слышное: «Можно я? Можно я?». Это как всегда трясла рукой наша отличница Ленка Шапкина.
… – прочитает нам… Вова Соколов.
Все дружно выпрямились и завозились. А я встал. И широко улыбнулся. Тамара Семёновна удивленно посмотрела на меня поверх очков.
Я вышел, встал перед классом и громко начал:
– Лук эт вэ тэйбл…
Все ребята смотрели на меня, открыв рты. А я читал…
Когда я закончил, глаза у Тамары Семёновны округлились, но всё равно были меньше, чем у мамы.
– Перевод, – провозгласил я. – Посмотрите на стол…
Я боялся, что перевести учительница попросит кого-нибудь другого, поэтому торопился и вместо «сядьте на стул» сказал «сядьте на черепаху». Ребята засмеялись, и я тут же исправился.
– Садись, – растерянно сказала Вера Петровна. – Пять…
Я оглядел класс. Ребята смотрели на меня зачарованными глазами, и только Ленка Шапкина страдальчески закусила губу.
Внутри меня распирало от радости. Хотелось прыгать и орать что-нибудь дикое, но я сделал спокойное лицо и прошёл на своё место с таким видом, будто ничего особенного не произошло. А внутри-то распирало!
Ну, дядя Коля, держись! Я тебя из нашей квартиры ещё месяц не выпущу. Будем учить!